Текст книги "Мелодия души (СИ)"

Автор книги: Юрий Мушкетик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Что может связывать вместе знаменитую оперную певицу, для которой весь мир музыка, и глухого короля?

Кети

Кети

Мелодия души

МЕЛОДИЯ ДУШИ

Что может быть общего между оперной певицей, для которой весь мир – музыка и глухим королем?

Глава первая

Чистое контральто маэстрины Анджелы звучало в тот вечер бесподобно, отражаясь от покрытых изящной позолотой стен Оранской королевской оперы.

Зала Оранской оперы, построенной в первые годы правления Октавия Оранского, считалась красивейшим зданием континента. Вход туда был бесплатным, так как за представления платил сам король, однако для посещения требовался билет. Обычно эти билеты доставались студентами и семьям мелких служащих, как поощрение за хорошую учебу и работу.

Король появлялся в Опере один раз в год, на открытии сезона, сопровождая свою супругу, страстную любительницу музыки. В этот день все места достались принцам и принцессам королевской крови, членам дипломатического корпуса и прочим царедворцам. Все паучье племя интриганов из дворца было сегодня на виду.

Анджела взглянул на королевскую ложу, где сидела ее покровительница, благодаря которой она и оказался здесь, в Бриаре, и получала огромное даже по ее меркам жалование. Королева Амалия была явно очарована ее голосом. Она держала супруга за руку и вытирала слезы платочком.

Молодая маэстрина пел с чувством, зажигая ответный огонь в душах слушателей... Всех слушателей кроме одного – король оставался абсолютно равнодушен ко всем переливам красивого голоса.

Королю явно было скучно – об этом говорил пустой взгляд, направленный сквозь певца на декорации. Поразительно! Октавия Оранского превозносят как короля – философа, покровителя искусств, а он глух к музыке как последний плебей!

Анджела обожала музыку, и его раздражали люди, относящиеся снисходительно к лучшему из искусств.

Ее раздражала ничего не выражающая королевская улыбка и пустое лицо, контрастирующее с завороженным выражением на лице его жены.

Королева время от времени бросала взгляд на сидевшего неподалеку кавалера, и тот, почти не скрываясь, отвечал ей тем же. Король тоже взглянул на кавалера и быстро, но искренне улыбнулся. Кавалер в ответ что-то прошептал одними губами.

Король был занят чем угодно, но не музыкой.

Это окончательно лишило Анджелы доброго расположения духа. Так холодно ее не принимал еще ни один правитель. По опыту она знала, как много значит мнение властителя державы.

На антракт она удалилась в скверном настроении, стянула за сценой парик и бросила его на софу в гримерке.

– Никогда не видела более черствого человека, чем ваш обожаемый король! – в сердцах бросил он первой скрипке, оказавшемуся рядом. – Глух как тетерев.

– Ну ты и злюка, Анджела, – насмешливо ответила его партнер по сцене, роковой красавец Умберто. Греческий хитон шел ей необыкновенно – сегодня давали «Эвридику» Каччини. – Хотя, тут ты хватила лишку. Это слишком зло даже для тебя.

Анджела только хмыкнула. Ни венец, ни тиара не могли спасти от ее острого языка.

Она почувствовала, как в спину ей упирается тяжелый взгляд: на маэстрину смотрел давешний кавалер, с которым переглядывался король. Умберто, заметив его, отпрянул от Анджелs и испуганно произнес;

– Кажется, ты неосторожно нажилf себе врага, Анджи, – драматическим шепотом произнес он. – Это маркиз Ламетри, любовник королевы Амалии, и он страшно предан его величеству. Горло любому порвет.

– За что? – несколько ошарашенно ответил Анджела. – Я всего лишь говорю правду.

Умберто странно взглянул на нее, как будто Анджело совершил некий бестактный поступок.

– Король великий человек, – зло произнесла она. – И уж не тебе, злюка Анджела, его обсуждать!

А затем фыркнула и, высоко подняв голову, ушла. Анджела только пожала плечами. Она не любила людей, ходивших в оперу лишь для поддержания престижа, как это, видимо, делал король.

С чего бы это Умберто впадать чинопочитание и так страстно защищать короля?

***

– Ну, что тебя так рассердило, мой милый? – ласково спросила королева Амалия, нежно проводя рукой по щеке маркиза Ламетри.

Они только что вернулись из оперы, и король с королевой, после того как уложили спать маленького принца Августа, разошлись по своим покоям, чтобы привести себя в порядок перед поздним ужином.

Ламетри был чем-то раздражен, а Амалия не любила, когда ее близкие люди были расстроены. Не так уж много в ее жизни было тех, кого она любила: сын, муж и любовник.

– Этот... этот... певичка, – зло выплюнул Ламетри, – она назвала Октавия глухим тетеревом! Можешь себе представить, Амалия. Будь она мужчиной, я вызвал бы ее на дуэль! Подумать только! Глухая тетеря!

– Ты что-то потерял, Ламетри? – спросил король, входя в комнату. Он снял с себя парик и расшитый золотом камзол, и в простой одежде с зачесанными назад волосами казался почти мальчишкой. – Ты кажется сказал «какая потеря»?

Ламетри смутился. Он был предан королю как пес еще с тех пор, как маленького принца, оглохшего после лихорадки, считали дурачком. Но он и Амалия первыми разгадали, какой блестящий ум скрыт под этим высоким лбом.

Король смотрел на Ламетри с самым серьезным выражением лица, а потом, не выдержав, рассмеялся.

– Кто-то снова меня оскорбил, назвав глухим? Я угадал?

Ламетри только устало махнул рукой.

– Ламетри, мой дорогой друг, – сказал Октавий, беря его за руку. – От того, что ты будешь запрещать называть глухого глухим, слух ко мне не вернется. К тому же, благодаря твоему усертию вскоре могут вообще появиться люди и не подозревающие о моей глухоте.

– Усердию, – по привычке поправил короля Ламетри. – "Д", "д", усердию.

– Усердию, – послушно повторил он, продолжил, не давая перескочить на другую тему. – Это в Опере ты что-то услышал?

– Почему ты так решил?

Король опустился в кресло и прикрыл глаза, болевшие от постоянного переутомления – чтение по губам было привычным, как дыхание, но нелегким делом

– Ты пошел пригласить нашу новую звезду на вечер к Амалии, и вернулся из-за кулис раздраженным. Это она что-то сказала?

Ламетри пожал плечами.

– Оставь его, – добавил король открывая глаза. – Он хороший певец, и он нравится Амалии.

Королева прикоснулась к его плечу, прося посмотреть на нее:

– Почему ты так решил, милый?

– Когда она пела, я видел по ее лицу, что она скорее умрет, чем бросит пение. Так ремесленники не смотрят. Так смотрят люди, преданные своему делу.

***

Когда Амалия впервые увидела своего будущего супруга, ей было пятнадцать, а ему восемь. Настоящий звереныш, так его называли за глаза. Говорить он тогда не умел, писал с ошибками, однажды укусил своего учителя за ухо...

Они не должны были пожениться – Амалия была невестой старшего брата Октавия, принца Августа. Свадебный кортеж принцессы двигался слишком медленно, и она успела только на похороны своего жениха – нелепый, трагический случай на охоте.

После похорон принца Августа пришлось вспомнить о единственном оставшемся прямом наследнике престола – о принце Октавии. Конечно, никто не собирался отдавать в руки глухого мальчишки реальную власть. От него требовалась лишь подпись на бумагах, да наследник со временем.

В конце концов, сумасшедшие и калеки не такая уж редкость в королевских семьях, с этим давно уже научились справляться.

Амалия недолго горевала по своему красивому жениху – унывать было не в ее природе. С новым женихом, слишком маленьким, чтоб прямо сейчас сочетаться браком она почти не пересекалась, пока однажды не встретила его рано утром у водопада в дворцовом парке.

Он был одет в ночную рубашку, надувавшуюся от порывов ветра как парус. На лице мальчика, обычно подвижном и выразительном, застыло странное выражение полного покоя, как у человека, постигшего некую истину, недоступную другим.

Амалия подошла поближе, хотела было притронутся к его плечу, но ее опередили. Из-за деревьев показался король. Не старый еще мужчина, но резко постаревший после смерти любимого сына.

Принцесса поспешила скрыться за ближайшим валуном. Она стеснялась своего будущего свекра. Когда он с сожалением смотрел на нее, Амалии казалось, будто она виновата в том, что живет и дышит, а принц Август, обаятельный принц Август, отрада и опора отца, мертв.

Король подошел к единственному оставшемуся у него наследнику которого раньше не принимал в расчет совершенно, довольно грубо развернув его к себе спросил.

– Октавий! Что ты себе позволяешь, черт бы тебя побрал? Ты наследный принц, и должен вести себя соответственно! Ты ведешь себя как дикарь! И даже твоя глухота, тем более твоя глухота не является извинением такому поведению.

Октавий отвел глаза. Он потрясающе умел одним этим жестом оборвать любой разговор. Стоило ему лишь отвести глаза от губ собеседника, как все сказанное теряло значение.

Король опустил голову и поднял несколько листов лежащих у его ног. Он долго рассматривал листы, не замечая смены выражений на лице сына. Вначале принц, казалось на что-то надеялся, а затем, заметив, как сошлись на переносице брови отца, взгляд мальчика померк.

– Что это такое?! – зарычал наконец король, отбрасывая листы в сторону с такой силой, будто они загорелись под его пальцами. – Что это за мазня?

Октавий указал пальцем на деревья, на водопад, на небо, затем прикрыл глаза и открыл их, уставившись на отца с затаенной мольбой во взгляде.

– Я не вижу на картине ни деревьев, ни неба. Только мазню, – зло припечатал король. – Неужели ты настолько скуден умом, что не можешь выучить простейшие уроки? Иди к себе.

Октавий снова отвернулся, скрестив руки.

– Иди к себе! – повторил король еще громче, а затем заорал в самое ухо сына, – Иди к себе! Иди к себе!

Октавий не шевелился. Амалии из своего укрытия было хорошо видно, как блестят глаза мальчика от непролитых слез.

Кроль коротко замахнулся, но так и не опустил тяжелой руки на голову принца. А затем ушел.

Немного успокоившись, Амалия тоже покинула свое убежище. Октавий тут же повернулся и приветливо помахал ей рукой, шмыгнув при этом носом. Трудно было понять, знает ли он, что передним его невеста или тянется к Амалии просто потому что она его не боится.

Людям свойственно испытывать некий мистический страх перед теми, кто отличается от них, как, например Октавий. И они, часто из добрых побуждений, стараются загнать непохожих в рамки приличий, превращая особенность в неполноценность. Неужели никто этого не понимал?

– Привет, – сказала Амалия, стараясь говорить четко и медленно. – Я и не знала, что ты любишь рисовать. Можно посмотреть?

Принц схватил ее за локоть, отрицательно покачав головой. В глазах его ясно читалось сомнение и страх. А затем, приняв решение, подал Амалии листы и отвернувшись, спрятал заалевшее лицо в руках.

То, что она увидела, было полной неожиданностью. Понять, что изображено на картине, действительно было трудно: пестрое смешение зеленого, коричневого, синего цветов. Резкие мазки взмывали вверх и почти сливались в одной точке. Ей еще никогда не приходилось видеть ничего подобного. Принцесса даже посочувствовала королю... Однако, что бы ни пытался Октавий изобразить на картине, он делал это со страстной убежденностью. Картина «говорила», хотя языка ее никто не мог понять.

– Октавий, – сказала она, заметив, что принц обернулся и наблюдает за ней через щелочки между пальцами. – Я чувствую, что в картине есть смысл, но не понимаю его.

Он всплеснул руками, и принцесса поняла, что ему не терпится рассказать ей о том, что изображено на картине. Он указал на деревья вокруг, на небо над головой и, протянув вверх руки, откинул голову и закрыл глаза, описывая руками спирали в воздухе. Лицо его выражало самозабвенный восторг.

– Это полет! – радостно закричала принцесса и захлопала в ладоши. – Это же быстрый-быстрый полет!

Глава вторая

Глава вторая

Первое, что бросилось Анджеле в глаза, когда она отправилас на прогулку по Бриару, – чистота городских улиц. Король Октавий, будто оправдывая свое римское имя, использовал и переделывал для своих нужд достижения жителей семи холмов.

В городе была развитая канализационная система, и жителям не приходилось избавляться от нечистот, выливая помои на улицы города. Нищих тоже не было видно. Зато имелся некоторый переизбыток дворников, которые сосредоточенно мели и так довольно чистый тротуар.

Оран был первым королевством, где была объявлена свобода вероисповедания, и Анджела с интересом осмотрела достопримечательность города – достроенный совсем недавно храм язычников из Великой Тартарии.

Вдоволь наглядевшись на чудное сооружение, задумавшаяся Анджела несколько заплутала и вышла на тихую улочку, слишком тихую после оживленного проспекта, и поняла, что, кажется, заблудилась.

Она обратилась к горожанину, одетому как студент-разночинец в зеленый камзол с золотыми обшлагами, сидящему на скамеечке в тени дерева.

– Милейший, не могли бы вы подсказать мне, как мне пройти к Опере?

Анджелу поселили всего в пяти минутах ходьбы от места работы, а здание Оперы служило ей ориентиром.

Горожанин даже не обернулся. Улица была пустынна, а маэстрина поняла, что начинает уставать, и заплутать еще больше ей не хотелось.

Она кашлянула, привлекая внимание и переступила с ноги на ногу, тень ее переместилась и упала перед скамейкой, и именно это движение привлекаю студента.

– Прошу простить меня, сударыня, – произнес он хорошо поставленным голосом со странным акцентом, который Анджела, говорившая на шести языках, не сумела распознать. – Я вас не заметил.

Анджела повторил свой вопрос. Студент охотно и подробно объяснил куда ей идти и где сворачивать.

– Пройдите вниз до перекрестка, а затем поверните налево...

Пользуясь этой подробной пошаговой инструкцией, Анджела пустилась в путь.

Вскоре она увидел роскошное здание, у парадного выхода которого собралась толпа студентов, одетых так же, как и давешний собеседник молодого маэстро.

Вели они себя довольно странно: молча размахивали руками. Приглядевшись, Анджела поняля, что у этих помахиваний есть определенная система, что юноши, очевидно, общаются на некоем придуманном языке.

«Студенческая забава» – подумала она. Обернувшись, она заметил, что его знакомый тоже присоединился к своим товарищам.

Кого Анджела не ожидала увидеть здесь, так это короля, вышедшего из дверей и раскланивавшегося с дородным пожилым мужчиной в ректорской мантии. Заметив взгляд, король кивком поприветствовал певицу и быстрым, энергичным шагом направился к ожидавшей его карете.

Анджела увидела табличку на воротах и, приблизившись, прочитал написанное на ней: «Оранский институт глухих». Должно быть, его величество является патроном института. Маэстрину едва заметно передернуло от одной только мысли о потере слуха. Она предпочла бы смерть невозможности слушать музыку и петь. Бедные люди!

***

Октавию исполнилось десять, когда принцессе пришла в голову мысль научить его говорить. Как-то раз при ней он чего-то испугался и вскрикнул, и Амалия задумалась над тем, что голос-то у жениха не потерян. Не получится ли этим воспользоваться?

– Октавий, ты никогда не пытался говорить? – спросила Амалия как-то раз, когда они сидели у водопада. Фрейлины Амалии сидели чуть поодаль. Октавий, для которого расстояние между людьми не играло большой роли, если губы видны четко, видел, как они обсуждают какого-то Ламетри. Когда Амалия дотронулась до его плеча, он обернулся.

– Мне кажется, это возможно. Знаешь, милый, ведь ты издаешь звуки, особенно когда смеешься. Наверное, ты смог бы говорить, если бы слышал. Ты когда-нибудь пытался?

Октавий показал указательным пальцем на себя, затем почти соединил указательный и большой палец, потом подвигал губами, будто говорит.

– "Когда был совсем маленький, я немного говорил, " – вот что значили эти жесты, которые они придумали за два года тесного общения. Много этими знаками было не выразить, но все же облегчало их разговор. Принцесса была большой болтушкой, так что от Октавия чаще всего требовалось только отрицательно или согласно кивать головой.

– Ты? – Она удивленно взглянула на него. – Ты умел говорить? И слышал? Что же произошло?

Октавий приложил ладонь ко лбу, и закатил глаза, будто ему плохо, а потом закрыл ладонями уши.

-"У меня была сильная лихорадка,"– как мог объяснил он. – «И после этого я перестал слышать.»

– Я этого не знала. Ты помнишь звук, Октавий? Ты помнишь речь?

– «Нет,» – печально ответил он. -" Нет, я был слишком мал."

– В таком случае ты наверняка сможешь снова заговорить, Октавий, – с энтузиазмом снова скзала она. – Ты не пробовал?

Сидя перед зеркалом, он часто пытался произнести слова, которые читал по губам других людей. Он даже пытался воспроизвести звук. Но как он мог узнать, получается ли у него?

Амалия возбужденно вскочила.

– Я вижу, вижу, что ты пытался! Признавайся! Ну же, скажи «да». Дай мне послушать, как у тебя получается!

Октавий упрямо помотал головой. Нет! Он не готов к такому позору. Несколько раз отец пытался заставить его говорить, но ни у него, ни у учителей ничего не вышло. Его оставили в покое.

– Скажи мне «да», – настаивала Амалия. – Просто попробуй. Я не буду смеяться над тобой. Или ругать, если не получится.

Октавий затаил дыхание и зашевелил губами, старательно складывая их, чтобы произнести слово. Одновременно он выдохнул воздух, как считал нужным для произнесения звука. Потом закрыл лицо руками.

Амалия отвела его руки от лица.

– Ты правильно сложил губы. И звук был. Но они не согласовались между собой. Ты преградил звуку путь языком, и он прошел через нос.

Октавий ужасно расстроился и закусил губу.

– Попытайся еще раз, – настаивала принцесса. – Пусть звук идет через рот.

Октавий не знал, как это сделать, не мог вспомнить.

– Да, – сказала Амалия, приложив руку жениха к своему горлу. – Да. Чувствуешь? Как вибрирует горло?

Принц неуверенно кивнул и, нахмурившись – это сделало его удивительно похожим на отца, – приложил пальцы к своему горлу и поднес к губам другую ладонь, чувствуя, как воздух выходит из них.

– Тха, – сказал он. И зажмурился, а затем украдкой посмотрел на невесту. В ее глазах Октавий увидел не насмешку, а торжество.

– Да, – повторил она.

– Дтха

– Да.

– Дхаааа.

– Да.

– Д-а-а.

Амалия расхохоталась, опрокинулась в траву, затем подскочила и принялась пританцовывать.

– Да, братишка, да, Октавий? – сказала она, раскрывая ему объятия.

Он тоже смеялся, возбужденный, счастливый. Он может говорить! Он сможет произносить слова, и его будут понимать!

Теперь Октавий сможет доказать, что он совсем не дурачок! Научится произносить все слова! Отец... может, отец теперь будет его любить?

***

После случайной встречи в городе, Анджела не видела его величество три месяца. Королева, впрочем, бывала в опере довольно часто. Иногда два, а то и три раза в неделю.

Впрочем, о короле она слышал часто и много. Он, в отличии от своей общительной супруги вел замкнутый образ жизни, выезжая из дворца только по делам. Никаких излишеств, ни любовниц, ни прочих забав, принятых в среде аристократии.

Вернее, как призналась однажды Корилла, певицаб исполнвшая вторые роли, она имела непродолжительный роман с его величеством, о котором отозвалась так:

– Он великий король, добрый человек, прекрасный отец и отвратительный любовник. И сам об этом прекрасно знает.

Король Октавий честно старался быть хорошим правителем. Он продолжил дело отца и добился внедрения повсеместного начального образования и доступности элементарной медицинской помощи.

Он был первым оранцем, сделавшим себе прививку от оспы, а затем привившем от нее и сына.

С удивлением Анджела узнала, что кроме всего прочего его величество является автором двух трактатов, затрагивающих тему правления и экономики.

Его деятельность вызывала уважение, хотя Анджела, гордая дочь Венецианской республики и недолюбливала самодержцев, чего никогда не скрывала.

Глава третья

Глава третья

Анджела должна была петь на Новогоднем балу во дворце. Она должен был спеть пару арий, а затем веселиться среди гостей.

Бальный зал королевского дворца был роскошно отделан, и при этом всюду огромное количество зеркал – любой угол просматривался, казалось, с нескольких точек одновременно. Это создавало странный, завораживающий эффект.

Королевское семейство выглядело очень достойно: королева Амалия, которой было тридцать шесть лет, все еще была чудо как хороша, особенно вечером, при свечах.

Рождение ребенка восемь лет назад не испортило ни ее фигуры, ни цвета лица. Но что-то будто глодало ее, не давало расслабиться.

Король был младше супруги, и эта разница видна была особенно хорошо благодаря взглядам королевы – она смотрела на мужа так, как смотрят на любимых младших братьев, за которыми привыкли присматривать. Место любви в жизни венценосной пары было – но любовь эта была родственной, а не пламенной страстью.

Впрочем, много ли властителей могли похвастаться дружбой и миром в семье? За все надо платить. За возможность управлять народами платят привязанностями.

Принц Август оказался очень похожим на отца, и это сходство давно заставило примолкнуть все злые языки. Он был открытым, смышленым, очень смешливым – ребенок, растущий в атмосфере любви и заботы... Принца вскоре увели спать, а перед этим он трогательно поцеловал сначала мать, а затем опустившегося на колени отца.

Бал открывали Октавий и Амалия. В партнеры на полонез Амалия в в этот раз выбрала английского посла, Октавию досталась его супруга – как финальная точка во взаимно подписанном недавно мирном договоре и заверении в вечной дружбе двух монархов.

Танцевал он также нечасто, как посещал оперу. Удовольствия он от этого не получал – даже по прошествии лет ему казалось, будто он чувствует всем телом уничижающий взгляд отца.

Тот всегда так смотрел, когда от Октавия требовалось быть в чем-то наравне со слышащими. « Ну, как мой ущербный наследник справится?» – говорил этот взгляд.

Если бы ни эта изматывающая борьба за доверие и любовь отца, в которой Октавию приходилось сражаться с умершим, а значит, идеализированным старшим братом, он вряд ли считал бы себя намного отличным от других людей. Его вполне устраивало то, что у него есть.

Амалия обожала танцы, и не пропускала ни одного, едва успевая отдышаться между турами. Ее бальная книжка была заполнена до отказа. Король же, как обычно, был окружен придворными, поддерживая остроумно-язвительную беседу с людьми, которые, называя себя его друзьями, его не любили, да и которыми он сам отнюдь не восхищался.

Впрочем, при дворе было пять или шесть действительно умных и честных людей, но их не было ни слышно, ни видно на этих блистательных сборищах. Для разговора с ними было другое время и другое место.

Благодаря развешанным по стенам зеркалам Октавий мог вести оживленную беседу, не вертя постоянно головой от одного собеседника к другому. Разговор зашел о колдунах и гороскопах, которые король порицал и против которых воевал со свойственным ему упорством.

– Нет, это не веселая забава для пресыщенных умов, -говорил он, людям, обожавшим на тайных вечерах вызывать дух Цезаря, или Карла Великого, и платившим за сеансы якобы исцеления по сотне золотых за раз. – Это опасное и глупое занятие. Легковерная толпа кричит о случайных совпадениях, и умалчивает о чудовищных ошибках. Посудите сами: что предсказывают гадатели? Набор повседневных событий.Путешествие, болезнь, потерю друга или родственника, получение наследства, какую-нибудь встречу, интересное письмо и другое, самое заурядное. Но вдумайтесь, на какие катастрофы, на какие горести обрекают людей слабых и впечатлительных ложные откровения этакого великого мага. Влюбленный изведется ревностью, мать оплачет живого сына, всего лишь не приславшего вовремя письма...

Анджела, привлеченный голосом короля, сама не заметил, как подошла поближе. Гадателей она не любил с детства, было за что. Ей совершенно неожиданно понравился голос короля, чистый, сильный, которым Октавий владел мастерски.

Была в нем однако какая-то искусственность, неправильность, не дававшая чуткому музыкальному слуху расслабиться. Где-то она уже слышал этот странный, едва уловимый акцент.

Король совершенно неожиданно обернулся и спросил его:

– А что вы думете о гадателях и колдунах, госпожа Анджела?

Анджела совершенно растерялась. Ее мнением редко интересовались. Она пришел сюда чтобы усладить слух почтенной публики, и по сути она ни чем не выше лакея или горничной – служит для увеселения.

И все же она ответил честно.

– Мой отец был очень суеверен и ревнив, ваше величество. Старая цыганка предсказала ему, что моя мать ему изменит. Он ей поверил. Убил ее, а затем себя. У меня нет причин любить предсказателей.

– Вот! – сказал король, снова обращаясь к собеседникам. – Вот перед вами человек, пострадавший от этих аферистов. Требуются ли вам еще доказательства?

А затем сказал Анджеле с подкупающей искренностью, которая когда-то завоевала ему любовь простого народа.

– Мне очень жаль, маэстрина, что вам пришлось пережить такое горе. Прошу простить меня за то, что я невольно всколыхнул неприятные воспоминания.

Анджела смущено сделала реверанс.

– Не могу ставить вам это в вину, ваше величество. Вы чрезвычайно добры ко мне.

– Вы росли в приюте, маэстрина?

– Да, ваше величество в одном из scuola dei mendicanti, в приюте при церкви, каких так много в Италии и откуда выходят все знаменитые артисты обоего пола, ибо ими руководят лучшие учителя.Меня хотели сделать монахиней, но я не далась.

– Его величество обожает опекать всех кого может, – ступил в беседу красивый кавалер в камзоле раза в два дороже королевского, почти граничащего с дурновкусием. Титул короля он произнес с едва заметной насмешкой. – Впрочем кому, как не моему дорогому кузену заботиться о слепых, глухонемых и слабоумных...

Глаза короля сверкнули гневом, но он легко обрел равновесие и равнодушно ответил:

– Ты должно быть выпил лишнего, дорогой кузен Генри, раз позволяешь себе говорить такие глупости! Все наши подданные равны и имеют право на достойную жизнь, на возможность самим обеспечить себя и обрести человеческое достоинство... мы не варвары и не язычники, способные оставить на морозе или сбросить со скалы калек и стариков...

Генри в ответ поклонился, пробормотав под нос:

– Уж кому как не тебе радоваться этому обстоятельству.

Анджела, почувствовав, что высокородные кузены вот вот разругаются в пух и прах, поспешиал сменить тему. Она не поняла, к чему были нападки королевского родственника, и почему тот достаточно остро отреагировал. Анджела был слишком занята лихорадочным поиском способа прекратить ссору.

Придворные, стоявшие рядом не вмешивались, лишь перешептывались.

– Ваше величество, во время одной из прогулок по Бриару я набрела на одно из опекаемых вами учебных заведений, и даже видела вас там, если вам будет угодно вспомнить об этом.

– Да, действительно, я припоминаю, что видел вас там, маэстрина. В первых числах октября, верно?

– Как же учатся глухонемые студенты, ваше величество?

– Глухие. – спокойно ответил король. – Глухие. Немота – это совершенно иное явление. Почти любого глухого можно научить говорить. А если и нет – у нас есть свой язык, благодаря господину господину аббату л' Эпе.

« Почему он сказал у нас»? " – подумала Анджело. " Неужто так сопереживает беднягам... "

– И при вашем скромном участии, мой дорогой супруг. – улыбаясь, заметила подошедшая королева. А затем обратилась к Анджеле. – Господин аббат, основатель французского Института глухих, был у нас года три назад в гостях, и был удивлен достижениями Октавия.

Король поцеловал руку жены.

– Без тебя я бы ничего не достиг, – ответил он.

– Поразительно! – воскликнул певица. – Иногда я поражаюсь глубине своего невежества, и тому какие глубины скрывает мир от непосвященного и необразованного обывателя! Как же на этом языке общаются, ваше величество, прошу простить мое нахальство...

Либо король – святой, либо очень хорошо притворяется. Нельзя просто быть настолько участливым и добрым человеком особенно при столь высоком положения, при котором легче развить присущие натуре пороки, а не добродетели.

– Ваш интерес вполне понятен, – с улыбкой ответил он. – Смотрите.

Он сжал руку в кулак.

– Это « а», – пояснил король, а затем соединил безымянный и большой пальцы. – А это « н».

Прикрыл безымянный и мизинец большим пальцем:

– Вот « д». – Соединил пальцы щепотью. – Вот « ж».

Приложил большой палец к указательному и среднему, образовывая круг.

– Это « е». – Потом король сделал рогатину из указательного и среднего пальцев и опустил их. – А это « л». А вот снова"а",Ну, что я сказал?

– Анджела! – выдохнула она. Увлеченная новыми знаниями, она совсем забыла с кем говорит.

– Но если произносить таким образом все слова, уйдет слишком много времени, поэтому эта азбука используется для имен собственных и географических названий. Обычно один жест означает одно слово или даже понятие. Смотрите!

Руки короля задвигались с невероятной быстротой, будто сражающиеся змеи... руки у Октавия били красивые, с длинными, " музыкальными " пальцами.

Это зрелище было завораживающим.

Королева Амалия совершенно спокойно переводила сказанное:

– Нам говорят, что музыкой Орфей деревья, скалы, реки чаровал.

Все, что бесчувственно, сурово, бурно, – всегда, на миг хоть, музыка смягчает.* – с поразительной легкостью расшифровала она движения рук супруга.

– Я бы хотела научиться этому языку! – едва слышно прошептала Анджело. Она просто высказала свои мысли вслух.

– Вы? – удивился король. – Зачем?

Анджела встрепенулась, не поняв что высказал свое желание вслух и достаточно громко, чтоб король его услышал.

– Это чудесный и очень красивый язык! – с жаром ответила маэстрина, прижимая руку к сердцу. – А у меня мания учить красивые языки, ваше величество.

– Мне пора идти, ответил король, благосклонно улыбаясь. – Мне было очень приятно поговорить с вами, госпожа Анджела. Надеюсь, вы посетите какой-нибудь из моих интимных вечеров. На них правда не поют, а только разговаривают, но возможно, вам не будет скучно.

Анджелу приглашают не скрасить вечер, а просто поговорить? Такого еще не было ни при одном дворе... Она склонилась в низком реверансе.

– Я буду счастлива, ваше величество!

Король еще раз благосклонно кивнул, и оставил Анджелу одну с ворохом самых чудесных впечатлений.

***

– Она тебе нравится, – сказала королева поздним вечером, после окончания бала, когда король зашел в ее покои выпить чашечку успокаивающего настоя.

Октавий удивленно взглянул на нее.

– Нравится? – переспросил он удивленно. – Мне?

Амалия торжествующе рассмеялась.

– Ты даже не спросил, о ком я говорю!

Октавий пожал плечами.