Текст книги "Спроси у реки"

Автор книги: Юрий Кунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 13

Когда Посохин зашел в кабинет Карельского, тот поливал цветы на подоконнике. Маленькая пластмассовая леечка оранжевого цвета смотрелась в руках чопорного 50-летнего следователя крайне нелепо. И не только потому, что она являлась предметом домашнего обихода. Любая современная вещь в руках Александра Петровича не вязалась с его обликом. Утонченные черты лица, негромкая размеренная речь, плавные замедленные движения. Казалось, что в XXI веке он мог оказаться только благодаря машине времени.

Карельский с какой-то печальной задумчивостью посмотрел на майора.

– Проходи, пожалуйста. Я сейчас закончу.

– Ну, какие впечатления у тебя, Александр Петрович, от беседы с Квасовым остались? Будем под него копать? – спросил Посохин, усаживаясь на один из предназначенных для посетителей стульев.

– Впечатления двойственные, – продолжая возиться с цветами, ответил Карельский. – Ясно, что никаких горьких переживаний по поводу смерти жены он не испытывает, но и особой радости с его стороны я не почувствовал. Какой-то он никакой. Можно сказать, ни рыба ни мясо. Но подобные типы иногда такое отчебучивают, что рецидивисту в голову не придет. Было в моей практике несколько таких аморфных парней. Один, помню, жену с балкона сбросил, а дело представил так, будто она сама упала, когда белье вешала. А впечатление у нас после опроса соседей складывалось такое, что он и мухи не обидит.

– Ну, и что мне делать?

Следователь поставил леечку на подоконник и до конца раскрыл на окне металлические жалюзи.

– Эко тебя наша утопленница зацепила, – сказал он, садясь за стол и доставая из ящика упаковку с салфетками. – Хорошо. Пошерсти окружение этой Квасовой, если тебе так хочется. Проверь быстренько все, что Зинаида Смазнева сказала. Время у нас пока есть. Только не плети Нестерову, что это я тебя подбил на столь глубокие изыскания. Сам выкручивайся, если он спросит, почему ты с этой бабой все еще возишься. А то он мне потом проходу не даст. Мозг выносить он умеет.

Вытерев руки, Карельский бросил использованную салфетку в корзину для бумаг.

– Ладно. – Посохин вздохнул. – Но, в принципе, ты не возражаешь, если я кое-кого более тщательно прощупаю?

– Я пока не против твоей инициативы, Павел Петрович. Мне тоже эти порезы на руках у Квасовой не нравятся. Может, ты и прав, и бизнесменшу нашу подтолкнули под коленочки. Такое вполне возможно. Но с Николаем Квасовым, по-моему, ты несколько перебарщиваешь. Вешать на него убийство?.. Даже не знаю! Честно тебе говорю.

– Александр Петрович, а на кого? Я более подходящего субъекта пока не вижу. Реального субъекта. С явным мотивом.

– Доказать трудно будет. Ты действительно настолько уверен, что найдешь свидетелей или парочку весомых улик?

– Приложу максимум усилий.

– Чтобы упечь Квасова за решетку?

– Зачем утрировать? На моем счету ни одной загубленной души нет. Заявляю ответственно.

– Знаю. Извини. Но не надо все свои усилия направлять исключительно в сторону семьи Квасовых. Бери шире.

– Александр Петрович, признаюсь: стопроцентной уверенности, что это убийство дело рук Николая Квасова, у меня нет. Но, ты же не будешь отрицать, что была у Квасова возможность жену разок другой в речку окунуть? И к тому же с нами он не до конца откровенен. Я же вижу.

– А их дочь Юлия сейчас тебе всю семейную подноготную как на духу выложила?

– Нет, конечно. Но у нее возможности утопить собственную маму не было. Силенки не те.

– Согласен. Лично, может, и не было. А, если кто-то из ее окружения?

– Проверим. Пошлю Жарких в Воронеж.

– Проверка тогда может сильно затянуться. Не исключаешь такой возможности? И твое руководство и мое будут очень недовольны.

– Может и затянуться. Но зачем думать о плохом?

– Не о плохом, а о возможном. Я перед допросом Квасова разговаривал с нашим прокурором. Он настроен на несчастный случай.

– Константин Михайлович креативом никогда не отличался. Всегда только прямо, исключительно по рельсам… И как можно быстрее. Александр Петрович, все возможные бяки я беру на себя.

– Только не надо, прошу прощения, косить под героя телесериала. Ни дать ни взять одинокий рейнджер. Может, еще на лошадь пересядешь? Твоя задача – подготовить мне плацдарм для атаки. Дашь что-нибудь стоящее – за мной не заржавеет.

– Я понимаю, что зацепок пока маловато. Срочно нужна конкретика. Постараюсь что-нибудь нарыть. Рябинникову будешь вызывать?

– Пусть молодая мама едет домой. Займись в первую очередь местными. Кофе со мной выпьешь? А то я еще не завтракал. Есть бутерброды с сыром и колбасой. Ты как?

– От кофия не откажусь. Наливайте, ваше высокоблагородие.

Глава 14

Посохин свернул на обочину и остановил свой «Рено» возле слегка покосившегося забора Ивана Дронова. Подойдя к калитке, майор хотел постучать, но, передумал – вряд ли его услышат – и опустил ладонь на потемневшие от дождя и снега доски. Ржавые петли от толчка взвизгнули. Полицейский шагнул на заросший травой двор, через который к дому вела широкая посыпанная песком дорожка.

«Дизайнерские изыски бедняков», – подумал Посохин с грустью.

– Какая сруля там еще приперлась?! – раздался откуда-то пьяный мужской голос.

– Иван, ты дома? – спросил майор, повысив голос, и, обшаривая глазами двор, двинулся по дорожке к крыльцу.

Из ворот видневшегося в глубине двора сарая вышел, слегка покачиваясь, широкоплечий блондин в темно-синих спортивных трусах и тельняшке без рукавов.

– Ты кто? – уставился крепыш на не спеша идущего к нему Посохина.

– Вань, совсем плохой стал? Не узнаешь?

– Что я, каждого бирючинского козла знать должен?

Посохин остановился примерно в полуметре от хозяина дома и невольно поморщился от густого водочного духа.

– Вань, я же к тебе по делу, а ты сразу грубить. Ты что, с гор спустился?

– Ах, ты, фуфлон!

Правое плечо Дронова пошло назад. Посохин поставил левой рукой блок и, схватив противника за запястье и шею, сделал подшаг. Резкий поворот корпуса и одновременно выдох. Бросок через бедро получился у майора почти идеально.

– Вань, перестань дурить! – отступив для страховки почти на метр от лежащего на спине противника, произнес Посохин. Он не сомневался, что просто так бывший десантник не сдастся. Тем более давно небитый.

– Ну, падла! – заорал Дронов, переворачиваясь на живот. Он рывком приподнялся на четвереньки, но броситься на майора не успел.

Посохин выверенным ударом ноги в голову снова опрокинул его на землю.

– Это тебе не мальчишек на дискотеке гонять. Извини, сам напросился.

– А-а-а…

– Неприятно, я понимаю.

Майор, наклонившись над распластавшимся на спине Дроновым, поочередно приподнял ему большим пальцем веки.

– Легкий нокаут, гражданин. Ничего страшного. Полежите немного. Скоро отпустит.

Посохин подошел к крыльцу и, подобрав валявшуюся на траве брезентовую рукавицу, протер край верхней ступеньки.

– Подождем, – сказал майор, присаживаясь и доставая из нагрудного кармана рубашки телефон. Чтобы вызвать Жарких, ему нужно было нажать на кнопку с цифрой три.

– Да, Павел Петрович! – раздалось из трубки почти мгновенно.

– Жарких, подъезжай к дому семнадцать по улице 20-летия Октября. Тут одного буйного пацана надо забрать. Он весь водярой провонял и я не хочу его в своей тачке везти. Жена опять ругаться будет, что в салоне негламурно пахнет… Да, сейчас. И в темпе.

Посохин спрятал телефон в карман.

– Ты меня слышишь, Дронов?! Ау!

– Слышу…

– Я начальник уголовного розыска майор Посохин. Хотел тебя кое о чем спросить.

– Щас…

– Ты резко не вставай, дорогой. И не вздумай еще разок на меня прыгнуть. Закрою на пятнадцать суток или отмотыжу по-настоящему. На выбор.

Дронов, кряхтя, сел.

– А чего сразу не сказал?

– Потому что. Жалуются на тебя люди, гражданин Дронов. Говорят, позоришь десантные войска: грубишь, дерешься больно. Хотел проверить. Участковый сказал, что еще год назад до мордобоя у тебя дело никогда не доходило. Распоясался ты в последнее время что-то. Давненько, наверное, по харизме не получал. А, Иван?

Дронов медленно поднялся на ноги и проковылял к крыльцу.

– Дай закурить, – попросил он, садясь рядом с Посохиным. – Нервы ни к черту стали.

От Дронова несло не только водкой, но и дешевым табаком. Майор поморщился.

– Не курю я, Иван. Сейчас Жарких подъедет – у него есть.

– Вы что, меня забираете?

– Надо, Ваня, надо! Помнишь «Приключения Шурика»? Таких борзых, как ты, только поркой и можно вразумить.

– У нас теперь свободная страна.

– Только для дорогих шлюх, авторитетных бизнесменов и бессовестных чиновников. Включая, разумеется, и их семьи. Таким как ты, Иван, простым и буйным, надо сваливать в Сомали. Вот где свободы море.

– А куда бы ты свалил? В Бангладеш?

– Вижу, у нас завязался душевный разговор. Отвечаю: мне, Ваня, везде плохо будет.

– Почему это?

– Потому что я честный и добрый. К тому же любовь к многострадальной Родине у меня сильнее, чем ненависть к нынешним порядкам. Хотя и прежние мне не особо нравились. О, слышишь, Жарких подскочил!

У дома остановился автомобиль. Хлопнула дверца, скрипучая калитка распахнулась, и во двор, сжимая дубинку, ввалился старший лейтенант Жарких. Было видно, что он жаждет крови.

– Петрович, чего случилось?! – выпалил он, подбегая к крыльцу.

– Да вот, гражданин Дронов, решил встать на скользкий путь экстремизма.

– В наручники?

– Иван, тебе решать, – повернулся к Дронову Посохин.

– Не надо.

– Может, тебя и задерживать не надо?

– Вам решать.

– Нам решать… Иван, давай договоримся: ты берешь на себя обязательство быть законопослушным гражданином – люфт дозволяется, иначе в России не выживешь, – а я закрою глаза на сегодняшнее происшествие. Идет?

– Чего зря обещать? Я когда выпью, злым становлюсь.

– Иван, все это может очень плохо закончиться. Ты, надеюсь, понимаешь?

– Ну.

– Свою жизнь загубишь – ладно. Но ты, ведь, кого-нибудь или покалечишь, или убьешь при таком отношении к человечеству.

– Ну.

– Баранки гну! Предупреждаю первый и последний раз: если напакостишь по-взрослому, будешь долго дышать сибирским воздухом.

– Да понял я!

– Так, теперь перейдем к делу. Ты в позапрошлый понедельник, тридцатого мая, с дружбаном своим Квасовым водку пил?

– В понедельник? В тот, в конце мая? В понедельник…

Дронов закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

– В понедельник, – повторил он снова.

– Думай, думай!

– Пил, – сказал Дронов, открывая глаза. – Взяли пузырь, и пошли ко мне. Ларки моей дома не было, и я сам закусон собирал. Капусты квашенной из погреба достал, хлеба нарезал, сальца. На огороде луку нарвал. Редиски надергал. А что?

– Разошлись во сколько?

– Примерно… Вечером.

– Вас видели у твоей калитки в девятнадцать сорок пять.

– Я же говорю!

– Ну а позднее ты к нему не заходил?

Дронов скривился, словно ему под нос сунули какую-нибудь тухлятину.

– А-а-а! Райка его тварь законченная. Меня к ним и пузырем не заманишь.

– А он к тебе в тот вечер больше не заходил? Или ночью?

– Не знаю. Вечером нет, а ночью меня дома не было. Я скотину с речки пригнал и сразу к Сашке Лынову свалил. Мы у него во времянке полночи гудели, а потом в сарае на сене спать завалились. Вообще, если бы Николай приходил, Ларка бы мне сказала. Она к нему хорошо относится.

– А где этот Лынов живет?

– Я знаю, Петрович, – вмешался Жарких. – Он мне яблони в этом году обрезал. Мать моя с ним неплохо знакома.

– Когда она успела? Она в Бирючинск переехала всего-то полгода назад.

– Маманя у меня женщина общительная. Я уверен, она уже половину жителей Бирючинска по именам знает. А может, и больше.

– Мотнешься тогда сейчас к нему. Опроси его по полной. Все, Иван, мы пошли. Но о нашем разговоре советую не забывать. Договорились?

Посохин встал и протянул Дронову руку.

– Мир? Или еще подумаешь?

– Заметано. Не дурак.

Дронов тоже поднялся на ноги и крепко пожал майору руку.

– Сергей, дай ему пару сигарет. Как премию за сообразительность.

Выйдя на улицу, на полпути к машинам Посохин остановился. Развернувшись, он в задумчивости посмотрел на шагавшего следом за ним старшего лейтенанта.

– Знаешь, что странно? – сказал он, когда Жарких к нему приблизился. – Квасова не пожаловалась участковому на Дронова, когда тот ее толкнул. Вообще никуда не пожаловалась! А это в корне противоречит ее линии поведения. Причина? Может, у нее с Дроновым были какие-то особые отношения?

– Типа шуры-муры?

– Не обязательно. О том инциденте мы с Ваней еще побеседуем. Пока пусть расслабится. А тебе будет еще одно поручение. Съезди к жене Дронова на работу. Она на почте денежные переводы принимает, заказные письма, посылки выдает. Зовут ее Лариса Алексеевна. Узнай, во сколько она тридцатого мая вернулась с работы, и был ли Иван в это время дома. Спроси также, когда Иван в тот день пошел забирать с выпаса скотину и когда вернулся. Соображаешь?

– Понял. Сделаем.

– Знаешь что, ты с работы ее не выдергивай, а отлови, когда она домой пойдет. Не будем лишний раз трудовой коллектив напрягать. К ней и так участковый из-за Ванькиных дебошей, наверное, каждые две недели наведывается.

– А как я ее узнаю?

– Запросто. Она на матрешку похожа.

– Не понял!

– У нее лицо как у матрешки. Вздернутый короткий носик, широко поставленные голубые глаза, губки бантиком. Соломенного цвета волосы. Не ошибешься.

– А фигура?

– Ох, Жарких! Замечательная у нее фигура. В этом смысле на матрешку она не похожа.

– Павел Петрович, а вы не боитесь, что Дронов с ними уже договорился о том, какие нужно давать нам показания? Ну, я имею в виду Лынова и жену.

– Не смеши. Ты Дронова видел? Можешь представить, как он инструктирует друзей и родственников насчет нужных ему показаний? Оговаривает с ними все детали… Правда, Лариска может послать тебя в интимное место вместе с твоими вопросами, если будет не в духе. Она баба резкая. Но, думаю, ты с ней справишься.

Они подошли к машине майора. Посохин открыл дверцу.

– У нас в школе была учительница биологии, – сказал он, ухмыльнувшись. – Имя только забыл. Она год отработав, потом куда-то переехала. Так вот, начиная на уроке опрос, она всегда говорила: «А теперь, ребята, давайте побеседуем». С тех пор, как только произношу «побеседуем», ее всякий раз вспоминаю.

– Что, шеф, часто получали двойки по биологии?

– Не угадал. С пятого класса благодаря одной девчонке в школе я учился весьма прилично, хотя и работаю на данный момент в милиции.

– В полиции, господин майор! – потряс поднятой вверх дубинкой Жарких.

– Да, это звучит гордее.

– А что это была за девчонка, Павел Петрович?

– Хорошая была девчонка. Правильная. Круглая отличница. Единственная на весь класс, между прочим.

– Что так?

– Остальным, наверное, усердия не хватало. Хотя были и откровенные придурки. Помню, на той же биологии Коля Зуев, например, как-то рассказывал, что рыбки в реке питаются каплями водки и крошками хлеба.

– Что за прикол?

– Какой прикол? На полном серьезе. Мужики, когда пьянствуют, оставляют на пляже бутылки из-под водки и недоеденный хлеб. Вот рыбки этим и питаются.

Жарких засмеялся.

– Супер!

– А знаешь, как, по мнению того же Коли, можно определить пол земляного червя?

– Ну?

– Берешь червяка и пропускаешь его между передними зубами. Если он свободно проходит через щелку, то мы имеем дело с женщиной, а если забуксует, значит, у нас в руках мужчина.

Жарких захохотал, зажмурившись и тряся зажатой в руке дубинкой.

Посохин сел в машину и захлопнул дверцу.

– Вообще-то, земляные черви – гермафродиты, – сказал он, высунувшись из окна.

Эти слова вызвали у старшего лейтенанта новый приступ хохота.

Глава 15

– Кроликов кормить собираешься? – спросил Жарких, с осторожностью притворив свежевыкрашенную калитку.

Лынов перестал рубить траву и воткнул топор в колоду.

– Ага. Привет, Серега. Как там яблони твои поживают?

– Как новые. Мать не нарадуется. Привет, – протянул ему руку Жарких. – Разговор есть.

Поздоровавшись, Лынов рассовал нарубленную траву по кроличьим клеткам и, достав пачку «Примы», присел на колоду.

– О чем говорить будем? Только недолго. Дел до энтой матери.

– Позапрошлый понедельник помнишь? – опустившись на корточки, спросил Жарких.

Лынов поднял глаза к небу и стал похож на раннехристианского святого, изможденного и печального.

Старший лейтенант машинально бросил взгляд вверх. Величественно плывшие на юго-восток облака были такими белыми, что ему захотелось зажмуриться.

– Тридцатое мая? Помню, – вытаскивая сигарету из пачки, сказал Лынов без тени сомнения.

– Дрын к тебе когда в тот день пришел?

– Дрын? В одиннадцатом часу. А что?

Вдруг скривившись, Лынов сказал с возмущением:

– Чего ты как сиделый раскорячился? Задницу пристрой по-человечески.

Старший лейтенант выпрямился и оглядел двор.

– Вон там чурбачок выбери. – Хозяин указал ему зажатой между пальцами сигаретой на лежавшую у сарая кучу распиленных, но не колотых дров.

Старший лейтенант направился к сараю.

– Сосновые не трогай. Штаны вымажешь. Не, дубок сыроват. Березку лучше возьми.

Жарких принес увесистый березовый чурбак и, приладив его стоймя, сел.

– Александр Иванович, время точнее можешь вспомнить?

– Точнее? Минут пятнадцать или даже двадцать одиннадцатого было. Стемнело уже.

– А ушел он когда?

– Утром. Во вторник. Не, – вдруг помотал головой Лынов, – в обед. Начало первого уже было. Мы тогда нехило погуляли.

– Сколько выпили?

– Сначала мы пивка пару литров засосали. Потом сосед принес литр водяры – я ему обещал в следующий окот двух крольчат подарить. Через час где-то он к бабке Марусе еще сбегал и третью бутылку принес. Эта, по-моему, уже лишняя была.

– Что за сосед?

– Дед Вася. На той стороне улицы живет. Четырнадцатый дом. Хороший мужик.

– Понял. Дронов потом точно никуда не уходил от тебя?

– Нет. Мы как в четыре часа легли в сарае на сене, так и проспали до утра. Тьфу, до обеда! А чего случилось-то?

– Ты слышал, что Раиса Квасова утонула?

– Слышал. А Ванька тут причем?

– Они же с Квасовым Николаем друзья-приятели.

– Ну и что?

– Ничего.

– Ты что, хочешь сказать, это они Райку вниз по Лигани спустили?

– А вдруг? Надо проверить. Ты только не болтай никому.

– Ай, брось! Из Квасова убийца, как из меня художественная гимнастка.

– А Дрын?

– Дрын? Ванька со зла мог бы. Но он в тот день в настроении был. Вообще-то, если бы он Райку грохнул, я думаю, на ней тогда живого места не нашли бы. Он из нее котлету бы сделал. Когда вы ее вытащили, она как выглядела? Нормально, без синяков и переломов? Вы там от народа ничего не скрываете?

– Нормально, как утопленница. А Иван с Раисой не путался?

Лынов засмеялся.

– Ларка его тогда бы вместе с Квасовой на пару утопила.

– Он с Ларкой расписан?

– Все честь по чести! Без регистрации только мухи женятся. Если хочешь знать, Иван Райку на дух не переносил. Говорил, таких хитромудрых баб надо отправлять на перевоспитание в горные аулы. Чтобы джигиты их там, на свежем воздухе, раз по десять на дню кагалом под барабан дрючили. Для осознания природы вещей.

Лынов похрустел зажатой в руке сигаретой.

– Я тебе вот что еще скажу, беря вопрос шире: по мне, так всех койкоозабоченных русских баб и девок в горы отвозить надо. Причем за государственный счет. Ребятам тамошним будет не до бандитизма, а наш женский пол будет иметь самую разнообразную и счастливую личную жизнь. А то сейчас по телевизору по поводу этого вопроса одна программа за другой, одна программа за другой. С утра до вечера по всем каналам. Творческая общественность прямо не знает, что с нашими неудовлетворенными бабами делать.

– Это у нас артистки и телеведутки неудовлетворенные. Еще певухи всякие. Александр Иванович, давай вернемся от общего к частному. Дрын это при Квасове говорил?

– Про Райку, что ли? Не-е. Он Николая уважает. Он только не мог понять, как тот свою профуру столько лет терпит. А, по-моему, это закон жизни: если мужик золото, то баба дерьмо, и наоборот. У меня вот Варька сокровище, а я, сам видишь, ни украсть, ни трахнуть. Еще и пьяница. А уходить не хочет! Парадокс любви.

– А что, предлагал?

– Уйти? Предлагал, конечно. Я же ее люблю.

– Тогда пить бросай.

– Легко сказать!

– Подшейся.

– Я докторам не доверяю.

– Почему?

– Им живой человек вроде куска мяса. Это они только для вида говорят, что на врачей учились, чтобы людей спасать. А на самом деле почти у каждого лекаря в крови живодерские склонности и жажда наживы. Ох и жадные они! Я им велел бы на глаза, перед тем как в могилу опускать, по сто долларов класть. Знаешь, как раньше мертвякам пятаки клали…

Лынов помолчал и, потирая шею, добавил:

– Я вот с духом соберусь и съезжу в Жмыховку к бабе Мане…

– Это к той, что травами лечит?

– Ага.

– Ее же чуть не посадили год назад.

– Хрен чего у них получилось.

– У кого это?

– У наших говнюков медицинских, которые с купленными дипломами отделениями и больницами руководят. Приехал человек из области и быстро их утихомирил. Говорят, кто-то из ваших генералов за нее заступился. У нее многие из начальства лечатся.

– А тебе эта баба Маня по карману будет?

– Народ говорит, что она с простых работяг за весь курс лечения от алкоголизма только одно сырое яйцо берет.

– Плата, что ли, такая?

– Ага! Символическая. Советских кровей бабка! А может верующая?

Жарких поднялся на ноги.

– В общем, Александр Иванович, ты считаешь, что в этой истории с Бомбой Дрын не при делах? – Старший лейтенант посмотрел по сторонам. – И Квасов тоже? Да?

– Серега, я сказал тебе свое слово, а ты уж там сам разбирайся, на то ты и мент. – Лынов сунул в рот сигарету. – Дай прикурить.