Текст книги "Контрудар из будущего"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Оправдания подполковника Катрин были ни к чему. Она молча сняла ремень.

Тарасов надел кобуру с револьвером и с явным облегчением подпоясался.

– И еще вопросик. Вы уж простите мужскую глупость, – совершенно случайно не помните, кто в прошлом году чемпионом России по футболу стал? – подполковник жалобно смотрел на девушку. – Любопытство мучит, ну прямо ужасно.

– Увы. Понятия не имею. Была в командировке. В очень дальнем зарубежье.

– Ну вот… – Тарасов не скрывал разочарования.

– Но сейчас ЦСКА лидирует, – вспомнила Катрин заголовок, случайно прочитанный в метро.

– И на том спасибо, – вздохнул подполковник. – Ты сразу возвращайся. Я парням скажу, что идешь на связь с корректировщиками. Только не тяни. Немецкая разведка здесь вовсю шурует…

Поляна оказалась шириной с футбольное поле. Но самолету и этого хватило. Действительно, такой «ераплан» с полпинка взлетит.

«По-2», стрекоча, как большая швейная машинка, пробежал по траве и, едва не зацепив шасси крайние кусты, взмыл вверх. Самолетик был перегружен, – подполковник забрал с собой Чухрая. Старший лейтенант без документов и с сомнительной историей своего освобождения с гауптвахты, скорее всего, оказался бы верной добычей первого же контрольно-пропускного пункта. Кроме того, Чухрай, по мнению подполковника, был отличным сапером и в операции мог пригодиться.

Катрин проводила самолетик взглядом. Летают же люди на таких хрупких штуковинах.

«По-2» развернулся над рощей и взял курс на север.

– Прощаться будем? – сумрачно спросил Любимов. – Пора вам идти, товарищ инструктор.

– Пора, наверное, – рассеянно согласилась Катрин. Как-то не верилось, что на этой футбольной поляне ее краткий боевой путь закончится.

– Счастливого пути, товарищ инспектор, – браво пожелал Сопычев. – Если что, в гости заезжайте.

– Обязательно, – пробормотала Катрин, раздумывая, передавать или нет «наган» Николаичу, оставшемуся с машиной у затененной высокими тополями дороги.

Хлопнул выстрел.

Катрин резко обернулась.

Легкий на помине Николаич отчаянно махал рукой и винтовкой, указывая на противоположный край поля.

Катрин увидела три мотоцикла, неторопливо сворачивающих с проселочной дороги. Треск мотоциклетных двигателей казался эхом улетевшего самолета.

Девушка упала на землю. Попались, да еще как глупо. Немцы, очевидно, заметили взлетающий самолет, завернули полюбопытствовать. Да и хрен бы с ними. Вы-то трое чего зазевались?

С мотоцикла протрещала короткая очередь. Предупреждение: не дергайтесь, для вас, руский золдатен, война окончена.

– Бежим! – прошептал лейтенант.

– Застрелят же! – заскулил Сопычев. – Мы ведь как на ладони. Пулемет…

– Заткнись! – рявкнула Катрин. – Врозь, лейтенант. Короткими перебежками…

Сопычев, не дожидаясь дальнейших приказаний, подскочил и кинулся бежать. Уходя влево, метнулся лейтенант, невысокий, прыгучий, как заяц. Катрин приготовилась последовать примеру старших товарищей, но тут увидела оставленную ефрейтором винтовку.

Через секунду она уже мчалась по полю, сжимая в руке длинную трехлинейку. На кой черт ей неуклюжая винтовка, девушка объяснить не смогла бы. Вероятно, сказывалась приобретенная за годы скитаний жадность к оружию.

На полном ходу, не жалея локтей и коленей, Катрин рухнула на землю, проехалась по инерции, тут же перекатилась в сторону. Вовремя. Над головой просвистела очередь. Не пулемет, конечно. Стреляли из автомата, скорее для острастки.

Тапочки скользили по траве. Катрин заставляла себя падать чаше. Иногда видела впереди себя спины. То увенчанную фуражкой, то с фляжкой на заднице. Ничего бегают, хорошая в РККА физподготовка. Самой девушке мешала винтовка. Еще этот дурацкий штык. Оглядываться на немцев было некогда.

Двигатели за спиной тарахтели все громче. Мотоциклы по высокой траве не могли развить настоящую скорость, но все равно нагоняли беглецов. Катрин слышала перекликающиеся голоса. Весело сволочам. До тополей оставалось рукой подать. Да что толку? Катрин задыхалась.

Первым дороги достиг ловкий лейтенант. Припал на колено, затаив дыхание, вскинул винтовку. Выстрел, второй… Любимов не зря носил значок снайпера. Взвыл двигатель опрокинувшегося мотоцикла. Водителя лейтенант застрелил, еще один немец закричал, раненный в руку. Мотоциклы остановились, и с них открыли яростный огонь.

Последние метры Катрин проползла под свистящими над самой головой пулями. Перевалилась в мелкий кювет, развернулась. Она задыхалась, пот заливал глаза. Душила злость. Гоняли как зайца перепуганного. Поймала в прорезь прицела серую фигурку с карабином в руках. Выстрелила. Попала или нет, не поняла, но немец исчез. Катрин выстрелила еще два раза, по мотоциклу, из-за которого вели огонь.

– Там еще машины! – закричал лейтенант. Он залег за другим стволом и редкими выстрелами не давал поднять головы немцам у мотоциклов.

Катрин и сама видела. На той стороне, на опушке, появился грузовик, еще какая-то приземистая машина. И еще мотоциклы. Девушка огляделась. От ближайшей рощи они отрезаны. Сзади поле, за ним лесок. Минут за сорок можно добежать. Да только кто даст им эти минуты?

Из-за перевернутого мотоцикла выглянул немец. Катрин выстрелила. Немец спрятался, а на голову девушки посыпалась кора с тополя. Автоматчик патронов не жалел. Девушка такой роскоши себе позволить не могла. В магазине винтовки оставался единственный патрон. Еще «наган». Если посчастливится, можно попробовать в деле знаменитый русский штык. Но вряд ли немцы согласятся участвовать в эксперименте.

– Катя! – Лейтенант махал рукой. По дороге летела полуторка. Николаич решился подобрать своих. Учитывая полную незащищенность машины, попытка отчаянная. – Быстрее! – снова закричал лейтенант.

Немцы тоже заметили полуторку. Огонь усилился. Издали ударил пулемет. На дорогу летели сбитые пулями листья.

Лейтенант, как подброшенный пружиной, метнулся к машине. Если грузовик и притормозил, то чисто символически. Любимов с кошачьей ловкостью запрыгнул в кузов. Катрин выпустила последний патрон в сторону немцев. Вставать-выпрямляться под пули тупо и категорично не хотелось. Даже колени не разгибались.

Катрин прыгнула прямо на пролетающий борт. Чертова трехлинейка на плече помешала, девушка чуть не сорвалась. Лейтенант рванул ее за ворот комбинезона. Катрин перевалилась через борт, словно ошеломленная камбала, плюхнулась на дно кузова. Затылок стукнулся обо что-то мягкое. Это оказалась ляжка каким-то образом очутившегося в кузове Сопычева. Ефрейтор лежал, прикрыв голову руками. Катрин обессиленно ткнула его локтем и прохрипела:

– Ты, сука, когда в следующий раз винтовку бросать будешь, не забудь патроны оставить.

– Потом разберемся! – рявкнул стоящий на коленях у заднего борта лейтенант. – Они нам колесо пробили.

Машина шла все еще быстро, но уже неуверенно рыская из стороны в сторону. Водителю стоило большого труда сохранять управление.

Катрин принялась расстегивать подсумки ефрейтора и забирать патроны. Действовала без церемоний, будто обирала труп. Сопычев, впрочем, признаков жизни и вправду не проявлял. Должно быть, уверенно считал себя покойником. Основания у него были: если бы у Катрин имелась свободная секундочка, пожалуй, пристрелила бы козла трусливого.

Лейтенант прав – это потом. Катрин зарядила винтовку и принялась отсоединять дурацкий штык.

– Кажется, нет никого, – сказал Любимов и чихнул. За полуторкой тянулся шлейф пыли. Разлохмаченная покрышка этому грязному и демаскирующему делу весьма способствовала.

Грузовик свернул с дороги. Ложбина, ответвление неглубокого оврага, показалась Николаичу подходящей. Собственно, выбирать было не из чего.

– Сопычев, поможешь с колесом. И смотри… – лейтенант добавил выражение, которое Катрин от воспитанного командира услышать не ожидала.

Она выпрыгнула вслед за Любимовым, они вскарабкались на склон балки и повалились на траву. Дорога пуста. Пока везло. Машина уковыляла от места перестрелки не так уж далеко. Оставалось надеяться, что у немцев имеются более важные дела, чем гоняться за отдельными грузовиками.

– Попить бы, – прошептал лейтенант.

– Точно, пива холодненького, – с искренним вожделением ответила девушка.

– А вы правда пиво пьете? – поразился Любимов.

– Почему это должно кого-то шокировать? Осуждения пивоварения и пивопотребления со стороны партии вроде бы не было. Или я что-то пропустила?

– Да нет. Я так… Просто странно, что такая девушка, из Москвы… И пиво… Вас на комсомольских собраниях не очень…?

– Во-первых, я на комсомольских собраниях нечасто бываю. Все как-то по командировкам. Во-вторых, времена меняются, а пиво и необходимость делать реальные дела остаются. А в-третьих, ты уже вроде на «ты» перешел. Передумал?

– Да нет, – лейтенант смутился. – Как-то в запарке вышло. Потом, подумал, обидишься. Я, честно говоря, не знаю, какое у тебя звание. На комсомольского работника ты не очень похожа.

– Правда? – не слишком огорчилась Катрин. – Ну, тогда, не вдаваясь в подробности, – сержант я.

– Госбезопасность? – шепотом спросил Любимов.

– Вроде того, но не совсем, – исчерпывающе ответила девушка и глянула вниз. Водитель торопливо ставил запаску. Рядом суетливо копошился Сопычев.

– А ефрейтор-то твой слабоват оказался, – заметила Катрин, опираясь подбородком на теплый приклад винтовки.

Лейтенант фыркнул.

– Какой он мой?! Он вообще оказался не наш, не советский. В часть вернемся, под суд пойдет. Война третий день идет, а он уже винтовку бросает. И откуда такое чучело взялось? Полк позорит.

– Знаешь, он, должно быть, не один такой, – осторожно заметила Катрин. – Фронт длинный, трусов и паникеров хватает.

– Ну что за пессимизм, Катерина? Мы с тобой вон сколько врагов положили. А наш полк? Мы ведь 22-го только начали. Сейчас подготовим контрудар и дадим фашистам жару.

– Ваш полк – это конечно. Только мы с тобой не всех фрицев добили.

Лейтенант тоже услышал треск мотоциклетных двигателей. На гребень дороги выскочили два мотоцикла. Остановились. Рыжий немец поднялся в коляске и принялся обозревать округу в бинокль.

Катрин и лейтенант уткнулись в траву. Девушка туже натянула пилотку на светлые волосы.

– Не заметит, – прошептал Любимов.

– Оттуда – нет. А если ближе подкатят? Следы от колес запросто засечь могут, – пробормотала Катрин, не отрывая взгляда от рыжего немца.

Помоложе будет, а так вылитый Ганс. Только вместо легкого пулемета «Миними» древний автомат. И какой мудак эту войну придумал?

– Отобьемся, – прошептал лейтенант. – Надо было гранат взять.

– И пару танков, – согласилась Катрин. – Если вся шайка, что на поляне была, на нас выкатится, без бронетехники не справимся.

Немец плюхнулся на сиденье, мотоциклы развернулись и укатили за гребень холма.

– Фу, прямо отлегло, – прошептал Любимов, вытирая пот.

– А я думала, пальнешь. Уж очень хорошо фриц стоял. Ну, прямо как в тире.

– Да. Я думал, ты не выдержишь, – засмеялся парень. – Очень задумчивые у тебя глаза стали.

– Не в глазах наша сила. Скорее уж в терпении, – нудно известила Катрин.

– Быстроты у тебя тоже хватает. Как ты тех провокаторов, в комендатуре… Я и оглянуться не успел.

– Лучше бы ты и не оглядывался. Видела я, какое милое впечатления произвела.

– Да это я так, – смутился лейтенант, – от неожиданности. Нас хорошо учили рукопашному бою.

– Знаешь, меня тоже не раз тошнило. Война, если вдуматься, вообще сплошная тошниловка.

Они замолчали, прислушиваясь. Моторов не слышно. Звенел высоко в небе жаворонок. Солнце припекало плечи и шею. Катрин подумала, что уже трое суток не мылась. Захотелось отодвинуться подальше от парня.

– Ну что, они там закончили? – прошептал Любимов.

– Подождем, как бы на немцев не наткнуться.

Катрин вдыхала запах оружейной смазки и пороховой гари от затвора винтовки, аромат зреющих трав и полевых цветов, смотрела на залитые ярким солнцем поляны и далекие рощицы. Задворки великой империи. Вернее – ее прихожая. Война за войной. Что здесь делают парни вроде лейтенанта? Освобождают или завоевывают землю, жители которой встречают «всяк входящего» цветами и улыбками, а провожают выстрелами в спину? Знатная страна, благородная, древняя. Как в борделе, пропускающая через себя толпы завоевателей, но вечно помнит о своей «незалежности». Тильки дайтэ волю, и будэмо плевать на всех, говорить на поэтично-песенном языке и устраивать попсовые, с серпантином «революции». От то красивэ життя будэ. Оперетка. Галиция – одно слово.

Только люди здесь гибли всерьез.

Катрин скривилась и принялась проверять патроны. Лежать жарко. «Наган», который пришлось за неимением кобуры снова переложить за пазуху, давил грудь.

Из балки выполз Сопычев.

– Поменяли колесо, товарищ командир. Все в порядке. Можно ехать.

Глаза у ефрейтора были честные и преданные, будто у карликового пуделя, нагадившего на подушку.

* * *

Жужжание воздушного боя отдалилось. Майора Васько круговерть в небе больше не интересовала. Советские истребители растрепали строй «Юнкерсов» и теперь горели один за другим в круговерти с «Мессершмиттами». Опыта не хватало. Еще не хватало тактического умения, слетанности и координации звеньев. Это уже не исправить. Да и не умел это делать танкист Васько. Он умел вести свои колонны. Для середины дня результаты были неплохими.

Один «БТ» потерян. И еще две машины. Машины разбиты бомбами. В танке вышел из строя двигатель. Сейчас с него снимали боеприпасы и все нужное-полезное. Механики работали споро. Все отрабатывалось не раз и не два. Дежурные мастерские – «летучки» сновали вдоль колонны. Забитые фильтры двигателей меняли в считаные минуты. Чертова пыль.

Майор глянул на часы. Передовая разведывательно-дозорная группа уже должна выходить к железнодорожному разъезду. Там перекресток с большаком, идущим от Бересто на Львов. Наверняка пробка.

Мотоциклы разведчиков остановились у садика с завалившимся плетнем. Железнодорожный разъезд был невелик: несколько домиков и длинный обветшавший склад. Зато людей на рельсах копошились сотни. Короткий пандус забит машинами. Один эшелон разгружался, другой эшелон торопливо грузили, перебрасывая из машин свежесколоченные ящики. Прицепленные в хвосте плацкартные вагоны уже были заполнены женщинами и детьми семей львовского облОНО. Доставившие эвакуированных людей автобусы не отъезжали, мешая разгрузке тракторов и орудий гаубичного дивизиона. Рев тягачей, мат и крики военных, истерические свистки паровоза смешались воедино с криками и плачем детей, напуганных начавшейся еще в городе стрельбой и суетой.

У мотоциклов разведроты остановился бронеавтомобиль с удлиненной антенной мощной радиостанции. К нему бросился лейтенант-разведчик. Из грузовика выпрыгивали бойцы комендантского взвода. Сзади подходили танки охранения.

Через пять минут головной дозор 64-го полка в буквальном смысле атаковал разъезд. Группы вооруженных бойцов, пробивая дорогу среди бестолково двигающихся и толпящихся красноармейцев и гражданских, направились к паровозу, к конторе начальника станции и к самому переезду. Расчет ручного пулемета занял позицию на крыше склада. Три танка, не щадя заборов и фруктовых деревьев, обогнули разъезд и наглухо перегородили дорогу на Бересто. Несколько регулировщиков с красными флажками, не обращая внимания на толпу и крики, пробились на другую сторону переезда. Сопровождающие их разведчики с еще одним пулеметом залегли на высоте, которую огибала уходящая на северо-восток дорога.

К разъезду подошла прикрывавшая головную колонну батарея ПВО.

Проезд был закрыт: два эшелона, грузовики и автобусы, тяжелые орудия и прицепы, сцепленные с тягачами. Масса растерянных, злых, дезорганизованных людей, которых убедить в чем-то просто невозможно.

Эшелон с эвакуирующимися и с недогруженными платформами тронулся под истошный гудок паровоза. Люди, заметавшиеся между поездами, в панике закричали. Кто-то упал, кто-то повис на поручнях, пытаясь запрыгнуть на ходу. Проклятия в адрес машиниста, визг. Под колеса никто не попал, но поразительно, сколько шума могут создать почти две сотни перепуганных женщин и детей. Машинист в столпотворении виноват не был: его, в присутствии начальника эшелона, просто вынудили убрать эшелон подальше от переезда. Угроза оружием старшему по званию в военное время чревата трибуналом. Впрочем, наглые молчаливые бойцы не угрожали, – просто демонстративно держали оружие в боевом положении. Второй, артиллерийский эшелон так просто убрать с переезда не получилось. К паровозу часовые артдивизиона разведчиков-танкистов не подпустили, грозя открыть огонь согласно уставу караульной службы. Зато машины на самом переезде удалось полностью растащить. Применять легкое насилие и угрозы танкисты не стеснялись.

К разъезду подходил головной батальон полка. Разведчики попробовали еще раз прорваться к паровозу. Охрана всерьез защелкала затворами. На помощь часовым пришли офицеры дивизиона. Лейтенанту-разведчику пришлось ретироваться. Но передышки артиллеристы не получили. Бешено заорал майор – командир дивизиона. Захлопали выстрелы в воздух. Поздно: «КВ», разворачивая башню орудием назад, шел прямо на эшелон. Протарахтела предупредительная очередь с крыши склада. Толкаясь и падая, кинулись в стороны от состава люди. На опустевшее пространство, прямо под вагон, метнулся кто-то из разведчиков, расцепил сцепку. В следующую минуту громада тяжелого танка неторопливо протаранила платформу, со скрежетом спихнула вагон с рельсов, поволокла дальше. Танк старался отодвинуть вагон в сторону, но платформа упрямилась, ползла поперек дороги. Гусеницы «КВ» превратили настил переезда в деревянное, жеваное крошево. Наконец, край вагона зацепил угол сарая, развернулся, освобождая проезд. Танк деловито подтолкнул несчастную платформу еще дальше, как спичечную коробку, завалил сарайчик. Пестро-белым облаком разлетелись ошалевшие куры. Застыла на крыльце дома пораженная зрелищем мгновенного разорения хозяйка дома. «КВ» взревел и пошел вперед по дороге. Через развороченный переезд с трудом перебрались мотоциклы. Опережая подходящую колонну, подскочила полуторка саперов. Застучали топоры, наскоро приводя в порядок настил. Подбежавший с «наганом» в руке разъяренный командир дивизиона отскочил от «неловко» вырулившего броневика. Через рельсы двинулся взвод легких танков, и переорать их рев было невозможно.

64-й танковый продолжил марш по графику.

* * *

… – Бес попутал, скомандовали, я рванулся, а винтовка зацепилась, – ныл Сопычев, свесившись с кузова и заглядывая в кабину к лейтенанту. Грузовик петлял между полянами, выбирая едва заметные колеи и стараясь удалиться от места встречи с немцами.

Катрин с отвращением косилась на унизительно оттопыренный зад ефрейтора. Сопычев вымаливал право носить с оружие с такой страстностью, что девушка даже удивилась. Прямо сектант какой-то воинствующий. Может, и впрямь – затмение на него нашло? Бывает ведь. Но все равно слушать противно. Хотелось пнуть в зад, чтобы умолк. А еще больше хотелось отобрать фляжку. Катрин так и не успела попить, а теперь просить воду у рассопливившегося радиста не хотелось. Что отвечал лейтенант опозорившемуся подчиненному, девушка не слышала. Судя по всему, ничего утешительного ефрейтору обещано не было. Сопычев сел у борта, подобрал штык и принялся пристраивать его за ремнем. Надо думать, был переведен в «легковооруженную» пехоту.

«Пора мне покинуть это транспортное средство, – подумала Катрин, отворачиваясь от убитой горем рожи ефрейтора. – Что я здесь от жажды и пыли загибаюсь? Выполнила все и даже больше. Нужно возвращаться. Душ, обед, пиво, хотя бы „Очаковское“».

Солнце пекло прямо в макушку. На спине комбинезон промок от пота. Пыль скрипела на зубах, густо пудрила шею и волосы. Пыли стало больше. За машиной тянулся длинный шлейф. Катрин пригляделась. В пыли мутно взблескивало металлом.

Мотоциклы…

– Дай фляжку! – рыкнула Катрин ефрейтору и забарабанила по кабине: – Командир, немцы на хвосте.

Грузовик прибавил ходу. Все вокруг тряслось, звенело, жужжало, но даже Катрин, далекой от тактики и стратегии автогонок, было ясно, что уйти от быстрых мотоциклов не удастся.

Лейтенант высунулся из кабины, проорал:

– Не оторвемся. Будет удобный рубеж, займем оборону, готовьтесь.

Катрин кивнула, еще раз глотнула из фляжки. Вода теплая, и алюминием от нее прет, но все равно полегчало. Девушка кинула фляжку скорчившемуся у борта ефрейтору. Промелькнувшая было мысль дать ему «наган» была явно нелепой, стоило взглянуть на помертвевшее остроносое лицо. Штыком обойдется, штрафник.

Магазин трехлинейки был полон. Катрин было приложилась, но тратить пулю передумала. Мотоциклы приблизились, но и сейчас невозможно разглядеть, сколько их там. Вот сволочи, и охота им пылью дышать? Валили бы по своим оккупационным делам.

Девушка сплюнула в клубящуюся за бортом пыль. Что у тебя за судьба такая? Было ведь уже нечто похожее: грузовик, погоня. Только в Африке, как ни странно, пыли было поменьше. Да и грузовичок тамошний хрен прострелишь. Мельчаем.

Катрин сунула пилотку за ремень, машинально отряхнула волосы. Как коротко ни стрижешься, а надо бы еще короче.

Из кабины на миг вынырнул Любимов.

– Сейчас… мост…

Катрин привстала, кинув взгляд вперед, сообразила. Мост через узкую речушку. Перед ним то ли брошенные, то ли сожженные машины. Рубеж лучше не представится. Водная преграда, как-никак.

Только машины помешают.

Не успев сообразить, что она, собственно, делает, Катрин кувыркнулась через борт.

«Вот дура».

Полет показался длинным, будто из стратосферы прыгнула. Приземление – убийственным. Девушку закрутило по жесткой земле, понесло. Несмотря на знания и подготовку, руки и ноги не сломала чудом. Когда лягушачьи кувыркания прекратились, Катрин оказалась стоящей в собачьей позе. Голова находилась в опасной близости с бампером брошенной на обочине машины. Полуторка стояла с распахнутыми дверцами, вокруг валялись нанизанные на проволоку связки каких-то запчастей. Еще один грузовик замер в пяти метрах впереди. «ЗИС-5» с фанерной будкой, из которой кишками сползали полуразвернутые рулоны светлой ткани. Машины-укрытия рядом – это хорошо, но вот вырвавшаяся из рук винтовка валялась на середине дороги.

Катрин юркнула под днище грузовика. Полуторка с товарищами по оружию уже проскочила деревянный мост. В стрекоте и пыли приближались немецкие мотоциклы. Густая завеса прикрыла десантировавшуюся девушку, но та же пыль не давала как следует вздохнуть. Катрин глотнула густой взвеси. Не хватало еще раскашляться.

Она видела, как затормозил на той стороне Николаич. Уловила даже движения выпрыгивающего с винтовкой из кабины лейтенанта.

Если он не успеет, останешься ты, как крыса, под этой вонючей машиной.

Немецкие мотоциклы трещали уже рядом. Катрин уловила обрывки громкой непонятной фразы. Взвела курок «нагана». Револьвер казался теплым, даже потным и сидел в ладони неудобно.

«Сбегай, поменяй на „беретту“».

Немцы увидели оставленный на той стороне грузовик и притормозили. Сквозь треск двигателей слышались голоса. Все это происходило метрах в тридцати от Катрин, и девушка злилась, что не понимает ни слова. Пыль чуть осела, и она разглядела сначала мотоциклистов, потом свою винтовку. Немцев было пятеро, мотоциклов два, возможно, старые знакомые. То-то на тот берег сразу не суются. Подрастеряли наглость.

Катрин глянула на винтовку и чуть не заскулила от разочарования. Всего каких-то метров десять, а не подберешься. Из трехлинейки сняла бы пару фрицев, и мяукнуть бы не успели.

Немец поднялся, поднес к глазам бинокль. Точно, тот самый. Несмотря на каску, Катрин узнала рыжего родственника покойного Ганса.

С того берега не стреляли. Понятно, этого астронома с биноклем хлопнешь, а остальные головы не дадут поднять.

Рыжий ничего не разглядел, опустил бинокль и закричал:

– Русский солдат! Сдавайсь! Комиссар нет. Война плохо. Жить корошо. Выходи.

– Выходи, подлый трус, – пробормотала Катрин про себя, прицеливаясь и прикидывая, попадет или нет.

– Иду! – тоненько-тоненько взвизгнули на той стороне.

Голос Катрин не узнала. Мелькнула мысль о какой-то странной хитрости.

И тут же она увидела Сопычева. Радист удивительно быстро, на полусогнутых ногах бежал к мосту. Несмотря на согбенное положение, он умудрялся высоко держать поднятые руки. В одной был зажат штык, в другой красноармейская книжка.

– Них шиссен! – тонко и высоко голосил ефрейтор. – Я ценный! Радио знаю! Не стреляйте!

Вид Сопычева был странен и пугающ. Небывалая поза и скорость передвижения, нечеловечески визгливый голос поражали.

«Да разве ты могла ехать с таким гоблином в одной машине?»

Одновременно захлопали выстрелы с обеих сторон. Почему стреляли лейтенант с Николаичем, девушка вполне понимала. Почему принялись палить немцы? Возможно, их тоже напугал этот обезьяний бег. Или они заподозрили в дурацком штыке и рыжеватой книжице коварную уловку большевистского фанатика? Или просто мстили за подстреленных в недавней стычке товарищей?

Стреляли много и часто. Короткие и длинные очереди «МП-38», резкие хлопки карабинов. Немцы разбежались вокруг своих драндулетов, стреляли с колена, коротко привставая из-за укрытия. Один из мотоциклистов удобно залег на пригорочке. С того берега отвечали реже, но одна винтовка высаживала обойму за обоймой, словно автомат. Николаич старается. Это же ему не баранку крутить. Куда гонит?

Катрин чувствовала себя дура дурой. Отсюда стрелять – только себя раскроешь. Выползешь – одного-двух подстрелишь, а куда потом с голой дороги деваться?

Перед мостом замер подстреленный с двух сторон Сопычев. Брать пример с этого вороха тряпья ни в коем случае не хотелось.

Пуля звякнула об металл. Угодили в машину, под которой лежала девушка. Не хватало еще под пулю товарищей попасться.

Немцы тоже решили поостеречься. Правда, их больше волновала судьба собственной техники. Один из мотоциклистов ухватил свою машину за руль, собираясь убрать ее подальше от большевистских пуль. Свой «Цундапп» [17]17
  «Цундапп» (Zundapp Ks 750) – мотоцикл мощностью 25 л.с. Мотоцикл с коляской использовался германской армией, как правило, в составе разведывательных или отдельных мотоциклетно-стрелковых частей.


[Закрыть]он поволок под защиту брошенной машины, прямо на прячущуюся девушку.

«На ловца и хряк бежит», – подумала Катрин, поспешно пятясь. Немец сопел, толкая тяжелый агрегат. С носа и из-под каски капал пот. Винтовка заброшена за спину, коробка противогаза по заду похлопывает, трудолюбивый оккупант попался.

Катрин морщилась. Придется нашуметь, хлопнуть «бурлака». Был бы привычный нож-«лепесток» – обошлась бы без шума. Правда, на ремне фрица висел штык. Как там с застежкой?

Немец затолкал мотоцикл в тень грузовика, с облегчением выпрямился. Прячущаяся за кузовом девушка слышала его тяжелое дыхание. Пахнуло горячим мужским потом. Соберется ли мотоциклист толкать вторую машину или просто вернется к своим товарищам, Катрин дожидаться не стала. Скользнула за спину немцу, обхватила рукой за горло и подбородок, поймала другой рукой рукоять штыка. Немец в первое мгновение замер, парализованный и беззащитный, как курица. Вот только высвободить штык не получалось. Фриц, приходя в себя, уцепился за руку, зажимающую его рот, и даже попытался кинуть невидимого противника через себя. Знакомая с такими фокусами Катрин не пустила, опрокинула мужчину к себе. Заваливаясь в ее объятиях, мотоциклист попробовал ударить головой. Собственно, девушка была готова и к этому, но уж больно здоровая башка у немца в каске оказалась. От соприкосновения с «тяжелым тупым предметом» уклониться не удалось, – аж из глаз искры полетели. Катрин зашипела, готовая отпустить тяжелое тело и без изысков всадить в него пулю из «нагана». В этот миг штык поддался и вышел из ножен. Похожий на обоюдоострый кинжал, он был длинноват для привычного девушке ножа. Отрепетированный удар в печень не получился. Фриц отчаянно затрепыхался, пытаясь укусить руку, зажимающую рот. Катрин удерживала его надежно и с повторным ударом не сплоховала. Враг обмяк. Не удержав отяжелевшее тело, девушка и сама плюхнулась на задницу. Шепотом матерясь, заерзала, оттаскивая труп за грузовик. Тяжеленный хряк.

Несколько секунд борьбы показались получасом. Все так же хлопали выстрелы. Левую щеку саднило. «Понадевают касок, козлы».

Катрин торопливо сняла с немца винтовку. Покойник лежал, изумленно разглядывая голубое небо. Девушка щелкнула затвором. Опустошила два подсумка на поясе трупа и поползла под машину.

«Отряд не заметил потери бойца». Автоматчик еще набивал патронами магазин. Трое остальных немцев стреляли, не давая поднять головы залегшему на противоположном берегу немногочисленному противнику. Мотоциклисты расположились уверенно, как будто за ними танковая дивизия стоит. Может быть, действительно ждут подкрепления?

Катрин решила не затягивать. Один из мотоциклистов оглянулся, ища взглядом запропастившегося товарища. Катрин поймала смутное лицо в прорезь прицела. Неплохие у фашистов винтовки. Голова немца коротко мотнулась, каска слетела, и мотоциклист распластался, убитый наповал. Его товарищи всполошились. Развернуться к внезапно появившемуся противнику они не успели. Катрин выстрелила в автоматчика. Тот выронил оружие, со стоном схватился за левое плечо.

В девушку начали стрелять. Догадаться, где прячется противник, мотоциклистам труда не составило, – кроме как за машинами, скрыться коварному русскому, собственно говоря, негде. Взвизгнула, отскочив рикошетом от колесного диска, пуля. Катрин торопливо попятилась. Фрицев осталось двое, но эти вполне могут зажать. Теперь не только толком не прицелишься, но и из-за грузовика не высунешься.

Один из немцев прополз по дороге ближе, приподнялся на коленях и кинул гранату. В кузов граната не попала, стукнула по крыше кабины и упала перед машиной. Девушка успела увидеть «колотушку» на деревянной ручке и уткнуться носом в землю.

Грохнуло не так уж сильно, но осколки густо застучали по машине. Кашляя от дыма и пыли, Катрин дотянулась до покойника. Едва не содрав сапог, рванула торчащую из короткого голенища такую же «колотушку». Отвинтила крышечку, дернула выпавший на шнурке шарик и изо всех сил швырнула гранату в сторону немцев.

Немец упавшую гранату увидел и, не дожидаясь взрыва, кинулся назад. Несколько секунд у него оставалось. Но торопился он зря, стоило мотоциклисту приподняться, с того берега щелкнул меткий выстрел. Лейтенант Любимов подтверждал свое звание снайпера.

Грохнула граната.

Катрин судорожно чихнула. Последнее время девушка стала необычайно чувствительна к химии. Вонь аммонала и пыль рассеялась. Оставшийся в одиночестве немец, сидя на корточках, растерянно крутил головой. Девушка подвела мушку к висящим на его шее мотоциклетным очкам. Словно почувствовав, что сейчас получит пулю, немец бросил свой карабин и задрал руки над головой.