Текст книги "СССР - потерянный рай"
Автор книги: Юрий Мухин
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
«Итак, я уже диакон. Следующий день при том же монастыре, но в домовой архиерейской церкви служил уже и раннюю литургию в сане диакона. Алтарные и клиросные послушники меня уже называли отцом диаконом, но я же при этом обращении их ко мне чаще всего не вдруг находился им отвечать, к этому названию своему не привык.
В том же духе прошло посвящение мое во священники и в Боголюбовом монастыре, где меня рукополагал викарный епископ Тихон, а во Владимире – сам Сергий. Такое разноместное
посвящение для меня оказалось лучше: оно спасло меня от лишних затрат на чаи поздравлявших меня диаконов, певчих, послушников и т. п. Поздравлявшие меня во Владимире слышали от меня ответ, что я поблагодарю их за один раз после получения священства, а поздравлявшие в Боголюбове – что я уже во Владимире поистратился на поздравлявших, не предполагая, что меня будут здесь посвящать. Вот так безболезненно и прошло у меня это посвящение для кармана, а то бы и тут обчистили, как Сидорову козу! Не увернулся только от Талепоровского, который уже давно на меня из-под своих темных очков бросал лукавые взоры. Этому дал десятку: боялся его обойти – тем более что тогда говорили, что у него с Сергием одна лавочка! Дал еще отцу протодиакону два рубля, который вел запись по делу посвящения. И только!»
Вот и вся радость от таинства посвящения в сан – сумел облапошить дьяконов с послушниками, которые своей службой придавали торжественный вид его посвящению!
Хотя для православного духовенства в этом нет ничего необычного, поскольку хапали все:
«Правда требует указать на одну темную сторону получения священнослужительских мест при этом владыке в то время. Часто тогда места чуть ли не покупались за деньги: кто больше даст, тот и получает просимое место. И сам владыка Сергий тут был не без греха. А особенно высоко поставил себя по части взяточничества секретарь архиерейский Петр Иванович Талепоровский, а после него, еще удалей, Александр Иосифович Переборов. Сдавши экзамен, чтобы получить поскорее место, и мне пришлось тогда познакомиться с первым секретарем и сунуть ему двадцать рублей из своего двадцатипятирублевого месячного жалованья. Со стороны же других священников, искавших перевода на лучшие богатые места, давались тогда и сотни рублей».
Но деньги на взятки не пропадали.
«Стол тогда у меня состоял больше из рыбного; тут была она у меня во всяком виде: вареном и жареном, заливном и копченом. И все это было добровольным приношением пред праздником рыбаков. Добры они были ко мне. Первое время, бывало, из простого любопытства подойдешь к рыбакам поглядеть, как они вынимают к берегу запущенный невод, и никогда не уйдешь от них с пустыми руками, чтобы не наградили пойманной рыбой. В первый год жизни в Рыбаках, интересуясь, я даже в одно время завел запись приносимой мне рыбы. И вот в один зимний сезон тогда у меня было записано, помню, одних сельдей до 450 штук. Низший же сорт рыбы, вроде плотвы, они даже стеснялись давать. Нередко тогда я излишком своим делился с родными, посылая копченой по почте. Правда, год на год не приходилось это приношение: когда у них в сети плохо, то и у меня на столе недочет, а у них хорошо, и у меня тогда ловко! Никакой бедности я, здесь живши, не испытал: отказывать себе ни в чем не приходилось, на все хватало получаемой доходности. Во все годы жили в Рыбаках с прислугой...
А на другой год, когда рыбаки устроили погреб и хлев, тогда завел и корову. Между прочим, корову я держал с тех пор бессменно до октября прошлого 1926 года. В Рыбаках по летам я сам и сенокосил (чаще косить нанимал), скупая у соседей, поблизости к дому, небольшими лужками, и этим сеном пробивался почти весь год. Также хозяйственным способом добывал и дрова. Во все годы я покупал не сухими, а с базара или тут же при доме у везущих озером мужичков сырыми бахами в три аршина. Пилить и колоть их нанимал. Такие дрова всегда давали мне рубль или больше с сажени барыша, чем покупать готовыми с базара. В год протопить дом вставало мне всего рублей двадцать, а прокормить корову тем сеном – до двадцати пяти.
Я всегда, бывало, заготовлял с осени ржаного хлеба до нового сбора, покупал и крупчатку мешками, сахар брал головой, также и чай никогда в запасе не переводился, масло коровье
держалось пудами, привозили его из Шекшова по 20-22 копейки за фунт, варенья варилось также пуда по три-четыре за лето; и всего у меня было обильно в запасе, не исключая винных настоек и разных наливок» . (Пуд, напомню, равен 40 фунтам или примерно 16 килограммам.)
Со второй половины XIX в. царское правительство доплачивало попам за организацию церковно-приходского обучения детей грамоте, в семинариях начали учить будущих попов и профессии учителя начального образования. Казалось бы, что у мемуаристов появился личный повод для гордости своей службой – они теперь могли бы вспоминать, как далеко пошли по жизни их ученики, гордиться ими. Но в книге про учеников – ни слова, не интересно это было попам, а вот про свою педагогическую деятельность они, конечно, вспоминают.
«Благодушное было тут время! Особенно охочи были все мы до экзаменов в монастырских нашей и Феодоровской школах у игумений. В этих двух школах являлись чуть ли не все члены отделения, так что число учащихся было иной раз меньше, чем число экзаменовавших лиц. Тут надо без утайки правду сказать, что сюда многих из нас, пожалуй, не экзамен больше тянул, а чай и обед с хорошей закуской и выпивкой. В эти экзаменационные дни был туту нас как будто праздник какой, особенно в Феодоровском, где всего предлагалось обильней и качеством лучше. Недаром и школ соседних сюда, по расписанию, на экзамен не назначалось. Ведь и нам, отцам святым, как и всем, с той же плотью и кровью, эта выпивка и хорошая закуска была по нутру! Нельзя отказать нам в этом требовании плоти!»
И уже как-то не удивляет, почему народ сложил поговорку: «Ряса просит мяса».
«А вот был во Владимире архиепископ Алексий! Был он роста высокого, выше меня, стана полного, с большим животом; пухлый лицом, словно надутый; такие же пухлые руки, пальцы которых из-за этой пухлоты как будто между собой не сходились. Получалось впечатление, когда подходишь к нему под благословение и целуешь его руку, то словно как целуешь толстую надутую лягушку. Иные брезговали такой рукой и под благословение его не подходили. Ел он – говорили – очень много и жирно; мог съесть будто бы по тридцати мясных котлет. Чтобы после такого сытного обеда не хватил его апоплексический удар, отдыхать на постели после обеда ему врачами было воспрещено, а были предписаны какие-либо телесные движения и упражнения на свежем воздухе» .
Ну а когда набил живот мясом, то и мысли возникают, если не о Боге, то о божественном.
«Страшно любил он женский пол. Он был женат на актрисе, и когда с ней развелся, то принял монашество и дошел до архиепископства. Все же она, говорили, во Владимире его навещала и жила по нескольку дней у него. В самом Владимире были у него две любимицы-попадьи, жены тамошних священников (Уварова и Благовещенская). За то и пользовались эти священники особым вниманием и расположением Алексия: он устроил их там же в лучшие приходы и награждал почетными должностями. Близость этих двух матушек была известна всему городу, и вот в одно время по городу, при бульварах и на стенах была развешана карикатура, изображающая Алексия, держащего попадью на коленях.
Большую близость Алексий имел и с городским женским монастырем, куда он часто ездил служить и просто пить чай.
О свободном обращении к монастырю Алексия был такой рассказ. К нему пришла раз монахиня, по делу ль какому иль с праздником поздравить, не знаю! Но только не утерпел отец... обнял... А она ему и говорит: «Владыко! Ведь вы должны быть святым: вы ангел – что вы делаете?» А он в ответ ей: «Да, я – ангел, но падший!»
Как видите, этот монах Алексий, мужик был не без юмора, но ведь в те годы телевизора не было, и главным развлечением были сплетни. И все вокруг обо всем этом знали. Тем более что свидетелей было много, поскольку «очень святой отец» архиепископ Алексий ни в каких делах охулки на руку принципиально не клал.
«После храма был он в игуменской со всем служившим молебен духовенством; пил чаи и обедал. Поили и кормили, как не случалось доселе ни разу. Фрукты, консервы и многое другое нарочно привезено было для него из Москвы. Но ему было мало того, что угощали на славу: часто от него слышалось тогда во время обеда и чая: «Вы, матушка игуменья, дайте мне на дорогу вот этого... и этого!» И поехал он от нас тогда с багажом разных закусок и фруктов. С уверенностью можно сказать, ему попало немало (как будто бы плата за молебен) здесь и в карман! А если взять во внимание все четыре монастыря Переславских, то и вовсе получится туго в кармане. Уж таков был не в пример другим этот Владимирский царь! А что всего позорней и гаже, это вот то, что в игуменской с отъездом его не нашлись два чудной работы полотенца, которыми он вытирал свои руки, и еще что-то вроде ковра» .
Знаете, у меня сложилось впечатление, что если вера в Бога держалась в народе, то только силою семейных и общественных традиций, а духовенство РПЦ видело свою задачу в том, как использовать эту веру в своих корыстных целях. Вот мемуарист описывает революционные и послереволюционные годы, фактически начало поголовного безбожия.
«Жилось мне вообще в это время тревожно. Бывало, одна встреча где-либо красноармейцев с винтовками всегда в душе у меня производила тревогу. Теперь я забросил и всякую проповедь с церковной кафедры, боясь, как бы к чему не придрались.
Правда, и мы, причт, в эти годы немного поумнели, заменивши плату за сорокоусты и годовое поминовение вместо денег мукой. Но эта замена касалась только деревенских заказчиков, как не нуждающихся в хлебе. Начали брать с пятнадцати фунтов в год, а потом перешли на полпуда мукой же, или же вдвое – овсом за каждое поминовенное лицо. Квартирантов держали, эти платили с десяти фунтов в месяц и до полпуда; платили и картошкой, дровами» .
Прочитав эти воспоминания, приходишь к выводу, что быть на Руси священником – это уже давно не служение Богу, а доходный бизнес.
Понимаете, народ, конечно, глуп, но не до такой степени, чтобы не понять, что то, что говорится в церкви или на партсобрании, – это обязаловка, это показуха. А кто ты на самом деле и во что веришь, видно по тому, что и как ты говоришь и делаешь в обычной жизни.
И вот, исходя из того, что я прочел, а теперь и услышал от представителя Московской патриархии попа Г. Рябых и от остальных попов России по другим поводам, у меня сложилась убежденность, что Московский патриархат в Бога не верит. Если бы верил, то мы бы от него слышали совершенно другие слова и видели бы совершенно другие поступки.
Поясню свою мысль вот таким примером. Недавно я подготовил рецензию на книгу «Куда подевались все лидеры?» одного из бывших крупнейших руководителей американской промышленности миллионера Ли Якокки. В момент написания этой книги ему было 82 года, он уже ушел из промышленности, руководил школой бизнеса и все свое состояние тратил на исследования сахарного диабета и способов его лечения.
Книга Якокки посвящена очень далекой от религии проблеме – как воспитать или найти лидера промышленности или государства. Деятельность Якокки лежала и лежит очень далеко от религии, сам он убежденный сторонник капитализма и частной собственности, и не то, что не говорит о том, верит ли он в Бога, но даже и слова «бог» у него в тексте нет. И тем не менее я осмелюсь заявить, что он-то верит в Бога!
Вот задумайтесь над тем, что означают такие его мысли и сообщения.
В свое время Якокка пришел руководить автомобильной корпорацией «Крайслер» в момент, когда она была на грани банкротства. В таких случаях американское правительство помогает своей промышленности беспроцентными кредитами из денег налогоплательщиков. С большим трудом и Якокка выбил у правительства такой кредит в 1,2 миллиарда долларов для
«Крайслера», но этого было мало.
«Поэтому я урезал свою зарплату до одного доллара в год. Это пример лидерства, порожденного кризисом. Потом я пошел к другим руководителям и попросил их тоже сократить свою зарплату. Лишь после этого я отправился к председателю Объединенного профсоюза работников автомобильной промышленности Дагу Фрейзеру и спросил, чем ответит мне профсоюз. И рабочие действительно откликнулись. На протяжении девятнадцати месяцев они шли на уступки, которые вылились в общей сложности в 2,5 миллиарда долларов. Так что компанию спас не столько правительственный кредит, сколько сами рабочие» .
Якокка разгневан на правительство США за безответственность, в том числе за безответственную трату денег.
«Я пришел в Белый дом, чтобы вручить президенту Рейгану чек на 1,2 миллиарда долларов, и объяснил ему, что этот чек чисто символический.
– Видимо, никто никогда не возвращал правительству долги, так как мне сказали, что потребуется тридцать дней, чтобы выяснить порядок получения и зачисления этих денег.
Рейган хохотал до слез, хлопая себя по коленям, и все никак не мог поверить. Другими словами, в правительстве, похоже, нет приходных статей, а есть только расходные».
Якокка с гневом говорит о безответственности законодателей.
«Языком молоть – не воду носить!... Однако в 2006 году, несмотря на обилие болтовни по поводу войны и экономики, каждый раз, когда дело доходило до законодательных приоритетов (то есть до конкретных дел), все дебаты сводились ко всевозможным второстепенным проблемам. Вот какие приоритеты поставил себе Сенат в ходе трехмесячной сессии: запрещение однополых браков, ответственность за сожжение государственного флага и сокращение налога с капитала. Наши сенаторы нашли целых три дня, чтобы подискутировать по поводу сожжения флагов, но ни одной минуты – на обсуждение проблем здравоохранения, энергетики, создания рабочих мест и других насущных задач, которые волнуют американцев.
С 1777 года было зарегистрировано всего сорок пять документально подтвержденных случаев сожжения флага. В то же время начиная с 2000 года у нас испарилось почти три миллиона рабочих мест в промышленности. И причина вовсе не в том, что люди жгут флаги».
Якокка возмущен бизнесменами США.
«Когда я еще был маленьким, священники заставляли нас наизусть учить семь смертных грехов. Это такие грехи, которые губят бессмертную душу. Вещь серьезная. В числе первых в этом списке была алчность. Я тогда не понимал толком, почему этот грех называется «смертным», но до меня это быстро дошло, когда я занялся бизнесом.
Жадность постоянно присуща деловым людям, особенно если они связаны с финансами. Но всегда ли она была так ярко выражена, как в наши дни? Не думаю. Сегодня она стала главным лозунгом корпоративной Америки. Если вы попросите кого-нибудь вспомнить одного из выдающихся лидеров бизнеса, то он в первую очередь назовет какого-нибудь проходимца, которого только что увели в наручниках.
Жадность человеческая сильна, но не будем забывать и о зависти. Это, кстати, тоже смертный грех. Порой я думаю, что первопричина жадности – все-таки зависть. Один руководитель компании смотрит на другого и думает: «Он получает 50 миллионов, а я только 30. Но мы же работаем в одной отрасли, а як тому же и лучше его. Надо, чтобы у меня было 60 миллионов». Вот так и раскручивается спираль заработков крупных руководителей. И никому из них в голову не придет, что 30 миллионов – это тоже неплохо. Зависть порождает жадность.
Еще одним поводом для изумления стало поистине золотое пенсионное пособие, выплаченное бывшему генеральному директору и председателю правления «Exxon Mobil» Ли Реймонду. В общей сложности он получил более 400 млн. долларов. Но попробуйте что-то возразить этим ребятам, которые качают газ по три-четыре доллара за галлон, и это вызовет у них бурю возмущения. Ведь «Exxon Mobil» демонстрирует рекордную доходность.
Рядовые служащие «Exxon Mobil» тоже имеют законное право на часть этой прибыли, но компания, несмотря на свои сверхдоходы, недоплатила в программу пенсионного обеспечения 11,2 миллиарда долларов. Это тоже рекордный показатель. Как это объяснить? Возможно, они испугались, что если полностью профинансируют пенсионную программу, то им придется урезать часть пенсии Реймонда? Больше всего возмущает то, что за дефицит финансирования пенсионных фондов должны расплачиваться американские налогоплательщики.
Где же ответственность руководства компаний перед рабочими, которые своим трудом создают все материальные блага и которым было обещано, что о них позаботятся на пенсии? Как можно заявлять им: «Извините, наш договор с вами больше недействителен»? Скандальное ограбление пенсионеров среднего класса нуждается в тщательном расследовании. Стало уже распространенным явлением, что руководители компаний получают «золотые парашюты» (компенсация, выплачиваемая высшему руководству акционерного общества в случае слияния или враждебного поглощения), а простые рабочие – пинок в зад».
Вдумайтесь, ведь то, что говорит Якокка, это и есть проповедь христианского священника, поскольку этот бизнесмен несет заповеди Христа в мирскую суету.
А заявление Московской патриархии, с которого я начал, что это? Это чистейшей воды политиканство, направленное на то, чтобы угодить правящему режиму и получить за это подачку. Так кто из них кто?!
Кто из них верит в Бога, а кто нет?
Картель – это объединение фирм с целью разделить рынок для установления высоких цен на продукцию низкого качества. Это для справки.
Я начал эту главку со случая сожжения человека за измену православию. Разумеется, это перегибы Средневековья, но надо понять, почему это делалось. В любой Церкви главная цель – спасти бессмертную душу верующего этой Церкви. Причем спасти душу можно только в этой Церкви, а не в другой, иначе смысл существования Церквей пропадает – зачем мне быть православным, если я точно так же спасу душу и в мусульманах? Именно поэтому столь жестокое наказание упало и на голову раввина:лучше бы он зарезал «флота
капитан-лейтенанта Возницына», в этом случае он убил бы всего лишь тело капитана, а бессмертная душа Возницына попала бы в рай. В случае убийства, думаю, раввина всего лишь отправили бы на Нерчинские рудники, но раввин не зарезал капитана, он его обрезал, обратив в свою веру, и этим отправил душу капитана в ад! Вот именно за это страшное преступление и последовала раввину страшная смерть.
А вот если бы раввин не занялся этим миссионерством – не обращал православных в иудейство, то его жизнь была бы защищена государством даже во время войны, поскольку уже Петр I в «Артикуле воинском» начинает главу XIV «О взятии городов, крепостей, добычей и пленных» словами: «Когда город или крепость штурмом взяты будут, тогда никто да не дерзает, хотя вышняго или нижняго чина, церкви, школы или иные духовные домы, шпитали без позволения и указу грабить или разбивать. Кто против сего преступит, оный накажется яко разбойник, а именно: лишен будет живота» .
Конечно, государство не вправе допускать насилия верующих друг против друга, тем
более такого, как описано выше, но по смыслу существования различных религий и их вариантов для данной Церкви верующие всех остальных Церквей – это в лучшем случае жертвы дьявола, а духовенство иных Церквей – слуги дьявола! Даже атеисты выглядят приличнее, поскольку они люди заблудшие, дьявол ими полностью еще не овладел, а путь в Церковь им не заказан на любой стадии жизни. Но верующие другой Церкви – это, повторю, жертвы дьявола. Посему вырвать их из рук дьявола и привести в лоно своей Церкви, в которой только и можно спастись, – это задача и подвиг духовенства данной Церкви. И казненный раввин, кстати, с позиции своей религии совершил подвиг, обрезав капитана. А как иначе? Если верующий в Бога может спастись и без вас, духовенства данной Церкви, то на кой вы нужны верующим?
Поэтому для духовенства братание в любом виде с духовенством иных Церквей – это братание со слугами дьявола. А как иначе это понять? Если духовенство иных Церквей – это не слуги дьявола, то тогда спасти свою душу можно у них, да и в какой угодно секте, а не в твоей Церкви. И веруя в кого угодно, а не в твоего Бога.
И не надо вешать лапшу на уши про «цивилизованные отношения» – это не про духовенство сказано. Если духовенство действительно верит в своего Бога, то оно обязано вести непримиримую идеологическую борьбу со всеми остальными Церквями, в противном случае для духовенства это измена своему Богу – это сдача рабов своего Бога в рабство дьяволу.
А мы сейчас видим поголовное братание Церквей друг с другом, и особенное усердием в этом братании проявляет духовенство именно РПЦ. И как же это прикажете понять?! Понять это можно только так: духовенству всех Церквей глубоко плевать, сколько душ они спасут для своего Бога. Но тогда возникает вопрос, а на кой вы и своему Богу нужны-то?
В результате – чем являются сегодня братающиеся Церкви?
Это картель «святых отцов», разделивший рынок оказания услуг людям, в кого-то верующим, с оказанием своей пастве низкокачественных услуг по завышенным ценам.
Петр I был не чиж, он был истинно верующий православный христианин, и если бы он посмотрел на нынешнее духовенство всех Церквей и увидел, что происходит, то, наверное, долго бы думал перед тем, как вписать в свой «Артикул воинский» слова о том, что при взятии городов духовенство запрещается трогать.
Глава 2
Советский чиж – самый-самый!
Места, где водятся чижи
Но вот Февральская революция смела императора, а затем в октябре 1917 года к власти пришли большевики. Сумели они если не уничтожить, то хотя бы нейтрализовать чижей? Большевики очень старались, но ведь чижи немедленно поменяли песни, оставив на вооружении все то же свое алчное желание паразитировать. Так паразитировать, как при царе, они уже не могли, но желание-то осталось! И чижи срочно стали сторонниками большевиков, валом повалили в «советскую культуру», в органы репрессий, короче, во все места государства, где можно было брать, но давать несоразмерно меньше взятого.
Подлость и предательство всего и вся ради выгоды стали основой морали чижей в СССР. Помню, в 1990 году мне в руки попала книга Ю. Борева, «профессора-доктора», как о нем было
написано в аннотации. Книга называлась «Сталиниада», и меня, тогда заводского инженера, поразила не столько откровенно глупая ложь в описании Сталина, а то наслаждение, которое испытывал автор от своей и чужой подлости, – он ее просто не замечал, она была для него естественна, как дыхание. Вот Борев пишет:
«Философ и искусствовед Михаил Александрович Лифшиц рассказывал о междоусобных схватках среди интеллигенции в 30 – 40-х годах. Политические ярлыки были метательными снарядами этой борьбы, а доносы, или, как тогда выражались, «своевременные сигналы» – ее орудиями. Участвовал ли я в этом? – спрашивал Лифшиц и отвечал: «Все участвовали, и я тоже. Иначе нельзя было ни писать, ни печататься, ни существовать в литературе. Ну, например, Нусинов выступает в прессе и обвиняет меня в том, что я искажаю марксизм, отрицаю ролъ мировоззрения в творчестве или не признаю сталинское учение о культуре. В его своевременном сигнале дан набор проступков, тянущий на 58 статью. Если я промолчу, вполне возможно, что меня посадят. Чтобы избежать этого, я публикую статью, в которой доказываю, что Нусинов не признает диктатуру пролетариата или отрицает лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Я даю шанс сесть в тюрьму и моему оппоненту. Я такой же доносчик, как и Нусинов, а то, что сажают его, а не меня, – это уже лотерея или убедительность аргументов и искусство полемики. Впрочем, сажали и вне зависимости от убедительности доводов в споре».
Сегодня эти признания могут показаться циничными, но в неэвклидовом моральном пространстве искусно сформированного противочеловечного общества действовали моральные нормы человека, находящегося под пыткой», – с пониманием итожит Борев.
Как видите, эти чижи искренне уверены, что моральные нормы нужно менять в зависимости от условий, в которых находишься. То, что Иисус и на кресте ни на кого не доносил и не предавал в отличие от Иуды, который предал и без пыток, – для этой «элиты» не довод. Кстати, а кто пытал в то время Лифшица с Нусиновым? Ведь они могли уйти с работы, где, как они считали, нужно доносить, на работу, где этого не требовалось, например, стать рабочими. И мысли такой нет, лишь бы успеть отхватить за это какие-либо блага. Это их мораль. Это и объяснение, почему во время репрессий чижей в 1937 году пострадали и невиновные – одни чижи на них доносили, чтобы занять освободившуюся кормушку, а другие чижи, в органах НКВД и судах, клепали обвинения и приговоры, чтобы оправдать свое существование в должностях, дававших доход при непыльной работе.
Однако я не хочу занимать читателя этими бросающимися в глаза местами обитания чижей, а хочу обратить внимание на область человеческой деятельности, к которой малокомпетентные люди относятся с уважением и даже с трепетом.
Я должен извиниться перед теми читателями, которым расследование устройства чижей в «советской науке» покажется тяжелым и неинтересным из-за специфических проблем и терминов. Но провести такое исследование надо, поскольку обывателя завораживают слова «академик», «профессор», «ученый» и т. д., им кажется, что люди, причисляющие себя к категории ученых, – это очень умные и порядочные люди: они все знают, они честные и не могут обмануть. Обыватель даже не догадывается, что нигде нет столько людей с моральным уровнем чижа, как в этой области. Ведь недаром главной движущей силой «перестройки» были именно «ученые», они же составляют и основной контингент сегодняшних гениев прохиндейства: от члена-корреспондента Академии наук СССР Березовского до кандидата экономических наук Чубайса.
Итак, наряду с областью развлечений еще больший паразитный доход чижам дает «занятие наукой». И вызвано это бюрократическим способом ее организации. Чиновники государства налогами собирают деньги с трудящихся, а потом целенаправленно отдают их на
науку – в руки ученых. Доход ученого состоит не из тех денег, которые он лично заработал, а из тех, которые он «выбил» у чиновника. Да, даже честный чиновник боится ошибиться и дать деньги плохому ученому, но кто из них хороший, он не знает, поскольку, как правило, не понимает, чем они занимаются. Поэтому чиновники «хороших ученых» определяют только по формальным признакам – по наличию ученых степеней (кандидата, доктора наук), звания (доцента, профессора), должности (академика), наград (премий), лауреатства.
Отсюда следует: чтобы получить у чиновника деньги, искать научные истины и приносить пользу обществу не имеет смысла, главное – получить научные степени, звания и т. д. А это при наличии в науке «своих людей» стало делом техники, т. е. перестало требовать хоть какого-то ума и хоть какой-то работы на пользу общества. И чижи начали ломиться в науку толпами. Во всех странах, но особый соблазн представлял СССР.
Дело в том, что во многих странах мира государство не единственная инстанция, которая содержит ученых. С государством конкурируют фирмы и частные фонды. А эти инстанции не могут платить деньги ученым просто так, они требуют от ученого полезного для общества результата – такого, чтобы его можно было продать. Ведь иначе эти фирмы и фонды просто разорятся. Поэтому чижу на Западе (особенно раньше) бывает очень трудно найти кормушку, у которой он бы сытно кормился, но никакой пользы не приносил. Глядя на фонды и частные фирмы, более строго ведут себя и госчиновники – тоже стараются деньги кому попало не давать и тоже стараются требовать результат.
Поэтому раем для чижей в науке был СССР – тут деньгами распоряжались только чиновники, которые за экономический эффект от науки никакой ответственности не несли и которые все эти деньги отдали самим же ученым. Но сначала несколько цифр. Исследователь советской науки Г.С. Хромов пишет:
«Упомянув об огромном объеме советской фундаментальной науки, я готов привести впечатляющие цифры. Так, во второй половине 1980-х годов накануне эпохи радикальных экономических реформ в системе одной только Академии наук СССР насчитывалось 332 научных учреждения и 170 вспомогательных организаций с 235 тысячами работников, из коих 64 тысячи – научных. Общий объем ежегодного финансирования АН СССР превышал 1,5 миллиарда рублей; 92 % этих средств черпались из государственного бюджета и только 8 % поступали за счет хозяйственных договоров с внешними организациями и из других источников.
Можно уточнить, что в понятие «советская фундаментальная наука» следовало бы включать республиканские академии наук, общая численность работников которых приближалась к таковой же в АН СССР. Эти академии финансировались из бюджетов союзных республик, но в конечном счете – из того же общегосударственного источника бюджетных доходов».
Если считать, что средняя зарплата всех, кто работал в системе Академии наук, и всех, кто обеспечивал ее деятельность в других отраслях, была такая же, как и в среднем по стране (130 руб. в месяц), то на академическую науку, союзную и республиканскую, работало 2 млн. человек. А контролировало пользу от этой работы даже не государство, а три сотни академиков, которые стали академиками потому, что тайным голосованием признали сами себя великими учеными. Г.С. Хромов пишет: «Почитайте академический устав с его акцентированием личных научных трудов членов академии, всеобщей выборностью и исключительно внутренней ответственностью, а значит – с клановой круговой порукой. Кстати сказать, в старой Императорской академии наук хотя бы президент не избирался академиками, а назначался свыше, т. е. был фигурой независимой...»
Добавлю, при царе хотя бы президент в академии был фигурой ответственной. А
советские академики ни за что не отвечали: ни за благосостояние людей, ни за их здоровье – ни за что! Тратили по своему усмотрению деньги, обещая народу молочные реки и кисельные берега. Когда-нибудь. Потом. Может быть.
Да какому ученому на Западе могла присниться такая халява даже в наркотическом сне?!
Жена академика Ландау К. Дробанцева неоднократно подчеркивает, что Ландау «принципиально» никогда не занимался практическими задачами физики (пишет в укор Сахарову, создателю одного из вариантов термоядерной бомбы). Сам Ландау объяснял это тем, что практические задачи, дескать, не требуют творчества, поэтому он чистый теоретик. На самом деле творчества и ума требуют именно практические задачи, поскольку требуется положительный и конкретный результат их решения, и если ты этот результат не получил, то объясняй это как хочешь, но всем понятно, что ты дурак и работать не способен. А быть «теоретиком», то есть баловаться математическими формулами и рассуждать о черных дырах во Вселенной может любой придурок, поскольку поди докажи, есть эти черные дыры или нет, и, главное, как это использовать на пользу гражданам твоей страны? Ландау занимался именно этой «чистой теорией», и никакими посулами нельзя было его заставить приносить пользу людям. Он не умел творить и боялся таких работ.