Текст книги "Луна над пустыней"

Автор книги: Юрий Аракчеев

РАССУЖДЕНИЕ О ЛЮБВИ

Когда-то давно мощное дерево Югланс регия с крупными пальчатыми листьями росло почти повсеместно на Евразийском материке. Первые ископаемые находки относятся к периоду верхнего мела – 100 миллионов лет назад. В третичный период грецкий орех достиг на Земле расцвета – места его обитания простирались до самой Гренландии. Однако потом, когда климат изменился, теплолюбивое и влаголюбивое дерево отступило в азиатские горы. К нашему времени сохранилось три очага, три генцентра, по Н. И. Вавилову: Китайский, Среднеазиатский и Переднеазиатский. К Среднеазиатскому очагу относятся наши естественные леса в Киргизии, Таджикистане, Узбекистане, Туркмении. К Переднеазиатскому – Закавказье. И это всё. Даже происхождение ореховых лесов на Налканах, в самой Греции, вызывало дискуссию у ботаников: естественные они, оставшиеся с добрых старых времен третичного периода, или посаженные человеком? Правда, в последнее время доказано, что горные леса Балканского полуострова – Греции, Болгарии, Югославии, Албании – также естественного происхождения.

Но откуда же тогда взялись многочисленные деревья в Крыму, в Карпатах, на Северном Кавказе, в Молдавии, на Украине? Все они когда-то посажены человеком. Даже те, которые в настоящее время находятся как бы в естественном состоянии, в лесу. Они просто-напросто одичали. Или выросли из случайно брошенных в лесу орехов. С помощью человека грецкий орех проник и на другой материк – в Северную Америку…

Люди давно «раскусили» грецкий орех, давно поняли, какое это замечательное дерево. В Китае, где естественных лесов довольно много, грецкий орех введен в культуру еще во II веке до новой эры. У нас в Крыму культура его была известна также задолго до нашей эры. Там и сейчас встречаются вековые деревья, дающие ежегодно по 200–300 килограммов плодов. Про Кавказ и говорить нечего. На весь мир славились когда-то огромные ореховые сады черкесов. До сих пор во многих местах Кавказа живет добрый старый обычай: родился ребенок – посади на радостях дерево грецкого ореха…

До нас дошли документальные сведения о том, что царь Алексей Михайлович, отец Петра I, чрезвычайно любил «орех греческий» и частенько заказывал его киевским монастырям к своему столу. Впрочем, мы с вами тоже любим грецкие орехи – и просто так, и с медом, и в пироге, – а потому пристрастие царя для нас вовсе не удивительно. «Греческим» или «грецким» орех у нас называется, видимо, потому, что в Киевскую Русь – на нашу теперешнюю Украину – он попал впервые приблизительно в Х веке, как раз тогда, когда развивались оживленные связи с Грецией, откуда и привозили купцы «зело лакомый плод этот». Может быть, известная поговорка «В Греции все есть!» с тех пор и пошла в ход?..

А вот что написано о грецком орехе в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона:

«Дерево это достигает огромных размеров и глубокой старости. При церкви грузинского села Кехви (Горийский уезд Тифлисской губ.), в 12 верстах от м. Цхинвал, есть вполне свежий орех вышиною в 84 фт. (около 26 м), а в обхвате 28 фт. (8,5 м), в тени его могут укрыться до 200 всадников. Он дает ежегодно до 100 пудов плодов (1600 кг). Во многих местах Закавказского края имеются подобные же деревья…»

Словарь Брокгауза и Ефрона издан в 1893 году, а вот по свидетельству современного ученого А. В. Чурского грецкий орех в Горно-Бадахшанской автономной области (Таджикистан) поднимается по реке Пянджу до высоты 2400 метров над уровнем моря и достигает 32 метров высоты и 3 метров в диаметре! Диаметр кроны – 50 метров, урожай плодов – 300–500 килограммов… Вы только представьте себе крону диаметром в 50 метров – она покроет тенью городскую площадь! Возраст такого дерева 300–400 лет, но встречаются патриархи, которые прожили и все 500.

Ореховые шкафы, серванты, столы делают из древесины именно грецкого ореха. Особенно ценится прикорневая часть ствола – очень красивый рисунок, а еще больше – капы, наросты на стволе, достигающие полутора-двух метров в диаметре и полутора тонн весом. «Капы» настолько ценны, что существует даже такой сорт грецкого ореха – каповый. Если нарост аккуратно срезать, дерево остается в сохранности… Из древесины ореха делают не только мебель. Ею облицовывают кабины самолетов, каюты пароходов, салоны вагонов, фойе. Из нее вырезают шкатулки, всевозможные украшения и даже пропеллеры самолетов. Она тверда, прочна, хорошо поддается обработке.

Но главное богатство грецкого ореха заключается, конечно, в его плодах. По содержанию витамина С он – абсолютный чемпион среди растений. Да-да, не черная смородина, не шиповник, не цитрусовые. В недозрелых плодах грецкого ореха вместе с зеленым околоплодником витамина С больше, чем в шиповнике или лимоне. Даже в листьях так много витамина, что они пригодны для его промышленного получения. А что касается ядра, то в нем содержится до семидесяти семи процентов жира, до двадцати одного процента белков, по калорийности оно в семь раз выше говядины. Но… Вот данные Чеботарева – привожу их по книге, изданной в 1969 году:

«Ореховые леса Южной Киргизии (Южная Киргизия занимает первое место в Союзе по площади естественных ореховых лесов) в 1945 году объявлены Государственным лесоплодовым заказником, однако около половины всех земель, входящих в состав заказника, находятся до сих пор в долгосрочном пользовании колхозов. В связи с этим 7 колхозов расположились прямо на территории орехо-плодовых лесов, что приводит к частым случаям лесонарушений в виде самовольных порубок, расхищения урожая плодов, потравы и запашки культур, самовольного прогона и пастьбы скота и крайне затрудняет все мероприятия по ведению хозяйства».

А ведь ко всему прочему в местах естественного произрастания каждое дерево ценно не только потому, что оно приносит то или иное количество плодов. Оно вдвойне ценно тем, что обладает уникальными генетическими свойствами, выработанными в процессе длительного (десятки миллионов лет!) естественного отбора…

Это и многое другое я узнал из книг, когда приехал в Москву. И решил написать для журнала очерк. Почти у каждого автора, пишущего об орехе, чувствовалось восхищение этим деревом и озабоченность его судьбой. А у меня к тому же оставалось свежее воспоминание о поездке на Кайнар-сай и экскурсии с Александром Яковлевичем. И все же очерк не получался никак.

А весной следующего года я отправился в командировку в Молдавию. В Кишиневском ботаническом саду встретился с известным молдавским селекционером Иваном Георгиевичем Команичем, сфотографировал мужские и женские цветы грецкого ореха и родственных ему видов, а также уникальную коллекцию ореховых плодов, собранную Иваном Георгиевичем.

Представляете себе: форма самих орехов, а также орехового ядра бывает совершенно разной. Величиной плоды ореха грецкого бывают с куриное яйцо, а по форме – круглые, овальные, удлиненные. У близкого родственника югланс регия, серого ореха, они остроконечные, как будто бы с клювом. Очищенное ядро грецких орехов, как известно, здорово похоже на человеческий мозг, а вот у сердцевидного ореха, плоды которого действительно отдаленно напоминают по форме сердце, очищенное ядро – словно крендель или двухпалая лапа, клешня. Но главное я помнил: все эти ядра очень питательны…

Итак, казалось бы, чего проще? Нужно писать очерк, и писать так. Первая часть – вступление. Рассказать о том, как важно сохранить естественные леса ореха в Средней Азии и улучшить его культуру в Молдавии, на Украине, на Северном Кавказе, в Крыму, потому что югланс регия – замечательное дерево, очень ценное для человечества, особенно сейчас, когда количество людей на земном шаре неудержимо растет и нужно думать о будущих источниках продовольствия. Затем надо описать две поездки – на Кайнар-сай, к А. Я. Буткову, и в Кишинев, к И. Г. Команичу. Рассказать об их работе и сделать должные выводы. Вот и все. Тема нужная, злободневная.

А очерк не получался. Что за наваждение!

Встретившись с одним из своих друзей, я поведал ему о моей беде.

– Не получается очерк, – сказал я ему. – Самому на себя зло берет. Понятия не имею, в чем дело? Ведь хороший же материал. Нужный!

– Вот в том-то и дело, что «нужный», – ответил мне друг. – Кому нужный? Редактору? А тебе? Тебе – нужный?.. Мне кажется, ты недостаточно его любишь. Не проблему вообще, не ценность в народном хозяйстве, а само дерево. Ты вот говоришь о нем как о будущем источнике продовольствия, а сам… Неужели ты так и относишься к нему? Что-то не верится. Оно ведь живое… Разве ты насекомых фотографируешь потому, что это кому-то нужно?

Вот тут-то мне и стало наконец стыдно.

Да, чего только мы не приносим в жертву ей, «материальной пользе»… А ведь если подумать, то что это вообще такое – польза? Всегда ли мы точно можем сказать, что польза, а что нет? Разве то, что делается без радости, может принести кому-нибудь пользу?

Очерк я все-таки написал. Вымучил. Принес ли он кому-нибудь пользу? Мне – нет.

И вот еще что. Ведь даже и не в особой красоте грецкого ореха дело. Красота тоже понятие относительное. Для самца-букашки, например, нет ничего красивее букашки-самки… И нет в природе живых существ никчемных, неинтересных никому, ни для кого не красивых. И каждое играет свою единственную, неповторимую, не всегда ясную нам, людям, роль в хороводе всеобщей жизни, каждое интересно и красиво по-своему. Даже червяк, даже лишайник.

И каждый человек.

В том-то и дело, что каждый. А иначе…

«Знаете, почему мир такой огромный? Потому что он никогда не отказывался ни от одной песчинки», – вот еще одна восточная мудрость. Вспоминать бы ее почаще в наш нетерпимый век.

РОМЕРИЯ, АНХУЗА ИТАЛЬЯНСКАЯ, АСТРАГАЛ, ОСЛЫ, ЖУКИ, ОБИТАТЕЛИ ИНОПЛАНЕТНЫХ МИРОВ И ПРОЧЕЕ…

Как и в самое первое утро, мой день на стационаре начинался с умывания родниковой водой и завтрака за длинным столом под сенью векового ореха. Затем я брал сумку и шел по одному из маршрутов. Их было три. Первый, уже знакомый вам, – вниз по тропинке мимо дерева-часового, стоящего в одиночестве как раз на том самом месте, где тропинка выходит на глинистую дорогу, а затем вверх по склону, к феруле, эремурусу, Синей птице, – на «Плоскогорье». Второй – по дороге, мимо термопсиса и вики тонколистной, по аллее столетних деревьев – «Невский проспект», – а потом выше по склону, мимо опытного участка Александра Яковлевича, в самую чащу деревьев, к обрывам, оврагам, непроходимым зарослям зонтичных, девясила, бузульника – «Джунгли». Третий – на противоположную сторону «сая» с переходом по мостику через пенистый сумасшедший Кайнар, к Южному склону, особенно богатому боярышником, барбарисом, черемухой и всевозможными травами, – «Саванна».

Трудно отдать предпочтение одному из трех маршрутов.

Возьмите первый. Ведь, кроме ферулы с эремурусом, на Плоскогорье произрастает множество других любопытных растений. Ну, например, ромерия. Точь-в-точь наш красный мак, только маленький ростом. Но когда ярко-алые лепестки ромерии облетают, то вместо привычной маковой кубышки у нее зреет четырехдольный стручок с крупными семенами. Внешне от мака почти не отличимая, ромерия, с точки зрения специалиста, – совсем не мак. Кто знает, может быть, какой-нибудь суперэкзотичный венерианский (или другой инопланетный) цветок, полный загадок для земных ботаников, с точки зрения составителей букетов ничем не будет отличаться, например, от ромашки? Рискованное допущение… А вдруг? Считают же некоторые биологи, что изучение земных насекомых и фотографирование их полезны еще и с той точки зрения, что подготовят нас к встрече с инопланетными жителями. Почему, например, не предположить, что условия какой-то планеты оптимальны только для какой-то одной формы жизни и развитие животных пошло там по пути беспозвоночных, а очутившись в ее джунглях, космонавты будут чувствовать себя примерно так же, как чувствовали Карик и Валя из книги Яна Ларри «Приключения Карика и Вали»? Что, если там живут кузнечики, подобные нашим, только во много раз больше, пауки, бабочки, клопы, стрекозы? Глядишь, и макрофотография мелких существ, которая мне так нравится, окажется уже делом государственной важности и в какой-то степени поможет межпланетным общениям…

Еще на «Плоскогорье» встречаются анхуза итальянская и эхиум, или синяк. Тоже на первый взгляд растения очень похожие – с крупными листьями и мелкими ярко-синими, как знойное небо Италии, цветами. На синяке я нашел однажды великолепную рыжую мохнатую гусеницу бабочки бурой медведицы, отнес домой, потому что было уже темновато, сфотографировал на другой день и принес обратно на «Плоскогорье». Поблагодарив красавицу за позирование, я посадил ее на лист растения, подобного тому, на котором нашел. Но она панически с него убегала. В чем дело? Ведь во время съемки она вела себя достаточно сдержанно, без всякой нервозности, хотя и пришлось ей провести ночь в стеклянной банке – непривычном помещении с ограниченным доступом свежего воздуха, да и с завтраком дело обстояло очень неважно, потому что вчерашние листики, которые я положил в банку, завяли… Только сделав несколько безуспешных попыток, я вдруг понял, в чем дело. Я сажал ее на анхузу, а она анхузу не переваривала, ей подавай синяк. Ее ботанические познания превышали мои…

Но не только ромерия, анхуза и эхиум. А мягкие, покрытые волосками, чуть липкие на ощупь, отдаленно напоминающие лопух листья девясила? Почему-то их особенно предпочитали местные пауки – ярко-красные с черным узором, круглые, блестящие, словно покрытые нитролаком – ну точь-в-точь деревянные брошки или пуговицы, разрисованные талантливым народным умельцем. Почему деревянные? В этом нет никакого сомнения, достаточно их как следует рассмотреть. Ведь сквозь толстый слой лака, их покрывающий, четко просвечивает характерный рисунок древесных волокон… Пауки эти очень красивы, но все же вид уних какой-то злодейский, этакий даже злодейски-траурный, не предвещающий ничего хорошего. По-видимому, для птиц они достаточно ядовиты, раз обладают такой яркой, явно предупреждающей окраской. Иногда я встречал этих же паучков в цветках, в колокольчиках, причем они не прятались, а, наоборот, занимали такую позицию, чтобы выглядеть поэффектнее внутри лилового бокала. Они по-наполеоновски складывали на груди передние лапки – ну прямо щеголь, устроившийся так, чтобы все его видели, и презрительно наблюдавший за произведенным эффектом.

Пчелы и мухи, конечно же, не могли устоять перед такой демонической красотой и попадали на старую, как мир, удочку. Глупые, они садились рядом с равнодушным щеголем, и тот, не будь дурак, мгновенно хватал их своими черными преступными лапами, прижимал к себе и… Милые будущие космонавтики! Если вы попадете когда-нибудь на планету, где жизнь остановилась на уровне беспозвоночных, и если в огромном цветке будет сидеть демонически прекрасный, равнодушный с виду щеголь, пожалуйста, не подходите близко к нему. Даже если вам очень захочется! Дело в том, что поцелуй его полон яда, а душа его черна, как космическое пространство. И вы нужны ему не как человек, не как личность, а… неудобно даже сказать… как продукт питания. Видите, если для умных птиц яркая окраска паука выступает как предупреждающая, то для глупых пчел и мух она привлекающая…

Кстати, девясил, листья которого предпочитают ряженые злодеи, – растение лекарственное, корни его содержат лекарственное вещество инулин (латинское название девясила «инула»), а также эфирное масло. Отвар корней применяется при различных заболеваниях; например, при катаре верхних дыхательных путей.

 
Листьями этой травы, что варились в винном нектаре.
Почки укутать полезно тому, кто страдает нефритом.
Если из корня его порошок приготовить и с мёдом
Съесть, – прекращается кашель, а также еще и одышка;
Если же сок из него принимается с соком из руты,
То, утверждают, питье исцелить помогает разрывы…
 

так написал неизвестный средневековый автор о девясиле еще в Х – XI веке в поэме «О свойствах трав».

Есть упоминание о девясиле и в знаменитом «Каноне врачебной науки» Авиценны:

«Расан – девясил высокий (инула хелениум).

…Самая полезная его часть – это корень. Сила сиропа из него велика в его действиях и наиболее значительна. Лучше всего [принимать его] в виде варенья с уксусом, горячесть которого ослаблена…

Он полезен при всех холодных болях, при возбуждении ветров и вздутиях. В нем есть сила, вызывающая покраснение, а также способность сильно очищать… Он полезен при воспалении седалищного нерва и болях в суставах, так же как и его корень и листья в лекарственной повязке, и помогает от холодных болей и при разрыве мышц… В виде лекарства для слизывания с медом способствует отхаркиванию и очень хорошо действует, если его примешать к лекарствам для слизывания, очищающим грудь. Он принадлежит к средствам, бодрящим и укрепляющим сердце… Девясил, особенно египетский, помогает от укусов гадов» (т. 1, с. 576).

«Утром на горы свой взор обрати, а под вечер – на воды», – советует «Салернский кодекс здоровья», составленный философом и врачом Арнольдом из Виллановы в начале XIV века. И действительно. Пользуясь первым маршрутом, мне очень нравилось сидеть на восточном краю «Плоскогорья» и смотреть на ослепительные, лишь иногда прикрытые легкими облаками вершины гор – Большой Чингам, Тангет, Ау-Кашка… К вечеру глаза уставали, и я с удовольствием разглядывал нитку шоссе внизу, домики селения Сиджак и уютный зелено-голубой Пскем…

Отправляясь вторым маршрутом – в джунгли, – я обычно встречал ослов. То бредущих в одиночестве, то нагруженных огромными вязанками хвороста и сопровождаемых погонщиком. Однажды я увидел осла, привязанного у дороги. Я подошел к нему и погладил по голове. Непритязательному трудолюбивому животному это, по-видимому, так понравилось, что он прикрыл глаза, раздул непропорционально крупные ноздри и задышал так страстно, что из ноздрей на меня фонтанами полетели мелкие брызги. Я даже подумал, что он вот сейчас затянет свою известную песнь. Кстати, с близкого расстояния ослиный крик звучит совсем иначе, чем издалека, и он совсем не глупый, он полон страсти. Вообще осел, на мой взгляд, не отвечает сложившемуся о нем представлению; он вовсе не глуп, он просто себе на уме. Помнится, встретился мне осел, так перегруженный хворостом, что было удивительно, как это он еще ноги переставляет. И ведь дорога была не из легких – не по равнине, а по горам! Так мне стало жалко этого бедного ослика, что, видимо, даже в глазах моих сочувствие ему отразилось. И что же вы думаете? Когда осел проходил мимо меня, он так из-под своей поклажи на меня посмотрел, что я чуть не расхохотался. В глазах его ни намека не было на усталость, а наоборот – этакая ухмылка: чепуха, мол, ты думаешь, это для меня груз? Тот чудак, что сзади с хлыстом идет, мог бы еще столько же на меня нагрузить, да я нарочно с места на место переступал, чтобы сучья его разваливались. Ты меня не жалей, мне такое – раз плюнуть… Ведь и правда, о силе и выносливости ослов ходят легенды.

Вообще второй маршрут был очень романтичен, с тропическим оттенком – «джунгли»… Особенно мне нравилось слушать птиц. Я даже иволгу частенько видел, хотя обычно увидеть ее довольно трудно, иволги очень чутки. Красивая птица, типично тропическая на вид, хотя и залетает далеко на север. Самец – ярко-желтый, с черными крыльями, достаточно крупный. А кричит!.. Потрясающий контраст: то мелодичнейшее, глубокое, богатое оттенками контральто – Обухова, или Има Сумак, а то вдруг… стыдно сказать – душераздирающий крик мартовской кошки. Вот и заведи такое существо в доме, заставь развлекать гостей. Сначала очарует, прямо загипнотизирует, а потом… Все насмарку!

С точки зрения фотографии во втором маршруте были очень любопытны три вида жуков: майки, кравчики и скакуны. О майках я уже говорил – типичнейшие ископаемые, а если поискать другое сравнение, то – чуть сплюснутые сверху вниз тяжелые темно-синие цистерны с капотом и кабинкой для водителя впереди. Этакие медленно ползающие обтекаемые рефрижераторы. Они без устали уничтожали молоденькие растеньица на дороге. Надо сказать, что получалось это у них прямо-таки виртуозно – чувствовалось знание дела. Именно этот данный им природой талант как раз и позволил людям отнести маек к разряду насекомых вредных. Кстати, маек не рекомендуется брать в руки, ибо по краям толстого брюшка из специальных отверстий у них тотчас же начинает течь желтая… кровь. Да, каждый защищается как может: ради сохранения спокойствия, а то и жизни майки готовы пожертвовать некоторым количеством крови. А кровь у них едкая. Она содержит ядовитое вещество – кантаридин. Попав на кожу, кантаридин вызывает ожоги и появление водянистых пузырей. Если же его ввести в кровь животного, то наступает расстройство дыхания и сердечной деятельности, что в тяжелых случаях может привести к смерти. Имея такое своеобразное средство защиты, майки могут спокойно ползать, не опасаясь врагов. Однако на каждый яд есть свое противоядие в природе. На отдельных животных – таких, как ежи и некоторые птицы, – яд маек не действует…

Личинки маек настолько не похожи на взрослых жуков, что первоначально они были описаны как особый отряд насекомых. У них узкое тело, крупная голова с хорошо развитыми челюстями, сильные ножки, имеющие по три коготка, и длинные хвостовые нити. Называют их триангулинами. Длина триангулина около одного миллиметра. Едва успев вывестись из яйца, триангулин ползет и быстренько взбирается на ближайший цветок. Как только на цветок садится крылатое насекомое, личинка майки проворно цепляется за волоски на его теле. Если это насекомое пчела, то рано или поздно маленький пассажир попадает в улей, прямо в сотовую ячейку. Там он спокойно покидает пчелу и первым делом съедает яичко пчелы, которое плавает на поверхности меда. После этого он линяет и совершенно меняет внешность. Теперь это белая толстая личинка с короткими ногами и широкими, похожими на ложки челюстями, хорошо приспособленными для поедания меда. Когда с медом покончено, личинка еще раз линяет и превращается сначала в «ложную куколку», потом в толстую безногую личинку, которая, не питаясь, окукливается уже по-настоящему. Только после всех этих бесконечных превращений из куколки выходит полноценная майка-ископаемое. Зачем все так сложно? Какими лабиринтами шел эволюционный отбор, создавая толстого, медлительного жука, защищающегося от врагов ядовитой кровью, растящего свое потомство таким странным способом? Неужели нельзя попроще?..

Кравчики – симпатичнейшие жуки. Облик у них трогательно деловитый. Челюсти снабжены большими клещами, но сразу чувствуется, что клещи эти – орудие труда, а не убийства. И вечно кравчики куда-то деловито спешат, вид у них страшно занятой, а черная хитиновая спинка перепачкана землей. Даже походка у них хотя и быстрая, но слегка неуклюжая, вперевалочку. Хищники так не ходят! Так ходят лесорубы, землекопы, метростроевцы, только что поднявшиеся из-под земли. А кравчик и есть лесоруб и землекоп одновременно, можно даже сказать, что и метростроевец. Только строит он не метро, а подземный дом – для своих детей. Дом кравчика не так прост. Тоннель идет в глубину на метр, а то и больше. По сторонам его делается несколько комнат-ячеек. В этих ячейках семья кравчиков, самец и самка, заготавливает впрок витаминизированное питание – нагрызанные на кусочки и смоченные слюной листья растений. Страшно любопытно наблюдать кравчика за работой по заготовке. Вот он вылезает из своей норки (отверстие в земле диаметром около сантиметра), осматривается и деловито, вперевалочку двигается к кустику лиственного растения. Вот он лезет наверх по стволу или стеблю, бесстрашно карабкается по отходящей в сторону ветке, добирается до листа и начинает его по кусочкам отгрызать. Челюсти действуют как короткие ножницы. Отрезанные куски просто-напросто сыплются вниз. Решив, что сделано для одного захода достаточно, он тем же путем спускается на землю, быстро находит сброшенные кусочки листа и по одному затаскивает их в свою норку, смешно пятясь и неуклюже переставляя широко расставленные лапки. В конце концов даже большой кусок зеленого питательного материала окончательно скрывается под землей, хотя видно, каких усилий стоит это кравчику. Через некоторое время он выбирается из норы и, слегка пошатываясь от усталости, вновь направляется на заготовительный участок. Возможно, это мама, а возможно – папа, потому что оба родителя-кравчика участвуют в строительстве жилья для будущих детей и заготовке зеленой массы…

Когда корма, по мнению мамы, в ячейках достаточно, она откладывает в каждую ячейку по яичку и вместе с папой тщательно закупоривает вход в норку землей, чтобы силосом да и будущими детьми не могли воспользоваться непрошеные гости. В спрессованной зеленой массе каждой ячейки вскоре начинается брожение. Теперь это настоящий силос, настолько качественный, что нашим животноводам не мешало бы у кравчиков поучиться. Как только силос готов, тут как раз из яичка выводится кравчиковая личинка и принимается за еду. Она очень быстро растет и уже через месяц становится взрослой. Окукливается тут же, в своих личных апартаментах, и вскоре в ячейке появляется жук, который проводит в земле конец лета, осень, зиму, а весной вылезает на свет божий, находит себе друга сердца – сотрудника. И все начинается снова…

Если кравчик – типичный представитель мирной профессии, труженик и вегетарианец, то жук-скакун – прирожденный разбойник, убийца-рецидивист. Если на упомянутой мною пока еще не открытой планете беспозвоночных окажутся чудовища, подобные жукам-скакунам… Нет, такое лучше не воображать. Если у тебя, читатель, слабые нервы, то лучше пропусти сейчас несколько строчек, не читай. А если прочтешь ненароком, то постарайся поскорее забыть, а то вдруг приснится. Во-первых, у жука-скакуна безжалостно выпученные глаза и огромные челюсти. И если челюсти кравчика – орудие труда, то здесь… Природа даже не позаботилась о маскировке: челюсти скакуна – два кривых зазубренных кинжала, острых, как бритва, отливающих металлическим блеском. По малейшему желанию хозяина они широко раздвигаются, как два коварно изогнутых турецких ятагана, направленных остриями и лезвиями навстречу друг другу, и, как только между ними окажется нечто живое…

Нет, прежде чем выходить из ракеты, космонавтам нужно будет как следует выяснить, какие именно животные бегают и бродят вокруг. Причем в достаточно большом радиусе, потому что… Видите ли, этот наш жук-скакун из подотряда плотоядных, семейства жужелиц в земных условиях достигает в длину всего-навсего полутора сантиметров. Но он бегает с такой жуткой скоростью, что если бы мы попытались вычислить его не абсолютную, а относительную скорость, то есть количество длин собственного тела, которое он пробегает за единицу времени, то пришли бы к ошеломляющему результату. Если бы, став размером, например, с собаку, это чудовище сохранило свои двигательные способности, то оно бегало бы со скоростью, приближающейся к скорости звука! Причем на этой скорости жук-скакун не только не наталкивается на препятствия, но прекрасно маневрирует и хватает ятаганами подвернувшуюся ему козявку с удивительным хладнокровием и мастерством! Больше того: жук-скакун может прыгать, пользуясь своими великолепными крыльями, и, конечно, летать. Всякое сопротивление бесполезно… Ученые считают, что, приобретая крупные размеры, животное лишается своих умопомрачительных двигательных возможностей, ибо крупные мышцы не могут действовать столь же молниеносно. Для современных земных условий это действительно так. К счастью. Говорят, что и на других планетах этот закон, по-видимому, должен быть в силе. Будем надеяться…

Пойдя третьим маршрутом – через Кайнар-сай, – на противоположную сторону долины, на травянистый, лишь кое-где поросший деревьями и кустарником южный склон – в «саванну», – я как-то часа два потратил на то, чтобы сфотографировать ксилокопу. Помните черно-синюю невиданно огромную пчелу, дремавшую в цветах термопсиса, когда мы с Шафкатом Камаловым вышли вечером на прогулку в день приезда? Так вот, это была ксилокопа. Другое ее название – пчела-плотник. Ибо она помещает свое потомство в ячейках, которые выгрызает в пнях и мертвых деревьях. А питается нектаром и очень любит собирать его на цветах термопсиса. Причем собирает она его, надо сказать, довольно варварски: без церемоний вгрызается сбоку в цветочную стенку – и пьет себе! Цветок вряд ли чувствует боль (хотя некоторые ученые считают, что растения чувствуют, были опыты, подтверждающие это), но получается так, что ксилокопа – бессовестный жулик. Ведь растения с удовольствием предоставляют свой нектар тем, кто их опыляет, – всевозможным пчелам, бабочкам, шмелям, осам, некоторым жукам. И если насекомое ведет себя по отношению к цветку воспитанно и благородно, то есть пьет нектар так, как полагается, с парадного, так сказать, хода, суя свой хоботок в открытый венчик, то оно по пути всегда задевает органы размножения цветка, тычинки и пестики, и пыльца с тычинок прилипает к волоскам на теле насекомого, а пыльца с волосков в свою очередь прилипает к пестикам… Прилипшая к пестику микроскопическая пылинка пыльцы затем прорастет, мужская половая клетка соединится с женской, и образуется завязь – зародыш будущего семени. Что и требовалось… А ксилокопа как поступает? Заходя не с парадного хода, а жульнически, сквозь стенку, она ворует нектар, словно взломщик, не дотрагиваясь ни до пестиков, ни до тычинок! Справедливо это? Нет. Почему она так поступает? Я думал – потому, что хоботок у нее слишком короткий и она не может достать нектар термопсиса, скрытый в глубине цветка. Но оказывается, длина хоботка у нее достаточная. Так почему же? Может быть, из-за лени?..

Похоже, ксилокопа чувствует, что поступает бессовестно, потому что она очень чутка – не в пример шмелям, пчелам и прочим сознательным, – и я долго пытался поймать ее в свой видоискатель. Внешне она все-таки очень эффектна – не черно-синяя, а скорее черно-фиолетовая (по-латыни она так и названа «ксилокопа виолакия», то есть фиолетовая), с темно-бурыми на просвет крыльями, отливающими удивительной неоновой голубизной. Летает с мощным, внушительным гудом и, говорят, больно жалит – я, правда, не испытывал и, честно говоря, не очень жалею…

Кстати, о термопсисе. Хотя он и является, судя по Большой советской энциклопедии, карантинным сорняком, то есть очень опасным, однако именно из него делаются аптечные таблетки от кашля. Кроме того, он служит заменителем импортной ипекакуаны (рвотный корень) и идет на приготовление лекарства пахикарпин. В народной медицине отвар травы термопсиса применялся при лечении катара верхних дыхательных путей, гриппа, бронхита, воспаления легких, а также при головных болях.