Текст книги "Богиня ex machina"

Автор книги: Юрий Леж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Предлагаете махнуть на все рукой и… – особист все-таки не сдержался, раздраженный так легко нашедшимися уязвимыми местами своего плана.

– Погодите, погодите, господин Хольм, – перебил его комиссар. – У меня есть еще третье – Милка Макоева может вообще не побежать к своему таинственному другу, посчитав, к примеру, что им нечего скрывать от властей, а? Или – передать информацию каким-то иным путем? Телефонов у студентов, конечно, нет, но можно же отбить телеграмму-экстра с доставкой в тот же час. Ну, и, как бы под занавес, у меня нет абсолютно никакой гарантии, что мои горе-воины смогут взять «горячим» образом фигурантов, тем более, второго – главного на этот момент – мы с вами не знаем. Значит, «момент истины» находится под большим-большим вопросом…

Опущенный с небес своего грандиозного плана на землю реальности и сложившихся обстоятельств капитан Особого отдела сжал зубы, даже не пытаясь скрыть от полицейского своего дурного настроения. В голове Хольма уже рождались строчки рапорта, стирающего в пыль комиссара Тарона, саботировавшего акцию Департамента Безопасности, но – вот тут столичный викинг поспешил, проявив несвойственную своим предкам, северянам, горячность.

– Но… – не давая разозленному особисту проявить обиду и столичный норов, продолжил полицейский. – Кое-что поправить можно. И – опять же по пунктам. В ночной гостинице Пальчевского, как я знаю, напитки при заказе в номера разносит сама барменша, её вы и вызовете перед телефонным звонком…

– Вызову и буду при ней звонить? – теперь уже с критикой обрушился капитан.

– Нет, вам позвонят за пару минут до прихода в номер Макоевой, – любезно пояснил комиссар. – Посажу в баре своего новенького сотрудника, его еще плохо знают в городе, он из соседнего уезда перевелся, когда барменша пойдет к вам, он с телефона в баре наберет ваш номер…

– Ну, это… это вполне, – согласился, остывая Хольм, кажется, он сгоряча возвел мысленную напраслину на своего собеседника.

– Дальше. Милка, если она, конечно, побежит предупреждать дружка, рванется в тот самый подъезд, выходящей из которого вы её видели. Ну, не через балконы же она будет среди ночи пробираться? Значит, реально блокировать надо только его, ну, еще на всякий случай понаблюдать за соседними окнами, на это у меня хватит людей, пусть и не настолько обученных и хватких, как в столице. А вот уж задержание и «момент истины» придется проводить нам с вами, ну, не могу я доверить такое дело своим бурундукам, сваляют дурака в самый ответственный момент, а потом будут хлопать глазами, мол, невиноватые мы, ваше высокоблагородие, так вышло… впрочем, я нынче тоже совсем не в той, нужной форме, так что, господин капитан, получается, что силовая часть акции и её завершение полностью ложатся на вашу совесть…

– А знаете, я вам очень благодарен, господин комиссар, – неожиданно сказал Хольм, окончательно погасивший собственную вспышку гнева в адрес полицейского. – Вы просто показали мне, как надо работать в режиме ограниченных ресурсов, я к такому не привык, в столице, не хвастаясь, все к услугам Департамента.

При всей горделивой заносчивости столичного особиста, при неком подспудном презрении к провинции в целом, Рихард Хольм, будучи человеком объективным и умным, иначе не дослужился бы до таких чинов в имперской секретной службе, очень быстро понял, что без реальной, а не словесно-бумажной помощи начальника полиции в этом городке он ничего толкового предпринять не сможет, а еще его в очередной раз царапнуло неприятное ощущение, что Тарон знает гораздо больше о неожиданном деле академика Пильмана, чем говорит об этом столичному гостю. Впрочем, при всем своем уме и объективности капитан Хольм был еще и очень гибким человеком, умеющим не замечать то, что в настоящее время никак не может помешать его делу.

– Думаю, что нам надо перебраться в ваш рабочий кабинет, – предложил контрразведчик, не дожидаясь, пока полицейский начнет изображать смущенного гения и говорить разные слова о том, что базировался на изначальном плане особиста. – Там никто не помешает продумать и расписать акцию в деталях и, желательно, по минутам, а если это невозможно, то хотя бы в пределах четверти часа.

…уже к вечеру, детально, «по полочкам», обсудив и проанализировав множество вариантов действий, предусмотрев, кажется, все мыслимые и немыслимые ситуации, изведя едва ли не полпачки писчей бумаги, вновь позаимствованной Эмилией в мэрии, начальник полиции и столичный контрразведчик остановились на достигнутом, исходя из старинной сентенции о том, что лучшее – враг хорошего. Феликс Тарон, в душе не одобряя предложенную Хольмом наивную провокацию, все-таки, в итоге, согласился, что она вполне реализуема с учетом молодежной импульсивности и неопытности подозреваемых объектов, более того, в обеспечение успеха комиссар предложил под свою ответственность задействовать не так давно вернувшегося с воинской службы и прошедшего там хорошую школу бывшего парашютиста, вот уже больше года откровенно валяющего дурака в городе, перебиваясь случайными заработками и выходным армейским пособием.

Лишь после ухода в гостиницу особиста Тарон выкроил, наконец-то, время, чтобы вкратце, говоря в основном намеками и туманными фразами, посвятить надувшуюся от обиды племянницу в суть происходящего в городе, впрочем, именно такой разговор, полный недомолвок, неясностей, жизненных ребусов и шарад всегда предпочитала сама девушка, ужасно не любившая, когда ей досконально «разжевывали» ситуацию. Но сейчас полицейский не мог сделать этого вовсе не из любви к родственнице, он, пожалуй, и сам не владел всей необходимой информацией, получая её кусочками и стараясь эти частицы встроить в плохо еще различимую, расплывчатую общую картинку.

Ближе к полуночи, когда столичный викинг, согласно оперативного плана, вовсю развлекался с гостиничной коридорной – ну, или кого он там выбрал? – начальник полиции добрался по притихшим улочкам до доходного дома, население которого и не думало, казалось, засыпать, как все добропорядочные горожане, и тщательно проверил расположение своих подчиненных вокруг нужного им подъезда и под окнами с обратной стороны. Кажется, не только на бумаге, но и в реальности все было учтено, продумано и не грозило провалом, но…

Конечно же, предусмотреть всего невозможно, и составляя свой план особист и полицейский не учли всего одну, оказавшуюся существенной, деталь – значительно увеличившуюся физическую силу девушки – обыкновенной, пусть и очень красивой, но никогда не тратившей времени на спорт и ему подобные пустяки, разве что – в детстве на утреннюю зарядку. Впрочем, до событий этой ночи и сама Милка Макоева фактически не догадывалась, что еще, кроме правильных черт лица, точеной фигурки и густых медно-рыжих волос дали ей инъекции загадочного препарата. Ну, перестала, кажется, совсем болеть, даже легкая, непременная по осени, простуда не беспокоила который уже год, ну, появилась – а может, и всегда была, она же не проверяла – великолепная растяжка, ну, после полутора смен в баре ноги теперь не гудели от усталости, да что там от усталость – после работы Милка легко могла провести несколько часов на танцах, а потом еще столько же в постели с любовником, иногда – и с не одним.

Впрочем, поначалу в ночной акции все шло, как и было задумано. Принесшая в номер Хольма шампанское и ликер Милка будто бы случайно услышала, как тот грозно, хоть и вполголоса, чтобы было не разобрать его слов в спальне отдыхающей там после бурного соития блондинке Анке, выговаривал в телефонную трубку: «…что значит – сейчас никак? Вы в полиции служите или где? За что только вам деньги платят… подымайте их с постелей, мне плевать на семейные дрязги ваших обленившихся клоунов… через час… ладно, пусть к рассвету! Но дом должен быть полностью блокирован, надеюсь, адрес вам повторять не надо?» И – повторил! Стараясь прикинуться тенью на стене, Милка выставила бутылки с подноса на маленький столик в столовой и подумала: «Это не шутки… и не игра. Звонок телефона я слышала еще, когда открывала двери, так не подгадать… значит, этот хлыщ как-то сумел выйти на Гешу… О, Темные Силы! Проклятье! И что теперь?»

Хорошо зная своего постоянного любовника и поставщика зелья для столичной богемы и редких в городке местных любителей этой отравы, девушка ни минуты не сомневалась – он сдаст не только своих поставщиков, но и всю сеть распространителей, что в городе, что в университете. А лично для нее это – задержание, суд, этап – вместо столицы и обеспеченной жизни богатенькой красавицы. Стараясь громко не стучать каблучищами – проклятье Пальчевскому, придумавшему эту униформу со шпильками! – Милка выскользнула из номера и быстро спустилась в бар. Тут, кажется, немного повезло, последний посетитель, почти целый час досасывающий свое дорогущее пиво, ушел – хорошо, хоть расплатился заранее. «Отпрашиваться нельзя, и просить о подмене – тоже, – лихорадочно соображала красотка, спрятавшись в маленькой подсобке, полной ящиков со спиртным. – Придется сбегать на халяву, вряд ли кто заметит, а если что – отошла в туалет, тем более, реально месячные только-только закончились, но об этом знает пока один Геша…» Переодеваться – терять время – Милка не стала, лишь сменила обувь, в туфлях на шпильке по ночному городу не побегаешь, а вот в прочных, давно разношенных и удобных балетках – запросто. И еще – быстро оглядевшись, девушка сняла с гвоздика в углу, за огромным холодильником, темно-серый, пропахший хлоркой и потом, длинный халат уборщицы – теперь и блузка не будет светиться в ночи второй луной, и гораздо ниже колен прикроет голые ноги, все меньше будет заметно.

С излишней, как показалось ей самой, предосторожностью девушка сперва выглянула из-за двери черного хода гостиницы, внимательно оглядела улицу, но вокруг все было тихо и спокойно. «Еще бы, – подумала Милка. – Пока меня полицейская облава не касается. Но – как быстро этот нордический хлыщ вышел на Гешу! Всего-то четвертый день в городе… или он ехал, уже зная, кому привозят товар?.. Ох, блин горелый, надо было не любовные романы, а детективы читать на досуге, все легче теперь было бы разобраться…» Девушка напрасно грешила на себя – досуга ей хватало разве что на танцы, спиртное и постельные развлечения, за прошедшие после окончания школы годы она с трудом одолела всего парочку глупеньких дамских романчиков, да и то второй, кажется, бросила на половине.

Милка осторожно, чтобы не нашуметь, прикрыла за собой дверь черного хода, ощутив, кажется, уже привычный в последние месяцы, прилив возбуждения, разливающийся по всему телу. «Вот ведь Темные Силы! Как-то оно не во время… хотя, пока Геша будет перепрятывать товар, можно и успеть побаловаться с кем-то из ребят, у них же сейчас вряд ли кто спит, а если спит, то не в одиночестве, найду, с кем по-быстрому…» – подумала девушка, устремляясь в темноту проходного двора. К доходному дому она рассчитывала добраться минут через десять.

7

Умеющая так намешать коктейли, чтобы не оставить в накладе ни себя, ни хозяина гостиницы, знающая, к каким напиткам какие закуски положено подавать по этикету, понимающая, что клиент всегда прав и может потребовать соленых огурцов к мартини и манной каши к водке, наученная опытом правильно сервировать столики, на лету угадывающая содержимое карманов посетителей и будто чувствующая, кому из разболтанных, бессовестных богемщиков можно предложить расслабиться морфином, а к кому лучше и не приближаться с таким предложением, Милка не имела ни малейшего представления о полицейской оперативной работе, технике незаметной слежки и засад, потому никого из блокирующих нужный подъезд доходного дома просто не заметила в темноте, а даже если бы и заметила пару нечетких, сливающихся со стенами фигур, приняла бы их, скорее всего, за остановившихся по малой нужде излишне выпивших студентов, не обременяющих себя условностями этикета. Потому девушка, буквально взлетев по темной и грязноватой в ночи лестнице на третий этаж, без колебаний и сомнений принялась стучать в знакомую фанерную дверь, надеясь, что Геша не успел перебраться в университетские лаборатории – искать его там среди ночи было безумием, в подвальных помещениях, среди реторт, пробирок и колб, на этажах учебных корпусов и в раскрытых настежь комнатах общежитий можно было пробродить неделю, но так и не обнаружить нужного человека, который «вот только что был здесь, но вышел куда-то…»

На стук никто долго не отзывался, но Милка буквально физически чувствовала, как в квартирке кто-то возится, то ли занимаясь любовью, то ли тренируясь со штангой и гирями, чего за своим любовником девушка никогда не замечала, и эти привычные, хорошо знакомые звуки вдруг заполнили Макоеву яростью. «Я тут срываюсь среди ночи с работы, чтобы его предупредить, подслушиваю под дверью, как какая-нибудь старая мещанка, а эта сволочь…» Наверное, волна отрицательных эмоций и сработала, как спусковой механизм. Милка отступила на шаг и с неожиданной даже для самой себя силой ударила в полотно двери ногой, целясь поближе к хлипкому, символическому замку. Эффект получился сногсшибательный – хилая двойная фанера, сорванная мощным ударом с давно требующих ремонта, ослабших петель, просто с грохотом рухнула внутрь квартиры, подымая маленькую тучку пыли с привычно грязного пола и освобождая девушке вожделенный проход. Разъяренная – натурально валькирия – Милка шагнула вперед, наблюдая, как в знакомой комнатке на не менее знакомой узкой кровати распадается композиция из трех человеческих тел, похоже было, в эту ночь Гейнц со своим соседом решили обойтись одной девчонкой на двоих.

Злосчастная, попавшая, как кур в ощип, совсем, кажется, молоденькая девчушка, как бы, не старшеклассница, змейкой скользнула на дальний угол постели, даже не пытаясь прикрыть худенькое обнаженное тело, приятель Геши, имя которого Милка так и не смогла запомнить, сколько раз ни встречала в квартире, с отвисшей от удивления челюстью и широко открытыми глазами взирал на появившуюся в ночи натуральную рыжую фурию в грязном, длинном халате уборщицы, а виновник, так сказать, торжества, сам Гейнц, подслеповато прищурившись – очки его лежали на тумбочке – метнулся к выходу из комнаты, будто стараясь загородить собой остальных участников непотребного действа.

Не церемонясь с любовником, Милка сгребла парня за загривок, чуть оттаскивая от дверного проема в сторону кухни, и буквально зашипела в ухо, безжалостно давя в себе желание заорать в полный голос:

– Кретин, развлекаешься тут с малолетками, баб тебе нормальных мало… а за тобой с утра придут… я слышала, будет досмотр всего дома… ищут явно товар, так что – хорош трахаться, надо скорее…

В этот момент на лестнице – сверху и снизу – замелькали огни сильных фонарей, послышался топот ног и негромкие, отрывистые слова: «Быстро, быстро, ребята, давай, давай…»

«Вот и всё, опоздала». Руки девушки на мгновение бессильно опустились, зачем-то расстегивая большие грубые пуговицы на халате. У входной, снесенной с петель двери квартиры уже маячили громоздкие силуэты больших и сильных мужчин с фонарями в руках, а идущий первым капитан Хольм проорал, напрягая голос:

– Всем стоять! Работает «охранка»!

На боевых операциях, тяжелых задержаниях, да и, вообще, в тех случаях, когда требовались короткие четкие слова приказов, боевики Департамента пользовались этим древним, полузабытым наименованием своей организации, и у особиста, в подражание им, невольно вырвалось это кодовое слово.

Теперь уже у Гейнца отвисла челюсть и выпучились, как при жестоком запоре, глаза. Когда ночью в твою квартиру, снеся двери, врывается любовница, застав тебя в постели с другой, а следом за ней лезут с фонарями и криками сотрудники Департамента Безопасности, с чей-то легкой руки прозванные по первым буквам своей организации «дебильниками», трудно оставаться равнодушным и находчиво приветствовать незваных гостей словами: «Прошу, господа, я давно вас ожидал…» Но вот Милку яркие лучи фонарей, крики особиста и перепуганный вид Геши будто хлестнули кнутом – девушка сделала торопливый шаг в свободное помещение – на маленькую кухоньку, в которой по теплому времени года редко когда закрывали одну из оконных створок. И едва только Хольм оказался в квартире, как рыжая валькирия безумным прыжком, головой вперед, «рыбкой», бросилась в окно… в полете уже пытаясь закрутить сальто, как она видела в каком-то старинном боевике.

А в квартире отставной парашютист Филя уже крутил руки очумевшему Гейнцу, бесцеремонно повалив паренька на пол, а парочка оперативников, втиснувшихся следом в малогабаритное, тесное помещение, наставили стволы табельных пистолетов – слава богам, хоть оружие разобрали и почистили перед акцией в кои-то веки – на очумевшего еще раньше своего сокоешника соседа по комнате и тощенькую, показавшуюся жалкой, покрытой «гусиной кожей», хорошо различимой в ярком свете фонарей, девчушку, забившуюся в угол.

Вошедший последним комиссар Тарон аккуратно перешагнул через Гейнца, потеснив сидящего на спине студента Филю, и прошел на кухоньку, к раздосадованному и слегка растерянному капитану Хольму.

– Вы представляете – в окно прыгнула, – сообщил главную на этот момент новость контрразведчик. – Даже не задумалась ни секунды, как только я её увидел – сразу и прыгнула…

– Ну, не беда, – постарался утешить контрразведчика полицейский. – Третий этаж всего, небось, кроме переломов, ничего страшного не будет…

И Феликс высунулся в окно, подсвечивая вниз, на землю, фонарем, чтобы попробовать разглядеть в худшем случае неподвижно лежащее тело девушки и растерянно суетящихся вокруг него полицейских из группы прикрытия, вопреки приказу выбравшихся из засады. Но никого не увидел.

Удивленный, даже слегка шокированный, комиссар повернулся к Хольму:

– Ничего не понимаю, – пожал он плечами, но разъяснять, что случилось, при задержанных не стал. – Спущусь, гляну на месте, а вы пока здесь управляйтесь, хорошо?

– Лады, – кивнул особист и попросил: – Распорядитесь там, чтобы к подъезду подали две машины, эту парочку, из комнаты, надо врозь доставить в управление и уже там побеседовать, здесь их невозможно изолировать друг от друга. Ну, а с этим… с этим пока поработаем на месте…

И расстроенный капитан слегка пнул в бок придавленного к полу Гейнца.

Пока комиссар спускался на улицу и окликал дежурящих в проулке водителей полицейских автомобилей, оперативники в квартире позволили злосчастной, попавшей под горячую руку спецслужб парочке накинуть на себя хоть часть одежды, предварительно тщательно обысканной, ощупанной привычными полицейскими пальцами, и повели их вниз, по дороге то и дело рявкая на любопытствующих студентов, выглядывающих изо всех дверей и пытающихся понять и как-то оценить происходящее.

А Феликс Тарон тем временем обогнул угол доходного дома и, подсвечивая себе фонариком, подошел к месту гипотетического падения Милки Макоевой из окна квартиры. Слегка помятая свежая трава, какие-то невнятные следы на плотной, слежавшейся за зиму под снегом и уже давно подсохшей земле… «Темные Силы! ничего не понять», – успел подумать комиссар, до того момента, как заговорил один из парочки подошедших к нему полицейских, дежуривших чуть поодаль, в засаде за густыми кустами еще не расцветшей сирени.

– Она прямо из окна вылетела, – убежденно, ведь увидено было собственными глазами, рассказывал участковый соседнего околотка, привлеченный к акции за внимательность и буквоедство при исполнении приказов. – Крыльями – мах! А крылья здоровенные, серые, тело-то белеется, а вот крыло почти под цвет ночи… ну, и значит, махнула крыльями и – за угол ушла на высоте… вот же, ей-ей, помоги нам Светлые Силы!..

«Ну, только Темных Сил, леших, русалок, водяных, оборотней и нетопырей нам в этой истории не хватает», – с тоской подумал комиссар, но его тут же взбодрил своим дополнением к докладу второй засадный.

– Вообще-то, на землю-то она соскочила, – тактично дослушав старшего по возрасту товарища, добавил полицейский помоложе. – В воздухе как-то так кувырнулась, крылья – не крылья, но чем-то взмахнула – точно, а уж когда на земле оказалась, то сразу на ногах. Как так – хоть убей, не пойму, господин начальник. Ну, а она – быстро так, будто не с третьего этажа слетела, а просто на месте попрыгала – шмыгнула вот, в проходной двор, оттуда выходов аж три будет. Мы, правда, попробовали за ней, но уж больно шустрая оказалась девка, да и одета – спереди, вроде как, в светлое, а спина – черная, не разглядеть…

– Точно – девка? – зачем-то поинтересовался комиссар, вдруг подумав, что в квартире мог находиться и еще кто-то, а Милка просто спряталась под кроватью, в шкафу или, чего уж теперь-то скромничать в версиях, успела в полете сменить пол.

– Я по фигуре сужу, – пожал плечами молодой. – Ноги длинные, голые, талия узкая, сиськи заметные… ежели и мужик, то шибко переодетый.

Начальник полиции покачал в недоумении головой, спрашивать опростоволосившихся подчиненных было больше не о чем, да и не так уж они опростоволосились, как может показаться с первого взгляда. Постоять возле поломавшегося после прыжка с третьего этажа человека, ну, или попробовать задержать спускающегося по веревке, в конце концов, заметить перелезающего с балкона на балкон – это одно дело, им оно, кстати, вполне по плечу, но – бороться с существом, легко преодолевающим почти трехсаженную высоту, конечно, было для простых провинциальных полицейских непосильной задачей.

– И что ж нам теперь? – поинтересовался распоряжениями начальства старший засады, излишне впечатлившийся вылетом из окна Милки.

– Идите по домам, – махнул рукой комиссар, находящийся в растрепанных чувствах. – На службу выходите к обеду, отоспитесь хотя бы, ну, и про то, что здесь было – ни гу-гу, эта акция под надзором Департамента, так что – разговоры разговаривать себе дороже будет.

– Ну, это мы понимаем… благодарствуем, значит… – пробормотал в спину уходящему Тарону полицейский, обрадованный тем, что начальство не стало мариновать его с напарником и дальше в пустынном ночном городе за кустами сирени.

«Вот куда она могла податься среди ночи в городе? – мучительно пытался понять комиссар, возвращаясь в захваченную лихим набегом квартирку. – Не в гостиничный же бар вернулась, это надо совсем ненормальной быть… Домой? Ни за что. К подругам? К каким, зачем? Да и пока проверишь их всех по школьным спискам не просто рассветет, уже обедать пора будет. А если в университет? В общаги? Тогда уж точно – полный провал, её там с батальоном штурмовиков не сыщешь и среди дня, не то, что ночью…» Впрочем, одна шальная мыслишка, связанная с недавним интимным рассказом племянницы, у Феликса Тарона мелькнула, но с её реализацией можно было не торопиться, тем более, что полицейский как раз добрался до подъезда, откуда уже убыли автомобили с грозными мигалками.

А в квартирке вовсю орудовали два специалиста по обыскам, такие же, как сам комиссар, изгнанники из столицы, получившие назначение в провинциальную синекуру за не такие уж страшные грешки, что и позволило начальнику полиции использовать их таланты в акции капитана Хольма. Лично для себя комиссар только так и обозначал не совсем удавшийся ночной налет на доходный дом.

Сам же особист, затащив с помощью отставного парашютиста Фили в маленькую комнату голого, как в день своего рождения, Гейнца, устроил студента в полусидячем положении, но со скованными за спиной руками, на одной из кроватей, бесцеремонно усевшись на соседнюю, и попробовал, по горячим следам, поймать знаменитый по всем специальным боевым наставлениям, некоторым литературным произведениям и целому ряду кинофильмов «момент истины».

Внимательно, но быстро изучив найденные при поверхностном осмотре комнаты зачетку, студенческий билет и удостоверение личности Гейнца, контрразведчик с ласковым, угрожающим нажимом задал первый вопрос потихоньку приходящему в себя пареньку:

– Что же, похоже, влип ты по самые уши… вот и подружка твоя ноги сделала очень умело и кстати, тебя кинула… теперь остается одно – каяться потихоньку, чтобы дружков своих опередить, взять на себя поменьше общих делишек…

И, мгновенно меняя тон, буквально рявкнул, резко склонившись к лицу Гейнца:

– Куда она сбежала? Где еще лежка? Когда следующая поставка? Где тайники с препаратом? Когда встречаешься с Пильманом?

– Какой Пильман? При чем тут Пильман? И что за препараты? – попытался с перепугу завопить студент, но вместо вопля получился смешной писк сорвавшимся голосом, ну, а потом Гейнц понес ахинею, сам плохо понимая, что говорит, но стараясь зачем-то потянуть время: – Откуда я знаю, куда она рванула? Она, вообще, бешеная, озабоченная всегда… прибежит, потрахается на ходу и опять куда-то рванет… я с ней в постели ни разу не был… все стоя или сидя, как будто в последний раз… у нее бешенство матки, клянусь, она тут со всем домом…

– Ладно, так и запишем, – удовлетворенно потер ладони Хольм, умело изображая радость на лице. – Пошла предупреждать остальных, по цепочке. Ты молодец, парень, хорошо своих сдаешь, бодро. И держишься на отлично. Теперь давай про адреса… да и когда академик-то с тобой увидеться обещал?

– Какой академик? – растерялся от нелепой похвалы особиста паренек. – Чего обещал? Вы, вообще, кто такие? Чего меня здесь… в наручниках…

В этот момент на пороге комнаты с вопросительным выражением лица, можно, мол, присутствовать, появился комиссар. Капитан кивнул, соглашаясь, дескать, послушай, поучаствуй, может, чего дельного придумаешь, поэтому полицейский тут же вступил в игру.

– Какая тебе разница, сынок, кто мы такие? – с откровенной ленцой в голосе ответил Тарон на последний вопрос студента. – Полиция нравов, отдел по борьбе с наркотиками, служба обеспечения секретных разработок или… Особый отдел Департамента… Никуда ты теперь от нас не денешься, пока мы не узнаем то, что нам надо. И скажи спасибо, что у господина Хольма крепкие нервы и отличная выдержка, вот я бы сразу тебе яички пассатижами зажал и спокойно послушал, как ты мне обо всем рассказывать будешь…

– Но это же… пытки, – судорожно сглотнул слюну Гейнц, совершенно не ожидавший такого к себе отношения. – Это же… запрещено, нельзя… вы что?..

– Тоже мне, запрещено, – пренебрежительно махнул рукой комиссар. – Много чего у нас запрещено, а на самом деле – есть…

– Где встречаешься с Пильманом? Куда ушла твоя девица? Кто доставляет препарат? – быстрыми вопросами вклинился в разговор контрразведчик.

– Ну, Милка-то твоя, понятно, в общагах уже, небось, – вместо Гейнца ответил полицейский. – А вот про академика – давай поподробнее, это будет твоим личным вкладом в реальную отмену пыток в государстве.

Но студент вместо нормального разговора опять сорвался в истерику, видимо, так и не придя в себя до конца. Хольм, вновь склонившись над соседней кроватью, отвесил верещащему что-то невнятное Гейнцу пару крепких пощечин, чтобы привести паренька в чувство, но вот продолжить приведение в чувства задержанного ему помешали сыскари. Один из них деликатно кашлянул у входа в комнатку, обращаясь к комиссару: «Господин начальник, тут у нас вот…» и, получив разрешающий жест, протянул Тарону плоскую, продолговатую коробочку, наполненную ампулами с морфином. Едва глянув на плохо различимую в слабом свете ночника на тумбочке маркировку стеклянных сосудов, полицейский буквально расцвел, будто получил на именины давно и вожделенно ожидаемый подарок:

– Ну, вот, твои восемь лет каторги нашлись, милый мой…

– Почему восемь? – глупо спросил Гейнц, уже пришедший в себя после крепких затрещин и твердо помнивший, что за распространение опийных препаратов без надлежащего разрешения уголовный кодекс предусматривает лишь до четырех, максимум, лет тюрьмы или колонии общего режима, и тут же спохватился: – Это не мое… это соседа… это подбросили…

– Ну, парень, ты даешь, – добродушно всхохотнул комиссар. – У нас же не столица, где таких ампул, может, десятки тысяч в день производят. Для нашего городка – это целое состояние, кто ж его будет подбрасывать, а главное – откуда столько морфина-то взять?..

Тем временем капитан Хольм безмолвно, взглядом, переговорил с завершившим обыск сыскарем: «Больше ничего?» «Существенного – нет» «Просто интересного?» «Кто знает, что вам интересно? мы в коробку сложили всякие записные книжки, бумажки с телефонами, разберетесь» – и попросил Феликса выйти из комнаты, оставив сторожить в конец запутавшегося в самом себе бедолагу-студента передавшего футляр с ампулами сыскаря.

– Здесь надо заканчивать, господин комиссар, – предложил особист, понизив голос до конспиративного шепота. – Ночной шум закончится сплетнями и слухами, а дневное мероприятие – явными свидетельствами нашей работы. Да и условия здесь для допроса – никакие… так и кажется, вот-вот из-за стенки постучат, чтобы говорили тише…

– Что поделать, звукоизоляция в этих доходных домах всегда хромала, – согласился полицейский. – Я пойду, гляну, не вернулась ли машина, а вы пока – собирайте этого героя, ну, не голышом же его потом по управлению водить?..

Коротко и нервно засмеявшись, капитан Хольм кивнул.

8

Под утро к комиссару пришла головная боль, ну, еще бы, в его-то возрасте – пусть и чуть-чуть за сорок, как он считал сам, но ведь не чуть-чуть за тридцать – при его спокойной размеренной жизни и службе суматошная ночная акция с предварительным изнуряющим планированием и какими-то очень уж скромными результатами кого хочешь доведет до мигрени. А тут, будто злорадно поджидая именно этого момента, в кабинет ввалился один из дознавателей с кипой протоколов, бухнув их на стол перед начальником полиции, словно избавившись от грехов, переложив их на чужие плечи.

– Это что? – брезгливо потрогал кончиками пальцев бумаги Тарон.

– Постановления на задержание, разрешения на обыск, протокол обыска Антонины Шульц, протоколы задержания, протоколы опросов и допросов, решение об освобождении, подписка о не выезде… – нудно перечислил дознаватель, дядька, в целом и общем, неплохой, но зануда и аккуратист, чувствующий себя не в своей тарелке, если в документе пропущена единственная точка над «i».

– Отпускаем, значит, девчонку?

– А за что её держать? – пожал плечами следователь. – За молодежный разврат пока не сажают, хотя я бы лично накинул ей пару годков, ну, по одному за каждого партнера на последней встрече. Знать она, вообще, ничего не знает, зашла к своему, вроде, мальчишке побаловаться, тут и сосед присоединился, все по доброй воле было, ну, а потом уже вы появились. Надо отпускать, тем более, никому она не сболтнет про случившееся, итак дома отпросилась на ночь к подруге, та подтвердит, да и не нужна девчонке такая реклама – мало того, что по студентам шляется, так еще и в полицию попала…