Текст книги "Флейта бодрости"

Автор книги: Юрий Самарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

13. Мыс Желания – за кормой

76—76,5 параллель.

А льдов все нет.

„Седов“ ушел на сотню миль от мыса Желании в глубину Арктики, а кругом попрежнему темнозеленая малахитовая кипень взъяренного моря. Норд-вест попрежнему бросает пену валов на палубу ледокола.

77 градусов.

Льдов нет.

На крыше штурманской рубки у морского бинокля, прозванного за треножник „осьминогом“, вечная очередь.

– Точно у дверей церабкоопа там – на материке, – басит Борис Громов, спецкор „Известий“.

Да, мы теперь уже не жители материка. Земля стала чем-то нереальным, условным… Шестые сутки – кругом море Баренца.

 
– «Наш постоянный курс —
на дали.
Наше жилище – океан».
 

Шестые сутки „Седов“ в океане. Компас штурманской рубки держит неуклонный курс на норд. Шестые сутки – хаос зеленых живых гор.

– Курс – норд.

Курс – норд, – записывают в судовой журнал, сменяясь и вставая на вахту штурманы.

– Пыр! – Пыр!

Тимоша погоняет во сне собак. Во время шторма я сплю рядом с ним в каюте зверобоев. Тимоша наверное уже гонит свою упряжку по снегам Гуккера. За стеной в квиндеке катаются бочки. Со ржавым, ранящим нервы скрипом стучит круглые сутки железная дверца машины. С палубы доносится жалобный вой собак. Десятки их лежат на решетках вокруг трубы. Самые сильные завоевали места под лодками. Шторм выгнал собак из сделанной для них на полуюте клетки. Валы заливают ее. Корма зачерпывается.

В нижнем кочегарском кубрике в корме детскими корабликами плавают в налившейся воде самодельные деревянные туфли.

14. Морские будни

– Все норд-вест, – произносит поднявшийся на спардек Визе.

Норд-вест держится с самого горла Белого моря. Постоянство его удивляет Визе. Профессор Визе – климатолог. Климат – его стихия. Он обладает особым чувством погоды. Добрую половину жизни Визе провел в Арктике. Молодым студентом он участвовал в трагическом рейсе „Святого Фоки“. На „Малыгине“ Визе искал итальянцев. И уже много раз так же вот спокойно, как сейчас, в своей любимой шапке – финке, кожаной куртке и нерпичьих туфлях, похаживал он по спардеку плывущих в Арктике кораблей.

Перешагав палубу спардека несколько раз, Визе останавливается у борта. Взор его больших блестящих глаз устремлен в море. Так он стоит минуту, две, затем снова начинает беззвучно шагать от борта к борту.

Профессор Визе думает о норд-весте. Он не дает Визе покоя. Как постоянство северо-восточных ветров может отозваться на полярных льдах? Где мы встретим ледяные поля? Глаза Воронина уже не раз задавали Визе молчаливый вопрос:

– Льды?

Мягкое шуршание нерпичьих туфель на спардеке продолжается.

На ледоколе наступили однообразные морские дни. Когда бы ни вышел – на спардеке, в шторм, в дождь, в туман, всегда мелькает коренастая фигура капитана. Глаза Воронина всегда зорко обращены на норд.

На носу между лодками копошатся, выполняя черновую судовую работу, вахтенные матросы. Желтым привидением мелькает в своем плаще боцман. У камбуза раздается свирепый крик. Кричит Саша Малявкин, – помощник кока.[44]44
  Кок – судовой повар. Камбуз – судовая кухня.


[Закрыть] Схватив мокрую швабру, действуя ею, как тараном, он несется вдоль левого борта „Седова“. Впереди него, хладнокровно выдерживая безопасную дистанцию, неторопливо улепетывает стая собак. Аппетитные запахи камбуза щекочут собакам обоняние. Положив голову на вытянутые лапы, они, как волки, целыми часами лежат полукругом у камбуза.

Рев означает – к Саше Малявкину из кубриков вахтенные пришли получать обед. Бьют склянки. Одиннадцать часов. Вторая смена через час встает на вахту. Вахтенные, же не могут пробиться сквозь тела млеющей от приятных ощущений стаи. Саша Малявкин выступает на борьбу с ней. Собаки скрываются в недоступных уголках, которых так много на ледоколе. Возвратившись с торжествующим видом к камбузу, Малявкин от изумления превращается в соляной столп: стая снова лежит у камбуза. Обогнув правым бортом каюты, она вновь расположилась на прежнем месте. Метнув в собак шваброй, Саша Малявкин уходит в камбуз. Раздавая рисовый пуддинг, он зверски стучит половником.

С бока, от салона раздался визг и рычанье опять кем-то преследуемых собак.

Лицо Саши Малявкина расплывается в улыбку.

– Африкан орудует, – довольно говорит он, – энергичный старик!

…Однообразны на корабле пустые дни. Каждый во время плавания в океане старается изобрести себе какой-то воображаемый интерес. Начальник ледяного архипелага Иванов доит франц-иосифских коров.

Африкан от скуки взял под свою опеку окорока. Окорока висят над иллюминаторами салона. Около них постоянно вертятся собаки. Выждав момент, когда поблизости нет никого из людей, они прыгают на груду лежащих рядом лодок и впиваются зубами в окорока. Иногда, вцепившись в свою добычу мертвой схваткой, одновременно висят несколько собак. Шторм раскачивает окорока. Вместе с ними, как маятник, раскачиваются собаки. Наглость собак выводит Африкана из себя. Время от времени он вылезает из каюты и со сломанным веслом гоняется за собаками по всему ледоколу.

…На капитанский мостик выходит Самойлович. Через некоторое время к нему присоединятся Шмидт, с наслаждением подставляющий свою пышную бороду норд-весту. Односложными фразами они ведут разговор о простых ледокольных новостях. С полуюта слышится звякание ведра. Лактионов опять вступил в единоборство с морем Баренца.

…Так текут на „Седове“ однообразные штормовые будни. Они похожи один на другой, как два тюленя.

Но уходя и приходя на вахту, каждый штурман неуклонно записывает в судовой журнал:

– Держим курс норд.

Визе и Шмидт на борту „Седова“.

19. Ледяные колумбы

Очередь у „осьминога“ – утром, днем, вечером и ночью.

Жизнь на ледоколе течет, не придерживаясь этих земных условностей. В Ледовитом океане они были скоро забыты. Днем и ночью над раздираемым штормом морем колыхается одинаковая молочно-голубая мгла. За 77 градусом мгла не мешает дежурить у бинокля. Выйдя в любое время на палубу, можно увидеть расплывающиеся в тумане очертания приникших к осьминогу „ледяных колумбов“.

Каждому, особенно новичкам, хочется быть „ледяным колумбом“. Каждому хочется первому издать торжествующий крик:

– На горизонте – полярные льды!

Честное слово, хорошо быть колумбом даже по отношению к облизанной волнами Баренцова моря небольшой полярной льдине!

Только на спардеке сойдется несколько человек, – как начинаются ледяные диспуты.

– На 78 градусе мы обязательно встретим льды, – говорил Самойлович: – „Персей“ сейчас болтается на 30-м меридиане. Три недели назад „Персей“ ходил до 76 градусов. Льдов не было.

Шагающий, как всегда, от борта к борту Визе бросает:

– Трудно, трудно сказать. Погода зимой была ералашная. Не ледяной год. Норд-весты. А потом – штормы. Льды – разве на западе. Возможно, что мы, как Ле-Смит[45]45
  Ле-Смит – один из первых исследователей архипелага Франца-Иосифа. В 1884 году корабль Ле-Смита около острова Гилля раздавили льды. Ле-Смит с матросами прошел по льду на соседний остров Нордбрук.


[Закрыть], пройдем к архипелагу чистой водой.

– А возможно, что „Седов“ зазимует, – иронически вставляет Ушаков: – Тогда наш Арктический институт целиком зазимует во льдах. У станка, так сказать.

– И это возможно, – смеются ледяные колумбы.

* * *

– Льдина плывет!

Кто первый увидел ее? Эту честь оспаривали многие.

Визе приник к „осьминогу“. В нескольких десятках метров от „Седова“ плывут два ледяных близнеца. Они трудно отличимы от пены гребней.

Небо на Севере приняло металлический холодный оттенок стали. Воздух похолодел.

– Ледяное небо, – торжественно объявляет Визе, уступая Цейс Воронину: – Как вы считаете Владимир Иванович?

Владимир Иванович бороздит глазницами бинокля горизонт на норде.

– Ледяное, – натягивает он глубже на голову вылинявшую рыжую оленью шапку, – в этом нет сомнения.

Ледяное небо – пустой звук для непосвященных. Полярникам оно говорит много. Прозрачным делают небо в Арктике покрывающие море ледяные поля.

– Сплошных полей ожидать трудно, – делает заключение, прощупав еще раз ледяное небо биноклем профессор Визе, – скорей всего будут разорванные ветром ледяные поля.

* * *

– Владимир Иванович, – спросил я у Воронина, – есть у вас какие-нибудь точные научные сведения о состоянии льдов в Баренцовом море?

– Есть. Датский метеорологический институт занимался измышлениями на эту тему. Дали мне в Совторгфлоте ихнюю сводку. В июле южная граница льдов, по вычислениям датских метеорологов, будет занимать положение, близкое к нормальному. Общее же количество льдов будет в этом году меньше нормы. Датчане дают косвенные указания, что даже в апреле между архипелагом Франца-Иосифа и северной оконечностью Новой Земли будет чистая вода.

– А летом?

– Летом? – Воронин хитренько улыбается.

– В середине июля ожидается резкое сокращение льдов во всем море. Но…

– Но существует угроза, – медленно говорит Воронин, – что с другой стороны в Баренцово море может войти значительная масса льдов у восточных берегов Земли Франца-Иосифа.

* * *

Из полыньи выскочил торчком тюлень. Уставился круглыми светящимися глазами на надвигавшийся ледокол.

– Гренландский тюлень – сказал Селиверстов.

– Как узнал?

– Гренландский тюлень выходит кверху отвесно. Книзу камнем идет. Точно гирями ласты прихвачены.

– А морской заяц?

– Он всегда по воде пойдет. Спину покажет.

На льдах кругом грелись под незаходящим солнцем тюлени. За ними на плоском, принесенном с Земли Франца-Иосифа, столовом айсберге[46]46
  Айсберг – плавающая ледяная гора.


[Закрыть] лежало несколько огромных продолговатых валунов. Они шевелились. Это было семейство моржей.

Слышалось их тяжелое, частое шипение. Селиверстов голодными глазами смотрел на них.

– Порато много кожи[47]47
  Порато – очень. Кожа – так называют зверобои тюленей.


[Закрыть] лежит.

Коренному зверобою, как он, нелегко глядеть на лежавшее кругом на льдах такое количество морского зверья.

– Побагрить[48]48
  48) Раненых выстрелом тюленей бьют баграми по голове. Отсюда – побагрить.


[Закрыть] бы, – вздохнул он шумно, совсем как лежавшие на айсберге моржи.

* * *

Нелишне привести некоторые данные научных наблюдений над расположением льдов в Баренцовом море. Южная граница льдов. Под этим термином понимается обычное среднее многолетнее местонахождение льдов в море летом. Вычислена она метеорологами на основании многолетних наблюдений.

За период с 1898 года до 1922 средняя для июля граница расположения льдов была по 75 параллели до 30 градуса восточной долготы от Гринвича. Дальше граница плавучих льдов идет параллельно сороковому меридиану около 79 градуса северной широты до середины Канинского полуострова.

* * *

Через час лед пошел гуще. Кругом – льдины, похожие на обсосанные ребенком куски рафинада. Они – причудливых форм. Яркая синева их необычайна.

– Судя по цвету, их принесли норд-весты от Новой Земли, – определяет Визе: – Лед с Франца-Иосифа более мутен. Еще через час льдины плыли уже стадами.

В семь часов „Седов“ принял ледяное крещение. Путь преграждало узкое ледяное поле. Найдя наиболее уязвимое место, где меньше торосов, Воронин отдал команду к первому ледяному штурму:

– Лево на борт!

Резкий грохот. Скрежет. Кувыркаясь в белой пене, в смятении расплываются в разные стороны от форштевня (носа) ледокола разбитые льдины. Топя мелкие льдинки, „Седов“ грузно шел к приобревшему прозрачность горного хрусталя ледяному носу.

Я пошел в радио-рубку и дал Гришкевичу такую радиограмму:

Ледокол „Седов“. 23 июля. (По радио от нашего спец. кор.) Прошли широту Мыса Желания. На широте 77,30 градусов встретили плавучие льды. В 7 часов „Седову“ встретился первый айсберг. „Седов“ разбивает легкие ледяные поля. По словам профессорам Визе, в нынешнем году по приметам должны быть легкие льды. Экспедиционное судно „Персей“, плавающее в море Баренца на 77 градусе северной широты, к тридцатому меридиану встречало открытую воду. Появились стаи поморников. На торосах медвежьи следы.

16. Курсом льдов и айсбергов[49]49
  Приводимые в настоящей главе радиограммы взяты из газет: „Известия ЦИК“. „Комсомольская Правда“, „Вечерняя Москва“ и „Правда Севера“ (автор состоял корреспондентом газ. «Правда Севера“).


[Закрыть]

Два месяца плавал „Седов“ курсом льдов и айсбергов.

Мы видели залитые голубой лавой льдов острова земли Франца-Иосифа.

…Днем и ночью вспыхивали синие огоньки в радиорубке „Седова“.

– Мурманск… Мурманск… Мурманск…

Вросши в кресло, Гиршевич часами вызывал молчаливый материк.

– Мурманск… Мурманск… Мурманск…

Гиршевич передавал очередную радиограмму о странствованиях „Седова“ в ледяных тайниках Арктики.

Наутро газетчики кричали на материке:

– „Седов“ бросил ледяные якоря острова Мак-Клинктона.

– Седов открыл неизвестную землю в Карском море.

…Прочтите эту радио-летопись о днях, проведенных в полярных льдах.

У нас не было флейты бодрости. Она была не нужна нам.

Воля миллионных масс вдохновляла нас на борьбу. Она заменяла нам флейту бодрости отважного голландца, путями которого мы шли.

ЧЕРЕЗ ЛЕДЯНОЙ БАРЬЕР

Ледокол „Седов“, 23 июля. Легко проходимые разрозненные льды скоро сменились сплошными полями. „Седов“ развивает льды, ударяясь о них сразбега. Капитан Воронин с исключительным искусством нащупывает слабые места ледяного фронта и выбирает точку для удара. Так, маневрируя зигзагами, мы с боем продвигаемся вперед. До земли осталось полтораста километров самого тяжелого пути.

24 июля. На горизонте видны снежные хребты островов архипелага. Идем к ним со средней скоростью в 10 миль, курс норд-вест. Видны уже вершины острова Гуккера. В полночь 21-го была первая медвежья охота. Во льдах убиты два медведя. Ночью шли льдами. Отдельные ледяные поля „Седов“ разбивает подряд по нескольку часов. Если Британский канал будет свободным от льда, то ночью войдем в архипелаг.

25 июля. С Земли Франца-Иосифа получено радио, что „подход в бухту Тихую возможен через Британский пролив вдоль островов Гуккера, Скотт-Кельти и острова Мертвого Тюленя“. В бухте Тихой – битые торосы и айсберги. Видимость хорошая. Виден далекий остров архипелага Нордбрук. Радисту „Седова“ Гиршевичу удалось установить по радио со станцией Франца-Иосифа двухстороннюю связь. Начальник экспедиции Шмидт говорил с членами советской колонии Гуккера по радио-телефону.

26 июля. Британским проливом „Седов“ беспрепятственно прошел до южного устья бухты Тихой. Проход был забит льдами. Меняем курс и идем мимо островов Скотт-Кельти до острова Тюленя к западному устью.

Дома советской колонии на острове Гуккера.

На горизонте – Земля принца Георга.

„Седов“ легко колет иссосанные солнцем торосы. К вечеру увидели черные силуэты зимовщиков на береговом припае.

„Седов“ расцвечивается флагами. Зимовщики приветствуют посланца с материка залпами. На ответные залпы к ледоколу приплывает на шлюпке и взбирается по трапу начальник тов. Ильяшевич и сообщает правительственному комиссару советских полярных земель тов. Шмидту:

– В советской колонии на острове Гуккера все благополучно, все здоровы, рация держит связь с материком, жили дружным коллективом.

От имени правительства Шмидт благодарит жителей крайней советской полярной земли.

– Своим мужеством в сердце Арктики вы поддержали честь СССР, – говорит тов. Шмидт.

Началась выгрузка. После десятидневной стоянки „Седов“ пойдет прорываться через ледяной барьер в море Баренца, а затем к Северной Земле.

27 июля. Стоят редкие в Арктике солнечные теплые дни. В бухте Тихой ключем бьет жизнь. Идет спешная выгрузка припасов, началась постройка второго дома советской колонии в архипелаге.

Первая смена команды, работающей по выгрузке, объявила себя ударной. В нее входит пять партийцев. Первые, ударники в далекой Арктике сделали вызов второй смене.

ПО СЛЕДАМ ИСКАТЕЛЕЙ АРХИПЕЛАГА

28 июля. В полночь на 27 июля „Седов“ вышел на юг архипелага к острову Нордбрука. Обследовав Нордбрук, „Седов“ пойдет обследовать восточную часть архипелага. На островах будут водружены металлические знамена Союза. Затем „Седов“ вернется в бухту Тихую, где заберет плотников, строящих на острове Гуккера радио-станцию. Выгрузка окончена. Закончено вчерне здание. 2—3 августа „Седов“ сквозь полярные льды начнет пробиваться к Мысу Желания.

1 августа. Подойти к мысу Флора на острове Нордбрук с севера не удалось. Тяжелые льды. Меняем курс в открытое море. Обходим Нордбрук с востока.

Утром 28 июля „Седов“ бросил якоря у мыса Флоры. Мыс Флоры – знаменитое место встречи Нансена и Джексона[50]50
  Нансен – недавно умерший знаменитый норвежский полярный исследователь. Джексон – английский ученый, три года зимовавший на острове Нордбрук. Нансен со своим товарищем Иогансеном дошел на второй год до м. Флоры с зажатого во льдах на севере своего судна „Фрама“. Первый год они прожили вдвоем на одном из самых северных островков архипелага. Нансена в момент их встречи поэтому считали давно погибшим.


[Закрыть] и место зимовки большинства посещавших архипелаг экспедиций.

Поставленный в прошлом году железный флаг на Флоре погнуло арктической бурей. Ставим новый.

Идем к острову Белля. Вечером достигли его берегов. Спускается густой туман. „Седов“ становится на ледяные якоря. По льду пробираемся на остров. На острове Белля находится дом одного из первых искателей архипелага – Ле-Смита. Дом, построенный 50 лет назад, прекрасно сохранился, но все запасы разграблены иностранными зверобоями. Дверь сорвана с петель.

Внутри дома – глыба льда. Стены испещрены именами бывших на острове Белля исследователей и норвежских промышленников. Профессор Визе находит карандашную запись штурмана судна Ле-Смита „Эйра“ об аварии его в 1881 году.

Водрузив флаг на льду, пробрались с острова обратно на ледокол. Утром, когда рассеялся туман, мы в продолжение часа убили трех медведей. Сейчас идем Баренцовым морем на восток к земле Вильчека.

3 августа. На пути в бухту Тихую останавливались у острова Альджер. На берегу – покинутое полярное зимовье, развалины трех домов. Здесь зимовала американская экспедиция Болдуина на судне „Америка“ в 1901 году, отправлявшаяся на Северный полюс На острове Альджер водружен советский флаг. Сегодня ночью предполагаем бросить якоря в Тихой.

4 августа. Всю ночь „Седов“ ощупью пробирался к острову Мак-Клинток южной стороной Земли Франца.

Сильнейший туман, полное отсутствие сведений о течении и глубинах заставляют быть очень осторожными.

Утром ветерок несколько раздвинул плотный туман. Невдалеке от „Седова“ показался извилистый растянувшийся берег острова. Огромный растрескивающийся ледник медленно сползал в зеленую воду.

С целью разведки наши выезжали на берег. Широкая прибрежная полоса круто поднимается кверху. Внизу на мягком зеленом покрове травы – море цветов: желтых полярных маков, разноцветного мха и каких-то белых душистых растений.

У подножья скал – ловко прилепившиеся к отвесу гнезда, а наверху – следы медведя и остатки разорванной птицы. Видимо, хозяин острова весьма неважно питается, если ему пришлось искать пищу и поднимать свою косолапую, неуклюжую тушу под самые облака.

Весь верх горы занят широким ровным плато[51]51
  Плато – ровная поверхность горной вершины.


[Закрыть], откуда открывается чудесный вид на океан, величественные айсберги и кажущийся совсем крошечным ледокол.

Яркое солнце растопило поверхность блестящего глетчера. Лед подтаял и осел в море, куда несутся бешеные звонкие потоки – ручьи.

К полудню „Седов“ оказался в сильнейшем тумане какого еще мы не видали. В двадцати метрах от борта нельзя рассмотреть проплывающих мимо торосов.

5 августа. Время стоянки использовали для изучения острова Аагам. Отправляемся большой партией на берег. Аагам представляет собою поднявшееся дно моря, усеянное сплошными серыми камнями. Вид острова угрюм, неприветлив, пустынен. Только около южного берега можно встретить редкие мхи, отделенные большими расстояниями. Профессором Савичем открыто три новых для Земли Франца-Иосифа корковых лишайника. Через три часа прощались с островом, хранящим остатки истлевших костей громадных размеров кита и других морских животных.

СНОВА У МЫСА ЖЕЛАНИЯ

6 августа. Закончив научно-исследовательскую работу на островах Земли Франца, „Седов“ вернулся в бухту Тихую.

Только одни сутки простоял „Седов“ в бухте – надо было спешить к Новой Земле, куда из Архангельска вышел ледокол „Сибиряков“ с грузом угля и свежих продуктов для нашей экспедиции.“

Последний раз окидываем взглядом залитую солнцем бухту Тихую, блестящие русла глетчеров, крошечные домики самой северной в мире рации. Крепко жмем руки остающимся.

Их одиннадцать: молодой талантливый ученый географ и начальник станции, член партии Иванов, участник знаменитого похода „Красина“, поставивший себе научную задачу – изучать влияние полярной ночи на изменение крови человека – задачу, которой никто еще здесь не занимался; старый полярник, зимовавший четыре года в Арктике, радист Иолев, механик Бывицль, шофер т. Ворошилова – Плосконосов, гидролог Мухин, опытный полярник с многолетним стажем Голубенков, участник прошлого похода „Седова“, повар Поснов, служитель Данилов, два промышленника-зверобоя, взятые с Новой Земли, – Кузнецов и ненец Хатанзевский – и одна женщина – жена начальника станции, научная работница-биолог, первая женщина на Земле Франца – тов. Демме.

10 августа. Русская гавань. Третий день идет выгрузка угля. 12 августа она закончится и, обогнув Мыс Желания, „Седов“ пойдет льдами Карского моря к Северной Земле.

Во время стоянки в Русской гавани сделано несколько интересных находок. Писателем Соколовым-Микитовым найден буй[52]52
  Буй – плавучий знак, указывающий судам мели, границы фарватера и т. д.


[Закрыть], с шхуны „Америка“.

Буй был выброшен в 1902 году начальником американской экспедиции, пытавшейся достичь полюса, – Болдуином. Буй был пущен с посещенного „Седовым“ острова Альджер. Течение принесло его в Русскую гавань.

Внутри буя найдены две бумажки на английском и норвежском языках. Начальник экспедиции Болдуин в одной из них сообщает американскому консулу:

„Зимовка прошла благополучно. Пришлите судно с углем. Сильно нуждаемся в нем. Еду в ближайшее время на север. Вернусь без успеха, но не побежденный бездной. Болдуин, 1902 год“.

Профессор Самойлович обнаружил на береговой отмели мачту судна, потерпевшего когда-то аварию. В одном месте гавани найден старый поморский крест, который свидетельствует, что около ста лет назад на северной оконечности Новой Земли поморы занимались морскими промыслами.

14 августа. Сегодня „Седов“ вышел в Карское море, взяв курс на норд-ост к Северной Земле. Трюмы „Седова“ до отказу набиты взятым с „Сибирякова“ с углем. „Сибиряков“ протяжным ревом сирены салютует уходящему навстречу новой борьбе с полярными льдами товарищу.

Накануне отхода из Русской гавани группой профессора Визе на северо-востоке от Русской гавани открыт остров, не занесенный на существующие карты. Возможно, что это остров Гольфштрема, открытый в семидесятых годах английским мореплавателем Маком.

ЗЕМЛЯ ВИЗЕ

15 августа. В 9 часов вечера научный сотрудник экспедиции тов. Горбунов, наблюдавший в бинокль затуманенный горизонт, неожиданно сообщил, что сквозь серую вуаль мглы видны какие-то берега. Действительно, по мере продвижения „Седова“ совершенно ясно стала видна длинная черная кайма низких берегов с нависшими над ними облаками.

Что это за земля? Ни в какой лоции[53]53
  Лоция – описания морей и побережий.


[Закрыть] мира в этом месте не указан даже маленький островок. До Северной Земли же еще далеко – несколько суток беспрерывного хода. Определить точное местоположение сейчас нельзя, ибо облака заволокли горизонт и закрыли солнце.

16 августа. Обойдя с севера открытую „Землю Визе“ и взяв курс к Земле Северной, мы вчера были затерты в тяжелых многолетних льдах, далеко простирающихся на восток. Ночь прошла в упорной борьбе с окружающими ледокол льдами. После многочасового форсирования льдов, едва продвинулись на два корпуса судна. Всю ночь ледокол содрогался, одолевая напор ледяных полей.

Сегодня ясный и яркий день. Светит солнце. Небо голубое, чистое. От блеска снеговых полей больно глазам. Покуда глаз видит – сверкающие снеговые поля. Никаких признаков жизни. Нет медведей, которых встречали ежедневно на пути к Земле Франца-Иосифа. Изредка налетит и исчезнет в прозрачном воздухе белая полярная чайка. Редко выступит в полынье усатая голова любопытствующего тюленя.

17 августа. Расстояние до темневшей полосы берега оказалось обманчивым. Около трех часов пришлось волочить по льду груженые нарты, пробираясь по первым камням берега, вросшим в вековой лед.

После изумительной красоты острова Земли Франца-Иосифа – этих шумных базаров дичи, – берег новооткрытой „Земли Визе“ показался мертвым. Нас встретили единственные обитатели этих мест – белые полярные чайки. Они громко кричали, наблюдая приближающихся к берегу людей. Следы огромного медведя были видны в расплывшемся с негу.

Первый привал был на груде мелких береговых камней. Не раз проваливаясь в трещины, купаясь в ледяной воде, мы добрались, наконец, до берега. Потрескавшаяся, покрытая подушечками полярных растений, – под нашими ногами была земля.

Удивительно было вступать на эту неведомую землю. Низкие, пересеченные плотными балками, ручьями лежали перед нами холмы. На вершинах холмов лежало много выветрившихся, вросших в землю оленьих рогов.

Открытие этой земли дает чрезвычайно редкий в истории пример научного предвидения, честь которого принадлежит советскому ученому Владимиру Юрьевичу Визе.

В 1913 г. западнее этого места дрейфовало[54]54
  Дрейфовать, лечь в дрейф – плыть по воле ветра или сжавших корабль льдов.


[Закрыть] зажатое во льду судно „Святая Анна“ под начальством Брусилова. Корабль погиб, но ушедший с него штурман Альбанов пронес через льды к Земле Франца-Иосифа дневник наблюдений в пути. На основании записей Альбанова – по характеру дрейфа „Святой Анны“, по направлению ветров и состоянию льдов, – профессор Визе в 1924 г. предсказал, что здесь должна быть суша и опубликовал свое предсказание.

„Теоретически нам приближенно известно, с какой скоростью и в каком направлении затертое во льдах судно должно передвигаться под влиянием ветров. Зная общее передвижение судна, скорость и направление ветра, можно вычислить направление и скорость морского течения. Это и было моей целью, когда я взялся за обработку журнала „Анны“. При этом я наткнулся на любопытную особенность, которую дрейф „Анны“ показал между параллелями 70 и 80 сев. широты и меридианами 70 и 80 вост. долготы. Здесь судно, двигавшееся, в общем, на север, отклонялось от направления ветра не вправо, как следовало бы по теории дрейфовых течений Экмана, а влево. Объяснить это я мог, только допустив существование суши к востоку, недалеко от дрейфа „Анны“.

Известный полярный ученый Брейтюс, согласившись в германском журнале с мнением Визе, также поместил эту землю на карту, назвав ее Землею Визе. Приблизительное место вновь открытой земли – 79°25′ северной широты и 76°10′ восточной долготы.

Таким образом, нам выпала почетная задача открыть неведомые до сих пор острова и первыми вступить на эту землю. На ледоколе праздничное возбуждение. Герой дня – профессор Визе – не успевает отвечать на приветствия, поздравления и рукопожатия.

20 августа. С каждым днем все труднее и труднее становится для „Седова“ прокладывание пути в тяжелых ледяных полях. За двое суток продвинулись на несколько миль. После ряда атак ледокол застрял в трехметровом льду. Беспрерывная двухчасовая работа задним ходом не могла вырвать корпус, сжатый в ледяных объятиях.

Команда и члены экспедиции организовали ударные бригады для очистки напирающих со страшной силой ледяных глыб. Лебедка тросом растаскивала откалываемые нами льдины. Работаем без отдыха, сменяем друг друга в течение восьми часов. Не помогает. „Седов“ точно сросся со льдами. Применяем последнее средство – аммонал[55]55
  Аммонал – взрывчатое вещество.


[Закрыть]. Ледокол задрожал от взрыва и стал медленно освобождаться из ледяного покрова.

Капитан на месте. Твердая и четкая команда. Мы пошли вперед, но продвинуться успели всего на два корпуса. Нас снова сжало льдом. Впереди на три километра голубое небо – признак чистой воды. Ближайший день скажет, кто выйдет победителем из этой борьбы.

„СЕДОВ“ У БЕРЕГОВ СЕВЕРНОЙ ЗЕМЛИ

24 августа. Сегодня в 13 часов на горизонте появились затуманенные обрывы берегов Северной Земли. Сейчас их видно даже простым глазом. „Седов“ накануне завершения второго, наиболее тяжелого и ответственного задания правительства.

У НЕВЕДОМЫХ ОСТРОВОВ

28 августа. Остров имени Сергея Сергеевича Каменева – так названо место первой колонии на Северной Земле, расположенной на 79°25′ северной широты и 71°05′ восточной долготы. Новая страница завоевания беспредельных просторов Арктики открыта.

У выхода в море, на высоком ржавом холме, где будет установлена радиомачта, упорно врезаются в веками промерзший грунт вечной мерзлоты застывшие на диком ветру люди и настойчиво раскалывают куски льда, слепившего в непроницаемую массу мертвые камни. Внизу у подножья холма, на каменистом наносе морских отложений, в течение двух дней вырос свежий сруб – первое жилище человека Северной Земли.

Работа кипит в бурном водовороте, работают до изнеможения с раннего утра до поздней ночи. Время пребывания „Седова“ в этих водах исчисляется часами, в любой момент может надвинуться или крепко застыть непроницаемая ледяная стена, и тогда путь отступлению „Седова“ будет отрезан.

Зарываясь в волну, с приподнятым вверх острым носом, быстро полетел катер к берегу, таща на канате нагруженный сверху ящиками консервов, мешков муки, обмундирования, угля, баркас. Прорезав вековую девственную тишину, с берега донесся размноженный эхом первый звенящий удар топора.

…Северная Земля стала советской.

Сколько усилий, средств, жизней стоило людям преодоление непроходимых льдов, чтобы увидать восточный ее берег! Западная же сторона всегда оставалась мировой загадкой. Как велика Земля, куда тянется, где граница – вот вопросы, которые старались разрешить лучшие, испытанные мировые полярные исследователи. Покойный Нансен на „Фраме“, наконец, Нобиле во время последнего трагического полета дирижабля „Италия“, старательно искали неизвестный берег, но все попытки оказывались бесплодными.

В течение многих десятилетий Северная Земля была недоступна. И впервые в истории завоевания Арктики эту задачу удалось разрешить экспедиции Советского Союза. С невероятными трудностями, с отчаянным напряжением команды, с риском застрять во льдах и быть раздавленным, донес ледокол „Седов“ к далеким неприветливым берегам красное знамя Союза.

ПЕРВЫЙ СОВЕТСКИЙ ПОСЕЛОК НА ТАИНСТВЕННОЙ ЗЕМЛЕ

1 сентября. Был пасмурный холодный арктический день. Хмурые седые облака клочьями висели по темному, небу. Резкий порывистый ветер взмылил поверхность океана, гнал волны на прибрежный размытый припай льда.

В этот неприветливый день мы покидали наших друзей – колонистов Земли Северной. На берег съехали все.

Заботливым хозяйским взглядом в последний раз окидывает Шмидт новые постройки: чистенький, крепко слаженный домик с длинным шпилем на крыше, фанерный амбар, груду угля, штабеля дров.

Маленький, короткий митинг без красивых речей, несколько простых теплых слов и пожеланий, – и по синему небу быстро скользнул и распустился пышным маковым цветом алый бутон. На Земле Северной открылось первое советское поселение, новая правительственная радиостанция.

Вернулись на ледокол к последнему общему чаю. Все сидят молча, разговор не клеится. Полярники Ушаков и Урванцев внешне совершенно спокойны, ни один мускул не дрогнет. Лишь изредка бросают они друг на друга острый, пронизывающий, участливый взгляд. Промышленник Журавлев, как обычно, весел – он привык бросать семью и детей, зимовать в одиночестве. Лишь у молодого радиста, комсомольца Васи Ходова, насупились брови, нервно подергивается уголок губ.

Третий гудок.

Резким движением первым поднимается Ушаков, окидывает всех быстрым взглядом и решительно протягивает Шмидту обветренную, загорелую руку. Наш милый помор-капитан по очереди трогательно прижимает зимовщиков к груди, словно оставляет на зимовку своих горячо любимых детей. Вот внизу у трапа затрещала моторка, все уже в лодке. Последним осторожно спускается с зеленым растеньицем в банке побледневший Урванцев. „Седов“ дал тихий ход. Медленно в тумане поплыла и скрылась моторка с крошечными машущими фигурками.