355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Емельянов » Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий » Текст книги (страница 1)
Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий
  • Текст добавлен: 31 октября 2021, 23:04

Текст книги "Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий"


Автор книги: Юрий Емельянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Юрий Емельянов
Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий

Самым тяжелым испытанием в современной истории нашей страны стала Великая Отечественная война. Поэтому ежегодно 22 июня, в день нападения гитлеровской Германии на СССР, к памятникам героям Великой Отечественной войны, к могиле Неизвестного Солдата у стен Кремля несут венки и цветы. В стране отмечают годовщины снятия блокады Ленинграда, разгрома немецко-фашистских войск в ходе Сталинградской битвы, а также других сражений войны. День Победы стал главным праздником народов нашей страны. О том, что память о всенародном подвиге и Победе жива, свидетельствует появление новой традиции – шествия 9 мая Бессмертного полка по улицам и площадям городов и сел огромной страны.

Однако поразительным образом, когда в передачах большинства средств массовой информации вспоминают о Великой войне и Великой победе, в них умалчивают о том, кто руководил Советской страной и ее Вооруженными силами в дни суровой борьбы. Нередко звучат утверждения, что Победа в войне была достигнута вопреки Сталину. Эта идея впервые прозвучала в феврале 1956 года в докладе Н.С. Хрущева на закрытом заседании ХХ съезда Коммунистической партии Советского Союза. Тогда руководитель правящей партии уверял, будто по вине Сталина страна оказалась не готовой к войне, что во время войны нарком обороны и Верховный Главнокомандующий допускал катастрофические ошибки, так как ничего не смыслил в военных делах и мог лишь по глобусу указывать, где следует вести боевые операции. В последующем эта мысль активно была подхвачена различными авторами статей, книг, сценаристами телепередач.

За пределами же нашей страны активно распространяются утверждения о том, что руководство Советской страны во главе со Сталиным несет такую же ответственность за развязывание Второй мировой войны, как и гитлеровская Германия. Авторы этих сочинений уверяют, что победа над фашизмом была одержана, прежде всего, англо-американскими войсками. Для того чтобы противостоять этим вымыслам наши соотечественники хорошо знать об истории войны и ее причинах. Они должны быть осведомлены о том, как Советская страна готовилась к неминуемой жестокой схватке, о ходе боевых действий, героизме советских воинов и тружеников тыла, о деятельности правительства и Верховного командования, во главе которых стоял И.В. Сталин.

В предшествовавших книгах («Сталин. Мальчик из Гори» и «Сталин. За победу социализма») говорилось о становлении Сталина как руководителя великой страны и о предпринятых им усилиях по созданию оборонного потенциала СССР. К несчастью, усилия Сталина и советской дипломатии, направленные на предотвращение нападения гитлеровской Германии на нашу страну не увенчались успехом. 21 июня 1941 года у Сталина уже не оставалось сомнений в том, что войска Германии и союзных с ней стран готовы начать поход против Советской страны.

Глава 1. В первые дни войны.

В 3 часа 30 минут германские войска начали боевые действия против советских войск на всем протяжении западной границы СССР. Нападение Германии началось без официального объявления войны. Тем временем в германское посольство в Москве прибыла секретная телеграмма из Берлина. В ней содержался приказ послу Германии в СССР Шуленбургу вручить ноту Советскому правительству. Риббентроп приказывал послу не вступать в какие-либо дискуссии по поводу ноты.

Уже шла война, когда наркому иностранных дел СССР В.М. Молотову сообщили о просьбе посла Германии прибыть к нему. Германский дипломат ограничился зачтением ноты. В ноте утверждалось, что советское правительство "не только продолжило, но даже усилило свою подрывную деятельность в Германии и Европе, приняло еще более антигерманскую внешнюю политику и привело все свои силы в боевую готовность на германской границе. Ясно, что Советское правительство порвало договоры с Германией и готово нанести удар в спину… Поэтому фюрер приказал германским вооруженным силам дать отпор этой угрозе всеми силами, которые имеются у них в распоряжении".

Комментируя содержание этой ноты, американский историк У. Ширер писал: "Это было обычное заявление об объявлении войны, напичканное избитыми лживыми утверждениями и вымыслом, в сочинении которых так навострились Гитлер и Риббентроп всякий раз, когда они оправдывали акт неспровоцированной агрессии. И все же… на сей раз нынешнее заявление превосходило все предыдущие по своей наглости и лжи". Очевидно, что Шуленбург, который был против войны с СССР и затем вступил в заговор с целью свергнуть Гитлера, с неохотой выполнил свою миссию. Видимо эти настроения разделяли и другие работники германского посольства. Молотов вспоминал, что переводчик Шуленбурга, "советник Германского посольства Хильгер, когда вручал ноту, прослезился".

А тем временем советские дипломаты в Берлине безуспешно пытались связаться с Риббентропом, чтобы вручить ему ноту протеста по поводу не прекращавшихся провокаций немецких войск на советско-германской границе. "Внезапно, – вспоминал Бережков, – в 5 часов утра по московскому времени, раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхсминистр Иоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел". К советскому посольству прибыла немецкая машина. Когда посол СССР Деканозов и его переводчик В. Бережков подъехали к министерству, там уже стояла толпа журналистов. Когда советские дипломаты вошли в кабинет министра, тот "встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала… У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные как бы остановившиеся глаза. Он шел впереди нас, опустив голову и немного пошатываясь. "Не пьян ли он? – промелькнуло у меня в голове. После того, как мы уселись за круглый стол и Риббентроп начал говорить, мое предположение подтвердилось. Он, видимо, действительно основательно выпил".

Риббентроп не дал возможности Деканозову изложить ноту советского правительства, заявив, что "сейчас речь пойдет совсем о другом. Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, он принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе… Далее Риббентроп пояснил, что он кратко излагает содержание меморандума Гитлера, текст которого он нам тут же вручил… Риббентроп сказал, что создавшуюся ситуацию германское правительство рассматривает как угрозу для Германии, когда та ведет не на жизнь, а на смерть войну с англосаксами. Все это, заявил Риббентроп, расценивается германским правительством и лично фюрером как намерение Советского Союза нанести удар в спину немецкому народу. Фюрер не мог терпеть такой угрозы и решил принять меры для ограждения жизни и безопасности германской нации. Решение фюрера окончательное. Час тому назад германские войска перешли границу Советского Союза".

В ответ Деканозов заявил: "Это наглая, ничем не спровоцированная агрессия. Вы еще пожалеете, что совершили разбойничье нападение на Советский Союз. Вы еще за это жестоко поплатитесь…" Бережков вспоминал: "Мы повернулись и направились к выходу. И тут произошло неожиданное. Риббентроп, семеня, поспешил за нами. Он стал скороговоркой, шепотком уверять, будто лично был против этого решения фюрера. Он даже якобы отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Лично он, Риббентроп, считает это безумием. Но он ничего не мог поделать. Гитлер принял это решение, он никого не хотел слушать. "Передайте в Москву, что я был против нападения, – услышали мы последние слова рейхсминистра, когда уже выходили в коридор…"

К этому времени Сталин и другие члены советского руководства уже знали о нападении Германии. Из противоречивых воспоминаний трудно установить, кто первым сообщил Сталину о начале войны, но очевидно, что в ночь с 21 на 22 июня ему не пришлось долго спать, так как, судя по книге посетителей его кабинета, последний из них ушел 21 июня в 23 часа, а в 5 часов 45 минут Сталин уже снова принимал людей: наркомов иностранных дел, внутренних дел, обороны (Молотова, Берию и Тимошенко), а также начальника Генштаба Жукова и начальника Политуправления Красной Армии Мехлиса. (По воспоминаниям Жукова, последний звонил Сталину в 0.30 ночи перед началом войны, а затем около 4 часа разбудил его, сообщив о налетах немецкой авиации.) 22 июня до 16.45 в кабинете Сталина не прекращались заседания.

В своих воспоминаниях Хрущев утверждал, что после того, как "война началась… каких-нибудь заявлений Советского правительства или же лично Сталина пока что не было… Сталин тогда не выступал. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями… Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: "Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его про…" Буквально так и выразился. "Я, – говорит, – отказываюсь от руководства", – и ушел".

Нечто подобное говорил Н.С.Хрущев и в своем докладе на ХХ съезде: "Было бы неправильным забывать, что после первых серьезных поражений Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесенных в те дни, он сказал: "Все что создал Ленин, мы потеряли навсегда". После этого, в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще". Заявления Хрущева позволили Д. Волкогонову писать, что Сталин "ощутил растерянность и неуверенность" с первых же минут войны и что "Сталин с трудом постигал смысл слов Жукова", когда тот сообщал ему о начале военных действий.

Молотов решительно не соглашался с подобными описаниями настроения и поведения Сталина. Он говорил Чуеву: "Растерялся – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу… Что не переживал – нелепо". Управляющий делами Совнаркома Я.Е. Чадаев таким запомнил Сталина, когда тот приехал в Кремль рано утром 22 июня: "Он прибыл на работу после кратковременного сна. Вид у него был усталый, утомленный, грустный. Его рябое лицо осунулось. В нем проглядывалось подавленное настроение. Проходя мимо меня, он легким движением руки ответил на мое приветствие".

Известно, что, прибыв в Кремль, Сталин стал собирать сведения о положении на границе и в приграничных республиках. Судя по воспоминаниям П.К. Пономаренко, Сталин позвонил ему в Минск в 7 часов утра. Заслушав сообщение первого секретаря КП(б) Белоруссии, Сталин сказал: "Сведения, которые мы получаем из штаба округа, теперь уже фронта, крайне недостаточны. Обстановку штаб знает плохо. Что же касается намеченных вами мер, они, в общем, правильны. Вы получите в ближайшее время на этот счет указания ЦК и правительства. Ваша задача заключается в том, чтобы решительно и в кратчайшие сроки перестроить всю работу на военный лад. Необходимо, чтобы парторганизация и весь народ Белоруссии осознали, что над нашей страной нависла смертельная опасность, и необходимо все силы трудящихся, все материальные ресурсы мобилизовать для беспощадной борьбы с врагом. Необходимо, не жалея сил, задерживать противника на каждом рубеже, чтобы дать возможность Советскому государству развернуть свои силы для разгрома врага. Требуйте, чтобы все действовали смело, решительно и инициативно, не ожидая на всё указания свыше. Вы лично переносите свою работу в Военный совет фронта. Оттуда руководите и направляйте работу по линии ЦК и правительства Белоруссии. В середине дня я еще позвоню Вам, подготовьте к этому времени более подробную информацию о положении на фронте". Пономаренко записывал все, что говорил Сталин, а потому смог впоследствии так подробно воспроизвести его слова. Пономаренко поручил своим помощниками передать записанное им содержание указаний Сталина всем секретарям обкомов и райкомов, по возможности – и западных прифронтовых районов.

Получив информацию, Сталин одновременно работал над подготовкой директивы наркома обороны №2 в связи с началом боевых действий, которая была передана в 7 часов 15 минут утра в округа. Однако на первых порах, судя по воспоминаниям Жукова, сведения с границы поступали отрывочные и противоречивые.

Этому способствовали диверсионные действия немцев, которые "разрушали проволочную связь, убивали делегатов связи и нападали на командиров, поднятых по тревоге". Лишь к 8 часам утра Генштаб получил первые более или менее надежные данные, которые очевидно были тут же переданы Сталину. К этому времени, когда в Кремль были собраны все члены руководства страны, бывшие в Москве, и все ведущие военачальники, стало известно о разрушительных бомбардировках, которым подверглись военные аэродромы, железнодорожные узлы и города, о начале сражений с сухопутными войсками противника на всем протяжении западной границы, за исключением территории Ленинградского военного округа.

Военачальники покинули кабинет Сталина около 8.30, а оставшиеся там руководители ВКП(б) и Коминтерна (Димитров и Мануильский) стали решать вопрос о том, как объявить населению стране о войне и кто это должен сделать. Микоян в своих мемуарах писал: "Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин отказался: "Пусть Молотов выступит". Мы все были против этого: народ не поймет, почему в такой ответственный исторический момент услышат обращение к народу не Сталина – Первого секретаря ЦК партии, Председателя правительства, а его заместителя. Нам важно сейчас, чтобы авторитетный голос раздался с призывом к народу – всем подняться на оборону страны. Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили, пусть выступит Молотов".

Объясняя отказ Сталина, Молотов говорил: "Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь. Не только человек – это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах". В ответ на вопросы Чуева о том, кто был автором его речи, Молотов заметил: "Это официальная речь. Составлял ее я, редактировали, участвовали все члены Политбюро. Поэтому я не могу сказать, что это только мои слова, там были и поправки, и добавки, само собой". Молотов утверждал, что Сталин активно участвовал в работе над текстом речи, но отказался уточнить "какие слова он внес, первые или последние. Но за редакцию этой речи он тоже отвечает".

Поэтому свое выступление В.М. Молотов начал со слов: "Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории".

Объявив о "беспримерном в истории цивилизованных народов вероломстве" со стороны Германии, Молотов сообщил, что "уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как Народному Комиссару Иностранных Дел, заявление от имени своего правительства, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи со средоточением частей Красной Армии у восточной германской границы". Молотов указывал на то, что Советское правительство "со всей добросовестностью выполняло все условия" советско-германского договора о ненападении и на протяжении своего выступления трижды ссылался на то, что Германия до 22 июня не предъявляла никаких претензий к СССР. Одновременно он решительно отвергал обвинения в нарушениях советскими войсками границы с Румынией.

В своей речи Молотов напоминал об исторических традициях борьбы русского народа против иноземных захватчиков: "В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за родину, за честь, за свободу". Призвав народ к дисциплине, "организованности, самоотверженности, достойной настоящего патриота", к сплочению рядов "вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя тов. Сталина", Молотов закончил свою речь словами, которые стали главным лозунгом Великой Отечественной войны: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами".

Чадаев вспоминал, что      Сталин зашел в кабинет к Молотову после его выступления по радио.      "Ну и волновался ты, – произнес Сталин, обращаясь к Молотову,      – но выступил хорошо". "А мне показалось, что я сказал не так хорошо, – ответил тот". Позвонил кремлевский телефон. Молотов взял трубку и посмотрел на Сталина: "Тебя разыскивает Тимошенко. Будешь говорить?" Сталин подошел к телефону, немного послушал наркома обороны, потом заявил: "Внезапность нападения, разумеется, имеет важное значение в войне. Она дает инициативу и, следовательно, большое военное преимущество напавшей стороне. Но Вы прикрываетесь внезапностью. Кстати, имейте ввиду – немцы внезапностью рассчитывают вызвать панику в частях нашей армии. Надо строго-настрого предупредить командующих о недопущении какой-либо паники. В директиве об этом скажите… Если проект директивы готов, рассмотрим вместе с последней сводкой… Свяжитесь еще раз с командующими, выясните обстановку и приезжайте. Сколько потребуется Вам времени? Ну, хорошо, два часа, не больше… А какова обстановка у Павлова?"

Еще до этого разговора с Тимошенко и до начала выступления Молотова Сталин около 12 дня звонил второй раз Пономаренко. Прежде всего, его интересовало: "Что Вы можете сказать о военной обстановке? Что делает и как себя чувствует себя тов. Павлов?" К тому времени Павлов командовал Белорусским военным округом, затем превращенным в Белорусский фронт. По его словам, Пономаренко, ответил, что Павлов, "несмотря на свои положительные качества… под давлением тяжелой обстановки, особенно из-за утери связи со штабами фронтовых войск… потерял возможность правильно оценивать обстановку и руководить сражающимися частями, проявляет некоторую растерянность… не сосредотачивается на главных проблемах руководства. "Я хотел бы просить Вас, товарищ Сталин, – заявил я, – прислать в штаб фронта одного из авторитетных маршалов Советского Союза, который… изучил бы внимательно обстановку, продумывал бы неотложные мероприятия и подсказывал их командующему". Сталин ответил: "Я уже думал об этом, и сегодня же к вам выезжает маршал Борис Михайлович Шапошников. Имейте в виду: это опытнейший военный специалист, пользующийся полным доверием ЦК. Будьте к нему поближе и прислушайтесь к его советам".

Видимо нелестную характеристику действий Павлова дал и Тимошенко. Как вспоминал Чадаев, "выслушав Тимошенко, Сталин нахмурил брови… положил трубку на аппарат и сказал: "Павлов ничего конкретного не знает, что происходит на границе! Не имеет связи даже со штабами армий! Ссылается на то, что опоздала в войска директива… Но разве армия без директивы не должна находиться в боевой готовности?"… Через какое-то мгновение, сдерживая свой гнев, Сталин добавил: "Надо направить к Павлову Шапошникова. Я не сомневаюсь, что он поможет организовать управление войсками, укрепить их оборонительные позиции. Но наши войска, видимо, не могут справиться с задачей прикрытия западной границы. Они оказались в очень тяжелом положении: не хватает живой силы и военной техники, особенно самолетов. С первых часов вторжения господство в воздухе захватила немецкая авиация… Да, не успели мы подтянуть силы, да и вообще не все сделали… не хватило времени".

Тем временем в Берлине Гитлер выступил с объяснением причин нападения на СССР. По словам генерала и историка Курта фон Типпельскирха, Гитлер "широкими мазками нарисовал картину неизбежного исторического хода событий, начиная с Версальского договора, а затем обратился к русской политике прошлого года. Она, по его словам, преследовала цель в тайном сотрудничестве с Англией сковать немецкие силы на Востоке… Советский Союз, заявлял далее Гитлер, постоянно усиливал свои войска на восточной границе Германии; в последние недели русские стали все более и более открыто нарушать германскую государственную границу. Поэтому он решил снова вверить солдатам судьбу и будущее германской империи и народа. Воззвание Гитлера было дополнено выступлением имперского министра иностранных дел перед представителями немецкой и иностранной печати, в котором тот указал на угрозу большевизма для всего мира. Немецкий народ, заявил в заключении министр иностранных дел, сознает, что он призван спасти всю мировую культуру от смертельной угрозы большевизма и освободить путь для истинного социального подъема".

Гитлер был уверен в успехе начатого им захватнического похода. По словам немецких генералов, авторов книги "Роковые решения", "Гитлер рассчитывал, что Красная Армия быстро развалится. Уверенный в своей победе, он даже приказал сократить объем продукции военной промышленности". Генерал Бутлар писал, что Гитлер "надеялся, что ему удастся разделаться с Советским Союзом путем быстротечной военной кампании и показать миру призрачность мощи Советского государства и его мировоззрения". 22 июня "Фёлькишер беобахтер" опубликовала передовую статью под заглавием "Судьба Европы в руках наших солдат". В.Бережков купил экстренный выпуск одной из берлинских газет 22 июня: "Там были напечатаны первые фотографии с фронта: с болью в сердце мы разглядывали наших советских бойцов – раненых, убитых… В сводке германского командования сообщалось, что ночью немецкие самолеты бомбили Могилев, Львов, Ровно, Гродно и другие города. Было видно, что гитлеровская пропаганда пытается создать впечатление, будто война эта будет короткой прогулкой".

Хотя очевидцы того, как прошел первый день войны в Кремле не свидетельствуют о панике и растерянности, охватившей Сталина, они отмечают серьезность дискуссий, происходивших в сталинском кабинете. Вспоминая первый день войны, Я.Е. Чадаев говорил, что ему "довелось присутствовать на двух заседаниях у Сталина и вести протокольные записи этих заседаний. Что особенно запомнилось – это острота обсуждаемых вопросов на фоне отсутствия точных и конкретных данных у нашего высшего политического и военного руководства о действительном положении на фронтах войны. Несмотря на это, решения были приняты весьма важные и неотложные". Среди этих решений Жуков упоминает Указ о проведении мобилизации, и проект постановления о создании Ставки Главного Командования. В ее состав вошли И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, С.М. Буденный, Г.К. Жуков, Н.Г. Кузнецов. Председателем Ставки был назначен С.К. Тимошенко. При Ставке создали институт постоянных советников. Ими стали Кулик, Шапошников, Мерецков, Жигарев, Ватутин, Воронов, Микоян, Каганович, Берия, Вознесенский, Маленков, Жданов, Мехлис. Было принято решение о преобразовании Прибалтийского, Западного и Киевского особых округов в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты. Их командующими стали соответственно генерал-полковник Ф.И. Кузнецов, генерал армии Д.И. Павлов, генерал-полковник М.П. Кирпонос.

Вспоминая первые дни войны, главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов писал: "В то время в Ставку поступало много донесений с фронтов с явно завышенными данными о потерях противника». По словам Н.Н. Воронова, однажды начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников вынужден был сообщить И.В. Сталину о том, что "с двух фронтов так и не поступило сведений". Сталин сердито спросил: "Вы наказали людей, которые не желают нас информировать о том, что творится у них на фронтах?" Шапошников сказал, что он "обоим начальников штабов фронтов объявил выговор… Сталин хмуро улыбнулся: "У нас выговор объявляют в каждой ячейке. Для военного человека это не наказание. Но Шапошников напомнил старую военную традицию: если начальник Генерального штаба объявляет выговор начальнику штаба фронта, виновник должен тут же подать рапорт об освобождении от занимаемой должности. Сталина, видимо, удовлетворил такой ответ, и он приказал лишь предупредить всех начальников штабов, что за подобные проступки Ставка будет принимать строгие меры".

Очевидно, что отсутствие полной информации о положении дел на фронте 22 июня вызывало немалое беспокойство у Сталина. По словам Жукова, Сталин во второй половине дня позвонил ему по телефону и сказал: "Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем маршала Шапошникова и маршала Кулика. Шапошникова и Кулика я вызвал к себе и дал им указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь". Я спросил: "А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?" И.В.Сталин ответил: "Оставьте за себя Ватутина". Потом несколько раздраженно добавил: "Не теряйте время, мы тут как-нибудь обойдемся".

Эти и другие воспоминания не позволяют подтвердить заявления Хрущева и других о растерянности Сталина, о том, что он был "парализован", что он покинул Кремль. В то же время, по воспоминаниям Я.Е. Чадаева, среди ряда членов Политбюро преобладали настроения, не отвечавшие серьезности ситуации. Он вспоминал: "В течение 22 июня после визита к Вознесенскому я побывал также с документами у других заместителей Председателя Совнаркома. Нетрудно было убедиться, что почти все они еще не испытывали тогда больших тревог и волнений. Помню, например, когда поздно ночью закончилось заседание у Сталина, я шел позади К.Е. Ворошилова и Г.М. Маленкова. Те громко разговаривали между собой, считая развернувшиеся боевые действия как кратковременную авантюру немцев, которая продлится несколько дней и закончится полным провалом агрессора. Примерно такого же мнения придерживался тогда и В.М. Молотов". Очевидно, Я.Е.Чадаев имел в виду ночное совещание у Сталина, которое происходило в ночь на 23 июня.

Второй день войны, 23 июня начался у Сталина, по крайней мере, в 3 часа 20 минут ночи, когда к нему вошел Молотов. Затем пришли Ворошилов, Берия, Тимошенко, Ватутин и Кузнецов. Совещание продолжалось до 6 часа 10 минут. Затем совещания возобновились вечером с 18.45 и продолжались до 1 часа 15 минут ночи 24 июня. Примерно также прошли и последние дни июня. В то же время эти записи не дают полного впечатления о рабочем дне Сталина, так как здесь не указывается время, когда он говорил по телефону и работал в одиночестве.

Между тем ситуация на фронте продолжала ухудшаться. Надежды на быстрый "сокрушительный удар по агрессору", высказанные в выступлении В.М. Молотова 22 июня, исчезали. В первый же день войны Германия нанесла существенный урон советским вооруженным силам. Потери в авиации составили 1811 самолетов (из них 1489 были уничтожены на земле). Немцы потеряли лишь 35 сбитых машин, и около 100 самолетов было повреждено.

Мощные удары германской авиации и артиллерии в первые же часы войны принесли огромный ущерб и другим видам техники, а быстрое продвижение немецких войск позволило им захватить расположенные у границы склады вооружений. Секретарь Брестского обкома М.Н. Тупицин сообщал И.В. Сталину и П.К. Пономаренко 25 июня, что значительная часть орудий артиллерии резерва Главного командования была разбита бомбами в первые же часы войны, а "все ценные орудия остались у немцев". Секретарь Лунинецкого райкома Пинской области В.И. Анисимов сообщал телеграммой 30 июня, что "нет вооружений и снарядов… Шлют самолеты в разобранном виде, а собрать их негде". Утрата значительной части самолетов и другой техники сразу же стало сказываться на боевых действиях советских войск и состоянии боевого духа личного состава. Объясняя быстрое отступление Красной Армии в Прибалтике, член Военного совета Северо-Западного фронта В.Н. Богаткин сообщал Л.З. Мехлису в начале июля 1941 г.: "Если идут в бой танки и пехота, нет авиации; если идет в бой пехота – нет артиллерии или танков и т.п.".

Война обнажила многочисленные свидетельства неподготовленности к войне. 26 июня руководители Латвии писали Сталину, что хотя имеется достаточно сил для "успешного отражения наступления противника… в штабе (Северо-Западного фронта) не соблюдаются основные правила организации работы. Между отдельными войсковыми соединениями нет связи, нет взаимодействия, также нет взаимодействия между отдельными видами оружия (авиация, пехота). Ввиду того, что разведка поставлена плохо, часто авиация не может бомбить колонны противника, так как штабу не известно, чьи это колонны… При неудовлетворительной работе штаба положение на нашем участке фронта остается неудовлетворительным". Не была подготовлена и противовоздушная оборона приграничных районов. 23 июня секретарь Мурманского обкома Старостин телеграфировал Сталину, что "Кандалакша, Кировск и Мончегорск, где расположены апатитовый комбинат, медно-никелевый комбинат, строящийся алюминиевый комбинат и гидростанции Нива-три, совершенно не имеют зенитной обороны и воинских частей".

Особенно тревожные вести поступали из Белоруссии. 25 июня секретарь Брестского обкома партии М.Н. Тупицин писал И.В. Сталину о том, что "руководство 4-й Армии оказалось неподготовленным организовать и руководить военными действиями… Ни одна часть и соединение не были готовы принять боя, поэтому вынуждены были или в беспорядке отступать или погибнуть… Можно было бы привести много примеров, подтверждающих, что командование 4-й Армии, несмотря на то, что оно находилось в пограничной области, не подготовилось к военным действиям. Вследствие такого состояния с первых же дней военных действий в частях 4-й Армии началась паника. Застигнутые внезапным нападением, командиры растерялись. Можно было наблюдать такую картину, когда тысячи командиров (начиная от майоров и полковников и кончая мл. командирами) и бойцов обращались в бегство. Опасно, что эта паника и дезертирство не прекращаются до последнего времени, а военное руководство не принимает решительных мер".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю