Текст книги "Пещера ужасов (СИ)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Только теперь Майк понял, с какой скоростью колотится его сердце. «Фу, глупость! – сконфуженно подумал он. – Ведь это же просто кукла! Очень реалистично сделанная, но…»

Вообще-то, именно эти попытки «мертвеца» схватить их должны были сразу же успокоить его. Безголовое тело не может махать руками. Во всяком случае, не на такой стадии разложения. А значит, все происходящее – бутафория. По правде говоря, после первого трупа у него возникло в этом подсознательное сомнение – уж больно тот выглядел… настоящим…

А вонь? Тоже бутафория, очевидно. Такая же, как и запах горелой изоляции, призванный убедить их в неисправности мотора.

Тьму вновь распороли крики, на сей раз мужские, и впереди слева показался свет – теперь не ярко-белый, а тускло-багровый. Свет исходил из некой выложенной камнями ниши; вагончик проехал мимо, замедлив ход, но на этот раз не остановившись, и его пассажиры увидели сцену, изображавшую, должно быть, пыточные застенки средневековья. Изможденный человек был растянут на вертикальной дыбе, а голый по пояс палач в круглом красном колпаке, скрывавшем лицо, большими клещами методично сдирал с него кожу. И это отнюдь не было статической сценой… Голова несчастного уже была освежевана полностью, представляя собой мокро блестящий багровый шар; Майк с ужасом увидел, как движутся в глазницах совершенно круглые, лишенные век глаза, провожая взглядом вагончик; из безгубого рта вместе с криками толчками вырывалась кровь – кажется, у истязаемого был вырван язык. Палач тем временем сдирал кожу с его руки, стаскивая ее, словно длинную перчатку. Когда вагончик уже почти проехал мимо, палач, на миг прервав свое занятие, вдруг обернулся и помахал клещами проезжающим. Джейн вскрикнула, осознав, чем был на самом деле его красный колпак: не чем иным, как кожей, которую он только что содрал с головы жертвы и натянул на свою собственную, вывернув наизнанку…

Снова движение в полной тьме под аккомпанемент криков и стонов; затем справа совсем рядом к ним прибавился звук, напоминавший бормашину. Но, когда рядом с притормозившим вагончиком разошлись черные занавески, оказалось, что это куда более крупный инструмент.

К деревянному кресту был прибит молодой парень, скорее даже подросток. Точнее, даже не прибит. Привинчен. Ему досталось больше, чем Христу: в его руки и ноги было вкручено не меньше пары десятков здоровенных шурупов. И тот, кто это сделал – упитанный тип в рабочем комбинезоне, забрызганном кровью – не собирался останавливаться: в данной момент он рассверливал электродрелью коленные чашечки жертвы. Кричать парень не мог: в его рот был вбит деревянный кляп, для верности приколоченный гвоздями сквозь нижнюю челюсть.

Вагончик двинулся дальше. Новая сцена: к кухонному столу, покрытому веселенькой скатертью, была привязана – тонкой, распоровшей кожу проволокой, за запястья и лодыжки к ножкам – молодая женщина на позднем сроке беременности. Ее нижняя челюсть была полностью вырвана, вывалившийся язык – неожиданно большой с точки зрения тех, кому никогда не доводилось наблюдать человеческий язык целиком – походил на жирного дохлого моллюска. А неопрятного вида волосатый и бородатый тип длинным, острым на конце кухонным ножом яростно бил, бил, бил в ее огромный беременный живот. С каждым ударом из разодранной дыры, некогда бывшей ртом женщины, выплескивался сгусток крови, но самым жутким было не это. Было отчетливо видно, как под кожей ее живота, туго натягивая ее то здесь, то там, конвульсивно ходят словно бы крупные желваки. Плод был все еще жив – хотя, по идее, уже первый такой удар должен был стать смертельным – и корчился и извивался каждый раз, когда нож вонзался в него. То рука, то нога растягивала живот матери так, что тот, казалось, вот-вот лопнет – тем более что он и так был в разрезах от ножа, которые вытягивались багровыми дырами; а в том момент, когда вагончик вновь тронулся с места, Майк отчетливо увидел сквозь кожу черты прижавшегося изнутри лица с разинутым ртом…

Тошнота подкатывала к горлу, и все же юноша не чувствовал себя в силах отвести взгляд. Когда их вновь окружила темнота, Майк закрыл глаза, решив не открывать их до самого выхода. Но когда практически над ухом услышал странный сосуще-хлюпающий звук, не выдержал и посмотрел.

Поначалу луч света был совсем узким, и Майк увидел лишь нежный девичий живот, прободенный стальным костылем. Таким образом девушка была пригвождена к бетонной опоре. По бледной коже стекали струйки пота, ниже костыля смешиваясь с кровью. Затем луч скользнул вверх, и пассажиры вагончика увидели, почему жертва не могла ни кричать, ни даже стонать: ее рот и ноздри были наглухо зашиты грубой сапожной нитью. Для того, чтобы несчастная могла дышать, ей проткнули горло трубкой, как при трахеотомии; именно из этой трубки и вырывались те самые звуки. Она задышала чаще, видя, что вагончик остановился совсем рядом с ней; ее глаза смотрели на Майка и Джейн с мольбой. Кажется (как понял Майк по движению ее плеч), она пыталась протянуть к ним руки… и вот тут луч света стал шире, и сидевшие в вагончике с содроганием увидели, что рук у нее нет. Правая была отрублена почти по плечо, левая – немного выше локтя. С ногами было то же самое, и тоже асимметрично – только здесь длиннее была правая культя, доходившая до середины бедра. Кожу на концах обрубков стягивали грубые швы на основе все той нити. Пригвожденная вытягивала свои культи в тщетной попытке коснуться Джейн, сидевшей к ней ближе, чем Майк; та невольно отпрянула, насколько позволяла тесная кабинка. Впрочем, живым обрубкам в любом случае не хватало нескольких дюймов, чтобы дотянуться.

И тут позади послышались шаги. Кто-то приближался шаркающей тяжелой походкой. Майк и Джейн резко обернулись. Поначалу они вообще ничего не могли разглядеть, затем во мраке обозначился грузный силуэт. Откуда-то снизу полился тлеющий багровый свет; лицо фигуры оставалось в тени, зато отчетливо можно было различить тяжелые башмаки, грязные джинсы, выглядывавшие из-под покрытого бурыми пятнами, когда-то белого фартука, и, главное, топор на длинной ручке в мускулистой руке. Топор, с которого капало что-то, казавшееся при таком освещении почти черным…

Как ни странно, при виде этого типа, без спешки приближавшегося к застывшему неподвижно вагончику, Майк вновь почувствовал себя спокойнее. Маньяк с топором, какой пошлый штамп… могли бы придумать что-нибудь пооригинальнее… Он смотрел на грузную фигуру с усмешкой, даже когда та подошла вплотную и занесла топор над головой…

А затем топор обрушился на Джейн.

Все произошло в доли секунды. Девушка отчаянно взвизгнула. Майк неуклюже дернулся, движимый противоречивыми рефлексами – перехватить падающее на подругу тяжелое лезвие и убраться с его пути как можно дальше… но в любом случае из такой позиции – прижатый поручнем к сиденью и выворачивающий голову назад – он ничего не мог поделать. Глухой удар, мокрый хруст разрубленной кости, крик…

Майк оцепенел, его мозг отказывался воспринимать происходящее. Прошло, наверное, секунды три, прежде чем он понял, что его подруга по-прежнему сидит рядом с ним, живая и невредимая. Кричала она просто от страха. Топор в самый последний изменил направление и обрушился на изувеченную жертву на столбе, укоротив более длинный остаток ее ноги еще на несколько дюймов. Из обрубка хлынула кровь, а из воткнутой в горло трубки вырывалось сиплое шипение – все, что заменяло ей крик…

Мясник вновь обернулся к пассажирам вагончика, поднимая топор. Теперь в луч света, направленный на пригвожденную, попала бо́льшая часть его лица – Майку в первую очередь бросились в глаза небритый подбородок и оскаленные в усмешке крупные желтые зубы. Джейн завизжала снова. Она совсем, совсем не была уверена, что следующий удар придется не по ней.

И Майк такой уверенности тоже уже не чувствовал.

Топор снова стал падать. Но в тот же миг вагончик сорвался с места. Удар – на сей раз звонкий, топора о железные рельсы – донесся уже из-за кормы.

Мясник что-то глухо буркнул и побежал за ними.

Он бежал не слишком быстро, но и вагончик, после первоначального рывка, поехал разве что слегка быстрее торопливо идущего человека. Свет остался позади, вокруг снова была темнота, из которой слева и справа доносились мучительные стоны и крики боли, а сзади бухали тяжелые шаги мясника, постепенно сокращавшего расстояние. Вот они зазвучали совсем рядом, уже даже не сзади, а слегка сбоку, с того, где сидела Джейн – казалось, удар топора из темноты может обрушиться в любое мгновение. Но тут вагончик вновь ускорился, оставляя маньяка позади. Тот, однако, поднажал – ботинки забухали чаще, вновь приближаясь. «Это все игры, – сказал себе Майк. – Он специально будет догонять, а в последний момент отставать…»

Топор с лязгом обрушился на борт кабинки в считанных дюймах от локтя Джейн.

– Дерьмо! – завопила она. – А если б там была моя рука?!

Да, понял вдруг Майк. Ведь дело происходило в темноте. Этот тип, актер он или кто, не мог видеть, что руки там нет…

Вагончик вновь ускорился, а затем тяжелый топот опять стал настигать.

– Смотри! – крикнула вдруг Джейн.

Майк, выворачивавший голову назад в тщетных попытках разглядеть преследователя, вновь развернулся вперед – и увидел вспыхнувшие во мраке кроваво-красные буквы «ВЫХОД». Вагончик мчался прямиком к ним. Наконец-то, подумал Майк с облегчением. Скорость вновь уменьшилась, но до выхода осталась какая-то пара ярдов. Еще мгновение – и…

Пол под ними разверзся, и они полетели вниз.

Секунду спустя – секунду, заполненную совместным криком – они поняли, что это не свободное падение, а всего лишь спуск на скоростном подъемнике. Затем навалилась короткая перегрузка – расплата за невесомость в первый миг спуска – и вагончик съехал вперед на самое дно… ямы? шахты? колодца? Было слышно, как подъемник вновь уехал наверх, оставив их в абсолютной темноте.

Подвал скотобойни, подумалось Майку, который, в отличие от Джейн, слышал в детстве эту историю. И ему даже ясно представилось, что они увидят, когда в очередной раз вспыхнет свет: лежащего в грязной луже парализованного мальчика, которого заживо едят крысы. Мальчика, чье тело превратилось уже в сплошное кровавое мясо, бугристое, изрытое, лишь отдаленно напоминающее очертания человека, и множество острых зубов непрерывно отрывают, отщипывают от него все новые и новые маленькие кусочки…

Но из темноты не доносилось крысиного писка. Только какое-то негромкое, неритмичное поскребывание. И Майк почувствовал – хотя сам не смог бы объяснить, почему – как от этого тихого, вкрадчивого звука волосы начинают шевелиться на голове.

Вспыхнул свет, неровный и дрожащий. И они действительно увидели мальчика. Но не того самого – тот, если верить легенде, был белым, а этот – темнокожим. По его щекам текли слезы, но кричать он не мог. Он был насажен на длинный вертикальный кол, выходивший у него изо рта. Все, что он мог – это грызть эту толстую круглую деревяшку, покрытую кровью и содержимым его кишечника; его зубы и издавали тот самый звук. Кол был высотой больше двух ярдов и изгрызен с самого верха – но теперь мальчик сполз по нему почти до пола. Впрочем, шансов коснуться пола ногами у него не было – у основания кол становился слишком широким.

Мерцающий свет разгорался все ярче, озаряя теперь уже не только кол, но и подземелье вокруг. Это действительно был какой-то большой подвал с высоким бетонным сводом и глухими стенами. Здесь не было никаких коридоров и дверей, ведущих наружу. Рельсы заканчивались в считанных ярдах впереди. И на этих ярдах стояли… другие вагончики. Только совсем старые, проржавевшие, заросшие пылью, грязью и паутиной. И эти вагончики не были пусты. В ужасе смотрели Майк и Джейн на пожелтевшие черепа (на одном из них все еще висели наушники, на другом сохранилась бейсболка), на лохмотья одежды, свисающие с ребер… кажется, никто так и не смог выбраться из-под прижимающего к сиденью поручня…

«Так вот где оказываются те, кто исчезает!» – потрясенно подумал Майк… и тут же обругал себя идиотом. Луна-парк приехал в город только несколько дней назад, какие, к черту, скелеты и ржавчина?! Бутафория, все здесь – сплошное надувательство!

Словно в ответ на его мысль сверху что-то залязгало. Молодые люди вскинули головы и увидели, как с высокого потолка подвала прямо на них падают, разматываясь на лету, тяжелые цепи с крюками на концах. Казалось, что эти крюки рухнут им прямо на головы, но они пролетели мимо – по два слева и справа – и глухо звякнули о борта вагончика. А затем… затем из-под днища вдруг высунулась уродливая, покрытая шрамами рука, на которой не хватало фаланг двух пальцев (видимо, внизу был люк, открывшийся совершенно бесшумно) и принялась прицеплять крюки к стальным скобам под днищем вагончика, которые Майк и Джейн даже и не заметили, когда садились. Едва последний крюк занял свое место, цепи натянулись и рывками потащили вагончик вверх. Оторвавшись от пола, он стал раскачиваться, чему только способствовало неравномерное движение цепей. На полпути вверх механизм, кажется, разладился еще больше, левые цепи стали тянуть быстрее, чем правые, все более накреняя вагончик набок; Джейн, оказавшаяся вверху, вновь испуганно взвизгнула, хватаясь за руку Майка. Юноша посмотрел вниз и понял, что они покачиваются прямо над торчащим внизу колом; если замки удерживающего их поручня вдруг откроются…

Но замки не открылись. Цепи втащили вагончик наверх, в черноту открытого люка – и здесь, наконец, выровняли, а потом, пронеся чуть вперед, опустили на рельсы. Крюки лязгнули, отцепляясь. Вагончик вновь поехал сквозь тьму – но не к выходу (обманных горящих букв уже не было), а к следующей жертве.

Это вновь была женщина или девушка – сказать более определенно было невозможно. Она стояла, растянутая резиновыми жгутами на слегка отклоненной назад плоскости (Майку пришло в голову слово «стенд»), распластанная, как лабораторная лягушка. По сравнению с тем, что сделали с ней, парень, с которого заживо сдирали кожу, мог считаться счастливчиком. Лица у нее больше не было. Оно было срезано полностью, до кости, в то время как плоть по бокам головы оставили нетронутой – обнажившийся череп в этом обрамлении смотрелся особенно жутко. Но хуже всего было то, что это был череп живого человека. Лишенные век шары глаз, все в кровяных прожилках лопнувших сосудов, беспорядочно двигались в костяных глазницах, тщетно пытаясь укрыться от бьющего в них света прожектора, сквозь дыру на месте носа слышно было частое дыхание; нижняя челюсть бессильно отвисла, однако при приближении вагончика задергалась – несчастная пыталась что-то сказать, но того, что осталось от ее жевательных мышц, было для этого недостаточно. Язык, впрочем, двигался во рту, но ни Майк, ни Джейн не смогли разобрать мычаще-воющие звуки… С ее телом проделали то же самое, что и с головой: вся плоть спереди была срезана. В ярком свете прожектора было хорошо видно сквозь ребра, как колотится сердце, как вздуваются и опадают легкие. Все органы брюшной полости также были выставлены напоказ; они не вываливались наружу – возможно, благодаря отклоненному назад положению тела. Руки и ноги подверглись той же вивисекции; выскобленные кости белели в окружении прослоек желтоватого жира и багровых срезов мышц…

Майк увидел, как некое утолщение медленно движется внутри ее кишечника, и резко перегнулся через борт. Его тошнило. Вагончик дернулся и покатил дальше, не дав ему закончить. Юноша плотно зажмурился, пообещав себе теперь уже точно не открывать глаза, пока они не выедут наружу.

И он честно выполнял свое обещание, и когда справа отвратительно потянуло горелым мясом (даже жуткие надрывные стоны не могли заглушить шипения жира, капающего в огонь, и Майк почувствовал щекой близкий жар), и когда слева пронзительно завизжали дети – судя по голосам, сразу четверо или пятеро. Но когда Джейн испуганно закричала «Нет! Нет! Остановите!» – все же распахнул глаза.

На сей раз жертва была не слева и не справа. Она лежала прямо на рельсах. Совсем юный парнишка, лет на семь моложе самого Майка. Его руки и ноги были замурованы в два массивных бетонных куба по обеим сторонам пути, а вагончик вот-вот должен проехать своими колесами по его животу и груди. Судя по кровоточащим колеям, вдавленным в его плоть – далеко не в первый раз. И хотя, конечно, аттракционный вагончик – это не железнодорожный вагон и даже не автомобиль, вряд ли он весил больше пятисот фунтов вместе с пассажирами – но и это не так уж мало, особенно когда прокатывается по уже переломанным ребрам и ничем не защищенному раздавленному животу…

Парнишка приподнял голову и посмотрел на приближающийся вагончик мутным страдальческим взглядом, в котором читалась бесполезная мольба. Естественно, у них не было никакой возможности остановиться. Джейн еще раз крикнула «Стойте»! но в следующий момент их слегка подбросило, и под колесами омерзительно захрустело и зачавкало. Парень закричал – тонким, совсем еще детским голосом. До сих пор они были лишь зрителями – теперь, пусть и невольно, стали соучастниками…

К счастью, впереди уже показался выход. На сей раз, похоже, настоящий – оттуда пробивался свет дня. Да, двери пещеры открывались, чтобы выпустить их на волю…

И в этот момент снова залязгали цепи, и сверху что-то упало. Упало и закачалось на цепях перед ними, преграждая им путь.

Это была девушка. Точнее, часть девушки. Взгляд Майка скользнул сверху вниз по ее рукам, пронзенным сквозь запястья стальными крюками для туш, по ее лицу, залитому слезами и обрамленному слипшимися от пота кудрявыми прядями – но все еще красивому, по ее грязному бюстгальтеру, а ниже… ниже она была даже не разрублена, а разорвана пополам. С нижних ребер свисали длинные лохмотья кожи и клочья отслоившегося мяса, а между ними виднелся сырой мешок желудка, похожий на сдувшийся воздушный шарик, оттянутый вниз тяжелым спутанным клубком кишок. Еще ниже не было уже ничего. И вагончик вот-вот должен был ударить носом в этот клубок, а потом его пассажиры должны были буквально уткнуться в то, что выше…

Но тут снова резко сработали тормоза. Майка и Джейн качнуло вперед; их лица оказались в какой-нибудь паре футов от лица разорванной.

Ее веки поднялись, искусанные губы шевельнулись.

– Пожалуйста… – прошептала она. – Помогите мне…

– К-как? – выдавил из себя Майк.

– Убейте меня…

– Как? – повторил юноша, растерянно оглядываясь по сторонам. Но она либо не могла больше говорить, либо сама не знала ответ. Вагончик снова тронулся, и в тот же момент цепи стремительно уволокли свою жертву вверх, во тьму. Ее болтающиеся кишки лишь на несколько дюймов разминулись с лицом Джейн.

И спустя буквально пару секунд вагончик выкатился из выходного отверстия пещеры под небо пасмурного дня, затем быстро проехал вдоль ее передней стены и остановился.

Ни возле аттракциона, ни рядом с кассой никого не было. Не только новых посетителей, но даже усатого гробовщика. Видимо, он выходил (откуда?) только тогда, когда появлялись новые клиенты. Автоматически щелкнули, открываясь, замки поручня.

Джейн первая выбралась на платформу. Майк в первый момент остался сидеть, полагая, что надо все же дождаться того типа – но затем последовал за подругой.

По низкому небу ползли тучи. Порыв холодного ветра взъерошил траву, поволок по ней мусор – бумажный стаканчик, драный пластиковый пакет… кажется, мелькнул и серый прямоугольник использованного билета. Кругом по-прежнему не было ни души, и даже из оставшейся за спиной Пещеры не доносилось ни звука. Джейн стояла на месте словно в какой-то прострации.

– Пойдем отсюда, – неприязненно сказал Майк, чуть ли не силой увлекая ее к дорожке среди кустов. Во рту у него все еще стоял кислый привкус блевотины.

– Ты… думаешь о том же, о чем и я? – спросила девушка, пока они петляли среди колючих зарослей.

– Это не может быть по-настоящему! – воскликнул Майк. – Искусно сделанные манекены с моторчиками… да, очень искусно, никогда таких не видел… на какой-то момент я и впрямь поверил… – учитывая извергнутый ланч, отрицать последнее было бы глупо.

– Манекены?! Ты видел их лица? Их глаза и все прочее?

– Ну, наверное, где-то манекены, а где-то живые актеры…

– Актеры, ну да. Ну, кровь, содранная кожа, шурупы, кол – ладно, грим, спецэффекты. А отрубленные конечности? Это ты как загримируешь?

– Зеркала. Тем более, там темно было. Мы видели только то, что было подсвечено.

– А самая последняя? Мы же прямо под ней проехали! Не было там никаких зеркал, вообще ничего, куда можно спрятать нижнюю половину человека!

– Послушай, – он остановился и развернулся лицом к Джейн. – Ну даже если на миг допустить, что они творят такое на самом деле на глазах у кучи свидетелей… ты же не думаешь, что кто-то может оставаться в живых, когда его разорвут пополам? Если этот кто-то не дождевой червяк, конечно…

– Не смешно.

– А я и не смеюсь. Я просто говорю, что это полная чушь. Не знаю, как был устроен этот фокус, но…

– Ну… – пробормотала Джейн, – в общем, конечно, да… наверняка какой-то фокус… но… это было так реально…

– Говорил тебе – не надо туда ходить, – буркнул Майк. – Теперь еще приснится, чего доброго…

Они, наконец, выбрались из зарослей. Здесь тоже не было видно ни души. Но, стоило им пройти мимо туалетов, за спиной у них негромко хлопнула дверь.

В другое время Майк не стал бы оглядываться на человека, выходящего из подобного места, но тут вдруг вздрогнул и обернулся.

Перед кабинками стоял клоун. Тот самый, с нарисованной улыбкой. Стоял и молча смотрел на них.

Разумеется, ничего противозаконного в этом не было, и самым логичным было бы просто пойти дальше, но Майк вдруг завелся.

– Ну и? – агрессивно осведомился он. – Что?

Клоун молчал и не двигался. У юноши даже мелькнула дурацкая мысль, что это тоже манекен.

– Что уставился? – повторил Майк, повышая тон, и шагнул вперед с видом человека, готового затеять драку – хотя на самом деле никогда не был забиякой. Джейн тоже обернулась и шагнула за ним, хватая его за локоть, чтобы предотвратить ссору.

Клоун вдруг жестом фокусника извлек откуда-то маленький блокнот и протянул его девушке.

– Ой… спасибо вам большое, – сказала она, беря блокнот и пихая его в карман джинсов. – Пойдем, Майк, – теперь уже она почти силой увлекла его прочь, туда, где гремела музыка, хлопали ружья тира и счастливо визжали посетители качелей-каруселей. Прошли какие-то секунды, и вокруг них уже было полно народу.

– Что еще такое он тебе дал? – требовательно спросил Майк.

– Да это мой блокнотик! Должно быть, обронила в туалетной кабинке…

– В кабинке? Или в «Пещере»?

– Ну причем тут «Пещера»? Он же из кабинки вышел!

– Лично я не видел, как он оттуда выходил, – пробурчал Майк.

– А что, ты его в «Пещере» видел? По-твоему, он крался следом за нами? Майк, это же смешно! Просто он нашел мою вещь…

– А откуда он узнал, что это твое?!

– Не знал. Предположил. Нашел, выходит – тут мы. Вот и подумал, вдруг мы только что потеряли? – они словно поменялись ролями: теперь Майк изумлялся, а Джейн искала рациональные объяснения.

– Не мы. Ты. Он протянул это именно тебе.

– Ревнуешь? – улыбнулась девушка.

Но Майк не принял подначки.

– Там есть твое имя? – осведомился он.

– Нет. Но записи женским почерком. Видишь, все просто.

– Да. Так же просто, как и в «Пещере»… Почему он молчал? Он что, немой?

– Может быть, и немой…

– А вот, кстати, – задумался Майк. – Может, для работы в «Пещере» нанимают инвалидов? Раньше же были всякие шоу уродов, почему бы и сейчас… То есть насилие, которое мы видели, конечно, бутафория. А ампутированные конечности, может быть, и нет. И… пожалуй, я знаю, как был устроен последний фокус. Карлица! Голова у нее нормальная, а тело настолько маленькое, что его можно полностью спрятать внутри резиновой имитации верхней части туловища. Может, у нее и ног нет… А кишки, конечно, тоже резиновые.

– Я не видела никакого шва на шее. Там, где настоящая голова высовывалась из…

– При умелом гриме ты бы и за полчаса его не разглядела. А мы смотрели несколько секунд, да еще против света.

– Да… наверное, ты прав, – произнесла Джейн без уверенности в голосе.

Они проходили мимо киоска с едой, и на этот раз Майк все же взял колу, чтобы избавиться от привкуса во рту.

– И все-таки мне не нравится, что этот тип лазил в твой блокнот, – заметил он, выбрасывая бумажный стакан. – Ну ладно, имени там нет, а что-то, позволяющее тебя вычислить? Адрес, телефон?

– Моего нет, а твой есть, – улыбнулась Джейн. – Так что теперь тебя будет преследовать звонками немой клоун.

– Не смешно, – сказал теперь уже Майк. – Мне это, между прочим, действительно не нравится. Посмотри, он случайно не вырвал себе на память какую-нибудь страничку?

– Да что за глупости? Зачем бы ему это понадобилось?

– Не знаю. Но этот странный тип мне не нравится. Он и мне, между прочим, какие-то знаки подавал, прежде чем я пошел за тобой… Серьезно, проверь свой блокнот.

– Ну, если ты настаиваешь… – она вытащила блокнотик из джинсов и принялась быстро перелистывать. В какой-то момент ее рука дрогнула, и выражение лица изменилось.

– Что там? – тут же требовательно спросил Майк. – Он все-таки что-то вырвал? Или, может, написал?

– Нет, просто… вот, – Джейн двумя пальцами вытянула лежавший между страницами серый прямоугольник. «ПЕЩЕРА УЖАСОВ. Вы будете КРИЧАТЬ…»

– Это что же – он бесплатно сунул тебе билет стоимостью в десять баксов? – Майк нахмурился еще больше.

– Ну, может, рекламная акция… – неуверенно произнесла девушка, и вдруг перебила себя: – Да нет же, мы с тобой два идиота. Это мой собственный билет – видишь, корешок надорван!

– И как он оказался в блокноте, который ты потеряла еще до того, как мы купили билеты?

– Да просто лежал в кармане и забился между страницами, когда я сунула туда блокнот.

– Угу. Логично. Только я ясно помню, что оба наших билета были у меня. И когда тот тип их надорвал, я сунул их… – Майк запустил руку в карман собственных штанов – левый, правый, затем проверил оба задних, которыми обычно не пользовался. Билетов нигде не было.

– Черт… – он проверил карманы еще раз. – Должно быть, где-то выронил. Но я помню, что не отдавал тебе твой.

– Но ты ведь не помнишь, куда его положил?

– А ты? Ты помнишь, как брала его у меня?

– Нет… – признала девушка. – Должно быть, мы оба делали это машинально.

– Ну-ка дай его сюда, – юноша буквально выдернул серую бумажку из руки Джейн. – Думаю, это не твой билет.

– А чей же?

– Не знаю, – Майк перевернул бумажку. – Вот это что, по-твоему?

На обратной стороне билета ближе к надорванному краю обнаружилось небольшое красно-бурое пятно. Уже засохшее.

– А по-твоему? Хочешь сказать, что это… кровь? Настоящая?

– Не знаю, – повторил Майк. – Может быть, клоунский грим.

– Он же не держал этот билет в руках.

– Это ты так решила. У тебя же в кармане нет ничего пачкающего?

– Может, его таким уже продали, – предположила Джейн. – Может, палец был испачкан у кассира… или у усатого. Возможно, что и кровью. Могли же они порезаться?

– Могли… – юноша задумчиво перевернул бумажку.

«При повторном посещении скидка. Приводите друзей!»

Он решительным шагом вернулся к урне, в которую уже отправил бумажный стакан, и выкинул билет туда.

– Ты чего делаешь? – возмутилась Джейн.

– А зачем тебе чужой… хорошо, пусть твой использованный билет? Ты же не собираешься лезть в эту чертову пещеру снова? Хотя бы и со скидкой…

– По-моему, – медленно произнесла девушка, глядя куда-то мимо собеседника, – мы там не все видели.

По справедливости этого Майк отрицать не мог: он помнил, как закрывал глаза, хотя и стыдился в этом признаться. Он уже собирался насмешливо осведомиться «ты что, зажмуривалась?» – но тут же вспомнил, как его вывернуло наизнанку на глазах у Джейн, и решил не нарываться. Но та, похоже, имела в виду что-то другое.

– Криков и стонов было больше, чем… тех, мимо кого мы проехали. Некоторые доносились словно бы издалека или из-за преграды…

– Запись. Да и какое еще «издалека»? Ты же видела павильон снаружи. Не такой уж он и большой.

– Может быть. Но там были стре́лки.

– Какие еще стрелки?

– Рельсовые. Ты не заметил?

– Я и рельсов-то почти не видел в этой темноте…

– А я видела. Вагончики можно пускать по разным маршрутам. Наверняка они так и делают. Может быть, детям показывают какой-то менее жуткий вариант. Во всяком случае, детям с родителями…

– По реакции той женщины, которая каталась перед нами, я бы так не сказал.

– Мне кажется, если бы она увидела то, что видели мы, ее реакция была бы еще сильнее. И она бы уж точно отправилась жаловаться, несмотря на подписанную бумагу. А потом… ты помнишь, как он намекнул мальчику? Мол, приходи еще, только не с мамой, а с другом… тогда увидишь кое-что по-настоящему стоящее…

– Ничего подобного он не говорил. Только сказал про скидку, и все. Ну это и так написано на билете.

– Вот именно. Если и так написано, зачем подчеркивать это отдельно?

– Закон рекламы. Лишнее повторение не повредит.

– Нам почему-то не повторили.

– Потому что мы это уже слышали, – не слишком последовательно ответил Майк, чувствуя все большее желание прекратить этот дурацкий разговор.

– И потом, странное у них представление о рекламе. Павильон запрятан так, что его и специально не всякий найдет. Его даже нет на схеме парка.

– Ты, небось, просто не заметила.

– Посмотри ты, если такой умный! – сразу завелась Джейн, разворачиваясь обратно. Они были уже возле выхода из парка, и возвращаться к столбу со схемой Майку не хотелось.

– Ладно, ладно, допустим, нету. Все это тоже часть имиджа. Таинственная пещера ужасов… – Майк, впрочем, сам понял, что звучит неубедительно, и выдвинул другую версию: – А может, у них уже были неприятности с бдительными мамашами. И они действительно стараются лишний раз не светиться, больше полагаясь на завлечение клиентов по цепочке.

– Много ли так завлечешь? И сколько, по-твоему, стоят такие потрясающе реалистичные манекены? Если это и впрямь манекены…

– Не знаю. Это не наши проблемы, – они, наконец, вышли за ворота, и Майку почудилось, что воздух стал свежее, хотя, конечно, это была полная чушь. – Слушай, хватит уже с меня этой идиотской пещеры. Не хочу о ней больше ни говорить, ни думать. Не будем портить оставшуюся часть вечера.

Джейн вроде бы подчинилась и больше не возвращалась к теме, но на протяжении вечера Майк не раз замечал, что мысли девушки блуждают где-то далеко. У него у самого проклятая «пещера» оставила мерзкое послевкусие, избавиться от которого было намного сложнее, чем от рвотного привкуса во рту. Он злился и на себя, и на Джейн, затащившую его на этот чертов аттракцион, а теперь еще и впадающую в задумчивость как раз тогда, когда необходимо беззаботно развеяться. В итоге он отвез ее домой даже раньше десяти часов, требуемых ее строгой матерью.