Текст книги "'Эль Гуахиро' - шахматист (книга 1)"

Автор книги: Юрий Папоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

1 "Альфа-66" – активная контрреволюционная организация, которую возглавляет Андрес Насарио Сархен – один из главарей кубинских "гусанос", обосновавшихся в США, организатор целого ряда враждебных акций против Кубы.

– На Кубе сколько раз бывали? – прервал следователь, видя, что Фернандес несколько отклонился от основного разговора.

– Было дело....

– Расскажите об этом.

– В конце августа 1969 года ко мне – я жил в Майами в отеле "Корал-Гейблс" – зашел Тико Эррера, мой знакомый, с которым мы часто играли на скачках и во фронтоне2. Эррера не был членом "Альфы", он действовал от ЦРУ самостоятельно. Про него говорили, что четыре раза ходил на остров. У меня в номере потолковали о том о сем, и он пригласил пообедать в "Бискейн". Там к нам подсел один босс. Тико перед ним держался, как мышь. А тот даже не подумал и представиться. Тико все расхваливал меня и твердил, что я могу справиться с любым делом. Через три дня Тико заехал за мной и велел собирать вещи. "Ни о чем не беспокойся. Везде, и в "Альфа", все улажено, чико"1, – сказал он и переселил меня на финку "Бискейн-Лайф" в Помпано-Бич. Там мне пришлось прочесть все кубинские газеты за последние полгода, назубок выучить план района Мирамар города Гаваны и до одури насмотреться разных профессиональных и любительских фильмов про жизнь на Кубе. Да плюс еще каждый день тренировали в плавании с маской и трубкой, обучили охоте на рыб, набили знаниями по ихтиологии. Вот, например, я знал в мельчайших деталях, как на Кубе, у острова Пинос, проходило VII лично-командное первенство мира по подводной охоте. Так было. А в первый день сентября мы вышли в море с Тико и тем же малоразговорчивым боссом. Фамилии и имени его я так и не узнал. Тико обращался к нему только почтительно: "Сеньор". Капитану катера и двум матросам – незнакомым мне кубинцам – не приходилось говорить, что делать, и они тоже молчали...

2 Место, где профессионалы играют в хайалай, народную игру басков в мяч.

1 Чико (исп.) – мальчик, парень. На Кубе употребляется как дружеское обращение.

– Потом... – следователь поднял руку над столом и попытался поймать летевшего мимо комара, – потом, когда получите бумагу, опишите его внешность. Так, и что же было в море?

– В открытом море с кормы забросили ласки с с пустыми крючками: создавали видимость, что на катере любители-рыболовы. А в каюте мне сообщили задание. Суть его заключалась в том, чтобы я тайно высадился на кубинском берегу у Варадеро, добрался бы до Гаваны, там встретился с действующим агентом – мексиканским дипломатом. Мне предстояло получить у него секретные, особой важности документы и, опять же через "голубую" границу, возвратиться с ними на катер...

– Фамилия мексиканского дипломата? – Следователь жестом предложил Рамиро взять сигару.

– Советник посольства Умберто Карильо.

– Так! Продолжайте!

– Да... значит... перед самым рассветом... – Рамиро покрутил взятую сигару и положил ее обратно. – Капитал катера увеличил скорость. Мы стали быстро приближаться к берегу. Примерно милях в пяти на воду сбросили легкую двухместную лодочку с мощным двигателем. Он не производил характерного для бензинового мотора треска, а только ровно гудел на низких тонах. Я уже был в полном снаряжении охотника: маска, трубка, ласты, подводное ружье, привязанное линем к поплавку, с которого свисал кукан для рыбы. Меня усадили на сиденье. За руль лодки сел капитан катера – кубинец. Имени его не знаю. В ответ на все мои вопросы – странный какой-то, мы же остались одни, – он лишь пожимал плечами и тыкал пальцем в сторону берега. Не глухонемой же он был. Когда заглушил двигатель, сразу сказал: "Отсюда мили полторы, не больше. Хоть ты и не боишься акул и у тебя есть порошок – гляди в оба! С этими тварями шутки плохи... Удачи тебе..." И этот туда же "удачи"...

...Рамиро, ни слова не сказав в ответ, кивнул капитану, натянул маску и, сунув в рот загубник, свалился за борт.

Море приняло его, обдав приятной свежестью. На несколько секунд загудел мотор, и тут же его звук смолк, растаяв в абсолютной тишине. Внизу была непроницаемая чернота бездны, полной неизвестности, а значит, и опасности. Рамиро содрогнулся. Поспешно раздавил капсулу в мешочке, висевшим у пояса. Мелькнула мысль: "А, все равно! Куда иначе деваться! Если нападут, так пусть лучше конец, чем искалечат".

Напряженно всматриваясь в темноту пучины, он обнаружил, что она живет, – там двигались тени, что-то поблескивало, светилось, даже, казалось, звучало. Но кто в этом мире друг, а кто враг?

Метрах в пятистах от берега Рамиро взял левее, ориентируясь на хорошо видную с моря – уже занималась заря – башню дома Дюпона1. И вскоре под собой Рамиро заметил светлое песчаное дно. Мимо проплыли двое в ластах и с ружьями. Ближе к берегу охотников оказалось больше. Теперь следовало смешаться с ними. Рамиро пристроился к одной из групп и сразу же подбил небольшого луира. Он поплавал еще часа два, нашел гнездо лангустов, подстрелил приличного морского окуня, а, когда на пляже появились люди, решительно направился к берегу.

1 Американский миллиардер Дюпон раньше владел кубинским полуостровом Икакос, где имел виллу и свой аэродром. В настоящее время особняк занят музеем.

Левее дома Дюпона, если глядеть на него с моря, среди острых коралловых обнажении приткнулся песчаный пляжик, обнесенный каменной террасой со ступеньками, ведущими в воду. Рамиро хорошо знал ее по многочисленным фотографиям. В правом углу, у верхней ступеньки, как и было условлено, лежали одежда и сумка. В брюках должны были находиться деньги и ключи от коттеджа. Удостоверение же личности на имя Луиса Гарсии, сотрудника Гаванского института океанологии Академии наук, было при нем в непромокаемом пакете.

Он обсох, огляделся. Пляж заполнялся медленно – был "диким", не приспособленным для отдыхающих. Рядом устроились две пары с детьми. Рамиро услышал славянскую речь и подумал: "Посмотрим, какие они, русские?" Утратил интерес к соседям, когда по словам "Прага", "Братислава", "Брно" определил, что перед ним чехи. Неподалеку, метрах в пятнадцати, расположились три молодых кубинца. По внешнему виду трудно было определить, что они собой представляют и чем занимаются. В Майами он принял бы их за официантов, возможно, продавцов второразрядного магазина. То, что они были чересчур веселы, невольно настораживало.

Рамиро собирал подводное снаряжение, когда заметил, что тот, кто постарше, не спускает с него взгляда. Следовало выяснить причину. Первое движение – встать, подойти к ним и заговорить, взять инициативу – Рамиро подавил. Ведь теперь он действовал не на территории США, защиты здесь искать было не у кого. Он поразмыслил и отправился прогуляться по пляжу. "Какого черта! Чего это ты так испугался? Спокойнее, Все только начинается. Тихо!" – приказал он себе и увидел, как тот, что наблюдал за ним, поднялся и подошел к его вещам. "Ну и что? Рассматривает улов". Рамиро хотел, чтобы это было так. "Как же! Улов-то лежит в стороне – он подошел к одежде. А я, болван, не знаю, сколько в штанах денег и от какого коттеджа ключ. Медлить нельзя!" – Рамиро быстрым шагом возвратился к вещам.

– Что случилось? Что-нибудь нужно? – спросил он, как казалось ему, с олимпийским спокойствием.

– О, извини, чико, во сколько обошлась пошлина? Ружье "чампион"! Совсем новенькое. Оттуда прислали?

"Я обязан, что ли, знать, что у них на острове не продаются американские "чампионы"? Какая досада!" – А вслух начал, чтобы выиграть время:

– Как видишь... новенькое... третий раз в море... тяжи отличные и... спусковой крючок железный... не срывается... и бой...

– Ну что? – спросил подошедший только что большеголовый парень.

– Обновляет! Всего третий раз в море. Понимаешь, наш Альберто, говоривший обратился к Рамиро, будто тот должен знать, кто такой Альберто, – муж сестры двоюродного брата, он говорил, что посылки с Севера не принимают. Выходит, он ничего не знает? – Рамиро показалось, что его собеседник как-то многозначительно взглянул на своего товарища.

– Может, спортивные принадлежности, спортинвентарь и разрешают, объявил свое мнение большеголовый. – Спорт – это важно для революции.

– При чем здесь спорт? Политика поважнее! Если не разрешают посылки, значит, ничего нельзя присылать. А вот ружье оттуда, совсем новенькое... Альберто ведь серьезный человек. Он говорил, что оттуда ничего не разрешают, а если что и приходит, то здесь Минсвязь конфискует. А ружье последняя модель...

Рамиро невольно приподнял верхнюю губу и с шумом втянул через зубы воздух – в характеристике, составленной руководством спецшколы, значилась эта его привычка как признак высшего нервного напряжения, – а в сознании пробежало: "Аве Мария Пурисима! И пяти минут не пробыл... Не успел и подышать всласть. Так вот они во всем! Великие, а такую мелочь... Теперь расхлебывай"...

– Ты где работаешь?

– В институте. – У Рамиро заломило зубы – удостоверение еще лежало в непромокаемом пакете в плавках.

– Каком это? – Тот, кто подошел первым, проверял действие предохранителя.

– Океанологии, – медленно процедил Рамиро.

– О!

Сердце Рамиро екнуло.

– Я тоже из Академии наук, – продолжал первый. – Работаю в секретариате президента, капитана Нуньеса Хименеса. Он сам заядлый рыбак и отличный охотник. Бывает часто за границей. Вот у кого набор ружей! Есть испанский воздушный комплект "Марес" – подарок Фиделя. Они и вместе иногда охотятся.

– Фидель любит бывать у нас в институте. – Рамиро почувствовал, что ноги вновь становятся осязаемыми. – К нам приходит разное иностранное оборудование. Ну и род нашей работы... Мы без ружей редко уходим под воду. Мало ли что?

– И тебе приходилось охотиться с Фиделем?

– Мне лично – нет, – Рамиро понимал, что затевается длинный разговор, – а вот мой приятель не раз выходил с ним в море. И в тот день, когда они приезжали сюда, на мыс Икакос. Ну, когда Фидель охотился с чемпионами мира Педро Гомесом, Хосе Рейесом и Эверто Гонсалесом. Вы слышали об этом?

– Мой сосед, Фико – он профессиональный ныряльщик, – тоже был с ними...

– И видел, как Фидель за целый день не уступил ни одному из чемпионов? – Рамиро вновь был доволен собой.

– Чико, что ты говоришь? Да если бы... Так ведь они могли стрелять до следующего утра. Фидель силен, как лошадь, сам понимаешь, и не хотел быть хуже. Они дважды поднимались на борт, и оказывалось, что у ребят на одну-две рыбины больше. Фидель говорил, что еще рано возвращаться, и все снова лезли в воду. Пока Рейес не сообразил и не подмигнул ребятам, и Фидель вышел вперед...

– Да чего ты мелешь? Фидель сам не отличный охотник, что ли? Ты видел, какие у него ружья? – Рамиро перехватывал инициативу в разговоре. – Ты, может, будешь настаивать?

– Нет, конечно... я хотел только сказать, что он азартен. А так... Ну что, он превосходный охотник. А этот "чампион" казенный?

– Нет! – Рамиро внутренне содрогнулся, словно черт дернул его за язык. – То... есть... Вообще-то оно мое, но было казенным...

– Ага! Ну, ладно. Ты извини, мы пойдем купаться. – И оба незнакомца отошли к своим вещам.

Рамиро стал собирать подводное снаряжение, складывать в лежавшую рядом объемистую сумку. Натянул на себя одежду и заметил, как большеголовый быстро поднялся и зашагал к дому Дюпона. "Час от часу не легче! Что у него – море в доме? Или пошел принимать ванну? Вот когда надо уходить!"

Рамиро подозвал к себе мальчишек, гонявших по пляжу, и, к их великой радости, раздал им свой улов. Прихватил ружье с поплавком и куканом в одну, а сумку в другую руку и зашагал прочь от пляжа.

– Послушай, чико, – услышал Рамиро, сделавший не более пяти шагов, слова того, кто так интересовался его ружьем. – Ты не очень спешишь? Погоди немного. Сейчас возвратится мой брат.

– Зачем? – И в ту самую секунду Рамиро увидел, как от площадки трехэтажного особняка Дюпона к пляжу торопится большеголовый, а рядом человек в форме "верде оливо"1, очень чем-то схожий с падре Селестино, священником ближайшего к финке "Делисиас" католического прихода. Огромный, с бычьей шеей, но маленькой головой и длинными руками, падре был смешной на вид, хотя добрый, особенно к ребятам. Любил играть в шахматы и, когда проигрывал – только ему и Педро, – злился и шептал какие-то слова. Педро утверждал – то была отборная площадная брань. Дон Селестино гордился тем, что лучше него никто не знал историю Греции и Рима и все древние, особенно византийские легенды. Он их шпарил прямо наизусть. И теперь, когда сердце у Рамиро ухнуло в брюхо, перед глазами замаячил дон Селестино в черной сутане. А навстречу Рамиро, преграждая путь, шел человек, который вот сейчас, еще минута, – и задержит его. "Черт возьми! Успеть бы вытащить удостоверение. Но как? Как это сделать у всех на глазах?"

1 Оливково-зеленая военная форма служащих всех родов вооруженных сил и Министерства внутренних дел Кубы.

Рамиро ощутил холодок – он возник где-то между лопаток и, неприятно обжигая, побежал вниз. И тут же ему почудилось, что он слышит падре Селестино. "Ибо, – был глас, – снова ты узришь меня, и я возвещу тебе грядущее и открою тайну спасения..." Явись мне, – говорил падре, – Господь, и возвести то, что обещал... возвестить... Помню, господи Иисусе Христе, как ты рек, что должно мне приять такие же, как Иову, испытания. Но теперь вижу, что мои страдания тяжелее его: у Иова ведь оставалась жена его, и друзья, и отеческая земля, услада для глаз. Я же лишен всего этого, нищ, сир, без отчизны, без крова, потерял друзей..."

Военный с пистолетом на боку и большеголовый приближались, а голос священника продолжал:

"Совсем не оставь меня, человеколюбец, призри на уста мои и на сердце мое, дай в терпении и благодарности прожить остаток дней и так обрести покой от множества моих утеснений, ибо ты благословен вовеки", – набатом отдавали в висках слова из легенды о мученичестве святого Евстафия.

"Океанолог" остановился. Бежать было некуда, да и как было бежать? Одна надежда на чудо, и он раздельно, от упадка сил, неуверенности, охватившей его помимо воли, тихо произнес:

– А что мне твой брат? Я его ни о чем не просил...

– Да он пошел за деньгами. Продай, я хочу купить твое ружье. Да вот и они идут!

– Нет! – вскричал Рамиро. – У тебя не все дома! Послушай, что за идея! Ты что придумал? – Рамиро искренне возмущался. – Тоже мне! Продай ему ружье, а я, с чем я буду охотиться? Да и не нужны мне твои деньги. Извини, я опаздываю на автобус. – И Рамиро, приветливо махнув рукой, стал неторопливо удаляться от пляжа в сторону, где должна быть автобусная остановка. "Черт его возьми! Вот напасть! Худо им, если увидят что новое, сразу бросаются, как на фортуну".

– Погодите, – остановил его большеголовый юноша.

– Я все сказал! Не продаю! – Рамиро обрел уверенность, а подошедший военный уже говорил:

– Норберто, таких денег у меня при себе нет! Если поедем в Варадеро, там я смогу достать...

– Чего уж теперь, раз ружье не продается.

А в ушах его звучало: "Да будет ему слава, честь, сила, величие и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь!" Слова эти как прилетели, так и отлетели куда-то в небытие, словно уносимые ветром, и Рамиро еле их различал. Все вытеснила одна мысль: удержать ноги, сделать так, чтобы они не торопились, чтобы против его сознания не заспешили.

Мозг, освободившись от обуявшего его минуту назад страха, работал четко: "Тщательно провериться. Спокойно! На Пятой улице поликлиника с черным ходом. У Центрального сквера общественный туалет с двумя выходами и сразу скамейки и люди, среди которых можно затеряться и оглядеть каждого, кто выйдет вслед за мной".

Только сев в автобус, Рамиро опустил руку в карман. Там лежали пятьдесят песо и ключ с картонной биркой, на которой стояло: "Е, № 318".

Добравшись до Варадеро, Рамиро около часа удостоверялся, нет ли за ним наблюдения. И только убедившись, что он "чист", выпил два стакана "гуарапо" – сока, тут же на глазах выдавливаемого из стеблей сахарного тростника. Утолив жажду, он улыбнулся самому себе и не спеша отправился искать улицу Е, выходившую на пляжи, и коттедж № 318.

В холле на журнальном столике, где стояла ваза с цветами, ему была оставлена записка: "Луис, располагайся и отдыхай. Меня срочно вызвали в Гавану. Скоро вернусь. Все, что тебе надо, найдешь на кухне и в чемоданах". Он поел и лег спать.

Проснулся Рамиро только под вечер, принял душ и вышел прогуляться. Сразу бросилось в глаза, что улицы, скверы и парки, кафе и бары полны народа. И не американские туристы разгуливали в Варадеро, как это было прежде, а простой, по всему видно, трудовой люд. Это было непонятно и раздражало.

"Зачем? Зачем так хлипко обманывать?" – подумал он. Те, кто рассказывал ему о жизни на Кубе совсем иначе, не могли не знать ее действительного лица. "Глупо! Это все равно, что строить дом на гнилых бревнах. Будет стоять до первого свежего ветерка. Вот так, во многом они недальновидны. Лишь бы достигнуть успеха. И представляют себя непревзойденными. Ну и ладно, это их дело". Рамиро подумал еще, что люди, зажившие на Кубе иной жизнью, и веселятся по-иному. Их радость не показная, она не бьет в глаза своей рассчитанной роскошью и вызывает, черт возьми, невольное уважение своей искренностью.

Утром следующего дня он сел в автобус, который по новой автостраде всего за два часа доставил его в Гавану. Времени у Рамиро было много, и, взяв такси, он поехал в район Мирамар. Мексиканский дипломат, которого он этой ночью должен был навестить, не ждал его прихода. Рамиро имел приказание явиться к нему вечером или ночью, когда тот возвратится после работы домой. Перед этим, однако, следовало изучить обстановку.

Столицу Рамиро нашел неузнаваемой. Внешний вид Гаваны во многом изменился к худшему. Поголовно все дома давно не крашены, большинство улиц нуждалось в ремонте, открыты были только некоторые из некогда шикарных магазинов, автопарк обветшал настолько, что иные машины катили по городу без окон и дверей. Системы кондиционирования воздуха в общественных помещениях, кино, ресторанах, частных домах, за самым малым исключением, повыходили из строя и бездействовали. С городе днем летали москиты, чего прежде, к великой гордости гаванцев, никогда на бывало.

"Здорово их поприжало... Но является ли это неоспоримым доказательством провала экономики Кастро? – спросил самого себя Рамиро и тут же ответил: – Скорее всего нет. Тут какая-то другая причина. С лиц людей не сходят улыбки, они жизнерадостны, стали заметно деловитее, спешат, при встречах то и дело говорят: "Извини, чико, у меня дела". Раньше такого не услышишь. Одеты бедновато, хотя не придают этому значения. Главное, заняты. Что-то же делают... и с настроением. Однако Гавана здорово обшарпана. Но мосты охраняются, и туннели, и входы в официальные учреждения – значит, им есть чего опасаться. Такие, как я, их беспокоят. Тем не менее парки ухожены и полны цветов. Причина не в том, что не хотят. Мешает другое и серьезное? Но... не антикастровское настроение. Куда там! Все наоборот. Ладно, поживем – увидим!"

Рамиро был у цели. Он отпустил такси, подошел к перекрестку и тут же отметил, что небольшой одноэтажный домик под красной черепичной крышей, выкрашенный когда-то в бежевый цвет, хорошо просматривался со многих сторон на довольно далеком расстоянии. "Интересно, как этот перекресток освещен ночью?" Только Рамиро подумал об этом, как к дому подлетел шикарный "паккард". Шофер еще не успел до конца открыть дверцу, а из машины выскочил элегантно одетый лысеющий мужчина и устремился в дом. Рамиро посмотрел на часы – без четверти двенадцать. Продолжая идти, он быстро оглянулся и успел заметить, как в окна ближайшего дома напротив поспешно задернулась занавеска.

"Пожалуй, надо постоять на той стороне. Из окна меня не видно. А если там пост наблюдения? Рядом может быть и другой... К черту! Нечего сразу себя запугивать", – рассуждал Рамиро, стараясь не оглядываться по сторонам.

Через десять минут в дверях дома показался лысеющий мужчина. За ним следом высокий, худощавый молодой человек с объемистыми портфелями – по одному в каждой руке. Он торопливо закрыл дверь на ключ и сел в машину. Все это могло иметь только одно объяснение: за хозяином дома заехал скорее всего сам посол – Рамиро мельком видел его фотографию. Но занавеска, занавеска?..

Вечером, с наступлением темноты Рамиро вновь появился у дома. Дважды прошел мимо подозрительного окна напротив, и его сердце тревожно сжалось. Окно было открыто, свет в комнате не горел, но в ней явно чувствовалось присутствие людей.

"О моем приезде в Гавану мексиканца не уведомляли по радио из-за соображений конспирации, – старался успокоить себя Рамиро. – Дождусь его возвращения. Если будет один, тогда позвоню... "Привет от Энрике"1. Затем скажу, что больше всего мне нравится мексиканская "Голубка", – в какой уж раз повторял про себя инструкцию Рамиро. – Если не подействует, нужно назвать номер "зелененькой". Проще бы, конечно, было предъявить вторую половину банкнота. Но раз не дали, их дело. Мое – проверить, правильно ли он пользуется шифровальной инструкцией и рацией. Ведь у него лучший портативный передатчик – РТ-48А. И все-таки половины его шифровок прочесть не могут. Не иначе, эта дипломатическая шляпа что-то напутала. Ладно, разберусь... Только вот ночевать у него не буду. Лучше взять документы – и сразу в Варадеро. Плевать я хотел на их инструкции". Задернутая занавеска днем и открытое окно темной комнаты вечером на давали покоя.

1 Этим именем подписывались все послания ЦРУ, передаваемые Умберто Карильо в шифрованном виде по радио.

Рамиро стоял, опершись спиной о дерево, и последними словами ругал загулявшегося дипломата, когда к дому напротив подъехала машина. Из нее вылезли двое, но в дом не вошли, а стали, подсвечивая себе ручными фонариками, что-то делать у входной двери. Стрелки на светящемся циферблате наручных часов показывали 1 час 40 минут ночи. Рамиро слегка взъерошил волосы, вытащил рубаху из брюк и, пошатываясь, направился к дому. По первым же словам, произнесенным в ответ на его вопрос: "Где здесь автобусная остановка?" – Рамиро понял, что неизвестные были мексиканцы. Занимались они опечатыванием двери особняка.

Едва Рамиро отошел, как из-за угла выскочила полицейская машина и резко затормозила у дома. Он четко расслышал слова полицейского: "Добрый вечер, сеньор консул".

Все кончено. Уходить! Скорее! А впереди ночь, которую предстояло провести на улицах спящего города, не привлекая к себе внимания. Он прошел пешком по Пятой авениде в район Ведадо. Там ходил часа три быстрым шагом спешащего домой человека, а потом поймал такси и попросил отвезти его на автостанцию.

Все обошлось, и с первым автобусом Рамиро отправился в Варадеро. Он вздохнул спокойно, лишь когда запер за собой дверь коттеджа. Принял душ. Есть не хотелось. Он прилег, чтобы хоть немного вздремнуть после ночных треволнений.

Как ни устал Рамиро за прошедшие сутки, слабый шелест в холле заставил его вскочить с постели. Выглянув из спальни, он увидел на полу у входной двери газету. Кто-то бросил ее в специальную щель для почты. Интуиция подсказала, что газета имела к нему какое-то отношение.

Действительно, на первой странице, в верхнем левом углу, было набрано жирными буквами: "Ответственный сотрудник посольства Мексики на Кубе на службе ЦРУ".

"Так! – подумал Рамиро Фернандес. – Пожелай дьявол или кто там еще привести меня в дом к этому Умберто на день раньше, и я сейчас бы... – От одной мысли, что бы с ним сталось, на лбу выступил холодный пот. Рамиро налил стакан воды. – Ничего, за мной слежки нет. Все-таки ЦРУ знает свое дело. Хорошо, что не предупредили мексиканца о моем приезде. Еще несколько часов – и можно будет считать, что все в порядке..."

В шесть вечера Рамиро был на пляже. Газету, подброшенную ему, он вложил в поплавок, который специально развинчивался для этой цели и в котором сейчас, по плану, должны были находиться секретные документы особой важности, означавшие для Рамиро хороший заработок. "А, черт с ним! Скорее в море!" – подумал он и поспешно разделся. На пляже оказалось достаточно купающихся, но в морс охотников не было. Рамиро вынужден был ждать и не заплывать далеко от берега. Томительно тянулось время, но вот солнце, пробившись сквозь далекие кучевые облака, коснулось морского горизонта, и небо озарилось причудливыми узорами, фантастически окрашенными во все цвета радуги. "Ни в Майами, нигде в другом месте мира нет таких закатов", – с откровенной тоской подумал Рамиро.

Когда стемнело настолько, что Рамиро уже с трудом различал песчаный пляж, он поплыл в открытое море, раздавив прежде висевшую у него на поясе капсулу с порошком против акул. Прикинув по времени, что отплыл от берега более чем на две мили, он вынул нож из ножен, закрепленных на правой голени, повернул рукоятку и вложил обратно в ножны. Дорого стоили ему эти минуты! Рамиро чувствовал, что хладнокровие оставляло его – в душу, в сердце, в каждую пору его тела проникал дикий ужас. Ему стало холодно.

Наконец где-то неподалеку послышался знакомый гул. Когда лодка подошла, Рамиро ослабел настолько, что без посторонней помощи не смог в нес забраться. Капитан протянул руку:

– Поплавок и нож.

И ни слова похвалы или одобрения.

– Что было в рукоятке ножа? – спросил следователь, внимательно слушавший рассказ Рамиро.

– Капитан ничего не сказал, но потом я узнал, что в рукоятке находился особой конструкции передатчик сигналов. Чтобы меня могли обнаружить в открытом море.

– Приходилось вам еще высаживаться на Кубе?

– Нет! То есть да! Конечно! Сейчас, когда я получил задачу на длительное оседание.

– Расскажите об этом поподробнее.

– К началу сентября семидесятого года я был полностью готов к делу. Проверял меня кубинец по имени Фернандо, но в присутствии американца. Как тот назвал себя, я сейчас не помню, но во время подготовки в Гватемале, перед Плайя-Хирон, его звали Сонни. Он тоже узнал меня и поэтому особенно не придирался. Из их вопросов и инструкций я убедился, что моей заброске придают большое значение. Мне предстояло на несколько лет забыть обо всем, что было раньше, закрепиться здесь, в городе, и постараться "выбиться в люди". Нет, нет, не в начальство. Просто стать своим человеком, завести связи. Позднее, видимо, меня собирались использовать для легализации засылаемой агентуры, так я думаю.

– Когда, говорите, это было? – Следователь стал перелистывать страницы лежавшего перед ним "дела".

– В середине сентября за мной в отель "Гранада" приехал сам Андрес Насарио Сархен, он тогда был генеральным секретарем "Альфы-66". Сархен угостил меня дорогим обедом, и под вечер мы отправились на ранее не известную мне виллу под Майами, между Исламорадой и Матекамбо. Там было много кубинцев, но со мной никто не разговаривал. В отдельной комнате находилось мое снаряжение: надувной жилет, ласты, маска, герметический мешок для документов и одежды, всякие мелочи. Даже гаванский автобусный билет не забыли...

– Какими документами вас снабдили? Какое было оружие? – перебил его следователь.

– Согласно легенде. В удостоверении говорилось, что я сотрудник Института океанологии Академии наук Кубы. Но это только на первое время. Постоянные документы – в том числе и удостоверение курсов техников – я забрал из тайника в городе Ольгин. Оружие? Я предпочитал в подобных делах его не иметь. Складной нож полезнее всего. Если уж дело доходит до оружия, – это провал.

– Хорошо! Давайте по порядку. Что затем произошло с вами?

– Ночью – часов около двух – мы погрузились на спортивный катер и вышли в открытое море.

– Кто сопровождал вас?

– На катере были Фернандо, Сонни, капитан и моторист – оба кубинцы, но я их не знал. Насарио Сархен пожелал мне счастливого пути и удачи. Вручил письмо, которое я должен был опустить в городе Ольгин. Гаванский адрес на конверте я не запомнил... Через сутки мы заправились на острове Кэт и к вечеру следующего дня подошли к островку Ки-Верде1. Там мы пересели на более вместительный катер...

1 Коралловый островок, сходит в группу острсгвов Хументос и принадлежит Великобритании.

– Под чьим флагом?

– Американским. На него погрузилась вооруженная группа. Их было девять человек. Им предстояло высадиться и заняться диверсиями – сорвать ремонт и переоборудование сахарных заводов провинции Ориенте. К трем часам утра 18 сентября катер, подняв кубинский флаг и ориентируясь по маяку Бока-де-Сама, подошел к берегу восточнее маяка километра на два. Я находился уже в полном снаряжении. Капитан застопорил мотор, и через специальный люк в днище я ушел в воду. Об этом, кроме двух моих сопровождающих, на катере никто не знал. Те девять в форме революционных вооруженных сил должны были высадиться на большой резиновой лодке западнее маяка. Их путь лежал в сторону города Банес. А я шел по дороге через Бариай на Ольгин. Расчет был на то, что если их засекут, завяжется перестрелка. Это меня надежно прикроет. Но у них высадка прошла удачно...

– Позднее мы их обнаружили.

– Я знаю... читал в газетах. Вы их захватили в районе Хигуани и Байре.

– Да! И захватили мы их после того, как они убили трех милисианос2 и ранили двух сотрудников Министерства внутренних дел. А ты прошел спокойно?

2 Бойцы народного ополчения Кубы.

– Не совсем... Но потом... все обошлось...

За три дня, в течение которых Рамиро, как сам считал, вел свой "последний на этом свете рассказ", он внутренне подготовился к суровому приговору. Но, странное дело, на душе было легко, словно бы кто-то снял с его плеч непосильную ношу.

– Да, "подвигов" у тебя, Рамиро Фернандес Гарсия, немало, – подытожил следователь. – Говоришь, во время высадки ранил бойца береговой охраны? Что ж, сотню долларов на твой счет в Майами за это наверняка перевели. Не жалеешь, что пропадут?

Рамиро опустил глаза:

– Теперь уж все равно! Моя "Голубка" спета...

– Ты так считаешь? Значит, примирился с мыслью о смерти?

– Все равно...

– Ну... какая же у тебя тогда последняя просьба перед смертью? серьезно спросил следователь.

Рамиро задумался и тут же оживился:

– У меня их три. Три просьбы! Можно?

– Ну, давай!

– Сообщите матери и брату, что я все честно рассказал и покаялся. Потом скажите, почему меня взяли. А перед концом дайте сыграть партию с одним шахматистом... Его нетрудно найти в кафе...

Быстрые глаза следователя чуть улыбнулись:

– Ишь, чего захотел, "Эль Гуахиро" 1 – шахматист! Такая, кажется, у тебя кличка в ЦРУ?

1 Гуахиро (исп.) – крестьянин.

– Откуда вы знаете?

– Не все ли тебе равно? Ты ведь сам считаешь, что с этого света списан. Окончательно! Так? Рамиро Фернандес понуро уставился в пол.