Текст книги "Пестрая лента"

Автор книги: Юрий Феофанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Следователю было не все ясно в этом счете. Просто у него возникли подозрения: на счет 038 относили суммы, равные тем, которые, как уже было установлено, похищались…

– Ну-с, а теперь, Крючков, расскажите, как вы создали счет 038? – спокойно, будто ему все известно, спросил следователь на очередном допросе, когда разговор подходил уже к концу.

То был точно рассчитанный психологический ход. Обычно это мы называем взять «на пушку». Правда, в руках следователя было много данных. Не хватало лишь одного звена: объяснения, как возник счет 038. И Крючков «раскололся».

Оказывается, у ОРСа были очень плохие показатели по издержкам обращения. Крючков, только что ставший главбухом, пришел к своему шефу.

– Знаете что? Показатели по этой статье из рук вон. Нагоняй обеспечен. Давайте их еще ухудшим.

– Что?! – даже привскочил Шелест. – Вы не того… уважаемый?

– У меня-то все в порядке. Слушайте…

План был прост. В отчете жулики показали сумму по статье «издержки обращения» на несколько десятков тысяч рублей больше, чем она была на самом деле. Пусть уж этот показатель будет совсем плох. Зато в следующем году у них образовался резерв, который они и отнесли на счет 038. Теперь эти деньги уже числились как актив ОРСа. Сюда-то и списывались суммы, похищенные Левиным и другими. И все было шито-крыто.

– Значит, Шелест знал об этой махинации?

– Разумеется, – отвечает Крючков, – и Шелест, и Батыров.

– Кто?! Батыров!

– Конечно. Разве это вас удивляет? Он и аферу с переоценкой товаров организовал.

Новая загадка. Ведь, собственно, заявление Батырова положило начало всему следствию. Именно он, заместитель начальника ОРСа, сам сообщил о махинациях Левина. Что же, вор разоблачал самого себя? Но тогда почему он не был честным до конца? А может быть, преступники, им разоблаченные, захотели отомстить?

Фактически следователю пришлось начинать все сначала, восстанавливать со всеми подробностями каждый эпизод этого дела, каждый допрос, анализировать каждое показание. Но игра, как оказалось, стоила свеч!

Когда Аснин вернулся к истории с уценкой товаров в одном магазине, то выяснилось, что эту операцию производил экспедитор ОРСа Мухамедов. Не знать о махинациях он не мог. И он действительно сознался во всем, когда его приперли к стенке неопровержимыми уликами.

– Значит, вы организовали аферу?

– Помилуйте! Я только пешка. Это все Батыров…

Еще и еще раз взвешиваются показания. Все-таки он же разоблачил…

– Но кого разоблачил? – задает Аснин вопрос своим товарищам. – Смотрите, в заявлении он написал о проделках завмага, с которым не имел никаких связей. Завмаг при всем желании не мог ничего сказать о Батырове. Зато кое-что знал о начальнике ОРСа. Улавливаете? Ведь от этого завмага до Батырова какая длинная и запутанная ниточка. Ну мог ли он предполагать, что по ней может пойти следствие?

– Что же, он хотел подсидеть Шелеста?

– А почему не допустить этого?

– Гм…

Следователи все же решили посоветоваться с более опытным товарищем. Прокурор города внимательно выслушал их версию, расспросил о всех деталях.

– Можно было бы и подождать с арестом Батырова, – сказал он. – Но учтите, через него ниточка может потянуться дальше. Так что я советую рискнуть…

На первом же допросе Батыров заявил, что «это дело он так не оставит». Потом принял позу оскорбленной невинности: «вот она, награда за честность». Наконец, воззвал к разуму следователя: «Ну, зачем мне было разоблачать…» Тон «борца за правду» был бодрым, а в глазах уже затаился страх, как у нашкодившего кота. Это видел следователь. Но ему мало видеть. Ему к уже имеющимся уликам не хватало одной – признания самого преступника. Его надо было получить во что бы то ни стало. Следователь терпеливо слушал излияния Батырова и потихоньку, небольшими дозами просил подтвердить – был ли такой факт?

– Вранье, – горячился Батыров. – Клевета на честного человека.

– Хорошо. Оставим это. А завмаг Прохватилова не давала вам семьсот рублей?

– Поклеп! – вопил обвиняемый. – Кто видел? Где доказательства?

– Оставим…

Собственно говоря, и следователю, и самому обвиняемому уже был ясен финал поединка. И он наступил, когда в камере следователя Батыров увидел Мухамедова.

– Очной ставки не надо, – потухшим голосом выдавил он. – Я все скажу…

Аркадий Михайлович начертил мне схему преступных связей шайки расхитителей социалистической собственности. От ОРСа, как паутина, нити тянутся к магазинам, базам, предприятиям. Эта схема составлена теперь, когда картина ясна. Но сколько упорства, ума, интуиции требовалось, чтобы от одного сельмага, где был разоблачен с виду мелкий жулик, провести все эти пунктирные стрелки! От небольшого магазина они привели к руководителям ОРСа. Отсюда стрелки побежали еще к нескольким точкам. Одна из них привела на фабрику «40 лет Октября», другая на бытовой комбинат «Киргизия»…

Хозяйственные дела такого рода не очень эффектны, но неимоверно сложны и запутанны. След заметают опытнейшие специалисты своего дела, а распутывать приходится в общем-то не профессионалам. И мне все хотелось уразуметь, как следователь по чуть заметному подозрению, по почти невидимому следу, оставленному преступником, попадает на верную дорогу?

– Мне думается, – сказал один из моих собеседников, – при такой вот ситуации надо искать нелогичность в действиях людей, которые так или иначе могут быть причастны к преступлению.

– Но это значит подозревать всех?

– Если хотите, да! Следователь обязан подозревать всех. Только так, чтобы ни один из подозреваемых не знал об этом. Это не подозрительность, не неверие в людей. Отнюдь нет! Это, я бы сказал, творческая наша лаборатория. Я продумаю поведение каждого сотрудника того учреждения, в котором совершено преступление, все взвешу, и так или иначе, а на что-либо наткнусь.

Да вот пример. В ходе следствия мы выясняем, что заведующая магазином Прохватилова вдруг ни с того ни с сего отправляет партии одежды в разные сельпо. В чем дело? Ведь в этом действии нет никакой логики с точки зрения здравого смысла. Интересуемся другими ее действиями. Оказывается, она получила верхнюю одежду прямо с фабрики «40 лет Октября», минуя кладовщика ОРСа. Зачем ей это? Ведь честному человеку нет смысла нарушать установленный порядок, тем более, что он вполне удобен. Значит…

Словом, Прохватилова вынуждена была признаться. Она вступила в преступную связь с бухгалтером фабрики Сивиловой и кладовщиком Пановым. Батыров выписал ей наряд на фабрику, здесь отпустили товар и дали счет. Правильный счет. Часть одежды Прохватилова продала, а часть оставила. Потом этот правильный счет преступники уничтожили и выписали новый, где количество товаров соответствовало действительности, а цена каждой вещи была занижена. Таким образом, ревизору придраться не к чему. У завмага же образуется остаток товаров, который он реализует «налево». Вот так Прохватилова, Панов и Сивилова похитили у государства почти 60 тысяч рублей. Не сразу, конечно.

– А при чем тут сельпо?

– Так ведь она заметала следы. Хотела уничтожить улики. Но нам удалось произвести экспертизу в магазинах сельпо, которая подтвердила все – костюмы и пальто с фабрики «40 лет Октября» попали к ним через магазин Прохватиловой. И преступнице ничего не оставалось, как сознаться во всем…

Новые и новые следы, по которым надо идти. И всякий раз следователи вырабатывают новую тактику, такой ход, который безошибочно приведет к цели.

Вот один из эпизодов дела. В магазине у Левина обнаружили 111 пар теплой обуви, которая ни в каких документах не значилась. Клеймо на туфлях свидетельствовало – они сделаны на комбинате «Киргизия». Но сколько ни копались там, сколько ни бились следователи, ничего подозрительного установить не удавалось. Начальник цеха Ровинский только пожимал плечами.

– Откуда к Левину попали туфли, не знаю. У нас все в порядке. Проверяйте хоть сто лет.

Жулик не учел одного. Он действовал в среде враждебной ему – в среде честных советских людей. Следователь это учитывал. И после многих дней бесплодных поисков он попросил собрать коллектив. То, что составляло служебную тайну, он решил открыть людям. И выложил все начистоту: какие есть подозрения, что следствие сделало и с какими трудностями столкнулось.

– Словом, товарищи, помогайте, – заключил Аснин свой короткий «доклад».

– Погодите-ка, девчата, – сказала одна из обувщиц. – А помните, как мы деньги получали? Разве правильно? Разве так на государственном предприятии делают? Зильберман сам выдавал, будто частный хозяйчик.

Ниточка была схвачена. Некто Зильберман, числившийся сбивщиком обуви (хотя он ни разу не держал в руках сапожного молотка), однажды предложил девчатам подработать сверхурочно: пусть они пришьют опушку к женским ботинкам, а он им выложит деньги на бочку, «без налогов».

Девчата, ничего плохого не подозревая, согласились. И теперь они дали следователю ту самую ниточку, которой ему так недоставало – ведь «левые» ботинки были как раз с меховой опушкой!

Вскоре и Зильберман, и Ровинский, и вся шайка из быткомбината вынуждены были сознаться в содеянном…

Ни один из участников многочисленной группы, похитившей у народа свыше миллиона рублей, не ушел от ответственности.

Операции, которые проводят работники отделов борьбы с хищениями социалистической собственности, пользуются меньшим вниманием литературной братии. Внешне они, конечно, не столь эффектны, как в угрозыске. Однако, если можно так сказать, по интеллектуальности поединков эти операции наиболее сложны и ответственны. Тут во всем блеске проявляется искусство детектива, искусство всегда напряженное, исследовательское, аналитическое.

Увы, Порфирий, как ребенок, любит внешние эффекты. Поэтому в своих рассказах этой стороне деятельности милиции и я уделил куда меньше внимания, чем она заслуживает. Но тут я ничего не могу поделать, ибо уже говорил: эти истории родились из бесчисленных расспросов моего романтического друга. Я иду по канве, которую вычерчивает то необузданное воображение несостоявшегося детектива, то его, быть может, наивные вопросы. Следующая история, например, появилась лишь потому, что Порфирий Зетов поехал отдыхать, а вместо отдыха… Что было вместо отдыха станет известно из следующей истории.

История 8, в которой „Волга“ выигрывается по трамвайному билету

Моему другу дали путевку в отличный санаторий на берегу благословенного Черного моря – в Сухуми. Проводили мы его, пожелали счастливо отдохнуть. В последнюю минуту нам даже удалось совершить подлог: вытряхнули из его чемодана всю детективную литературу, а на ее место положили «Записки охотника и «Декамерон» – пусть отдохнут и от хобби.

Через несколько дней получаю письмо. Прочитал первые строки и сначала расхохотался. Мой друг сообщал, что познакомился с чудеснейшей женщиной. Назвал ее – Любовь Павловна Платонова. Порфирий Зетов в роли Ловеласа?!

Читаю дальше. Интересно, как же завоевывалось сердце красавицы. И, о ужас!.. «Она очень мила, – писал мой друг, – но мне кажется, что я начинаю разочаровываться в прекрасном поле. Ответьте мне: можно ли считать чистосердечным признание, если преступник не выдает похищенного?». Что за галиматья? Через несколько строк я понял, что Любовь Павловна вовсе не то, о чем я подумал. Она – следователь Министерства внутренних дел Абхазской АССР. И познакомился с ней Порфирий не на пляже, а в ее кабинете, когда она допрашивала подозреваемую в крупном хищении женщину. И ни одного слова, не относящегося к служебной деятельности Любови Павловны, сказано между ними не было. Объемистое же письмо представляло описание уголовного дела, которое расследовала Платонова. Мне представилось, что оно будет небезынтересно для читателей. Поэтому я более подробно познакомился с действующими лицами этой истории.

– Да, дело любопытное, – сказала при нашей встрече Любовь Павловна, – тот случай, когда осуществляется самое безнадежное коммерческое предприятие: «Волга» выигрывается по трамвайному билету. Правда, в нашем случае по авиационному…

Лидия Михайловна Цомая работала кассиршей в Сухумском аэропорту. Продавала билеты, ругалась с пассажирами, когда билетов не хватало, скучала, когда пассажиров нет.

И все было тихо в Сухумском аэропорту, когда далеко-далеко отсюда, в Киеве на одном предприятии уличили командировочного в подчистке авиабилета: он добрался каким-то другим путем до места, а деньги хотел получить, будто путешествовал по воздуху, – вот и вписал в билет свою фамилию, подчистив стоявшую там. Чтобы уличить обманщика, из Сухуми запросили обязательный второй экземпляр билета – кто летал, знает: билет оформляется под копирку. Но второго экземпляра не оказалось.

– Куда же он делся? – ломали головы в бухгалтерии Сухумского аэропорта.

– Затерялся, должно, – успокоили себя.

Однако вскоре обнаружили другие использованные билеты, которые не имели копий. В чем дело? Это уже задали вопрос в милиции. «Ну мало ли что, – тоже успокоили себя, – их вороха, этих вторых экземпляров. Куда-нибудь задевались».

Работники ОБХСС задумались: а куда все-таки? Бланки строгой отчетности: если они могут куда-нибудь задеваться, значит, в аэропорту плохой порядок. А плохой порядок – всегда почва для преступлений.

С чем же имеем дело, однако: с почвой или уже с преступлением? Обращала на себя внимание одна деталь: билеты без копий продавала только Цомая (это установили по отчетам, куда заносятся номера билетов). У других кассирш копии сохранялись, а вот у Цомая отсутствовали.

– Не знаю, как это получилось, – заявила Лидия Михайловна, – я смену сдаю, отчитываюсь, а что дальше – не мое дело.

Инспекторы ОБХСС засели за проверку документации. Это была кропотливейшая бухгалтерская работа: надо было проверить движение билетов по сменным отчетам кассиров за многие месяцы. Должен быть какой-то след, если в кассе были махинации.

Проверяли долго. И вот что установили: если, скажем, от вчерашнего дня у Цомая оставалось 497 билетов определенной серии (например, Сухуми – Москва), то утром она в некоторых случаях указывала 397 билетов. Что это, ошибка? Бухгалтер Бородавко, на обязанности коего контроль за отчетами кассиров, должен заметить это несоответствие. Ведь у кассирши оставалось сто неучтенных бланков авиабилетов. Она их могла продавать, а деньги класть в свой карман. Но уж очень грубой казалась работа.

Любовь Павловна Платонова пригласила Цомая.

– Как вы объясните эти разночтения в ведомостях?

– Понятия не имею.

Следователь пригласила бухгалтера Бородавко и задала тот же вопрос.

– Не знаю. По невнимательности, наверно…

Следствие между тем шло своим чередом. Эпизод за эпизодом Платонова анализировала махинации кассирши, которые она совершала под прямым прикрытием старшего бухгалтера Бородавко, а также под косвенным – бухгалтера Аланидзе и главного бухгалтера аэропорта Кремнева. Любови Павловне уже стал ясен метод хищения. Поражала лишь его примитивность. Уважающий себя жулик «классических» времен сказал бы: «грубая работа». А между тем Цомая в одно прекрасное время надоело возиться с подделкой отчетов, выкраивая по 20—30—100 лишних бланков. Она получила на складе тысячу штук билетов формы К-54 и нигде их не отразила в документах. И прошло. И продала она эту тысячу, как свои собственные, присвоив, естественно, деньги. А ведь авиационный билет – не трамвайный. Он таки денег стоит. Так вот, работая очень грубо, Цомая с 15 июня 1967 года по 1 марта 1969-го украла 4708 бланков авиабилетов и выручила 95 850 рублей. Если на старые деньги – миллион.

Следователь Платонова имела на руках, как говорится, все козыри. Но ее беспокоило теперь другое: как же это можно, в сущности, почти открыто класть государственные деньги в свой карман? Должна же быть какая-то система контроля? Ревизионная служба должна действовать.

Детективу реальному приходится досконально изучать ту сферу хозяйства, в которой совершали свои делишки преступники. Вот и Платонова на много дней засела в кассах аэрофлота.

Существует 32 формы авиационных билетов и различных квитанций, которые выдаются пассажирам (обычные билеты, по некоторым направлениям, детские, льготные, прямые, транзитные, с обозначенной ценой и с сеткой и т. д.). Каждый билет снабжен шестизначным числом – это его серия. Приступая к смене, кассир переписывает все имеющиеся в наличии билеты по формам, указывая серии. После смены составляет такой же список проданных билетов и выводит остаток. Бухгалтер «стыкует», то есть сличает предыдущий отчет с настоящим. Разницы в количестве бланков быть не должно. Как мы уже знаем, она была, эта разница.

Цомая арестовали. Платонова вызвала ее на допрос. Перед ней на столе кипы ведомостей, авиабилетов, которые удалось найти, неучтенные бланки. Доказательств более чем достаточно.

– Ну как, Цомая?

– Что – как? Что? Ну брала… Так по мелочам.

– Давайте тогда считать. Общая сумма похищенного вами подходит к девяноста тысячам.

– Я раздала все эти деньги.

– Простите, давайте сначала установим – вы их похитили?

– Мне приказывали, я делала.

– Значит, признаете, что девяносто тысяч…

– Да, признаю.

– А теперь давайте выяснять, кто вам приказывал.

– Бородавко, бухгалтер, еще Кремнев, главбух…

Следователю было совершенно ясно, что одна Цомая не могла орудовать. Она выдала своих сообщников. Предстоят их допросы.

– Вы ознакомились с показаниями Цомая, гражданин Бородавко? – Любовь Павловна пододвинула протоколы к сидящему напротив нее человеку.

– Ложь, оговор, клевета, я честный человек!

– Тогда начнем работать.

Вроде бы не так уж трудно уличить бухгалтера – есть прямые показания сообщницы. Но… надо подкрепить ее слова достаточно вескими доказательствами, тем более, что сам Бородавко все начисто отрицает. И вот идет тщательный анализ каждой ведомости, устанавливаются точно дни работы Цомая и ее контролера. Никуда не денешься – только в те смены, когда Бородавко проверял отчеты, Цомая «списывала» бланки билетов. Стоило ему уйти в отпуск, уехать в служебную командировку – ведомости в ажуре. Появляется Бородавко – Цомая начинает свои махинации с билетами.

Устанавливая эту закономерность, Любовь Павловна уличала бухгалтера Бородавко. А вместе с тем ограждала от наветов ни в чем не повинных людей.

– Я передавала похищенные деньги главному бухгалтеру Кремневу, – заявила Цомая на допросе, а потом и на очной ставке.

– Мне нечем опровергнуть обвинение. Все совершалось в моем хозяйстве. Значит, я виноват. Если скажу, что не брал ни копейки, вы же мне не поверите. Раз не могу опровергнуть, стало быть, виноват, – Кремнев выговаривал слова эти трудно, как-то безнадежно. – Так что пишите…

– Во-первых, Кремнев, – сказала Платонова, – вы хоть и бухгалтер, закон знаете плохо. Доказывать обвинения должна в данном случае я. Не докажу – значит, вы не виноваты. Даже если вы признаетесь, но ваше признание будет противоречить фактам, я обязана доказать, что ваше признание ложно.

– Вы меня обнадеживаете. Я начинаю верить в то, что дело кончится справедливо.

– Посмотрим.

Снова (в который уже раз!) тщательный анализ всего бухгалтерского хозяйства. И вскоре в текст обвинительного заключения лягут фразы:

«Кремнев Виктор Сергеевич, главный бухгалтер Сухумской эскадрильи, обязан был обеспечить такую организацию учета и контроля, которая предупреждала бы возможность растрат и других злоупотреблений. Вопреки этому Кремнев, халатно относясь к своим обязанностям, не выполнял существующих положений, приказов и инструкций, причинив тем самым существенный, с особо тяжкими последствиями вред государственным интересам».

– Так, значит? – главбух был искренне рад этому суровому выводу.

– Да, следствие не установило вашего соучастия в хищениях. Но вина ваша серьезна… И не только ваша.

Из показаний свидетельницы Ивановой, главного бухгалтера Грузинского управления гражданской авиацией.

– Согласно приказу министерства должны проводиться месячные инвентаризации у кассиров, помимо ежедневной проверки. Должны также раз в год проводить комплексную ревизию.

– А что было на деле? – задает вопрос следователь.

– У нас не было возможности наладить ревизии. Мы считали Сухумский аэропорт благополучным. Главбух Кремнев запустил контрольную работу, командир эскадрильи тоже не обращал на это внимание.

– Значит, если бы ревизии были…

– Они могли ничего и не дать. Главное – ежесменная стыковка отчетов. Только здесь можно систематически контролировать кассира. Но, конечно, все мы виноваты…

Из показаний ревизора Грузинского управления свидетеля Пуцато.

– Года четыре назад я проверял выборочно Цомаю. А потом нет. Мы положились на контроль бухгалтерии аэропорта.

– А что, случай в Сухуми исключительный?

– Да нет. В 1967 году в Гудаутском порту вскрыли хищения. В 1968 году – в Тбилисском. В 1969 году тоже было…

– Как проводились документальные ревизии?

– Собственно, их только планировали, эти ревизии, а уже года три, как не проводили.

Вот таков «порядок». Следователь перебирает приказы начальника Главного управления гражданской авиации, потом – министра. В них точно расписано: кто, когда и как должен контролировать и ревизовать. Увы! Приказы приказами, а практика ничего общего с ними не имела – по крайней мере, из дела это видно явственно. И в обвинительном заключении появляются строки:

«В ходе расследования данного дела было установлено, что хищение государственных средств в особо крупном размере стало возможным вследствие бесконтрольности за работой кассиров, несвоевременных проверок касс, недостатков в учете».

Потом эти строки войдут в представление прокурора и частное определение Верховного суда Абхазской АССР.

У следователя же, как будто закончившего дело, вдруг появилось много новых забот. В этом деле Любови Павловне пришлось потратить куда больше сил на оправдание невиновных, чем на обвинение виноватых.

– Да, я все это делала, – заявила вдруг Цомая, – но бескорыстно. Для других старалась. Собственно, меня заставили. Кто? Ладно, буду говорить все, – и назвала фамилии половины эскадрильи.

– Простите, что значит бескорыстно? Вы себе совсем ничего не присвоили?

– Ну, может, тысячи две с половиной.

– Из ста почти тысяч – две с половиной?

– Да, остальные раздала. Сорок тысяч отдала… пятнадцать отдала…

Надо сказать, что следователь Любовь Павловна Платонова не пропустила мимо ушей ни одну фамилию. Каждое показание Цомая было проверено тщательно. Но, кроме голых обвинений в адрес своих коллег, она никаких доказательств не привела.

На первом допросе она назвала бухгалтера Бородавко – и его вина подтвердилась. На следующем допросе был назван главбух Кремнев, как соучастник преступления, получавший крупные суммы (следствие установило, что главбух содействовал разоблачению всей махинации и никак не мог быть соучастником, хотя его халатность способствовала преступлению), а потом пошло-поехало – всех подряд зачисляет Цомая в соучастники. И все-таки несмотря на то, что следствие не установило вины большинства этих лиц, все вновь и вновь перепроверялось. Никаких серьезных улик Цомая не приводила, однако обвиняла сослуживцев упорно. Тогда я попросил разрешения поговорить с Цомая с глазу на глаз. Лидия Михайловна согласилась ответить на все мои вопросы. Сказала, что будет писать всюду.

– Считайте, что вы написали. Вы говорите, что вас принудили воровать?

– Гм, воровать! Слово-то вы какое нашли…

– А как же все это назвать? Да и не в терминах дело. Пусть присвоение, хищение. Кто и как принуждал? Вы были от кого-то в материальной зависимости? Вас шантажировали?

– Слава богу, жила хорошо. Свой дом. Не нуждалась. А все равно все они виноваты. Записки мне писали – тому дай тысячу, тому – две.

– Может, сохранились записки? Хоть одна? Хоть несколько слов?

– Ничего не сохранилось. Свидетели? Конечно, видели. Да разве скажут!

– Но как доказать? Чем подтвердить ваши слова?

– Значит, вы мне не верите?

– Но согласитесь, на основе только ваших слов, без всяких доказательств, нельзя же обвинить человека.

– Вот-вот, вы со следователем как сговорились.

– Хорошо, вы присвоили почти сто тысяч. Утверждаете, что себе взяли две с половиной. Но это же не логично. Чего ради идти на такой риск?

– Не знаю. Все равно буду жаловаться.

– Может, вы все же объясните…

– Чего объяснять? Вы все заодно.

Примерно этим исчерпалась наша беседа. Она в более краткой форме повторяет то, что было на предварительном следствии, а потом на судебном процессе. Признавая факт преступления, Цомая без всяких доказательств все валила на весьма широкий круг людей.

Судебное следствие установило вину Цомая и Бородавко в хищениях. Первую осудили на 15 лет лишения свободы, второго приговорили к 10 годам. Бухгалтера Нанули Аланидзе Верховный суд приговорил за халатность к двум годам лишения свободы, столько же получил главный бухгалтер В. С. Кремнев.

Да, преступление, которое рассматривала судебная коллегия по уголовным, делам Верховного суда Абхазской АССР, совершала не шайка многоопытных хитроумных жуликов. Никто здесь не строил тонко рассчитанных планов, никто не изощрялся в сокрытии следов. Брали, как из своего кармана. Брали нагло и по-крупному. И именно эта простота делает преступление особо опасным. И не только само преступление. Особо опасны тут обстоятельства, способствовавшие крупному хищению, – бесхозяйственность, элементарное нарушение дисциплины (невыполнение приказов о ревизиях), равнодушие к «казенным» интересам.

Разумеется, после суда были предприняты меры к тому, чтобы упорядочить учет авиабилетов. Но все же, когда мой друг покупал в Сухумском аэропорту билет на Москву, он его посмотрел на свет, понюхал и все время поглядывал на кассиршу. А та с некоторой опаской на него. Нет, билет был законный.