Текст книги "Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий"

Автор книги: Юрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Одновременно происходило уничтожение мирного населения за пределами лагерей. Долматовский вспоминал: "До войны в Умани числилось 50 тысяч жителей… Около 20 тысяч жителей городка было расстреляно оккупантами, из них не менее половины – узники еврейского гетто". Подобное происходило во всех населенных пунктах, оккупированных Германией. Так на практике осуществлялся геноцид, жертвами которого стали миллионы советских людей.

После разгрома советских войск под Уманью, угроза Киеву еще больше возросла. Вскоре выяснилось, что обещания Хрущева и Кирпоноса перейти в наступление на помощь Южному фронту не могли быть осуществлены. 1 августа немцы начали новое наступление на Киев, а 7 августа Гитлер отдал приказ овладеть столицей Украины.

Однако советские войска оказывали противнику упорное сопротивление. Участник боев под Киевом маршал И.Х. Баграмян вспоминал: "Распространившаяся среди защитников Киева весть о том, что Гитлер 8 августа назначил парад своих войск на Крещатике, еще больше разъярила бойцов. "Устроим фашистским гадам "парад"! – кричали они, вновь и вновь бросаясь в контратаку. Стоять насмерть! – стало законом защитников Киева. Помнится, как на участке батальона 3-й воздушно-десантной бригады, переброшенного в район вражеского прорыва, артиллеристы под командованием младшего лейтенанта Кучерова пять раз отбивали атаки наседавших гитлеровцев. Отчаявшись взять батарею в лоб, фашисты обошли ее. Десантники по колено в грязи перетащили орудия на новую позицию и вновь ударили по врагу".

"Был момент, – вспоминал Баграмян, – когда на одном из участков подразделения 600-го полка попятились под нажимом превосходящих сил врага. Туда бросился батальонный комиссар Федор Андреевич Бабенко. "Товарищи! Куда же вы?! – закричал он и рукой показал в сторону города: "Там же Киев! Не пустим в него фашистов! Вперед! За мной!" Стремительной контратакой гитлеровцы были отброшены".

И все же 8 августа немцы ворвались в юго-западные пригороды Киева. Выполнить указания Сталина о переходе к обороне по намеченному им рубежу не удалось. В руководстве Юго-Западного фронта осознавали невозможность защитить Киев.

8 августа Сталин обратился по прямому проводу к Кирпоносу: "До нас дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу, якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?" Кирпонос решительно отрицал это и заверял, что им "и Военным советом фронта принимаются все меры к тому, чтобы Киев ни в коем случае не сдать. Он заверил, что имевшиеся в его "распоряжении силы и средства должны обеспечить выполнение поставленной УРу задачи. Одновременно должен доложить Вам, что у меня больше резервов на данном направлении уже нет".

Сталин спрашивал: "Можете ли уверено сказать, что Вы приняли все меры для безусловного восстановления положения Южной полосы УРа?" Он говорил: "Комитет обороны и Ставка очень просят вас принять все возможные и невозможные меры для защиты Киева. Недели через две будет легче, так как у нас будет возможность помочь вам свежими силами, а в течение двух недель вам нужно во что бы то ни стало отстоять Киев. Прошу ознакомить с этой лентой Буденного. Моя просьба и мое требование не сдавать Киев направлены в равной мере не только к вам, но и к Буденному".

Кирпонос в ответ заверял: "Тов. Сталин, все наши мысли и стремления, как мои, так и Военного совета, направлены к тому, чтобы Киев противнику не отдать. Все, что имеется в моем распоряжении, будет использовано для обороны Киева с тем, чтобы выполнить поставленную перед нами Вами задачу – Киев врагу ни в коем случае не сдать…"

Советские войска при поддержке народного ополчения самоотверженно защищали столицу Украины. С первых же дней войны свыше 200 тысяч киевлян вступили добровольцами в ряды Красной Армии. Ежедневно свыше 160 тысяч жителей города строили оборонительные рубежи. Противник натолкнулся на упорное сопротивление защитников столицы Украины. 16 августа войска Красной Армии нанесли контрудары по наступавшему противнику и выбили немцев из пригородов Киева.

В середине августа немцы, столкнувшись с упорным сопротивлением на пути к Москве, Ленинграду и Киеву, решило пересмотреть задачи своих боевых действий на советско-германском фронте. К. Типпельскирх писал: "Гитлер… был мало удовлетворен достигнутыми успехами. От танковых клиньев на основании опыта войны в Европе ожидали больших результатов. Русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось. Исходя из этого Гитлер считал, что применявшаяся до сих пор тактика требует слишком много сил и приносит мало успеха. Огромные котлы, которые образовывались в результате стремительного продвижения вперед танковых соединений, неизбежно имели сильно удлиненную форму, а растянутые силы окружения были очень слабыми. До подхода армейских корпусов на подвижные соединения возлагалась задача не только удерживать внутренние фронты окружения, но и отражать попытки деблокировать окруженные войска. В результате фронты окружения не всюду были одинаково прочными, а подвижным соединениям в течение нескольких дней, и даже недель приходилось вести крайне тяжелые бои на два фронта, что пагубно отражалось на их боеспособности. Ход боев в районе Умани и Смоленске укрепил это мнение Гитлера. Поэтому он хотел, чтобы впредь не создавались большие котлы, а русские силы уничтожались небольшими группировками в тесном взаимодействии танковых групп и полевых армий".

Разочарование Гитлера в тактике боевых действий немецких войск объяснялось тем, что несмотря на значительное продвижение вглубь советской территории, ни одна из целей, стоявших перед группами "Север" и "Центр" не была достигнута. Типпельскирх напоминал, что "Гитлер… хотел вначале, как это и предусматривалось в директиве, добиться решающего успеха на севере и на юге и одновременно захватить важные экономические районы, что казалось ему решающим. Захват хлебородной Украины, нефтяных районов Кавказа, а также Крыма ему казался важнее, или, по крайней мере, более необходимым в данное время, чем военная победа. Его требования можно было выполнить только в том случае, если бы группа армий "Центр" после завершения боев в районе Смоленска прекратила наступление и отдала значительную часть своих сил двум соседним группам армий… 21 августа решение было принято".

Новые указания гитлеровской ставки гласили: "Важнейшей целью, которая должна быть достигнута еще до наступления зимы, является не захват Москвы, а: на юге – захват Крыма, индустриального и угольного Донбасса и нарушение подвоза русскими нефти с Кавказа; на севере – захват Ленинграда и соединение с финнами… Поэтому группа армий "Центр", не беспокоясь о последующих операциях, должна вести на южном направлении такие силы, чтобы иметь возможность уничтожить русские войска и в то же время сохранить способность отразить все атаки противника на своем центральном участке". Выполняя эти указания Гитлера, немцы стали готовить наступление с севера из захваченной ими Белоруссии против войск Юго-Западного фронта.

Чтобы предотвратить окружение советских войск, защищавших Киев, и нанести контрудар по противнику был создан Брянский фронт, командующим которого стал генерал-лейтенант А.И. Еременко. Напутствуя его, Сталин сказал: "Завтра же выезжайте на место и немедленно организуйте фронт. На брянском направлении действует танковая группа Гудериана, там будут происходить тяжелые бои. Встретите там механизированные войска вашего "старого приятеля" Гудериана, повадки которого должны быть вам знакомы по Западному фронту". По воспоминаниям А.М. Василевского, "выслушав Сталина, вновь назначенный командующий Брянским фронтом очень уверенно заявил, что "в ближайшие же дни, безусловно", разгромит Гудериана. Эта твердость импонировала Верховному. "Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях, – бросил он вслед выходившему из его кабинета Еременко".

Жуков же считал, что создаваемый в спешке Брянский фронт будет слабым в боевом отношении и поэтому в конце августа он связался со Сталиным по ВЧ и вновь высказал соображения "о необходимости быстрейшего отвода всех войск правого крыла Юго-Западного фронта за реку Днепр". Однако, как вспоминал маршал, "из моей рекомендации ничего не получилось.

И.В. Сталин сказал, что он только что вновь советовался с Н.С. Хрущевым и М.П. Кирпоносом и те якобы убедили его в том, что Киев пока ни при каких обстоятельствах оставлять не следует. Он и сам убежден, что противник, если и не будет разбит Брянским фронтом, то во всяком случае будет задержан".

Хотя, как отмечал Василевский, "командующий Брянским фронтом явно поторопился со своими заверениями" Сталину, Еременко продолжал уверять Ставку в способности своего фронта остановить немецкие армии, наступавшие с севера на Украину. В своих переговорах с Еременко 24 августа Сталин запросил его, не передать ли его фронту новые силы и технику, за счет переформирования двух армий, если он обещает "разбить подлеца Гудериана". В ответе Еременко благодарил Сталина за помощь и заверял: "А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся разбить, задачу, поставленную Вами, выполнить, то есть разбить его".

Комментируя эти события, А.М. Василевский писал, что в те дни "быстро принимались столь важные решения. Одни фронты расформировывались, другие создавались. Одни армии переставали существовать, другие возникали. Должен сказать, что одной из особенностей войны является то, что она требует скорых решений. Но в непрестанно меняющемся ходе боевых действий, разумеется, принимались не только правильные, но и не совсем удачные решения. У войны свой стиль и свой ритм руководства войсками. Так вот и в данном случае организационные решения преследовали цель усилить Брянский фронт. Сталин все еще надеялся, что Еременко выполнит свое обещание… В ночь на 30 августа в адрес Еременко была направлена директива, которая обязывала войска Брянского фронта перейти в наступление, уничтожить группу Гудериана… Но попытки фронта выполнить эту директиву оказались безуспешными". Типпельскирх писал: "25 августа 2-я армия и 2-я танковая группа начали наступление в южном направлении. Танковая группа должна была овладеть Конотопом, расположенным далеко в тылу противника"

2 сентября Сталин продиктовал Генштабу указания для немедленной передачи Еременко: "Ставка все же недовольна вашей работой. Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит, что вы противника чуть пощипали, но с места сдвинуть не сумели. Ставка требует, чтобы наземные войска действовали во взаимодействии с авиацией, вышибли противника из района Стародуб, Почеп и разгромили его по-настоящему… Гудериан и вся его группа должна быть разбита вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме группы Гудериана". Однако, по словам Василевского, "к сожалению, действия войск Брянского фронта оказались малоэффективными… Остановить врага они не смогли… 7 сентября они вышли к Конотопу… Ясно обозначилась угроза окружения основной группировки 5-й армии", оборонявшей Киев.

По словам Василевского, 7 сентября он и Шапошников "пошли к Верховному Главнокомандующему с твердым намерением убедить его в необходимости немедленно отвести все войска Юго-Западного фронта за Днепр и далее на восток и оставить Киев. Мы считали, что подобное решение в тот момент уже довольно запоздало и дальнейший отказ от него грозил неминуемой катастрофой для войск Юго-Западного фронта в целом. Разговор был трудный и серьезный. Сталин упрекал нас с том, что мы, как и Буденный, пошли по линии наименьшего сопротивления: вместо того, чтобы бить врага, стремимся уйти от него".

На следующий день, 8 сентября Сталин в своей кремлевской квартире принял Жукова за ужином, в котором участвовали также Молотов, Маленков, Щербаков и другие. Сталин похвалил Жукова за успешно проведенную операцию под Ельней, в ходе которой советские войска впервые в ходе войны сумели обратить немецкие войска в отступление и захватить немало пленных. В ходе разговора Жуков вновь заявил: "Я вновь рекомендую немедленно отвести всю киевскую группировку на восточный берег Днепра…" "А как же Киев? – спросил Сталин. "Как ни тяжело, а Киев придется оставить. Иного выхода у нас нет". И.В. Сталин снял трубку и позвонил Б.М.Шапошникову: "Что будем делать с киевской группировкой? – спросил он. – Жуков настойчиво рекомендует немедленно отвести ее". Я не слышал, что ответил Борис Михайлович, но в заключение И.В.Сталин сказал: "Завтра здесь будет Тимошенко. Подумайте с ним вопросы, а вечером переговорим".

Очевидно, что упорство, с каким Жуков отстаивал предложение оставить Киев, произвело впечатление на Сталина. Василевский писал, что 9 сентября Сталин разрешил осуществить частичный отход за Днепр. Однако он все же требовал удержать киевский плацдарм. По словам Василевского, таким образом "было принято половинчатое решение. При одном упоминании о жесткой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание. Нам же, видимо, не хватало необходимой твердости, чтобы выдержать эти вспышки неудержимого гнева, и должного понимания всей степени нашей ответственности за неминуемую катастрофу на Юго-Западном направлении".

11 сентября в разговоре по телетайпу Сталин с Кирпоносом и другими руководителями Юго-Западного фронта вновь выражал несогласие с идеей оставить Киев, хотя уже и не столь резко: "Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной вам реки мне кажется опасным". Ссылаясь на мнение Шапошникова как руководителя Генштаба, Сталин требовал: "Киева не оставлять и мостов не взрывать без особого разрешения Ставки". Буденный, настаивавший на отходе, был отстранен от обязанностей главкома Юго-Западного направления, а на его место назначен Тимошенко, освобожденный от руководства Западного фронта. Место Тимошенко занял генерал-лейтенант И.С.Конев.

Узнав о переговорах Сталина с Кирпоносом, генерал Тупиков заметил: "Может быть, Москва все знает, но какие-то важные причины побуждают ее требовать от нашего фронта невозможного". Объясняя причины упорного нежелания Сталина уйти из Киева, Баграмян писал: "Да, такие очень важные причины были. Мы тогда лишь догадывались о них, но не представляли их во всем объеме… К этому времени гитлеровцы блокировали Ленинград. Их войска приближались к Москве. А в распоряжении нашего высшего командования уже не оставалось сколь-нибудь крупных, готовых к боевым действиям оперативных резервов. Значительную часть войск мы должны были держать на Кавказе – слишком подозрительно вела себя Турция, – на Дальнем Востоке, где японские милитаристы ждали только сигнала, чтобы выступить. Упорная оборона Юго-Западного фронта на рубеже Днепра в этой обстановке несколько облегчала обстановку на остальных стратегических направлениях советско-германского фронта, особенно на московском, приковывая к себе огромные силы немецко-фашистских войск, в том числе и две немецкие танковые группы. Весьма важно было приковать их к Юго-Западному направлению по возможности на больший срок".

Баграмян обращал на значение обороны Киева и для отношений СССР с их новыми союзниками. Он указывал: "В США разгорелся спор: стоит ли помогать Советской России оружием. Определенные круги утверждали, что посылать вооружение и технику не имеет смысла: Россия к зиме рухнет, и война закончится победой фашистской Германии. Желая убедиться, что вооружение, поставляемое нам, не попадет в руки фашистов, Рузвельт в августе 1941 года послал на разведку своего ближайшего помощника Г. Гопкинса". Как говорилось выше, Сталин заверил Гопкинса, что "к концу 1941 года фронт пройдет западнее Ленинграда, Москвы и Киева". Баграмян замечал: "С этим и уехал Гопкинс… Но не прошло и двух недель после отъезда Гопкинса – он, возможно, еще не добрался до Вашингтона, – а командование Юго-Западного фронта обратилось в Ставку с просьбой разрешить отвести войска с линии Днепра. Нетрудно представить, какой резонанс в Америке, да и во всем мире, вызвала бы весть о падении Киева и насколько ослабило бы это событие позиции Рузвельта в его споре с теми, кто выступал против оказания политической и моральной помощи Советскому Союзу. Государственный Комитет Обороны хорошо понимал, что от успешных действий Красной Армии в этот период войны во многом зависело возникновение в будущем антигитлеровской коалиции государств Европы с участием США. Вот почему Ставка требовала удержать Киев любой ценой. К тому же она считала, что сил у нас еще достаточно, что с такими силами и окружение не столь уж страшно: можно будет разорвать вражеское кольцо".

Однако удержать линию фронта советским войскам оказалось невозможно, и 12 сентября начался отход на восток. 13 сентября начальник штаба Юго-Западного фронта В.И. Тупиков сообщил Б.М. Шапошникову о прорыве противником обороны фронта и начавшемся отступлении. Он констатировал: "Начало понятной Вам катастрофы – дело пары дней". В ответ 14 сентября Сталин сам продиктовал ответ: "Генерал-майор Тупиков номером 15614 представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги… Необходимо неуклонно выполнять указания т. Сталина, данные вам 11.IХ." Сталин подписался за Шапошникова.

14 сентября немецко-фашистские войска, наступавшие с севера Украины, достигли района Ромны. За 4 дня до этого, немецкие войска, наступавшие с юга с плацдарма в районе Кременчуга, начали наступление навстречу войскам, которые двигались с севера. 16 сентября в районе Лоховица немецкие части, наступавшие с севера и с юга, соединились, и кольцо окружения замкнулось.

По воспоминаниям Я.Е. Чадаева "днем 17 сентября у Сталина состоялось заседание", на котором обсуждалось положение на Юго-Западном фронте. Сталин "сказал, что нашим войскам под Киевом надо держаться, хотя это очень трудно". После разговора по телефону с Кирпоносом Шапошникова, последний доложил, что "враг пока не в состоянии преодолеть упорное сопротивление защитников Киева… "Значит, – сказал Сталин, – остается в силе приказ Ставки – не сдавать Киев?" "Совершенно верно, – подтвердил Шапошников. – Но все-таки Кирпонос очень опасается за левый фланг Юго-Западного фронта… Он все же вновь высказывает просьбу отвести из-под удара наши войска". "Как Вы считаете, Борис Михайлович, надо ли пойти на это? – спросил Сталин. "Я остаюсь при прежнем мнении: биться насмерть, но Киева не отдавать, – ответил Шапошников. "Ну, что ж, так и порешим? – снова спросил Сталин. Все молча согласились.

Однако 17 сентября стало ясно, что положение армий Юго-Западного фронта еще более ухудшилось. М.П. Кирпонос потерял управление армиями. Хотя войска 37-й армии продолжали оборону Киева, остальные стали прорываться из немецкого окружения. Лишь в ночь на 18 сентября Ставка согласилась оставить Киевский укрепрайон и переправить войска 37-й армии на левый берег Днепра. 20 сентября в боях погибли М.П. Кирпонос, В.И.Тупиков и секретарь ЦК КП(б) Украины М.А.Бурмистенко.

Как вспоминал Я.Е. Чадаев, Сталин был "вне себя от катастрофы на Юго-Западном фронте". Поскребышев сказал Чадаеву, что "состоялся крупный разговор Сталина с Хрущевым… Сталин прямо заявил Хрущеву, что за безрассудные действия тот заслуживает отдачи под суд ревтрибунала. Но я думаю. – добавил Поскребышев, – до этого дело не дойдет". Чадаев стал свидетелем и "крупного разговора" Сталина с новым главкомом Юго-Западного направления Тимошенко по телефону. Так как маршал был глуховат и говорил очень громко, Чадаев слышал все его реплики. В ответ на замечание Сталина: "Бессмысленной отваги не допускайте, с Вас хватит!" Тимошенко ответил: "Не понимаю". В ответ Сталин взорвался: "Тут и понимать нечего. У Вас иногда проявляется рвение к бессмысленной отваге. Имейте в виду: отвага без головы – ничто". "Выходит, что я по-Вашему только на глупости способен?" "О, не перевелись, оказывается, еще рыцари! Загубленных талантов не бывает…" "Я вижу, Вы недовольны мной, – слышался густой бас Тимошенко. "А я вижу, Вы слишком раздражены и теряете власть над собой". "Раз я плохой в Ваших глазах, прошу отставку". Сталин отставил от уха трубку и сказал про себя: "Этот чёрт орет во всю грудь и ему и в голову не приходит, что он буквально оглушил меня". "Что? Отставку просите? Имейте в виду – у нас отставок не просят, а мы их сами даем…" "Если Вы находите, – дайте сами". "Дадим, когда нужно, а сейчас советую не проявлять нервозности – это презренный вид малодушия". Наступила небольшая пауза, потом послышался голос Тимошенко: "Извините, товарищ Сталин, погорячился". Когда пыл прошел, Тимошенко спокойно, по-деловому доложил, на какой рубеж он отводит войска. В конце разговора Сталин сказал: "Завтра снова информируйте меня лично". Он в беспокойстве прошелся по кабинету. Чувствовалось, что переживает за резкий разговор с маршалом, на которого явно сорвал свою досаду за провал".

Тем временем немецкие войска сжимали кольцо окружения и расчленяли окруженные войска. 26 сентября в сводке германского верховного командования сообщалось о победе под Киевом. Говорилось, что взято в плен 665 тысяч человек, захвачено 3718 орудий и 884 танков. Авторы "ИВОВ" опровергали эти сведения, указывая на то, что "перед началом Киевской операции в составе Юго-Западного фронта насчитывалось 677 085 человек. К концу операции только в соединениях фронта, избежавших окружения и отошедших с боями на тыловые рубежи… насчитывалось 150 541 человек. Если учесть, что войска Юго-Западного фронта в ходе ожесточенных боев, длившихся почти весь сентябрь, понесли большие потери, а значительное количество войск прорвалось через вражеское кольцо, то станет ясно, что число пленных не превышало одной трети первоначального состава, попавших в окружение".

В то же время авторы "ИВОВ" признавали: "В результате поражения войск Юго-Западного фронта Советский Союз потерял почти всю Левобережную Украину и Киев. Для восстановления обороны на юге Ставке пришлось израсходовать значительную часть резервов, созданных с огромным трудом и необходимых для других участков советско-германского фронта".

Приказы Сталина остановить немцев на линии Белополье – Лебедин – Шишаки – Красноград – Ново-Московск и не допустить захвата немцами Харьковского промышленного района и Донбасса не удалось выполнить. 29 сентября немецкие войска развернули наступление из района Днепропетровска, и оборона советских войск оказалась прорванной. Несмотря на упорное сопротивление частей Красной Армии 21 октября был сдан город Сталино. Донбасс оказался в руках немцев. 24 октября ими был взят Харьков.

И все же, несмотря на достигнутый успех, германскому командованию не удалось решить все задачи, которые ставились Гитлером 21 августа. Не весь Донбасс оказался в руках немцев. Им не удалось прервать поступление советской нефти с Кавказа. Ленинград не был взят. Продвижение немцев на юг Украины и в Крым потребовало много времени.

После поражения под Киевом советские войска сумели восстановить фронт и даже не раз успешно контратаковали противника. Рассказывая об одной из таких контратак в конце сентября – начале октября в районе Штеповки, Баграмян писал: "За несколько дней наши войска освободили 20 сел, захватили 150 орудий, 5 минометных батарей и много другого вооружения. Около 8 тысяч трупов, более тысячи грузовых автомашин, 500 мотоциклов, 2000 немецких лошадей-тяжеловозов оставили фашисты на пути своего бегства. "Дело под Штеповкой" на фоне общей тяжелой обстановки прозвучало особенно громко и доставило нашим бойцам и командирам огромную радость. Возрожденный Юго-Восточный фронт показал, что он может громить врага".

Когда же войска фронта стали отступать, это отступление не носило неорганизованного характера. Баграмян писал в своих мемуарах: "Я отнюдь не хочу уверить читателя, что отвод наших войск проходил совсем гладко: ведь какая махина и на каком огромном пространстве передвигалась под неослабевающим напором фашистских полчищ! И все же то, что нам довелось увидеть в октябре 1941 года, нельзя было даже сравнивать с тем, чему мы были свидетелями, когда наши войска отступали от границы к Днепру. В то время мы только и занимались тем, что вызволяли окруженные полки и дивизии, прилагали неимоверные усилия, чтобы ускользнуть из очередных клещей. Теперь этого не было. Армии отходили в тесном взаимодействии. И если одна из них оказывалась в трудном положении, то соседи замедляли свой отход и приходили на помощь. Случалось, что фашистам и удавалось прорываться на отдельных направлениях, но они быстро там же и находили себе могилу",

Даже после падения Киева на юге Украины вплоть до 16 октября продолжала обороняться Одесса. Отвлекая в течение 73 дней 18 германских и румынских дивизий, героическая оборона Одессы сыграла важную роль в срыве планов "молниеносной войны".

Лишь после падения Одессы 18 октября немецко-фашистские войска развернули наступление на Крым. Прорвав оборону на Перекопском перешейке, немецко-фашистские войска к середине ноября заняли почти весь Крым. В руках советских войск остался лишь Севастополь. Его героическая оборона началась 30 октября и продолжалась свыше восьми месяцев.

Комментируя итоги Киевского сражения, Типпельскирх признавал: "Только исход всей войны мог показать, насколько достигнутая тактическая победа оправдывала потерю времени, необходимого для продолжения операций. Если цель войны не будет достигнута, то русские хотя и проиграли это сражение, но выиграли войну".

Тяжелые жертвы, понесенные нашими войсками в ходе обороны Киева, не были напрасными. А.М. Василевский писал: "Враг добился успеха дорогой ценой. Красная Армия в ожесточенных боях разгромила 10 кадровых дивизий противника. Он потерял более 100 тысяч солдат и офицеров… Более месяца сдерживали советские войска группу армии "Центр" действиями на киевском направлении. Это было очень важно для подготовки битвы под Москвой".