Текст книги "Ночная вахта (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Чаще наблюдать, чем учиться. Но я вовсе ошалел, когда проснулся с его лапами на горле.

– Можно понять, весьма шокирующее пробуждение. Энди, а как у тебя с глазами? Нет ли ощущения опухоли или чего-то похожего?

– Вроде бы ничего такого. Док, а что у меня с шеей? – я осторожно провел ладонью по горлу, начавшему зверски болеть, и нащупал на нем небольшую твердость. – Господи, что это⁈

– О, лучше не спрашивай. Это застрявший зуб. Полагаю, резец, унаследованный от нашего последнего по счету покойника.

– Дьявол его побери!

– Не нервничай. Просто застрял в ранке. Можешь сохранить на память.

Я отшвырнул отвратительный сувенир прочь:

– Наверняка заразный.

– Сейчас протру рану спиртом. Но не думаю, что тебе всерьез угрожают недуги гребцов. У них, знаешь ли, довольно специфические болезни, – Док вздохнул. – Иной раз мне приходит мысль – а не расплачиваемся ли мы здесь за то, что довели малоумных доверчивых людей до такого состояния. Впрочем, раскаиваться поздновато…

Я лежал в предутренней тишине и пытался догадаться: на что, собственно, намекал доктор, говоря о волонтерах? Но мысли мои слишком прыгали: восторг, надежда, неверие и боязнь разочарования терзали меня. Нужно отстраниться и хладнокровно взглянуть на игровой стол. Нас осталось четверо. Вернее, пока пятеро, но, похоже. Сан не жилец. Мне искренне жаль – гребец казался вполне разумным и не лишенным юмора парнем. Получше некоторых британцев.

Что ж, нас четверо и мои шансы остаться нужным, перестать выглядеть балластом, весьма повысились. Мертв я или нет, сейчас не так важно. Мы начали весьма интересный фрейм, очки засчитаны, и будет весьма жаль прервать партию. На Дока я вполне могу полагаться, он хоть и себе на уме, но сознает, что в одиночку здесь выжить невозможно. Шкипер тоже вполне предсказуем, по совести говоря, он и в прежние времена относился к такому сопляку как я, на удивление благожелательно. К тому же, я вполне могу просчитать реакцию мистера Магнуса и вектор отскока его шара в большинстве критических ситуаций. Конечно, формально нашей судьбой распоряжается многоумный Сэлби, но ведь придурков на борту «Ноль-Двенадцатого» имелась уйма, а остался один-единственный, да и тот больше для смеха. Пусть считается формальным командиром, а если его поведение станет опасным…

Я ухмыльнулся в слепую темноту. На Болотах бессчетное количество ила и грязи. Здесь каждый может захлебнуться – сэр Кэллог охотно подтвердит, если когда-нибудь мертвецу доведется заговорить.

[1] Ре-рэк – в снукере переигровка фрейма в случае «патовой» ситуации.

Глава 6
Винт и масло

– Сдохну! Вот прям щас и сдохну! Вы только гляньте! Да чтоб меня якорем…

Старик Магнус ржал как мерин, увидевший трехгорбого верблюда, и звонко лупил себя по ляжкам. На сей раз я так и не смог догадаться, что случилось. К гоготанию шкипера присоединился дуэт Сэлби и доктора. Вообще-то я знаю, что такое истерика, но для этого утонченного развлечения требуется некий, хотя бы формальный, повод.

Нащупывая «тростью» тропку, я направился к катеру. Было раннее утро, мы даже не успели испить ту бурду, что по гордой традиции именовалась «кофе».

– Ты только взгляни, Энди! – веселился Док. – В смысле, пощупай. Винт, винт пощупай!

Опершись об обшивку кормы я дотянулся до винта. Лопасти на ощупь оказались шероховаты, точно их тронула ржавчина. Но вполне себе лопасти, без всяких дрянных окаменелостей.

– Как вы это сделали⁈ – изумился я.

Они гыкали, перхали и ржали, пока шкипер, наконец, не выговорил:

– Это я, Энди. Лично я и никто иной! Гляжу на эту окаменевшую дрянь спозаранку, безнадега кишки так и гложет: ну, как-так из-за какой-то травы и не с места? Такая злость подперла, взял и бахнул по корке молотком. Просто молотком, понимаешь⁈ А эта дерьмовая корка возьми и осыпься! Дочиста! С одного удара, разрази меня гром!

Мою ладонь наполнили колкой крошкой – остатки сдавшегося трира едва не прорезали кожу.

– Чудеса, – восторженно икая, проговорил Сэлби. – Хотя я говорил – нужно работать и бить! Видите⁈ Все получилось!

За завтраком все обсуждали замечательное происшествие, а я помалкивал. Болота нанесли великолепный в своей неожиданности удар. О, да, это оказалась абсолютно непредсказуемая комбинация. Даже не знаю с чем сравнить. Но в какую именно лузу гонят нас Болота и каким цветом теперь назначен мой шар? Черт возьми, я не знал: восхищаться или ужасаться? Определенно, я уже часть этого влажного душного мира. Но насколько же крошечная и бессознательная его часть! Полноте, да могу ли я считаться мыслящим существом?

– Если вдуматься, все довольно просто, – растолковывал ошалевшему от радости экипажу Док. – Мы слишком мало знали о трире. Имелась версия, что высохший он становится хрупким.

– О чем речь⁈ Я сам сколько раз подсушивал эту дрянь факелами, – возмущался Магнус. – Толку-то…

– Видимо, для хрупкости необходимо строго равномерное высыхание…

– Бросьте, Док. Я вам как на духу говорю: эта ваша наука и на пенни не потянет, раз способна толковать все что угодно, кроме того, как надлежит очищать конкретный винт. Я не вам в обиду, понятно, мы все здесь как те мальки, что случайная волна на берег выплеснула.

– Частично с вами согласен, дорогой мистер Магнус, но только частично! Теперь наука пополнилась еще одним знанием и…

– Потом языки будете чесать, – вмешался грубиян и неуч Сэлби. – Собираемся и отчаливаем. На воду-то своими силами мы корыто спустим? Гребцов нет, зато Энди малость окреп.

– Спуститься не проблема, – пробормотал шкипер. – Но у нас запаса топлива всего миль на тридцать-сорок. И если сразу назад двигаться, то по болоту леса уж точно не найдем. Нужно что-то придумать…

– Вы моряки, вы и думайте! – возмутился наш бравый командир.

Они принялись препираться, а я сказал, что пойду и взгляну жив ли последний гребец. Двое его собратьев уже обрели покой в болотной жиже, но когда Док на рассвете заглядывал в ялик. Сан еще был жив. Меня не стали удерживать – мнение слепца явно не входило в число решающих.

Ялик не подавал признаков жизни.

– Жив еще?

– Хрры, бнах… – донеслось едва слышно из глубин лодки.

Я нашарил край парусины, отдернул – в лицо ударил тяжелый запах разложения и испражнений.

– Нехорошо у тебя здесь, друг.

– Хрр…

– Зато у нас дела налаживаются, – порадовал я умирающего. – Винт освободили, не сегодня-завтра двинемся к реке. Собраться, конечно, нужно.

– Хр? – в голосе из лодочной могилы мелькнула слабая заинтересованность.

– Точно-точно. Сейчас мудрые начальники расход топлива рассчитают и поплывем. Кстати, я тебе воды принес и галету.

Волшебное слово «галета» пробудило в Сане дополнительную жизненную силу – меня слабо ухватили за рукав и выковыряли продукт из моих пальцев.

– Подкрепись и наведи в ялике порядок, – посоветовал я. – А то натуральное отхожее место. Между прочим, наш новый командир – чистюля каких поискать.

В лодке уныло хмыкнули – даже издыхая, волонтер оценил иронию. Неплохой парень, жаль, если сгниет.

– Соберись с силами, чуть-чуть осталось. С обедом попробую что-нибудь сообразить, – пообещал я, и не удержался: – У меня глаза ночью на миг прозрели!

– Хр, – выразил умирающий свое бурное восхищение и поддержку.

– Кстати, пора нам вспомнить о веслах для ялика…

Весла чудесным образом нашел Док. Стоило нам порассуждать где их мог припрятать покойный лейтенант, доктор напряг интуицию и весла нашлись. Вот что значит научное образование!

Экономно поддерживая огонь под чайником я размышлял о своих глазах. Что с ними такое? Видимо, проклятые грибы меня не ослепили, а лишь временно обожгли глаза. Зрение ослабло, но потихоньку восстанавливается и я хоть что-то могу видеть. Пусть временами. Возможно, у меня светобоязнь, я слыхал про такую штуковину. При слабом свете глазам легче, вот я и смог различить физиономию спятившего гребца. Нет, тут что-то не сходилось. Рожу волонтира я не просто различил, я видел каждый волос на его облезлых бровях, каждую каплю гноя на нарывах. Откровенно говоря, это была на редкость ясная и чертовски четкая картина. Кажется, и зрячий я не обладал столь острым взглядом. Несомненно, это с отвычки. Глаза истосковались, вот и… Тьфу, что мне стоило взглянуть на цветок или лягушку? Теперь гниющая морда душителя так и впечаталась в память. Хотя если бы не он, у меня попросту не хватило бы дерзости и безумия самому сдернуть бинты. Выходит, осчастливил меня душитель? И бинты содрал, и в руках не особо силы сохранил. Хороший человек, хотя по виду и не скажешь. Помог и помер. Все бы людишки такой тактичностью отличались…

– Куда такую толстую ветку суешь⁈ А котел мы чем топить будем? – возмутился проходящий мимо костра Сэлби.

– Виноват, сэр. Подсушить хотел, – оправдался я, убирая из огня хворостину с палец толщиной.

– Нужны настоящие дрова, а лучше уголь, – напомнил с борта катера Док – он упихивал в угольный бункер жалкие связки нарубленных веток. – Остров уже как коленка, а нам топлива на пару дней хватит.

– Да какой в этих травинках толк? – откликнулся шкипер. – Жара не дадут, хоть как их высушивай. Мусор, а не топливо.

– Срубим деревья на соседних островах, – провозгласил крайне внезапную и оригинальную идею Сэлби. – Там главное на грибы не наткнуться. Но если вы будете осторожны…

– Строго говоря, деревьев там тоже нет, – кротко напомнил Док нашему сэру-дураку.

– Там есть лужи со смолой. Или чем-то вроде нефти, – внезапно для себя сказал я и вздрогнул. Честное слово, мгновение назад у меня и мысли не было вспоминать о тех густых пахучих лужах.

– Нефть? Откуда здесь нефть? – удивился шкипер. – Да она нам катер сожжет, весь котел загадит, а толку…

Они заспорили о нефти, а я никак не мог прийти в себя. Кто дергал меня за язык⁈ Нет, в моих словах не содержалось ничего дурного или лишнего. Но, черт возьми, я привык следить за своим языком! Сейчас сболтнул о тех лужах, а в следующий раз… Игра-жизнь не терпит щенячьей суеты, удар должен быть подготовлен, осмыслен…

Меня спросили, где я видел те лужи. «Видел» – слово, которому до поры до времени не придаешь значения. Я объяснил местоположение смоляных источников и наш мудрый предводитель приказал Магнусу собираться в рискованную экспедицию. С того несчастного дня, когда я лишился зрения, никто не рисковал высаживаться на Грибной остров – незачем было. Сейчас у меня то и дело уточняли детали очертания берега и подходов к зловещей грибной поляны. Сэр-Сэлби подошел к делу со всей серьезностью – у него имелся унаследованный от лейтенанта офицерский шлем, и герой собирался непременно напялить сие защитное снаряжение, дабы уберечь глаза, уши и залысины. За сохранность своего мозга наш адмирал справедливо не опасался.

– Пойду, подниму гребца, – решил командир. – Пусть рубит кусты, пока мы будем исследовать нефтяную смолу.

– Он едва жив, – напомнил доктор.

– Ну и что с того⁈ Он должен выполнять приказы, для того его и наняли. Нам необходимо топливо!

– Сэр, осмелюсь заметить, что если дать волонтеру денек отлежаться, с него будет куда больше проку, – вставил я, бессмысленно ощупывая тростью груду веток у костра. – Заготавливать топливо необходимо при любой возможности, а людей осталось немного. Увы, я мало на что годен. Каждые руки на счету. Если гребец околеет сегодня, в будущем экспедиция порядком потеряет в рабочей силе…

– Что за сопливые разговоры⁈ Я словно среди приютских девчонок оказался! – возмутился славный солдат. – Нерешительность вас погубит! Ладно, пусть полудохлый гиббон валяется в лодке, сейчас мне некогда его воспитывать…

Наконец, они отчалили. Доку было наказано готовить микроскоп и прочие штуковины для изучения нефтяного масла, мне – сушить хворост и не зевать с огнем, гребцу – побыстрее сдохнуть и не вонять. Захлюпали весла…

Я услышал, как Док подсаживается ко мне.

– Энди, могу я спросить, что происходит?

– Сушу ветки. Док, – пробормотал я. – Вот эта кривулина весьма сырая.

– Мы одни, Энди. Гребцу, если он еще дышит, нас не услышать. Можешь сказать, что с тобой творится?

– Не могу. Честное слово. Сам ничего не понимаю, – я помолчал. – Слушайте, Док, у вас ведь есть догадки и как их… гипотезы? Если кратко – что со мной? Буду весьма признателен, если хотя бы намекнете.

Судя по звуку. Док скреб лысеющее темя. Потом он сказал:

– Полагаю, ты меняешься. Это если кратко. Допустим, основной виновник этих изменений – те самые злосчастные грибы. И есть еще… что-то. Но остальное я еще не понял. Можешь поверить, я говорю искренне. Ты готов ответить тем же?

– Попытаюсь. А что грибы, Док? Истинная дьяволова приманка?

– Я закоренелый грешник и атеист, Энди. Грибы странноватые, но в целом ничего особенного. Хотя повадки и способ размножения у них уникальные, это верно.

– И что у них с размножением? – поинтересовался я, холодея.

– Судя по всему, они интенсивно перерабатывают биологические остатки. Удивительно быстрый и необычный процесс, гм… Далее они дожидаются э-э… нового переносчика, поражают его, и все начинается заново.

– Что такое «биологические остатки»?

– Падаль. Разложение ее весьма обогащает почву, вот грибы и научились добывать себе питание, подстреливая своими спорами любопытствующую дичь.

– Я вроде бы еще жив. Док.

– Верно. Судя по всему, ты оказался слишком крупной добычей и твой организм переборол и усвоил грибные споры, – доктор тактично кашлянул. – Видишь ли, Энди, мне трудно не заметить, что твои глаза изменились. Видимо, навсегда. Цвет, форма и размер зрачков…

– И что со мной будет?

– Понятия не имею. Откровенно говоря, мне не приходилось слышать о подобных мутациях. Ты знаешь что такое «мутации»?

– Приблизительно.

– Хм, ты на редкость образованный парень для простого лондонца. Чему и где тебя учили, хотелось бы мне знать.

– Просто я вырос не на улице, а в окружении приличных людей. Многие из них были весьма начитаны и общительны. Я просто внимательно слушал их разговоры.

– Полезный навык, – согласился Док.

– Это точно. Я уж думал, что придется им довольствоваться всю оставшуюся жизнь, но давеча вечером, в драке, выяснилось, что с моим зрением не все так безнадежно. Хотя позже я вновь ослеп и весьма быстро, несколько секунд я вполне различал детали окружающего мира.

– Я знал! – доктор хлопнул себя по колену. – Я догадывался! Организм преодолел вторжение яда и сжился с ним! Теперь у тебя строение глаз, типичное для ночного животного! В смысле, почти типичное…

– И как это выглядит со стороны? – не смог удержать я мучающий меня вопрос.

– Ерунда, ничего страшного. Очень крупный зрачок, отчасти даже красивый. Глазные впадины тоже стали заметно шире. Теперь ты слегка большеглаз, Энди. Боюсь, беда в том, что днем ты будешь неизменно слепнуть. Этакая гемералопия наоборот.

– Полагаете, с этим можно жить?

– Думаю, вполне. Хотя определенных сложностей тебе не избежать, – Док запнулся. – Послушай, если говорить начистоту, ведь зрение не основная проблема, так? С тобой происходят и более странные вещи?

– Вы так считаете? – я понял, что мы затронули ту самую опасную тему.

– Мы здесь одни, – Док понизил голос. – Видишь ли, в ту ночь я не спал…

– Ну да, я учуял ваш табачок. Курили на баке катера, так?

– Нервы, бессонница, дурная привычка отравлять легкие. Я видел, как ты поднимался на борт, но не мог понять, что ты собираешься делать.

– Что ж, отрицать бессмысленно. Я забрался на борт и придушил засранца. Если спросите, как и зачем я это делал, едва ли у меня найдется исчерпывающий ответ.

– Готовь поверить, – прошептал доктор. – Я ведь видел собственными глазами как ты вползал на борт. Еще то зрелище… Тебе не кажется, что тебя вело Нечто?

– Меня вели Болота, – резко сказал я. – И еще, мне самому страшно хотелось, так или иначе, покончить со всем этим. Вышло, что я первым делом покончил с лейтенантом. Нельзя сказать, что таков был мой план, но я об этом не жалею.

Мы молчали. Потом Док вздохнул:

– Единственное о чем жалею я, так это о собственном малодушии. Куда честнее было бы сразу встать лицом к лицу с Келлогом и всадить ему пулю в лоб. Что мне было терять? Почему я ждал, когда с грязным делом управится слепой мальчишка?

– Если бы я был зрячий, у меня бы не хватило духа, – пробурчал я. – Говорю же, меня вели Болота. Милостиво позволили выбрать смерть: лейтенантская или моя.

– Слишком жутко. Не хочу в такое верить, – прошептал доктор. – Да, совершенно иной мир. Он непременно нас убьет, как думаешь?

– Я ослеп, стал убийцей, съел лягушку, и мне расхотелось умирать.

Доктор долго раздумывал над конструкцией моего объяснения, потом спросил:

– Значит, мы попытаемся выбраться? Откровенно говоря, я уже был готов сдаться.

От этого признания мне вновь стало не по себе. Доктор Крафф – человек не робкого десятка, образованный и достаточно отчаянный. Если он спрашивает меня таким странным тоном, уж не я ли в действительности и стал тем Безумным Голосом Болот?

– Сдаться мы всегда успеем, – напомнил я. – Возможно, здешние островки, рыбешки и всё такое прочее готово нас отпустить. Допустим, до гарнизонного лагеря мы доберемся. Вот что дальше? Сдадите меня как экспонат в Британское Географическое общество?

– Во всяком случае, там тебе обеспечат недурную кормежку, – усмехнулся доктор. – Но что-то мне подсказывает, что куда скорее ты сам сдашь меня Болотам, и уж я-то не отделаюсь увеличением зрачков. Забавно, я становлюсь мистиком, кто бы поверил.

– Возможно, я и часть Болот, но едва ли настолько важная часть, что способна принимать решения. Пока партию ведет игрок куда опытнее, и его брейку конца не видно, – признался я. – Но вернемся к мыслям о лагере и нашем возможном возвращении. Недурно было бы вернуться в компании хотя бы одного из гребцов. Выживший представитель волонтеров поуменьшит подозрения полкового командования. Они ведь возникнут, те подозрения?

– Еще бы! Я не слишком близко знаком с полковником Остером, но этот тип – эталонный представитель класса членистоногих-клещеобразных. Он в нас вцепится насмерть, да и другие офицеры не отстанут. Я так и не понял, какую игру ведут эти штабные. Дело там нечисто. Сдается, нас всех используют втемную, – вздохнул доктор.

– Что ж, расскажете о той расстановке шаров попозже. А пока я хотел бы попросить снять с меня повязку. Разумеется, попозже, когда стемнеет.

Меня похлопали по плечу:

– Спокойнее, Энди. Не сегодня, так через неделю зрение к тебе непременно вернется. Я уверен, что Болота тебя не оставят.

Док Краффт был очень и очень неглуп. Одного он не понимал: Болота никому и ничего не обещают. Не потому что они злы или коварны. Просто Болота и есть сама жизнь. Дивно увлекательная игра, в которой человек заведомо обречен проиграть. Но счет – вот что важно!

Шкипер и Сэлби вернулись довольно скоро – надо думать, Грибной островок не показался им особо уютным местом. С собой исследователи прибуксировали два бревна – судя по описанию, вполне приличных и почти сухих – и притащили старое ведро, наполненное «нефтяным маслом». Док немедля взялся за исследования и выяснил, что жидкий трофей действительно относится к маслам, но скорее растительным, чем ископаемым. Жидкость исправно горела, налитая на крышку сковороды, но горела довольно вяло, не давая особого жара и пламени.

– Понятие не имею, что это такое, – оповестил Док, выливая в воду содержимое крышки. – Возможно, здешние запасы болотного сероводорода создают особый режим гниения и из погибшего тростника получается вот эта субстанция. Тут, знаете ли, сероводород в большом почете. Мы-то принюхались и не чувствуем…

– Док, оставьте ваши научные лекции, – оборвал учтивый сэр-солдат. – Раз для топлива оно не годиться, незачем о нем и болтать.

– Да уж, толку от этого масла чуть, – согласился рассудительный Магнус. – Ну, ничего, зато бревна выловили.

– Я всего лишь хотел сказать, что мы торчим в весьма странном месте, – пробурчал доктор. – Здесь все сплошь замешано на сероводороде. Даже ванделлии адаптировались к нему и бросаются к каждому выбросу газа. А вы заметили, что вокруг пузырей кишат этакие мельчайшие рачки?

Остатки экспедиционного отряда принялись дружно плеваться. Про каких-то вонючих рачков, а тем более про зловещую рыбешку, никто и слышать не хотел.

Промелькнул едва ощутимый ужин. Я сидел у костра, проверяя не слишком ли близки угли к доверенным моей сушке драгоценным бревнам. Подсел Док и сунул мне что-то под нос:

– Нюхни-ка, Энди.

Я принюхался – у моего лица был сук, выпачканный жирным и густым – запах узнать было несложно – то самое не-нефтяное масло.

– Если честно, у меня по-прежнему нет догадок что это такое, – с жалобной ноткой поведал пытливый Док. – Насколько я помню, никто из исследователей не описывал ничего подобного. Новая разновидность высокосернистой нефти? Но почему ее так мало? Тростника здесь хватает, сернистого водорода с избытком, а этой жидкости всего несколько луж.

– Грибочки сожрали кого-то особо жирного и истекли этим маслом? – предположил я.

– Возможно, возможно…

– Док, суньте эту ветку в огонь и проверим мои глаза.

– Догадываюсь, что ожидание тебе дается нелегко, – доктор принялся протирать руки тряпицей, пропитанной символическим количеством спирта. – Что ж, приступим…

Он взялся за бинт на моей голове, и я затаил дыхание.

– Спокойнее, Энди. Я уже говорил тебе, что восстановление зрения весьма и весьма затяжной процесс? Наберись терпения. Полагаю, извещать мистера Сэлби о том, что в твоем состоянии наметились некоторые обнадеживающие изменения, преждевременно?

– Наш сэр-предводитель склонен к излишне поспешным выводам. Шкиперу я бы сказал, но старик чересчур разговорчив.

– Ты слегка ошибаешься насчет мистера Магнуса. Полагаю, он догадывается об обстоятельствах безвременного ухода в лучший мир нашего лейтенанта…

По правде говоря, сейчас мне было наплевать, кто и о чем догадывается. Сердце отчаянно колотилось, вот последний виток бинта…

– Отвернись от костра и будь осторожен, – предупредил Док…

– Да, сэр…

С моих глазниц убрали подсохшие тампоны…

… Мир оказался потрясающе просторен. Бесконечные полосы тростника, серебристо-серого, омытого росой и теплеющими водами проток. Кусты с иссиня-черными обсидиановыми каплями спящих птиц, полосы ажурного тумана – точно вуаль молодой вдовы, бездумно парящей над раздольем живой и мертвой воды. Сияющим огромным совереном плыла меж легких облаков Луна – столь чистая и яркая, что на нее было больно смотреть. Сестра-Тень – приглушенное отражение ночной красавицы, похожее, но лишь отдаленно – переглядывалось с блистающей родственницей. Иной узор на скулах из темного янтаря, иной взгляд на мир. Темная, но не менее прекрасная… Как зовут эту небесную чудесную даму? Наверное, так и зовут: Темная Сестра…

…Док меня о чем-то спрашивал, потом ухватил за плечо. Я понимал, что нужно ответить, но не мог оторваться от чуда мира…

…Отражения звезд тонули в густой как мед воде, бронзовые тени рыб скользили среди кисеи животворного ила, ловко ускользая от круговорота хищной ряби, поднимали выпуклые глаза к лунным дорожкам и шелесту тростника. Маленькие зверьки вставали на задние лапки, зорко озирали свой превеликий мир и бесшумно плюхались с прибрежных корней в ласковую воду. Висели на корнях и ветвях лягушки, мечтали о скором нашествии вкуснющих насекомых… Мир жил, и… о, боги! как же он был бесконечен!

– Да, вижу, – пробормотал я, следя за крылатой тенью, парящей между двух лун. Кто это? Ночная скопа? Болотный филин? Нет-нет, нечто иное. Я знал, что именно, но не знал как его нужно называть. Какое слово?

– Черт возьми, Энди, приди же в себя!

– Я в порядке, Док, – заверил я, вполне осознавая, что просто не способен объяснить НАСКОЛЬКО я в порядке.

– Что, оба глаза? И оба полноценны?

Я повернул голову к пытливому доктору и невольно вскрикнул – хотя я был осторожен, огонь костра, даже пойманный лишь боковым зрением, ослепил меня.

– Я же предупреждал – осторожнее! – вознегодовал Док.

– Ничего, я лишь краем, – прошептал я, зажмурившись. Перед глазами вновь плыли столь знакомые радужные пятна, но боль на этот раз оказалась терпимой – мне лишь напоминали, что тьма может вернуться.

– Нужно забинтовать, так сразу напрягать глазные нервы опасно, – озабоченно забубнил доктор.

– Несомненно, я никуда не спешу, – улыбнулся я, не размыкая век. – А вы, сэр, здорово похудели с тех пор, как мне довелось последний раз глянуть на вас.

– На себя бы ты полюбовался…

– Полагаю, я скелет скелетом. Но я себя отлично чувствую.

– Да? Будь я проклят, если сейчас не преисполнился самой черной зависти…

– Ну, вы-то все время при глазах были, – утешил я доктора.

Мне не хотелось его огорчать. Сейчас, когда ко мне почти вернулось зрение, я осознал насколько хорошо себя чувствую. О нарывах, расстроенном желудке, болях в суставах я не вспоминал уже несколько дней. Голод стал привычной, почти уютной частью ежедневного бытия. Мне было легко. Пора признать, что так легко мне не бывало даже в детстве. О, боги, неужели я провел детство в кварталах Лондона⁈ Полноте, уж Ислингтон ли мой истинный дом?

Доктор ушел спать, а я сидел у костра и размышлял о дьявольском размене постигшем меня. Болота забрали у меня абсолютно все и дали нового, вдвое щедрее. Так остался ли я Энди Дженкинсом или стал новым человеком? Человеком ли? Кто выиграл эту игру? Или я ничего не понял, и игра давно стала командной игрой? Возможно, я и Болота изначально были на одной стороне? Но как разыгрывались шары и каков был назначенный приз? Я уже не мог вспомнить. Если допустить, что я был нужен Болотам, то… Или это Болота были так нужны мне?

Два часа назад я взглянул на этот мир новыми глазами и все запуталось еще больше. Еще сутки назад мне казалось, что игра подходит к концу, и я бьюсь за лишние дни и часы жизни. А если все было не так? Если это был всего лишь начальный фрейм, свершились первые удары и шары лишь разошлись по своим местам?

Тысяча вопросов и предположений вертелось в моей голове и не удивительно, что она начала разламываться. На этот раз зрение было ни при чем. Просто я всего лишь человек, пусть и болотный, и мне не стоит пытаться разом решить все вопросы. Мир, который куда шире Болот, даст мне время.

Я отпихнул от себя тысячи вопросов и наивных попыток на них ответить, просто сидел, вспоминал просторы тростников и островков, наслаждался теплом едва горящего костра. Мои глаза вновь закрывала плотная повязка, но я знал, что истинный лик Болот навсегда останется в моей памяти. Собственно, можно никогда и не снимать бинт – я видел так много! Ну, нет, уж с этим я погорячился – любопытство мое только начало разгораться и мне захотелось увидеть все сущее на свете. Ха, да кто тут собирался умирать?

Кстати, отчего костер так неподвижен, если я уже целую вечность не подсовываю в него ветки? Я исследовал кострище тростью, потом, соблюдая должную осторожность, рукой. Причина отыскалась. Я задумчиво держал головню – от нее исходило на редкость ровное, размеренное тепло. Будь я зряч, я не обратил бы внимание. Будь у меня прежнее притупленное чутье, нос бы мне ничего не подсказал. Забавно, значит это та самая ветвь, которую Док погружал в «не-нефтяное масло»? Выходит, масло не ускоряет, а, наоборот, замедляет горение? И как это должно действовать в котле? Я не знал. Наши Болота дают подсказку умным, но не растолковывают все до буковки бестолковым дурачкам…