Текст книги "Игры с богами"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12
Одинокая

Азнара Ревельдайна никогда и никому не разрешала входить в свою спальню. Точнее говоря, в свои персональные апартаменты из целой анфилады комнат, в которых она спала или проводила время в полном одиночестве. Что там у неё находится, кто там убирается и как всё выглядит, не знали ни байни, ни главный консул, ни управляющий. Гипотетически войти внутрь позволялось двум последним, но только в случае целостной пульсации специального браслета на руке, выдаваемого при вступлении на должность. При частичной пульсации сигнального устройства следовало сломя голову мчаться в специальные приёмные покои, предваряющие личные апартаменты. Также данный браслет имел функции прямой голосовой связи, позволяющие общаться в реальном врмени.

Уж неизвестно почему, но такой браслет мечтала страстно получить и байни. Даже несколько раз подкатывала с лестью к властительнице, уговаривая её:

– Ну как это так? Я, главная твоя советница, и не смогу зайти в каком-то экстренном случае? Тем более что консул с управляющим – это тупые мужланы, которые не имеют никакого права касаться взглядом личного пространства нашей богини.

Как ни странно, но при этом получала спокойный ответ, сформированный так:

– Увы, милая Л’укра, я сама от этого в страшном расстройстве. Но поделать ничего нельзя, настройки защитных систем не подлежат изменениям… Да и браслета только два. Они реагирую лишь на мужчин. И то, если Вилла имеет в памяти запись их официального возведения на должность.

– Ох уж эта техника! – сокрушалась байни, но тут же спохватывалась: – А то ведь можно специалистов с иных миров позвать. Этих, как его?.. Программистов и хакеров. Так они вмиг починят всё и перенастроят.

– А вдруг что-то повредят нечаянно? И я потом совсем без защиты останусь? – опасалась Азнара. – Нет уж, пусть лучше будет как есть.

Подслушав последний такой разговор, главный консул вначале промолчал. Но, оставшись наедине с дэмой, воспользовался своим правом шефа службы безопасности сделать заявление:

– Считаю весьма подозрительным навязчивое желание твоей ближайшей наперсницы заполучить браслет допуска. За этим явно кроется желание проникнуть в твои личные пространства. Да и раньше подобные разговоры зафиксированы.

Ответ его удивил:

– Спасибо. У меня всё под контролем. Так надо. Второй раз я не ошибусь. И забудь об этой проблеме. Все прежние записи – уничтожить!

Пришлось тогда молча подчиниться.

В данный момент Юрген Флигисс вспомнил об этом эпизоде, пока мчался на вызов своей повелительницы. Мерцала малая часть браслета, но всё равно волнение распирало бывшего генерала армии. Потому что подобный вызов за все шесть месяцев его службы здесь оказался всего лишь вторым. Первый раз пришлось после крупного нагоняя два месяца назад отправить карательную группу летающих егерей на Большую стену. В её внутренностях слишком много накопилось бродяг, и это было поставлено в вину главному консулу. И хорошо, что внушение и нагоняй были сделаны только словесно.

Во всех остальных случаях дэма не гнушалась появиться в любой точке сектора, а то всего ДОМА через портал, внушая ужас и страх нерадивым и порой проводя наказание прямо на месте. Чаще совершала такие налёты сама, реже брала с собой представителя силовых органов, предпочтительно главного консула. Только вот нынешнего не слишком баловала подобным вниманием.

«Неужели сейчас отправимся вместе с ней кого-то «карать»? – всё выдвигал предположения генерал, уже забегая в приёмные покои и морально приготовившись к любым неожиданностям. – Надеюсь, она не потянет меня сбрасывать лично бродяг со стены или душить младенцев в Диких землях?..»

И всё равно замер в недоумении, перед тем чуть не наступив на слой теннисных мячиков. Иначе грохнулся бы во весь свой громадный рост. Потому что дэма занималась тем, что мощно и страстно лупила теннисной ракеткой по мячикам. Причём оригинально лупила: шарик сам устремлялся ей навстречу, подброшенный левитацией, а уже после удара ракеткой летел и ударялся об стенку. Причём ударялся и отскакивал не совсем так и не совсем туда, как желалось обряженной в спортивную форму властительнице. Половина громадного приёмного покоя была варварски уничтожена, словно здесь пробежало стадо вандалов. От шикарных напольных кувшинов остались только черепки. Большинство хрустальных ваз разлетелось вдребезги. Три люстры из четырёх, хоть и продолжали давать свет, годились только на мусор. Более половины зеркал ветвились трещинами или лежали осыпавшимися осколками. Да и много чего иного на полу валялось, прикрытое слоем мячиков. Похоже, у новоявленной спортсменки с точностью не клеилось, хоть она и пыталась оставаться на месте и бить только с одной и той же позиции.

В таком виде, в такой экспрессии и в такой злобном азарте Юрген своего работодателя ранее никогда не видел. Но тем не менее вынужден был признать, что смотрится Азнара великолепно. Правильнее сказать, божественно. Идеальная фигура, завораживающая динамика движения, увлечённое, раскрасневшееся лицо. А уж о красоте самого лица, со всегда утончённой, никогда не портящейся причёской, обычно слов для восторженного высказывания не хватало. Да и тот факт, что Ревельдайну приравнивали в местном пантеоне к самой прекрасной, говорил о многом. Из общего количества дэмов женского пола в семнадцать особей только две их них могли соперничать красотой с Азнарой Непревзойдённой. Именно таким прозвищем её величали в иных мирах. Здесь же иначе чем Кобра не называли.

Именно упоминание о последнем прозвище заставило Юргена собраться, вырваться из плена божественного воздействия красотой и вернуться в действительность. Кашлянул даже, чтобы привлечь к себе внимание, и уже было открыл рот, чтобы доложить о прибытии, как услышал:

– Да вижу я тебя, вижу!.. Подожди пару минут.

Пришлось деликатно отойти в сторонку да поберечься, чтобы отскакивающим мячом глаз не выбило или нос не сломало. Удары-то велись с силой, предельной для прочности самой ракетки. А вот желаемого результата так и не получалось.

Дошло до того, что Ревельдайна разъярилась окончательно и с такой силой швырнула ракеткой о стенку, что несчастный инвентарь разлетелся вдребезги. А сама дэма, разметая перед собой мусор, осколки и мячики невидимой метлой, с возмущением зашагала в сторону главного консула:

– Ну вот почему так?! – вопила она, сжимая от злости кулаки. – Почему у меня не получается? А?! Можешь мне ответить?!

Незаметно выдохнувший генерал понял, что это идет не по его душу, и попытался рассуждать честно, непредвзято:

– Если что-то не выходит, то лишь частично. Потому что сила удара у тебя великолепная.

– А почему мяч летит не туда, куда требуется? – остановилась она в трёх шагах. И судя по тому, как опасно она прищурилось, не следовало сваливать вину на кривую ракетку. Пришлось и дальше говорить правду, приукрашенную философствованием:

– Вот потому вы, дэмы, и обожаете спорт. Он непредсказуем. Он даже выше искусства войны. Некоторые его дисциплины даже вам не могут покориться с первого, а то и с сотого раза. И он обожает только тех, кто вкладывается в него всей душой, телом и личным временем. И когда происходит полное слияние человека со спортивным снарядом, достигаются самые великолепные результаты и ставятся невероятные рекорды.

– Спасибо, успокоил! – Ревельдайна и в самом деле выровняла дыхание, распрямилась, двигая плечами, словно разминая их. – Значит, мне надо годами тренироваться, чтобы выиграть Игры?

Главный консул многозначительно покосился на разруху вокруг и посоветовал:

– Если чуточку снизить силу ударов, то… думаю, тебе и нескольких дней хватит.

Стоило видеть, как скривилась от такой лести дэма и рассердилась. Но тут со стороны входа послышался стук, а потом и голос Л’укры Бзань:

– Азнара! Можно к тебе? У тебя такой странный шум…

– Нельзя! – крикнула дэма с чудовищной силой в сторону вздрогнувшей двери. После чего повернулась к генералу, вновь говоря спокойно: – Байни видела, как ты сюда мчался?

– Нет. Но у неё в каждом коридоре расставлены младшие советницы и наперсницы твоих наперсниц. Как я понял, о любом моём передвижении тут же докладывается госпоже Бзань.

Сегодня Кобра вела себя странно, хотя она всегда обычно быстро переходила из одной крайности в другую. Вдруг ни с того ни с сего улыбнулась и подмигнула замершему Юргену:

– Кажется, она в тебя влюбилась. И почему бы тебе не ответить ей взаимностью? – Глядя, как вместо ответа у мужчины возмущённо расширяются зрачки вместе с глазами, она чуть не запрыгала от радости. – О! Неужели ты тоже в ней заинтересован? Вот у вас отличная пара получится! Правда? Ну чего молчишь?.. Или ты вообще боишься женщин? – Генерал отрицательно замотал головой. – Ага, значит, ты их просто ненавидишь?

Как-то следовало выходить из данной ситуации. Дэма могла приказать всё, что ей в голову взбредёт. Вплоть до интимного знакомства будущей пары на ближайшей оргии. Поэтому пришлось выбрать худший вариант:

– Ну да, где-то ближе к «между ненавистью и полным отрицанием»…

– Да-а? – Личико властительницы скривилось в обиде. – А я так размечталась сделать вас счастливыми… а оказывается, для тебя женщину легче убить, чем приласкать?.. Правильно?

И на это пришлось неопределённо кивнуть. Что вдруг обрадовало Ревельдайну ещё больше:

– Отлично! Тогда сейчас отправляемся в одно место, где ты будешь зверствовать и бить одну девицу. Твоя задача: запугать её до потери сознания, слегка поколотить, но ничего не ломая и ни в коем случае не убивая. В общем, ничего для тебя сложного, думаю, на войне ты ещё не то вытворял.

Развернулась и пошла разыскивать что-то в окружающем мусоре. Отыскала большую спортивную сумку с ракетками, досыпала левитацией туда несколько десятков мячиков и только после этого резко повернулась к генералу.

– Что ты сказал?! – Потому что тот очень тихо пробормотал себе под нос перед тем: «Я с женщинами не воюю…» Он и подумать не мог, что его услышат. И теперь вот опять пришлось сглаживать собственную неосторожность:

– Да я с предложением… Может, кого из моих помощников возьмём: я буду кричать, а он уже бить там… или что…

Кобра оставила сумку на месте, выдернула из неё ракетку и, подкидывая её в руке, вернулась к генералу.

– Слушай, ты начинаешь заедаться? Пытаешься заявить о своей гордости и щепетильности?

– Никак нет. Просто пекусь о твоей же репутации, – юлил генерал, не в силах оторвать скошенного взгляда от спортивного инвентаря. Уж он прекрасно понимал, что сильный удар может легко снести ему голову. И никакая реакция отменного воина не поможет. – Ибо вроде несолидно получается: доверенный, высший чиновник из твоего окружения сам пачкает руки о какую-то…

Кажется, подобное объяснение Азнару устроило, но улыбалась она при этом слишком многозначительно и загадочно.

– Ну-ну, борец за репутацию… Слушай мои дальнейшие инструкции внимательно. О наших дальнейших шагах и нашем уговоре знаешь только ты, больше никто. Сейчас через портал выходим в узилища Полигона. Там немного пошумишь, попинаешь для острастки тюремщиков и пройдёшь к двенадцатой камере третьего уровня. Там томится баронета Фойтинэ. Имя – Галлиарда. Теннисистка, похищенная в свете отданных ранее тебе же распоряжений. За неё замолвил слово некий Поль Труммер, её друг и возлюбленный. Причём замолвил, теряя при этом всё, в том числе и жизнь. Ты должен наорать на эту Галлиарду, повалять её в пыли и грязи, а потом сообщить, что её любовник схвачен при попытке её освобождения и вскоре будет казнён. Дави на то, что они были в сговоре и, наверное, будут казнены вместе. Или скажи, что она будет там сидеть, пока не умрёт с голода. Ну и что-то там от себя добавь, не мне тебя учить…

Она сделала паузу, словно припоминая, всё ли сказала. Зато Юрген попытался сформировать хотя бы один из рвущихся вопросов:

– А что там будешь делать ты?

– Буду стоять у тебя за спиной с чёрным мешком на голове. Как только закончишь этап устрашения, затолкнёшь меня в камеру со словами: «Обе теннисистки, вот и сидите здесь вместе!»

– Э-э?.. Прямо так и втолкнуть?

– А как иначе? Всё должно быть натурально. Иначе эта девица не поверит, что мы с ней в одинаковом положении. И не бойся, убить ты меня всё равно ведь не сможешь. Хи-хи!

Несуразность предстоящего действа никак не укладывалась в голове Флигисса. Саму задумку и её следствия он понимал, а вот причины, к ней толкавшие, никак не прояснялись. И наверное, заметив его колебания, дэма поощрила:

– Давай спрашивай. Что там тебя ещё гнетёт?

Он и спросил:

– Зачем ты занимаешься сбором такой информации лично? Это ведь могут сделать очень умелые следователи. Или весьма деликатные психологи. Девица расскажет всё, вплоть до своего первого шага в этой жизни.

Азнара отправилась вновь за своей сумкой, рассуждая на ходу:

– Да как тебе сказать… Сам понимаешь, насколько наш мир несовершенный, страшный и дикий. Можно изменить всё, буквально всё, но нельзя! Мало того, никто об изменениях даже не думает. Да и некоторые законы менять нельзя. И что происходит в итоге? Большинство обитателей Дома деградирует. Матери продают своих детей, отцы насилуют дочерей, любой готов отобрать у больного или у старика последнюю горбушку хлеба. Любая прихоть вышестоящего чиновника выполняется, несмотря ни на что. А тут вдруг появляется парень, готовый отдать всё заработанное тяжелейшим трудом за жизнь и свободу какой-то ничем не примечательной девки. Может, она на первый взгляд непримечательна? Может, стоит копнуть глубже, чтобы понять, что такое в ней есть, ради чего человек жертвует всем? Может, в ней кроется некая тайна, недоступная следователям, психологам и нам с тобой? Вернее, недоступная тебе. Потому что я справлюсь. Мне очень интересно…

Во время этого монолога она собрала сумку вновь, вскинула её на плечо и выдернула второй рукой откуда-то плотный чёрный мешок. Уже и протянула его генералу со словами: «Надевай на меня и пошли!» – как тот спохватился:

– Два вопроса мы ещё не оговорили. Первый: внешность. Эта баронета тебя сразу узнает даже в полумраке камеры.

– Ах да… Но это поправимо…

Большинство обитателей ДОМА знали всех дэмов в лицо. Потому что их портреты были выгравированы везде, что в фас, что в профиль. Начиная от ворот в стенах и заканчивая зданиями администраций по всему фронтону. Пачками продавались открытки с их ликами. Регулярно давались фотографии в газетах. Да и плакатов из пластика во время Игр раздавалось столько, что у некоторых коллекционеров имелись годовые подборки с каждым из сорока двух властелинов.

Понятно, что одно дело – рассматривать и молиться на изображения, а совсем другое – оказаться рядом с идолом. Да ещё и в такой обстановке, в полутьме, когда тот без парадного лоска. Но всё равно, столичные спортсмены ДОМА всегда считались элитой общества. Учили их не только бегать да мускулами сотрясать, они получали чуть ли не лучшее образование и уж всяко не путались в определении хозяев разных секторов.

Поэтому Ревельдайне следовало несколько замаскироваться. И с её умениями подобное дело гроша ломаного не стоило. Движения ладошки над лицом и причёской, и вот уже на главного консула взирает бледная тень былой красоты. Светло-каштановые волосы стали почти чёрными и обвисли свалявшимися прядями. Глаза обесцветились. Кожа покрылась густым загаром. Губы стали блеклыми. Ну и прочие мелочи, недоступные мужскому пониманию, сделали Кобру почти неузнаваемой.

– Хорошо, теперь второй вопрос: как надолго тебя оставить в камере и когда тебя оттуда забрать?

– Придёшь по сигналу своего браслета. Если не дам новых инструкций, делай вид, что отправляешь меня в лаборатории. Мол, улучшаться и всё такое…

Но, заметив, что нечто ещё осталось нерешённым, просто кивком головы разрешила спрашивать дальше. На удивление генерал начал с попытки оправдаться:

– Следующий вопрос не касается процессуальных тонкостей. Он общего плана.

– Валяй! Не тяни резину.

– Что будет с этой девушкой и с парнем, если ты в них разочаруешься.

– Да ничего особенного! – фыркнула дэма. – Просто уничтожу их с особой фантазией. Её – точно, а её дружок может выкрутиться из моих лабораторий. Потому как уже сейчас наверняка отправился в мир драйдов. А там сам знаешь, дэму выжить трудно…

– Осмелюсь заметить, что не знаю и знать не хотел бы. – С этими словами Юрген надел мешок на голову своего работодателя, а потом для проверки помахал указательным пальцем примерно перед глазами. За что и получил взыскание:

– Совсем отупел? Или откусить тебе палец вместе с рукой?.. И с плечом?..

– Извини, привычка при взятии пленных.

– Ха! Это он для тебя непрозрачный, а для меня его вообще не существует, – дала пояснения Азнара, открывая портал. – Шагай первым! А… меня за руку хоть возьми, что ли…

Впервые в своей жизни генерал прикоснулся к дэму вообще. И с удивлением понял, что никаких особенных мыслей у него по этому поводу не возникло. Ну прикоснулся, да и ладно, чего тут особенного?

После чего, стараясь войти в роль грозного начальника-самодура, шагнул в портал.

Глава 13
Напрасные слёзы

Ближе к концу вторых суток своего заточения баронета Фойтинэ плакать перестала. Не потому, что успокоилась, а потому что слёзы кончились. Да и откуда они возьмутся, если ни пить, ни есть не давали? На крики тюремщики не реагировали. Сколько ни звала, сколько ни умоляла, никто из них так и не появился. Из-за холода и жёсткой каменной скамьи в виде выступа уснуть удалось только сидя, всего несколько часов. Потом приходилось двигаться, чтобы согреться, да стоять возле решётки, выглядывая с надеждой в коридор. Освещённый тусклыми плафонами, тот выглядел навечно заброшенным, да и в камерах по соседству никого не было. Похоже, что на данном уровне оказалась всего одна пленница. Поэтому о ней и забыли. Навсегда.

Оставалось только размышлять о том, что же случилось и почему она оказалась здесь. Но ничего толкового в голову не приходило. Потому что помнила Галлиарда лишь момент уничтожения пробравшегося в дом вора. Вроде и нечестно убивать в спину, но баронета до сих пор считала, что поступила верно. Потому что пролезший через форточку лазутчик начал открывать входную дверь. В тот момент показалось, что если дверь не откроется, то и остальные подельники в дом не проникнут. Да и в баронском замке родители её с самого детства приучили к решительным и ответственным действиям.

Убитый в сердце вор завалился без стона на пол, а девушка бросилась к окну закрыть форточку. Вот тут её магическим тараном и оглушило. Чудо ещё, что, когда очнулась в этой камере, обнаружила на себе всего лишь несколько мелких порезов. А ведь видела в последнее мгновение, как окно вздувается пузырём в её сторону.

Хорошо хоть ночную сорочку не сняли и нижнее бельё не сорвали. Ну и вязаные толстые носки на ногах так и остались. Во время большого сна, да и в одиночку на большой кровати спать было холодно, вот и пришлось одеться потеплей. Не будь этого, уже загнулась бы от холода и сырости.

«Но если пить не дадут, завтра всё равно умру, – пришла печальная мысль. – В крайнем случае послезавтра… И что это за тюрьма такая? В любом узилище, даже на каторге, дают и пить, и есть, а здесь что за странные порядки?.. О! А что это за шум?..»

Уже в очередной раз она попыталась протиснуть лицо между толстенными прутьями решётки, чтобы увидеть пространство дальше по коридору. Тщетно! Зато и странный шум нарастал. Грохнула стальная дверь, послышался топот, словно бежало сразу несколько воинов. На этом фоне стал громче некий рёв. Потом стало понятно: какой-то мужчина страшно ругается.

А там и тип показался в поле зрения. На взгляд, типичный тюремщик: мятая форма, расхлябанные сапоги, сонная рожа. Разве что сон с неё почти исчез, сменившись страхом и раболепием. Но смешней всего, что тип примчался со складной лестницей, установил её под лампой и, взобравшись, стал протирать плафон. Затем спрыгнул и перенёс лестницу к следующему плафону. Как ни странно, после его усердий в самом деле становилось светлей.

Но пленнице было плевать на освещение. Когда до тюремщика оставалось метров пять, она взмолилась пересохшими напрочь губами:

– Принесите мне пить! Я умираю! И по какому праву меня похитили?!

Тюремщик поступил более чем чудовищно. Подскочил к решётке и просто резко ткнул женщину в лицо всей пятернёй. А когда она упала, больно ударившись, зашипел со злостью:

– Забейся в угол и не шевелись! Если хоть слово пикнешь, на ремни порежем!

После чего протёр два оставшихся плафона, задвинул лестницу сквозь решётку в крайнюю камеру и ринулся назад, к выходу. Но шум и рёв приближался как раз ему навстречу. А там и командный голос стал разборчивым и вполне внятным:

– Кто на этом уровне находится?

– Никого! Почти никого! – тут же поправился иной, униженный голос. – Спортсменка, теннисистка, группа Белого Барина недавно привезла.

– Отлично! Она-то мне и нужна! Веди к этой преступнице!

Услышав такое, Галлиарда в самом деле забилась в дальний угол камеры, уповая на то, что речь идёт не о ней и её не заметят. Видимо, упования несчастной женщины судьба не услышала. Здоровенный мужик, в форме высшего приписного чиновника, шёл прямо к концу коридора. Правда, форма его почему-то не соответствовала приписным шестнадцатого сектора. Вокруг высоченной туши увивалось три фигуры тюремщиков, а сзади, словно сомнамбула, шла какая-то женщина с чёрным мешком на голове. Причём на плече у неё висела внушительная спортивная сумка, очень похожая на теннисную.

Высокий чин остановился у решётки, присматриваясь внутрь камеры и вопрошая:

– Где эта убийца несовершеннолетних? Где эта баронета Галлиарда Фойтинэ?

Дверной проём тут же открыли, а пленницу выволокли пред ясны очи начальства. Тот присмотрелся к ней скептически, а потом резко ухватил за волосы, больно запрокинул голову назад и заорал, словно его резали:

– Признавайся, зачем ты заманила в дом бедного юношу, а потом зарезала его в спину?!

Наконец-то до баронеты дошло, в чём её обвиняют, и она попыталась защищаться:

– Неправда! Это был вор, пролезший в форточку! И он хотел открыть дверь для остальной банды.

– О-о! Как ты запела! Ещё скажи, что это не твой дружок Поль всё это задумал и организовал! А?

– При чём здесь Поль? Он вообще был с дэмом в ином мире…

– Молчи! И не смей сюда приписывать властителей! Тем более что твой дружок Поль уже пойман, во всём сознался и, скорее всего, завтра вас обоих казнят.

– Нет! Он не мог! Он тут вообще ни при чём! – невзирая на чуть ли не вырываемые с корнем волосы, Галлиарда забилась в руках гиганта, словно пойманная в силки птица.

Сама мысль, что Труммера поймали, ввергла её в такую панику, что она почти перестала соображать. И только краешком сознания улавливала смысл того, что кричал ей озверевший чиновник:

– Зря ты его выгораживаешь! Он сразу сознался именно в твоей виновности! Говорил, что ты в его дом забралась обманом, в его отсутствие. Так что убийство лежит полностью на твоей совести!

– Нет!.. Нет…

– Что «нет»?! Чего ты ноешь? Отвечай толком! Если вина его и он сам тебя впустил в свой дом, мы тебя уже завтра отпустим домой. Ну?! – опять встряхнул за волосы так, что в глазах от боли потемнело. Но пересохшие женские губы всё равно твердили в ответ только одно слово «нет!».

Свои угрозы и предложения свалить вину на Поля здоровяк повторил раза три на разный манер. Видя, что ничего не может добиться от пленницы, затолкал её обратно в камеру и переключился к вопросам о её содержании:

– Кто-нибудь прикасался к ней?

– Никак нет! Не положено по правилам двое суток вообще в коридоре появляться.

– То есть вы её и не кормили?

– И не поили, геер дон!

– Хм! И кому она будет такая ослабленная нужна, если не сможет кричать во время сожжения на костре? – задал мужик риторический вроде вопрос и тут же распорядился: – Накормить самым лучшим и напоить, я потом проверю. И одеял ей сюда принесите пяток, почище которые. Часа через два-три сюда один мой хороший знакомый прибудет, большой любитель таких цыпочек. Пусть он немножко с девочкой позабавится. Если ему всё понравится, потом и вам разрешу этой красоткой попользоваться.

– Рады стараться, геер дон! – рявкнул старший смены, уже предвкушающий разрешённые начальством удовольствия. – А эту куда?

И он ткнул рукой в стоящую рядом женщину с мешком на голове. Здоровяк в раздражении фыркнул:

– А эту св… – запнулся почему-то, так и не найдя подходящего определения для арестованной, – …сволакивайте в ту же камеру! Тоже моему другу для разврата сгодится. Так что пусть посидит с этой убийцей. Они друг друга сто… э-э… сторониться не станут! Давай, заходи!..

Вроде как замахнулся влепить жестокую затрещину, но, наверное, понял, что и убить может своей ручищей-то. Поэтому не столько ударил, как деликатно затолкал приведённую женщину внутрь, сам закрыл дверь на замок, а ключ положил себе в карман. И уже топая к выходу, приказал:

– Вторую тоже покормите, и ей силы понадобятся… Ага, и одеяла…

Вскоре стало тихо, и новая подруга по камере, со стоном бросив сумку наземь, уселась на неё сверху. Только потом сняла мешок у себя с головы и стала с недоумением оглядываться:

– Где это мы?

Галлиарда, болезненно морщась, ощупывала кожу головы и торчащие волосы. Даже удивиться не было сил, что волосы остались на месте. Настолько болезненным оказалось издевательство озверевшего начальника. Но на вопрос сокамерницы попыталась ответить:

– Сама понятия не имею… наверное, двое суток уже здесь сижу. Ни пить не дают, ни есть… И даже не знаю, как я здесь оказалась и за что…

– Ну да, не знаешь! Я же слышала: ты убила какого-то несовершеннолетнего отрока. Да ещё и с кем-то в сговоре…

– Ну да, убила… Но не отрока, а члена разбойничьей банды, который проскользнул в форточку дома.

– Твоего дома?

– Нет, моего друга…

– Ага, значит, ты и в самом деле забралась к нему без спроса? – При этом женщина настороженно сжалась, как бы показывая, что ей страшно находиться в одном помещении с убийцей. Баронету подобное отношение сильно обидело:

– Да что ты понимаешь! Услышала возведённую на меня напраслину и этому веришь! Сама-то здесь как оказалась? Желая попасть в лапы развратного извращенца?

Видимо, подруга по несчастью только сейчас вспомнила о своей горькой участи. Свесила голову, и плечи её затряслись от рыданий. Сквозь стоны и всхлипы только и прослушивалось:

– Не знаю… Я просто шла с тренировки, а тут какие-то сволочи на меня налетели. Сбили с ног… Заволокли в машину… И надели мешок на голову… Потом долго куда-то везли, часто пинали ногами… Если начинала кричать, били в живот… А я ведь не преступница! Ничего плохого не сделала!.. Потом эти крики на тебя… И вот я здесь…

Она продолжала всхлипывать, и движимая состраданием Фойтинэ присела возле неё на корточки, обняла за плечи и стала утешать:

– Не плачь! Уверена, у нас всё образуется. Наверняка и тебя схватили по ошибке, разберутся и выпустят…

Как ни странно, после проявленного сочувствия, с первым прикосновением, тело женщины словно окаменело. Даже проскочило невольное предвидение, что она готова ударить в ответ. Даже голос стал ледяной и злой:

– Ага! Ещё скажи, что и тебя выпустят!

– Не знаю, – тяжело вздохнула Галли. И тут же стала рассуждать: – Кажется, меня и моего друга подставили. Жестоко, преднамеренно… И если за нас никто не заступится, то даже не представляю, что с нами будет…

– Как это что? Тебе же ясно объяснили: скажи, что ты не виновата, и заяви, что это он тебя заставил быть дома. И тебя завтра же отпустят!

– Ты не понимаешь…

– Ещё как понимаю! Он ведь заявил, что ты прокралась в его дом без спроса, то есть себя выгородил и всю вину свалил на тебя.

Баронета грустно улыбнулась, так и продолжая обнимать сокамерницу за плечи и успокаивающе поглаживать. И начала с повтора:

– Ты не понимаешь, что всё это ложь. Всё это подстроено. Мой друг не такой, и он никогда подобного не сделает. Скорее всю вину на себя возьмёт, но меня выгородит.

– Ха! Ты в такие глупости веришь?! – воскликнула незнакомка.

– Нет, не верю. Просто знаю. Он совсем другой…

– А какой? Расскажи!

От такого напора Фойтинэ непроизвольно рассмеялась:

– Какая ты странная и любопытная! А ведь мы ещё даже не познакомились. Давай вначале пересядем на скамью, там удобнее… И главное – не плачь.

Женщина недовольно фыркнула, словно это не она недавно рыдала. Но на каменный выступ пересела, с каким-то остервенением забросив сумку в изголовье. Обратив на спортинвентарь внимание, Галли поинтересовалась:

– О! Похожа на мою! Что у тебя в ней?

– Ракетки и мячики, – раздалось ответное ворчание. – Я теннисом занимаюсь!

– Ой! Как здорово! – И баронета в порыве радости придвинулась к новенькой вплотную и обняла так крепко, словно та её родная сестра или дочь. – И я теннисом занимаюсь! – зачастила она скороговоркой. – В сборной шестнадцатого сектора индивидуально занимаю второе место. Уже в семи Играх участвовала! В последних из них мы завоевали в командном первенстве первое место, и в личном зачёте у меня второе. Ну а зовут меня…

– Знаю! – не совсем вежливо перебила немного расслабившаяся женщина. – Слышала, как этот здоровенный ишак на тебя орал.

– А тебя как зовут?

– Ре… – словно запнулась та. – …йна. Рейна. И по титулам нашего рода я могу называть себя маркизой. Маркиза Аза Рейна. Правда, мы давно уже обеднели…

– Ерунда! Не в деньгах счастье! Зато какое редкое и красивое у тебя имя! Давно спортом занимаешься и где?

– Несколько месяцев…

– Ой, какая ты «поздняя»! И где?

– Четырнадцатый сектор. Но дальше дублирующего состава малой сборной так и не продвинулась. Не пускают…

– Ой, как жаль! – Галли бесцеремонно ощупывала плечи и спину новой знакомой. – У тебя ведь такие мускулы чувствуются! Наверняка, Аза, у тебя удар сильнейший. И подача «пушечная», неберущаяся. Такими, говорят, и убивают иногда.

– Хм! Это точно, – улыбнулась маркиза. – Как ударю, так ударю…

– Но как же это ты из четырнадцатого сектора в шестнадцатом оказалась? – распереживалась Фойтинэ. – Это тебя тоже, получается, похитили?

– Похоже… Мне ещё показалось странным, что везли так долго…

После этого обе замерли, прислушиваясь к донёсшемуся грохоту дверей и топоту сапог. Но теперь уже напряглась баронета:

– Ох!.. Неужели насильник идёт?..

В то, что принесут пить и есть, она как-то слабо поверила. А вот в угрозе предстоящего насилия не сомневалась.

– Не бойся, – неожиданно для себя заявила Аза, исковеркавшая, а точнее говоря, сократившая своё имя. – С нами двумя он не справится. Ты его, главное, отвлеки вначале на себя, а там уже я как ударю!..

Галли даже оглянулась на неё с недоумением и призвала к благоразумию: