355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Кунов » Спроси у реки » Текст книги (страница 1)
Спроси у реки
  • Текст добавлен: 26 октября 2016, 21:53

Текст книги "Спроси у реки"


Автор книги: Юрий Кунов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Спроси у реки
Юрий Кунов

© Юрий Кунов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава 1

Июнь только-только наступил. Люди и природа пока не были измучены жарой, при глубоком вдохе в воздухе еще ощущался запах свежей зелени и влажного чернозема, так что для большинства жителей Бирючинска это солнечное утро представлялось приятным прологом к плодотворному дню и вечерним удовольствиям. По мнению же остальных проснувшихся горожан, утро понедельника в России ни при каких обстоятельствах не могло быть приятным, и они поносили его последними словами. Кое-кто даже вслух.

Стеклянная дверь единственного в Бирючинском районе супермаркета плавно распахнулась. Из магазина вышла подтянутая привлекательная женщина средних лет в желтой рубашке поло и светло-серых трикотажных брюках. Прищурившись, она взглянула на безоблачное небо и, переложив из руки в руку полиэтиленовый пакет с продуктами, направилась наискосок через площадь в сторону небольшого парка. Местные краеведы вот уже более двадцати лет рвали на себе пиджаки, утверждая, что его заложил во второй половине восемнадцатого века граф Румянцев-Задунайский, но документов об этом историческом событии, не смотря на все потуги, им никак не удавалось обнаружить. Наоборот, они все время натыкались в архивах на сообщения о том, что первый общественный парк в Бирючинске был разбит в тысяча девятьсот девятнадцатом году взводом красноармейцев во главе с комиссаром Голопятовым. Креативная городская общественность от таких результатов научных изысканий пребывала в унынии.

Пройтись по парку, как и несколько десятилетий назад, было сплошным удовольствием. Но теперь в нем радовали глаз не только зеленые насаждения. В кои-то веки здесь под их сенью воцарились наконец аптечный порядок и европейская чистота. И все, вероятно, благодаря тому, что теперь на парковые аллеи выходили окна нового дома главы администрации Бирючинского района Рудольфа Марленовича Баклушина, который до назначения на этот высокий пост некоторое время руководил подразделением одной немецкой фармацевтической компании.

– Валентина Васильевна! Валентина Васильевна! – разнесся над площадью девичий голос.

Женщина с пакетом обернулась. К ней бежала худенькая рыжеволосая девушка в бежевом костюмчике-сафари и солнцезащитных очках.

– Катюша, что же вы так кричите? – женщина улыбнулась. – Утро спугнете.

– Не спугну… Здравствуйте, Валентина Васильевна! – подбегая и с трудом переведя дыхание, выпалила девушка. Подняв на лоб очки, она с воодушевлением зачастила:

– Сто лет вас не видела! Димка вез меня на работу, и я вдруг на повороте вижу – вы идете. Я ему – стой! Он по тормозам. Вон дожидается.

Катюша грациозно, словно антилопа, повела головой в направлении темно-синих «Жигулей», стоявших возле здания Дома культуры.

После прошлогоднего ремонта белую краску со стен и колонн одного из последних бирючинских бастионов нравственности еще не смыло дождями, и под лучами летнего солнца он выглядел довольно нарядно. Только разбитые стекла в одной из дверных створок разрушали цельность образа.

– Как там в школе дела? Ремонт уже начали? – спросила Валентина Васильевна, поправляя растрепавшиеся Катюшины волосы.

– Ой, бардак! Виктор Леонидович уехал три дня назад в область и за него теперь Елена Михайловна. Я уже с ней за это время два раза поцапалась. Вот, с вами, Валентина Васильевна, – бровки девушки взлетели вверх, глазки округлились, – когда вы были завучем, я никогда-никогда не ругалась. Ни одного разика. Ведь так?!

– Вы, Катюша, ко мне, просто, с большим пиететом относитесь, чем к Елене Михайловне.

– Конечно! Вы в сто раз и умнее, и красивее, чем она. Пусть и на двадцать лет ее старше. Ой, простите, Валентина Васильевна, – Катюша в неподдельном испуге прижала ладони к груди, – с языка сорвалось!

– Ничего. Я же не пожилая девушка из шоу-бизнеса, чтобы стесняться своего возраста.

На безымянном пальчике правой руки Катюши женщина заметила изящное золотое колечко с зеленым камешком. Молодая учительница никогда прежде не носила дорогих украшений. Ей они были не по карману. Валентина Васильевна предположила, что это, скорее всего, предсвадебный подарок, но расспрашивать о нем не стала, ежесекундно помня о Катюшиной словоохотливости.

– Нет! – девушка по-детски махнула рукой. – Я часто говорю не то, что надо. Не знаю, как только меня Димка мой терпит?! Между прочим, он сейчас сказал, что вчера вашу соседку нашли.

– Какую соседку?

– А ту, что пропала неделю назад. Я ее фамилию не помню.

– Квасову?

– Точно, Квасову! Он ее труп в морг отвозил. Мой сержант как раз вчера дежурил, а в его дежурство всегда что-нибудь случается. Ее в реке под Меловаткой выловили.

– Утонула?

– Вроде бы. Сегодня экспертизу должны провести. Они…

Раздался короткий автомобильный гудок. Девушка оглянулась.

– Ой, мне пора! Валентина Васильевна, все не было удобного случая вас спросить. Можно я к вам иногда заходить буду? Я по вас скучаю. И мне время от времени советы бывают ваши нужны – я педагог все-таки начинающий. А по телефону обсуждать психологические проблемы учащихся как-то непрофессионально. Верно?

– Приходите, Катюша. С удовольствием поделюсь с вами кисло-сладким учительским опытом. Приходите.

– Спасибо, Валентина Васильевна! Я постараюсь много времени у вас не отнимать. Знаю, что я страшная болтушка, но я буду очень строго себя контролировать. До свидания!

Катюша развернулась и побежала к автомобилю.

– Валентина Васильевна, а Димка мне предложение сделал! – вдруг обернувшись, крикнула она и подняла вверх правую руку, демонстрируя колечко. – Вот!

– Поздравляю!

Глядя на Катюшу сейчас со стороны, невозможно было подумать, что этой девчонке двадцать шесть лет, преподает она химию и что старшеклассники, включая самых бестолковых, ее уважают. В отличие от большинства коллег-педагогов, причислявших простоту к человеческим порокам. Сама бывшая заведующая учебной частью была уверена, что не всякая простота хуже воровства.

– Девушка, девушка! – услышала Валентина Васильевна у себя за спиной грубоватый мужской голос. Она с любопытством повернулась направо, почувствовав с той стороны резкий запах дешевого табака.

– Вы ко мне обращаетесь?

– О! Васильевна, извини. Не признал! – Иван Дронов, известный на весь Бирючинск дебошир и пьяница, сделав удивленные глаза, развел руками. Он был как обычно небрит – по-мужицки, а не а ля метросексуал, – но в остальном выглядел опрятно, и его одежда распространяла едва уловимый аромат «альпийской свежести».

– Здравствуй, Иван!

Дронов, услышав приветствие, заулыбался, показывая пожелтевшие от курения зубы.

– Доброго здоровьица!

– О чем же ты хотел поболтать с незнакомой девушкой?

– Так, это…

Дронов склонил голову набок и, опустив глаза, замолчал.

– Смелее. Ты же не на уроке математики.

– Ну, хотел рублик-другой попросить у прекрасной незнакомки. – Иван, прищурив один глаз, хитро посмотрел на Валентину Васильевну. – На утренний кофе не хватает.

– И круассаны?

– Чего?

– Я говорю, и булочку в томате.

По выражению лица Дронова было видно, что шутки он не понял.

– Васильевна, я пивка только хотел взять. Для настроения. А потом со всей силы за любимую работу.

– Иван, Иван…

Валентина Васильевна поставила пакет на асфальт и достала из кармана брюк кошелек.

– Сколько тебе нужно? А то сейчас начнешь прохожих обирать.

– Н-е-е. Я всегда по-доброму. Да и надо всего-то два рублика. Или три.

– Держи, – женщина протянула Ивану пятирублевую монету.

– Васильевна, спасибо! Выручила по-соседски. Лариске моей только не говори, что я с ранья у магазина ошивался. Лады?

– Не скажу. Ты про работу на радостях не забудь. Хорошо?

Валентина Васильевна опасалась, что Дронов опять уйдет в традиционный многодневный загул и не хотела быть ему в этом помощницей.

– Только бутылек пивусика возьму – и сразу на склад. Ребятишкам там без меня никак не управиться. У них ни бицепсов, ни трицепсов. Мешок цемента поднять не могут. Как я их брошу? Наберут кнопкодавов, а Иван потом выручай, рви пупок.

Казалось, что Дронов говорит вполне искренно. Безоговорочно ему поверить Валентине Васильевне мешал лишь ее жизненный опыт.

– Иван, а ты слышал, что вчера Раису Квасову нашли? – спросила она, вдруг вспомнив о непростых отношениях Дронова с погибшей.

Иван расплылся в улыбке.

– Райку-Бомбу?! Где?

– В Лигани, под Меловаткой.

– Утонула что ли? Вот дает, толстомясая! А я думал, что она своей смертью не помрет.

– Почему?

– Сильно додельная была.

– Не поняла.

– В каждую дырку затычка. Жизни всех учила. Вы же знаете, сейчас каждая сволочь с большими бабками народ жизни учит. Считают, что они самые умные. А на самом деле у них просто на месте совести… хрен вырос, отсюда и бабульки в карманах.

Валентина Васильевна давно обратила внимание на то, что Дронов при женщинах и детях почти никогда не ругается матом. Хотя и давалось ему это с видимым трудом, ибо привычка – вторая натура.

Женщина улыбнулась.

– Думаю, Квасова не такая уж и плохая была. Встречаются дамы и намного хуже, – мягко заметила она.

– Ну, не знаю. По мне, так свинья свиньей. Ладно, Васильевна. Спасибо за помощь. Пойду я. Бывай.

Дронов, подкинув монету и ловко поймав ее на ладонь, заспешил через площадь к магазину. Таким образом, вероятно Иван давал понять, что своего мнения по поводу Квасовой он не изменит, но и жестко противопоставлять его мнению Валентины Васильевны не собирается. Хотя настоять на своем он любил.

– На работу не опаздывай.

– Иван сказал – Иван сделал!

Валентина Васильевна положила кошелек в задний карман брюк и взялась за пакет.

Солнце уже начинало припекать и женщина, шагнув в парковую тень, добрым словом помянула про себя безвестных красноармейцев и комиссара Голопятова.

Глава 2

Когда Валентина Васильевна свернула с улицы 20-летия Октября в свой переулок, она увидела возле двухэтажного, крытого черепицей дома Квасовых полицейский «УАЗ» и вишневую «Ладу» восьмой модели. Рядом с «восьмеркой» стоял старший лейтенант Жарких из местного уголовного розыска.

Форма на старшем лейтенанте сидела как влитая. Мало кто из бирючинских полицейских мог похвастаться подобной выправкой. У населения невольно складывалось впечатление, будто городские блюстители порядка либо приобретают мундиры по случаю на местном базаре, либо донашивают их за старшими братьями, уехавшими в Москву на заработки.

С Жарких Валентина Васильевна была малознакома. В Бирючинск его с повышением перевели, наверное, год назад откуда-то из-под Воронежа. За это время он заработал себе репутацию человека въедливого и жесткого. Причем, когда нужно, не по возрасту умеющего «мягко стлать». Вслед за сыном, купив небольшой домик с видом на реку, переехала и его мать-пенсионерка. Говорили, что она неплохо шьет. Жили они вместе.

Сойдя на обочину и остановившись возле почтовых ящиков, Валентина Васильевна открыла свою ячейку и достала воскресную газету. Она была единственной в переулке, кто последние двадцать лет выписывал прессу. Соседи считали это безобидным чудачеством уважаемой женщины.

Неожиданно тяжелая кованая калитка Квасовых со стуком отворилась, и со двора, придерживая рукой фуражку, выскочил молоденький полицейский. Он открыл заднюю дверцу «уазика» и замер, держась за дверную ручку. Он был торжествен, как паж на королевском приеме.

Из калитки вышли еще двое полицейских, первый из них шел спиной вперед. Они несли за руки и за ноги не подававшего признаков жизни Николая Квасова. Полицейские с трудом впихнули мужчину вперед ногами в машину, и молоденький страж порядка захлопнул за ним дверь.

Женщина с интересом наблюдала за происходящим, делая вид, что ее больше занимает газета, а не пикантная сценка с участием полицейских.

Командовавший погрузкой тела Жарких, заметив стоявшую у почтовых ящиков Валентину Васильевну, браво козырнул.

– Здравия желаю!

– Здравствуйте, Сережа! Что за операцию вы проводите? – спросила она, подходя к полицейским.

– Служебная тайна. Но вам по секрету могу сообщить: задерживаем подозреваемого.

Последние два слова старший лейтенант произнес многозначительным шепотом. Валентина Васильевна не поняла, шутит он или нет.

– Николай что, пьян? Или вы его так утихомирили?

– Даже не собирались! Ужрался, как народный артист России.

– Понятно. С Николаем иногда такое случается.

– Парни, быстро по машинам! – приказал Жарких, закрывая калитку. – Валентина Васильевна, я тут все запер, ключи хозяйские с собой забрал. Если что, ну, сами понимаете, позвоните нам тогда. Хорошо?

– Хорошо.

– И соседей предупредите!

Мотор «уазика» взревел, и, покачиваясь на старом ухабистом асфальте, машина скрылась за поворотом. Следом исчезла из вида и «восьмерка» старшего лейтенанта.

Как только автомобили уехали, приоткрылись сосновые, блестящие лаком воротца соседей Квасовых, супругов Дубко. В проеме показалась плешивая голова хозяина, Льва Сергеевича, бывшего учителя физики и астрономии, а ныне пенсионера. На заслуженный отдых он с почетом вышел еще одиннадцать лет назад.

Дубко посмотрел сначала налево, потом направо. Анодированная оправа его очков сверкнула под лучами утреннего солнца.

– Свалили?.. Васильевна, копы, спрашиваю, свалили?

– Что? Повторите, Лев Сергеевич!

– Менты, говорю, где?!

Валентина Васильевна, исходя из многолетних наблюдений, поняла, что заслуженный работник народного образования, дважды орденоносец, сегодня с утра хватил лишнего. Будучи в своем обычном состоянии легкого подпития, уважаемый пенсионер не позволял себе грубых выражений.

– Полисмены уже отбыли, Лев Сергеевич.

Женщина переложила из руки в руку пакет с продуктами. Уж, не на пару ли с Николаем старик выпивал, подумала она.

Дубко приоткрыл воротца чуть шире. Теперь Валентина Васильевна увидела, что на нем из одежды лишь клетчатые, надетые наизнанку, правда, отменно отглаженные семейные трусы. Обут Лев Сергеевич был в шлепанцы багряного цвета с помпонами. Наверное, сандалии именно такого оттенка любили носить римские патриции. Вообще, в облике бывшего учителя было что-то латинское.

– Чего они тут с утра кантовались среди мирных жителей? – спросил пенсионер слегка заплетающимся языком. – Или все бирючинские преступники переехали наконец в добрую старую Англию и нашим полицаям теперь заняться нечем?

– Они Николая только что забрали.

– Соседа моего?

Льва Сергеевича качнуло вперед, и он уперся рукой в лакированный столбик.

– Да, вашего соседа.

– Вот те на… За что?! Это же агнец. Можно сказать, жертва… воинствующего феминизма. Ох, бабизм этот мир погубит, – запричитал пенсионер, тяжело ворочая головой из стороны в сторону. – Ох, погубит!

– Раиса, говорят, утонула, и его, наверное, в убийстве заподозрили.

– Эта тварь утонула?! – выпрямившись, воскликнул Дубко. – Ха-ха-ха! Есть Бог на свете, и он все видит! Не догадывалась, сволочь, что из-за своего характера может жизнь, как Муму закончить. А я был уверен! А с чего они взяли, что это Колька ее того?

Пенсионер нахмурился. С таким выражением лица он вполне мог бы послужить моделью для бюста Понтия Пилата или Тита Ливия.

Валентина Васильевна еле сдержала улыбку.

– Не знаю, Лев Сергеевич.

– Добрый хлопец. Любую вещь с ходу починить может. Жалко, жалко. Надо будет ему алиби обеспечить.

– А если это его рук дело?

– Рыбакова, не смеши. Ты же не дура и должна понимать, что такое в принципе невозможно. А если и возможно, то Кольке за это надо орден выдать через плечо, как этому… Рас… тыр… пыр… провичу. Ну, ты поняла. Играет который везде. На большой, на такой… Если не умер еще. А они его под арест. Лет пятнадцать теперь впаяют. Свободу Кольке Квасову! – крикнул Дубко и икнул. – Миль пардон. Может, зайдешь, красота ненаглядная? У меня винцо испанское есть. Кава называется. Вкус – закачаешься. Но предупреждаю, сам я горилку пить буду. Как настоящий патриот!

Заслуженный учитель гордо вскинул вверх подбородок.

– Спасибо, Лев Сергеевич. Дел выше крыши.

– Печально, печально. Уважаю тебя, Васильевна. И как человека, и как бабу. Порядочные бабы ведь сейчас в России редкость. А о девках и говорить нечего! Уже в двадцать лет каждой второй между ног узбекскую дыню засунуть можно. Еще этим и гордятся, дуры. – Дубко снова качнуло вперед. – Да, жаль, что я не в твоем вкусе. Фемина ты гарна. Софья Ковалевская и Людмила Чурсина в одном лице.

– Спасибо за комплимент. Пойду я, Лев Сергеевич.

– Ступай, красавица. Если какая помощь нужна будет, заходи без стеснения. Лев для тебя все сделает! Клянусь своим телескопом.

– Спасибо, мой рыцарь.

Валентина Васильевна с добродушной улыбкой кивнула бывшему учителю и не спеша зашагала домой вдоль соснового, покрытого лаком забора.

Свернув за угол, она неожиданно увидела впереди Ольгу Гасилову, местного почтальона. Та, ведя рядом с собой велосипед, шла навстречу Рыбаковой по узкому, засыпанному отсевом переулку. Широкие бедра женщины были туго обтянуты потертыми синими джинсами, а ее довольно заметно выступающий животик прикрывала надетая навыпуск серая в черную узкую полоску мужская сорочка. На голове «почтальонки», как называли Гасилову почти все местные старушки, кокетливо сидела белая матерчатая кепочка.

Ольга, которая была лет на пятнадцать младше Валентины Васильевны, выказывая уважение, поздоровалась первой:

– Доброе утро!

– Доброе утро, Оля! Что вас занесло в наш околоток?

Гасилова остановилась.

– Бабе Кате пенсию доставляла. Обычно за деньгами она сама на почту ходит, а тут ей на днях спину сильно прихватило. Вот она и попросила, чтобы я ей сегодня пенсию на дом принесла.

– Ясно. А вы как поживаете?

– Ничего. Жаловаться грех.

– Женька как?

– Да вот решил осенью в армию идти. Не хочет, балбес, дальше учиться. Ох, и боязно мне за него, Валентина Васильевна.

Гасилова поджала пухлые губы. Рыбакова, между прочим, не помнила, чтобы она видела их хотя бы раз накрашенными. А они того заслуживали. Правда, их соблазнительность стала бы тогда до неприличия вызывающей. Наверное, Ольга сие понимала и именно поэтому губной помадой не пользовалась.

– Что так? – спросила Валентина Васильевна, перекладывая пакет с продуктами в другую руку. – Женька у вас парень крепкий. Силушки дай бог каждому.

– То-то и оно. Ввяжется там в драку. Он же у меня горячий не в меру. Отобьют ему дембеля башку или того хуже. Нападут скопом.

– Так давайте я с комиссаром нашим поговорю. Может, части какие-нибудь приличные в многострадальной российской армии все же остались. Я подполковника Суханова хорошо знаю. Наверное, он посоветует, как Женьке в хорошую часть можно попасть.

– А разве можно так устроить?

– Почему нельзя? Мы ведь с вами Женьку не от службы отмазывать собрались.

– Ой, спасибо, Валентина Васильевна! А то душа болит, мочи нет. Спать лягу, а сама все думаю, думаю.

– Ничего, Оля. Все будет нормально. Не переживайте.

– Валентина Васильевна, а вы слышали, что вчера Райку Квасову в реке нашли? – вдруг спросила Гасилова.

Рыбакова усмехнулась.

– Слухи по городу Бирючинску с какой-то невероятной скоростью разлетаются. И интернет не нужен. Слышала, Оля. Сейчас только что Катюша Минакова мне сказала.

– Вредная была тетка.

– Она и вам насолила?

– Было дело. Она к Женьке моему в супермаркете однажды прицепилась, а тот ее матом приложил, стервец. Так она в милицию заявление написала, что он ее в общественном месте в живот ударил. А Женька эту заразу даже пальцем не трогал! Петя Лещев, кум мой, чуть ли не на коленях перед ней ползал, чтобы она не брала грех на душу. Всей родней ходили тогда перед ней извиняться. Даже деньги предлагали.

– И что? Взяла она деньги?

– Нет. Но заявление из милиции забрала. Обошлось все, слава богу. Петя ей потом пять килограммов рыбы отнес. Там, даже несколько стерлядок было. А теперь вот все, видать, ей аукнулось. Бог не Микитка! Ей пятьдесят-то было?

– Что-то около того. Сорок семь или сорок восемь. Точно не могу сказать.

– Упокой ее душу.

Гасилова перекрестилась.

Глава 3

Не успела Рыбакова разложить на кухне до конца покупки, как раздался телефонный звонок. Она прошла в коридор и взяла трубку.

– Алло! Валентина Васильевна? – услышала женщина знакомый голос. – Здравствуйте! Это майор Посохин. Не могли бы вы нам помочь? Вчера был обнаружен труп вашей соседки Квасовой Раисы Николаевны. Нужно бы ее опознать. Муж Квасовой, черт бы его побрал, пьян как свинья, а дочка приедет только завтра. Вы же гражданку Квасову хорошо знали?

– Да, Павел, знала. Лет двадцать рядом живем. То есть жили. Конечно, я приеду. А…

– Спасибо! Машину я уже выслал. До свидания!

Валентина Васильевна положила трубку и направилась к зеркалу. Для того чтобы причесаться ей понадобилось всего четыре взмаха расческой.

Год назад, выйдя на пенсию, Валентина Васильевна первый раз в жизни сделала короткую стрижку. В парикмахерской ее долго отговаривали от этого шага, но она настояла на своем, заявив, что уже и так потратила на уход за волосами четверть своей жизни.

– Пришло время проститься с имиджем советской учительницы, – добавила она тогда и про себя подумала, что с такими же смешанными чувствами, наверное, расставались со своими косами девушки-дворянки в первые годы советской власти. В России почему-то все рано или поздно, иногда даже в мелких деталях, повторяется снова и снова.

Быстро окинув себя взглядом, Валентина Васильевна вынула из верхнего ящика комода паспорт, чистый носовой платок и, положив их вместе с кошельком в небольшую спортивную сумку, набросила ее на плечо.

– Как говорил Семен Семенович Горбунков, не хочется, а надо! – объяснила она свой срочный уход кошке Люсе, которая, сидя на пуфике, неодобрительно взирала на ее сборы. – Остаешься за старшую. Банку с кукурузой поставишь в холодильник.

Люся противно мяукнула. Видно, последняя шутка показалась ей неуместной. Наличие в жилах благородной сиамской крови все-таки сильно сказывалось на ее характере.

– Хорошо, хорошо! Я сама поставлю.

Сунув в карманчик сумки мобильный телефон, Валентина Васильевна, позвякивая ключами, направилась к выходу.

Патрульная машина, сияя чистыми стеклами, уже стояла возле ее ворот.

– Быстро вы приехали! – с удивлением отметила Валентина Васильевна, ища глазами водителя.

– Сержант Самарин! – выглянув из-за капота, представился присланный за ней полицейский. – Было приказано лететь пулей.

Выглядел сержант лет на двадцать шесть. Его простодушное лицо невольно вызывало симпатию. Он затушил сигарету и распахнул перед женщиной дверь «уазика».

– Прошу!

Поблагодарив, Валентина Васильевна забралась на переднее сиденье и поставила сумку на колени.

– Как вас зовут? – спросила она сержанта, когда тот сел за руль.

– Самарин, – ответил полицейский, заводя машину.

– А по имени?

– Анатолий. Но вы зовите меня Самарин. Мне так больше нравится. В Бирючинске, кроме меня, других Самариных нет. Я специально в нашей миграционной службе узнавал.

– Хорошо. Меня зовут Рыбакова Валентина Васильевна.

– Я в курсе. Вы жена прежнего начальника уголовного розыска, что в Чечне погиб. Говорят, отличный мужик был. Вас многие в городе знают. И отзывы тоже только самые положительные.

– Спасибо на добром слове, – сказала Валентина Васильевна, опуская боковое стекло.

Преодолев небольшой подъем, машина выехала из переулка на улицу 20-летия Октября. Дорога была пуста.

– А вы не скажите, кто нашел труп Квасовой? – спросила Рыбакова. – Или об этом нельзя говорить?

– Соболев Иван Степанович, – ответил сержант, увеличивая скорость. – Он раньше у нас работал. В ППС. Сейчас на пенсии. Поехал на рыбалку, поставил сети. Утром стал вытаскивать, а там труп. Тетке здорово повезло, что она к нему в сети попала. Кто-нибудь другой и не сказал бы никому. Побоялся бы, что привлекут за браконьерство.

– И что, привлекли?

– Соболева? Не-е. Пал Петрович ему даже руку пожал. Сеть только жалко. Порезали, когда труп доставали. Хорошая была сеть. Капроновая.

– А вы тоже рыбак?

– Я? Не-е. Я же не местный. В поселке, где я родился, и речки-то нормальной никогда не было. Так, ручей, вроде вашей Серебрянки протекал, и все. Даже пруда не было. Какая рыбалка? В рыбалку обычно с детства втягиваются. Бывают, конечно, в жизни исключения, но редко. Я, когда был маленький, по ягоды, по грибы ходил, орехи собирал. И вся моя рыбалка! – Самарин широко улыбнулся. – Кстати, у вас тут за грибами почему-то мало кто ходит.

– Тридцать лет назад вообще никто не ходил. Это только вот в последние лет пятнадцать потихоньку начали приобщаться, как говорится, к тихой охоте, а до этого на грибы почти никто и внимания не обращал. Ягоды, правда, собирали. У нас здесь много чего растет: и ежевика, и терн, и боярышник, и земляника. Всего не перечислишь. Даже водяные орехи есть. Я, когда на каникулы к бабушке с дедом приезжала, то…

– Так вы тоже не местная?

Самарин на секунду оторвал взгляд от дороги.

– Нет, я родом из Белгорода. Отец мой здесь родился.

– А чего вы сюда приехали, если не секрет? Родителям надо было помогать? Они, наверное, когда на пенсию вышли, в Бирючинске осели? Захотели, так сказать, быть поближе к природе. Свежий воздух, бескрайние просторы…

– Нет. Они так до смерти в Белгороде и жили. Просто я была как-то здесь в очередной раз на каникулах и познакомилась с хорошим парнем. Через два года вышла за него замуж. Когда окончила институт, переехала к мужу. Раньше так было принято. Он уже тогда в милиции служил. Скажите, Самарин, – вернула разговор к первоначальной теме Рыбакова, – а что у вас говорят по поводу смерти Квасовой. Она сама или…

– Намекаете на то, что гражданка имела неоднозначный характер? Да уж, стерва была еще та! Кстати, знаете исходное значение слова «стерва»?

– Знаю.

– Правда? А я только недавно стал в курсе. Павел Петрович меня просветил. Я сначала ему не поверил. Думал, что он прикалывется. Полез в интернет. Смотрю, точно – падаль. А! – Самарин хлопнул себя по лбу. – Вы спросили сама она или кто-то постарался. Явных следов насилия на трупе не заметно. Ни голова не проломлена, ни ножевых ранений, ни следов удушения. Такое впечатление, что гражданка тихо и мирно пошла ко дну. Но без камня на шее!

– Вы ее видели?

– Труп? Видел, конечно. Но это так, поверхностный осмотр. К нашему приезду уже результаты вскрытия будут готовы, я так думаю. Начальство всех ни свет ни заря на ноги поставило. Тетка ведь богатая была. Связи, говорят, в администрации имела.

– И вас ни свет ни заря потревожили?

– Меня в первую очередь. Павел Петрович предпочитает со мной дело иметь. Самарин слетай туда, Самарин доставь того. У меня проколов не бывает. Приказы выполняю четко, а когда надо могу разумную инициативу проявить. И с хамством у меня все в порядке.

– Это как?

– Ну, могу при разговоре с гражданским населением обходиться без мата и на «вы» без напоминаний всегда обращаюсь.

– Да, Самарин, вы правы. Нам очень не хватает доброжелательных полицейских.

– Так за это же не платят! Вот и не хватает.

– А вы думаете за это надо платить?

– Если человек по жизни урод, как его можно обуздать? Либо кнутом, либо пряником. Как говорит Павел Петрович, большим уродам – кнут, маленьким – пряник.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю