Текст книги "От потрясенного Кремля до..."

Автор книги: Юрий Сидоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Ликвидация локального конфликта на съезде, однако, ничуть не сняла колоссального политического напряжения в стране. В этой обстановке важнейшим фактором, который повлиял на расклад голосов, явилось поведение Бориса Николаевича Ельцина. Претендент, за которым закрепилась (а может быть, закрепили) слава жесткого политика, проявил необходимую для государственного деятеля гибкость. Он твердо декларировал идею консенсуса, объявив о возможности создания Согласительной комиссии. Его выступления стали значительно более сбалансированными, при этом ему и его штабу удалось точно определить кардинальные пункты всеобщего согласия, как например, идея суверенитета России, которая находила поддержку со стороны различных противоборствующих групп.

И, наконец, на мой взгляд, было еще одно очень важное обстоятельство. На Учредительном съезде Российских коммунистов известный калмыцкий поэт и страдалец Давид Кугультинов вспомнил мудрую пословицу своего народа: «Чем увидеть сто лиц, лучше запомнить одно имя». Таким именем для огромных масс населения Российской Федерации было имя Ельцина. Такой факт народного признания, безусловно, оказывал мощное психологическое давление на депутатов, которые как бы то ни было и называются, и считают себя народными депутатами, то есть от народа.

Тысячи людей окружали гостиницу «Россия». Вся дорога от гостиницы до Кремлевского Дворца представляла собой сплошной живой коридор, и, конечно же, тысячи людей окружали Кремлевский Дворец, и все эти люди при помощи плакатов, призывов, обращений требовали избрания Ельцина. Многочисленные, стихийно возникающие митинги принимали яростные резолюции в пользу избрания Бориса Николаевича. Избиратели напоминали об этом своим депутатам, направляя сотни тысяч телеграмм в адрес съезда.

Впрочем, я видел одну телеграмму противоположного свойства. Она носила настолько комичный характер, что не рассказать о ней просто невозможно.

Уже после оглашения результатов голосования и законодательного оформления победы Ельцина я, как председатель Счетной комиссии, получил телеграмму от одного секретаря обкома партии, который сообщил, что, являясь депутатом, он не мог, однако, присутствовать на голосовании по уважительной причине, поскольку был занят на областной партийной конференции. Этот секретарь сообщил, что он своей телеграммой постфактум заявляет, что голосует против Ельцина, и на этом основании потребовал не увеличить число голосов, поданных против Ельцина, а почему-то вычесть один голос из числа, поданных за него…

В начале века кто-то из ведущих революционных философов в пылу партийных баталий заявил: «Если мы ошибаемся, то говорим: дважды два – пять, а если они ошибаются, то говорят: дважды два – чертова кочерга». Но кто мы, кто они? «Все смешалось в доме Облонских…»

Тем временем в ряде промышленных районов формировались ультимативные требования, связанные с возможностью забастовок и стачек. В этой обстановке наступил день решающего голосования.

Как и предполагалось, в шесть часов утра началась работа представителей Счетной комиссии: печатание сигнального экземпляра, определение размера, цвета бюллетеней, шрифта, распределение бюллетеней по столам и так далее. К десяти часам приготовления были закончены, и я официально заявил съезду, что Счетная комиссия к работе готова. Несмотря на огромное внутреннее напряжение, внешне голосование проходило относительно спокойно.

Председательствующий Василий Иванович Казаков настроен благодушно, в полной уверенности, что в результате проведенной накануне организационной работы и на основании имеющегося расклада сил левый кандидат сегодня не пройдет. И правая часть депутатского корпуса уверенно разделяет эту точку зрения. Им беспокоиться не о чем. Левые тоже внешне спокойны, но это спокойствие иного рода – спокойствие туго сжатой пружины, готовой в любой момент разжаться с огромной силой.

На процедуру голосования отводилось тридцать минут. Поскольку голосование в этот день оказалось историческим и судьбоносным, я вспоминаю все связанные с этим событием подробности. И сразу же хочу подчеркнуть, что никаких процедурных нарушений в этот день мы не отметили. Не было и замечаний в связи с поведением голосующих депутатов. Бюллетени за столами выдавались строго по предъявлении временного удостоверения. Подлинность фотографии депутата тщательно проверялась. В кабинах для голосования всегда находился только один избиратель, а перед кабинами не собирались группы людей, которые в последний момент могли бы оказать соответствующее давление. В урны каждый избиратель опускал только один бюллетень. Эта часть голосования прошла в общем спокойно.

Но подлинно драматические события развернулись в Грановитой палате, куда Счетная комиссия уединилась для подсчета голосов. Была вскрыта первая урна, и я громко начал называть фамилию невычеркнутого кандидата. Всего кандидатов было три. В бюллетенях они располагались следующим образом: Власов Александр Владимирович, Ельцин Борис Николаевич, Цой Валентин. С крайне обостренным интересом все члены Счетной комиссии ожидали результатов голосования. Ориентировочно о них можно было судить после вскрытия первой же избирательной урны. Мы понимали, что эти бюллетени представляют собой своеобразный репрезентативный массив, который даст нам относительное представление о всеобщих результатах подобно тому, как это делает институт Гэллапа накануне больших голосований, опрашивая определенную часть избирателей.

Сразу же напомню правила игры, формулу успеха. Кандидата можно назвать победителем, если он получает так называемое простое большинство голосов. Это означает половину от всех признанных Мандатной комиссией депутатов плюс один голос. Следует обратить внимание, что первичная точка отсчета идет от числа признанных депутатов, а не от числа голосующих. И действительно, в момент исторического голосования признанных депутатов было тысяча шестьдесят, а в голосовании приняло участие тысяча тридцать восемь. Разумеется, телеграфный голос, вернее глас издалека, уже описанного мной секретаря обкома я в протокол комиссии не занес.

Итак, результаты вскрытия первой урны – минус пять. «Минус пять», – прошептали одни, подразумевая кандидатуру Ельцина. Второй – минус два, третьей (общий результат) – плюс пять Ельцин. Столбик цифр. Он отражал не только чистую арифметику, но еще и глубокую психологию. Дело в том, что все члены комиссии – и правые, и левые – считали «только по Ельцину»: плюс девять Ельцин, минус пять Ельцин. И никому не пришло в голову сказать иначе: плюс пять Власов, минус девять Власов. Потому, что любая кандидатура, которая выставлялась против Ельцина, отчетливых, собственных голосов, как правило, не имела. Эти голоса воплощали в чистом виде антиельцинскую тенденцию. Они не были голосами за кого-то, а голосами против Ельцина.

Итак, нам оставалось вскрыть последнюю урну. И здесь громко заговорили члены комиссии: патовая ситуация, снова патовая ситуация, вновь патовая ситуация. И в самом деле, около пятидесяти процентов с небольшими отклонениями в ту или иную сторону содержалось в каждой из девяти урн. Но для того, чтобы получить искомую сумму – пятьсот тридцать один голос, – в последней, десятой, урне должно было бы быть бюллетеней в два раза больше, чем в каждой из предыдущих, и в этом удвоенном количестве девяносто пять процентов голосов должны были быть за Ельцина.

Но были ли у нас основания утверждать, что подобные количественный и качественный контрапункты могут быть связаны с последней, десятой, урной? Откровенно говоря, у меня были кое-какие надежды, связанные именно с этой урной. Не зря я определил ей место в финале.

Дело в том, что она стояла в зоне действия видеоаппаратуры. Я обратил внимание еще во время голосования, что около одной из урн скопилось большое количество видеотехники. Операторы ждали Ельцина, который должен был здесь голосовать. Поэтому сюда, может быть интуитивно, шли голосовать его сторонники. Большинство из них демонстративно несло открытый бюллетень, показывая операторам, за кого голосуют. В общем, у меня были определенные надежды, связанные с этой урной, но результаты превзошли все ожидания.

Я беспрерывно наклонялся и разгибался, вынимая бюллетени один за другим: Ельцин, Ельцин, Ельцин, Ельцин, Ельцин… Схлынувшее было напряжение опять возросло и достигло своего апогея. Это уже не патовая ситуация. Это прорыв. Это победа.

Пятьсот тридцать четыре голоса. Ельцин выиграл.

И в этот момент неожиданный и страшный удар, кажется, ниже пояса. Дайте опомниться, дайте понять. В процессе формирования протокола мы попадаем вдруг в неслыханную конституционную ловушку. Как я уже говорил, наша точка отсчета – это тысяча шестьдесят депутатов, зарегистрированных в избирательных округах. Таким образом, простое большинство составляет пятьсот тридцать один голос. Но согласно Конституции общее число депутатов в республике не тысяча шестьдесят, а тысяча шестьдесят восемь человек. Недостающие восемь депутатов еще не избраны по разным причинам. Но, с другой стороны, тысяча шестьдесят восемь депутатов являются подлинной цифрой отсчета, если твердо стать на юридическую, конституционную точку зрения. Так почему бы не стать? Так почему бы не твердо, если речь идет о таком кандидате, как Ельцин? И в этом втором варианте четко обозначается недобор в один голос – Ельцин не проходит…

Однако и эта новая ситуация в конечном итоге не могла изменить окончательный результат. Недостающий голос – пятьсот тридцать пятый! Ельцин все равно имел, но мы его оставили на последний момент для особого рассмотрения. В этом бланке имена и фамилии оппонентов были густо зачеркнуты, так что практически не было видно ни одной буквы. Что же касается фамилии Ельцина, то первые две буквы фамилии были как бы случайно перечеркнуты еле заметной линией. Линия прерывалась на мягком знаке. Весь вид бюллетеня говорил любому непредубежденному человеку, что данный депутат голосовал только за Ельцина и самое начальное движение его ручки было технической ошибкой, которую он тут же исправил, и с таким волнением и усердием, что следующую фамилию – Цой Валентин – буквально затер до дыр. Во всяком случае этот бюллетень требовал особого рассмотрения на Счетной комиссии.

Такое обсуждение состоялось, и состоялось первое голосование. Голоса, естественно, разделились по политическим симпатиям: половина – «за», половина – «против». Наша комиссия отражала соотношение сил на съезде.

Поскольку по этому вопросу возникла патовая ситуация уже внутри комиссии, я перед повторным голосованием выступил с разъяснением. Я сказал, что на ученых советах подобный бюллетень считается поданным «за», и попросил еще раз тщательно ознакомиться с бюллетенем каждого визуально, добавив в заключение, что, будучи абсолютно уверенным в характере этого бюллетеня, воспользуюсь правом второго дополнительного голоса, который имею как председатель комиссии. Так, исход голосования был все равно предрешен. Но я думаю, что не это арифметическое обстоятельство, как, впрочем, и при других голосованиях на съезде, сыграло свою решающую роль, а конечная победа здравого смысла, поскольку этот бюллетень, фотографию которого я здесь помещаю, действительно можно положить в корзину Ельцина. Впрочем, читатель может в этом убедиться самостоятельно. Интересно отметить, что именно в тот момент, когда это последнее голосование в узком кругу Счетной комиссии завершилось и пятьсот тридцать пятый бюллетень «за» обрел свое гражданство, в это самое мгновение конституционная ловушка не только раскрылась, а просто перестала существовать. И на всем остальном протяжении работы съезда уже ни у кого не возникало сомнение, что только тысяча шестьдесят зарегистрированных реально депутатов являются подлинной точкой отсчета при оформлении любых официальных документов.

Итак, выбор сделан, протокол оформлен. Я покидаю Грановитую палату, чтобы в Большом зале съезда огласить наконец имя всенародного избранника. За стенами Грановитой палаты меня ожидают десятки корреспондентов – отечественных и зарубежных. Я иду сквозь живой коридор. Они жадно, наперебой спрашивают: «Кто выиграл?» Они стараются это узнать. Я молчу. И тогда уже у самых дверей зала заседаний они пытаются узнать – есть ли победитель вообще, в принципе? Я отвечаю: победитель есть. И все разом, перегоняя друг друга, бросаются к Ельцину, окружают его и ждут моего последнего слова.

Я выхожу на трибуну, жестоким напряжением воли сдерживаю свои чувства. Впереди утверждение протокола, и я остаюсь бесстрастным, спокойным. В зале устанавливается тишина, напряжение которой кажется сильнее крика. Я зачитываю протокол:

«Глубокоуважаемый председатель! Глубокоуважаемые депутаты! Дорогие гости! Протокол Счетной комиссии Съезда народных депутатов РСФСР о результатах тайного голосования по выборам Председателя Верховного Совета РСФСР от 29 мая 1990 года. В соответствии с Временным регламентом Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР Счетная комиссия произвела подсчет голосов, поданных на выборах Председателя Верховного Совета РСФСР, и установила: в бюллетень для тайного голосования по выборам Председателя Верховного Совета РСФСР были внесены следующие кандидатуры народных депутатов РСФСР:

Власов Александр Владимирович,

Ельцин Борис Николаевич,

Цой Валентин.

Общее число народных депутатов РСФСР – 1060. Число народных депутатов РСФСР, получивших избирательные бюллетени – 1038. При вскрытии избирательных ящиков обнаружено 1038 бюллетеней. Недействительных бюллетеней – один. Поданные голоса распределились следующим образом:

– Власов Александр Владимирович

– „за“ – 467, „против“ – 570;

– Ельцин Борис Николаевич

– „за“ – 535, „против“…

В этом месте зал взрывается шквалом аплодисментов. Уже изготовившиеся заранее телеоператоры мгновенно выводят лицо Ельцина на экран крупным планом. Овация длится несколько минут. Я жду.

И в конце концов на фоне никак не затихающих аплодисментов, продолжаю чтение протокола: „против“ – 502…»

Но это уже залу неинтересно. И весь остальной текст тоже. И лишь в заключение, когда я официально провозглашаю: «Председателем Верховного Совета РСФСР избран народный депутат РСФСР Ельцин Борис Николаевич!», зал опять встречает эти слова залпом аплодисментов.

В самом конце своего краткого выступления я прошу депутатов съезда утвердить протокол Счетной комиссии. Протокол утверждается: «за» – 888, «против» – 45, «воздержались» – 11.

Депутаты встают все разом без различия политических пристрастий, и под гром аплодисментов Борис Николаевич направляется в Президиум.

Исторический момент произошел молниеносно. Председательствующий быстро уступил кресло, и законный Председатель Верховного Совета России возглавил съезд. И в этот момент я не только понял, но и почувствовал: назад пути нет. Я покинул трибуну и занял свое депутатское место в зале.

Между тем на трибуну с прощальными словами к съезду вышел теперь уже бывший председательствующий Василий Иванович Казаков. Он рассказал депутатам, что жизненный путь его был в общем нелегок, что начальство не любило его, потому что от природы он упрям, и этим объяснялось его поведение на съезде, которое определялось не какими-то внешними воздействиями и влияниями, а как бы чисто человеческими чертами характера. И, странное дело, его слушали с облегчением, аплодировали с радостью. На общей волне радостного удовлетворения этот человек, который до последнего момента вызывал острую неприязнь и раздражение депутатов, вдруг показался едва ли не симпатичным.

Впрочем, фигура Василия Ивановича Казакова, вернее, это явление, которое мы условно обозначаем именем и фамилией, представляется мне совсем не простым и неоднозначным. И на этом явлении есть смысл остановиться особо еще и для того, чтобы более основательно оценить значение той победы, которую одержал избранный Председатель Верховного Совета России, только что занявший свое место в Президиуме.

Итак, Василий Иванович Казаков – фигура, по крайней мере, с физической точки зрения, мощная, сбитая, одним словом, монолит – головашеяспина. Жесткое сцепление всех элементов стереотипа делало его не только работоспособным, но и роботоспособным. Силовые линии неслыханного напряжения зала буквально обтекали его. Пожалуй, это единственный в своем роде человек, который мог хоть как-то сохраниться в том абсолютно безнадежном положении, которое уготовили ему руководство и судьба.

Одним словом, выбор был сделан правильный по крайней мере с позиции тех, которые его выбирали, хотя с точки зрения официального статуса он не был выборным лицом. Василий Иванович являлся председателем Центральной избирательной комиссии, занимая, таким образом, пост, который определяется вышестоящими инстанциями. В соответствии с буквой Конституции он должен был только открыть съезд, немедленно уступив место избранному председателю. И задача временного председательствующего как раз и состояла в том, чтобы дальнейшая процедура работы съезда прошла по заранее составленному сценарию, который в соответствии со старыми добрыми традициями надежно сформировал аппарат. Надо признать, что он великолепно бился за воплощение этой идеи. И, видит Бог, не его вина, что это не получилось.

Итак, Василий Иванович Казаков во исполнение миссии, возложенной на него, представляет съезду хорошо продуманную и отлично обкатанную повестку дня. Внешне она выглядит солидно и просто. Впрочем, читатель может сам в этом убедиться:

ПРОЕКТ

Повестка дня Первого Съезда народных депутатов РСФСР:

1. Избрание Мандатной комиссии Съезда народных депутатов РСФСР.

2. О проекте временного регламента.

3. Избрание Председателя Верховного Совета РСФСР.

4. Избрание первого заместителя и заместителей Председателя Верховного Совета РСФСР.

5. Избрание Верховного Совета РСФСР.

6. О социально-экономическом положении РСФСР; программа предстоящей деятельности правительства РСФСР.

7. Утверждение Председателя Совета Министров РСФСР.

8. О суверенитете РСФСР в обновленной федерации союзных республик.

9. Об изменении и дополнении Конституции (Основного Закона) РСФСР в целях приведения ее в соответствие с Конституцией СССР. Об образовании Конституционной комиссии.

10. Утверждение председателя Комитета народного контроля РСФСР, председателя Верховного суда РСФСР, главного государственного арбитра РСФСР.

11. О разработке первоочередных законов РСФСР и поручениях Верховному Совету РСФСР.

12. Разное.

Эту повестку дня решительно поддерживало правое крыло депутатского корпуса. Левые депутаты считали подобный сценарий совершенно несостоятельным, поскольку избрание Председателя Верховного Совета РСФСР, его заместителей и формирование Верховного Совета согласно предложенной повестке дня предшествовали обсуждению социально-экономического положения РСФСР. Таким образом, жизненноважные решения, связанные с выбором руководства России, проводились как бы от чистого разума, без предварительного анализа существующего положения, за которое, естественно, несла ответственность аппаратная система. Но как раз отсутствие дебатов по этому поводу облегчало возможность оставить в руководстве прежний состав, если даже и не персонально, то во всяком случае по политическому признаку. Поэтому левые депутаты категорически настаивали на таком изменении повестки дня, которое предусматривало бы сначала доклад о социальном и экономическом положении России, а уже потом определяло выборы Председателя Верховного Совета. Левые рассчитывали, что объективная картина провала прежнего руководства станет преградой на пути аппаратных кандидатов и облегчит победу другим, радикально настроенным силам.

Кроме того, и это следует подчеркнуть особо, самая главная, приоритетная, по существу своему революционная, задача, которая стояла перед всеми депутатами, независимо от их принадлежности, была связана с суверенитетом России. Вот вопрос, который поистине объединял всех депутатов. Однако же в предложенной съезду повестке эта проблема была скромно припечатана к пункту об обновленной федерации союзных республик, причем оба эти вопроса должны были обсуждаться уже после законодательного утверждения Верховной власти России, которая по своему составу в рамках предлагаемой повестки дня мыслилась в качестве исключительно аппаратного образования. Внутренняя подоплека этой проблемы заключалась в том, что суверенитет России представлялся Центру достаточно острым решением, поскольку с точки зрения устоявшихся понятий отдельные республики являются составной и неделимой частью Союза, что в конечном итоге законодательно определяется абсолютным верховенством центральной власти.

С другой стороны, демократы считали, что Россия должна получить подлинный суверенитет, делегируя Центру лишь те права, которые сама сочтет необходимыми. Здесь, по мнению демократов, следовало бы определить юридический приоритет Российской Конституции и верховенство российских законов по отношению к общесоюзным. И эта проблема определяла другое видение союза республик, нерасторжимость которого обеспечивалась бы не принуждением, а добровольным согласием суверенных государств на взаимовыгодной основе.

Следовательно, в острейшей политической борьбе решалась проблема выделения (отдельным пунктом!) важнейшего принципиального вопроса о суверенитете России, а также вопроса о механизме народовластия и новом союзном договоре.

Впрочем, суверенитет России – проблема слишком грандиозная, слишком глобальная, чтобы рассматривать ее с позиций политических, тем более административных. Возникновение этой проблемы даже на уровне повестки дня, несомненно, предусматривало явное верховенство духовных ценностей над всеми остальными политическими факторами, мыслями, чувствами. И здесь я хотел бы рассказать об одном событии, которое оказало влияние на духовный статус депутатов. Речь идет о посещении выставки картин Ильи Глазунова.

Творчество этого замечательного мастера выражает мир, чуждый консерваторам духа, и более того это мир – отчаянно враждебный им. И столкновение с этим миром потрясло всех. А началось обычно – как всегда, на уровне очередного мероприятия.

В определенный час с заранее приобретенными билетами мы на автобусах почти в полном составе отправились в Манеж на встречу с картинами и, самое главное, с их автором. Выставка поразила нас своей грандиозностью, обилием великолепных шедевров, разом собранных в одно место. Посещение этой выставки народными депутатами России имело большой исторический смысл, потому что главная тема художника Глазунова – это Россия. Ее величие, ее история, страдания, бессмыслица недавнего прошлого и надежда на возрождение через духовные ценности. Произведения Глазунова – это, скорее, выражение духа России, а не ее плоти.

И естественным в этом смысле апофеозом была встреча с художником, который специально прибыл к нам – депутатам съезда, – чтобы не только услышать наше мнение о его творчестве, но и самому что-то сказать. Илья Глазунов выразил свою безграничную веру в обновление страны и народа, и эту свою веру он в определенной мере связал с новым депутатским корпусом. И, желая принять участие в этом процессе, по крайней мере на его парламентском уровне, художник в свойственной ему манере здесь же задумал грандиозное полотно.

Он предложил выразить возрождение России через лица депутатов, через образы новых людей в Российском парламенте. И как здесь не вспомнить заседание Государственного Совета, написанное Репиным, когда лица и образы членов этого высокого собрания в композиционной совокупности своей выражали крах Великой империи. Художник провидел катастрофу, в которой многие тогда еще сомневались.

А теперь другой гениальный художник провидит возрождение, в котором многие опять сомневаются… Но даже и этот провидец, смело заглядывая в будущее России, кажется не успел еще в бешеной суматохе разглядеть замечательный феномен сегодняшнего дня.

Да, картины Глазунова – прекрасная эпитафия жертвам насилия. И еще это обвинение палачам и надежда, как тоненькая свечечка в руках убиенного царевича. Однако же победителя в его произведениях нет, но в жизни он существует и, видит Бог, еще проявится на полотне русской жизни.

Впрочем, вернемся к повестке дня. Еще один острый вопрос, который требовал особого внимания депутатов, был связан с Комитетом народного контроля РСФСР. В предложенной Казаковым повестке дня он был изложен деликатно. В пункте десятом повестки значилось: «Утверждение председателя Комитета народного контроля РСФСР, председателя Верховного суда РСФСР, Главного государственного арбитра РСФСР». Сама формулировка сразу же ставила народный контроль в равное положение с Верховным судом и Государственным арбитражем, а по расположению в тексте даже определяла ему первое место – впереди этих обязательных атрибутов государственной власти. Таким образом, в замках предложенной повестки институт народного контроля уже признавался как бы законно утвержденным, и дело было лишь за председателем.

Но и этот пункт вызвал яростную оппозицию демократов, которые сразу же усомнились в необходимости и легитимации самого института народного контроля и настояли на выделении вопроса о Комитете народного контроля отдельным пунктом.

И, наконец, под давлением левого крыла депутатского корпуса были внесены принципиально новые пункты о средствах массовой информации РСФСР и о статусе народных депутатов России.

При всей, может быть, протокольной скромности своего звучания эти вопросы в наших российских условиях тоже носят характер чрезвычайный. Дело в том, что Россия до сего времени лишена собственного голоса. Все органы массовой информации подчинены Центральному Комитету КПСС, руководящие указания которого имеют решающее значение. У демократически выбранных Советов собственных печати, радио и телевидения нет. И это в стране, где на протяжении десятилетий население приучали и в известной мере приучили к фетишизму печатного слова, которое сознательно, а иной раз и подсознательно воспринималось как истина в последней инстанции. Газета выступила – что сделано? И не случайно родился известный анекдот: «В чем сходство между директором и мухой? – И муху, и директора можно убить газетой».

В этом же плане с позиций дальнейшей демократизации общественной и политической жизни следует рассматривать пункт о статусе народных депутатов РСФСР.

Новый статус необходимо было сформулировать так, чтобы окончательно и надежно вывести народного избранника из-под влияния и давления номенклатурной власти, сформировать и закрепить другое влияние со стороны избирателей, развязать руки депутатам, обеспечить возможность проводить и отстаивать интересы и волю своих избирателей. В более широком плане эта проблема находит свое отражение в пункте, посвященном механизму народовластия в республике.

Одним словом, дебаты по формированию повестки дня носили далеко не формальный характер. Они отражали ожесточенную политическую борьбу противоборствующих групп.

И Василий Иванович Казаков в полную меру своих сил и талантов пытался дирижировать этим фантастическим оркестром, чтобы звучала вполне определенная мелодия. Это была чрезвычайно тяжкая и по существу невыполнимая задача.

Атаки высоколобых интеллигентов Василий Иванович отбивал уверенно и просто. С первых же минут заседания съезда возник вопрос о правомочности его как председательствующего. Василий Иванович весомо доказывал, что по Конституции он должен передать свое место Председателю Верховного Совета. А поскольку именно эти, задающие ему вопросы депутаты и были инициаторами изменения повестки дня, то естественно, они и затягивали процесс передачи функций от председательствующего к Председателю. На предложение избрать временный Президиум из числа народных депутатов он реагировал еще проще: «Это предложение я не ставлю на голосование».

В таком ключе он вел собрание. На призыв депутатов внести, наконец, в зал знамя России отвечал спокойно: «Знамя на крыше». А когда несколько депутатов у себя на столиках поместили макеты старого Российского флага, потребовал вызвать коменданта Кремля, чтобы навести порядок. Как тут ни вспомнить легендарного матроса Железняка, разогнавшего в свое время Учредительное собрание.

Здесь следует подчеркнуть одну немаловажную психологическую деталь. Леворадикальные депутаты – в массе своей свободомыслящие интеллигенты – люди с тонкой или даже утонченной духовной структурой, сталкиваясь напрямую с подобным могучим монолитом, временами впадали в состояние транса, нервного перевозбуждения. Они и вели себя периодически так, как ведут себя люди на грани нервного истощения. И председательствующий в этой обстановке внешне даже выигрывал, оставаясь как бы невозмутимым и бесстрастным. В зале раздавались истерические крики: «Издевательство, над нами издеваются…» И тогда Василий Иванович невозмутимо звенел колокольчиком, призывая к порядку. Все это, однако, была лишь прелюдия к решающей битве.

Первое решительное сражение произошло в связи с предложением об отчетном докладе, посвященном социально-экономическому положению России, и последующими дебатами на эту тему. Председательствующему так удалось запутать очередность тех или иных поправок, что после нескольких дней заседаний логическая нить была окончательно утеряна, зато страсти накалились до последнего предела, и временами из-за общего шума ничего не было слышно. В результате этой яростной борьбы в конце концов сформировались две альтернативы: делать отчетный доклад или не делать его. И здесь Василий Иванович провел предварительную разведку боем. Он не просто поставил вопрос на голосование, но прежде поставил на голосование вопрос о том, нужно ли ставить этот вопрос на голосование, и по результатам уверенно определил, что демократы в любом случае окажутся в меньшинстве. Большинством голосов было решено вопрос на голосование не ставить.

Это обстоятельство вызвало громовой протест депутатов, которые просто не могли согласиться с бюрократической абракадаброй постановки вопроса о вопросе. И Василий Иванович, оценивший уже положение, теперь мог проявить либерализм, заранее зная, что вопрос не пройдет.

В этой ситуации демократы неожиданно объявили шах «королю» – потребовали поименного голосования. Внутренний мотив подобного предложения заключался в том, что часть депутатов могла бы почувствовать свою персональную ответственность перед избирателями и проголосовать за доклад о социально-экономическом положении России. Впрочем, и Василий Иванович прекрасно понимал ситуацию, связанную с последствиями поименного голосования.