Текст книги "«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник)"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

За нами, за рощей, послышалась стрельба, рев моторов. Первой мыслью было – немцы обошли! И в роще не укроешься: ее за четверть часа пройти из конца в конец можно и деревья редкие.

Слева, за опушкой, показались танки с десантом на броне. Я, как увидел, прямо от сердца отлегло: наши танки – легкие БТ и средние Т-34. Ура! Поживем тогда еще!

Танки с ходу прогромыхали к немецким позициям, десант

спрыгнул перед самыми окопами. Началась интенсивная перестрелка, пули залетали и сюда.

Танки легко прорвали неукрепленную оборону немцев и покатили дальше. Конечно, чего им укрепляться – ставить доты, траншеи рыть? Они рвались к Москве и не собирались здесь застревать надолго. Только вот не учли, что им не Франция тут, а бескрайний Советский Союз. Земля немереная, да люди упорные, которые за нее постоять могут.

Прибежал лейтенант Иванищев:

– Жив, танкист?

– Жив.

– Молодец, Колесников!

Как будто это только от меня зависело.

– Поднимай бойцов, пусть у убитых немцев оружие берут и – вперед, наших догонять.

И то верно.

Поднялись мы из окопов, пошли на бывшую нейтральную полосу. Подивился я, как мало нас осталось. Подобрал брошенный немецкий автомат, снял с убитого подсумок и – вперед, где еще шел бой.

Танки, прорвав передовые позиции, ушли вглубь, но в окопах и оврагах еще оставались недобитые немцы – они стреляли по красноармейцам. Мы побежали туда.

Лейтенант держался рядом, все пистолетом размахивал. Потом отстал. Оглянулся я, а он убитый лежит.

Добивали мы немцев в мелкой траншее, в окопчиках, по кустам прошлись, чтобы ни одного не осталось.

Пехота, что танковым десантом была, дальше вперед ушла.

Кто-то из наших пехотинцев нашел в траншее ранец из телячьей кожи, а в нем – копченая колбаса да белый хлеб. Не иначе, сухой паек немцам принесли. Разделили мы еду по-братски да и съели ее мгновенно – настолько были голодными. Я даже вкуса не успел почувствовать: едва разжевав, глотал – так есть хотелось.

Поднялся:

– Ну что же, бойцы, тут такое дело. Похоже, по званию я тут старший остался. Лейтенанта Иванищева убило. Потому командование на себя принимаю. Слушай мой приказ! Строиться в колонну по двое, вперед – шагом марш!

Бойцы сначала смотрели на меня удивленно. Как же – чужой командует. Однако подчинились, команду выполнили – построились и зашагали вперед.

А было-то нас чуть побольше отделения. Надо своих догонять.

Долго шагать не пришлось. Километра через три-четыре мы увидели сгоревший танк Б Т, чуть поодаль стоял еще один, а уж на пригорке чадил Т-34.

Бойцы из танкового десанта окапывались. И я скомандовал своим:

– Занять оборону, окапываться.

Передали по цепи: «Старшего – к командиру».

Где ползком, где перебежками я добрался до командира роты – младшего лейтенанта.

– Сержант Колесников прибыл. Со мной еще шестнадцать человек, – доложил я.

– Это хорошо, сержант. Мы из 21-й армии, приказано ударить в направлении Бобруйска. А вы чьи и откуда?

– Все из разных частей, остатки.

– А, понятно. Тогда в моей роте остаетесь, потери у меня большие. Из младших командиров никого не осталось. Будешь своими командовать. Слева холмик видишь? Занимай там оборону, закапывайся. Если наши танки подойдут, дальше вперед пойдем. А не будет их – здесь стоять будем.

Мы окопались – правда, из последних сил. Все устали, да и еды снова не было, поэтому вырыли окопы неполного профиля. А к вечеру подоспело подкрепление – довольно устаревший танк Т-28 и два взвода бойцов.

Многобашенный танк относился к танкам прорыва, был тихоходен и с относительно тонкой броней. Как он уцелел, в каких складах его сняли с колодок? Даром что пушек аж три, да все маломощные. Такой даже против Т-III бой не выиграет. А экипаж – чуть ли не целое отделение пехотное. Однако же пехотинцы с прибытием танка приободрились.

Насколько я понимал в ситуации, единой линии обороны у наших войск не было. Существовали островки обороны у крупных городов и на танкоопасных направлениях – на крупных шоссе и железной дороге.

Утро началось с вообще доселе мною невиданного. Над нами пролетели две тройки советских бомбардировщиков СБ, высоко над ними летел, прикрывая их, единственный истребитель И-15 «Чайка». Что бомбардировщики, что истребитель порядком устарели.

Мы наблюдали за нашими самолетами, пока они не скрылись за поросшим деревьями холмом. А через полчаса увидели, что назад возвращаются только бомбардировщики.

– Подбили соколов, – горестно произнес боец из соседнего окопа.

Да, похоже на то. Слишком тихоходны они были, а немцы имели хорошую противовоздушную оборону войск. Одни автоматические малокалиберные пушки «Эрликон» чего стоили. Насколько я помню, ничего равного у нас до конца войны так и не появилось.

До вечера было на нашем участке затишье – немцы не предпринимали активных действий. Мы выставили на ночь караулы и заснули беспокойным сном.

На следующий день, едва поднялось солнце, пожаловали фашисты. Нагло, на мотоциклах – с колясками и без. Вывалились из-за холма, где грунтовка вилась, и тут же развернулись в боевые порядки, рассыпавшись по полю. Поднялся сплошной треск – из автоматов, пулеметов, глушителей мотоциклетных. Заухали орудия танка Т-28, забил пулемет.

Пехота открыла ответный огонь. Несмотря на ощутимые потери, немцы продолжали напирать. Последних удалось остановить за полсотни шагов до линии наших окопов. И вот что меня удивило – форма на них была черная.

Атака гитлеровская захлебнулась, живым не ушел ни один. Если бы не наш танк, мы бы не отбились, слишком уж нахраписто вели себя гитлеровцы.

Когда все стихло, я дополз к ближайшему мотоциклу и снял пулемет, чтобы притащить его к себе в окоп. Заодно и поглядел на убитых немцев. Рослые, все как на подбор упитанные, рукава мундиров закатаны до локтей, а в петлицах – две молнии. Так это же войска СС, элита немецкая! В нее брали только самых убежденных, преданных делу рейха немцев – членов нацистской партии. Видно, они в резерве были. Что-то я раньше не видел и не слышал, чтобы эсэсовцев в бой бросали.

Притащил пулемет с коробкой патронов, установил на сошки, ленту заправил. Теперь легче воевать будет, сподручнее. У каждого эсэсовца – автомат или пулемет, а у нас – только винтовки. Видно, успели эсэсовцы по рации доложить о сопротивлении нашей роты, потому как через полчаса появились «юнкерсы»-лаптежники. Страшнее их для пехоты не было. Тихоходные, они бомбили с пикирования, причем довольно точно.

Бойцы в окопы попрятались, а танк куда спрячешь? Высокий, неуклюжий, – вот ему и досталось. Похоже, немцы целили именно в танк.

Бомбы ложились все ближе и ближе – до тех пор, пока одна из них все-таки не угодила в моторный отсек. Громыхнуло так, что заложило уши.

Когда самолеты улетели, я высунул голову из окопа. Т-28 больше не существовало! Танк разворотило как консервную банку. Листы брони вывернуло наружу, и где по клепке, где по живому – листы были разорваны.

– Амбец ребятам, – с сожалением заключил я.

– Не, они целые. Я сам видел: танкисты, как самолеты подлетать стали, в укрытия попрятались, – сказал боец из соседнего окопа.

И верно: после бомбежки из разных укрытий стали подниматься танкисты в темно-синих, как на мне, комбинезонах.

По цепочке передали – «сержанта Колесникова к командиру роты!»

Перебежками я добрался до ротного.

– Вот что, танкист. Тебе мотоцикл водить приходилось?

Я сразу догадался, в чем дело.

– Немецкий не пробовал.

– Так попробуй. Посмотри, – он кивнул на поле, – может, какой целый? Надо пакет с донесением в полк передать. Полагаю, штаб полка сейчас в Сафонове. На Минское шоссе не суйся, там войск полно. Издали не разберутся, не немцы – так свои подстрелят, поэтому по грунтовкам добирайся. Вот смотри.

Командир роты достал планшет с картой:

– Вот наши позиции, вот Сафоново, тут – Дорогобуж. Держи пакет.

Я сунул пакет за пазуху.

– Пока тихо и немцев нет, выбери мотоцикл из тех, что поцелее.

В окопах я осмотрелся. Немцев пока не видно. Перекинув свой «ППШ» за спину, перебежками побежал на поле боя, фактически сейчас нейтральную полосу. Те мотоциклы, что находились поближе к нашим окопам, оказались изрешечены пулями.

Из окопов за моими действиями с интересом наблюдали бойцы и – на всякий случай – держали холм на прицеле.

Я переползал от одного мотоцикла к другому, потом обнаглел и, встав в полный рост, перебежал подальше. Ага, а вот этот, хоть и с вывернутым рулем, похоже, то, что мне надо. В коляске пулеметчик сидит – убитый; водитель, упав с сиде-

нья, лежит метрах в десяти. С виду темно-зеленый BMW без повреждений.

Я открыл крышку бака – в лицо ударил острый запах бензина. Бак был почти полон. Вытянул из коляски убитого эсэсмана – такого попутчика мне совсем не хотелось. Усевшись на сиденье, правой рукой включил нейтраль коробки передач. Удобно и наглядно, кроме ножного переключения педалью есть еще и ручное. Ногой резко толкнул кик-стартер. Двухцилиндровый мотор завелся сразу, затарахтел ровно. Включив передачу, я добавил газу, мягко отпустил ручку сцепления. Мотоцикл легко тронулся и двинулся вперед, подскакивая на кочковатом поле, изрытом воронками от снарядов. Чувствовалась мощь, отличная тяга.

Я медленно ехал по полю, объезжая воронки и рытвины, разбросанную разбитую технику, тела фашистов в черных мундирах. Подъехав к нашим позициям, крутанулся между окопами. Бойцы с восхищением поглядывали на тарахтящий трофей. А наперерез уже бежали двое танкистов – из экипажа разбомбленного Т-28. Они махали руками.

Добежав, один из них положил руку на руль:

– Стой! Лейтенант сказал – ты в Сафоново?

– Как приказали. А что?

– Подбрось нашего командира в Ярцево – там рядом, почти по пути.

Я поглядел на его напарника. Белевшие на его чумазом от пыли и копоти лице глаза светились радостью.

– Садись.

Довольный подвернувшейся оказией, сержант-танкист уселся в коляску, положив на колени свой автомат, и махнул рукой:

– Поехали.

Танкист придирчиво осмотрел пулемет: затвор цел, в ленте патроны. Поводив по сторонам за ручку пулемета, крякнул удовлетворенно:

– Годится!

Эх, кабы не война! Я осторожно поехал вперед, всматриваясь в даль; танкист поглядывал по сторонам – не нарваться бы ненароком на немцев! Мотоцикл тянул ровно, грунтовка пыльная, но зато не трясет. Ветер хлещет в лицо, травами пахнет. Лепота!

– Тебя как звать-то, браток? – стараясь перекрыть треск двигателя, крикнул танкист.

– Петром.

– А меня Борисом. Ты что в комбинезоне? Танкист?

– Он самый. Танк подбили.

– Во-во, и у нас такая же беда.

– Видел я, на моих глазах все произошло.

– Повезло нам: танк – вдребезги, а мы все живы.

На дороге – пустынно. Далеко впереди ухали взрывы. Сжалось сердце: «А ведь и нам – туда!»

Грунтовка то шла по лесу, то выходила на открытое место. Встречались черные остовы сгоревших грузовиков, обгоревшие телеги, разбитые пушчонки, бронемашины – все напоминало о том, что идет жестокая война. А еще – тела погибших: близ дороги, дальше в лесополосе – каски, обломки винтовок. Совсем недавно здесь шли бои.

Вспугнутые треском двигателя, на верхушки деревьев взлетели вороны.

Снова поворот. Слева, за деревьями, нес свои воды Днепр.

У одного из ручьев, звонко стекавшего в Днепр, мы остановились. Заглушив мотор, я захватил «ППШ», по привычке поправил кобуру с пистолетом и пошел к воде. Наклонился. Какое блаженство – смыть соленый пот, разъедавший глаза, грязь, напиться живительной водицы!

Я вернулся к мотоциклу и пулемету на нем – расслабляться нельзя. Теперь – очередь Бориса. Подхватив автомат, он спустился к ручью. Сняв шлемофон, танкист приник к ручью, умылся, набрал воды во фляжку. И – снова в путь.

– Браток, теперь левее. Я дорогу помню! – бодро крикнул танкист.

На развилке я повернул налево. Здесь грунтовка расходилась под острым углом.

Борис наклонился, стал рукой шарить в коляске.

– Гляди, чего нашел!

Он вытащил удлиненную металлическую коробку, овоидную в сечении. Повертев ее так и сяк, он наконец открыл ее и вытащил противогаз.

– Надо же, а я думал – харчи.

Он отшвырнул коробку с противогазом на дорогу. Снова пошарил рукой на дне коляски.

– Вот! Самое то!

В руке – стеклянная бутылка с наклейкой. Открыв пробку, танкист глотнул.

– Дрянь какая-то, вроде слабого самогона, – поморщился он. – Глотни!

Борис протянул мне открытую бутылку. Я сделал пару

глотков. Горло обожгло. Сейчас бы не выпить, а закусить! Но и пара глотков самогона взбодрила. А Борис приложился еще.

– Эй, Борис, не увлекайся, тебе к начальству идти, вдруг учуют?

– Э, пока доедем – выветрится.

Дорога пошла в горку, с обеих сторон потянулся лесок. Едва дорога зазмеилась вниз, к деревянному мосту через речку, как мы увидели, что с противоположного берега к мосту подъезжает грузовик – здоровенный «Бюссинг». Немцы!

– Стой, немцы! – крикнул Борис.

Он схватился за пулемет, стоявший на коляске, передернул затвор и нажал на спуск.

Я остановил мотоцикл. Борис не отрывался от пулемета, пока не высадил в грузовик всю ленту. Наконец затвор лязгнул вхолостую – патроны закончились.

Мы вглядывались в неподвижно стоявший немецкий грузовик. Похоже, дальше он уже не поедет. Лобовые стекла высыпались, капот и крылья были сплошь в дырах, из пробитого радиатора текла вода.

Потрескивая, остывал ствол пулемета.

– Ты это – сходи, посмотри, – пересохшими губами выдавил Борис, кивнув в сторону моста.

Я перекинул за спину автомат, вытащил из кобуры пистолет, спустился к мосту и перешел по настилу на другой берег. Выставив пистолет, левой рукой ухватился за ручку и дернул дверцу. На меня выпал убитый немец. «Тьфу ты, черт, напугал!» – чертыхнулся я.

В кабине в неестественных позах лежали еще двое убитых гитлеровцев.

Сунув пистолет в кобуру, я встал на подножку и заглянул в кузов. Увязанные в пачки, там лежали длинные бумажные мешки из крафт-бумаги. Непонятно: для чего они? И только потом, по прошествии времени, я узнал, что в полевых условиях в таких мешках немцы хоронят своих убитых.

– Ну, чего там? – с нетерпением спросил Борис, когда я вернулся.

– Трое убитых в кабине и бумажные мешки какие-то в кузове.

– Жалко, что мешки не с харчами.

– Ты лучше пулемет заряди.

– Не учи ученого. Тут целая коробка с лентой, поставил уже. Поехали.

– Погоди. Прикинь, грузовик нам навстречу ехал. Откуда бы ему здесь взяться.

Борис насторожился:

– Может, заблудился?

– А сколько отсюда до Ярцева твоего?

– Да уже недалеко должно быть, километров десять. Постой-ка, ты хочешь сказать…

– Вот именно. Мы туда едем, а навстречу нам по дороге – немецкий грузовик. Как бы к немцам в лапы не попасть. Сафоново правее?

– Ага, сейчас на пригорке перекресток будет – нам направо.

Я толкнул ногой кик-стартер, уселся в седло. Тронувшись, мы проехали мимо расстрелянного грузовика. Оба молчали, всматриваясь в дорогу. Борис ухватился за рукоятку пулемета.

Свернули вправо. И без остановок по грунтовке – вперед.

Через полчаса на дорогу выскочил красноармеец с винтовкой.

– Стоять! Кто такие?

Я едва остановиться успел.

– В Сафоново, с донесением.

Красноармеец покосился на немецкий мотоцикл с пулеметом. Я перехватил его взгляд:

– Это трофейный, захватили у фрицев после их атаки.

– Езжайте. Только открытые участки побыстрее проскакивайте, постреливают немцы.

Однако судьба сегодня была к нам благосклонной.

Проехав мимо окопов, ощетинившихся стволами пулеметов и винтовок в сторону дороги – здесь держали оборону бойцы полка, мы въехали в городишко. Штаб нашли быстро: известное дело – его обычно в добротном здании располагают. С улицы его можно опознать по стоящим рядом машинам, снующим военным, а еще – по многочисленным полевым кабелям связи.

Мы пристроили к веренице стоящих машин и наш трофейный мотоцикл, прикрыв брезентовой накидкой свастику на боку коляски.

Я направился к штабу. Однако же часовой у входа уперся:

– Не пущу, не велено!

Из штаба в это время выходил полковник. В руке он держал фуражку, смятым носовым платком утирал бритую – по моде тех лет среди военных – голову. Надев фуражку, он при-

вычным жестом проверил, посередине ли звездочка, и повернулся к нам:

– Что за шум?

– Сержант Колесников, – представился я. – Пакет у меня к командиру полка, товарищ полковник, да вот часовой не пропускает.

– Давайте пакет, сержант.

Я достал из-за пазухи пакет – серую бумагу, сложенную треугольником. Полковник надорвал, вытащил сложенный вчетверо лист и быстро прочитал написанное.

– Хорошо, я доложу командиру полка.

Вперед выступил Борис:

– Разрешите обратиться!

– Разрешаю.

– Старший сержант Синицын, – козырнул танкист. – Полк наш в Ярцево…

Полковник оборвал Бориса:

– Знаю. Перерезана дорога на Ярцево вчера немцами. Так что, боец, до полка своего ты не доберешься.

– А как же нам быть? У меня немцы танк сожгли. Экипаж цел, в окопах сидит.

– Нету танков, танкист. Пока воюй в пехоте.

Полковник повернулся и направился в штаб.

Мы отошли подальше от входа, встали в тени дерева.

– Что делать будем? – спросил Борис.

– Не знаю пока, полковник не сказал ничего. Думаю, возвращаться в роту надо.

– Так-то оно так, только я танкист, а в окопах танков нет.

– У меня такое же положение. Слышал, что полковник сказал? Нет танков! Ты что теперь – лапки сложишь и ждать будешь, когда тебе танк дадут?

Борис, пожав плечами, вздохнул:

– Давай хоть подхарчимся где-нибудь.

Борис подошел к часовому – узнать, где кухня. Мы бодро отправились туда, и Борис стал требовать обеда. Мы, дескать, с донесениями прибыли с передовой, не евши. Конечно, это была наглость, мы – не штабные работники. Однако повар сжалился над нами, налил по миске борща, дал буханку ржаного хлеба на двоих. Уговаривать нас не пришлось, все съели быстро.

Только уселись в тени под деревце – отдохнуть перед обратной дорогой, как раздался истошный крик: «Немцы!»

Штабные забегали. Я выматерился – ну поесть спокойно не дадут!

Однако сколько мы ни крутили головами, никаких следов прорыва не увидели, стрельбы тоже не было слышно. Странно! И лишь потом обратили внимание, что солдаты пальцами вверх показывают. Тогда почему кричали «немцы», а не «воздух», как обычно, при налете?

Мы подняли голову. Мама моя, в полукилометре от нас с неба на парашютах опускались немецкие десантники! Ветром их сносило в сторону – как раз на городишко. Обычно десантирование производят на луг или поле, а вот на город сбрасывать десант избегали – слишком велик риск покалечиться при приземлении.

Парашютистов сносило к западу от центра городка. Вот приземлился один, потом другой, а потом они посыпались, как горох.

Придерживая автоматы, мы побежали к мотоциклу. Борис уселся в коляску, схватился за рукоять пулемета и стал расстреливать в воздухе фигурки под куполами. Я же захватил из коляски подсумок с магазинами от автомата и побежал от площади туда, где приземлялось большинство десантников.

В этом же направлении бежали бойцы взвода охраны. Едва приземлившись, даже не освободившись от подвески, парашютисты открыли огонь из автоматов. В городе поднялась паника. Некоторые бойцы, слыша стрельбу и видя немцев, решили, что они прорвали оборону. Основные силы полка располагались за городом, и что с ними, мы не знали.

Я поймал на мушку автомата ближайшего ко мне немца, который только что неудачно приземлился. Его накрыло куполом парашюта, и теперь он безуспешно пытался освободиться от него. Я дал короткую очередь, и немец затих. Сверху опускался еще один. Не дав ему долететь до земли несколько метров, я его срезал.

Только теперь у меня появилась возможность присмотреться к десантникам поближе. Их форма отличалась от пехотной, даже стальные шлемы были другие.

Меж тем немцы собирались в группы и отходили в западную часть города. Не иначе, накапливали силы, чтобы навалиться и дать бой.

Короткая очередь из автомата оборвалась неожиданно. По раздавшемуся следом сухому щелчку я понял: в магазине закончились патроны. Я отбросил пустой рожок, прищелкнул полный. Отвлекшись на перезаряжание, я на мгновение по-

терял контроль над окружающим пространством. Сзади грохнул выстрел. Я мгновенно обернулся, готовый выпустить во врага очередь. В двух шагах стоял лейтенант без фуражки и с пистолетом в руке:

– Свои, свои!

А в пяти шагах от меня корчился в муках смертельно раненный парашютист. Спас, выходит, меня незнакомый офицер.

По кирпичной кладке дома, высекая крошки, ударила автоматная очередь. Мы оба упали на землю.

– Из того дома бьют, сволочи!

Лейтенант сунул пистолет в кобуру, подобрал у убитого немца автомат.

– Боец, я справа, с переулка, подберусь, а ты не давай им высунуться.

Лейтенант отполз назад и нырнул в дыру в заборе.

Я подполз к убитому. На боку у немца висела брезентовая сумка. Я отстегнул клапан: да тут гранаты, с длинной деревянной ручкой – аж четыре штуки! Неплохо!

Я залег за парапетом и стал стрелять по окнам. Как только замечал в окне движение, так давал очередь. Прикинул: между мной и домом, где обосновались немцы, метров пятьдесят. Далековато для броска гранаты, но попробую. Я открутил фарфоровый наконечник в ручке, дернул, и, приподнявшись, швырнул гранату. Не долетев с десяток метров, она упала перед домом. Что за чертовщина? Граната крутанулась на месте и – никакого взрыва. Я подумал, что сделал что-то не так – конструкция ведь мне незнакома. И в это время граната рванула. Вот фигня! Взрыв слабый, не то что наши «Ф-1», да и замедлитель рассчитан на очень большое время. Я не засекал, но секунд пять-шесть – это точно против трех секунд у нашей «лимонки». Надо учесть.

Укрываясь за низким парапетом, я переполз к углу дома. Отсюда – ближе к немцам. Улучив момент, я бросил еще одну гранату. Опять недолет, но рвануло уже под самыми окнами.

Парашютисты от взрыва попрятались, стрельба на мгновение прекратилась, и я рванул через улицу к дому, выдергивая на бегу чеку третьей гранаты. Зашвырнув ее в окно, сам упал перед домом.

Грянул взрыв, а через пару секунд внутри дома раздались автоматные очереди. Потом все стихло.

Из окна высунулся лейтенант:

– Эй, боец! Ты где?

– Тут я, около дома.

– Молодец, хорошо с гранатами подсобил.

– Случайно получилось. И гранаты не мои – немецкие, у парашютиста в сумке нашел.

– Вдвойне молодец, что сориентировался.

Стрельба на соседних улицах и переулках то прекращалась, то снова вспыхивала. Наши теснили немцев и добивали последние очаги сопротивления.

– Идем дальше.

Лейтенант легко выпрыгнул из окна. На ходу отбросил пустой магазин, вытащил из-за пояса другой и подсоединил к трофейному автомату.

– Гранаты у немцев дерьмовые, – со знанием дела сказал он. – Запалы долго горят, учти. Мы уже приловчились: упала граната в окоп – бросаем назад.

– Понял уже.

Из переулка выбежали два немца. Увидев нас, они на мгновение растерялись. Этого было достаточно. Мы одновременно открыли огонь. Парашютисты упали замертво.

– Вот что, боец. Ты иди по левой стороне, а я – по правой. Так мы быстрее врага обнаружим, да и одной очередью нас обоих не зацепит.

Мы разделились. Пальцы на спусковых крючках, пот со лба градом, глаза перебегают с домов на деревья. Городской бой – он самый сложный. Дистанции маленькие, противник может появиться внезапно, времени на раздумья нет, действовать надо молниеносно. Чуть зазевался – и ты труп.

Из-за дома на лейтенанта набросились двое. Почему немцы сразу стрелять не стали – вопрос. Живьем взять хотели или встреча была неожиданной и оружие в ход пустить не успели? Схватились с лейтенантом врукопашную. Только меня они не заметили, и, когда один из немцев – рыжий детина с ранцем за спиной – повернулся ко мне задом, я всадил в него очередь. Подбежал к лейтенанту, а тот уже повалил немца. Фашист тоже здоровый верзила, в правой руке нож сверкает. Обеими руками лейтенант перехватил руку немца, от удара удерживает. Подскочил я да с ходу – автоматом ему в лицо, аж кровь брызнула. Обмяк фриц, а тут и лейтенант изловчился – вывернул кисть немцу и всадил его же нож ему снизу, в подбородок.

Сполз с немца, отдышался.

– Ну и здоров – как боров. Спасибо, боец, вовремя подоспел.

– Сержант Колесников, – представился я.

– Лейтенант Кравцов.

Стрельба в городе затихала, звучали только отдельные выстрелы. Добивали десант.

Лейтенант встал, отряхнул брюки, поднял автомат с земли:

– Как думаешь, сержант, десант действительно на город хотели сбросить?

– Нет, – с ходу ответил я. – На город десант не сбрасывают – велика опасность получить травму при приземлении, да и десант не сможет собраться быстро в один кулак. Промахнулись немцы, ветер не учли.

– Ты гляди, какой догадливый. Я так же мыслю. Еще вот думаю – дорогу они оседлать хотели, что от Сафонова к Дурову идет. Излюбленная их тактика – дороги в тылу захватывать да связь резать. Ты откуда такой смекалистый, сержант?

– Танкист я.

– Это я по комбинезону догадался, – улыбнулся лейтенант. – А чего не на танке воюешь?

– Подбили – сгорел танк. Нынче в пехоте обретаюсь.

Лейтенант задумчиво смотрел на меня, думая о чем-то

своем:

– Пойдешь ко мне в разведку? Я из 38-й дивизии, группа генерала Константина Рокоссовского. Слыхал про такого?

– Приходилось.

– Я – командир взвода дивизионной разведки. Мне такие, как ты, – во как нужны! Хорошо действуешь, сержант, – находчиво, по обстановке.

В душе всколыхнулись полузабытые юношеские мечты о разведке, вспомнились рассказы о смелых рейдах бесстрашных, неуловимых разведчиков за линию фронта, добытых «языках», раскрытых планах неприятеля и – чего скрывать – мечты об ордене Красной Звезды на груди или хотя бы медали. Но сейчас шла страшная война, и я понимал, что разведка – не столько романтика, сколько нелегкий труд, который не каждому солдату и по плечу. Но именно к такой солдатской работе тянулась моя деятельная натура. Коль уж приходится воевать, лучше так, чем прозябать в окопах, когда инициатива зачастую наказуема, а сзади «прикрывает» заградотряд.

Потому и думал я недолго:

– Пойду, – выдохнул я.

– Только смотри, – предупредил лейтенант, – не говори потом, что страшно, что уйти хочешь. У нас закон один: рубль вход, два – выход.

– Я два танка потерял, не пугай.

– Тогда идем в штаб, я с переводом улажу.

– У меня товарищ там, из танкистов безлошадных. Ждет меня. Предупредить его надо.

– Тогда пошли.

Бориса я застал у мотоцикла. Увидев нас, он показал пустую ленту пулемета:

– Эх, знатно я по парашютистам пострелял, как в тире.

Я понимающе кивнул:

– Борис, я вот к товарищу лейтенанту перехожу, в разведку. Ты уж сам в роту, на позиции возвращайся.

– Рисковый ты парень, Петя. У них во взводе личный состав за месяц меняется. Ладно, удачи тебе. Не поминай лихом!

Борис уселся в седло, дернул ногой по стартеру, пыхнул дымком и уехал.

Лейтенант зашел в штаб с моей красноармейской книжкой и вскоре вышел. Так я попал во взвод дивизионной разведки.