Текст книги "Вымысел исключен (записки начальника нелегальной разведки)"

Автор книги: Юрий Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Нашу беседу ничто не стесняло. Я спросил, не возникает ли у него опасений в связи с возвращением домой, и он быстро ответил: "Конечно нет. Я не сделал ничего бесчестного".

Мы проехали на автомобиле по безлюдным улицам Западного Берлина, направляясь к мосту Глиникер-брюкке, месту нашей встречи. И вот мы уже на "своей" стороне темно-зеленого стального моста, который ведет в оккупированную Советским Союзом Восточную Германию. На той стороне озера был Потсдам, справа на холме виднелся силует старого замка.

На другой стороне моста, названного в 1945 г. американскими и русскими солдатами "Мостом-свободы", виднелась группа людей в темных меховых шапках. Выделялась высокая фигура одного из советских официальных представителей в Восточном Берлине, с которым я вел переговоры об обмене заключенными. Теперь трем правительствам предстояло завершить этот обмен.

По нашей стороне Глиникер-брюкке прохаживались американские военные полицейские.

Позади остановились два автомобиля вооруженных сил США. Окруженный здоровенными охранниками, появился Рудольф Абель, изможденный и выглядевший старше своих лет. Пребывание в тюрьме в Америке оставило на нем заметный след. Теперь, в самый последний момент, он держался только благодаря выработанной им внутренней самодисциплине.

Рудольф Иванович Абель был полковником КГБ. Его считали "резидентом", который из своей художественной студии в Бруклине в течении 9 лет руководил советской разведывательной сетью в Северной Америке. Абеля задержали в июне 1957 года, полковника выдал его подчиненный Хейханнен, аморальная личность. ФБР арестовало Абеля, предъявив ему обвинения в заговоре с целью сбора атомной и военной информации, что могло грозить смертной казнью.

В августе 1957 г. Абель попросил "назначить ему защитника по усмотрению ассоциации адвокатов". Выбор пал на меня. На процессе 15 ноября 1957 г. я попросил судью не прибегать к смертной казни, поскольку, помимо прочих причин, "вполне возможно, что в обозримом будущем американец подобного ранга будет схвачен Советской Россией или союзной ей стране; в этом случае обмен заключенными, организованный по дипломатическим каналам, мог быть признан соответствующим национальным интересам Соединенных Штатов".

И теперь на Глиникер-брюкке должен был состояться именно такой обмен во исполнение договоренности, достигнутой "после того, как дипломатические усилия оказались бесплодными", как написал мне президент Кеннеди.

На другой стороне моста находился пилот американского самолета У-2 Фрэнсис Гарри Пауэрс. В другом районе Берлина, у контрольно-пропускного пункта "Чарли", должны были освободить Фредерика Прайора, американского студента из Йеля, арестованного за шпионаж в Восточном Берлине в августе 1961 г. Последней фигурой в соглашении об обмене был молодой американец Марвин Макинен из Пенсильванского университета. Он находился в советской тюрьме в Киеве, отбывая 8-летний срок заключения за шпионаж, и даже не подозревал, что в скором времени его освободят.

Когда я дошел до середины Глиникер-брюкке и завершил заранее обговоренную процедуру, можно было наконец сказать, что долгий путь завершен. Для адвоката, занимающегося частной практикой, это было больше чем судебное дело – это был вопрос престижа.

Я был единственным посетителем и корреспондентом Абеля в США в течение всего 5-летнего его пребывания в заключении. Полковник был выдающейся личностью, его отличали блестящий ум, любознательность и ненасытная жажда познания. Он был общительным человеком и охотно поддерживал разговор. Когда Абель находился в федеральной тюрьме Нью-Йорка, он взялся учить французскому языку своего соседа по камере – полуграмотного мафиози, главаря рэкитеров.

Приближалось время расставания. Он пожал мне руку и искренне сказал: "Я никогда не смогу полностью выразить вам мою благодарность за вашу напряженную работу, и прежде всего за вашу честность. Я знаю, что ваше хобби – собирание редких книг. В моей стране такие сокровища культуры являются собственностью государства.

Однако я постараюсь все же сделать так, чтобы вы получили, не позже следующего года, соответствующее выражение моей благодарности".

...Во второй половине 1962 г. по моему адресу в Нью-Йорке на Уильям-стрит были доставлены конверт и пакет. В конверт было вложено следующее письмо: "Дорогой Джим! Хотя я не коллекционер старых книг и не юрист, я полагаю, что две старые, напечатанные в XVI веке книги по вопросам права, которые мне удалось найти, достаточно редки, чтобы явиться ценным дополнением к вашей коллекции. Примите их, пожалуйста, в знак признательности за все, что вы для меня сделали.

Надеюсь, что ваше здоровье не пострадает от чрезмерной загруженности работой." Искренне ваш Рудольф".

К письму были приложены два редких издания "Комментариев к кодексу Юстиниана" на латинском языке, которые поступили к нам в Берлин из Центра. Я попросил адвоката В.Фогеля отправить их из Западного Берлина. В.Фогель с большой любовью смотрел на эти раритеты. Ему было жалко выпускать их из рук.

Об этих событиях уже много писалось и скоро, надеюсь, все же выйдет из печати книга Д.П.Тарасова "Товарищ Марк", в которой на основе документальных материалов об этом будет рассказано подробно.

От себя мне остается только добавить, что накануне обмена Абеля на Пауэрса у руководителя Аппарата уполномоченного КГБ СССР в ГДР генерала А.А.Крохина прошло последнее совещание. Задавалось много всяких, порой ненужных, не имеющих отношения к делу вопросов. Так бывает, когда в операцию включаются лица, ранее к ней непричастные. За дни непосредственной подготовки к операции я порядком устал (двое детей, жена на лечении в Москве, вечные наши хозяйственные заботы по дому). Чтобы успеть все сделать по службе и дома, я встал и сказал: "Все ясно. Если я завтра утром просплю, то операция по обмену пройдет благополучно". Это было дерзко, но я все-таки по-настоящему проспал. Рано утром проснулся от стука в дверь. Машина уже ждала меня внизу, в ней сидели разъяренные начальники. На место обмена я приехал невыспавшимся и небритым. Н.А.Корзников сказал тогда Д.Доновану, что "жена и дочь Абеля почти до смерти замучали меня, задергали". Все оказалось кстати. Обмен прошел хорошо. Р.И.Абель вернулся домой. Хотелось бы только заметить, что мы передали американцам Пауэрса в хорошем пальто, зимней пыжиковой шапке, физически крепким, здоровым. Абель же перешел линию обмена в каком-то серо-зеленом тюремном балахоне и маленькой кепочке, с трудом умещавшейся на его голове. В тот же день мы потратили с ним пару часов на приобретение ему необходимого гардероба в берлинских магазинах.

Скромный служащий Дривс уже был не нужен. Я распрощался в ресторане на Фридрихштрассе с адвокатами Д.Донованом и В.Фогелем.

Позднее в своих воспоминаниях адвокат Д.Донован напишет, что у родственника Абеля большие волосатые руки. Прочитав это, я долго рассматривал кисти своих рук, но ничего подобного не заметил. Видимо, для устрашения своей общественности он воспользовался приемом гиперболы.

Через сутки Абель улетел в Москву.

Я встретился с ним еще раз в конце 60-х годов в столовой нашего здания на Лубянке во время своего приезда в Центр из Китая. Он узнал меня, подошел, поблагодарил, сказал, что нам надо все же пообщаться хоть через 5 лет. Я не мог, поскольку в тот же вечер улетал.

Судьба распорядилась так, что я посетил дачу Р.И.Абеля в 1972 г., в годовщину его смерти. Дочь Р.И.Абеля Эвелин подарила мне сделанную отцом гравюру на меди "Домик в лесу". Гравюра долго висела в моем рабочем кабинете, а потом "переехала" ко мне домой и сейчас постоянно напоминает мне о нем.

Это дело оставило особый отпечаток в моей памяти. На его агентурную и оперативную реализацию ушло несколько лет интересной и напряженной работы.

11 июля 1993 г. исполнилось 90 лет со дня рождения Р.И.Абеля. Накануне, в том самом "домике в лесу", мы встретились с его дочерью Эвелин, в чьих "кузенах" мне довелось побывать в те далекие годы. Встретились в очень узком кругу только непосредственно причастные. Мне не захотелось принимать участие в "официальном мероприятии". Мне дорога память об этом разведчике как о человеке. Мы ценили друг в друге что-то свое, связывающее нас взаимно, невысказанное. Так бывает...

Арест Абеля в Нью-Йорке в известной мере сказался на нашей работе в США. Однако ФБР не смогло накрыть всю сеть. Агентура была временно выведена или законсервирована.

Однако "свято место пусто не бывает". Замена Абелю готовилась с учетом последствий его провала. На Западе наш разведчик известен из прессы как "Георгий". Нужно было тщательно все отработать и обеспечить документально. Возникла необходимость заинтересовать западных работодателей в конкретном специалисте (нелегале), создать условия для контроля за ходом его проверки, постараться, чтобы его там "ждали с нетерпением".

Один из наших сотрудников, А.Корешков, бросил идею проникнуть в находящийся под контролем спецслужб пункт специальной связи, через который проходят все служебные почтовые отправления. Мои непосредственные руководители идею подхватили, и я превратился почти на два месяца в "инспектора Клейнерта". Перед этим немецкие друзья экзаменовали меня перекрестным опросом на пригодность к очередной ролидобрых полтора часа, пока их начальник, генерал-майор Вайкерт, не сказал: "Пусть идет, выдержит".

Роль инспектора Клейнерта заставила меня вспомнить присказку одного французского полководца перед боем: "Дрожишь, скелет. Дрожишь. Ты задрожишь еще сильнее, когда узнаешь, куда я тебя поведу".

Я пошел и выдержал, завел друзей, знакомых, выполнил свою инспекторскую функцию, памятуя о том, что "страшней начальства немцев нет" (как говорили у нас в дивизионе на фронте).

Группа обеспечения операции работала в одном ритме с Западом, заинтересованным в "Георгии" как специалисте. Фирмы ждали его.

Перехватив документы проверки и направив необходимые для внедрения "Георгия" на Запад подтверждения, инспектор Клейнерт возвратился в Восточный Берлин.

Чего только не пришлось изучить, прочитать или просто понять, "делая жизнь" "Георгия" и других нелегалов. Ведь каждое слово в характеристике или рекомендации имело свое второе, понятное только "боссу" или "шефу бюро персонала", значение. Расшифровка этих терминов была весьма сложна, но необходима, чтобы обеспечить продвижение "Георгия" в нужном направлении. Вот посмотрите только, насколько изобретательны кадровики всех уровней в кодировании истинного смысла служебной характеристики.

Если в ней написано: все работы выполнял с большой прилежностью и интересом, – следует читать: он старался, но без особого рвения.

Обладает профессиональными знаниями, проявляет здоровую уверенность в себе – мало знаний, большая глотка.

Постоянно старался выполять порученную работу к удовлетворению руководства – способности средние.

Своим поведением являлся примером для окружающих – абсолютным нулем не был.

Добросовестный коллега – делал, что мог.

Прилагал все свои способности – результаты работы слабые.

Все задачи выполнял в соответствии с действующими требованиями – ... но никогда не проявлял инициативы.

К порученным заданиям относился с пониманием – ... но его устраивало все.

Мы ценили его старания – был карьеристом.

Старался установить хорошие отношения с шефом – был подхалимом.

Над всеми порученными заданиями работал с большим усердием– ... но без всякого успеха.

Благодаря своей общительности способствовал улучшению общего климата пьяница, разбазаривал рабочее время на прибаутки.

К коллегам относился с большим уважением и чувствительностью– искал сексуальные контакты.

Руководство довольно выполнением порученной ему работы– посредственные результаты.

Руководство постоянно выражало удовлетворение выполнением порученной ему работы – на него можно положиться.

Порученную работу выполнял к полному удовлетворению руководства – хорошие результаты.

Порученную работу постоянно выполнял к полному удовлетворению руководства очень хорошие результаты.

Он покидает нас по обоюдному согласию – мы его уволили.

Он покидает нас по собственному желанию – мы ничего не имеем против.

Через несколько дней мы провожали "Георгия". На дружеской прощальной вечеринке он окрестил меня "министром документаций", оставил мне интересные книги на немецком языке, которые изучал в период подготовки. Сейчас порой их читает моя внучка.

Провожая меня в отставку, как бы напоминая о самом трудном участке работы в нелегальной разведке и о том периоде службы, друзья вручили мне "Именное свидетельство" "Союза неформалов". Я глубоко признателен им за шутку, за улыбку. Многие нелегалы, в которых мне удалось "вдохнуть жизнь иностранца", до сих пор нет-нет да вспоминают обо мне.

..."Георгий" выехал в США почти одновременно с возвращением Абеля в Центр и проработал там около 15 лет. В том месте, где он жил, его немного недолюбливали за ... нацистское прошлое, хотя специалистом в своей отрасли и по внешней политике США он был первоклассным. "Георгий" возвратился домой, выполнив задание. Через некоторое время он приехал в Ленинград навестить родственников, там заболел и умер от... перитонита. Спасти его не смогли. Говорить о работе "Георгия" подробнее и сегодня еще не время. И так сказано уже много. Американские и немецкие разведчики весьма заинтересованы в том, чтобы узнать его легенду, места работы, через его связи установить, кто же это был, как смог преодолеть все преграды и стать "своим".

Все годы жизни "Георгия" в США вместе с ним была наша разведчица, из иностранных граждан. Они "жили дружной семьей", в которой было все: и любовь, и дружба, и ссоры, и размолвки, и – самое главное – кропотливая разведывательная работа. Помню, в самом начале сотрудничества она ко всему относилась скептически, с большим недоверием. После смерти "Георгия" попросила отпустить ее на отдых. Мы согласились. В конце 80-х я встретился с одним разведчиком, который оказывал ей помощь в необходимых случаях, и попросил поинтересоваться, не желает ли она вернуться к активной работе. Через некоторое время она ответила, что с удовольствием сделала бы это, но ... только с "Георгием". Она отказалась, желая сохранить память о верном друге.

Возвращаясь домой, я долго думал, сидя в кресле самолета, об ее ответе. Я знал обоих около 30 лет, знал несходство их характеров и при этом глубину привязанности друг к другу, умение преодолеть себя ради интересов дела...

В беседе с американцами зимой 1992 года, я пошутил, сказав, что "Георгий" принес им большую пользу, и за это они со мной еще не рассчитались. Мы имели информацию– и только, а они с его помощью осуществили технический прорыв, достигли серьезных результатов. Поэтому было бы неплохо, если бы они увеличили на определенную сумму предоставляемый России 24-миллиардный кредит. Мои американские собеседники правильно меня поняли и через свою прессу известили свое правительство о моем предложении.

Администрация Соединеных Штатов его, к сожалению, не заметила.

...Один мой знакомый, который был в курсе этой операции, здороваясь, говорит с хитрецой: "Ннспектор Клейнерт". Как много это значит!..

Роль "инспектора Клейнерта" привела и к переменам в моей работе. Мне пришлось взять на себя выполнение ряда других оперативных функций, заняться по решению руководства и вербовкой агентуры для обеспечения деятельности нелегальной разведки.

Выполняя различные поручения, я изъездил всю страну вдоль и поперек, внимательно приглядываясь к людям, их нравам, привычкам. Впоследствии, когда я "разъезжал" по разным странам, большую пользу принесли мне рекомендации немцупутешественнику, которые я вычитал в книге "Единожды один хорошего тона" ("Einmal eins des guten Tons"), изданной в ФРГ в начале 50-х годов.. Этих десяти основных правил поведения немца за границей, на мой взгляд, необходимо придерживаться каждому уважающему себя и свою нацию человеку (и русскому, и американцу, и китайцу и т.д.). Попробуйте не согласиться с ними: 1. Никогда не забывай: в Германии ты немец среди миллионов немцев. За границей ты немец, по словам и поступкам которого судят о всей нации.

2. Не скрывай, что твои родители немцы, но позаботься о том, чтобы иностранец был этим приятно удивлен.

3. Придерживаешься ты глупой точки зрения, что за границей все много хуже, чем дома, оставайся дома. Думаешь, что на чужбине все лучше, не возвращайся домой.

4. Путешествуя по чужой стране, не привлекай к себе внимания замкнутостью. Чем ты тише, тем громче о тебе говорят другие. Будь в меру общителен.

5. Одевайся так, чтобы оставаться неброским.

6. Пой только тогда, когда тебя попросят.

7. Не стремись превзойти встречного, если видишь, что он сильнее. Если же ты сильнее в чем-то, дай себя победить, чтобы завоевать надежных друзей.

8. Не забывай, что только названия достоинств и пороков могут переводиться на другие языки. Однако, что они означают, в каждой новой стране ты будешь узнавать заново.

9. То, что тебе кажется странным в чужом народе, постарайся понять. Не удается самому, разузнай у других.

10. Находясь за границей, стремись только понять или узнать, но ни в коем случае никого не поучай.

Хотелось бы очень много написать о бывших сотрудниках Министерства безопасности ГДР, с которыми меня связывают годы совместной работы на трудном участке. Нынешняя обстановка в Германии не дает мне права назвать их, как не дает права перечислить имена тех, кто помогал в конкретных делах, – просто немцев, которые, возможно, помнят и Дривса, и Клейнерта, и Драгова (под этой фамилией меня знали сотрудники МГБ ГДР). Всем им говорю спасибо за дружбу и помощь.

Хотелось бы рассказать и о встречах с обыкновенными гражданами Германии, о сложных судьбах людей разных поколений, об их отношении к России, к русским. Я не могу это сделать, так как не уверен, что не доставлю им нежелательных хлопот или осложнений.

В конце лета 1963 г. я вернулся в Москву.

В декабре 1992 г. в газете "Мы/We" была опубликована статья Б.Иванова "Барон фон Хоэнштайн дает урок маркетинга", в которой сообщалось об одной из наших операций по проникновению в БНД, завершившейся вербовкой сотрудника этой спецслужбы. (Подробнее об обстоятельствах данного дела – в главе "Нужная работа"). Подобные публикации в российской и зарубежной прессе, опрос ряда сотрудников восточногерманской разведки в БНД после прекращения существования ГДР, привлекли более серьезное внимание федеральной разведывательной службы Германии к нашей нелегальной разведке и, в частности, к моей персоне.

Через французского журналиста Мориса Хужманна, оказывавшего помощь Маркусу Вольфу в подготовке и публикации его книги во Франции, они обратились ко мне с просьбой встретиться с корреспондентами журнала "Фокус". Я согласился.

Мы встретились в июне 1994 г. у меня в фирме и проговорили несколько часов: бывшие противники в дружеской беседе. Оказывается, это возможно. Господа Йозеф Хуфельшульте и Томас Томашек вели себя с присущим немцам тактом и аккуратностью. Сотрудники американских и германских спецслужб не лишены чувства уважения к своим бывшим противникам. Сотрудников "Фокуса" интересовали вопросы, касающиеся управления нелегалами, их подготовки, моей работы в Германии, места Германии в спектре задач советской нелегальной разведки, ее взаимодействия с подразделениями спецназа КГБ, а также мое отношение к их стране. Было видно, что гости хорошо подготовились к беседе. Я сожалею, что не смог в полной мере удовлетворить их любопытства, но думаю, они понимали невозможность этого. Йозеф Хуфельшульте прислал мне из Мюнхена гранки интервью, где все было дословно изложено, а через две недели также без искажений и приписок опубликовано 4 июля 1994 года в 27-м номере журнала "Фокус".

30 лет назад я покинул Германию как разведчик; ушли из Берлина и последние официальные подразделения российской разведки, а прошлое все еще продолжает волновать БНД и БФФ ФРГ, не правда ли, Томас Томашек? Что ж, должно пройти еще лет 100-150, прежде чем раскрытие других оперативных материалов станет более или менее возможным.

ГЛАВА 6. США, НЬЮ-ЙОРК (1975-1979 ГГ.)

В начале 1975 г. В.А.Кирпиченко и я были вместе на докладе у Начальника ПГУ КГБ СССР В.А.Крючкова, который после обстоятельного изучения наших материалов, касавшихся работы по США, неожиданно сказал: – Юрий Иванович, что Вы думаете относительно работы в Нью-Йорке. Ведь Вы уже почти 6 лет дома. Юрий Владимирович Андропов хочет, чтобы Вы там сменили Б.А.Соломатина.

Это предложение явилось неожиданностью не только для меня, но и для В.А.Кирпиченко, который только начинал входить в тонкости работы нелегальной разведки. Мы надеялись проработать вместе не менее полутора-двух лет. Вадим Алексеевич прямо сказал об этом Крючкову. Тот остался непреклонен.

Я понимал причину такого неожиданного поворота. В конце 1974 г. при возвращении с другого задания мне довелось провести несколько дней в Нью-Йорке. Б.А. Соломатин подробно познакомил меня с обстановкой в США и, опираясь на агентурные, оперативные данные и выводы из личных наблюдений, высказал свои соображения о том, что разрядка, если судить по действиям американцев, начинает приобретать весьма негативный для советской стороны характер.

Он от своего имени предупредил об этом руководство разведки специальной телеграммой. Весьма серьезное, веско аргументированное сообщение все же вызвало раздражение в "верхах". Видимо, было принято решение заменить руководителя резидентуры, чтобы свежим взглядом оценить еще раз всю обстановку, включая необходимость перехода к более активным формам работы (мы берегли "хрупкую" разрядку и избегали резких действий). Вот в этих сложных условиях выбор пал на меня, и я с известной долей тревоги выслушал предложение В.А. Крючкова.

Но у меня не было иного выхода, кроме как взяться за подготовку к работе в новой для меня стране, в которой я, правда, уже успел побывать дважды.

Наши американисты приняли известие об этом решении Андропова и Крючкова настороженно, с недоверием и даже сопротивлением. Я казался им человеком с неустойчивой биографией (из нелегальной разведки, германист, работал в Германии и потом в Китае), зачем "нам такой нужен". Это отношение я скоро почувствовал, мне не оставалось ничего иного, как изучить обстановку в США, освоить оперативный багаж резидентуры, прибыть в Нью-Йорк и наладить рабочий контакт с новым для меня коллективом.

Время шло. На 9 августа 1975 г. был назначен день моего отлета. Утром этого дня ко мне домой позвонил В.А.Крючков со словами последнего напутствия. Он понимал сложность ситуации, в которой мне предстояло оказаться. Как всегда, был краток, рекомендовал попытаться внести в работу свой наступательный метод , не похожий на то, к чему уже привыкли американские спецслужбы. Сотрудники резидентуры должны почувствовать, что приехал свежий человек. Нужно снять с коллектива напряжение ожидания нового руководителя, расположить его к себе и добиться откровенности. При этом – никаких любимчиков, на сильных, средних и слабых не делить. Беречь и укреплять положительные традиции резидентуры и авторитет моих предшественников, которые сделали много полезного за годы своей деятельности в Америке. Главное – организация активной оперативной работы. Начальник разведки подчеркнул особую важность конспирации, тщательного изучения всех американских объектов, призывал, учитывая активность американских спецслужб, быть недоверчивым, сомневающимся в оценке "чистоты" контактов и связей. В.А.Крючков предложил через 6месяцев прилететь в Москву и доложить о направлениях работы в Нью-Йорке.

Итак, к вечеру того же дня мы с женой после полуторачасовых посадок в Лондоне и Гандере (Канада) приземлились в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке, чтобы провести там долгих четыре года.

Нью-Йорк встретил нас влажной, душной, с мелко моросящим дождиком, погодой, немного затхлым запахом, свойственным давно залежавшимся вещам. Я поймал себя на мысли о том, что с таким запахом уже приходилось встречаться в Пекине в сезон футяня (сезон повышенной влажности).

Мне пришлось начинать свою работу в Нью-Йорке в период, когда Соединенные Штаты, постепенно оправляясь от "уотергейта", готовились к предстоящим в 1976 г. президентским выборам. "Уотергейт" заставил общественность США критически взглянуть на американское разведывательное сообщество. Американцы, в том числе и разведчики, пытались ответить на вопросы: что есть в активе ЦРУ, в каком это сегодня состоянии, что ждет ЦРУ впереди. Пересматривалось все, начиная со дня создания ЦРУ в 1947 г., когда в основу секретных операций против СССР было положено нелегальное внедрение агентуры на объекты проникновения с целью раннего предупреждения о нападении и сбора информации о ходе выполнения советской атомной программы. В области внутренней контрразведки на 70-е годы они ставили задачу защиты американских стратегических объектов от агентуры советской разведки, направляли усилия на организацию и осуществление уверенного взаимодействия между резидентурой ЦРУ в Москве и штаб-квартирой в Лэнгли по выявлению агентуры КГБ из числа выезжающих в США советских граждан. При этом американские аналитики и разведчики ЦРУ отмечали, что основную угрозу для них представляют советские разведчики-нелегалы, обнаружение которых обычными методами и средствами расследования почти невозможно. Большую угрозу для себя они видели также в легальных и активных советских представителях в США, которых почти поголовно причисляли к категории сотрудников или агентов КГБ, поскольку те поддерживали активные контакты с американскими гражданами по разным вопросам. Таких американцев ни ЦРУ, ни ФБР не могли назвать агентами, они назвали их "агентами влияния". В американских спецслужбах совершенно справедливо считали, что новые советские "дипломаты", эрудированные, компетентные, утонченные, владеющие в совершенстве иностранными языками, могут добиться успеха куда большего и быстрого, нежели горстка агентов, завербованных в военных объектах, где почти не осталось секретов.

Давая оценку советскому политическому наступлению периода разрядки, Администрация США делала вывод, что активность советских разведывательных операций в пять раз превышает размеры деятельности ЦРУ и союзников, и, соответственно, ужесточает давление со стороны ФБР на советских граждан и учреждения в Нью-Йорке.

Советская колония в Нью-Йорке тогда насчитывала примерно полторы тысячи человек, постоянно увеличивалась и была разбросана группами или отдельными семьями по всему большому городу.

В Нью-Йорке я отметил свое 50-летие. Разведчики, с которыми мне пришлось в 60-е годы вместе работать в КНР и встретиться опять в США, положили в этот день на стол своего резидента телетайпную ленту с "информацией А.П. из Пекина".

"ПЕКИН, АССОШИЭЙТЕД ПРЕСС. КАК СТАЛО ИЗВЕСТНО В МИССИИ СВЯЗИ США В ПЕКИНЕ, ДЕЛЕГАТ НАРОДНОГО КИТАЯ В ОРГАНИЗАЦИИ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ ХУАН ХУА УПОЛНОМОЧЕН ВРУЧИТЬ НЕДАВНО ПРИБЫВШЕМУ В НЬЮ-ЙОРК ЗАМЕСТИТЕЛЮ ПРЕДСТАВИТЕЛЯ СССР В ООН ЮРИЮ И.ДРОЗДОВУ ЛИЧНОЕ ПИСЬМО МАО ЦЗЭДУНА, ЦЗЯН ЦИН И ЧЖОУ ЭНЬЛАЯ. В СВОЕМ ПОСЛАНИИ КИТАЙСКИЕ РУКОВОДИТЕЛИ, ПОЗДРАВЛЯЯ ЮРИЯ И.ДРОЗДОВА С ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЕМ, ОТМЕЧАЮТ ЕГО ЛИЧНЫЙ НЕОЦЕНИМЫЙ ВКЛАД В РАЗВИТИЕ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ ДВУМЯ СВЕРХДЕРЖАВАМИ (ОСОБЕННО В ПЕРИОД КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ). В ПИСЬМЕ СОДЕРЖИТСЯ ПРИГЛАШЕНИЕ ЮРИЮ И.ДРОЗДОВУ ПОСЕТИТЬ КИТАЙ В ЛЮБОЕ УДОБНОЕ ДЛЯ НЕГО ВРЕМЯ. В ПЕКИНСКИХ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ КРУГАХ СЧИТАЮТ, ЧТО ЮРИЙ И.ДРОЗДОВ БЛАГОСКЛОННО РАССМОТРИТ ПРИГЛАШЕНИЕ ПЕКИНСКИХ ЛИДЕРОВ.

НА ВОПРОС, НЕ СВЯЗАНО ЛИ ОЖИВЛЕНИЕ В ЧЖУННАНЬХАЕ С ПОДГОТОВКОЙ К ПРАЗДНОВАНИЮ ЮБИЛЕЯ РУССКОГО ДИПЛОМАТА, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ МИССИИ СВЯЗИ ОТВЕТИЛ: "ПОКА НЕ ЯСНО. НАБЛЮДЕНИЕ ВЕДЕТСЯ".

Я ознакомился с текстом, вспомнил одну подобную информационную ленту, которой меня встретили по возвращении из Москвы в Пекин в разгар "культурной революции" сотрудники резидентуры, улыбнулся и понял: нью-йоркская резидентура признала меня своим.

С руководством Представительства СССР при ООН и других советских учреждений у меня постепенно установились нормальные отношения, которые способствовали организации нашей работы. Не могу не вспомнить положительного отношения к работе разведки со стороны Министра иностранных дел А.А.Громыко и Представителя СССР при ООН Я.А.Малика, посла СССР в Вашингтоне А.Ф.Добрынина, которые всегда с пониманием относились к нам и содействовали в решении возникавших проблем.

В течение первых шести месяцев всем коллективом резидентуры мы заново оценили деятельность ЦРУ и ФБР против нас, критически пересмотрели свои действия, внесли коррективы в организацию и обеспечение безопасности разведывательной деятельности. Было достаточно споров, возражений, сомнений, анализа малейших сигналов, но все сошлись на том, что не так уж все страшно. В конце зимы я на несколько дней вылетел в Москву, где доложил руководству о том, что нью-йоркская резидентура готова к активной работе.

Мне пришлось в напряженной агентурно-оперативной обстановке Нью-Йорка провести четыре года. Коллектив разведчиков в основной своей массе работал с риском, смело, изобретательно и результативно. Нужно прямо признать, что противостоявшие нам подразделения ЦРУ и ФБР были серьезным и заслуживающим уважения противниками. Чтобы понять их действия, мы провели ряд мероприятий, которые вынудили их раскрыть свои методы и сделали нас зрячими.

У войны разведок свои законы. Один, и наиболее важный из них, – искусство обнаружить скрытое агентурное наблюдение контрразведки за твоими действиями, переключить ее внимание на ложное направление, обеспечить наиболее безопасные условия для собственной разведывательной работы. Это вечный поиск, учет всех мелочей, их проверка, моделирование фантастических ситуаций и гадание почти "на кофейной гуще".

Пусть на меня не обижаются сотрудники Нью-Йоркского отделения ФБР, обслуживающие комплекс зданий ООН, но тогда, в середине 70-х годов, они многое нам подсказали и показали. Нет, нет, они не сотрудничали с нами, они просто раскрыли себя, пойдя у нас на поводу. Дело дошло даже до маленького курьеза.

Мы захотели окончательно убедиться в том, что агентура ФБР хорошо "прочесывает" подземный гараж ООН. Паркуя там свои машины, наши сотрудники отмечали некоторые особенности (оплошности) в поведении гаражной охраны. Это дало хороший повод для проверки соблюдения ими требований ООН о неиспользовании служебного положения в специфических интересах спецслужб, в том числе страны пребывания. Как-то мы специально "забыли" в одной из машин печатные ТАССовские материалы. Вечером, когда группа сотрудников садилась в эту машину, заметили, что материалы исчезли. Через несколько дней опять "забыли" в той же машине, из которой вылезли несколько человек, письмо с предложением услуг, "затерявшееся" в ООНовских документах. В последующие дни частенько наблюдали возле парковки этой машины уборщиков, охранников, иногда новых лиц и новые машины. Затем наша машина из-за изношенности (в действительности) была продана, но прежде мы попросили сотрудников ФБР ответить на наше "письмо с предложением услуг", выставив сигнал на одном из знаков дорожного движения по маршруту нашего рабочего автобуса, написав под ним номер автомашины представительства, из которой можно изъять ответ.