Текст книги "Последняя Империя"

Автор книги: Юрий Самсонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Тесновато, ч-черт! – ругнулся Пип, влезая внутрь сейфа за самой диковинной добычей, которая только попадалась ему в течение долгой жизни. И оттуда послышалось:

– Кончай, кончай, очкарик! Нашел читальню! Выкатывайся! Ах ты!.. Джип, и он без памяти! Тут дышать нечем!

– Тащи! – велел Джип.

Пип одно за другим выволок из сейфа два неподвижных тела, поглядел с с сомнением:

– Кончились, похоже?

Джип кивнул на суперимператора.

– Погляди за этим. Если они... уже, то... я его...

– Туда же и засунем, – заявил расхрабрившийся Пип, с презрением покосившись на худосочного монарха.

Джип схватил лейку, обрызгал почерневшие лица. Цезарь-Адольф опустился рядом с ним на колени.

– Позволите? – сказал он робко. – Я ведь когда-то начинал на медицинском факультете...

– Давай, – сказал Джип. – Что с ним будет, то и с тобой.

Суперимператор принялся довольно ловко делать искусственное дыхание профессору, а Джип тут же повторял то же самое над трактирщиком. Огромное тело трактирщика дрогнуло, в горле послышался хрип. Но старый ученый все-таки первым пришел в себя. Тощий, сухонький, он не так пострадал от недостатка воздуха. Открыв покрасневшие глаза, профессор уставился в потолок. Потом сказал слабым голосом:

– Ага, светло! – и потянулся за своей книгой. Он разозлился:

– Да ты хоть поздоровайся... интеллигенция!

Профессор приподнялся.

– Да, – сказал он, – верно. Я несколько... – и тут он заметил, что перед ним стоит суперимператор. – Адольф?!

– Хе-хе! – суперимператор щедро улыбался. – Да, это я. Как поживаешь?

– Адольф? – повторил Пип, пораженный тоном разговора.

– Хе-хе! – снова хихикнул суперимператор. – А вы, ваша светлость, не знали? Мы же старые друзья. На одной парте сидели... и потом – в бывшем университете...

– Друзья?! – повторил профессор.

– Да, – настаивал суперимператор. – Правда... позднее между нами возникли некоторые недоразумения, но... они теперь разъяснились. Мир, мир, старина! Вот моя рука!

– Какой же ты негодяй. Издеваешься перед допросом? Все равно ведь зря. Сам знаешь, ничего я тебе не скажу.

– Что ты, что ты! – забормотал суперимператор. – Зачем так?

– А, пытать будешь, – сказал профессор.

Цезарь-Адольф обиделся.

– Странное у тебя мнение обо мне... А что с моим другом трактирщиком? он наклонился.

– Не тронь его! – сказал профессор с тревогой. – Он чуть не задохнулся, но скоро сам очнется... к сожалению.

В это время трактирщик, наконец, пришел в себя и шумно, взахлеб задышал.

– Воздуху... – бормотал он. – Воздух... Ох! Ох! Хорошо-то как! – и заметил Цезаря-Адольфа. – А-а... Ваше величество...

– Да, – сказал суперимператор. – Какой радостный для меня день! Сколько встреч! Вы помните, – сказал он трактирщику игриво, – эх, бывало!.. За мной, кажется, остался должок?

– Сорок семь монет, – угрюмо отвечал трактирщик.

– Верну, верну с процентами! Забывал, знаете, как-то за государственными делами.

– На могилку мне положите, – шумно выдохнул трактирщик.

– Ах, трактирщик, – сказал суперимператор, – к чему этот грустный тон!

– Не морочь, ваше величество, мне уже все равно, – сказал трактирщик в смертной тоске. – Кто в твои лапы попал... – тут он заметил Пипа и Джипа, приподнялся. – Вот только этих мне задавить бы!

– Вы это про кого? – спросил профессор.

– Не смотри туда, старик! – грубо сказал трактирщик. – Не на что тебе там смотреть. – И он попробовал помешать профессору поглядеть в ту сторону, где стоял Джип. Но для этого он оказался слишком слаб.

– Мой друг, я вас не понимаю, – сказал профессор и все-таки обернулся и увидел Джипа. – Здравствуй, мальчик!

– Мальчик! – обрушился на него трактирщик с бессильной, но все еще грозной яростью. – Эх ты, голова! Вчера они ходили, вынюхивали. Я-то сразу смекнул, что к чему! Королевским золотишком платили, а уж это... У-у... проревел он. – Эй ты! Все про тебя думал: и что мошенником ты станешь, и головорезом, но чтобы ты в полицию подался и _такое_ сделал...

– А что он сделал? – спросил профессор.

– Жандармы-то ко мне с адресом приехали, – сказал трактирщик, – на бумажке адрес был написан!

– Это еще ровно ничего не значит, – сказал профессор, с трудом поднимаясь с ковра.

– Вы в самом деле из полиции? – с проблеском надежды спросил суперимператор. Он сразу подтянулся, построжал.

– Дожидайся, – бросил ему Джип, помогая профессору встать.

– Как ты долго! – сказал ему профессор. – Как вырос! У тебя был отличный, попросту первоклассный мозг. Ты хорошо использовал свои способности? Преуспел?

– Да вот, – смущенно сказал Джип, – стал королем, – он показал корону. – Но...

– Всегда говорил, что малый пойдет по дурной дорожке! – заорал трактирщик.

– В самом деле... – растерянно проговорил профессор. – Зачем это ты, а?

– Да пустяки все... – выкручивался Джип. – Жениться, понимаешь, хочу, ну и... для конспирации. Слушай, старик, не донимай. Потом объясню, тут неловко.

– Еще бы! – сказал трактирщик, глядя с ненавистью. – Ты за крендель этот золотой каким товаром заплатил? Кого живьем продал, шаромыжник?

– Послушай, – сказал профессор Джипу, – то, что он говорит, это...

Об суперимператоре за разговором забыли. Поняв это, он со всех ног кинулся к двери. Джип настиг его одним прыжком.

Колотясь у него в руках, Цезарь-Адольф II непослушным языком закричал:

– Помогите!

– Ого! – сказал трактирщик. – Это что-то новенькое!

– Простите... но в чем дело? – сказал профессор.

Пип, наконец, взорвался.

– А в том, – заорал он, – что мы вдвоем захватили эту берлогу, чтобы вытащить двух старых хрычей. А они... они...

– Пип, возьми ключи и запри все двери, – прервал его Джип.

– Раз плюнуть и без ключей, – буркнул Пип. Запер двери, подошел к накрытому столу, поднял графинчик, поглядел на свет и через секунду у него в горле что-то забулькало.

– Совесть! – сказал Пип трактирщику, промочив горло. – У тебя она есть, а у других нету. А сдачи кто нам вчера не дал? Или ты нас здорово накормил?

– А правда, – весело сказал Джип, – давайте-ка все за стол. И поговорим заодно, никто не помешает, – он усадил профессора в кресло, потом уселись остальные, Пип пристроился к своему графинчику, уже на треть пустому.

– Можно мне тоже поесть? – жалобно спросил суперимператор. – Я очень голодный.

– Садись, тут на всех хватит, – великодушно сказал Джип.

– Нет, у меня свое, – сказал суперимператор. Снял с плитки кастрюльку, устроился на уголке и стал быстро и жадно пожирать горячую дымящуюся репу, вытаскивая ее из кипятка прямо пальцами.

– Вы, мистер суперимператор, на диете? – сказал Пип, с любопытством наблюдая за ним. – Репу-то даже не посолили!

Суперимператор, давясь, ответил:

– Соль тоже может быть отравлена.

– И вы ни-че-гошеньки больше не едите? – спросил ошарашенный Пип. Одну репу? Без соли?

– Одну репу, – обжигаясь, с полным ртом, проговорил монарх.

– Противно же!

– Зато безопасно. Я ее сам посадил. Когда репа кончается... я голодаю, иногда даже грызу семена, но мало остается на посадку, понимаете?

– Нич-чего себе! – Пип даже присвистнул. – А мне всегда охота было поглядеть, как эти короли да императоры питаются. И чем. Вот уж, думал, кто жрет так жрет. Нет уж... Был бы я императором... – он окинул стол победоносным взглядом. И, подумав, придвинул себе другой графин.

– А чего ты так боишься, Адольф? – сказал профессор.

Суперимператор даже поперхнулся горячей водой из кастрюльки – он как раз пил через край.

– Как – чего? Врагов своих...

– Где они, твои враги? Врагов тебе и на год не хватило. А после...

– Ты о казнях? – торопливо перебил Цезарь-Адольф. – Я казнил для блага империи! – он обвел взглядом лица. – Не верите... Подумай: чтобы остановить этот ненужный вредоносный прогресс, надо было истребить науку. Как же с ней покончишь, пока живы ученые? Ты вон в камере задыхался, а в книжку глядел. Чтобы твоя голова перестала думать, ее надо отрубить! Да, я рубил ваши головы, и правильно делал: вы довели бы мир до сумасшествия, до вырождения. Человек как биологический вид катился по наклонной...

– Старая чушь, – сказал профессор. – Если бы не мешали, человек давно стал бы совершеннее всех созданий природы. Человек только начинается! Разум бога, сила и ловкость тигра объединятся в одном теле – вот его будущее. А такие, как ты, не хотят этого, потому что боятся. В том мире, который придет, суперимператору Цезарю-Адольфу много чести стать и швейцаром. Вот почему, когда человек открывает глаза, вам хочется их выколоть! Покончить с цивилизацией. Но захочет ли человек стать голой бесхвостой обезьяной?

– Стать ровесником планеты, – сказал суперимператор. – Сыном солнца... Братом травы и деревьев. Вернуться к золотой весне, к детству... На что нам, людям, твой черный космос, твое всемогущество в пустоте? Допустим, мы уже стали всемогущими. И что? Пресыщение, а дальше? Мировая апатия. Смерть.

– Жаль, что это не пришло в голову той обезьяне, которая слезла с дерева и пошла на двух ногах, чтобы положить начало вашему царствующему дому, – сказал Джип, зевнув. Трактирщик фыркнул.

– Нам невозможно вообразить, какова будет эта всемогущая раса, – сказал профессор. – Не стоит судить по себе, говорить о ее пресыщении, об угасании творящей силы. Те люди будут нам так же непонятны, как мы непонятны обезьяне. Может быть, это и грустно. Но лучше честно послужить ступенькой эволюции, чем ямой на ее дороге.

– Вот каково с вами спорить, – сказал суперимператор. – Можно проговорить всю жизнь и ровно ничего не сделать ради идеи, великой и единственной идеи, в которую я верю... по-прежнему! Ради нее стоит пожертвовать кое-чем, нет, правда! Когда я отдал приказ относительно вас всех... у меня было такое чувство, что я решился вырубить прекрасный старый плодовый сад, но... Вы – или я, иначе решать было невозможно. И не мой эгоизм решил этот выбор, а убеждение: я полезней, нужней, моя дорога правильнее! – он помолчал. – Да и народ... поверил уже, что вы все колдуны... Буря, разве ее остановишь? Ты ведь помнишь собственную казнь, это было... Кстати, как ты ухитрился воскреснуть?

Профессор с досадой протер очки.

– Что вы все твердите о моей казни? Никто меня не казнил.

– Нет, вы поглядите только! – угрюмо сказал трактирщик. – Он взаправду все позабыл. Но я же собственными глазами...

– Постойте... – сказал профессор. Он снял очки и сидел, близоруко помаргивая. – Что это значит? – очки снова очутились на носу. – Боже, где зеркало? – профессор вскочил, озираясь. Хотя... прошло столько лет и тогда... Значит, это он под меня загримировался! – все в волнении приподнялись, силясь понять эти мучительно бессвязные речи.

– И его... вместо меня! – задыхаясь от слез, от волнения, профессор повернулся к Джипу, закричал:

– Мальчик, зачем ты это сделал?

Джип с досадой дернул плечом.

– Ну, откуда я знал, что тебя уже спрятали? Откуда? Вспомни-ка: я дома не ночевал, а потом на улице меня встретил Грогут, сказал... Ну и...

– Так это тебя... тридцатого? – сказал трактирщик.

– У вас в тот день был скверный кофе, – поддразнил его Джип.

– Пригорел, – угрюмо сказал трактирщик. – Я всегда говорил, что этот парень что-нибудь да выкинет.

Профессор перевел дух и закричал на Джипа!

– А кто тебе разрешил это сделать, а? Ты почему, а?

– Вечно раскричится, – пробормотал Джип. – Отстань, ладно?

– Ну, не буду, – сказал профессор, – не буду, не сердись. На чем мы остановились?

– Да, – сказал суперимператор задумчиво, – сперва это было необходимо. А потом... стал я бояться. Подумай: у каждого родственники, друзья. По ночам спать перестал. Одно думаю: кто-нибудь да отомстит. Утром отдашь приказ насчет этих... родственников и прочих... А у них свои друзья, свои родственники. Значит, начинай сначала, – он сделал безнадежный жест рукой. – И кому верить? – суперимператор говорил будто сам с собой. – Уж личная охрана через какое сито проходила... Глядит на тебя преданными глазами. А может, проморгал какой-нибудь чиновник, недопроверил... и у него, может, брат казнен или отец... только и ждет, когда отвернешься... – гримаса ужаса исказила его морщинистое лицо. – Не знаете вы, как я живу. Все меня боятся, а я, – он прокричал это, – я-то как боюсь! Такого страху... никто... никто!

Пип следил за ним с прищуром, громко посапывая. Достал из кармана портсигар, вынул сигарету, почиркал спичкой, шумно затянулся.

Трактирщик угрюмо сказал:

– Во-от оно как... А я все думал: зачем зря губит людей?

У Цезаря-Адольфа вырвался сдавленный смешок.

– Ничего себе – зря! Думаете, вы один такой догадливый? Один понимали, что я их... зря? – он махнул рукой. – Пожалели бы вы меня... увели отсюда... спрятали! – это вырвалось у него искренне, в какой-то смертной собачьей тоске. Пип громко вздохнул и выпустил огромный клуб синего дыма. – Послушайте, – просительно сказал суперимператор, – а можно мне закурить? Двенадцать лет мечтал о папиросочке!

Пип протянул ему портсигар с русалкой. Суперимператор трясущейся рукой взял сигарету, но не донес ее до рта, спросил боязливо:

– А они у вас... не отравленные?

– Я же курю, мистер суперимператор, – сказал Пип с упреком.

– А спичку? – сказал Цезарь-Адольф.

Пип тряхнул коробком.

– Спички кончились, прикуривайте так, – он покосился на сигарету. – Э, погасла...

– Да вот вам вместо спичек, – сказал Джип, протянув суперимператору зажигалку. Увидев перед носом пистолет, тот коротко, жалобно вскрикнул:

– О-о! – и упал в кресло.

Через минуту, осмотрев тело, профессор сказал:

– Он умер, – и уронил руку, в которой больше не бился пульс. – Бедный глупый человек!

– Можешь оживить его, если хочется, – сказал Джип, пожав плечами.

– Не успею. Разрыв сердца.

– Джип, Джип! – сказал Пип. – А что теперь с ним делать?

– Давай засунем его в камеру, – сказал Джип.

(Здесь в точности записаны все те слова, которые были произнесены над телом владыки последней империи на планете Земля). Затем Пип и Джип внесли останки в камеру и положили их там, накрыв черным фартуком. Одна за другой хлопали, защелкиваясь, бронированные двери. Джип сказал Пипу:

– А теперь смоемся.

Но Пип возразил:

– А это все кому? – он указал на стол, уставленный едва початыми яствами и графинчиками. – Собакам, что ли?

– Пип, мы уходим, – сказал Джип.

– Валяйте, – нахально ответил Пип.

– У меня дел по горло, – сказал Джип. – Слышишь?

– Слышу, – спокойно ответил Пип.

– Я не стану тебя отсюда вытаскивать, так и знай, – сказал Джип.

– Не нуждаюсь, – невозмутимо ответил Пип и позвенел отмычками.

– Остаешься? – с угрозой спросил Джип.

– Остаюсь, – лениво ответил Пип. И тогда Джип сказал профессору и трактирщику:

– Пойдемте.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ЕЩЕ ОДНО ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Радио молчало. И снова стали слышны звуки, от которых горожане отвыкли: шарканье шагов по мостовой, шорох, с которым ветер гнал обрывки газет, проспекты несостоявшегося празднества, разноцветные обрывки серпантиновых лент, выметенных с трибун суперимператорского цирка. Пронзительный ветер хозяйничал в столице, заключенной в стенах из монолитного железобетона с зубцами, обмотанными колючей проволокой. Ветер свистал на всем пространстве от харчевни "Дядюшка Мирбо" до оптового склада "Токсима и сыновья. Рогожа и кожи". Ветер громыхал жестяными вывесками, обрывал со стен правительственные распоряжения, а с губ – шепотки, шепотки... Был слышен шум и свист ветра, а радио молчало. И это было страшно. Среди дня закрылись ставни домов и улицы опустели. Редкие прохожие шли не в ногу, пугливо оглядываясь: видно, уж самая крайняя необходимость выгнала из дому, хотя день был вовсе не плохой, только дул ветер, но солнце светило ярко.

Джип один стоял на Королевской улице и, чему-то усмехаясь, рассуждал сам с собой:

– Согласится или не согласится? Вот ведь не думал... Забавно! А городишко-то притих. Сидят по норам, съежились, ждут, какие последуют указания из мозга империи. А там вместо мозга – Пип. Налакался и дрыхнет. И мне еще за ним идти, вытаскивать, если сам не объявится... Согласится или не согласится?

В то время из окна послышался голос короля Людовика XXIV.

– Филипп! Проводите послов его величества короля Ньянаньенга!

Дверь особняка отворилась. Вышли профессор и трактирщик, розовые от смущения. Джип подбежал к калитке.

– Не согласился? – спросил он. – Я так и знал!

– Старый прощелыга! – сказал трактирщик в угрюмой ярости. – Уж выбрал ты себе родню, ничего не скажешь!

– А что! – осведомился Джип невинным тоном.

– Он говорит, – сказал профессор, – что не может отдать свою дочь негритянскому царьку. Говорит, что он лично против расовой дискриминации, но что скажут другие династические кланы...

– ...и всякая такая ерунда, – добавил трактирщик. – Он требует назад свой луидор.

– Отдайте, если хочется, – Джип насмешливо фыркнул. Трактирщик сказал:

– Ты не смейся, малый. Чую: опять задумал штуку. Говори, какую.

– Да, мальчик, – сказал профессор. – Как ты намерен поступить? Не надо глупостей, прошу тебя...

– Ладно, ладно, – сказал Джип, – сейчас увидите. – Ку-ку, Марго!

Марго появилась в окне.

– Ку-ку, Джип!

– Выходи, я жду!

– Минутку, Джип! – она скрылась.

– Вот и все, – сказал Джип и продолжал, будто цитируя газетный отчет. Прекрасная принцесса была среди бела дня похищена шайкой злоумышленников.

– А дальше. Джип? – с тревогой спросил профессор.

– Дальше? – переспросил Джип, глядя как Марго с чемоданчиком в руке бежит к нему через палисадник. Он подкинул на руке корону. – Я знаю одного хрыча – тут, за углом... – и осекся, покосившись на трактирщика. – На дорогу нам хватит.

– Ты снова уходишь. Джип? – сказал профессор с мольбой. – Не надо, останься.

Джип сказал:

– Не могу. Это ты пойдешь с нами. Я ведь, между прочим, специально за тобой пришел. Ты нам нужен, велели разыскать. Понятно?

– Не могу, Джип, – сказал профессор. – Мне поздно... и там я не успею привыкнуть, не смогу работать. Это все-таки наша страна. Джип.

– Сам знаешь, теперь тут все пойдет по-другому, – добавил трактирщик.

– Все равно не могу, – сказал Джип. – У меня ведь тоже есть кое-какие делишки. Иногда даже серьезные. Марго, ты оставила своему старику записку?

– Да, – сказала Марго.

– Молодчина. Родителей надо уважать. Пошли!

Но трактирщик загородил им дорогу.

– Да что это? Я не пущу!

Джип посмотрел на него веселыми блестящими глазами. Трактирщик заворчал. Джип показал ему корону.

– Сколько стоит этот бублик, по-вашему?

– Не знаю, – угрюмо сказал трактирщик. – Надо взвесить. Пойдем.

– Ладно, – сказал Джип. – А ты, папаша, стой пока тут и не вздумай удрать.

Они ушли втроем, но профессор не заметил этого. Чертя ногтем в книге, он бормотал:

– Альфа-эндорра фрувиалирует...

В это время в королевском особняке разгорался скандал. Послышался голос Наполеона VII:

– Вы сами все время говорите, что вы ответственный квартиросъемщик! Вот и платите излишки за газ!

– Сколько надо, плачу! – отвечал король Людовик. – А вы со своей прачкой...

Императрица завизжала:

– Напа, ты слышишь? Опять твою жену оскорбляют!

– Вы потише, гражданин Капет! – закричал Наполеон.

– Ка-апет?! – взорвался Людовик XXIV. – Ах ты узурпатор!

– Сами вы, Капетинги, узурпаторы! – послышался еще чей-то голос. Нечего на зеркало кивать, коли рожа крива!

– А вы, Каролинги, лучше? – послышались другие голоса. – Ха-ха, когда Гуго... Так им и надо! Мы, Меровинги... – и тут поднялось такое – как в собачьем питомнике в час кормежки. Из хора голосов, наконец, вырвался голос короля Людовика:

– Марго! Марго, они опять меня... довели. Марго! – а галдеж в доме все разрастался. – Куда же она девалась? А-а!.. – закричал вдруг король. Он высунулся из окна, оглядел улицу. – Сбежала! С каким-то негритянским корольком! – тут он заметил профессора, помахал белым листочком – запиской Марго. – Вы слышите? Она сбежала с вашим протеже! Бросила меня на растерзание... этим... Ишь! Вы только послушайте: Меровинги, Каролинги... – он обернулся. – А кто вы такие? В сущности? Паразиты! Эксплуататоры! Марго, Марго... – и, зажав уши, король пробежал через весь дом, выскочил на улицу. Профессор, поглядев в его несчастное лицо, захлопнул книгу.

– Послушайте, – сказал он, – бросьте. Пойдемте прогуляемся, вы успокоитесь...

– Нет... – сказал король Людовик. – Нет! Что мне остается? Вы их слышите? Заедают сожители! Орут... хуже рыжих! Марго сбежала! Вы знаете, он был даже не дворянин, когда мы встретились. Я ее за Карлоса думал отдать – соседняя держава, вдовец... Не переживу! А слушки-то, слушки по городу ходят... Империя-то наша, говорят, того – тю-тю! Ох, беда за бедой... Ох, надоело мне!.. Я знаю, что я сделаю! – закричал он и ринулся в дом. Скандал там сразу разгорелся пуще. И вдруг из раскрытого окна раздалось дребезжащее старческое пение:

– Алон, анфан де ла патри! – пел король Людовик. Из окошка высунулся трехцветный флаг Французской республики. Держа флаг, король отсалютовал профессору шпагой. Кончики его седых мушкетерских усов победно торчали. Людовик продолжал петь, и под звуки "Марсельезы" из дому высыпали Меровинги, Каролинги, Капетинги с картонками, узлами, чемоданами.

– Безбожник! Санкюлот! Робеспьер! – вопили они, грозя королю кулаками.

Последними выбежали Наполеон VII и его супруга. За ними со шпагой в руке выскочил король Людовик.

– Вон из моего дома! – кричал король Людовик.

– Еще уви... – начал Наполеон, но тут король кольнул его шпагой сзади, рявкнул грозно:

– Что?! Собирай манатки! Сматывай удочки!

Наполеон VII, наконец, осознал серьезность происходящего.

– Ваше величество, – заныл он, пятясь к калитке, – не гоните! Некуда мне идти!

– В изгнание! – топорща усы, ответил король. – На остров Святой Елены!

– Туда пароходы не ходят, и денег нет! – плакался Наполеон VII. – Ваше величество, смилуйтесь, дайте должность поручика артиллерии и каморку какую-нибудь!

– Чтобы ты снова нас надул, как в 1852 году? – сказал король. – Шиш! Выметайся! – последовал жест шпагой, настолько внушительный, что Наполеон с супругой мигом очутились за калиткой.

Очистив палисадник от противника, король пропыхтел:

– Уф... Вот и все. Нет, не все!

Он взял кусок мела, влез на стремянку, зачеркнул на фасаде надписи "Французская империя" и "Королевство Франция" и написал крупно: "Французская республика".

– Французская республика! Вот теперь все, – сказал король. – Наше семейство настолько утомлено революциями, что я... давно уже начал подумывать, что этот способ правления имеет свои преимущества. Тем более, что империя-то теперь наверняка... гм... того! Теперь, гражданин профессор, мы можем спокойно встретиться у меня, поговорить и выпить... Что пьют пролетарии? Пиво! Будем пить пиво. А мосье Джип и Марго могут сочетаться гражданским браком. Жилплощадь у нас теперь вполне приличная, а я, как демократ, уже не возражаю.

– Боюсь, что из этого ничего не выйдет, – сказал профессор.

– Ничего, выйдет! – бодро отозвался Людовик. И закричал: – Вы только посмотрите! Идут! Прусский король, русский император и еще целая орава! Все с оружием! Ах, вот это что: Священный союз! На меня, на одного!.. Ну, феодалы паршивые! Я вам сейчас устрою Вальми!

– Не много ли их? – с тревогой спросил профессор. – Вам надо уйти.

– Ни в коем случае, – сказал Людовик. – Ни за что! Сейчас увидите мировецкий спектаклик! А по ходу этой маленькой потасовки мы с вами успеем побеседовать о разных полезных и приятных вещах, – Людовик со шпагой в руках кинулся в гущу неприятельского отряда. – Как вам нравится эта история с рыжими? – кричал он, нападая и отражая удары. – А вы заметили, что радио молчит? Говорите, говорите, приятель, я слушаю! Как вы думаете, что будет с бывшей империей?

– Может быть, мы на пороге перемен, – сказал профессор. В это время появились трактирщик. Марго и Джип.

– Ах, опять! – сказала Марго с досадой, увидев завязавшееся сражение.

– Ты вернулся, мальчик? – сказал профессор.

– Я просто еще не ушел, – ответил Джип.

Внезапно на всех перекрестках, на всем пространстве от харчевни "Дядюшка Мирбо" до оптового склада "Токтима и сыновья. Рогожа и кожи" захрипели динамики. И заговорило радио.

– Стой, смирно! – рявкнули динамики голосом Верховного привратника. Сообщаем верноподданному населению, что военное положение остается в силе. За распространение ложных слухов об особе государя и положении дел в империи виновные будут приговариваться к высшей мере. Его величество государь суперимператор находится в добром здравии. Слушайте голос его величества!

– Джип, Джип! – засипел в динамиках голос Пипа. – Ты не думай, я не дурак, я тебя давно раскусил. В моей империи политикой заниматься не позволю! Я тебе советую: явись добровольно, а то хуже будет. И хрыча своего тащи, понятно? Может, я вас еще помилую. Я теперь, знаешь, – ого! И к Марго лучше не суйся. Я на ней сам женюсь, она милашка!

– Его величество обращается со словами увещевания к своему бывшему другу, который его предал. Государь обещает ему не отказать в своем неисчерпаемом милосердии. Что касается происшествия с рыжими, виновные найдены и будут наказаны. Любезные верноподданные! Выявляйте истинно рыжих, которые скрываются теперь под маской брюнетов и блондинов. Ша-агом... марш!

Загремел пышный свирепый марш прусского образца. По улицам с бледными улыбками замаршировали прохожие.

Когда радио заговорило, бой остановился. Пользуясь затишьем, король Людовик пробрался в палисадник, проворно стер надписи "Французская империя" и "Французская республика" и обновил надпись "Королевство Франция".

– Эх, – слегка озадаченно произнес Джип. – Похоже, что придется начинать сначала!