Текст книги "Некондиционный (СИ)"

Автор книги: Юрий Силоч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Простите, девочки. Вы слишком много видели…

Я не стал бы его останавливать, даже если бы и хотел. В конце концов, я совсем недавно желал этим шлюхам мучительной смерти и теперь должен быть удовлетворён. Однако этому мешало осознание того, что мы сотворили несусветную глупость, которая аукнется нам в самом ближайшем будущем.

12.

– Мы должны рассказать обо всём Рутланду, – сказал я, когда мы с Глазастиком переступили порог квартиры. Зрелище то ещё – оба с головы до пят в кровище, кое-как оттёртой снегом. Хорошо хоть догадались запутать следы, иначе найти нас было бы легче, чем пропить зарплату патрульного.

– Ага, чтобы он нас пристрелил? Нет, нет и ещё раз нет. Затаимся. Мало ли тут отморозков, район-то так себе…

– Нас будут искать и обязательно найдут, – я помотал головой. – Здешняя шпана, конечно, больше приучена запугивать торговцев хот-догами, но если дело дойдет до новокопов, а оно дойдет…

– Не дойдет! – Глазастик обернулся и ткнул меня пальцем в грудь. – Выждем. Тут убивают каждую ночь, мало ли, что могло случиться.

– Да, убивают, но не рвут на куски! – я повысил голос, не сумев удержать эмоции. На шум из комнаты вышли Балу и Малой.

– Ни хрена себе! – сказал юнец шокировано, увидев нашу одежду.

– У нас проблемы? – деловито осведомился Балу.

– Ничего серьезного! – рявкнул Глазастик.

– Это теперь так называется? «Ничего серьезного»? – саркастически спросил Малой.

– Вали спать, мелочь! – огрызнулся Глазастик.

– Мне тоже валить? – пробасил здоровяк, приближаясь. – Рассказывай. Немедленно, – он навис над Глазастиком, и тому ничего не оставалось, кроме как подчиниться и в двух словах объяснить, во что мы вляпались. Вид у него был как у провинившегося школьника.

– Ни на секунду нельзя отпускать от себя. Как ребёнок, – покачал головой Балу, а Малой подвел итог, до которого я сам додумался несколькими минутами ранее:

– Мы в дерьме. Рутланд должен знать.

– Опять… – страдальчески прошелестел синтетический голос, и Азимов поднялся на ноги, сваливая на пол все вещи, разложенные на нём за то время, что он был в спящем режиме. – Только-только всё начнёт налаживаться, как люди снова всё испортят. Я вас ненавижу.

– Ты сейчас же свяжешься с Рутландом и всё расскажешь, – Балу приблизил свое лицо вплотную к Глазастику, и тот мгновенно почувствовал себя маленьким и слабым.

– Не смей мне указывать, – прошипел он, отворачиваясь. – Ты мне не командир.

– А я и не командую. Я просто даю время на то, чтобы сделать это, а потом либо сообщу сам, либо начну ломать тебе кости, – от полного отсутствия эмоций в голосе Балу становилось не по себе.

– Ребята, нам надо успокоиться, – встрял Малой, стоявший на холодном полу в одном белье и замёрзший. – Расслабьтесь, чё вы как эти…

– Не лезь, тебя не спрашивают, – не поворачиваясь, сказал Балу всё тем же нарочито бесцветным голосом. – Глазастик. Я жду.

– Да пошел ты! – оскалил жёлтые зубы бессмертный герой-любовник и попытался оттолкнуть Балу.

– Привет, парни! – стена-экран ожила, явив нам лицо Рутланда. Он непринуждённо улыбался.

– Здравствуй! – первым отозвался Балу, закрывая нас от всевидящего ока босса.

– Простите, что звоню поздно, просто у меня машина сломалась, а завтра нужно будет съездить в центр. Не подкинете меня? Можно без водителя, я сам справлюсь.

Балу кивнул. Ни один мускул не дрогнул на его лице:

– Конечно, никаких проблем.

– Спасибо, ребята, очень выручили, – улыбнулся Рутланд. – Тогда завтра на старом месте в обычное время, хорошо?

– Да, я понял.

– Пока-пока, – Морган отключился, экран погас. Мы молчали.

– Ну охренеть… – сказал Малой и помчался одеваться.

Разумеется, Рут звонил нам вовсе не для того, чтобы попросить машину на завтра. Фразы были условными, оговорёнными заранее, и, если знать, как они расшифровываются, можно было понять, что дела идут хуже некуда. Нас обнаружили, и теперь Нейрокорп захлопывала ловушку. Вся организация должна была сняться с места и небольшими группами покинуть оцепленный район. Что-то мне подсказывало, что охота будет идти именно за нами. Быстро же полиция среагировала…

– Хватаем вещи и выходим! – рявкнул Балу, метнувшись в комнату и натягивая рабочий комбинезон. Глазастик и я последовали за ним, лишь Азимов ворчал, стоя в коридоре:

– Лучше б меня разобрали на запчасти в Нейрокорп… Для чего все эти мучения?

Голос робота действовал на нервы. Я и так был готов запаниковать. Подсознание с каким-то садистским удовольствием подсовывало картинки, на которых в башне Нейрокорп, этаже на тридцатом, открываются технические ворота, и из них бесшумно выскальзывает рой небольших серебристых вертолётов. Рубленая, хищная форма корпуса. Без иллюминаторов и пилотов. Массивные «животы» десантных отделений несут в себе саму Смерть – пока что безобидную: сложенную, дабы занимать минимум места. Но это ненадолго. Скоро она распрямится в полный рост, поигрывая мускулами из стали, скрытыми под кевларовой кожей и керамическими доспехами с надписью «Полиция».

Расползётся по трущобам, обыскивая каждую щель, затопит серо-чёрными стальными метастазами весь район.

Улей.

Безликий, безмозглый и беспощадный. Не терзающийся сомнениями и моральными дилеммами.

Ты даже не сможешь посмотреть в глаза своему убийце, поскольку он будет далеко-далеко, выше облаков, и технически будет совершенно чист. Он не наводил на тебя оружие, он не спускал курок. Он лишь нажал на кнопку, что выпустила зверей из клетки. Остальное произошло без чьего-либо участия. Некого винить в твоей смерти, некому мстить.

Все движения я выполнял автоматически, несмотря на отчётливую слабость в коленях.

– Наверное, камеры… – бурчал себе под нос Глазастик, сбегая вниз по лестнице. Позади нас двоих громко топал Балу и лязгал металлическими пятками по бетону Азимов.

– Да, точно… Иначе как бы они так быстро…

– Да заткнись ты уже! – рявкнул Балу. – Хватит истерить!

Мы выбежали на улицу, едва не выбив дверь подъезда, и сразу же нырнули в переулок. Как настоящие крысы – чувствовали себя в безопасности только в тёмном закрытом пространстве. Метель усилилась, в тридцати метрах уже ничего не было видно, но на холод лично я внимания не обращал, поскольку была намного более весомая причина заходиться в приступах дрожи.

– Куда ты нас ведешь? – спросил я у Глазастика.

– Под землю! – запыхавшись от бега, отвечал он. – В канализацию, туннели метро, куда угодно.

– Они же их перекрыли! – крикнул Малой. – Должны были!

– Прорвёмся! Там больше шансов, чем на поверхности!

– Нет уж, я не пойду! – этот идиот остановился как вкопанный. У него в глазах невооружённым взглядом была видна едва сдерживаемая истерика.

– Нет времени ждать! – рыкнул на него Глазастик, но не помогло. Малой шагнул назад, очевидно, намереваясь убежать, но я не дал ему этого сделать, аккуратно, чтобы не повредить мозги, закатав в лоб.

– Встать! – рявкнул я, и юнец тут же торопливо поднялся с земли и послушно потрусил за нами.

Немного позже я поймал благодарный взгляд Глазастика.

В канализации было на удивление тепло. Пахло сыростью и плесенью. Мы шли, изредка кашляя в клубах плотного пара, вонявшего грязью и мыльной водой. Туннель постепенно сужался.

– Стоп! – скомандовал Глазастик. – Надо перестроиться. Стволы никто не забыл?

Насчёт этого можно было не беспокоиться. С пустыми руками не шёл никто, но, к сожалению, оказать реальное сопротивление новокопам могли только я, Балу и Азимов. Штурмовая винтовка Глазастика и пистолет-пулемёт Малого были, бесспорно, красивыми игрушками, но архаика есть архаика – полицейских они могли разве что поцарапать.

– Азимов, иди первым. Эйдер, ты второй. Я в центре, Малой позади меня. Балу, замыкающий.

– Угу, – кивнул здоровяк.

– «Угу»... – передразнил его Глазастик. – Спину прикрывай. И заряди что-нибудь, что может туннель обрушить.

Темнота. Зловещая тишина. Поначалу она давила, как тяжёлый мешок, заставляла сгибаться, дабы казаться меньше и незаметнее, но потом, когда мы к ней привыкли, другие шумы стали едва ли не оглушительны. Журчание воды, шаги, чьё-то тяжёлое дыхание, крысиный писк, непонятные вибрации, идущие от земли, бряцанье оружия. Казалось, наш небольшой отряд производит шум, сопоставимый с целым духовым оркестром, и куда проще было бы просто идти и кричать: «Ау, полиция, мы тут!», чем вот так вот красться с грацией слона в посудной лавке.

– Кто-нибудь вообще знает, куда мы идём? – прошептал Малой.

– Вперёд, – буркнул Глазастик. – Топай давай.

Замечательно. Только сейчас я осознал, что ни у кого из нас нет ни схемы туннелей, ни плана действий. Всё, чем мы занимались доселе, – чистой воды импровизация.

– Темп не сбавляем, держим направление, – Глазастик, будто услышав мои мысли, решил подбодрить команду. – Спокойно, куда-нибудь да выйдем!

– Отличная перспектива, Глазастик, – приглушённо сказал Азимов, поворачивая голову. – Ты очень предусмотрителен.

– У тебя есть другое предложение, железяка? – огрызнулся самопровозглашённый командир. – Готов выслушать.

– Никаких предложений, кусок мяса. Просто хотел сказать, что скачал карту туннелей, пока вы успокаивали нашего ребёночка.

– Оу, – осёкся Глазастик. – Ну… Спасибо.

– Не за что, – если бы Азимов мог добавлять в свой голос интонации, то наверняка я бы услышал сарказм.

– Куда же мы идём? И как долго надо будет двигаться?

– Несколько часов минимум. Скоро должен быть туннель побольше.

И правда, через полчаса ходьбы, напряжённого вслушивания и ожидания нападения из любой тени наш туннель закончился, влившись в другой – намного шире и, судя по виду, старше. Стены тут были не бетонные, а каменные, покрытые паутиной и плесенью. В жёлобе на полу непрерывно журчал поток грязной воды.

Азимов повёл нас вдоль по течению, под уклон. Смотреть по сторонам быстро надоело, однако, чёрные провалы туннелей поменьше, таких же, как тот, из которого вышли мы, не давали расслабиться. Нервное напряжение не отпускало, но со временем всё-таки начало притупляться.

Вдруг Азимов остановился. Резко, настолько, что я едва не врезался ему в спину.

– Что там? – обеспокоенно спросил Глазастик. – Почему стоим?

– Сверяюсь с картой, – ответил робот. – Впереди колодец.

Азимов не подвёл: пройдя ещё немного, мы сначала услышали нараставший шум воды, а затем увидели, как наш туннель обрывается, соединяясь с широкой шахтой, диаметром сравнимой со сваями, на которых стояло «Вольфрамовое древо». Стало жарко и сыро, как в джунглях. Стены колодца были буквально увиты металлом – лестницы, небольшие балконы, просто куски арматуры, а сверху лились потоки сточных вод из разных туннелей, сливаясь, объединяясь в один большой грязевой водопад.

– Надеюсь, вы не боитесь намокнуть, дамочки? – спросил Азимов. Мое подсознание тут же окрасило негромкий свистяще-шепчущий голос в ироничные тона, которые робот, к сожалению, не мог воспроизводить самостоятельно.

– Топай давай, – буркнул Глазастик. – Сам смотри не заржавей, Железный Дровосек…

Лестницы и переходы были источены сыростью и держались на соплях. Они скрипели и прогибались под весом Азимова, вниз сыпалась ржавая крошка. Даже сквозь шум воды я услышал, как Глазастик то ли ругается, то ли молится вполголоса. Я, наверное, со стороны выглядел не лучше. Очень уж не хотелось оказаться внизу, в непонятно куда текущей грязной жиже и дерьме. Там не помогут полицейские имплантаты и боевые умения – всё бесполезно. Пойду ко дну как топор, и никто не сумеет меня найти, даже если очень сильно захочет. Волосы на загривке шевелились от ужаса, я цеплялся за крошившиеся под моими пальцами ржавые склизкие перила, как утопающий за соломинку, и молился всем богам одновременно. Ноги не слушались, так и подмывало послать всё к черту и отправиться обратно, надеясь на то, что ищейки Нейрокорп не выйдут на мой след.

Когда мы ступили в туннель, расположенный уровнем ниже и забирающий вправо, то смогли, наконец, с облегчением выдохнуть.

– Охренеть… – сказал Малой, истерически хихикнув. – Я чуть не…

– Тс-с! – Глазастик приложил указательный палец к губам. – Не расслабляться! Азимов! Долго ещё?

– Да. Мы пойдём на глубине. Рискнём.

– В смысле, рискнем? – насторожился Малой.

– Нижние туннели могут быть полностью затоплены, а выходы на поверхность запечатаны. Есть все шансы наткнуться на бетонную пробку или какой-нибудь фундамент.

– А как-нибудь иначе пройти нельзя?

– Можно. Но там выше вероятность наткнуться на копов.

Одно лишь упоминание о стражах закона и порядка заставило всех нас умолкнуть и продолжить путь. Куда бы ни вёл нас Азимов, хоть в ад – плевать. Главное, чтобы подальше от…

Резкий скрежет, раздавшийся в шахте, заставил обернуться всю команду.

– Что это было? – испуганно спросил Малой, и тут же, будто отвечая на его вопрос, мимо нас пролетели куски металла, очевидно, ранее бывшие лестницами и балконами, по которым мы шли.

– Вот чёрт! – вскрикнул Глазастик. – Хорошо, что…

Стальная ладонь Азимова заткнула рот прежде, чем он что-то успел сказать. Робот несколько раз раздражённо махнул рукой вдоль туннеля, и мы, верно истолковав его приказ, побежали. Я тоже услышал. Это было позади нас. Тихое жужжание, едва слышное, на самой границе восприятия. Оно приближалось, и я знал, в чём тут дело. Туннель заворачивал вправо, я на мгновение остановился, присев на колено и взяв дробовик наизготовку. Все равно мы сломали строй и бежали всей кучей, так почему бы мне не побыть замыкающим?

Из-за угла вылетела небольшая серая штуковина, похожая на детскую игрушку. Круглая, с двумя небольшими винтами и глазом-камерой.

– Коптер! – вскрикнул Глазастик, наводя винтовку, но я оказался быстрее и разнёс эту штуковину вдребезги прежде, чем она успела хоть как-то отреагировать.

Заряд дроби прошил коптер насквозь и отбросил назад, во тьму туннеля, а я уже поднялся и побежал вслед за остальными.

– Надо завалить туннель! – кричал паникующий Глазастик, догоняя гранатомётчика.

– Быстрее, куски мяса, быстрее! – подгонял нас Азимов, бежавший впереди. – И верните уже строй, болваны!

Опомнившись, мы вернули прежнее построение и бежали уже без испуга и истерики, а сосредоточенно, готовясь к неизбежному. Наконец-то случилось то, что должно было случиться. Нас обнаружили, и встреча с новокопами теперь – лишь вопрос времени.

Бег, сопение, брызги воды. Колонна растянулась, здоровяк Балу безнадёжно отстал. Я уже начал задыхаться, когда Азимов вдруг остановился.

– Контакт! – крикнул он, падая навзничь, и, быстро передвигаясь на четырёх конечностях, рванулся куда-то вправо и вперёд.

Включилась боевая программа, снова появилось ощущение, будто мир невообразимо замедлился. Рефлексы сработали как надо – я даже не заметил, когда успел упасть на колено, вскинуть дробовик и выпалить куда-то в темноту.

Пришлось отключить ночное видение, поскольку Малой и Балу зажгли фонари, вспоровшие тьму двумя мощными белыми лучами, выхватившими то, от чего я так часто просыпался по ночам, покрытый холодным потом.

Три тёмно-серые стальные фигуры, внезапно появившиеся из-за изгиба туннеля, мчались в нашу сторону. Неестественно тонкие и чрезвычайно хрупкие на вид, выглядевшие, как анорексичные марионетки, они казались частью какой-то сюрреалистичной галлюцинации. Нереальные и отталкивающе чужие куски бездушного металла и керамики. Цепные псы.

Неизвестные маркетологи, будто бы специально для усиления устрашающего эффекта, приняли решение рисовать на головах этих машин убийства смайлики. Если ты законопослушный гражданин и смотришь на новокопа днём, то это выглядит довольно мило. Новый, позитивный имидж полиции и всё такое. Однако сейчас, в белом свете фонарей, лязгавшие стальными пятками по полу и мчавшиеся ко мне, эти машины выглядели просто дьявольски пугающими, не в последнюю очередь, благодаря смайликам. Разительный контраст между внешней теплотой, механическим равнодушием и ужасающими намерениями.

Я оказался один на один с противником, который не только не был слабее, но ещё и превосходил меня на голову. От крутых имплантатов толку было немного, вся надежда на «Осаду» в моих руках.

Первый залп улетел во тьму, не причинив копам никакого вреда.

Второй угодил в голову робота, что подобрался ко мне на неприятно близкое расстояние. Выстрел в упор из «Осады» разнёс его металлическую башку вдребезги. Словно в замедленной съемке я видел, как из его головы вылетают куски стали, меди и пластика, красиво переливаясь в лучах бледного света.

Позади меня ожил ствол Глазастика, но никакого результата его огонь не принёс. Вполне ожидаемо. Пули, выпущенные из его штурмовой винтовки, рикошетили от керамических частей брони, застревали в кевларе, упорно стараясь проделать путь внутрь, но никак нападающим не вредили.

Неизвестно откуда взявшаяся серая тень сгребла новокопа и, крепко обхватив конечностями, покатилась по полу, отвешивая тумаки, звучавшие так, будто кто-то лупил арматурой по рельсу. Ещё два выстрела в спину полицейскому, попытавшемуся выручить товарища из цепких объятий Азимова, и всё кончено.

«Боже мой, я жив…» – свербела в мозгу мысль, заставлявшая меня внутренне скручиваться от ужаса и осознания того, что я сумел избежать почти неминуемой гибели.

Нам повезло, что копы не успели использовать стрелковое оружие, иначе валяться всей нашей команде продырявленной.

«Боже…»

– Бежим! Вперёд! Не останавливаться! – Азимов стоял в полный рост, держа оторванную руку новокопа как дубинку. – Нужно прорваться!

Сзади послышался всё тот же скрежет металла по камню, что и ранее. Я обернулся для того, чтобы увидеть в бледном и дёрганом свете фонарей, как к нам спешит целая орда копов, очевидно, не сумевших скоординировать атаку со своими собратьями. На первый взгляд, их было не менее десятка, они бежали к нам, наводя оружие. Зазвучали выстрелы, пока что, из-за высокой скорости передвижения полицейских, неприцельные. Пули впивались в камень стен, расщепляя его в крошку, и рикошетили, оставляя за собой яркий трассирующий след.

– Стреляй, Балу! – крикнул Глазастик.

Я хотел остановить его, но, увы, слишком поздно. Гранатомёт поднят, хорошо заметно, как из его ствола со свистом вылетает заряд и ударяется взрывателем о потолок – совсем рядом, критически рядом с самим Балу.

Вспышка фосфора – невыносимо белая – чуть не выжгла мне сетчатку и заставила заорать от резкой боли в привыкших к темноте глазах. Ближайших копов накрыло взрывом. Их металлические тела разметало в разные стороны. Точно так же опрокинуло и беднягу Балу. Здоровяка поглотил шквал сияющего пламени и осколков, прокатившийся по туннелю и едва не добравшийся до нас.

Казалось, содрогнулась сама земля. Я упал на землю, ничего не слыша и не соображая. Потолок туннеля осыпался, навечно погребая останки Балу под грудой земли, песка, бетонной крошки и камней.

– Бежим! – шелестящий синтетический голос, пробивавшийся сквозь звон в ушах, вывел меня из состояния шока. – Бежим, ему уже не поможешь! Касается всех!

Азимов промчался по туннелю, рывком поднимая на ноги оглохших и ослепших от близкого взрыва Глазастика и Малого.

– Бегом! – при этих словах он отвесил хорошего пинка под зад Малому. Тот отлетел в сторону, вскрикнув и ухватившись за задницу. Глазастика подгонять не пришлось, он быстро взял себя в руки и помчался вперёд по туннелю едва ли не быстрей Азимова. Туннель обваливался за нашими спинами, и это заставляло бить все рекорды в беге на короткие дистанции. Когда мы упали без сил, то поняли, что потолок больше не грозит рухнуть нам на голову.

Так или иначе, ценой жизни Балу мы отсрочили свою гибель.

Очень хотелось надеяться, что мы вырвались.

13.

В лабиринте туннелей, лазов, коллекторов и технических ходов – только вперёд. Долго – до тех пор, пока само время не сжалось в точку и не перестало существовать, отмеряемое стуком шагов и гулким эхом, бьющимся в покрытые тёмными разводами бетонные стены.

Если бы не Азимов, мы давно бы уже заблудились. Никто не говорил ни слова, все переваривали произошедшее и угрюмо отсчитывали шаг за шагом, стараясь беречь дыхание и не отставать. Наконец неутомимый робот скомандовал привал, и мы повалились прямо на пол. Мои ноги гудели, очень хотелось есть. Звон в ушах исчез не полностью, а остался где-то на грани слышимости, очень похожий на тончайший комариный писк.

Азимов сбегал дальше по туннелю и, вернувшись, сообщил, что пока копов не видно и не слышно.

Мы сидели, прислонившись к холодным стенам туннеля, что были покрыты какой-то отвратительной слизью, похожей на сопли. Молчали. Никто не хотел сказать первое слово, дабы не спровоцировать конфликт, поэтому о Балу пока предпочли просто забыть. И этот негласный договор сработал бы, если б не Малой.

– Спасибо тебе, Глазастик, – бросил он, сверкая глазами. – И тебе, Эйдер. Надеюсь, вы хорошо отдохнули, придурки.

Мы игнорировали его, даже не поворачиваясь на голос, но пацан не унимался:

– Я с вами разговариваю, уроды! Как себя чувствуете, зная, что Балу погиб, защищая вас? А? А может быть, погиб уже и не он один. Вы вообще думали, скольких из нас могли перестрелять… – он так и не решился сказать «новокопы», очевидно, терзаемый каким-то суеверным страхом.

– Лучше заткнись и восстанавливай дыхание, – буркнул Глазастик, и Малой прицепился к этим словам, стремясь разжечь ещё больший конфликт.

– О-о, вы посмотрите, кто у нас тут заговорил. Не смей затыкать меня! – его затрясло. – Мы все чуть из-за тебя не подохли, а может быть, ещё и подохнем, а ты смеешь приказывать! Пошёл ты, Глазастик! Пошёл ты на хрен, урод! Пошли вы оба! – юнец уже не кричал, а верещал истерично на весь туннель.

– Слушай, нам всем жаль Балу… – попытался я урезонить Малого, заранее зная, что это ни к чему не приведёт.

– О, вы посмотрите, ему жаль!

– Пр-рекратить истерику! – гаркнул Глазастик и, подскочив к Малому, заехал ему по морде.

Уже второй раз за сегодня, надо же. Кажется, я знаю, кто в нашей команде по-настоящему слабое звено. Если мы и дальше будем вести себя, как тринадцатилетние девочки, то никто не доживёт до рассвета. По крайней мере, если бы мне предложили пари, я бы поставил на новокопов.

– Ах ты!.. – Малой откатился и поднял свой пистолет-пулемёт, направив ствол на Глазастика.

– Ты что, совсем охренел? – перспектива закончить свою бессмертную жизнь не вызвала у нашего самопровозглашённого предводителя никакого энтузиазма. – Медленно. Опусти. Ствол. И никто не пострадает.

Оружие тряслось, руки Малого дрожали. Кажется, он понял, какую хрень только что сотворил. Я наблюдал за этим, затаив дыхание. Как бы ни звучало, но смерть Балу была оправданной – он завалил туннель и отрезал преследователей. А вот начать стрелять друг в друга – это уже определённо перебор. Наверное, такими нас и рисовала пропаганда Нейрокорп – истеричными, озлобленными и дёргаными, готовыми передавить друг друга.

Пауки в банке.

Малой всхлипнул и отбросил оружие, глухо брякнувшееся об пол. Глазастик, издав рык, бросился на пацана с кулаками, однако между ними выросла двухметровая фигура Азимова.

– Ты не должен этого делать, – произнёс он. – Не усугубляй. Остынь.

– Да пошёл ты, – Глазастик двумя руками резко толкнул Азимова в грудь, впрочем, без особого успеха, робот даже не шелохнулся. – Не в тебя стволом тыкали! Грёбаная железяка… – он сплюнул на пол и, отойдя в сторону, плюхнулся у стены.

Снова воцарилось молчание. Азимов не шевелился, стоял на том же самом месте, что и раньше, Малой всхлипывал, Глазастик что-то недовольным полушёпотом бубнил себе под нос.

– А почему Балу так ненавидел педофилов? – спросил я, как оказалось, вслух.

– М? – Глазастик поднял голову. – Ах, ты об этом… Там очень грязная история. Жаль его...

Бессмертный замолк, а я испытал острое чувство вины. Чёртов алкоголик. Если бы я тогда не согласился, не поддался на уговоры Глазастика и никуда не пошёл, всё могло бы быть по-другому, и Балу был бы жив.

– Когда работал патрульным, он поймал одного педофила прямо с жертвой. Маленьким мальчиком, – сказал Глазастик внезапно. Видно, ему самому хотелось выговориться. – Набил ему морду, чуть не изуродовал. А этот придурок оказался какой-то шишкой в Нейрокорп… Очень важной. Это он так ездил развлекаться на окраины. Посадит какого-нибудь мальчика к себе в машину и вперед – отдыхать от тяжёлой офисной работы. Ха… Сами понимаете, Нейрокорп – это вам не шпана с улицы. Урода отмазали, а у Балу появилось много проблем с начальством, но всё дело не в этом… – мы слушали молча, а бессмертный продолжал говорить, словно и не с нами, уставившись в пол. – Тот педофил из Нейрокорп… Он украл семилетнего сына Балу, накачал наркотиками, и… Ну, вы понимаете. Он даже наделал фотографий и на домашнюю электронную почту Балу переслал. А потом нашли тело…

Да, это было похоже на правду, хоть и слушать рассказ Глазастика было жутко. В Нейро-Сити частенько происходили подобные истории – я сам видел много такого, что предпочёл бы забыть. Закон работал только в центре города в светлое время суток. А вокруг царило безумие. Сильные издевались над слабыми, как им было угодно, и никто ничего не мог с этим поделать. Маленький человек, перешедший дорогу большому, мог только напиться и пустить себе пулю в лоб. Только так можно было взять судьбу в свои руки. Дерьмо… Сплошное дерьмо вокруг.

– Балу пришил того гадёныша и подался в бега. Разумеется, его поймали, списали со службы и запихнули в виртуалку… Потом был бунт полицейских, Рутланд с Организацией… Но это уже другая история. Как-то так…

Несколько минут мы просидели в молчании и переваривали рассказ Глазастика, пока он сам как-то подозрительно шмыгал носом. Интересно, глаза-имплантаты могут плакать?

Наверное, лицо у меня было совсем печальное, раз Азимов обратил на меня внимание.

– Спорим, – синтетический голос, прозвучавший прямо над ухом, заставил меня дёрнуться, – ты сейчас думаешь о том, что всё можно было бы предотвратить.

– Ой! Ну ты меня и напугал! – мрачно зыркнул я на робота, непонятным образом сумевшего ко мне подкрасться. Его покрывало-саван теперь приобрело тёмно-серый оттенок и идеально сливалось со стенами.

– Я прав?

– Прав, – кивнул я, опуская взгляд к полу. – Всё могло бы быть иначе.

– Не могло, – Азимов как-то слишком по-человечески помотал головой. – Поэтому соберись и прекрати казнить себя. Во-первых, все люди так или иначе смертны. Ну, кроме Глазастика, ты, наверное, слышал о нём. А во-вторых, те, кто работает у Рутланда, скажем так, смертны намного больше остальных.

Так себе откровение. Я знал об этом задолго до того, как поднял трубку и совершил звонок, вырвавший меня из рук ребяток Коромальди.

– Любит отправлять людей на смерть? Я знаю, да.

– Дело даже не в этом, – только сейчас я заметил, что движения Азимова какие-то чересчур плавные и человечные. Казалось, я мог различить на его гладком стальном лице невозможную в принципе мимику.

– Пояснишь?

– Да. Всё это не имеет никакого смысла. Мы не победим. Не способны в принципе. Единственное, что мы можем сделать сейчас – максимально сконцентрироваться на том, чтобы выбраться из этой помойки живыми.

Первые несколько секунд его слова казались мне ужасно напыщенными (я даже не подумал о том, что напыщенный робот – штука сама по себе удивительная), пока, наконец, не пришло осознание того, что эта чёртова железяка права.

– Так если смысла нет и мы не победим, то зачем вообще выбираться отсюда?

– Каждый решает для себя сам. Но продолжать жить – это вообще неплохая идея.

Послышался хриплый смех Глазастика:

– Особенно для тебя, да, железяка? Что ни день, то праздник.

Азимов повернулся:

– И что ты этим хотел сказать? Да, я знаю, что... хм, некоторые ограничения не дают мне нормально жить. И тем не менее, я живу. Даже несмотря на то, что это мучительно.

– Вот поэтому ты – не человек, железяка. Думаешь, что не можешь вышибить свои текстолитовые мозги потому, что такой умный и волевой, а на самом деле, просто где-то глубоко прячется небольшая подпрограмма, недвусмысленно запрещающая причинять себе какой-либо вред. Сейчас некоторые родители своим детишкам такую устанавливают принудительно, чтобы вены не резали из-за несчастной любви. Готов поспорить, будь у тебя возможность прекратить свои страдания, выбор бы даже не стоял. Железо не может хотеть жить. И ты не хочешь.

– Всё это замечательно, – Азимов резко поменял тему разговора, – но нам пора идти, если мы не хотим снова встретиться с полицией.

– Конечно, – оскалился Глазастик. – Разумеется, пора.

14.

Мы всё-таки выбрались.

Спустя несколько часов пути, полных тревоги, страха и напряжённого вслушивания в туннельные звуки. Мои ноги уже гудели, а Малого тащил на себе Азимов. В один прекрасный момент пацан просто упал и попросил его пристрелить.

– Ты бы поаккуратнее, – оскалил жёлтые зубы Глазастик. – Мы тут не в морской пехоте, можем твою просьбу и выполнить.

Азимов довел нас до точки выхода на поверхность.

Мы вылезли из канализационного люка – грязные, как свиньи, мокрые, перемазавшиеся в туннельной слизи, ржавчине и плесени. Метель утихла, но холодный воздух не дал нам передышки. От мороза захватывало дыхание, а учитывая, что все мы (кроме Азимова, конечно) были одеты в промокшие комбинезоны, согреться нам не светило.

– Куда теперь, Глазастик? – спросил я, ёжась от холода.

Мы стояли в переулке – точно таком же, как тот, в котором спустились под землю – тёмном, замусоренном, изрисованном.

– За мной, – бессмертный стучал зубами, его дреды вмиг покрылись инеем. – Куда ж ещё?..

Даже несмотря на то, что мы отдалились от района изначального пребывания, пейзаж вокруг не изменился. Окраины – везде окраины.

Мы поплелись следом за Глазастиком, что громко клацал зубами и, пытаясь согреться, сжимался в комок, дабы не потерять тепло.

– Короче, парни, у меня есть предложение пробежаться, – сказал он наконец. – Иначе совсем околеем. Давайте за мной!

Несмотря на гудящие после нескольких часов ходьбы ноги, мы с удовольствием перешли на бег и вскоре согрелись. В горле начало саднить, дышать было больно. Я понимал, что вскоре эта пробежка обернётся бронхитом или ещё каким-нибудь респираторным заболеванием, но на это было наплевать.

Бежать пришлось не очень долго.

– Стоп, – остановился Глазастик. – Мы пришли.

Заброшенные апартаменты, подготовленные к сносу из-за ветхости. Супер. Отличный выбор для замёрзших и промокших, Рутланд.

Мы спустились в подвал, возле дверей которого стоял полузнакомый нам неприметный мужичок, кутавшийся в серое шерстяное одеяло. Он кивнул нам, узнав, и мы прошли внутрь, заметив, что из-под краешка одеяла виднеется ствол «Осады».

В подвале было тепло – по крайней мере, явно теплей, чем снаружи. Люди стояли возле железных бочек, в которых был разведён огонь из всего, что попалось под руку – старая мебель, дверные косяки, обои, бумага. Если не присматриваться – обыкновенные бродяги. Чёрт, да мы и были бродягами сейчас. Грязными, вонючими, замёрзшими, не имевшими никакого пристанища.