Текст книги "СССР - потерянный рай"

Автор книги: Юрий Мухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

В общем, можно дать такое определение: быть чижом – это стремиться паразитировать,

стремиться получать с других то, что ты не заработал, при этом паразитировать требуется с видом порядочного человека. Последнее условие обязательно, поскольку если вы просто воруете и не выказываете претензий, чтобы вас именовали достойным человеком, то вы не чиж, а вор; если вы открыто выпрашиваете милостыню, то вы не чиж, а нищий. А если делаете то же самое, но требуете, чтобы вас прекратили оскорблять антисемиты или коммунисты, то вы – чиж. Заметьте, быть чижом – это стремиться паразитировать, а не действительно паразитировать. Это моральный облик человека, а не конкретный поступок. Вот человек стремится паразитировать, да не получается у него – другие чижи не дают, либо общество начеку. Но он все равно чиж!

Чиж стремится паразитировать не из любви к искусству, а, повторю, чтобы удовлетворить инстинкты – быть в лени, быть в безопасности, жрать и сношаться. Более высоких целей у него нет, слава, если она не дает материальных благ, скажем, посмертная, ему тоже, естественно, не нужна. Но в чистом виде, тем более в СССР, паразитировать было трудно, поэтому-то к развалу страны в быт вошло альтернативное «паразитированию» слово – «устроиться». Не завоевать себе место в жизни, не заработать его, а «устроиться» в жизни, т. е. как можно меньше другим отдать и как можно больше от общества взять.

В плане влияния на обывателя чижи имеют огромное преимущество перед людьми – для того, чтобы следовать примеру людей, нужно держать в узде свои животные инстинкты, а для того, чтобы следовать примеру чижей, эти инстинкты нужно распустить, что гораздо легче и доступно каждому. Пока в органах власти СССР и, соответственно, в органах формирования общественного мнения Советского Союза были люди, а чижи маскировались под людей, то и обыватель строил и защищал свою Родину. Но как только чижи подавили людей в умах обывателя своими убогими идеями, обыватель хлынул вслед за чижами и СССР рухнул.

Понимали ли чижи, что именно они делают? Это вряд ли, и в предисловии я уже начал об этом говорить. Дело в том, что чижи от природы не глупы, но весь их интеллект озабочен реализацией их алчных целей. В связи с этим они просто не знают ничего из реальной жизни – из того, что нужно гражданам страны для своего существования. Чижи абсолютные эгоисты и не имеют никакого понятия о чувстве долга ни перед кем, и меньше всего – перед своим народом или Родиной.

Они, повторю, не глупы, часто бывают очень начитанными и знают множество слов, посему успешно устраиваются писателями, журналистами, учеными и на любой профессии, на которой требуется память. Но чижи редко понимают смысл употребляемых слов, если эти слова не описывают их интересы, поэтому редко понимают, о чем они пишут и к чему призывают.

Русские нерусскими глазами

У меня есть приятель, совсем нерусский, даже не славянин. Никак не могу заставить его начать писать, а собеседник он интереснейший из-за своих парадоксальных взглядов и выводов.

Он большой любитель кино, недавно мы встречались, и приятель заговорил о вновь просмотренном по телевизору «Собачьем сердце» по мотивам повести Булгакова.

–Раньше я думал, что это просто антикоммунистический фильм, а теперь понял, что это глубоко антирусский фильм. В нем показаны две расы, причем именно русские показаны в унизительном виде, – начал он.

Я этот фильм смотрел по его выходе на экраны, самой повести потом, естественно, не читал, но по оставшимся от фильма обрывкам воспоминаний с приятелем не согласился.

–В фильме показаны интеллигенция и простой народ, а они, действительно, как два народа, но это обычный взгляд «творческой интеллигенции» – Булгакова и создателей фильма -на «быдло».

–Нет, – не согласился приятель, – это не внутривидовая борьба, это межвидовая борьба, и если бы в ролях профессора Преображенского и доктора Борменталя в фильме снялись японцы, это было  бы хорошо видно. Вы же посмотрите, насколько разное отношение к людям: со стороны Преображенского и Борменталя презрение и безжалостность к русским, а со стороны русских сострадание даже к врагам. Шариков издевается над кухарками, они имеют основание его ненавидеть, но когда Борменталь начал его душить, они стали Шарикова защищать – чисто по-русски. И то, что, по Булгакову, из бродячей собаки вырастает русский и у русского сердце собачье, имеет глубоко оскорбительный смысл.

– Ну, – не согласился я, – строго говоря, Шариков воспитан евреем Швондером, сказать, что он русский, трудно, коммунист – да.

– Нет, именно русский, это сразу узнается. Смотрите, какие Шариков сделал выводы после попытки прочесть переписку Маркса с Каутским – «нужно все взять и поделить». Как русский!

– Ты тут себе противоречишь, «взять и поделить» – это все же скорее по-коммуни-стически. – Приятель задумался, не находя доводов, но и я тоже заколебался: – Хотя, конечно, делить поровну – это по-русски.

Мне как-то серб еще в СССР рассказал анекдот, который он, западноевропеец, считал смешным. Русский и поляк нашли кошелек. Русский предлагает поделить по-братски, а поляк предлагает поделить поровну. Тут надо смеяться, но я не понял, в чем юмор или сатира этого анекдота. И серб победно подытожил, что мы, русские, этот анекдот в принципе понять не можем, поскольку у нас в России никогда не было майоратного права. У русских отец не мог выгнать сына из семьи, а мог его только отделить, причем наделив равной со всеми мужчинами долей своей собственности. Для русских «по-братски» – это только поровну, других вариантов нет. А на Западе было майоратное право, по которому вся собственность отходила только старшему сыну. А остальным не доставалось ничего, как в сказке «Кот в сапогах»: «Старшему досталась мельница, среднему – осел, а младшему – кот».

– Точно, – засмеялся приятель, – крестовые походы совершали младшие братья. И вот, смотрите, фильм «Золотой теленок», – вспомнил он. – Роман написали русский и еврей, так что образы должны быть точными с точки зрения расовых особенностей. В фильме четыре проходимца – непонятной национальности, поляк, еврей и русский. Вспомните, как Шура Балаганов и Паниковский деньги делили...

Прерву приятеля и лучше приведу этот эпизод прямо из книги, напомнив, что предшествует ему рассказ о том, как Шура и Паниковский ограбили Корейко.

«Когда Остап вернулся в гостиницу «Карлсбад» и, отразившись несчетное число раз в вестибюльных, лестничных и коридорных зеркалах, которыми так любят украшаться подобного рода учреждения, вошел к себе, его смутил господствующий в номере беспорядок. Красное плюшевое кресло лежало кверху куцыми ножками, обнаруживая непривлекательную джутовую изнанку. Бархатная скатерть с позументами съехала со стола. Даже картина «Явление Христа народу» и та покосилась набок, потерявши в этом виде большую часть поучительности, которую вложил в нее художник. С балкона дул свежий пароходный ветер, передвигая разбросанные по кровати денежные знаки. Между ними валялась железная коробка от папирос «Кавказ». На ковре, сцепившись и выбрасывая ноги, молча катались Паниковский и Балаганов.

Великий комбинатор брезгливо перешагнул через дерущихся и вышел на балкон. Внизу, на бульваре, лепетали гуляющие, перемалывался под ногами гравий, реяло над черными кленами слитное дыхание симфонического оркестра. В темной глубине порта кичился огнями и гремел

железом строящийся холодильник. За брекватером ревел и чего-то требовал невидимый пароход, вероятно, просился в гавань.

Возвратившись в номер, Остап увидел, что молочные братья уже сидят друг против друга на полу и, устало отпихиваясь ладонями, бормочут: «А ты кто такой?»

–Не поделились? – спросил Бендер, задергивая портьеру.

Паниковский и Балаганов быстро вскочили на ноги и принялись рассказывать. Каждый из них приписывал весь успех себе и чернил действия другого. Обидные для себя подробности они, не сговариваясь, опускали, приводя взамен их большое количество деталей, рисующих в выгодном свете их молодечество и расторопность.

–Ну, довольно? – молвил Остап. – Не стучите лысиной по паркету. Картина битвы мне ясна. Так вы говорите, с ним была девушка? Это хорошо. Итак, маленький служащий запросто носит в кармане... вы, кажется, уже посчитали? Сколько там? Ого! Десять тысяч! Жалованье господина Корейко за двадцать лет беспорочной службы. Зрелище для богов, как пишут наиболее умные передовики. Но не помешал ли я вам? Вы что-то делали тут на полу? Вы делили деньги? Продолжайте, продолжайте, я посмотрю.

– Я хотел честно, – сказал Балаганов, собирая деньги с кровати, – по справедливости. Всем поровну – по две с половиной тысячи.

И, разложив деньги на четыре кучки, он скромно отошел в сторону, сказавши:

–Вам, мне, ему и Козлевичу».

Остановим повествование.

– Заметьте, – говорил мне приятель, – Остапа и Козлевича не было при грабеже, но русский Балаганов о них помнит, Бендер – глава шайки, но Балаганов и не думает к нему «подмазываться» – он назначает Бендеру такую же равную долю, как и остальным.

Но продолжим чтение романа.

«– Очень хорошо, – заметил Остап. – А теперь пусть разделит Паниковский, у него, как видно, имеется особое мнение.

Оставшийся при особом мнении Паниковский принялся за дело с большим азартом. Наклонившись над кроватью, он шевелил толстыми губами, слюнил пальцы и без конца переносил бумажки с места на место, будто раскладывал большой королевский пасьянс. После всех ухищрений на одеяле образовались три стопки: одна – большая, из чистых, новеньких бумажек, вторая – такая же, но из бумажек погрязнее, и третья – маленькая и совсем грязная.

– Нам с вами по четыре тысячи, – сказал он Бендеру, – а Балаганову две. Он и на две не наработал.

–А Козлевичу? – спросил Балаганов, в гневе закрывая глаза.

– За что же Козлевичу? – завизжал Паниковский. – Это грабеж! Кто такой Козлевич, чтобы с ним делиться? Я не знаю никакого Козлевича.

–Все? – спросил великий комбинатор.

– Все, – ответил Паниковский, не отводя глаз от пачки с чистыми бумажками. – Какой может быть в этот момент Козлевич?»

– Шура мог просто поторговаться и выторговать себе еще полтыщи, и у него было бы столько же, как он и сам себе назначил, – продолжил мысль мой нерусский приятель. – Но он дрался с Паниковским, чтобы свою долю получил и Козлевич, которого Паниковский предал, даже не задумываясь. Но, одновременно заметьте, хитрый Паниковский «подмазывает» атамана большой долей, чтобы с его помощью самому получить больше, чем при делении добычи Шурой.

А теперь вспомните, как описан в романе эпизод смерти Паниковского, которого к этому

моменту ненавидел не только Шура Балаганов, но и вся компания, которую Паниковский только что оставил голодной из-за своей алчности.

«Дорога тянулась бесконечно, и Паниковский отставал все больше и больше. Друзья уже спустились в неширокую желтую долину, а нарушитель конвенции все еще черно рисовался на гребне холма в зеленоватом сумеречном небе.

–Старик стал невозможным, – сказал голодный Бендер. – Придется его рассчитать. Идите, Шура, притащите этого симулянта!

Недовольный Балаганов отправился выполнять поручение. Пока он взбегал на холм, фигура Паниковского исчезла.

– Что-то случилось, – сказал Козлевич через несколько времени, глядя на гребень, с которого семафорил руками Балаганов. Шофер и командор поднялись вверх. Нарушитель конвенции лежал посреди дороги неподвижно, как кукла. Розовая лента галстука косо пересекала его грудь. Одна рука была подвернута под спину. Глаза дерзко смотрели в небо. Паниковский был мертв.

–Паралич сердца, – сказал Остап, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Могу определить и без стетоскопа. Бедный старик!

Он отвернулся. Балаганов не мог отвести глаз от покойника. Внезапно он скривился и с трудом выговорил:

–А я его побил за гири. И еще раньше с ним дрался».

–Все! Русский тут же начал жалеть своего врага и каяться, что нанес ему когда-то обиды, – победно подытожил приятель, уверенный, что доказал свой тезис.

Между прочим, придя домой, я вспомнил чуть ли не буквально такой же пример из своей книги «Антироссийская подлость», в котором сообщаю, что исследователь советских лагерей для военнопленных австрийский историк С. Карнер, по воспоминаниям немецких военнопленных, написал в своей книге «Архипелаг ГУПВИ» в главе «Корректировка образа врага»: «Важным моментом для тех, кто был вынужден работать в Советском Союзе, был контакт с русским гражданским населением. Опыт совместной работы в промышленности, сельском хозяйстве и на шахтах в большинстве случаев вносил существенные изменения в образ«русского»,созданный нацистской пропагандой.В особенности резко

пропагандистскому образу врага противоречат взволнованные, доброжелательные рассказы бывших военнопленных о жизни и о значении русской женщины в семье и в обществе, а также о «простых русских». В памяти многих навсегда остались и каша, которой с ними делились русские, и предложенная папироска или еще какой-нибудь поступок – все это создавало новый для многих образ «русского», который даже в экстремальной ситуации, будучи сам на грани жизни и смерти, когда нет ничего лишнего, делится последним».

Так что же наша российская интеллигенция? Другой народ или уже другая раса, которая к тому худшему, что есть у русских, добавила все худшее, что есть у других народов?

Давайте начнем сначала – откуда произошли эти чижи, кто был для них примером?

Чижи дворянства

Смысл существования дворянства в вооруженной защите Отечества. Дворяне – солдаты, а царь – их генерал. В старые времена, чтобы содержать одного человека, который из-за занятости не способен прокормить себя непосредственной работой в сельском хозяйстве, нужно было не менее 10 крестьянских дворов. Из-за низкой производительности труда в суровых условиях России именно такое количество людей давали добавочный продукт, которого хватало на еду, одежду и оружие одного воина. Поэтому князья, а затем цари закрепляли за

воинами землю и дворы с крестьянами. Это имело смысл: просто наемник, если платить ему только деньги, испытывал любовь только к деньгам и мог переметнуться к любому, кто эти деньги мог заплатить в большем количестве. Русский дворянин защищал не просто государство, а и свою землю со своими крестьянами. За заслуги князь или царь закреплял за отличившимися дворянами много земли и крестьян, но тогда на войну такой дворянин шел с собственным отрядом бойцов.

Если же дворянин по любым причинам прекращал службу, то у него изымались и земля, и крепостные. Если дети умершего дворянина к 15 годам не становились в строй, у них отбиралось имение отца. Иногда из-за страха перед ратной службой дети дворянские записывались в другие сословия, скажем, в купцы, и у них отбирались земля и крепостные. Звучит парадоксально, но в допетровские времена существовали царские указы, запрещавшие дворянам переходить... в холопы, т. е. в крепостные. Впоследствии бедные дворяне часто не имели ни земли, ни крепостных, но до самой отмены крепостного права в 1861 году никто, кроме них, не имел права их иметь.

На начало XVIII в. армия России составляла примерно 200 тыс. человек при 3-5 тыс. офицеров. Четверть этой армии, т. е. более 50 тыс. человек, были дворянами, остальные – рекруты из крестьян и других сословий. Еще во времена Суворова служба потомственного дворянина до самой старости рядовым или сержантом была обычным делом, а если дворянин был неграмотным, то и обязательным.

Но придурок царь Петр III, решивший взять себе за образец «цивилизованные» страны Европы, в 1762 году освободил дворян от службы России. Беспрецедентный случай – превращение сословия в чижей произошло насильно – сверху. Теперь русский дворянин неизвестно за что имел крепостных и землю (титулованные дворяне – князья – имели их очень много), но мог не служить! Брал, но мог не давать!

К чести дворян, процесс превращения их в чижей шел не очень быстро, и тем не менее к началу XX в. дело дошло до того, что даже в офицерском корпусе русской армии потомственных дворян осталось чуть более трети. Поэтому на дворян была распространена воинская повинность, что было позором, если понимать, кто такой дворянин, но, тем не менее, к началу Первой мировой войны (1914) из 48 тысяч офицеров и генералов русской армии потомственные дворяне составили всего около 51 %. Обратите внимание: в 1700 году в армии было 50 тыс. дворян, в 1914 году не было и 25 тыс.

При этом в России на 1914 год было 1,5%, или почти 2,5 млн. дворян, т. е. не менее 250 тыс. призывного контингента. И эти дворяне не способны были укомплектовать 50 тыс. офицерских должностей!

Еще. По реформе 1861 года дворянам оставили в собственность 80 млн. десятин земли. Многие дворяне эту землю профукали, к 1913 году во владении дворян осталось всего 50 млн. десятин и 55 тыс. поместий. Уже и земли дворяне не имели, а служить России не желали! И, естественно, не желали служить России те, кто землю и собственность имел.

Так, к примеру, на 1903 год из элиты сухопутных войск – из 159 генерал-майоров Генерального штаба – только 13 имели земельную собственность и 4 человека – собственные дома. Остальные имели только жалованье. На 2696 полковников русской армии приходилось всего 24 князя и 11 графов; на 1392 генерала – 25 князей и 23 графа, т. е. в армии уровень титулованной, самой богатой части дворянства продолжал неуклонно падать (среди полковников чинов титулованной знати меньше, чем среди генералов). При этом титулованное дворянство имело в армии неофициальное преимущество – в среднем на 3 года раньше повышалось в чинах.

Война, в которую вступила Россия в 1914 году, никаких патриотических чувств в массе

дворянских чижей не подняла: не задела она ни чувства совести, ни чувства ответственности. (Как не задел никаких чувств развал СССР в массе т. н. «коммунистов».) Чижам подобные чувства неведомы. К началу 1917 года в армии было 115 тыс. офицеров – количество, которое без труда и несколько раз могло укомплектовать 2,5-миллионное российское дворянство. Тем не менее, к этому году, к примеру, в Иркутском военном училище из 279 юнкеров было всего 17 детей дворянских. Если скажете, что в Сибири дворян было мало, то вот данные по Владимирскому военному училищу: из 314 юнкеров 25 детей дворянских. На фронте производили в прапорщики из солдат: 80 % прапорщиков – крестьяне, 4 % – дворяне. Вот и найдите в этих цифрах тех самых пресловутых поручиков Голицыных и корнетов Оболенских, о которых поется в белогвардейской песне.

Вот воспоминания князя С.Е. Трубецкого «Минувшее», в которых князь описывает то, что их «птичьей» семье удавалось урвать от России:

«Оба мои деда, особенно Щербатов, любили покушать, отец же и мать относились к еде весьма равнодушно (особенно мама), но, конечно, считали естественным, чтобы еда была очень хорошая. Несмотря на нашу «скромность» в еде, иметь кухарку, а не повара даже на ум не приходило, а повару был нужен еще помощник, а еще на кухне считалась необходимой специальная судомойка. Все это на семью из четырех человек (потом – пять, когда родилась сестра Соня). Еще была многочисленная прислуга, штат которой, искренно, казался нам очень скромным по сравнению, например, с большим штатом людей у дедушки Щербатова. Дедушка же рассказывал, что штат прислуги у их родителей (моих предков) был неизмеримо больше, чем у них. Так шло упрощение быта наших семей из поколения в поколение еще до всяких революций».

Даже выкинутый из России в эмиграцию, Трубецкой в своей наглости потомственного чижа полагает, что то, что им на четырех человек готовили еду всего лишь повар с помощником и посудомойкой, это такое демократическое «упрощение быта», что Россия князьям Трубецким (мать его из рода князей Щербатовых) должна быть век за это благодарна.

Еще цитата: «Вина папа пил очень мало, что не мешало все же, при всей скромности нашего погреба, выписывать из Германии бочонками любимый папой рейнвейн, а специально для дедушки держать какую-то замечательную мадеру. При званых обедах подавать за столом русское вино казалось тогда неприличным, для них было совершенно необходимо бордо – красное и белое – и, надо сказать, что такого сотерна или икема, который я пил у нас и у других в России, во Франции мне пить не приходилось. У нас были отличные наливки, запеканки и фруктовые ликеры домашнего изделия, но на обедах с гостями эти напитки не подавались, не говоря уже о разных квасах – хлебном, сухарном, клюквенном, яблочном, и водичках – черносмородиновой и др. Все это подавалось только за нашим обычным столом. Водки у нас в доме почти не употребляли, а мы с братом до самой Мировой войны ее совсем не пили (не считая иногда зубровки)».

Что же взамен давали России князья Трубецкие? Дед Трубецкого еще помнил, что в молодости он служил адъютантом главнокомандующего под Севастополем. Но отец Трубецкого уже вольный философ. И сам Трубецкой отслушал курс Московского университета на историко-филологическом факультете. Брат его тоже окончил филологический. Поскольку слово «чиновник» Трубецкой считал уничижительным, то после получения диплома он несколько лет до Первой мировой войны ошивался за границей, посещая памятные и злачные места по всей Европе.

С началом войны «закосил» от армии, сославшись на плохое зрение (на данных в книге фото его нигде нет в очках), устроился в «Союз земств и городов» (видимо, для того, чтобы во время войны носить хоть какую-то форму) и поставлял в армию кожу на подошвы, лопаты и т. п. И вся его родня была такая. Уже в 1917 году, после Февральской революции, катастрофически не хватало мужиков ни на фронте, ни на селе, у его тетки, княгини Новосильцевой, мобилизовали официантов. И тетка подала заявление в суд с возмущенными словами: «Дело дошло до того, что нам за столом подавала женская прислуга!» И плевать было этой самке чижа и на войну, и на Россию, главное – чтобы за столом ей мужчины прислуживали!

В своем праве чижа паразитировать Трубецкой совершенно откровенен. Он, к примеру, пишет:

«А уж, кажется, в «недемократичности» нашу армию последнего периода упрекнуть было невозможно! Скорее – наоборот. Высший командный состав армии был обычно скромного, а часто – очень скромного происхождения. Чего, кажется, скромнее происхождение, например, генералов Алексеева и Иванова, занимавших в нашей армии самые высшие посты. И это было не исключение, а скорее правило. Например, можно отметить, что за время Мировой войны ни один главнокомандующий или командующий армией не носил громкой, тем более титулованной русской фамилии! Люди с такими именами сражались на куда менее видных постах. И это нельзя назвать неожиданным для тех, кто следил за эволюцией в отношении к военной службе среди нашей аристократии и высшего дворянства. Среди этого слоя общества, тоже за последний период русской истории, начался какой-то отход от армии, при этом менее понятный, чем в рядах интеллигенции. Вот пример из истории нашей собственной семьи, но типичный для многих. Поколения три тому назад все наши предки были военными, а в следующих поколениях военных, наоборот, было очень мало. При этом «интеллигентского» отталкивания от армии у нас не было. Как сейчас помню ответ моего отца – это было в мои студенческие годы – на уговоры войти в какое-то пацифистское «Общество мира». «Я признаю в России только одно «Общество мира», – ответил мой отец, – русскую армию!» Характерно, что у меня как со стороны отца, так и со стороны матери оба прадеда были полные генералы, деды, служившие в гвардии, ушли в отставку еще в обер-офицерских чинах, мой отец только отбыл воинскую повинность, и единственный из четырех сыновей деда был офицером запаса».

Как вам нравится этот бывший князь, а теперь «интеллигент»? Ведь это позор, что они, Трубецкие, владеют сотнями тысяч десятин русской земли, паразитируют на ней, болтают красивые слова о русской армии, а защищать эту землю и себя поручают Ивановым и Алексеевым!

Мне могут сказать, что наши старинные дворянские роды были большими гуманистами и интеллигентами, крови не любили и по большей части употребляли себя в гражданской службе Отечеству, раз царь Петр I предусмотрел и такую их службу. А как же! Разогнались они!

Вот, к примеру, календарь-альманах «Царь-колокол» на 1913 год, в нем справочные данные об императорской фамилии Романовых и о Главном управлении России. Всего в справочнике указано (кроме царя) 275 главных лиц этого управления – министры, начальники департаментов, командующие округами, флотами, губернаторы, градоначальники, послы и т. д. Среди них титулованных дворян всего 34 человека: по одному князю из родов Кочубеев, Львовых, Оболенских, Горчаковых и Мосальских; 8 графов – по одному из родов Голенищевых-Кутузовых, Воронцовых-Дашковых, Мусиных-Пушкиных, двое из рода Татищевых и двое из рода Игнатьевых. Итого – 13 человек. Вы спросите – а кто же остальные титулованные дворяне, недостающие до числа в 34 человека? А остальные – это немецкие, французские и прочие бароны и графы – от барона Таубе до графа Бреведон де ла Гарди. А всего иностранцев 74 человека из 275 человек Главного управления России – 27 %.

При этом говорить о засилье немцев в России можно было бы только в том случае, если

бы все остальные должности Главного управления были переполнены князьями Долгорукими, Трубецкими, Щербатовыми, Новосильцевыми и т. д. и т. п. Но ведь этих дворянских чижей не было ни в губернаторах, ни в послах. Им на шее крестьян было очень хорошо, посему и не желали они России служить, предоставляя царю вместо них нанимать на службу немцев. В итоге дворяне Россию обжирали, а служили ей немцы и те дворяне из русских, кто дворянство недавно выслужил, а таких было полно и в Главном управлении России – всяких кияшко, галкиных, хвостовых, Озеровых и прочих Сидоровых.

Это одна сторона медали, давайте оценим и другую.

В результате вольности, данной Петром III дворянству, вольности, позволившей им жить за счет труда крепостных крестьян, у дворян образовалась масса свободного времени, которое человек обязан использовать для своего человеческого предназначения – для творчества. А как на самом деле русское дворянство использовало это время?

Официально основная их масса была сельскими хозяевами, и естественным результатом их творчества был бы резкий подъем аграрного сектора России. Но посмотрите любой дореволюционный справочник по сельскому хозяйству и убедитесь, что польза России от дворянства в этом вопросе была просто нулевой. Ни единого усовершенствованного дворянами сельского орудия – вся новая сельскохозяйственная техника поступала из-за рубежа. Ни единой породы скота или птицы, несмотря на то, что Россия имела очень перспективные линии, скажем, необычайно устойчивый к болезням серый украинский крупнорогатый скот или киргизскую, необычайно выносливую к работе и кормам лошадь. Славившаяся своей молочной продуктивностью холмогорская порода скота – работа архангельских крестьян. Орловский рысак и русская тяжеловозная лошадь – это дворянские забавы, не имевшие никакого практического значения. Вся остальная работа немногих «культурных» помещиков сводилась к выписке из Англии, Германии или Голландии производителей.

Несколько столетий сухопутная Россия основную массу перевозок выполняла на лошадях, а до советского селекционера маршала Буденного не имела ни единой именной собственно русской полезной сельскому хозяйству и армии породы лошадей, выведенной не крестьянами или казаками без плана, а дворянами осмысленно.

Веками дворянские чижи заставляли крепостных сеять на своих барских полях рожь, но самые «культурные» из них сеяли не собственными семенами, а выписанными из Германии, заставляли крепостных сеять лен, но сортовые семена выписывали из Польши. До советского академика Т.Д. Лысенко и его учеников Россия не знала именных, то есть связанных с конкретным селекционером, растений. Исключение, подтверждающее это правило, – мелкопоместный помещик И.В. Мичурин, – ведь можно же было! Огромное количество свободного времени и огромные денежные ресурсы были сосредоточены в руках дворянских чижей, – и никакой отдачи для России.

В те годы заниматься наукой можно было без больших затрат, поскольку химические и физические опыты можно было делать чуть ли не на колене. Начиная с Петра I, продолжая Николаем I, цари пытались развить в России науку и инженерное дело, но дворянским чижам на это было наплевать.

Навскидку несколько звучащих имен русских ученых и инженеров. Химик Д.И. Менделеев – сын чиновника, внук священника. Математик Н.И. Лобачевский – сын мелкого чиновника. Физиолог И.П. Павлов – сын священника. Физик А.Г. Столетов – сын купца. Инженер К.Э. Циолковский – формально из польской шляхты, но к тому времени его отец был беспоместным мелким российским чиновником. Авиаконструктор Н.И. Сикорский – сын профессора, внук священника.

Поразительно, но даже в среде русских прославленных конкистадоров и первопроходцев сияют имена либо казаков (Ермак), либо купцов (династия Строгановых), либо крестьян (Е.П. Хабаров). Нет, дети боярские тоже ходили для России земли завоевывать, но только ежели государь пошлет, а не пошлет, так им и на печи неплохо.

Казалось бы, на гражданской службе при засилье ее родовитыми дворянами («при нас служащие чужие очень редки, все больше сестрины, свояченицы детки ») остальным сословиям ходу быть не могло. Но все громкие имена государственных деятелей (скажем, Витте или Столыпина) воспринимались тогда и воспринимаются сегодня очень неоднозначно из-за противоречивости результатов их службы, и лишь заслуги одного деятеля воспринимаются без возражений – М.М. Сперанского, сына священника.

Генерал-адмирал граф Апраксин сказал как-то Петру I:

–Хорошо, если б у тебя, государь, было человек десятка два таких, как Демидов.

– Я счастливым бы себя почел, – отвечал царь, – если б имел таких пять-шесть или меньше.

Никита Демидов – из тульских кузнецов.

Единственной бесстрашной инициативой, которую русское дворянство проявляло на государственной службе, была инициатива в поборах и взяточничестве. Николай I безжалостно боролся с этим злом, тем не менее именно в его царствование министр юстиции России, чтобы решить абсолютно законное дело своей дочери, вынужден был дать взятку мелкому чиновнику.

Англия гордится не только тем, что у нее старейшие университеты, но и тем, что в Англии никогда не было государственных университетов – все британские университеты содержатся и содержались на средства богатых людей. А в России никогда не было частных университетов – богатым людям России это было неинтересно. Чижи есть чижи – брать, брать, брать и ничего не давать!