Текст книги "Южный Крест"

Автор книги: Юрий Слепухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– И ничего не узнали про отца? – сочувственно поинтересовался Кнобльмайер.

– Ничего совершенно. Собственно, в эту экспедицию я поступила только для того, чтобы получить возможность поездить по странам, где много немецких эмигрантов. – Астрид почувствовала настоящее вдохновение, врать так врать! – Вдруг, подумала, встречу случайно кого-нибудь из папиных сослуживцев…

– Разумно, – одобрил полковник. – Весьма разумно! Экспедиция пробудет здесь еще долго?

– Трудно сказать, господин Кнобльмайер, это ведь зависит от шефа.

– Если не ошибаюсь, француз?

– Увы! Впрочем, – добавила Астрид, решив не переигрывать, – он вполне приличный человек… как ни странно.

– Ха-ха-ха, – благодушно проквакал Кнобльмайер. – Это действительно странно, вы правы! Более чем странно! Чем, собственно, они вообще занимаются?

– Ах, боже мой, вы просто не поверите – такими глупостями! – Астрид сделала пренебрежительную гримаску. – Фотографируют разных дикарей, записывают их пение… Не понимаю, кому это надо – изучать этих унтерменшей.

– Таким же унтерменшам и надо, ха-ха-ха! Что касается вашего отца, фройляйн… прошу прощения…

– Армгард, – представилась она, на этот раз не удержавшись от книксена. – Армгард фон Штейнхауфен, к вашим услугам.

– Что касается вашего отца, фройляйн Армгард, то мы наведем справки, – здесь, в Южной Америке, у нас есть связь друг с другом. Но я хотел бы познакомить вас с соотечественниками, представить вас некоторым господам из нашей местной колонии. Избранный круг – за это вы можете быть абсолютно спокойны – только избранный!

– Такая честь для меня, милый господин полковник, я ее, конечно, не заслуживаю, но возможность познакомиться с соотечественниками на чужбине – слишком большая радость, чтобы я могла отказаться. А сейчас мне придется вас покинуть, тем более что одета я совершенно неприлично, за это вы тоже должны меня простить, – я понимаю, германские девушки так не одеваются, но я ведь на работе, а в этой машине нельзя ездить иначе как в брюках…

– Ни слова больше – какие могут быть извинения? Дорогая фройляйн Армгард, на станции всегда кто-то есть – либо Карльхен, либо я сам. Приезжайте в любой момент или хотя бы просто пришлите записочку, я всегда к вашим услугам. Фройляйн Армгард – честь имею!

– До свиданья, мой милый полковник, – проворковала она, забираясь в джип.

Остаток пути Астрид гнала на полном газу, сбавила скорость только подъезжая к остерии, чтобы не рассердить Филиппа еще и этим.

– Послушайте! – закричала она, влетая в комнату. – Вы не поверите, какая у меня удача!

Помещение, которое занимали мужчины, было типичным для этих старых построек колониальной эпохи – пол из красных выщербленных плиток, небольшие зарешеченные окошки в нишах необычайной глубины (глинобитные стены были толщиной в метр), источенный термитами дощатый потолок, с которого сыпалась какая-то труха. Три казарменные койки, покосившийся шкаф и стол посредине составляли всю обстановку, если не считать нескольких стульев с плетенными из камыша сиденьями. В углу громоздился экспедиционный багаж, лежали запасные покрышки к джипу и висели три карабина в промасленных брезентовых чехлах.

Филипп лежал на своей койке, читая путеводитель. Когда влетела Астрид, он сбросил ноги на пол и сел. Полунин, который работал за столом, отложил паяльник, взял с пепельницы дымящуюся сигарету и тоже вопросительно посмотрел на девушку.

– А где Дино? – спросила Астрид.

– Пошел рыбачить. Что у вас случилось?

– О, Филипп, вы должны меня поцеловать, честное слово! Сами увидите, я это заслужила. Я сейчас познакомилась с одним мофом [38]38
  Презрительная кличка немцев во Фландрии во время войны.


[Закрыть]и так его очаровала, что он собирается ввести меня в избранный круг изгнанников. Ничего не выдумываю, повторяю его собственные слова. Слушайте, но какой я оказалась актрисой! Мишель, если бы вы меня видели, – что там ваш хваленый Большой театр!

– Я всегда отдавал должное вашим талантам, – сказал Полунин и снова взялся за паяльник.

– Рассказывайте скорее, рассказывайте, – нетерпеливо перебил Филипп.

Астрид передала весь разговор с Кнобльмайером, стараясь не пропустить ни одной детали. Оживленно рассказывая, она расхаживала по комнате, жестикулировала, потом как бы невзначай очутилась возле койки Филиппа и села рядом с ним.

– … Ну, и после этого я уехала, – закончила Астрид. – И помчалась прямо сюда. Что скажете? Мсье, я жду награды… – Она прижалась к нему плечом и, закрыв глаза, подставила щеку. – Целуйте хоть сюда, на большее не рассчитываю…

Филипп засмеялся, шутливо обнял ее и, поцеловав в щеку, встал.

– Браво, Астрид, вы действительно молодец…

«Чего никак нельзя сказать о вас», – со вздохом подумала она и от души пожелала недогадливому Мишелю провалиться как можно глубже со своим паяльником и своей вонючей канифолью. Работал бы, черт побери, где-нибудь под навесом, на свежем воздухе!

– Ладно, и на том спасибо, – Астрид встала. – Пойду тогда мыться и переодеваться, я вся пропылилась. Обед скоро?

– Узнайте, пожалуйста, у хозяйки. Дино, наверное, сейчас придет.

Когда Астрид удалилась с разочарованным видом, Полунин выдернул вилку паяльника из висящей над столом розетки и стал собирать свое хозяйство в большую коробку из-под сигар.

– А ты ведь, пожалуй, был прав тогда, – сказал он задумчиво. – Как ни странно, она и в самом деле может оказаться полезной…

– Что? – переспросил Филипп.

Сказанного приятелем он не расслышал – мысли его, точнее ощущения, были заняты другим. На его губах держался еще вкус этого шутливого поцелуя, мимолетного прикосновения теплой упругой щеки, от которой пахло солнцем, дорожной пылью и немного бензином. Этакий неугомонный чертенок… И ведь, в сущности, хорошенькая – если приглядеться. А распущенность, которой она так щеголяет, это наполовину напускное… как у всей этой послевоенной молодежи. Во что бы то ни стало хотят выглядеть хуже, чем есть на самом деле. Но странно, почему он не пригляделся раньше…

– Я говорю, это ее знакомство, – продолжал Полунин, – может, и в самом деле как-то использовать?

– А как ты его используешь…

– Ну, если он действительно пригласил ее в местную колонию.

– Ты считаешь, ей следует поехать? – спросил Филипп.

– Ехать-то, может, и не следует, но…

Но Филипп уже увлекся идеей.

– А, собственно, почему бы и нет? По-немецки она шпарит так, что ее и в самом деле не заподозришь, а легенда насчет пропавшего папочки вполне правдоподобна и многое объясняет. И более того! – Филипп щелкнул пальцами. – Эта легенда рассчитана именно на немецкую сентиментальность! Они не смогут не расчувствоваться, ты понимаешь? Черт побери, молоденькая соотечественница, дочь солдата…

– Понимаю, – сказал после паузы Полунин. – Это-то мне как раз не очень нравится…

– Но почему, старина? – изумленно спросил Филипп.

– Не знаю, как-то это… Что-то в этом есть не очень хорошее Спекуляция на таких вещах…

– Да брось ты, в самом деле! В данном случае цель оправдывает средства, мы ведь не ради личной выгоды. Нет, это ты зря, Мишель.

– Может быть, – неуверенно согласился Полунин. – Вообще-то, конечно, мысль неплохая… Надо только хорошо все взвесить. Тут ведь может оказаться и так, что немцы затеяли это приглашение, чтобы выведать о нас… Справится ли Астрид? Вдруг еще ляпнет что-нибудь. Ладно, придет Дино, посоветуемся. Конечно, если бы ей удалось разыскать хотя бы одного из служивших с Дитмаром…

– Еще бы! – подхватил Филипп. – В том-то и дело! Ей нужно только назвать номер дивизии, – у этих бошей культ «фронтового товарищества», ты же знаешь, все сослуживцы держатся друг друга. Тут только зацепить, найти хотя бы одного человека, а дальше ниточка потянется…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Кнобльмайер приехал за Астрид в субботу перед вечером Филипп и Дино как раз в это время вышли покурить на воздух и стояли на веранде, когда надраенный до зеркального блеска «форд-8» подкатил к остерии и замер точно напротив крыльца. Молодой светловолосый водитель выскочил из-за руля и распахнул заднюю дверцу, откуда не спеша появился и ступил на землю высокий немецкий офицерский сапог – такой же блестящий, как вся машина, – и следом за сапогом выбрался его обладатель. Поднявшись на крыльцо, Кнобльмайер сдержанно поздоровался, сказал что-то насчет жаркой погоды.

– Армгард сейчас выйдет, – сказал Филипп, – вероятно, еще одевается.

– Спасибо, я подожду, – отрывисто буркнул немец. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии итальянца и француза – постоял в нерешительности, потом сцепил пальцы за спиной и принялся вышагивать по веранде взад и вперед. На нем были бриджи офицерского покроя, сшитые из тропикаля песочного цвета, того же материала пиджак с узенькой черно-бело-красной ленточкой «Железного креста» в петлице, галстук бабочкой и темно-зеленая тирольская шляпа с узкими полями, украшенная фазаньим перышком.

Астрид тем временем получала в своей комнате последний инструктаж.

– Предположим, – говорил Полунин, – вас спросят: откуда вы знаете, что ваш отец был в Нормандии летом сорок четвертого года?

– Как это откуда! Из писем, последнее было отправлено из Руана.

– Опять ошибка. На письмах полевой почты обратный адрес не указывался, а все географические названия в тексте вымарывала цензура. Дислокацию части вы могли узнать из письма только в том случае, если оно было доставлено не по почте. Понимаете? Это очень важная деталь. Ну, скажем, кто-то ехал в отпуск – ваш отец мог попросить зайти, передать посылочку, письмо…

– Это вариант правдоподобный?

– Вполне. Так делали многие, и, если человек доверял посланцу, он мог писать совершенно откровенно.

– Ладно, так и скажу – приезжал кто-то из папиных сослуживцев.

– Номер дивизии хорошо помните?

– Так точно, Семьсот девятая пехотная! – отчеканила Астрид.

– Верно. Воинское звание отца?

– Увы, всего-навсего лейтенант. Повыше нельзя?

– Нет, не нужно. Лейтенанту легче было пройти незамеченным. Бывают ведь самые нелепые случайности – вдруг вы там же нарветесь на кого-нибудь, кто служил в этой именно дивизии? Полковники, майоры – они все-таки больше на виду, даже капитаны, – а лейтенанты на передовой менялись так часто, что теперь уже никто и не вспомнит, действительно ли был там этот Штейнхауфен, или такого в списках не значилось. Тем более что ни номера батальона, ни даже номера полка вы не знаете, а дивизия – хозяйство обширное, там за каждым не уследишь.

– Ну хорошо. Предположим, мне назовут кого-нибудь, кто там служил?

– Вы очень обрадуетесь, запишете адрес и скажете, что непременно с ним повидаетесь или спишетесь, чтобы расспросить о судьбе отца.

– И больше ничего?

– Больше ничего. А вообще держите глаза и уши хорошо открытыми. Если зайдет разговор о других колониях – постарайтесь запомнить, где они расположены.

– Ну, если полагаться на мою память… – Астрид еще раз внимательно оглядела себя в зеркале, взялась было за губную помаду. – Черт! Совсем забыла, что скромной германской девушке краситься не пристало… Слушайте, Мишель, а если потихоньку записывать на салфетке?

– Вы с ума сошли.

– Шучу, шучу. Не такая уж я дура, в самом деле! Как мой туалет?

– Сойдет, по-моему.

– Нет, все-таки вы, русские, потрясающая нация – даже комплимента сделать не умеете… Ну, я побежала. Благословите меня, падре! В самом деле, я уже почти слышу голоса: «Ступай, дочь моя, тебя ждет великая миссия… » Хоть я по некоторым параметрам явно не подхожу к роли Орлеанской девственницы, сделаю что могу.

– Желаю успеха, Астрид. Главное, не волнуйтесь и держите себя естественно. Пить, надеюсь, не будете?

– Ах, что вы, – пролепетала Астрид, – ну разве что глоточек доброго старого рейнвейна…

На веранде ей вдруг стало страшно – когда она небрежным кивком простилась с Филиппом и Фалаччи и в сопровождении восторженно пыхтящего Кнобльмайера направилась к машине. Отвыкнув от высоких стилетных каблуков, она шла мелкими неуверенными шажками, покачивая шуршащими фалдами широкой юбки из тафты, и мысли ее были так же нетверды. Собственно, она сваляла дурака, согласившись ехать к этим мофам. Тоже, разведчица нашлась, так все спокойно было в Монтевидео – черт ее понес…

Ей хотелось оглянуться, хотя бы мельком увидеть еще раз стоящего на веранде Филиппа, но Кнобльмайер уже распахнул перед ней дверцу, и она не могла теперь позволить себе ни единого жеста, выпадавшего из роли.

«Форд» бесшумно тронулся. Астрид сидела рядом с толстым оберстом, что-то говорила, отвечала на какие-то вопросы, и страх овладевал ею все сильнее. А вдруг это просто ловушка? Похищали же так нацисты своих политических противников… вот и ее решили похитить, очень просто. Схватят, бросят в подвал, будут стегать плеткой – «рассказывай, что это у вас тут за экспедиция! » Она представила себе Кнобльмайера с плеткой, и тут ей стало страшно до дурноты, она готова была уже крикнуть шоферу, чтобы тот остановился немедленно, ей нужно выйти, – как вдруг страх так же внезапно сменился стыдом. Не далее как вчера Филипп предсказывал именно это – что у нее не хватит духу разыграть фридолинов, – и она обиделась, накричала на него, заявила, что это просто непорядочно – подозревать в трусости человека только потому, что он принадлежит к другому полу… И теперь так осрамиться? Филипп и без того не принимает ее всерьез. Как и все остальные, впрочем. Конечно! Единственный, кто ее принимал всерьез и кому она действительно была нужна, – это Лагартиха, бедный, брошенный ею Лагартиха. А этим конспираторам она не нужна нисколько. Впрочем, на тех двоих она не в претензии: Дино каждую неделю получает нежные письма от своей женушки и так же регулярно изменяет ей с любой более или менее смазливой девчонкой, а у Мишеля – кто бы подумал! – есть какая-то аргентинка. От нее тоже пришло письмо. И какое! Узкий жемчужно-серый конверт, стилизованный под готику почерк, весь какой-то ломаный, с хвостами и росчерками, как на актах шестнадцатого века, – противно взять в руки, так и представляешь себе эту претенциозную дуру. Но почему Филипп? В Монтевидео, судя по всему, жил монах монахом, здесь и подавно, – не евнух же он в самом деле! Непонятно, совершенно непонятно. Для нее, в конце концов, это уже вопрос чести, но что делать? Еще и эта проклятая остерия! Будь у них у каждого своя комната – о-ля-ля, уж она бы пробралась к нему не через дверь, так через окно… никакие бы решетки не помешали, ventre de Sainct-Gris, как говаривал галантный король Наварры. Да нет, Филиппа нужно завоевывать иначе…

– Что это вы, Армгард, так притихли? – спросил Кнобльмайер. – Плохое настроение?

– Ах, я такая дурочка, – вздохнула она. – Вспомнила вдруг наш старый Рейн… как в нем отражается звездное небо… Вы помните это, – она доверительно положила руку на рукав оберста и пропела тихонько: – «Твои, о Родина, звезды… »

– Ничего… ничего, – успокаивающе запыхтел толстяк. – Мы их еще увидим, слово солдата… Пока не потеряно мужество – ничто не потеряно!

Когда они приехали в Колонию Гарай, страхи Астрид улетучились без остатка – так хорошо прошел ее первый выход на сцену. Войдя в зал, она сразу почувствовала себя предметом общего любопытства, но это не испугало ее теперь, а словно подхлестнуло. И она повела свою роль уверенно и спокойно, тем более что ничего зловещего не оказалось в окружающей ее обстановке. Никто не произносил речей о реванше, никто не хвастал числом повешенных собственноручно партизан; в общем разговоре то и дело проскальзывали воспоминания военных лет, но скорее анекдотического плана – как некий Гельмут, раненный в неудобосказуемое место, пытался приударить за сестрицей в фельдлазарете, как толстяк Фритци, получив отпуск, вез домой запретного поросенка, или как один полоумный зондерфюрер добивался приема у рейхсмаршала, уверяя, что изобрел новое оружие колоссальной мощи. Словом, обычные немецкие застольные разговоры, каких она немало наслушалась на семейных приемах за последний год своей жизни в Германии.

Хорошо было и то, что ее не особенно мучили расспросами. Во всяком случае, за столом Астрид уже не была центром внимания, – с нею иногда заговаривали то справа, то слева, как с любой из присутствующих здесь дам, нисколько не выделяя из других.

Она позволила сидящему рядом Кнобльмайеру налить ей второй фужер сухого аргентинского вина, сказав в свое оправдание, что оно так похоже на иоханнисбергер… и тут же спохватилась: скромной, истинно германской девушке не очень-то пристало разбираться в винах, – ей показалось даже, что «милый господин полковник» как-то странно глянул на нее своими рачьими голубыми глазами. Она уже спешно стала придумывать спасительный рассказ о фамильных виноградниках, но тут Кнобльмайера позвали с другого конца стола. Полковник извинился и встал.

Человек, позвавший Кнобльмайера, с самого начала ужина обратил на себя внимание Астрид. Он был несколько старше остальных и отличался надменным выражением лица и свисающими, как у старого бульдога, щеками; возможно, это и в самом деле был какой-нибудь экс-генерал, потому что долгая привычка приказывать сказывалась у него даже здесь, за столом. Вот и сейчас он негромко говорил что-то, едва повернув голову к левому плечу, за которым в почтительном полупоклоне стоял Кнобльмайер. Какое-то шестое чувство подсказало Астрид, что получаемые полковником инструкции касаются ее. Обе догадки немедленно подтвердились, как только Кнобльмайер вернулся на свое место. Господин генерал, сказал он, хотел бы поговорить с фройляйн, – попозже, когда встанут из-за стола, не сможет ли она присоединиться к мужчинам в курительной комнате?

– Ну разумеется, милый господин полковник, – улыбнулась Астрид, – буду рада. Я ведь вам говорила однажды – помните? – мне хотелось бы посоветоваться по одному важному для меня делу…

Теперь она с трудом могла дождаться этого разговора. Она понимала, что ее ждет экзамен, но страха не испытывала, чувствуя себя во власти спортивного азарта. Ужин наконец кончился, хозяйка объявила, что кофе будет подан на террасе, вставшие из-за стола начали разбиваться на группки. В курительной комнате, куда Кнобльмайер привел Астрид, собралось человек шесть – около половины сидевших за столом мужчин.

– Милая э-э… Армгард, – сказал генерал-бульдог, усадив ее на диванчик рядом с собой. – Вы не сердитесь, что мы вас оторвали от более молодого общества?

– Ах нет, что вы, – возразила Астрид, потупив глаза.

– Ну, прекрасно. Есть один вопрос, по поводу которого господа хотели бы услышать ваше мнение, но предварительно я просил бы вас удовлетворить мое персональное любопытство. Мое хобби, знаете ли, это генеалогия… германская, естественно. И мне не совсем ясно, к какой ветви фон Штейнхауфенов вы принадлежите? Потому что есть одни в Вестфалии, имение у них, если не ошибаюсь, недалеко от Падерборна, и есть другие – франконские фон Штейнхауфены, которые…

Говорил он не спеша и довольно тихо, в манере человека, привыкшего к тому, что ему не нужно повышать голос: и так не ослушаются А может быть, подумалось Астрид, это он нарочно так мямлит и тянет слова, желая ее помучить. Наверное ведь, уже по ее виду все поняли, что она засыпалась…

– Боюсь, я тут ничем не могу вам помочь, – призналась она с растерянным видом выслушав обстоятельную характеристику своих родственников из Франконии. – Обстоятельства моего детства…

Бульдог слегка задрал левую бровь.

– Понимаю, дорогое дитя, но… что-то вы должны же были знать о своей семье?

– О родственниках моего отца, хотите вы сказать?

– Ну, да.

Астрид помолчала, пытаясь нащупать точку опоры.

– Видите ли… насколько мне известно, отец не ладил с родственниками, – сказала она неуверенно. – Из-за своей женитьбы, вы понимаете. Это был в некотором роде мезальянс, и…

– Ах, так. Что ж, это бывает. Иными словами, родственные отношения не поддерживались?

– Нет, насколько мне известно. Впрочем, я же говорю… меня просто не посвящали в эти дела. Возможно, тема считалась как бы запретной в нашем доме, – волнуясь, продолжала Астрид. – Будь я немного старше, мама, вероятно, сочла бы нужным посвятить меня… в историю этой фамильной распри, но мне было всего девять лет, когда от папы пришло последнее письмо. Откуда-то из Франции, кажется…

– Скажите, моя милая Армгард, а где служил ваш отец? – после недолгой паузы спросил бульдог.

– Он… он служил в Семьсот девятой пехотной дивизии, в чине обер-лейтенанта, – быстро ответила Астрид.

Бульдог повернулся к одному из присутствующих при допросе:

– Семьсот девятая пехотная?

– Семьдесят четвертый армейский корпус генерала Маркса, – почтительно ответил спрошенный.

– А-а. Тот что был дислоцирован в Нормандии?

– Так точно, экселенц!

– Припоминаю, припоминаю… – Бульдог снова поглядел на Астрид, на этот раз с подобием улыбки. – Что ж, дитя мое, я рад, что вы запомнили хоть это. Что вам известно о судьбе отца?

– Ничего, экселенц, абсолютно ничего, – заторопилась Астрид, – я уже говорила господину Кнобльмайеру, может быть, удалось бы разыскать кого-либо из его сослуживцев…

– Печальный случай, – сказал бульдог, – но, увы, не единичный… далеко не единичный. Корпус Маркса был в тяжелых оборонительных боях с первого дня вторжения и, естественно, потери… вы сами понимаете. Теперь другой вопрос, э-э… более актуального характера. Что это за экспедиция, Армгард, с которой вы сюда прибыли?

Астрид снова почувствовала опасность. Но, если пронесло с генеалогией… Помолчав, словно собираясь с мыслями, она повторила то же, что уже рассказывала Кнобльмайеру, но только более подробно. Сейчас ей важно было выиграть время. Инквизиторы слушали внимательно, не задавая вопросов.

– Ну, ясно, – сказал генерал, когда она замолчала. – Дело в следующем, Армгард… Экспедиция сама по себе нас нисколько не интересует, вы должны понимать. Настораживают лишь два момента. Первое – ее состав: француз, русский, итальянец – странный какой-то э-э… конгломерат. Но и не это главное. Важнее второе, Армгард. Вы прибыли в страну через Асунсьон, не так ли?

– Да, мы ехали пароходом, – настороженно ответила Астрид – Из Монтевидео, с пересадкой в Буэнос-Айресе.

– Это неважно, – генерал сделал отстраняющий жест. – Важно то, что в Асунсьоне, – он произносил это слово как «Азунцион», – на второй день после прибытия, если не ошибаюсь, шеф вашей экспедиции – господин Маду, не так ли? – в одном из пивных локалей расспрашивал случайного собеседника о состоянии дорог в Парагвае, специально интересуясь несколькими определенными районами. Любопытно то, моя милая… э-э… Армгард, что все интересующие господина Маду населенные пункты являются центрами сосредоточения немецких колонистов…

Идиот, подумала Астрид. Боже, какой идиот! Все время твердить об осторожности – и сделать такой ляп! Ну, мсье Филипп…

– Это я виновата, экселенц, – сказала она быстро. – Я только сейчас с ужасом поняла, насколько была неосторожна, но…

Она беспомощно пожала плечами и посмотрела на генерала умоляюще. Тот ответил ей взглядом недоуменным.

– Не понимаю, – сказал он. – Вы работаете у них переводчицей, разве в ваши обязанности входит разработка маршрута?

– Нет, разумеется, но просто Маду со мной советовался, еще в Монтевидео, и я нарочно назвала эти районы. Конечно, я заслуживаю наказания, экселенц, но вы тоже должны понять – где, если не в наших колониях, могла я надеяться разыскать хоть какой-то след?

– Это было неосторожно, Армгард, – помолчав, строго изрек генерал. – Крайне неосторожно.

– Я чувствую себя бесконечно виноватой! – воскликнула Астрид.

– Вы должны были бы и сами сообразить, что… Армгард, слушайте меня внимательно.

– Да, экселенц?

– Мы постараемся оказать посильную помощь в розысках вашего отца. Не обещаю ничего конкретного, но некоторые возможности у нас есть. Вы же должны обещать мне самым определенным образом, что маршрут экспедиции будет изменен…

– Да, но если с моим мнением не…

– Один момент! – Бульдог уставился на нее еще строже. – Неприлично возражать старшим, Армгард. А перебивать их – тем более. Итак, я повторяю. Экспедиция, маршрут которой был, как вы сами признали, составлен при вашем участии и даже по вашим указаниям, должна от этого маршрута отказаться. Немедленно. Вы меня поняли?

– Так точно, экселенц…

– Вот и хорошо. Индейцев в Парагвае значительно больше, чем наших соотечественников, и господин Маду может записывать их песни и снимать их танцы где угодно, но только не у нас под носом. Вы сейчас присоединитесь к остальным гостям, Армгард, а мы тут подумаем, что можно сделать в смысле розысков вашего отца…

Астрид немедленно поднялась.

– Я вам буду так благодарна!

– Не за что, это долг каждого немца. Словом, мы еще поговорим сегодня до вашего отъезда, и я составлю для вас перечень населенных пунктов, а также некоторых зон, впредь строжайше запретных для этого любопытного французского господина.

Когда гости начали разъезжаться, генерал вручил Астрид листок с выписанными в столбик географическими названиями.

– Вот пункты, где мы не хотели бы видеть экспедицию. Что касается вашего отца, то здесь, кажется, есть один офицер из Семьсот девятой, мы уточним этот вопрос в ближайшие дни. Кнобльмайер передаст вам адрес, вы сможете съездить туда и поговорить с этим человеком. Возможно, он что-либо знает. И помните о нашей договоренности, Армгард, – он отечески потрепал ее по щечке. – Желаю успеха, моя милая…

Она вернулась в остерию во втором часу ночи. В комнате мужчин, несмотря на раскрытые окна, было накурено до синевы, на столе валялись разбросанные карты. Все трое встретили девушку вопросительными взглядами.

– Хороши, – сказала Астрид. – Отправили беззащитное создание в львиную яму, а сами предаются разгулу. Тоже мне, сильный пол! Фил, дайте мне коньяку, я его честно заработала…

– Дадим, вы только скажите, как дела.

– Плохо! Экспедицию придется свернуть.

– Что, серьезно? – помолчав, спросил Филипп.

– Ja, ja, – сказала Астрид. – Фи есть польшой турак, герр Мату. Какого тшорта фи распускаль в Азунцион сфой тлинный болтливый язык? Надо было поменьше делать бла-бла-бла… Дайте же мне коньяку, черт возьми, я должна смыть с языка этот проклятый акцент!

Мужчины ошеломленно переглянулись. Полунин встал, подошел к шкафу и достал бутылку. Астрид залпом выпила полстаканчика и, откинувшись на спинку стула, блаженно закрыла глаза.

– Послушайте, Ри, – сказал Филипп. – Они что, и в самом деле что-то пронюхали?

– Не буду же я вас разыгрывать! Я вам говорю: тот человек в Асунсьоне, которого вы расспрашивали о дорогах, обо всем сообщил куда надо. Правда, я по этому поводу сочинила целую историю, но все равно дела уже не поправишь. Из Парагвая нужно сматываться, тем более что список мест расселения немцев я получила. Насколько я понимаю, это именно то, чего вы добивались…

– Не совсем, – сказал Полунин. – Хорошо, расскажите все по порядку.

Астрид стала рассказывать. Рассказывала она долго, время от времени подбадривая себя коньяком, так что под конец у нее даже стал заплетаться язык.

– Вот и все, более… более-менее… – Она сделала не совсем удачную попытку встать из-за стола. – Может, завтра еще вспомню. А сейчас я хочу спать. Guten Nacht meine Herrschaften [39]39
  Господа, доброй ночи (нем.).


[Закрыть]. Фил, проводите меня, иначе я ошибусь номером и еще… чего доброго… окажусь в чужой постели, этого я бы не пережила, сами понимаете…

Филипп проводил ее. У себя в комнате Астрид лихо зашвырнула туфли – одну в угол, другую на шкаф, – потом повернулась спиной к Филиппу и подняла руки:

– Расстегните эти проклятые молнии и помогите снять платье, мне самой не справиться…

Филипп исполнил и эту просьбу.

– Как у вас ловко получилось, – одобрила Астрид, выпутывая руки из шуршащей тафты. – Валяйте дальше.

– Простите?

– Я что, по-вашему, должна спать во всей этой сбруе?

– Ну зачем же. Переоденьтесь в пижаму, так будет удобнее. Покойной ночи, Ри.

– Скажите, мсье Маду, – светским тоном спросила Астрид, отстегивая чулок, – ваши предки были, по всей вероятности, гугенотами?

– Понятия не имею, а что?

– Да нет, просто я начинаю понимать Гизов. Проваливайте, пока я вам тут не устроила Варфоломеевскую ночь…

На следующее утро Астрид встала поздно, когда мужчины уже кончали завтракать. Хозяйка принесла второй кофейник, поставила перед ней глиняное блюдо «чипа» – местных лепешек из сыра и маниоковой муки.

– Смотри, девочка, чтобы ничего не осталось.

– Куда мне столько, – ужаснулась Астрид, – я безобразно растолстею тут у вас, нья Поча…

– Тебе и надо толстеть, – сказала хозяйка, наливая ей кофе. – А то ведь мужчины любят, чтобы было за что взяться. Я вон в твоем возрасте на стуле не помещалась, так ни один не мог мимо пройти.

– Ах, сеньора, вам повезло – вокруг вас были мужчины, – сказала Астрид. – У меня, насколько я понимаю, тоже есть за что взяться… по европейским стандартам, во всяком случае. Так что проблема вовсе не в этом.

– Ну ничего, – засмеялась нья Поча. – У тебя еще много времени впереди!

– Только эта мысль меня и поддерживает.

Допив кофе, Полунин и Фалаччи взяли удочки и отправились рыбачить. Филипп остался сидеть за столом, и его молчание не сулило ничего доброго.

– Давайте, давайте, – пробормотала Астрид с набитым ртом. – Я уже знаю, что вы хотите сказать.

– Тем лучше. Тогда я ограничусь тем, что попрошу вас впредь вести себя приличнее.

– Успокойтесь, мсье Маду, я и не думала покушаться на вашу невинность. Или вас обидело упоминание о гугенотах?

– При чем тут гугеноты, я говорю не о вчерашней сцене в вашей комнате… не считайте меня настолько уж лишенным чувства юмора. Я говорю о том, что вы болтали сейчас, здесь. Я принял вас в экспедицию, мадемуазель, и я не хочу краснеть за вас перед моими друзьями…

– Да пошли вы все! – крикнула Астрид, вскакивая из-за стола. – В жизни не видела худшего сборища зануд, чем эта ваша богом проклятая экспедиция!

Промчавшись по коридору и едва не сбив с ног испуганно ахнувшую хозяйку, она заперлась у себя в комнате, выкурила сигарету и, немного успокоившись, вышла в сад и устроилась в гамаке. В саду было тихо, только шелестела под легким ветром жесткая листва апельсиновых деревьев и резкими скрипучими голосами перекликались вдали какие-то местные пичуги. Потом послышался глухой ритмичный перестук деревянного песта – служанка на кухне принялась толочь в ступе маис.

Пришел Филипп, которому понадобился полученный от генерала список мест расселения немцев. Астрид молча выбралась из гамака, пошла в свою комнату и, достав из сумки листок, протянула шефу.

– Все еще дуетесь? – спросил тот.

– Да нет, в общем, – Астрид пожала плечами. – Наверное, вы и в самом деле правы… просто я не люблю, когда мне читают нотации.

– Не давайте к ним повода, – посоветовал Филипп.

«Нет, его действительно ничем не проймешь», – подумала Астрид.