Текст книги "Спас Ярое Око"

Автор книги: Юрий Коротков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Я сам к тебе завтра подойду, – настаивал Бегун.

– Вышел кто-то, – обернулась Неждана к дому. – Идти мне надо…

Бегун удержал ее за руку.

– Сговорились? Как все перед церковью соберутся…

– Петр! – ахнула Неждана. – Пусти, увидит! – она отчаянно рванулась.

– Сговорились? Не испугаешься в последнюю минуту?

– Хорошо, будь что будет… – тихо сказала Неждана. Бегун отпустил ее, и она, наконец, побежала к дому.

– Где тебя носит на ночь глядя? – грубо спросил Петр.

– В овин ходила, сена ягнятам дала…

Петр прошел дальше, встал в шаге от Бегуна, притаившегося за углом, подозрительно огляделся и пошел обратно.

Вернувшись домой, Бегун запалил лучину и сел, глядя на пляшущий огонек, улыбаясь. Услышал вдруг, что руки пахнут Нежданой – терпким настоем из березовых почек, которым озерские девки мыли волосы, – и прижал ладони к лицу. Потом перенес лучину на лавку в угол, чтобы осветить икону, и встал на колени.

– Господи, – сказал он. – Вот он я, грешный. Ты знаешь, я суетно жил, все бежал куда-то, чего-то искал и не понимал, что ищу тебя, Господи. И вот я снова такой, каким ты меня явил на этот свет: с чистой душой, беспомощный и весь в твоей власти. Господи, я никогда и ни о чем тебя не просил, сейчас в первый раз прошу: помоги, Господи, яви завтра свою милость…

Распахнулась дверь, ударил холодный сквозняк и загасил лучину. В сараюшку ввалился Рубль, промерзший, с заиндевелой бородой.

– Хватит лучину жечь – двадцатый век на дворе! – заорал он. – И сказал Лева: да будет свет. И стал свет! – он включил мощный фонарь. Жесткий электрический луч прорезал таинственную полутьму, осветил клочья мха, торчащего меж неровно тесанных бревен, потрескавшиеся тусклые краски на иконе.

Бегун поднялся и сел за стол, по-прежнему покойно улыбаясь в пространство. Рубль озадаченно глянул на него, вытащил сигарету, шикарно прикурил и пустил кольцо дыма ему в лицо. Бегун не реагировал.

Лева протянул ему пачку, Бегун взял сигарету и тоже закурил. Рубль терпеливо ждал. Бегун несколько раз затянулся – и вдруг выхватил сигарету изо рта, изумленно глянул на нее и на сияющего Левку:

– Откуда?

– Ну наконец-то! – поклонился Рубль. – Проснулся, слава Богу! С добрым утром вас!

– «Буран» нашел? Как?

– Как?.. – усмехнулся Лева. – Я неделю уже с утра до вечера по лесу бегаю, пока ты тут мечтаешь!.. Я еще тогда, весной, подумал: не может быть, чтоб далеко было, – взахлеб стал объяснять он. – Еремей, конечно, здоровый мужик, но сколько он нас двоих на себе переть мог? Ну, я к старикам издалека подошел: бывают ли, мол, в этих краях природные катаклизмы? А они говорят – был вихрь лет десять назад, думали уже, Страшный суд начался, но он стороной прошел, много леса повалил. И показали, в какой стороне. Как болота стали, я двинул – всего-то пять часов идти. Не промахнешься – бурелом полосой лежит, как ни петляй, все равно к нему выйдешь. Я вдоль пошел, смотрю: стоит! Стоит, родимый! – радостно засмеялся Лева. – Только поржавел чуток. Но у Потехина в прицепе и масло, и инструменты. Аккумулятор сел, так я снегу натопил – долил. Молился полчаса, боялся ключ повернуть, молился первый раз в жизни, чтоб завелось! Свечи на костерке прокалил, ввернул горячие – завелся! Завелся!! И зарубки твои на месте! – он изо всех сил лупил безучастного Бегуна кулаком по плечу. – Все! Конец! Отмучились! – он вскочил и пнул столец, запустил в угол светильник с лучиной и заметался по дому, опрокидывая и круша все, что можно было свалить на пол. – Спасибо этому дому! Конец, Бегун, свобода!! Вставай!! По моей лыжне и ночью дойдем! Они к утру только очухаются – а мы уже далеко!

– Я не пойду, – сказал Бегун.

Лева замер на полудвижении, замахнувшись ногой, как в стоп-кадре.

– Ты что… свихнулся совсем?! Я же за тобой вернулся! Я сразу мог рвануть, уже на полпути был бы, а я пять часов обратно пилил!.. Ты в самолете уже все забудешь, как кошмарный сон. Это сон! – широко развел он руками. – Нет никакого Белого Озера, ни на одной карте нет!

– Есть, – покачал головой Бегун. – Даже если это сон – не хочу просыпаться.

– Неужели из-за девки этой?.. – растерянно спросил Рубль. – Ну так забирай ее! А не пойдет – свяжем, понесем. И делай с ней в Москве что хочешь, она тебе среди нормальных людей через три дня опротивеет, это здесь у тебя… голова закружилась от свежего воздуха… Не обманывай себя! Ты же цивилизованный человек, ты понимаешь, что это чистый случай, что их до сих пор не обнаружили. Завтра или через год занесет сюда шальной самолет – геологов, пожарников – и все! Налетят журналисты, ученые – и не будет твоего Белоозера…

Это Бегун понимал, но старался не думать об этом. Большой мир время от времени напоминал о себе. В ясную погоду к северу видны были летящие на огромной высоте по транссибирскому коридору лайнеры. А однажды, собирая морошку, Бегун наткнулся в болоте на пустой подвесной бак, сброшенный истребителем.

– Нет, я тебя здесь не оставлю! – Лева обхватил его, пытаясь поднять. – Вставай, говорю!

Бегун засмеялся и обнял его, похлопал по спине.

– Спасибо, Лева… И не говори ничего больше, ладно? Ты все равно не поймешь. Мне хорошо здесь. Мне только Павла не хватает. Но я заберу его, когда смогу… А ты иди. И не торопись, а то заблудишься. Никто за тобой гнаться не будет… У меня только одна просьба – обещаешь? Не рассказывай никому. Забудь. Как сон… Ну, прощай…

Бегун проводил его до двери. Лева перешагнул порог, оглянулся последний раз и – будто провалился – исчез в ночной тьме…

Спозаранку, в тающих утренних сумерках озерчане собрались, как обычно в праздник, подле храма – бабы и девки в белых платках и телогреях, мужики в свежих рубахах под распахнутым воротом зипуна и кушаках. Выходили из домов семьями, чинно раскланивались.

Неждана стояла чуть поодаль от своих. Увидав Бегуна, она вспыхнула вся ярким румянцем, качнулась было, чтобы шагнуть навстречу, и не смогла двинуться с места, смотрела в глаза ему отчаянно и беспомощно.

Бегун медленно прошел сквозь толпу озерчан, машинально, не глядя кивая в ответ на поклоны, взял ее руку и двинулся к церкви. Ахнули кругом бабы, говор затих, озерчане расступились перед ними, оглядываясь на растерянного Петра и потупившего глаза Еремея. Бегун чувствовал, как дрожит у него в руке ладонь Нежданы.

Когда они приблизились, дверь церкви распахнулась и навстречу им шагнул отец Никодим – темный лицом, со всклокоченными седыми волосами. Неждана вздрогнула всем телом и попятилась. Отец Никодим глянул на них безумными невидящими глазами, ступил еще шаг и рухнул навзничь.

Озерчане, очнувшись, все разом кинулись подымать его со снега. Бегун выпустил руку Нежданы и бросился в церковь. Святые лики скорбно смотрели на него, замершего на пороге.

Посреди иконостаса, там, где висело Ярое Око, зловеще зиял черный, бездонный провал.

Никто не обвинял Бегуна, никто его ни о чем не спросил, никто даже не глянул в его сторону, все стояли в скорбном оцепенении. Даже младенцы на руках матерей притихли. Потом мужчины собрались в круг со стариками, коротко посовещались. Еремей, Лука и Петр встали на лыжи и двинулись по свежему следу.

Бегун, наконец, очнулся. Он кинулся в избу, схватил свои гольцы. Последний раз оглянулся на молчащих озерчан, на белую, как полотно, Неждану и пошел за охотниками.

Те ходко, размашисто шагали гуськом. Бегун поначалу нагнал их, окликнул, но никто из троих не обернулся. Он какое-то время тянулся следом, затем стал отставать и вскоре совсем потерял их из виду, только слышал иногда звонкие голоса увязавшихся за хозяевами лаек. Не было нужды бежать очертя голову, надо экономить силы перед долгим переходом до Рысьего. Охотники спешили, рассчитывая настичь вора еще засветло, они не знали, что Лева нашел снегоход и сейчас, наверное, уже газует к поселку…

Как и ожидал Бегун, он увидел всех троих за буреломом, там, где кончался лыжный след и начиналась широкая гусеничная колея. Когда он подошел, переводя дух, Еремей махнул в сторону поселка и вопросительно кивнул.

– Завтра к вечеру доберется, – ответил Бегун.

Еремей вильнул ладонью в воздухе.

– Не заблудится, – покачал головой Бегун. – Я оставлял зарубки, – он указал на сосновый ствол с вырубленной корой. – Он может выбраться из Рысьего только на самолете. Самолет летает два раза в неделю. Если повезет, мы еще застанем его там. Если нет – я полечу за ним. Я знаю, где его искать, я верну Спаса, только доведи меня до Рысьего!

Охотники встали в кружок, голова к голове, отгородившись от него спинами, и долго шептались о чем-то. Бегун стоял в стороне, дожидаясь решения. Наконец, они повернулись.

– Ты пойдешь с ним, – сказал Петр. – Вы будете вместе и не разойдетесь ни на шаг, никогда и нигде…

Помолившись перед дальней дорогой, Еремей первым двинулся по гусеничной колее. Лука и Петр долго смотрели им вслед, крестили в спину, потом повернули обратно к Белоозеру…

Еремей шел в полную силу, не жалея его. Только когда Бегун совсем отставал, он сбавлял ход, пережидал, нетерпеливо глядя через плечо. Суслон, как обычно, бежал далеко впереди. Время от времени он цеплялся за белку или птицу, долго лаял, удивляясь, почему хозяин не спешит на зов.

Уже в кромешной тьме Еремей свернул с колеи к старой сосне, достал из глубокого дупла, закрытого от любопытного зверья чугунным котелком, солонину, сухари, скрученную в свиток бересту для костра и медвежью шкуру.

Они выкопали лыжами яму в сугробе и легли, завернувшись в шкуру, осыпав края ямы, чтобы укрыться снегом. Суслон улегся рядом. Еще затемно, задолго до рассвета, они поднялись и двинулись дальше.

Бегун потерял счет времени, он волочил налившиеся свинцовой тяжестью, стопудовые лыжи, иногда отключался – наверное, засыпал на ходу, – а когда, очнувшись, снова открывал глаза, видел вокруг все тот же безмолвный снежный пейзаж, а прямо перед собой спину неутомимого Еремея с винтовкой на плече, так что непонятно было, спал ли он час, сутки или только на мгновение прикрыл глаза.

Отключившись в очередной раз, Бегун налетел на вставшего Еремея. Поперек колеи стояли сани от «Бурана», кругом валялись пустые канистры. Видимо, слив в бак последний бензин, Рубль освободил снегоход от тяжелого прицепа.

Задыхаясь от усталости, Бегун разевал рот, как выброшенная на берег рыба, и застудил горло ледяным воздухом. На третий день он стал покашливать, захрипел на вдохе, промок от горячего липкого пота, но молчал и, как робот, шагал за Еремеем. Встав на ночевку, Еремей напоил его каким-то отваром из трав, припасенных в каждом дупле-тайнике, раздел и растер жгучей мазью. Наутро Бегун поднялся, ослабший, но здоровый, и двинулся в путь…

Они вышли к Рысьему в сумерках. Под окнами гостиницы стояли три «Бурана» и среди них – знакомый потехинский без прицепа.

За столом, уставленным водкой, сидели хозяйка Елизавета, какой-то охотник с соловыми глазами, уже набравший свою дозу, и сам Потехин.

– А вот и он! – радостно захохотал Потехин, увидав Бегуна. – А меня с зимовья вызвали – говорят, «Буран» твой приехал! А я уже другой купил! На хрена мне два? У меня жопа, конечно, здоровая, но все-таки одна! Ну, здорово! – он облапил его, гулко хлопнул по спине. – А мы вас было похоронили. Неделю искали. Петрович все кругом облетал, но снег пошел – думали, замело вас. Садись, обмоем твое воскрешение! За это пить надо, не просыхая – считай, заново родился…

Елизавета, глядя на Бегуна круглыми глазами, как и вправду на пришельца с того света, подала новые стаканы.

– Нашел-таки свое Белоозеро? Левка тут три дня пил, опомниться не мог, рассказывал… А, Еремей! – махнул он тихо вошедшему охотнику. – Так ты, значит, у нас в Белом Озере живешь? Кругом костра хороводишь? Десять лет знаемся – хоть в гости бы позвал, девок ваших пощупать…

Бегун быстро глянул на мрачного Еремея.

– Какое Белоозеро? – удивился он.

– Как? – опешил Потехин. – Деревня целая, все как ты и рассказывал тогда.

– Это Левка наплел, что ли? – засмеялся Бегун. – Это он к докладу в институте готовится. Деньги-то казенные просадили, отчитываться надо. Неплохо придумал!.. – он толкнул под столом Еремея, тот тоже изобразил подобие улыбки. – Болота, понимаешь, раскисли, вот и пришлось лето у Еремея пересидеть, пока опять станут… Ну, Левка! – покачал он головой. – А где он, кстати?

– Тут утром «скорая помощь» прилетала. Парня нашего рысь подрала. Вот он его приволок, – кивнул Потехин на засыпающего охотника. – Места живого нет… Улетел с ними в Букачачу.

– Ты не знаешь, оттуда рейсы в Москву есть?

– По четвергам вроде пролетом из Хабаровска… Что там у нас сегодня? – глянул Потехин на стенной календарь с бронзовотелыми японками, – Среда. Вот завтра и будет.

– А Петрович когда обещался?

– Тоже завтра. Сам жду – патроны привезет… Ох, и рад же я тебя видеть! – снова обнял он Бегуна…

Укладываясь в кровать под раскаты громового потехинского храпа, Бегун вдруг озадаченно глянул на Еремея.

– Погоди… А деньги? У нас же денег нет, даже до этой чертовой Букачачи. А если в Москву лететь?

Еремей спокойно кивнул и вышел. Он вернулся через час с тяжелым мерзлым мешком, припрятанным, очевидно, неподалеку в дупле, и вывалил на кровать гору денег: банковские пачки и просто перехваченные резинкой купюры.

– Откуда? – присвистнул Бегун. – Это что, остатки скопились? Да мы с тобой богачи!.. А царских нет? – засмеялся он, обнаружив дореформенные деньги. – Можешь выбросить, они уже лет тридцать не в ходу…

Теперь он понял, почему Еремей так снисходительно смотрел на грабителя-приемщика: и этих малых денег хватало с избытком, приходилось прятать остатки, чтобы не забивать торбу бесполезными бумажками.

«Кукурузник», задрав нос, замер на лыжах у берега. Пригибаясь под воздушными струями, бьющими в лицо ледяной крупой, Бегун втолковывал Еремею:

– Ну зачем тебе лететь? Жди меня здесь! Ты же не знаешь там ничего!

Еремей указал на него и на себя, поднял два пальца и плотно сжал: «будем вместе и не разойдемся ни на шаг». И без слов понятно было, что даже если придется спуститься в ад, он пойдет следом.

– Ладно, поехали! – махнул Бегун. – Воздушной болезнью не страдаешь?

Петрович открыл дверь и передал Потехину ящик с патронами.

– Воскрес? – крикнул он Бегуну. – Сейчас вознесешься!..

Когда самолет, разбежавшись по льду, поднялся, Еремей изо всех сил вцепился в скамейку, с детским изумлением глядя на верхушки заснеженных сосен и стремительно уходящие вниз избы, на крошечную человеческую фигурку, машущую вслед…

На подлете к городу Петрович связался с аэропортом и показал Бегуну большой палец.

– Успели! – крикнул он. – Я попросил, чтоб вылет задержали. Вон стоит московский, – указал он вниз, на замерший у аэропорта лайнер. – С тебя причитается!

– За мной не станет! – Бегун хлопнул его по плечу. – Спасибо, Петрович! Жди обратным рейсом, с гостинцами!..

«Кукурузник» подрулил на лыжах к самому аэропорту. «Сто пятьдесят четвертый» с ураганным свистом продувал двигатели на рулевой дорожке. Еремей перекрестился, с ужасом глядя на чудовищную железную птицу.

– Вон он! – крикнул Бегун. Рубль с последними пассажирами неторопливо поднялся по трапу и исчез в самолете. – Бежим!

Он, не считая, просунул деньги в окошечко кассы:

– Два до Москвы!

– Паспорта давайте, – протянула руку кассирша.

Бегун опешил. За полгода он успел забыть, что на свете существуют такие необходимые вещи, как паспорт.

– Понимаете, девушка, – доверительно наклонился он к окошечку. – У нас нет паспортов. Но нам очень нужно улететь этим рейсом…

– Потеряли, что ли?

– Нет. Я костер им разводил, – честно признался Бегун. – А у него, – кивнул он на Еремея, – отроду не было.

– Что вы мне голову морочите! – кассирша бросила обратно деньги.

На счастье, в аэропорт вошел Петрович со вторым пилотом.

– Выручай, Петрович! – кинулся к нему Бегун, – Паспортов нет…

– Сделай, Люда, – кивнул тот кассирше. – Человек только из мертвых воскрес, не успел еще паспортом обзавестись.

– Ох, Петрович, подведешь ты меня под тюрьму… – покачала головой та, но все же выписала билеты.

У контроля их ждала стюардесса.

– Вы из Рысьего? Ну, наконец! Пойдемте, – она первой двинулась к выходу.

Но едва Еремей шагнул под арку металлоискателя, раздался пронзительный звонок. Он замер, испуганно вжав голову в плечи.

– Что у вас в карманах? – спросил милиционер. – Металл есть? Деньги? Нож? Часы?

Еремей провел руками по пустым карманам.

– Это крест! – догадался Бегун. – У него крест на груди!

– Снимите крест и пройдите снова, – велел милиционер. Но Еремей двумя руками вцепился в крест под рубахой.

– Сними! – умолял Бегун. – Пройдешь два шага, вот сюда – получишь обратно!.. Верующий человек, понимаете, – в отчаянии обратился он к милиционеру. – Не может он снять крест!

Милиционер категорически покачал головой:

– Без паспорта, да еще звенит! Может, он гранатами обвешан!

– Ну, знаете! – потеряла терпение стюардесса. – Вы тут разбирайтесь, а мы отправляемся. И так на двадцать минут задержали!

Бегун уныло смотрел, как самолет, оставляя дымный форсажный след, круто уходит в небо.

– Через пять часов Спас будет в Москве, – сказал он Еремею. – А мы, по твоей милости, будем неделю на поезде трястись…

Он взял билеты в спальный вагон – деньги позволяли, а главное, надо было оградить Еремея от любопытства попутчиков. В привокзальном магазине купил городскую одежду себе и Еремею и продукты в дорогу.

В купе он переоделся и разложил перед охотником джинсы, свитер и куртку-пуховик.

– Надевай.

Еремей брезгливо глянул на яркие шмотки и покачал головой.

– Ты что, в шкурах по Москве гулять собираешься? За тобой люди будут толпами ходить и пальцем показывать! Тебя первый же милиционер заберет, потом месяц будут выяснять, кто ты и откуда и почему у тебя паспорта нет, и не увидишь ты больше Спаса! Надо быть незаметным, понимаешь? Чем меньше на нас будут обращать внимания – тем лучше.

Еремей поколебался и нехотя стал переодеваться. Под исподней рубахой ниже креста Бегун увидел тяжелый кожаный кошель.

– А это что?

Еремей достал кошель и высыпал на ладонь патроны.

– Да-а… – протянул Бегун. – Хорошо хоть не обыскали в аэропорту… Красавец хоть куда! – оценил он джинсового Еремея, застегнул ему «молнии» и липучки и подтолкнул к зеркалу. – И прическа модная – русский стиль!

Поезд тронулся и застучал колесами по стрелкам.

– Теперь слушай… – Бегун усадил Еремея напротив. – Я уважаю твой обет, но мы с тобой попали в сложную ситуацию. Мне нужно, чтобы ты говорил. Хотя бы иногда. Когда мы вернемся в Белоозеро, ты снова будешь молчать, но сейчас мне нужно слышать твой голос. Я не собираюсь с тобой лясы точить, мне нужно, чтобы ты мог спросить что-то или ответить, понимаешь?

Еремей молча смотрел на него.

– Мы едем в Москву, ты не представляешь, что такое Москва! – повысил голос Бегун. – Ты многого не понимаешь, а я не пойму, чего ты не понимаешь! Если ты хочешь, чтобы мы нашли Спаса и вернулись, ты должен говорить!.. Если бы ты спросил отца Никодима, он сказал бы тебе то же самое!.. Ну, скажи, что ты меня понял!.. Ну! Спроси меня что-нибудь!!

– Ты теперь без умолку будешь так орать? – спокойно спросил Еремей.

Все пять дней пути с утра до ночи Еремей молча сидел у окна, глядя на неведомый мир. Смотрел без любопытства, спокойно, исподлобья, как лазутчик в стане врага. Если бы на его месте оказались Лука или Петр, ни разу в жизни не покидавшие Белоозера, все было бы сложнее. Еремей же видел в Рысьем самолет и снегоходы, электрический свет и радио, и множество других неизвестных озерчанам вещей. Поражали его только масштабы – Чита и другие большие города, многоэтажные дома, бескрайняя гладь Байкала, а особенно людские толпы, скопление случайных людей в одном месте. Он не сразу осознал, что в их поезде, в этих избах на грохочущих железных колесах живет в десять раз больше народу, чем во всем Белоозере, и все эти люди случайно оказались вместе и вовсе не знают друг друга.

Бегун тоже смотрел на мир за окном и невольно видел его глазами Еремея. Он так же, как и Еремей, забеспокоился, увидав Красноярск, накрытый ядовитой мглой, и сотни труб, исторгающих бурый дым; так же тоскливо проводил взглядом бесконечное кладбище кораблей на берегу Оби, сквозящее ржавыми скелетами; пережил смертный ужас, когда проезжали нефтяные края за Волгой и до горизонта раскинулась мертвая степь, оплетенная щупальцами нефтепроводов, и тысячи качалок размеренно задвигали стальными локтями вверх и вниз, без устали высасывая сок из земли; так же истово перекрестился за Сызранью, учуяв просочившийся в вагон сатанинский серный запах от перегонных заводов…

Но в отличие от Еремея Бегун понимал, что самое страшное еще впереди – Москва.

Поезд подошел к Казанскому вокзалу рано утром. Он долго тащился по лабиринту подъездных путей мимо закопченных пакгаузов, товарных станций с колченогими козловыми кранами. Здесь еще не было снега – неуютное, безнадежное предзимье. Редкие деревья тянули голые, будто обгорелые ветви к низкому небу. Серая вязкая дымка висела над городом, обволакивая шпиль высотки у трех вокзалов.

Бегун и Еремей стояли в тесном тамбуре за спиной мрачной проводницы в черном форменном пальто. Бегун сочувственно глянул на охотника – тот молился, прикрыв глаза, прося Господа дать силы в грядущих испытаниях. Вонючий тряский вагон хоть как-то связывал его с Белоозером, теперь ему предстояло сойти прямо в царство Антихриста.

Испытания начались с первого шага. Был час пик, тысячи злых, не-выспавшихся серых людей перли с пригородных электричек плечом к плечу, навстречу с матом ломились носильщики с грохочущими тележками, кто-то лез поперек, волоча отставший чемодан, тысячи ног шаркали по асфальту, над головами гремела в динамиках неразборчивая скороговорка, с площади ревели клаксоны машин.

– Держись крепче! – крикнул Бегун.

Толпа вынесла их на площадь. Здесь опаздывающий на поезд мужик с безумными глазами вклинился между ними и разорвал их руки. Еремея закружило в людском водовороте и выбросило на дорогу. Отъезжающее такси рявкнуло на него в упор. Вместо того чтобы отступить обратно на тротуар, Еремей кинулся дальше, чудом выскочил из-под колес другой машины. Мгновенно образовалась пробка, Еремей в ужасе метался между раскаленных рычащих капотов, потом воздел руки к небу и, крича неслышимую в визге тормозов и реве сигналов молитву, упал на колени на дрожащий асфальт. От светофора пробивался к нему постовой. Бегун, расталкивая людей, лавируя между машин, успел раньше, схватил его за руку и потянул к метро.

Воздух, насыщенный выхлопами, осязаемо струился, перетекал над площадью, колыхал очертания зданий, как миражи. Еремей задыхался. Они спустились под землю. Перед эскалатором, глядя в уходящий вниз бесконечный тоннель, он обреченно спросил:

– Я должен сойти туда?

– Только не стой – затопчут! – Бегун втащил его на зыбкие ребристые ступени.

С грохотом вылетел из черного провала поезд. Бегун вдавил Еремея в переполненный вагон и втиснулся следом, выдохнув, прогнувшись, чтобы дверь закрылась сзади.

Замелькали огни в кромешной тьме за окнами. Еремей осторожно оглядывался по сторонам. Мертвые люди окружали его. Они безжизненно колыхались в такт движению, глядя в пространство пустыми плоскими глазами, с расслабленными, ничего не выражающими лицами. Парень и девка застыли, обнявшись, они смотрели друг на друга в упор, но не видели друг друга. Мать сидела с полуоткрытым ртом, как уснувшая рыба, окаменевший младенец у нее на коленях таращил немигающие глаза, выронив пустышку…

Во дворе те же мужики сидели за столом и забивали козла с той же, кажется, костяшки, которой замахнулись полгода назад. «Единичка» так же стояла у подъезда, за лето она покрылась толстым слоем пыли и копоти и превратилась в доску объявлений: «Лялька! Мы ушли в кино!», «Матюха – козел!», «Ельцину – нет!», «Цой жив!». Шины спустили, колеса стояли на ободах и казалось, что машина вросла в асфальт.

Комната была опечатана.

– Быстро у нас из жизни вычеркивают! – Бегун разорвал бумажку с печатью, нашарил на притолоке ключ и открыл дверь.

На полу лежали подсунутые под дверь два тетрадных листа с крупными детскими буквами:

«Папа! Мама говорит, что ты умер, но я знаю, что ты скоро вернешься. Приезжай скорее и забери меня у них! Павел». Адрес. Телефон. «Я жду тебя и всегда первый поднимаю трубку».

«Папа! Где же-ты! Они увозят меня 20 ноября! Если ты не успеешь, приезжай за мной в Америку». Адрес по-английски: Лос-Анджелес, штат Калифорния…

Бегун глянул на электронные часы-календарь на столе: 19. 11. 9 ч. 30 мин. Достал из стола ключи от машины, документы.

– Жди меня здесь, – велел он Еремею. – Никуда не выходи, никому не открывай…

– Я пойду с тобой, – спокойно ответил Еремей.

– Только тебя мне там не хватало! – досадливо сказал Бегун, он с ходу включился в бешеный ритм московской жизни, его раздражала обстоятельная медлительность Еремея, как тому докучала суета Бегуна в лесу. – Не надо, чтобы тебя видели, понимаешь? Я вернусь через два часа!

Еремей решительно помотал головой. Понятно было, что спорить бесполезно, он не отпустит Бегуна ни на шаг.

– Черт с тобой, – сдался Бегун. – Только учти: ни одного движения без моей команды. Что бы я ни делал, что бы ни говорил, как бы ни врал – молчи! Здесь я охотник…

У Левы была гульба в разгаре, пьяный галдеж, визжали девки. Бегун звонил минут пять, пока его, наконец, услышали. За дверью раздались нетвердые шаги, Лева, с бритой физиономией, в прихваченной в Белом Озере бисерной коруне набекрень, распахнул дверь. Не успел Бегун сказать ни слова, как он с радостным воплем кинулся обниматься, мусолить его мокрыми губами:

– Бегун!! Вырвался! Ну, с возвращеньицем! А я уж и правда решил, что ты спятил, с концами увяз. Экспедицию хотел собирать, тебя спасать! А я неделю пью, все поверить не могу, что вернулся. На унитаз сажусь – от счастья плачу! – Рубль действительно смахнул пьяную слезу. – Еремей! – захохотал он, увидав охотника. – И ты деру дал! Ну, молодец! Поживешь как нормальный человек! – он облапил и Еремея, дыша горячим перегаром. Тот стоял неподвижно, играя желваками, готовый, кажется, задушить Рубля на месте. Лева, к счастью, был слишком пьян и счастлив, чтобы заподозрить неладное. – А я рассказываю – не верят! Ни одна сволочь не верит! Смеются! Пойдем, – потащил он их в комнату, – подтвердите, что Рубль не врет!

– Погоди, – остановил его Бегун, – Где Спас?

– Вот это правильно, – поднял палец Лева. – Вот теперь я тебя узнаю! Сначала – дело… – Покачиваясь, он провел их на кухню, вытащил из морозильника окаменевшую курицу и достал из потрошеного брюха пакет с деньгами. – Ну, ты Царевича знаешь, не мне тебе рассказывать. Доску увидел – чуть с копыт не упал. А как до бабок дело дошло – началась тряхомудия. Полдня торговались. Доска миллион гринов тянет, а он едва полтинник отслюнил. Но и таких бабок больше ни у кого не возьмешь. Ты, может, лучше бы сдал, но кто же знал, что ты так быстро появишься. Это твоя доля. Долги твои Царевич списал, и вот еще десять штук осталось. Посчитай – ни грина твоего не потратил, лежали, тебя дожидались…

Бегун вытащил из пакета пачку смерзшихся долларов. Глянул на молчащего Еремея.

– Что, продешевил? – виновато спросил Лева.

– Все нормально, – кивнул Бегун. Помолчал, быстро соображая, что делать дальше. Случилось худшее из того, что могло случиться. Он не представлял, как вырвать икону из рук Царевича – с его оловянными солдатиками и квартирой, больше похожей на банковский сейф. – Слушай, Рубль, у тебя на оружейников концы есть? Пушку можешь достать? С глушителем.

– Зачем тебе?

– Надо. Только быстро. И чтобы не старье, не с Крымской войны, понял? Патронов – штук двадцать.

– Знаешь, сколько потянет? – Рубль присвистнул и начертил в воздухе несколько нулей.

Бегун на глаз отделил от пачки четверть и бросил на стол.

– Хватит? Что останется – тебе, комиссионные. Вечером заеду, возьму… – он двинулся было к двери, остановился и взял Рубля за плечо. – И вот что, Лева… Ты нас не видел, договорились? И сам сиди тихо.

– А что такое? – насторожился Рубль.

– Белозерцы гонцов послали. Охота на тебя, Лева, – сочувственно сказал Бегун. – Это, Лева, не менты и не чекисты, у них разговор короткий. Помнишь, как они соболя в глаз бьют? Вот так же и тебя завалят. Сидишь ты, пьешь водку – дзынь! Дырочка в окне, а пуля у тебя в черепе, – он постучал Рубля по лбу, снял коруну и отдал Еремею. – Может, завтра, может, через год. Жди… Я ведь предупреждал тебя, Дева, что воровать нехорошо, а из храма – совсем грех. Ярое Око – оно все видит. Так что кончай праздновать, начинай поминки…

Рубль проводил их растерянным взглядом. Вдруг сообразил, что стоит у окна, как на ладони, пригнулся и кинулся задвигать шторы.

– Где Спас? – спросил Еремей, когда они сели в машину.

– Ушел в другие руки, – Бегун завел мотор. – Опоздали, теперь все сложнее будет.

– Ты взял тридцать сребреников? – Еремей покосился на сумку с деньгами.

– Чуток побольше, – усмехнулся Бегун. – За эти бабки полцарства иудейского купить можно… Они нам пригодятся, – уже серьезно сказал он.

Он свернул к старому Арбату и остановился у телефона. Набрал Димин номер – там включился автоответчик. Бегун не дослушал слащавую скороговорку, перезвонил в офис:

– Это фирма «Антиквар»? Дмитрия Алексеевича можно?.. А когда будет?..

Еремей бдительно стоял рядом. Глянул в сторону – и остолбенел: на стеллажах, на приступочке под стеной, прямо на асфальте стояли и лежали иконы, сотни икон всех размеров от церковных до карманных складней. Святые скорбные лики мелькали за шагающими ногами, светились в витрине антикварной лавки. Пестрая толпа текла мимо, кто-то приценивался, придирчиво царапал ногтем кракелюр, продавцы деловито пересчитывали деньги.

Еремей шагнул ближе, приглядываясь, ища Ярое Око. Вдруг над его плечом протянулась громадная черная пятерня, схватила Богоматерь. Еремей медленно поднял глаза на угольное лицо негра и с воплем шарахнулся, крестясь, сбив треногу уличного художника.

– Эй, дядя, закурить будет?

Еремей обернулся – две наголо стриженные пацанки в кожаных куртках с цепями и металлическими черепами, с густыми черными тенями вокруг глаз сонно смотрели на него.

– Эй, дядя… Торчишь, что ли? – одна поводила у него перед лицом ладонью. – Врубайся!

Еремей увидал у самых глаз длинные острые кроваво-красные ногти и замер, готовясь принять мученическую смерть.

– Чего пялишься? Понравилась? – другая хлопнула подругу по заду. – Купи, продается!

Девки оживились, радуясь неожиданному развлечению, одна задирала короткую юбку, выставляя тощее бедро, другая тыкала в Еремея «козой».