Текст книги "Зиккурат"

Автор книги: Юрий Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– А они не могут сейчас тебе сказать, что это такое?

– Нет. Вчера, при первом контакте, нас встречали не только трое сангнхитов. Я видел огромную толпу, великое войско от края до края. Анаким. Они прогнали моих дедов, как хозяин прогоняет собаку. Теперь я такой же беззащитный, как и остальные. Кроме тебя! Не сомневайся!

Лишь когда они скрылись и стихли шаги, я решился запустить руку в карман и рассмотреть, что же передал мне Сунь. На ладони лежали куски разломанной электронной книжки, узкой и продолговатой. Дышать стало труднее и глаза отчего-то защипало. Я отвернулся, чтобы Бонго не заметил.

Внизу проплывали башни обезлюдевшего города. Позади остался черный столп, упираясь в небо и кляксой растекаясь по небесной глади. «Ну вот, одна мечта сбылась», – невесело подумал Энмеркар, стоя на летателе, и неожиданно вспомнил самую заветную мечту: увидеть море. Сердце тоскливо сжалось: поздно. Дело важнее.

Глядя на жилистую, иссеченную старыми шрамами сутулую спину раба, он сказал:

– Раб, говори со мной!

– Да, господин мой, да! – Раб, на мгновение обернувшись, изогнулся в поклоне и вернулся обратно к управлению летателем.

– Имя твое?

– Ибу, господин мой.

– Ибу… Ты знаешь, что я – Избранный?

– Да, господин мой, знаю.

– И что ты об этом думаешь?

– Я сожалею о вашем юном возрасте. Если бы ваш ничтожный раб мог пойти вместо вас, я сделал бы это с радостью.

Раб говорил сухим, ровным голосом, но Энмеркар все равно был тронут. Даже отец не сказал ему таких слов… И говорит этот раб как образованный…

– Ты ведь знаешь, Ибу, что заменить в Гарзе никого нельзя…

– Увы, господин мой, таково извечное заклятие, неизменная воля, нерушимое слово…

– …но я, как Избранный, могу тебя освободить. Ибу, хочешь стать свободным?

Раб обернулся и не мог скрыть удивления и волнения, вспыхнувшего на изуродованном лице. Лишь миг держалось это выражение, затем глаза раба вновь затянулись пеленой безличной почтительности.

– Доброта и щедрость юного господина потрясла ничтожного раба. Исполнять вашу волю – честь для меня Но если ваше милосердие столь велико, что вы снисходите до мнения презреннейшего из рабов, то я осмелюсь сказать: нет. Я хочу остаться рабом.

– Почему?

– Нелегко соответствовать предназначению раба, но соответствовать предназначению свободного – в шестьдесят раз тяжелее. Ваш ничтожный раб слаб, и потому выбирает то, что ему по силам. И то, что он в свое время заслужил.

– Как хочешь, – ответил, пожав плечами, Энмеркар. – Хотя ты уже был свободным в тот миг, когда решал, оставаться ли тебе рабом.

– Да, господин мой, да.

Летатель спускался, сбавляя скорость. Каменный квадрат крыши Дома Контактеров все больше разрастался внизу. Противно заскрипев о стену, летатель прошел сквозь камень и продолжил спуск. Перед глазами мелькнули желтые песчинки, а затем неуловимый барьер прокатился по глазам и они погрузились в мрачную пучину покоев Главного Контактера.

Стены здесь оказались из настоящего, непроницаемого камня. Оштукатурены темно-серым раствором с золотыми блестками. Потолок тоже настоящий и непроницаемый, лишь в одном углу, через который они спустились, оставлено прямоугольное отверстие точно под размеры летателя.

Едва их летатель опустился на летатель Главного Контактера, Ибу распростерся ниц, уткнувшись лицом в затоптанную ногами поверхность. Энмеркар остался стоять, оглядываясь с жадным любопытством.

Здесь было темно. Дневной свет из прорехи для летателей почти не проникал в комнату. В центре потолка свисала закрепленная на воловьих жилах чаша, в которой горел живой огонь. Дрожащие рыжие отсветы танцующего язычка пламени открывали взгляду невероятно загроможденное помещение. Со всех сторон глядели сотни резных статуэток.

Справа еле проглядывал хранильник, увешанный пуками высушенных трав уму, бур и канкал. Их пряный, удушливый аромат наполнял всю комнату. На полу рядами стояли древние каменные чаши и амфоры самых разных объемов. Некоторые были наполнены Напитком Перехода – бурой, мутно-темной жидкостью, с плавающими разбухшими листьями. На левой стене зеленоватым светом мерцает мутное пятно размером с тарелку.

Слабо дымились курильницы. Пол покрывало необычное вещество: прозрачное, как вода, но твердое, как металл, и наполненное красно-золотыми россыпями. Посреди комнаты в воздухе висела плита, за которой на седалище с высоченной спинкой восседал завернутый в старый зеленый плащ Главный Контактер, склонившись над листьями тамариска. Напротив него пустовало второе седалище со спинкой пониже.

– Садись! – прокричало множество голосов, вырвавшись изо рта Главного Контактера, перебирающего полуувядшие листочки.

Энмеркар прошел и влез на слишком высокое для него седалище.

– Можешь идти! – приказал Главный Контактер, даже не подняв головы.

Ибу рьяно стукнулся головой о металл, поднялся на колени и, стоя так, вылетел через белесое отверстие в дальнем углу. Они остались наедине. Наблюдая за бледными и тонкими, дергающимися как лапки паука пальцами Главного Контактера, Энмеркар с удивлением понял, что страх перед этим человеком совершенно испарился, хотя смутная, еле осязаемая тревога еще тлела где-то внутри.

– Ты пришел рано, – промолвил хором Главный Контактер, по-прежнему не глядя на него. – Что ты хочешь знать? Говори со мной – и я буду говорить с тобою!

Энмеркар заговорил не сразу.

– Почему машины пришельцев напали на нас?

– Разве объяснения, данные тебе Нарам-суэном, недостаточны?

– Нет. – Осведомленность Главного Контактера не удивила мальчика. – Он сказал о следствии, а я хочу знать о причине.

Тонкие пальцы замерли, затянув узелок из стеблей. Главный Контактер убрал руки и поднял голову, пригвоздив гостя на месте взглядом двух бездонных дыр.

– Глава пришельцев отказался продать нам то, за что мы честно заплатили. Нам пришлось посадить его вместе с рабами в темницу. Один из его рабов уже погиб, другой сломал руку, но главный по-прежнему упорствует и отказывается объяснять свой вероломный поступок.

Энмеркар перевел взгляд на правую щеку Главного Контактера, избегая смотреть ему в глаза.

– Из-за ваших дел началась война, которая может грозить поражением и гибелью всему Агану!

– Всякое, конечно, может случиться, – равнодушно пожал плечами Главный Контактер. – Может статься, этой ночью Аган по неведомым причинам остановит скольжение вокруг оси, и Уту никогда больше не встанет над нами. – Не спуская с мальчика взгляда, он провел линию левой ладонью. Связанный узелок тамариска поднялся в воздух и плавно перелетел к хранильнику, повиснув на веревке рядом с другими пучками. Главный Контактер продолжил: – Я допускаю такую возможность, но глубоко сомневаюсь, что она воплотится в жизнь. То же самое и с землянами.

– Они прибыли как гости, – упрямо продолжил Энмеркар, – и вот, смогли пробить стены, возможно, война уже в городе. Что же будет, если они прилетят как воины?

Прорезанное вертикальной морщиной лицо Главного Контактера изогнулось в слабой улыбке. По тому, как неуверенно вытягивались лицевые мышцы, было видно, что им нечасто приходится выполнять такое назначение.

– Ты очень проницателен для своих лет, Энмеркар. Ты был бы хорошим преемником отцу.

Улыбка исчезла, словно порыв ветра сорвал ее с лица Главного Контактера.

– Не беспокойся об Агане, – сообщил он. – Наша беда не от землян. Если они пришлют сюда боевые корабли, то на каждый вражеский корабль мы выставим пять, ничем ему не уступающих. Да, еще у них есть страшное оружие уничтожения, от которого нам не увернуться. В одно мгновение оно уподобит наши города черепкам разбитых горшков. Но если они решатся не захватывать, а уничтожить нас, мы упредим землян и погасим их звезду. Дальний Дом станет безжизненной, заледенелой глыбой, несущейся в космосе. Если кто-то из них и выживет, им будет не до войн с нами.

– Мы не должны уничтожать их место во вселенной!

– Я рассказываю лишь то, как может быть. Но тебя ведь волнует на самом деле другое, не так ли? На твоем месте я бы не стал терять время за лишними разговорами.

Энмеркар нервно вздохнул, вдавившись в холодную спинку седалища. Появилось ощущение, будто комната вокруг начинает сжиматься, а бесчисленные статуэтки, вырываемые из сумрака красно-рыжим светом дрожащего пламени, смотрят прямо на него. Как же дух здесь тяжел и как несвободно сердце!

– Поклянись, что скажешь, если знаешь то, что я прошу!

– Ты – Избранный, – бесстрастно отозвался Главный Контактер. – Сегодня ты имеешь право задавать любые вопросы.

– Поклянись ответить!

– Клянусь.

– Я хочу знать, как можно разорвать контакт с анаким! Чтобы больше их не было на Агане! Чтобы никого никогда больше не пожирали они, чтобы исчезло, растворившись словно соль, всякое воспоминание о них!

Многоголосое эхо горько рассмеялось устами Главного Контактера.

– О, если бы я знал, Энмеркар! Неужто ты забыл, кто они, если думаешь, что их можно просто выключить как механизмы дваров? «Не мужчины они и не жены они, – принялся он цитировать искривившимися губами, – ветры они, бродящие всюду, жен не имеют, детей не рождают, ни прощения они, ни пощады не знают, ни молитвам они, ни мольбам не внимают, страшные бури они, злобные боги, беспощадные духи они, порожденные в недрах небесных, сами скорби они, и скорби приносят, ежедневно для злобных деяний подымают главы; тучи густые они, наводящие сумрак на небо, натиск свирепого ветра, среди ясного дня приносящий затмение, бьют они мужа, повергают супругу, слабых, как травы, они разрывают, сердце у сильных они исторгают, плоть человека как одежда они облекают, прочь уносят во сне человека…» Как с ними справиться нам? Сие невозможно…

Замолкнув, Главный Контактер откинулся на спинку и прикрыл глаза. На мгновение черное очарование спало с него, обнажив смертельно уставшего и отчаявшегося человека. Будто кто-то другой с привычными чертами главы контактеров оказался напротив Энмеркара.

– Когда-то давно… – еле слышно зашептал он, и голос от этого стал почти человеческим, – мой лучший друг раньше меня услышал Песню и погрузился в Сон. Я очень горевал. И даже поклялся отомстить анаким. Я клялся, стоя над телом спящего друга, что всегда буду бороться с ними, пока наш народ не освободится от рабства – проклятого наследия предков… Меня пьянила уверенность, что сам-то уж я точно смогу отказаться от Призыва… Ведь отец мой был бесконтактным! Все совсем как у тебя, Энмеркар… – Взрослый немного помолчал, а потом продолжил еще тише: – Анаким жестоко посмеялись надо мною. Они не только сломали меня и сделали контактером. Потом… После мятежа… Они сделали меня Главным Контактером… Знал бы я тогда, что четырнадцать лет спустя мне собственными руками придется забрать у друга жену, а затем и единственного сына…

Ледяной ужас окатил Энмеркара, но вместе с ним он ощутил и бездонную тоску, веявшую от взрослого. Он вдруг понял, как истосковался Главный Контактер по простому человеческому разговору… Потерянный, уставший человек в нелепом заношенном халате и с глубокой вертикальной морщиной на лбу.

– Я завидую тебе, Энмеркар, – прикрыв глаза, признался он. – Ты уходишь с чистой волей. Как хотел бы я оказаться на твоем месте!

Он тяжело вздохнул и продолжил:

– Я столько перенес, стольким пожертвовал ради того, чтобы состоялся контакт с землянами. Каким-то немыслимым образом некоторым из них удается оставаться неподвластными анаким. Я так надеялся, что это наконец то, что освободит нас. Поможет мне сдержать давнюю клятву. Я надеялся перехитрить анаким. А они просто посмеялись над нами… – Он покачал головой. – Я многое знаю, но совершенно ничего не могу сказать, что теперь нас ждет…

Они долго молчали. Затем Главный Контактер открыл глаза и со вздохом сказал:

– Боюсь, нам пора, Энмеркар…

– Нет! – закричал он, ужаленный страхом. – Я… я хочу увидеть море… Перед Гарзой я хочу посмотреть на море!

– Море… – задумчиво повторил хор голосов из горла мужчины. – Бездна, недоступная взору… Наша мудрость издревле уподоблялась подземным источникам вод. Море – образ иной мудрости, безграничной, если такое возможно… Думаю, мы успеем слетать на побережье, Энмеркар.

Мальчик выдохнул, ощущая, как понемногу отпускает напряжение и колотящееся сердце стихает, возвращаясь к привычному ритму. Как же нестерпимо хочется покинуть эту темную, давящую комнату с приторно-гнилостным запахом умирающих трав и судорожным мерцанием чадящего светильника!

Энмеркар спрыгнул на пол и в три прыжка оказался на летателе. Над головой плыло небо. Он так успел соскучиться по его задумчивым переливам за те пять ушев, что пробыл здесь! Главный Контактер ступил следом, и они взмыли вверх, оставив внизу полутемную душную яму с неприятными фигурками по стенам.

Снова город. Свет. Легкий, влажный, упоительно-свежий и вольный воздух ворвался внутрь, вычищая легкие. Энмеркар улыбнулся, заметив, что огромный черный столп вдалеке рассеялся, разделившись на несколько тонких ниточек, и грохота уже не слышно.

– Мы победили машины! – поделился он новостью, показывая пальцем в сторону Дома Молчания.

– Похоже на то, – согласился Главный Контактер. – Может, еще удастся договориться с землянином до Гарзы… Ты знаешь, от меня лично ничего не зависит. Но кое-что я постараюсь сделать, сын моего друга. Несколько минут я вырву для тебя. Пущу кое-кого раньше.

Энмеркар удивился и устрашился этим словам. Но потом усилием воли выгнал всякие мысли о Гарзе и начал думать о приятном: о море. Он слышал, что оно бескрайнее. Наверное, как небо. Взгляд устремился в перламутровую пелену с раздвоенным огненным оком Уту. А еще отец говорил, что оно соленое… Как это пахнет, интересно? А еще, говорят, там живут особые белые птицы…

Летатель резко пошел вниз, метя в куб-верхушку Дома Поднятия Головы.

– Что такое? – крикнул мальчик Главному Контактеру, но тот не ответил.

Стремглав они обрушились на угол седьмого яруса, пронзая его собою насквозь. Летатель резко ударился о пол, и Энмеркар, не удержавшись, свалился на холодные, покрытые темными пятнами плиты, прямо под ноги двум мускулистым, затянутым в алое помощникам Главного Контактера.

– Приготовьте его к Гарзе, – приказал завораживающий голос.

– Ты обещал отвезти меня посмотреть на море! – закричал Энмеркар, вскакивая на ноги, мгновенно позабыв о ссадинах, прочертивших плечо при падении.

– Ничего я не обещал, – холодно ответил высокий человек в зеленом плаще, избегая смотреть ему в глаза. – Я тебе сказал, что мы могли бы успеть слетать на побережье, но ни словом не обмолвился о том, что мы туда полетим.

– Все равно! – Энмеркар топнул ногой. – Я – Избранный! Я имею право! Я хочу увидеть море!

– Хватит, парень, игры кончились. – Главный Контактер отвернулся и взмыл на летателе вверх.

Энмеркар еще раз топнул, глядя, как уменьшается в небе темно-синий прямоугольник, и тут слезы сами хлынули у него из глаз. Рыдания сдавили горло и вырвались из него. Он не хотел, но ничего не мог с собой поделать. Широкая ладонь легла ему на плечо.

– Не плачь, мальчик, – посоветовал голос сзади.

– Ты избран для великой чести, – добавил голос справа.

Когда стихли шаги уведенных Тези Ябубу, Зеберга и Суня, стало тяжелее. Мы сидели с Бонго в разных углах и молчали, не глядя друг на друга. Отчаяние рвало мне сердце. Никогда я еще не переживал такого. Давным-давно, на Меркурии-4, скрываясь под раскаленными обломками станции, я тоже ощутил дыхание смерти. Но там я мог надеяться, что помощь за мной придет, как оно в итоге и случилось. А здесь ждать помощи неоткуда. Душа томилась и трепетала, как полотно на ветру. Хотелось немедленно что-то сделать. Но что можно делать, когда сделать ничего нельзя? Когда ты связан по рукам и ногам?

Где-то там, далеко-далеко, мать сейчас лежит на диване и смотрит очередной сентиментальный сериал. Его начали показывать еще до нашего отлета, будут показывать и когда мы… должны были бы вернуться. Где-то там в эту минуту брат спешит к заутрене, приподнимая полы рясы над мокрой от росы травой. Я помню это место по визографиям – огромное озеро, смыкающееся на горизонте с небом, песчаные берега, поросший леском и обрывающийся скалами полуостров, белые, приземистые храмы… Где-то там Анна сейчас сидит перед бледным экраном среди рабочей суеты, принимая беспилотные грузовики с Марса… Остренькое, сосредоточенное личико, белые кудри деловито убраны в хвост, губки поджаты, брови напряженно сведены… Где-то там жена Мусы готовит детям обед. Я видел ее лишь раз, мельком. Полную сорокалетнюю брюнетку сложно назвать красивой, но, наблюдая, каким огнем нежности вспыхивают ее темные глаза при взгляде на мужа, Мусе можно было позавидовать. Теперь-то уж никто ему завидовать не станет… Где-то там скачут на мустангах по прериям Айовы подопечные Тези Ябубу – загадочные бледнолицые вашичу, покачиваясь в седлах от чрезмерного употребления виски… Человеческая жизнь течет во всем своем многообразии… За миллиарды километров отсюда. Как же все-таки мучительно оказаться вне «родного муравейника», в тоскливом кошмаре по-настоящему чужого мира… Как бы хотелось, чтобы все это и впрямь оказалось лишь дурным сном, который вот-вот обернется спасительным пробуждением…

Не выдержав, я вскочил и начал ходить взад-вперед по темной камере, как Зеберг полчаса назад. В затхлом воздухе все еще витал слабый запах его одеколона. Что же стало с нашим насмешником, когда то невидимое, что он так яро отрицал, само явилось ему, насильно распахнув глаза и сдавив сердце…

– Надо что-то делать, – пробормотал я на ходу.

– Да, надо, – отозвался врач. – Нельзя же сидеть сложа руки и дожидаться, пока нас прихлопнут!

– Может быть, обмануть сангнхитов, пообещать, что скажу им секрет…

– Верно! – горячо поддержал Бонго. – Обмани их, Вассиан, обмани! Ведь они не знают, что именно ты скрываешь. Расскажи им какую-нибудь белиберду и пообещай, что помогает она по прошествии многого времени – и поверят они, никуда не денутся.

Снедаемый страхом, я остановился и нахмурился, глядя на валяющуюся голову С-403:

– А может, все же не обманывать?

– Да, так, пожалуй, лучше, – подумав, согласился негр. – Обман-то скоро обнаружится, и тогда нам придется еще хуже, чем теперь. Не дураки же сангнхиты, чтобы поверить одним обещаниям, без доказательства делом!

Я развернулся и пошел в обратную сторону, размышляя по ходу:

– Может, попытаться бежать, когда придут за нами?

– Точно! Нас двое, мы оба в хорошей физической форме. Конвоиры вроде безоружны. Если они вдвоем забирали отсюда троих, то за нами явятся, наверное, не больше. Мы знаем, что они – люди, значит, физиология та же, что и у нас. Оглушим одного головою «искателя», а уж с другим как-нибудь справимся вдвоем. Как говорится, побей одну собаку и остальные разбегутся.

Выглядело и впрямь соблазнительно, но… Дойдя до противоположной стены, я прислонился к шершавым камням рукой и вздохнул:

– Нет. Отсюда не вырваться.

– Твоя правда! – нехотя кивнул врач. – К тому же, даже если нам удастся сбежать, мы ведь ничего здесь не знаем. Как выйти на поверхность? А если выйдем, куда идти дальше? Как добраться до корабля? Нас схватят в любом случае. Никаких шансов.

– Что же тогда? Сидеть сложа руки и ждать?

– Да, Вассиан, ты прав: лучше подождать. Если сейчас нет никаких возможностей, то, быть может, они появятся позже?

Я перестал ходить и сел, оперевшись спиною о холодную стену.

– Может, нам вообще лучше умереть? – пробормотал я в пустоту.

– И впрямь так! – отозвалась пустота голосом Бонго. – Мертвый не боится, не чувствует боли, не страдает от неизбежного и не стремится к недостижимому. Лучше бы мы были мертвы.

Изумленный, я вскинул голову и долго смотрел в немигающие глаза Бонго, пока не стало жутко.

И мир вдруг потемнел в глазах… сознание перестало цепляться за окружающую реальность. Я начал проваливаться… Страх и трепет нашел на меня, отчаяние могильной плитою сдавило дыхание мне… Вселилась душа моя в страну молчания… Скорби сердца моего умножились и тяжкое бремя отяготело на мне, истощилась в печали жизнь моя и сила моя изнемогла… внутренности мои истаяли от тоски… Как мертвый, как разбитый сосуд лежал я, и отовсюду смотрел на меня лишь ужас… я уподобился нисходящим в ров погибели, разлитие многих вод достигло меня… все воды и волны прошли надо мною… я лежал на дне и ни один луч не проницал водной толщи, не касался меня… беспроглядный мрак усиливал терзания сердца и воспоминания минувшего словно жгучие стрелы пронзали душу…

Последний взгляд Мусы… Взгляд матери перед стартом… Ее слёзы… Улыбка Анны… Последнее письмо брата… В котором он обещал молиться за меня… Где ж молитвы твои? Забыл нас Бог, закрыл лицо Свое, не увидит никогда…

Внезапно грудь мою отпустило. Я глубоко вздохнул и понял, что лежу, весь мокрый от пота, на холодном полу камеры. Медленно поднялся и сел, потрясенный, не понимая, что со мною произошло. Бонго все так же торчал в углу и молча смотрел на меня немигающим взглядом, с громким хрипом выдыхая воздух.

Что-то происходило с ним, что-то происходило со мной, но я не думал о том, устремясь всецело в глубь себя: казалось, что разгадка близка, еще мгновение и я смогу ухватить ее…

Снова гул шагов из коридора. Я встал, Бонго, притихнув, остался сидеть. Откуда-то мы оба знали, за кем идут в этот раз. Но теперь я почти не боялся. Появились сангнхиты в балахонах цвета навозных мух и с нелепыми металлическими прутами в руках. Много. С тараканьей проворностью они выстроились вдоль коридора. Сангнхит с тонким ртом, что уводил Тези Ябубу, Зеберга и Суня, выступил вперед:

– Вассиан Софронов! Я – темничий Самгар-нево. Выходите и следуйте за мной.

Было нечто паучье в его мимике. Преодолевая отвращение, я направился к прозрачной стене и, свободно пройдя сквозь нее, вышел в коридор. Тотчас сангнхиты обступили меня со всех сторон и направили в лицо пруты. Самгар-нево, подрагивая тонким ртом, с опаской подошел и коснулся моих плечей зеленым шестигранником. Тотчас руки отнялись. Сангнхиты-конвоиры вновь закопошились, выстраиваясь так, чтобы я находился в центре колонны. Справа стал тонкоротый темничий, который и дал знак отправляться.

Я бросил прощальный взгляд на Бонго. Он полусидел, прислонившись к стене, и, казалось, даже не дышал.

Мы скорее поползли, чем пошли – настолько медленным было продвижение. Впереди тянулся длинный, словно шахта пересохшего колодца, коридор. По бокам виднелись такие же камеры, как наша, но незанятые. Темная пустота их напоминала глазницы черепов. Мы бесконечно долго тащились по удушливому коридору, который, казалось, сжимался по мере продвижения червеобразной колонны.

Темничий как-то странно поглядывал на меня, пока я не догадался, что ему не терпится заговорить. Наконец он решился:

– Неплохой сегодня денек, не правда ли? – спросил он, растягивая тонкие губы в радушной улыбке.

– Для тебя – может быть. А у меня бывали дни и получше.

– Да-да, конечно. Это вы верно заметили. Сразу видно, что вы – внимательный человек. Ведь это и впрямь лучший день в моей жизни.

– Вот как? – Я обескураженно посмотрел на него, пытаясь понять, к чему он это говорит. И почему-то он принимал меня за большую шишку. Уж не проделки ли Набу-наида?

– Именно так, достопочтенный господин! – продолжал Самгар-нево. – Видите ли, я, как темничий, должен содержать людей под стражей. Таково мое предназначение. А быть темничим, согласитесь, дело почетное…

– Бывают дела и почетнее.

– Конечно-конечно, – с готовностью согласился сангнхит, которого так и распирало от удовольствия. – Но для простого человека, у которого нет ни судьбы правителя, ни судьбы писца, судьба темничего – очень даже неплохо. В моем роду почти все были темничими. Однако из-за прискорбных нестроений в обществе наши функции перестали быть востребованными и практически отмерли.

– Нестроений? Что ты имеешь в виду?

– Ничего такого, о чем бы не знали все. – Сангнхит хихикнул с почтительным смущением.

– Ну а все-таки? – У меня зародилась надежда, что информация, полученная от него, сможет как-то помочь. – Ты можешь говорить со мной вполне откровенно.

– Вы так великодушны… Видите ли, я не то чтобы имею в виду что-то особенное, но… В общем, после того, как Главные Контактеры придумали отдавать провинившихся сангнхитов анаким, всем почему-то расхотелось совершать преступления. Если в древние времена преступников хватали едва ли не каждый месяц, то ныне давно никто не решается на открытое преступление. Жуткое падение нравов. – Самгар-нево сокрушенно покачал головой.

Тут я догадался, что темничий специально приказал конвою идти медленно, чтобы вволю наговориться. Что ж, мне-то и подавно спешить незачем.

– Что же в том плохого? – спросил я.

– У древних было иначе, – с простой верой изрек сангнхит. – А древние лучше знали, что является совершенным и правильным. Лишь посредством строгого соблюдения порядков предков мы можем достичь соответствия своей сущности и предназначению. И нечего на меня коситься! – сурово прикрикнул темничий на одного из конвоиров и добавил несколько фраз на сангнхиле.

Повернувшись ко мне, он с широкой улыбкой продолжил:

– Моему деду однажды довелось продержать преступника в темнице целый день. Как светлело лицо его всякий раз, когда он рассказывал об этом! Как он был счастлив! Но уже моему отцу за всю жизнь не пришлось испытать такой радости, да и я, честно говоря, не чаял, что со мною может произойти подобное. И вот появились вы! Я, знаете, прямо предчувствовал…

– Вот как? – с каждым пройденным метром мне оставалось все меньше до последнего шага…

– Конечно! Вы же прилетели с Далекого Дома. А там-то наверняка дела идут как надо, и люди не успели опуститься до того, что и посадить некого!

– Да, такой беды у нас нет.

– Еще бы! У вас, наверное, темничие работают каждый месяц, как у древних…

– Каждый день.

– Не может быть!

– У них так много работы, что одной темницы не хватает. На Земле много тюрем.

– Идеальное общество! – воскликнул темничий и с завистью проговорил: – Как же вы там, наверное, счастливы…

– Тюремщики – может быть. А вот заключенные-то вряд ли… – Я внимательно посмотрел на сангнхита.

– Отчего же? – удивился он. – Дед мне рассказывал, что заключенный, которого он держал в темнице, был несказанно счастлив. А как им гордились дети! Раз уж тебе выпала судьба преступника, ты должен честно исполнить свое предназначение. В чем же еще может быть счастье, как не в этом? Тот смельчак, который отважился на преступление, смог это сделать. Да, тогда были еще сангнхиты… Не то что сейчас… Нынче все любят говорить о древности, но никто не любит ее соблюдать… Никто не соответствует своему предназначению. Писец без руки, певец без горла…

А вот и конец коридора. Пройдя под низкой аркой, мы начали подниматься по нескончаемой петляющей лестнице. Тусклый свет исходил откуда-то сверху, но источника не было видно.

– Я никак не пойму, что плохого в том, что у вас не стало преступлений? – спросил я, пытаясь потопить в разговоре нарастающее беспокойство.

– Если бы так – другое дело! Да вот преступления-то не исчезли. Их теперь совершают иначе – через своих анаким. А анаким-то в темницу не посадишь. Но разве так, скажите, не мерзее?

– Мерзее, – согласился я, вспомнив распростертое тело Мусы.

Мы молча миновали ярус и продолжили подъем. Глядя на лестничный изгиб, мне вдруг вспомнилось, как в детстве мы с братом лазили на Светлую неделю по узкой винтовой лестнице на колокольню и, задыхаясь от счастья, звонили в колокола. Что-то болезненно сжалось внутри от нахлынувшей кромешной тоски по тому, чего уже не вернешь…

– Я… это… – Самгар-нево отчего-то замялся. – Знаете, что хотел спросить… Ну, вы ведь там, на Далеком Доме, наверное, сидели хотя бы разок-другой в темнице, а?

– Вообще-то не доводилось, – сказал я, морщась от усиливающегося зловония. Откуда-то появился гадкий кисло-сладкий запах, вызывавший рвотные позывы.

– Правда? Но, может быть, вы знаете… Я ведь, понимаете, первый раз… А спросить-то не у кого… В общем, все ли правильно сделано?

– С точки зрения темничего, думаю, ты все сделал правильно. Разве что… не помешало бы мебель для заключенных поставить. Стулья, стол, кровать… А еще еда и питье… – Я вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не ел. Впрочем, голода совсем не чувствовалось.

– Спасибо! Обязательно исправлю! – пообещал сангнхит. – У меня, как у вас говорят, прямо от сердца отлегло. Я ведь, знаете ли, едва услыхал, что вы собираетесь нас посетить, сразу внутренний голос услышал: шевелись, Самгар-нево, придется поработать… Ну и выучил ваш язык. Так, на всякий случай. Мало ли, думаю, пригодится. Прямо как чувствовал… А теперь-то счастье какое! Так я вам, господин Софронов, благодарен, что и сказать нельзя! Этот день я запомню навсегда. Будет теперь и мне что рассказать детям и внукам.

Мы прошли еще один ярус. Мерзкий запах стал слабеть, хотя я почти уверился, что его источают плотно окружившие меня вспотевшие тела сангнхитов, подслушивавших наш разговор.

– Если это для тебя так важно, Самгар-нево, – сказал я, оглядывая спины конвоиров, – то мне уже не так плохо.

– Не для меня одного! – с горячностью поправил сангнхит. – Знаете, мой сын любит собирать разные истории и записывать их. Надеюсь, он станет летописцем. Он обязательно запишет рассказ о вас. Каждый сангнхит последующих поколений узнает о вашем величии и мужестве… А может быть, и не только сангнхит… Как вы думаете, из Дальнего Дома прилетят еще корабли?

– Рано или поздно прилетят, – промолвил я, представляя боевые космические крейсера.

– Может, мне кого-нибудь и с них придется содержать в заключении? – Глаза темничего так и светились надеждой.

– Как знать. – Времени оставалось все меньше, и я наконец решился перейти к главному: – А ты не подскажешь, что с моими… однокамерниками? И что будут делать со мной?

– Сожалею, господин Софронов, но эти вопросы выходят за рамки того, что мне положено знать. Простите, мне не хотелось вас огорчать… Позвольте вас поблагодарить в последний раз… Сейчас мы выйдем в Коридор Покоя, и нам нельзя будет разговаривать. Большое вам спасибо.

– Пожалуйста, – с тяжелым чувством ответил я, и мы, поднявшись на очередной ярус, вышли в новый, необычный коридор.

Стены здесь были испещрены миллионами черточек и точек, в сочетании которых легко угадывалась клинопись. Вдоль стен тянулся кантом однообразный орнамент в виде извивающихся змей. В нишах через равные промежутки стояли небольшие скульптуры сангнхитов. Они блестели, словно натертые слизью. Я видел изображения сидящего со сложенными руками мужчины в круглой шапочке, фигурки странных существ с вытянутыми головами и большими глазами, чем-то похожих на земноводных, один раз я увидел изображение женщины, кормящей грудью звереныша. Скульптуры отличало сильное искажение пропорций тела и черт лица, с резким подчеркиванием носа и ушей.