Текст книги ""Эль Гуахиро" - шахматист"

Автор книги: Юрий Папоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Первый слушает.

– Я – Девятый. Объекту звонил сослуживец из гаража, приглашал к себе в среду на ужин, обещал хорошую партию в домино. Объект ответил отказом, объяснив, что на рассвете в среду уезжает в Санта-Клару навестить родных.

– Девятый, продолжайте наблюдение. Пришлите запись разговора, установите личность звонившего. Доложите!

– Вас понял!

Родригес отключил рацию.

– Вот и доказательство! Послезавтра они отправляются в путь и, конечно же, не в Санта-Клару. Павон, все группы действия послезавтра с трех часов тридцати приводите в боевую готовность. Особенно по направлению Батабано и Пинар-дель-Рио. Раз они действуют из Гаваны, восточные провинции страны, видимо, не входят в их задание. А там пока все тихо. Рамиро Фернандес, ты с нами?

– Конечно! Хочу видеть. Может, кто из знакомых. Скажи, Педро, а как вышли на механика?

– По деталям собрали описание автомашины «охотников» и очень смутно – людей. Одна старушка из Сокорро, которую они отказались подвезти, хотела пожаловаться сыну, посмотрела на номерной знак и заметила, что он не местный. Однако она вспомнила: он был синим – частная машина – и оканчивался на «44». Этого оказалось достаточно. ЭВМ тут же выдала, что «доджей» всего пять. Ну, а дальше ошибки не могло быть. Павон, сейчас к нам должен приехать компаньеро Флавио Баррето, начальник санэпидемслужбы Минсельхоза. Прошу тебя встретить его, привести сюда и побыть с ним, пока я отлучусь на доклад.

Как только майор Павон вышел, Педро Родригос спросил:

– Как Марта? И дочурка?

– Дочка – радость моя. А Марта… Педро, боюсь сглазить. Кругом только и слышишь; «Ушел», «ушла», «надо что-то делать»… Разводов почти столько же, сколько и браков. У нее сложная работа в житейском смысле. Профессия такая… Но у меня нет сомнений. Каждую свободную минуту она старается провести со мной. Скучает. Да и я часто отлучаюсь и возвращаюсь поздно домой. Она говорит:

«Гуахиро», я не ревную. Всякий раз, когда в сердце – я же женщина и люблю – вдруг пробежит холодок, я вспоминаю твои глаза, вспоминаю, как в Майами ты глядел на меня, когда передавал пачку денег, завернутую в туалетную бумагу».

– Это было?

– Я срочно уезжал в Гавану, знал, что навсегда, а за мной ходила «тень», и я не хотел подвергать опасности Марту. На туалетной бумаге – иного выхода не было – я тогда написал ей, чтоб немедленно летела в Мексику и явилась к нашему консулу. Она ничего про мои дела не знала, и это предложение равносильно было приглашению ее на электрический стул. И она поехала! Потому что любила. И я ей верю! И очень счастлив.

– Давай, «Гуахиро», как закончим это дело, вместе вчетвером поедем отдыхать. В Сороа, например, или Виньялес.

– Компаньеро полковник, – голос Эсперансы из динамика прервал их разговор, – к вам агроном Баррето.

– Я жду.

Начальник управления санэпидемслужбы улыбался. Он вынул из «дипломата» два листка с текстом, отпечатанным на машинке.

– Вот здесь – полная картина и даже подсчитаны, правда, приблизительно, наши потери. Однако, если б нас не предупредили и мы в обычном порядке обнаружили болезнь, было бы худо, – сказал Баррето, протягивая листки Родригесу, – Их «тохсоптера ауранти», ох, как коварно задумана.

– У специалистов, ученых особенно, наша профессия вызывает разное отношение. В лучшем случае улыбочки… – начал было полковник.

– Нет, нет! – перебил его Баррето. – Я ваш сторонник. И вот доказательство!

Начальник санэпидемслужбы извлек все из того же «дипломата» и положил на стол перед полковником Родригесом том чеха Ярослава Холмана «Тля Кубы», несколько журналов на русском языке «Микология и фитопатология», книгу Делакруа и Моблана о болезнях тропических культур и труд У. Стэнли, знаменитого вирусолога США.

– Вот за это спасибо! Ну, а раз так, попрошу вас тогда подождать меня здесь в обществе майора Павона. Вы уже познакомились? Не исключено, что могут быть иные решения. – Родригес пробежал глазами записку Баррето, положил ее в папку и, взяв под руку Рамиро Фернандеса, пошел к выходу из кабинета.

В приемной друзья на прощание пожали друг другу руки.

– Не отлучайся от телефона, Рамиро. Эсперанса сейчас организует тебе «рамблер» – он стоит в гараже, Выспись в эту ночь, а послезавтра в три тридцать будь внизу у подъезда.

Дело началось, как и предвидел полковник Родригес, в среду около четырех утра. Свет в окнах квартиры механика Рафаэля зажегся без двадцати четыре. Через четверть часа заработала рация:

– Первый, Первый, я – Седьмой. Объект вышел из дома, сел в «додж» и направляется в сторону центра.

– Я – Первый. Осторожно! Вперед выдвигайте патрульную. За ней «овощной» пикап. Пленка должна быть четкой. Продолжайте!

– Но в пустом городе они их вспугнут или потеряют, – неожиданно произнес Рамиро Фернандес.

– Рамиро, ты ли это говоришь? «Додж» осматривали наши специалисты. За ним следуют по новой системе, боковыми улицами и при помощи карты, по которой он движется у них на экране. Ему не уйти. Как только остановится, к ним подъедет патрульная полицейская – это в порядке вещей в ночное время. Капитан Рамос! – Родригес обратился к одному из своих подчиненных. – Думай: куда они поедут?

– Полагаю, в Пинар-дель-Рио, полковник.

– Почему не в Батабано?

– Вряд ли. От Гаваны час езды. Первый паром на остров Молодежи отходит в шесть. Им никакого резона нет болтаться у пристани целый час.

– Так! Поглядим. Осталось недолго ждать. Тем временем «додж» лихо вылетел на авениду Менокаля, свернул по улице «Карлос III» и затем по улице «G» до Двадцать третьей… Там на углу его ждали Москон и доктор с ружьями в чехлах и сумками. Не успел Рафаэль открыть багажник, как к ним приблизилась патрульная машина.

– Кто рано встает, тот много успевает. Охотничьи билеты не забыли? – спросил боец в форме полицейского, сидевший рядом с водителем. – Удачи вам! Счастливого пути!

На лицах всех троих «охотников» появилась радость, но в ту же самую секунду сверху, по Двадцать третьей, к ним подъехал «овощной» пикап.

– Что нибудь случилось? Нужна помощь? – Получив отрицательный ответ, водитель пикапа нажал на газ.

«Охотники» расселись, и «додж» помчался в сторону Центрального шоссе.

– Теперь по машинам! – сказал полковник Родригес. – Нет сомнений, они направляются в Пинар-дель-Рио. Скорее всего в зону новых плантаций, заложенных революцией. Впереди три часа пути. Майор Павон и капитан Рамос, вы остаетесь, затем на вертолете опередите нас. Как прилетите, введете в курс дела руководство провинциального управления. Встречаемся в Пинар-дель-Рио, сразу за мостом. Вертолеты, автомашины, группы спецслужб, два взвода на грузовиках, весь состав провинциального управления должны быть задействованы. Оба просмотрите видеопленку и покажите своим, кто остается. Установите, кто из двоих доктор, где живет. Должно быть, в пределах квартала, между Двадцать третьей, «G», Двадцать первой и «Н». Соберите данные о его «госте». Ознакомьтесь с жильем доктора. Ему все равно сюда возвращаться с нами – надо в его присутствии составить протокол обыска и изъятия компрометирующих материалов. Будем брать их, как только выйдут из машины и начнут выпускать тлю. Вы, капитан Рамос, как прилетите в Пинар, проследите, чтоб к каждому руководителю студенческой бригады прикрепили радиста. Их связь на моей частоте. Поскольку «охотники» вооружены, необходимо детей в обязательном порядке вывести из зоны действия диверсантов, как только они остановят машину. Все! Да, Павон, немедленно прикажи машине Пять с аппаратурой обойти объект, выскочить вперед, подготовить и хорошенько проинструктировать местную группу наблюдения. Рамиро Фернандес, до Пинар-дель-Рио ты в моей машине. На «рамблере» едут лейтенант Матос с бойцом-радистом. Отправляемся! Да, майор, предупреди отделения по маршруту следования «доджа». Пусть обеспечат «зеленый свет», а нам докладывают по рации. Желаю всем успеха!

Когда «додж», проследовав Пинар-дель-Рио, остановился только затем, чтобы заправиться бензином, всем стало ясно, что диверсанты на сей раз наметили нанести удар по цитрусовым «Плана Второе Декабря». Плантации на довольно значительной площади были заложены недавно, только набирали силу, и нежная молодая поросль могла быть превосходным кормом иностранной тле. «План Второе Декабря» получил свое название в честь дня высадки на Кубе Фиделя Кастро в 1956 году и начала вооруженной борьбы с тиранией Батисты.

На трассе в шестьдесят два километра до городка Гуане «додж» обошла «тойота» капитана Рамоса, уже с местным номерным знаком. Капитан и сопровождавшие его оперативник и два бойца были одеты в штатское. Капитан держал связь по рации с машинами наблюдения и двигавшимся несколько на расстоянии «фордом» Первого. Главные силы захвата следовали за «фордом». Два вертолета уже приземлились в районе Гуане. Однако опережать «додж» другим машинам было рискованно – любое неосторожное действие могло вызвать подозрение и сорвать дело.

«Додж» свернул с Центрального шоссе на Гуане. По обе стороны дороги потянулись бесконечные апельсиновые плантации. Из Гуане «охотники» направились по дороге на Мантуа, и тут же полковник Родригес отдал приказ:

– Я – Первый! Я – Первый! Всем – особое внимание. В любую минуту они могут начать.

Как только все машины доложили о готовности, в динамике послышался взволнованный голос:

– Я – Пятый! Я – Пятый! Объект применил технику безопасности. Заговорил транзисторный приемник, затем появился фон. Машину веду по-прежнему. Намерения объекта уже не контролирую.

– Пятый! Сейчас к вам пристроится мотоциклист. Он – Пятнадцатый! Используйте по усмотрению.

Родригес распорядился с грузового ЗИЛа снять мотоцикл, и парень в соломенной шляпе и с микрофоном под рубахой ушел к машине Пятого,

Впереди показались дома селения Хуан-Гомес, и Пятый сообщил:

– Объект встал! Жду указаний!

– Я – Первый! Пятнадцатый, обходи! Всем ждать его информацию. Далеко не отрывайся. Через минуту послышалось:

– Я – Пятнадцатый! Полетел передний левый баллон. Прижались к обочине. Похоже, собираются менять. Имею возможность на расстоянии трехсот метров визуально вести наблюдение.

– Я – Первый! Продолжайте, Пятнадцатый!

– Я – Пятнадцатый! Меняют баллон. Все трое возятся у машины.

– Пятнадцатый, я – Первый! Как тронутся, укрой мотоцикл, пропусти их и пристраивайся к Пятому.

– Вас понял!

Полковник Родригес закурил, вытянул ноги и спросил;

– Сегодня какое число?

– Тринадцатое, компаньеро полковник, – ответил кто-то сидевший сзади.

– Вроде бы мое, везучее…

И немедленно, как бы продолжая рассуждения полковника, в динамике прозвучали уже тревожные слова:

– Первый, я – Пятый! Прерван радиоконтакт с объектом. Микрофон находился у него в багажнике.

– Карахо! – ругнулся Родригес. – Тебя понял, Пятый. Пятнадцатый, доложи!

– Я – Пятнадцатый! Объект начинает движение.

– Пятнадцатый, вперед! Ближе к Третьему. Третий – капитан Рамос на «тойоте». Оба проследуйте Хуан-Гомес. Пятнадцатый – на три, Третий – на шесть километров. Остановитесь и ждите объекта! Пятый, выдвигайся до визуального контакта. Меняйся местами с Седьмым. Осталось всего ничего! Вперед! – Полковник Родригес щелчком швырнул далеко за обочину начатую сигарету.

Пятнадцатый, а затем и Третий доложили, что «додж» проехал дальше.

– Пятый, что там?

– Объект за поворотом. Не вижу!

– Пятый, вперед до Ато-Гуанес!

Еще через минуту в динамике – наконец! – прозвучало долгожданное:

– Я – Пятый! Объект выгружает ружья. Ухожу на Ато-Гуанес.

– Внимание, внимание! Я – Первый! Всем радистам руководителей ученических бригад района Хуан-Гомес – Ато-Гуанес немедленно отвести детей в глубь плантаций, подальше от дороги, до особого распоряжения. Я – Первый! Всем радистам руководителей студенческих бригад… – Полковник Родригес повторил приказание. – Остальным выждать четверть часа и по моей команде исполнять план захвата!

Руководитель бригады учащихся средней школы из Мантуи, получив приказ, послал семиклассника за девочками, собиравшими поодаль сушняк. Они бежали по плантации к палатке руководителя, когда на шоссе показались автомашины и из них начали выскакивать вооруженные люди,

– Назад! Карахо! Назад! К машине! – прокричал Москон, отбросил в сторону «капустную сигару» и стремглав помчался к «доджу». Рафаэль пулей ринулся за ним.

Доктор, который ушел от своих спутников чуть дальше, понял, что ему не настичь машины – наперерез двигались бойцы. Тут доктор и увидел школьниц. Он отшвырнул ружье, кинулся к опешившим девочкам, вцепился в волосы той, что была поменьше, выхватил из кармана браунинг и закричал:

– Не подходите! Еще шаг – и я ее убью! Майор Павон, видевший эту сцену, – он с лейтенантом Матосом и бойцом должен был перекрыть отход «охотников» к «доджу», – остановился, не доезжая, выскочил и с криком: «Не смей, мерзавец!» – помчался к доктору. Тот выстрелил в Павона – раз, другой.

– Не подходите! Я убью ее! Вон! Вон! Убью ее! – Доктор уже вопил в истерике, а майор Павон тряс головой и утирал кровь, обильно струившуюся по лицу за ворот рубахи.

Из мегафона со стороны дороги донесся спокойный голос полковника Родригеса:

– Доктор Армас, мы сохраним вам жизнь. Честное слово, вам будет дарована жизнь. Бросьте оружие!

– Нет! Вон отсюда! Ни шагу. Я убью ее! – надсаживался доктор, приставив браунинг к шее девочки.

– И убьет! – произнес Павон. – Остались считанные секунды. Матос, ты стрелок. В голову – и наверняка!

Лейтенант взял у бойца винтовку М-1, положил ствол на сук дерева, прицелился, и тогда майор, сунув два пальца в рот, залихватски свистнул.

Доктор, тащивший девочку прочь от дороги, оглянулся. Раздался выстрел. Пуля срезала верхнюю часть черепа вместе с красной, в белую полоску, кепкой игрока в бейсбол. Доктор успел выстрелить, но в девочку не попал. Она, как только доктор, вскинув руки, осел, сама повалилась на колени. К ней уже бежали люди, Рамиро впереди всех.

– Молодец, Матос! – произнес Павон и повернулся в сторону «доджа», но того уже не было на прежнем месте. – В машину!

Москон и Рафаэль воспользовались секундами замешательства. «Додж» рванул с места, и за небольшим поворотом Москон приказал съехать на плантацию, на еле заметную, проложенную специальными машинами колею. Он указывал Рафаэлю путь, словно знал эти места, как свои пять пальцев. Примерно через километр они еще раз свернули на такую же колею, тянувшуюся, должно быть, параллельно основной дороге,

– Осторожно! Сломаешь ось! Да и не поднимай столько пыли, дурень! Видно издали! – Москон сплюнул в окно, пустил непристойную тираду.

Рафаэль молчал.

– Теперь лишь бы вывел бог на проселок – он впереди. – Москон осенил себя крестом.

Вскоре «додж» действительно выехал на грунтовую дорогу, идущую от Хуан-Гомеса до Сан-Хулиана, расположенного на Центральном шоссе.

– Им через Гуане не опередить нас.

Только Москон произнес эти слова, как оба они увидели впереди ГАЗ-69, а рядом с ним двух бойцов с автоматами. Один из них поднял руку.

– Тормози! Подъезжай медленно вплотную. Спокойно! – тихо приказал Москон и запустил руку в боковой карман спортивной куртки, передвинул кнопки на шариковой ручке, – Я выйду к ним. Спокойно, Фело!

Когда «додж» остановился, Москон с приветствием «Салюд, компаньерос!», как ни в чем не бывало, вышел, аккуратно закрыл за собой заднюю дверцу.

– Куда спешите? Здесь путь закрыт. Документы! – сказал первый боец и шагнул к Москону.

– Да мы тут рядом, из «Плана Второе Декабря», – ответил Москон, извлек из кармана многоцветную ручку – казалось, она мешала ему доставать документы. – Вот карточка с работы, а вот и охотничий билет.

Едва боец протянул руку, Москон нажал на кнопку. Второй боец не понял, что произошло, невольно сделал шаг в сторону товарища, который зашатался и стал падать. Москон выкинул руку вперед, и боец не успел развернуть автомат. Смертоносный шарик угодил ему прямо в лоб.

Москон взял свои документы, подобрал оба автомата, сел рядом с Рафаэлем.

– Ну, Фело! Теперь все в твоих руках. Бог богом, а я хочу поглядеть на тебя. По всему видно, они ищут нас и проскочили Хуан-Гомес по шоссе. Нам следует опередить их и первыми быть в Исабель-Рубио, а там в двух шагах и железнодорожная станция Мендоса. Жми! Нам бы добраться до Сан-Хулиана. Еще километров шесть. Дуй!

Но только они выехали на Центральное шоссе перед Сан-Хулианом, как над ними пронесся вертолет.

– Проскакивай, а в Исабель-Рубио бросим машину. Деньги захватил? Все оставляем здесь. Хочешь, и пистолет, так будет спокойней, – быстро говорил Москон. – А впрочем, как знаешь.

Однако перед селением Исабель-Рубио они увидели скопление машин и полицейский патруль с мигалкой. Их издали просили остановиться.

Москон оглянулся – от Сан-Хулиана вытягивались в цепочку один за другим три легковых автомобиля и грузовой ЗИЛ с бойцами.

– Рафаэль! – позвал Москон, но механик молчал. – Рафаэль, ты что, сдурел? Ну!

Рафаэль Мартинес, похожий и по цвету лица и по всему своему виду на мокрицу, всю жизнь прожившую без капли света, вел машину, как начинающий шофер. Она вихляла.

– Рафаэль, карахо! – ругнулся Москон. – Мы проиграли. Но им дорого обойдутся наши жизни. Врезайся в них, открывай огонь до последнего!

Машина начала набирать скорость, однако в полусотне метров от кордона под колесами «доджа» взорвалась радиомина. «Додж» тряхнуло, и он съехал в кювет. Москон, теряя сознание – он ударился головой о крышу, – успел, до того как подбежали бойцы, вынуть из пачки «Висанта» одну из боковых сигарет и размолоть зубами мундштук.

После осмотра машины и найденных в ней трупов полковник Родригес произнес:

– А жаль! Не такой исход мы им готовили. Механик Рафаэль Мартинес погиб от разрыва сердца, а тот, кто пришел к нам с мечом, отравил сам себя.

Рамиро Фернандес ухватил пальцами прядь волос убитого, повернул к себе уже начинавшее синеть лицо, вгляделся.

– Никак, это Москон? Это Москон, полковник Родригес, опасный тип, счастливчик. Долгие годы ходил в звании «premium»[76]76
  At a premium – очень модный, в большом почете (англ.).


[Закрыть] ЦРУ. Да, это он.

– Доходился! Поехали, – не очень весело сказал Родригес. – А вы, капитан Рамос, найдите их «средство безопасности» – скорее всего это приставка к радиоприемнику, проследите за оформлением документов, помогите товарищам из местного полицейского управления. Начните с судебно-медицинского эксперта. Добейтесь, чтобы тайна сегодняшнего инцидента не разглашалась. А ты, майор Павон, давай-ка поскорее на ближайший медпункт. Сообщи о себе и жди нас. Мы с Фернандесом проедем к месту происшествия.

Из стереодинамиков, скрытых за шелковыми шторами, нежно и тихо лилась музыка Рея Кониффа. Мистер Браун, откинувшись на спинку и вытянув ноги, сидел в кресле Академика Майкла и крохотной пилкой приводил в порядок ногти. На столе перед ним стояла чашечка уже остывшего кофе и рюмка сухого ликера «Кюрасао».

Академик Майкл говорил у двери кабинета с шефом одного из секторов лаборатории на языке, малопонятном мистеру Брауну.

Как только они остались вдвоем, ответственный деятель ЦРУ бросил пилку – звук от удара металла о полированную поверхность вторгся в мелодию Кониффа, – посмотрел на ногти и произнес тираду, словно был на сцене:

– Я тщательно изучил донесение Роландо. Его люди побывали в Хагуэе-Гранде. Полный порядок! Как мы и хотели, нас там ждали. Другой опытный агент – он был послан как инспектор, как наблюдатель со стороны – своими глазами видел подорванную на мине автомашину и Москона, покончившего с собой. Все это хорошо! Но не мог же экспедитор по продаже мясо-молочных продуктов, ускользнувший от расплаты по вашей милости, раскрыть им смысл нашей акции в таких деталях. В близких нам кругах в Майами имеется их человек, а возможно, и не один!

– Ну так, Генри, это как раз то, что и требовалось доказать. Мы же допускали эту возможность. Более того, она нам была необходима. Кто знает, как вся операция «Биран» начала бы разворачиваться без этого успеха? Ваш Москон! Его все равно надо было списывать. Он оказался своего рода scapegoat,[77]77
  scapegoat – козел отпущения (англ.).


[Закрыть] или, точнее, сделавшей свое дело fool duck.[78]78
  fool duck – подсадная утка (англ.)


[Закрыть] Меня удивляют, Генри, твои сомнения.

– Да, но почему мы не знаем точно, кто они и до каких границ распространяется их доступ к информации?

– За тебя, за себя и за тех, кто в курсе главного, я ручаюсь головой! – Майкл покраснел, почувствовал это и подумал: «Ради бизнеса я загоняю совесть в дальний угол души… К черту совесть! – Но тут же возразил сам себе: – Талант ученого загублен. Кто ты, Майкл? Где твой научный авторитет?»

– Стоп! Стоп! Спокойно, Майкл, а то придется посылать за адельфаном к Кудеснику. Хотя, как я понимаю, у него кровь играет оттого, что мы медлим.

– И да и нет! Он просто был хорошо воспитан с детства, – насмешливо сказал Академик Майкл. – Воспитание же предусматривает уступчивость, вежливость – прерогативы интеллигента. Интеллигентность слаба в борьбе с подлостью, хамством, грубой силой. Вот он однажды и взбунтовался против привычной ему жизни. Занял стойку в обороне. Но он сильный, и поэтому оборона его опасна. В этот момент я встретил его, понял, взял к себе и… направил всю энергию бунта против… кастровцев.

– Мы отвлеклись от главного, Майк! «Нулевой» вариант предполагалось разыгрывать до середины октября. Во всяком случае, коммунисты должны были им заниматься, бросив на это все силы. А они справились в три дня. Потери минимальные. Наши, пожалуй, значительнее. Слава богу, в руки им не попало ни одного живого свидетеля. Но на сегодня мы в проигрыше.

– Ха! Ха! Это просто смешно! Сколько бы мы ни расходовали зелененьких, нам не дотянуть до миллиона. А «Биран» обойдется им в миллиард золотом! Только в первые шесть месяцев. А чтобы залечить раны, восстановить подорванное здоровье, им потребуется еще не менее двух лет.

– Рахвастался, однако! Съешь лучше конфетку и ответь мне на вопросы. Что мы будем делать до начала сафры? Целых два месяца. И что я стану докладывать наверху?

– С удовольствием! Слопаю одну конфетку и вторую за ответы, которые я тебе сейчас нарисую без особого труда. – Академик Майкл откинул крышку коробки датского шоколада Антона Берга – редкое угощение в США – и выбрал две конфеты. – Дай мне неделю, нет – две и готовь своих в Ориенте. Мы напугаем Кастро и займем как следует его людей «диатраеей сакхаралис» – тростниковой огневкой. Будь уверен, долго придется им штаны подтягивать. Забудут все на свете. А ноябрь наступит – и мы скажем свое главное слово.

– Красиво! Ущипни себя, Майк, не сон ли видишь. Ты давно не покидал кабинета. А на Кубе за три дня справились с опасностью!

– А ты, Генри, напоминаешь мне сварливую жену, у которой муж добряк. Наконец она вывела его из терпения и тут же принялась каяться. Я не вижу причин для твоих волнений. Все идет, как надо!

– Нет, что ни говори, там выросли, возмужали. Не ты ли утверждал, будто «тристеса» чрезвычайно опасна?

– Конечно! Проморгай они с месяц, и вирус достиг бы питомников, саженцев и привоя… Деревья росли бы два, три года, ну, а насчет плодов – фигура из трех пальцев. И к восьмидесятому году остался бы кубинский архипелаг без цитрусовых.

– Пока мы преследуем другую цель. Перестань философствовать. Вернемся к конкретному делу.

– Дорого оно не обойдется. Да что это за вирус, которым ты заразил меня? Мы только и говорим о деньгах! Во сколько бы это ни обошлось – успокойся, будет стоить мало, – мы запустим им гусениц. Пусть ловят их, а тем временем… Генри, друг, конь дрожит в нетерпении. Но не ранее ноября. Дожди нужны, и роса, и начало сафры. Пусть они заведут машину. Пусть поставят задачу: девять, восемь или семь миллионов! Собирать же им будет нечего…

– Дай бог! Но, Майк, я всецело полагаюсь на твой опыт. Совершенно необходимо, чтобы они там были заняты и думали, что это и есть наш настоящий удар.

– Ставлю на карту дружбу с тобой, Генри! Я ее ценю больше, чем ты, и не рискую! Потратиться придется только на людей, которым надо будет высадиться в Ориенте. Не вздумай скупиться, и желающие найдутся – успевай отбирать. Тем более речь идет не о той высадке, за которой последует революция. Тихое дело. Ночью спрыгнули с лодочки, ушли в горы или по деревням, рассыпали по полям из мешочков яйца, почти микроскопические, невидимые, и все в порядке!

– Говори понятнее.

– Мы давно работали над огневкой, по другому заданию, для другой страны. Яиц ее у нас достаточно! За неделю еще соберем. Отлежатся в инкубаторах, и за десять – семь дней до появления гусениц разбросаем по полям Ориенте. Нужна неделя, затем еще две в инкубаторах и еще одна. Сегодня восемнадцатое. Вот и получится, что в последних числах октября и начале ноября они там будут заняты до предела, ломая голову, как уничтожить огневку. Готовь человек пять-шесть. Продумай их высадку, а я обеспечу материалом.

– Это выход, Майк! Я вдруг поверил тебе. Сейчас доложу, а вечером встретимся на углу Флаглер и Двадцать второй авеню, в твоем любимом «Ранчо Луна». После… после поедем к той подающей надежды солистке. – Мистер Браун зажмурился.

– Генри, здесь я тебя должен огорчить. Она уволилась и, как утверждает мой шеф охраны, уехала из Майами.

– Скажи, пожалуйста! Какой милый протест против злодейства гангстеров.

Академик Майкл отвел глаза, а мистер Браун взялся за трубку белого аппарата, откуда сразу же послышался голос телефонистки.

– Оперативного дежурного!

– О'кей, сэр!

– Хелло! Говорит Шестнадцатый из Майами. Соедините меня с Третьим! – Мистер Браун прикрыл трубку рукой. – Только бы оказался на месте. Надо немного разрядиться, поехать до ужина на пляж… Хай, Бобби! Здесь ужасно жарко, но приятные новости. Мы провели «нулевой» вариант. Они там повозятся. Есть людские потери с нашей стороны, но не очень значительные. Важно, что дело сделано и никаких следов. Нет, нет! Какие газеты? Абсолютно нет оснований. Однако, исходя из возможностей нашей лаборатории здесь – ее шеф знает свое дело – мы через месяц проведем еще одну отвлекающую акцию. Главное? Готово и ждет выстрела стартового пистолета. О новой затее сообщу телеграммой. Да? Ты полагаешь? Надо лететь? Тогда через неделю, Бобби. Запущу, отлажу все детали и прилечу доложить. У меня все. Хорошо. Всем привет и передай, что стараюсь, О'кей!

Рамиро шлепнул своего друга ладонью по голой спине и помчался, минуя цементные дорожки, прямо по траве к бассейну. Они с Педро решили искупаться и позагорать перед обедом.

– Ну, ты чего? – Рамиро вынырнул и не увидел Педро рядом. – Что происходит?

Родригес ускорил шаг и впервые поймал себя на мысли, что не погнался за Рамиро, поскольку «положение обязывает». Чертыхнулся в сердцах и побежал,

Наплававшись вдоволь, они улеглись на лежаки, покрытые циновками.

– Не знаю, как наши жены, Педро, но я очень доволен нынешней прогулкой. Мне всегда казалось, что здешние места в отличие от буйных восточных районов созданы разумным существом – очень аккуратным, любящим детей и не лишенным эстетических чувств, – произнес Рамиро.

– Ас самолета эти места напоминают игрушечную страну, особенно вереница слонов-моготес,[79]79
  Характерные куполообразные вершины, типичные для горного массива провинции Пинар дель Рио.


[Закрыть] – заметил Педро. – Ты заговорил об этом, а я подумал о падре Селестино.

– Где он? Я давно о нем ничего не слышал.

– До отъезда на учебу я еще какое-то время не терял его из виду. Мне было жаль его. Он ушел в себя, конфликтовал, менял приходы. Похоже, не понял и не принял революции. Постарел. Жил в Санкти-Спиритус, а теперь подался куда-то на самый край острова. Он всегда к тебе особенно благоволил.

– Мне хотелось бы свидеться с ним. Не поверишь, а сегодня, когда мы были у водопада, меня охватило странное волнение, радость, и я вспомнил падре Селестино.

– Падающая вода на природе, как и пламя костра, как и волны прибоя, – это всегда красиво…

– А вот пики, острые вершины и гребни Панаде-Гуахайбон действовали на нервы. Из-за недоступности, должно быть.

Педро Родригес и Рамиро Фернандес проводили отпуск вместе с женами в Сороа.

Известный за пределами Кубы горный туристский центр Сороа славился своим живописным водопадом на реке Манантиалес, орхидеями дендрария, «Мирадором» – смотровой площадкой в горах, с которой открывался изумительный ландшафт западной Кубы, – и магниевым целебным источником.

– А иностранным туристам здесь все нравится, – произнес Педро Родригес и задумался.

– Вот штука! – изрек Рамиро после недолгого молчания. – Педро, я совсем недавно узнал, что туризм происходит от латинского tornus – движение по кругу, туда и обратно.

– Ага! Я никогда тебе не говорил, а с детства моей самой заветной мечтой было…

– Не стать чемпионом мира по шахматам.

– Брось шутить! – Педро перевернулся на спину. – Хотя верно, и ты помнишь, Хосе Рауль Капабланка[80]80
  Хосе Рауль Капабланка-и-Гнаутера – кубинский шахматист, чемпион мира с 1921 по 1927 годы.


[Закрыть] не раз говорил, что, если бы я серьезно занялся шахматами, то…

– Стал бы большим политиком! Об этом ты мечтал в детстве. – Рамиро тоже лег на спину, нежась под лучами еще жаркого октябрьского солнца.

– Нет, «Гуахиро»! Я с детства – и, клянусь, до сих пор – мечтаю о кругосветном путешествии. Но работа…

– Вот это да!

– Ты никогда не задумывался, Рамиро, над тем, что великие мореплаватели, географы и путешественники всё на земле пооткрывали до тебя? Человеку же – и это его отличает от обезьяны – необходимо чувствовать себя пионером… Узнавать неведомое.

– Согласен, Педро, загадочность неизвестного манит.

– А ты размышлял когда-либо над тем, сколь загадочны мы сами? К примеру, – Педро сел, чтобы поправить съехавшую циновку, – отчего ты, настоящий правша, гладишь или берешь тряпку, чтобы смахнуть сор со стола (я не раз замечал), левой рукой? Или почему твой самый любимый напиток – ликер «драмбуйе»?

– Верно! Вот на днях меня буквально потрясла одна научная статья об иммунитете. Какое дивное свойство организма! Я никогда не знал, сколько всяких болезнетворных, чрезвычайно опасных для нашей жизни микроорганизмов постоянно атакует нас… Ты чего? Что с тобой? – Рамиро открыл глаза и обеспокоенно посмотрел на друга. – Ты меня не слушаешь?

– Сколько нам осталось отдыхать, Рамиро?

– Восемь дней!

– Вам троим, но не мне. К нам спешит начальник отделения в Канделарии. По походке вижу, был звонок из Гаваны.

– А может, генерала присвоили.

– Он бы не шел, а летел. Нет, «Гуахиро», мне надо собираться. Там что-то стряслось. Где наши жены?

– Принимают ванны у источника. – Рамиро приподнялся на локтях и увидел двух военных, которые быстро шли к бассейну.

Педро Родригес не ошибся: его просили быть у телефона директора туристского центра в шестнадцать ноль-ноль.

Прочитав донесения Хоты-9 и Р-16, в которых говорилось об опасности новой диверсии ЦРУ, направленной теперь против сахарного тростника, полковник Родригес предложил начальнику Управления санэпидемслужбы агроному Флавио Баррето созвать у себя совещание. К назначенному часу в кабинет Баррето явились ведущий энтомолог страны, начальник Госстанции защиты растений Роберто Веласкес, руководитель и ответственные работники Института сахарного тростника Академии наук Кубы.