Текст книги "Русские немцы"

Автор книги: Юрий Мухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Юрий Мухин

РУССКИЕ НЕМЦЫ

Мне очень хочется написать книги для молодых мужчин, поскольку, на мой взгляд, таких книг нет. И я уже написал одну о том, как хорошо быть инженером, («Три еврея или как хорошо быть инженером»), хотя по своей сути это книга о том, как хорошо быть творцом в реальной промышленности.

Но сначала о том, почему для мужчин? Потому, что мне их особенно жалко.

Мимо меня, как и мимо вас, проходят тысячи из них – тысячи мужчин видишь за прилавками, в конторах, дрыгающихся на сцене в качестве работников «шоу-бизнеса» или мужчин, пялящихся на тех, кто дрыгается, и считающих, что это и есть счастье в жизни. На самом деле эти мужчины несчастны, хочешь им помочь, а бессилен – не слушают они то единственное, что только и следует слушать мужчине, не хотят понять, поскольку не могут понять, то главное, что только и стоит мужчине понимать.

И в первой книге я на примерах двух выдающихся инженеров СССР – М.И. Друинского И С.А. Донского попытался объяснить молодым мужчинам, насколько жизнь творца в реальной промышленности интереснее убогой жизни звезды «шоу-бизнеса» или журналиста.

А в следующей книге, на примере выдающегося крестьянина СССР, я хочу показать, насколько интереснее всех остальных профессий, профессия творца в сельском хозяйстве.

Звали этого крестьянина Яков Германович Геринг. К сожалению, у Якова Германовича в Германии был очень известный однофамилец, а известность того немецкого Геринга в СССР была такова, что ее не каждому пожелаешь. Видимо поэтому советский Геринг, не смотря на множество самых высоких наград и звание Героя, был широко известен, как говориться, «в узких кругах» даже в Казахстане, и, разумеется, среди остальных специалистов и творцов сельского хозяйства СССР.

Итак, я хочу показать, насколько он был счастлив мужским счастьем, и если я сумею это сделать, то, не исключено, какая-то часть молодых мужчин поймут, как может быть счастлив мужчина, если он не «устраивается» в жизни, а сам делает эту самую жизнь.

Почему я выбрал Геринга в качестве примера? Я счастлив и был счастлив, и в этом плане редко кому завидовал. И вот в числе тех, кому я завидовал, был и Яков Геринг.

Нет, я не был с ним знаком, но когда вник в его деятельность, то у нас оказалось множество точек пересечения биографий и интересов. До того много, что я, для пояснения смысла его действий и деятельности, буду использовать примеры из своей собственной жизни и практики. А началось все так.

В начале 80-х я работал начальником цеха заводских лабораторий Ермаковского завода ферросплавов и занимался интереснейшей работой – исследовал металлургические процессы с целью ликвидации проблем завода в этой области. Никакая другая работа мне не была нужна и предложи мне ее кто-нибудь, я бы просто рассмеялся в ответ. Но однажды, в очередной свой заход в книжный магазин я увидел на прилавке небольшую книжицу «Человек на земле». Было понятно, что это очередное изделие партийного агитпропа, и дело не в том, что я не интересовался сельским хозяйством, скорее наоборот, однако этот агитпроп издавал книжки до того идеологически правильные, до того нудные, что я, безусловно, не стал бы ее покупать. Но смутила фамилия автора. Это тоже примечательно – я к тому времени уже лет 8 прожил в Павлодарской области, а о Якове Геринге ничего не слышал. Однако я, как и все в СССР, прекрасно знали фамилию Геринг, правда, того, кого мы знали, звали не Яков, а Герман.

Но, все равно, я эту книжицу купил, а потом и решил просмотреть. Начал читать и не остановился, пока не прочел. Нет, не буду говорить, что это детектив для каждого, кроме того, Геринг, скорее всего ее и не писал, а надиктовал. Писал «профессионал», который, судя по всему, не вполне понимал, о чем Геринг говорил. Однако, даже в таком виде книга для меня была настолько интересна, что МНЕ ЗАХОТЕЛОСЬ СТАТЬ КРЕСТЬЯНИНОМ! Я уже много к тому времени прочел о сельском хозяйстве, и современных тому времени авторов, и дореволюционных, но ни один из них не смог показать творчество крестьянина так, как это сумел показать сам крестьянин.

Потом, как оказалось, у Якова Геринга вышла еще одна книга, но если рукопись первой он обязан был читать, то рукопись второй, скорее всего не видел, поскольку к моменту ее выхода в свет уже тяжело заболел и вскоре умер. Я пришел к такому выводу относительно второй книги потому, что в ней уже есть нестыковки и откровенно глупые места, которые сам Геринг, прочти он рукопись, не допустил бы.

Тем не менее, на мой взгляд, нет лучшего материала, чем книги Якова Геринга, чтобы показать, насколько хорошо быть крестьянином, насколько огромное поле для творчества и, следовательно, для настоящего счастья, может дать работа в сельском хозяйстве. Поэтому я, по сути, собираюсь перечитать его книгу вместе с читателями своей будущей книги, однако оставлю в стороне то, что считаю не существенным, и скомпоную свою книгу так, чтобы рассмотреть деятельность Я. Геринга в трех его ипостасях – селекционера, руководителя и хозяина, благо он во всех этих делах показал выдающиеся результаты.

В начале этой новой книги я хотел быстренько рассмотреть тему, как будто и не обязательную для основной цели книги, но, на мой взгляд, необходимую.

Яков Геринг был советский немец.

Для меня его национальность не имеет значения, но, судя по целому ряду деталей его воспоминаний, его национальность имела значение для него, поэтому стоило начать рассказ о Якове Геринге с разговора и о немцах в России и СССР. Но быстренько не получилось, пришлось писать главу, части из которой я хочу предложить читателям в виде ряда статей.

Немецкая элита

На мой взгляд, немцев в России следовало разделить на две категории: военно-техническая элита и крестьяне-колонисты.

Пользу России от немецкой элиты невозможно недооценить.

Сначала о гражданской части этой элиты. Низкая товарность сельского хозяйства не позволяла России быстро пройти обычный для Европы путь индустриализации, когда специально занимающиеся каким-либо промыслом люди из поколения в поколение совершенствуют технику и технологию, а не помирают они с голоду потому, что сельское хозяйство данной страны имеет избытки своей продукции. Таких людей, которых мы сегодня назвали бы учеными и инженерами, в России нечем было кормить, поскольку тех излишков, которое давало при российском климате сельское хозяйство, едва хватало на армию, и то, не в лучшем ее качестве. Цари понимали отсталость России и всегда зазывали специалистов из-за рубежа – и металлургов, отлить пушки, и архитекторов, построить храмы.

Особенно больно отсталость России сознавал император Петр Первый, и именно при нем иностранные специалисты хлынули в Россию, а в их числе преобладали специалисты из немецких княжеств. И именно со времен Петра в среде российского дворянства начинается постоянное нытье на засилье немцев при дворе, в государственных структурах и армии. Однако это засилье немцев не ограничивалось доступом к императорскому двору и интригами при нем.

Немецкие инженеры, приезжавшие и переселявшиеся в Россию, развивали производство стали и металлов, производство стекла и керамики, бумаги и тканей – они толчком выводили Россию на приличный мировой технологический уровень почти во всех сферах промышленной деятельности. А немецкие купцы и ремесленники не только заводили производство невиданных на Руси товаров, но и резко поднимали качество и разнообразие даже традиционной продукции. В тогдашней Росси немец – это пивовары и колбасники, часовщики и инструментальщики, сапожники и булочники. Петербург строили более трехсот немецких архитекторов и инженеров. Мебельщики Гамбсы, родом из Дурлах-Бадена, на протяжении целого столетия задавали тон в мебельном деле, получив за свои изделия, отличавшиеся красотой и прочностью, право именоваться мебельщиками императорского двора. Немец Вестхоф еще в 1721 г. основал первый в Петербурге сахарный завод, немецкий ремесленник Шредер, основал фортепьянную фабрику и рояли фирмы «Шредер» были удостоены многих наград, включая золотые медали Парижской и Лондонской международных выставок.

В середине XIX века немцы, братья Сименсы, начали работу по созданию телеграфной сети в необъятной России. Под руководством Карла Сименса, принявшего русское подданство, были построены первые в России телеграфные линии, осуществлено электрическое освещение, сначала Невского проспекта Петербурга, затем – Зимнего дворца, Консерватории и ряда других зданий.

Первая частная типография была построена и пущена в дело в Петербурге еще при Екатерине Гартунгом, уроженцем Майнца – родины Гутенберга. Одно из крупнейших и широко известных в России издательств создал немец Маркс. Помимо книг по всем отраслям знаний, Маркс с 1867 года популярнейший иллюстрированный журнал «Нива» с тиражом невиданных тогда размеров – 250 тысяч экземпляров

Далеко не все немцы толпились у императорского дворца без пользы для России. На протяжении XIX – начала XX вв. немцы трижды занимали пост премьер-министра, четыре раза – министра финансов, семь раз – министра путей сообщения и т. д. В числе наиболее известных – министры финансов Канкрин, значительно укрепивший финансовую систему России введением в обращение серебряного рубля, и Рейтерн, реформы которого в царствование Александра II дали России сеть железных дорог, министр путей сообщения Клейнмихель, руководивший строительством железной дороги Петербург – Москва. Кроме того, многие немцы служили достаточно далеко от Петербурга, скажем, такие немцы, как полярные исследователи и авторы географических открытий Врангель, Крузенштерн, Беллинсгаузен, Литке.

Наконец, с немецких ученых начиналась Российская Академия наук. Это и физики Ленц, Якоби, Бюльфингер и Крафт, математики Эйлер и Герман, астроном Струве.

Жаловалось русское дворянство на засилье немцев в армии, однако именно немцы вывели русскую армию на качественно новый и достаточно высокий уровень. Можно упрекать за участие в дворцовых интригах Миниха, сумевшего прослужить при семи российских царях, но этот талантливый военный инженер из Ольденбурга безусловно является выдающимся русским фельдмаршалом. Вообще, наличие в русской армии немецкого начала в организации армии и тактике боя резко и положительно сказалось на количестве побед русского оружия, причем, и побед над тогдашней немецкой армией. А количество немецких офицеров в русской армии порою удивляет.

Вот эпизод русско-турецкой войны 1768–1774 годов, оцените фамилии офицеров русской армии: «Тогда Вейсман решил двинуться в знакомые места – к Исакчи. 60 с лишним бывших неприятельских пушек он отправил к Тульче, выделив для прикрытия батальон гренадер подполковника Булдакова и более ста кавалеристов. С остальными же 23 октября отправился к Исакчи.

…Вейсман, готовясь к взятию крепости, решил помешать отступить противнику свободно и с небольшими потерями. Для этого он выслал гренадер Блюхера оседлать мачинскую дорогу. Часть кавалерии, возглавляемая непосредственно генералом Энгельгардтом, также перекрыла эту дорогу, а другая ее часть во главе с майором Лалашем заняла лежащее рядом с дорогой дефиле.

Турки, видя, что дорога, по которой они намеревались отступить, занимается противником, решили этого не допустить и, выйдя из крепости, всей своей кавалерией приготовились напасть на Энгельгардта. Но тот их опередил, предприняв нападение первым. Противник был рассеян по ближайшим кустам, но вновь сгруппировался, обошел Энгельгардта стороной и вышел на мачинскую дорогу, где был встречен в дефиле Лалашем. В это время подоспели и Энгельгардт с Блюхером, ударившие по неприятелю с тыла. Здесь турки потеряли более 300 человек убитыми и около 100 пленными.

Вейсман же тем временем подходил к Исакчи по бабадагской дороге под огнем батарей крепости – артиллерия стреляла по русской пехоте почти беспрерывно, надеясь ее тем самым задержать и дать возможность отойти своим пехотинцам».

Между прочим, Вейсман это практически одногодок А.В. Суворова, его соратник во всех походах русской армии и соперник в воинской славе, человек, которого называли «русский Ахилл», хотя на самом деле его звали Отто-Адольф Вейсман барон фон Вейсенштейн. Последний свой бой генерал-майор Вейсман провел под Силистрией – он лично повел 10 батальонов русской пехоты на турецкий укрепленный лагерь. «Янычар было в три с лишним раза больше, чем солдат в его каре, и они своей массой начали отжимать русских от лагеря, пишут очевидцы: «Один из турок, яростно рубившийся саблей и уже долгое время действовавший как щитом пистолетом, зажатым в левой руке, приблизился к русскому генералу. Отбив его шпагу и довернув противника кистевым нажимом, янычар в упор разрядил в него свой пистолет. Заряд пробил Вейсману левую руку и сердце. Последние его слова были: «Не говорите людям…».

Но его опасения и надежды турок, издавших ликующий рев, когда он упал, оказались напрасными. Два гренадера, держа на весу тело генерала, завернутое в плащ, мерно пошли вперед.

…Суворов, узнав об этой смерти, прошептал:

– Вейсмана не стало, я остался один.

Так же думал и Румянцев; когда русские отошли за Дунай, на посту командующего армии у Гирсова Вейсмана заменил Суворов».

Или вот справка о немце из прибалтийских баронов, давших России целую династию офицеров, генералов и одного фельдмаршала.

Христиан Иванович (Иоганн Рейнгольд) Остен-Сакен.

«18 мая 1788 года к устью Днепровского лимана подошел турецкий флот в составе более 50 вымпелов. В связи с угрозой нападения турок на Кинбурн, находившиеся возле него две русские шебеки и дубель-шлюпка получили приказ отойти к эскадре принца Нассау-Зигена, охранявшей в то время подступы к Херсону и Николаеву.

Последней 20 мая от Кинбурна отошла, несколько задержавшаяся из-за ожидания письма А.В. Суворова к Нассау-Зигену, дубель-шлюпка. Ее вооружение состояло из 7 орудий, а экипаж из 52 человек. Командовал ими опытный моряк, 34-летний капитан 2 ранга Остен-Сакен, ранее уже награжденный Георгиевским крестом за 18 морских компаний. При выходе в лиман наш корабль начали преследовать 13 турецких галер. Убедившись в невозможности уйти от погони, Сакен отправил к берегу ялик с 9 матросами, передав им пакет А.В. Суворова и судовой флаг. После этого, удачно маневрируя, дубель-шлюпка трижды увертывалась от абордажа, повредив при этом артиллерийским огнем две вражеские галеры. Но все же туркам удалось сцепиться с русским судном. Почти одновременно с четырех галер на дубель-шлюпку ринулись враги. Русские моряки бились отчаянно, но силы были слишком неравные. Видя, что захват судна неизбежен, Сакен взорвал пороховую крюйт-камеру дубель-шлюпки.

Огненный столб взрыва буквально разнес на куски дубель-шлюпку, а вместе с ней и 4 вражеские галеры. С тех пор турки уже не рисковали сваливаться с русскими судами на абордаж даже располагая численным превосходством».

А вот его родственник, Фабиан Вельгельмович Остен-Сакен.

«Из курляндских дворян. Сын барона, капитана русской армии. 18 октября 1766 г. записан подпрапорщиком в Копорский мушкетерский полк. В 1769 г. получил боевое крещение при осаде турецкой крепости Хотин и за отличие в боях был произведен в прапорщики. В 1771–1772 гг. сражался с польскими конфедератами, в 1789–1790 гг. – с турками. В 1794 г. вновь воевал в Польше и за отличие получил чин полковника. 28 сентября был пожалован в генерал-майоры, 11 июля 1799 г. – в генерал-лейтенанты. В 1799 г. находился в Швейцарии и участвовал в неудачном для русских войск сражении при Цюрихе. Прикрывая отступление корпуса генерала А.М.Римского-Корсакова, был ранен пулей в голову и попал в плен. В кампании 1806–1807 гг. участвовал в сражениях под Пултуском, Янковым, Прейсиш-Эйлау, Лаунау. В 1812 г. командовал корпусом в 3-й Западной армии. В октябре перед ним была поставлена трудная задача – прикрыть движение основных сил адмирала П.В.Чичагова к Березине. Имея в распоряжении небольшой отряд, он задержал в боях у Слонима и Волковыска саксонский и австрийский корпуса наполеоновской армии, обеспечив фланговое прикрытие Березинской операции. В заграничных походах, командуя корпусом Силезской армии, стал участником основных баталий. За отличие в сражении на р. Кацбах произведен в генералы от инфантерии, за Лейпцигскую битву награжден орденом Св. Георгия 2-го кл., за бои при Ла-Ротьере ему вручили орден Св. Андрея Первозванного. После взятия Парижа 19 марта 1814 г. был назначен генерал-губернатором французской столицы. После смерти М.Б.Барклая де Толли в 1818 г. Остен-Сакен заменил его на посту главнокомандующего 1-й армией и был назначен членом Государственного Совета. В 1821 г. ему был пожалован диплом на графское достоинство, в 1832 г. он стал князем Российской империи. 22 августа 1826 г. получил чин генерал-фельдмаршала».

И если посмотреть на галерею героев Отечественной войны 1812 года, то более четверти их носят немецкие фамилии. Этих пионеров из Германии, приехавших в Россию и карьеру сделать, и славу с деньгами приобрести, трудно упрекнуть и в трусости и в неумении воевать.

Правда, Природа на потомках отдыхает, и если в русской армии немецкие офицеры ярко блистали в первых поколениях, то в последующих поколениях как-то быстро серели, примером чему может служить военный министр при Николае II А. Редигер. В объемных дневниках этого русского генерала от инфантерии и профессора Академии Генштаба практически ничего нет о военном деле – деньги, деньги, деньги. Добывал он их честно, но все же это был не банкир, а генерал. Точно так же Природа отдохнула и на ставшей с XVIII века практически немецкой, династии Романовых, которая с энергичной императрицы Екатерины Второй выродилась до откровенного дегенерата на троне Николая Второго.

Интересно отношение русских к немцам.

Безусловно отмечаемые черты тогдашних немцев – деловая честность, деловитость, трудолюбие и упорство в достижении цели. Но, между прочим, если присмотреться к русской литературе, включая мемуарную, то видно, что очень часто со стороны русской интеллигенции и обленившегося дворянства эти немецкие черты характера не то, что высмеиваются, а как бы ставится под сомнение их необходимость. На мой взгляд, в этом отношении просматривается откровенная зависть ленивых бездельников к честным и деловитым труженикам. В романе Гончарова «Обломов» как раз и сравнивается такой «душевный» бездельник с сыном волевого и деловитого немца, этот роман ввел в обиход термин «обломовщина», как показатель деловой и волевой деградации. Интересно, что В.И. Ленин, который на посту главы Советской России испытывал дичайший дефицит деловитых и толковых исполнителей, как-то написал Зиновьеву записку со словами: «Учись у немцев, паршивая коммунистическая обломовщина!». Поэтому я и полагаю, что русская интеллигенция страдала по отношению к немцам комплексом неполноценности, и этот комплекс толкал ее на разные выдумки в отношении немцев, которые должны были как-то нивелировать бросающуюся в глаза разницу в деловитости. К примеру, до сих пор используется, правда, в основном в анекдотах, совершенно глупая поговорка «Что русскому здорово, то немцу смерть», хотя на самом деле все наоборот: «Что немцу здорово, то русскому смерть!».

К достоинствам немцев и, одновременно, их недостатку, относится чрезвычайная педантичность и строгое подчинение законам и инструкциям, иными словами, начальству. В маленьких германских княжествах, в которых герцог знал все подробности жизни подданных и действительно мог дать толковые инструкции для них, а в случае своей ошибки, быстро об этом узнать и ошибку исправить, точное следование закону является делом разумным. Немцы даже поговорку имеют, что пруссак не боится ничего, кроме бога и бумажки с печатью.

Но в огромной России невозможно дать какие-либо инструкции из Петербурга, чтобы они безусловно подходили всем – во всех частях обширнейшей и многоплеменной России, а в случае, если исполнение этих инструкций где-то в России наносит ущерб, Петербург мог вообще ничего не узнать. В результате, как писал остроумный Салтыков-Щедрин, Россию спасало только то, что в ней глупость законов сопряжена с необязательностью их исполнения. И если где-то в обширнейших просторах России появлялся немец, который начинал требовать обязательного исполнения инструкций, то для русских и возникала ситуация «что немцу здорово, то русскому смерть!».

Еще одна чертой, присущей, полагаю, значительной части немцев, перебирающихся или приезжающих в Россию, был расизм – отношение к коренному населению, как существам низшего порядка. Обычно расисты искренне полагают, что если они прямо об этом низшим существам не говорят, то никакого расизма у них нет. На самом деле, они ошибаются, на самом деле этот расизм виден из многого – из нечаянно или необдуманно произнесенных слов, из презрительной улыбки, из намеков и, особенно, из поступков расиста. Это, само собой понятно, не могло не вызывать резко отрицательного отношение «низшей расы» к немцам.

И если немцы в России страдали какой-либо из двух описанных выше черт характера, то это могло вызвать к ним нелюбовь, которая, возможно, кончалась и так, как описано в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»: «Я, внученька! / Я в землю немца Фогеля / Христьяна Христианыча / Живого закопал…».

Однако, распространять эти негативные черты на всех немцев элиты не приходится, более того, у немецкой элиты, по сравнению с немецким крестьянством в России есть существенная положительная черта – немецкая элита со временем становилась русской. Часть немцев принимало подданство и православие, и Россия становилась для них родиной. Эти немцы вливались в семью народов России, становились своими и не вызывали никаких отрицательных чувств и эмоций.

В связи с высказанными выше мыслями о проблеме объединения немцев и русских в одну семью, еще раз вернусь к вопросу о русском менталитете и к тому, что на пустынных просторах России человек был самоценен как таковой, в связи с чем предъявлять претензии к его цвету кожи, верованию или уровню культуры для русских было непозволительной роскошью. Убийство даже пленного было, как минимум, экономическим идиотизмом, а не просто грехом. Пленных берегли, это была самая ценная добыча – ясак, – но берегли не для рабства, а для заселения пустынных земель. Взятыми в плен на западе поляками, литовцами, немцами заселяли восток, и в дружине Ермака, шедшего усмирять сибирского хана Кучума, до половины бойцов были именно такими бывшими пленными.

Сохраняя пленному жизнь, русские не делали его рабом, а ставили в равное с собой положение. На огромной территории Сибири и по сей день живут народы, которые в момент заселения этого края русскими насчитывали едва несколько сот человек с культурным уровнем тогдашнего индейца. Тем не менее эти народы живы и многочисленны до сих пор, в отличие, скажем, от североамериканских индейцев. Кроме того, после прихода в Сибирь русских, эти народы никогда не были рабами и даже крепостное право за Уралом никогда не устанавливалось.

Русские не только никогда не убивали пленных без крайней необходимости, но даже не делали из них источника доходов, поскольку русский образ мыслей, русский менталитет не позволял это делать.

К примеру, в Первую мировую войну уже к 1916 году в армию было призвано 14 миллионов крестьян, село осталось без работников самых производительных возрастов. В 1915 г. правительство, чтобы смягчить нехватку рабочей силы, стало распределять по хозяйствам военнопленных (всего 266 тысяч) за небольшую плату. Их охотно брали кулаки и помещики. А истинно русские – крестьяне – отказывались, как они говорили, «пользоваться дешевым подневольным трудом военнопленных». В центре России в среднем на 1000 работников у крестьян работало 3 военнопленных, а у частных владельцев – 270!

Ко Второй мировой войне мало что изменилось. Исследователь советских лагерей для военнопленных Второй мировой войны австрийский историк С. Карнер в книге «Архипелаг ГУПВИ» пишет: «Несмотря на принятые меры к использованию контингента осужденных военнопленных, лагеря до самого их расформирования оставались убыточными». Т. е. и в менталитете советских людей не было заставлять пленных работать столько, сколько они сами не работают. В главе «Корректировка образа врага» С. Карнер пишет: «Важным моментом для тех, кто были вынуждены работать в Советском Союзе, был контакт с русским гражданским населением. Опыт совместной работы в промышленности, сельском хозяйстве и на шахтах в большинстве случаев вносил существенные изменения в образ «русского», созданный нацистской пропагандой. В особенности резко пропагандистскому образу врага противоречат взволнованные, доброжелательные рассказы бывших военнопленных о жизни и о значении русской женщины в семье и в обществе, а также о «простых русских». В памяти многих навсегда остались и каша, которой с ними делились русские, и предложенная папироска или еще какой-нибудь поступок – все это создавало новый для многих образ «русского», который даже в экстремальной ситуации, будучи сам на грани жизни и смерти, когда нет ничего лишнего, делится последним».

Довольно интересно почитать на эту тему немцев, которым ум не застилала озлобленность. Вот рассказ не простого немца, а лауреата Нобелевской премии Конрада Лоренца в изложении его английского биографа А. Нисбетта. Рассказ о том, как попал в плен под Витебском в июне 1944 года: «…пуля ударила ему в левое плечо. В конце концов оказался на пшеничном поле и, не выдержав напряжения, заснул. Разбудили его советские солдаты, которые кричали: «Komm heraus, Kamerad!» («Выходи, приятель!») «Со мной обошлись очень хорошо», – вспоминает Лоренц.

…В лагере для военнопленных советские не проявили враждебности к Конраду… По его мнению, советские никогда не были жестокими по отношению к пленным. Позже он слышал ужасающие рассказы о некоторых американских и особенно французских лагерях, в то время как в Советском Союзе не было никакого садизма. Лоренц никогда не чувствовал себя жертвой преследования и не было никаких признаков враждебности со стороны охранников».

Лоренц видел В СССР то, чего сами советские люди порою не видели и не ценили. На фронте Лоренц был врачом, и когда его взяли в плен, то в прифронтовом лагере назначили помогать советскому врачу. Шли тяжелые бои, раненых было много, и Лоренц с горечью увидел, что советский врач отказывается делать ампутации немцам. Понятно, подумал Лоренц, он их обрекает на смерть – за то, что они натворили в Белоруссии. И даже признал это естественным. Через какое-то время он с удивлением увидел, что эти раненые, которым по нормам немецкого врача полагалась ампутация, выздоравливают. Он выбрал момент, объяснился с врачом и узнал, что в советской медицине такие ранения должны излечиваться без ампутации. Немцы были жесточайшим врагом, но сейчас они были просто пленными, и советский врач, который мог бы просто ампутировать им конечность и дальше не тратить на них время, лечил их так же, как и советских солдат.

Несколько выше Конрад Лоренц упомянул, как жестоко относились к немецким военнопленным во французских и американских лагерях. Лоренц, видимо, не знал, что немецкие статистики не могут найти 1 млн. немецких военнопленных, которые в плен сдались, но домой не вернулись. Стефан Карнер, хотя и свел баланс немецких военнопленных в СССР, тем не менее, как истинно западный человек приписывает этот миллион убитых немцев нам – дескать это кровожадные русские их тайно, не занося в свои списки, убили. Я не против, чтобы нам приписали еще миллион поверженного противника, но все же не решаюсь, поскольку Карнер в конце книги в примечаниях в конце концов написал: «В связи с этим следует упомянуть дискуссию о «потерянном миллионе» немецких военнопленных. Джеймс Бак (James Bacque) и другие авторы полагают, что они погибли в американском и французском заключении, прежде всего в лагерях «Рейнвизен» (лагеря, находившиеся на берегах Рейна)». И думаю, что в этой дискуссии Д. Бак все же прав – этих немцев прикончили французы с американцами, это на них похоже, это вполне по-европейски.

Итожа, можно сказать, что инвестиции германских княжеств в Россию немецкой технической и военной элиты были весьма полезны со всех точек зрении, и Россия была этими инвестициями довольна, если конкретные немцы не страдали расизмом и старались понять особенности российской жизни.

По-другому обстояли дела с немецким крестьянством.