Текст книги "Русь и Золотая Орда"

Автор книги: Юрий Федосеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Русь доордынская

Глава 1

Извечный спор западников и славянофилов. Влияние природы и географии на формирование русских племен. Дети Дажбога. Родоплеменные отношения. Необходимость создания государства

Мы уже говорили, что государствообразующий народ не появляется в одночасье, но так сложились обстоятельства, что хронологию русской истории, русской государственности мы вынуждены вести с появления на Новгородской земле Рюрика и его рода. Вот так незатейливо и простенько: из темноты к свету, из небытия в бытие, из безымянности к совершенно конкретным лицам, и не просто лицам, а, как нас в том пытаются убедить, носителям более высокой культуры, которые почему-то не удосужились даже поинтересоваться прошлым доставшихся им в управление аборигенов и оставить о них хоть какие-нибудь этнографические заметки, дабы заклеймить их дикость и показать, до каких высот они их потом поднимут. Да что там аборигены, если они и о своей-то просветительской работе не писали более двухсот лет! Может быть, скромничали? Хотя, если вспомнить, что история пишется победителями, то, наверное, не скромничали, а писали, и настолько конкретно, что по прошествии этого времени великий князь посадил за ревизию этих хроник сначала ученого монаха Нестора, а потом и игумена Сильвестра, которые скомпилировали Повесть временных лет и Начальную летопись, причем первоисточники, в том числе и о дорюриковских временах, странным образом исчезли. Так что всем нам приходится довольствоваться официальной историографией Древней Руси в редакции то ли Святополка II, то ли Владимира Мономаха, княживших в те времена. И в нашем праве соглашаться с ней или ставить ее под сомнение.

Первое же, что вызывает сомнение, – это вопрос о происхождении власти, спорят по которому вот уже более тысячи лет. В мирные и благополучные времена спор этот затухает, а если и ведется, то корректно и на научном языке; в смутные же времена, замешанные на социальных противоречиях, спорят на повышенных тонах с применением силы и порой так бушуют, что впору спорщиков в смирительные рубашки облекать. Верх берут попеременно то патриоты и националисты, то всечеловеки и русофобы. А о чем, собственно, спор? О национальной принадлежности Рюрика? Вроде бы мелковата тема, да и вряд ли она достойна того, чтобы занимать умы людей в течение такого продолжительного периода. На самом деле, предмет спора достаточно серьезный и формулироваться он должен примерно так: способны ли мы, русские, самостоятельно обустроить свою жизнь, состоятельны ли мы как государствообразующая нация и нужно ли нам соглашаться с утверждением, что всякий нерусский на Русской земле более способен управлять и быть хозяином, чем ее коренной житель? Вот, на мой взгляд, что стоит за признанием или непризнанием варяжской версии происхождения власти на Руси.

Предвижу, что найдутся люди, которым не понравится такая постановка вопроса, которые скажут, что эдак я, мол, подменяю предмет спора, что старая полемика «славянофилов» и «западников» благополучно завершилась, что давно все обговорено и переговорено, что все это в прошлом и никакого практического значения для современности не имеет. Другие могут пойти еще дальше: обвинят меня в разжигании межнациональной розни, противопоставлении нации и других богопротивных грехах. Представьте, что я испугался и засомневался: «А может быть, они правы и жупел ”западничества” лишь плод больного воображения представителей ”квасного патриотизма”? И никто не покушается на нашу русскость и наши сомнительные русские богатства». Стоп! Стоп! А как же понимать события новейшей истории? Ведь сначала нам вбивали в голову, что Русское государство, в отличие от западно-европейских, и особенно скандинавских, не может быть эффективным собственником и что управление народно-хозяйственными объектами нужно передать в частные руки. Потом, убедившись, что и частник, поставленный в безысходное положение, якобы не оправдывает возлагавшиеся на него надежды, подкидывают нам «новую» идею и, как встарь, начинают приглашать не просто немцев-приказчиков, немцев-экономов, а целые управляющие компании, естественно с Запада. «Земля-де наша все еще обильна, а порядка как не было, так и нет». Дальше – больше. Вопрос из технологии управления переходит в другую плоскость. Речь уже ведется о форме собственности. Иностранцам, мол, нужно продать завод, рудник, аэропорт. Они и управятся лучше, и больше денег вложат в развитие. А ведь это говорят не досужие журналисты и уже не завлабы и эмэнэсы, а представители правительства, губернаторы, министры, которые свое личное неумение управлять почему-то считают возможным переложить на всех нас. Не есть ли это доказательство их приверженности варяжской теории о превосходстве европейцев над несостоятельными азиатами-русскими? Не свидетельствует ли это об актуальности старого спора «славянофилов» и «западников» и для ХХI века? Хуже того. Старый спор о приоритете власти благополучно трансформировался в спор имущественный: кому владеть всем тем, чем богата земля Русская?

Вопрос, как мы видим, не так и прост, поэтому будет все-таки небесполезно продолжить рассуждения на тему: «Откуда все-таки пошла земля Русская и как она управлялась». Может быть, нам удастся найти кое-какие объяснения событиям минувшего и настоящего и, даст Бог, заглянуть в грядущее.

А начнем мы, пожалуй, опять же с истории и ее классиков.

Считается, что Геродот, совершивший в V веке до Р.Х. путешествие в Северное Причерноморье и ознакомившийся с условиями жизни обитавших там скифских племен, сделал удивительный вывод, сводившийся к тому, что племена эти ведут такой образ жизни, какой указала им природа страны. А природа этих мест, как спустя две с лишним тысячи лет подметил его русский коллега С.М. Соловьев, от Белого моря до Черного и от Балтийского до Каспийского представляла собой довольно однообразную картину, без резких переходов и значительных возвышений, что как бы исключало областные привязанности и предрасполагало к однообразным же занятиям. А это в свою очередь обусловливало однообразность в обычаях, нравах, вероучениях. И.А. Ильин к этому выводу добавил еще и влияние русской бескрайней равнины, дремучих лесов и паутины рек на формирование сердечной созерцательности у проживавших там народов – не только русского, но и других, ибо «всякий другой народ, будучи в географическом и историческом положении русского народа, был бы вынужден идти тем же путем, хотя, – отмечал Ильин, – ни один из этих других народов, наверное, не проявил бы ни такого благодушия, ни такого терпения, ни такой братской терпимости, какие были проявлены на протяжении тысячелетнего развития русским народом».

Здесь Иван Александрович как бы отсылает нас к еще более ранним – дохристианским страницам прарусской и праславянской истории. К временам, когда формировалась душа народа, когда народ искал идеал и предмет для подражания, когда закладывались религиозные представления.

Многие авторы совершенно правильно отмечают, что русский народ зарождался и развивался в таких географических условиях, которые с полным основанием можно было бы назвать «проходным двором», через который тысячи лет прокатывались волны вынужденных переселенцев, в связи с чем населявшие эти места люди должны были быть всегда готовыми либо бежать, либо обороняться. Мелкие группы переселенцев наши пращуры принимали благодушно и без опасения, благо свободной земли было предостаточно, к тому же новые люди только усиливали территориальные межплеменные союзы. А вот массовые передвижения народов были смертельно опасны для русичей, так как гонимые переселенцы сами превращались в захватчиков: они уничтожали на своем пути все живое, ибо шли не в гости, не в примаки – они расчищали себе жизненное пространство, на котором могли бы независимо ни от кого продолжать свой род и жить по своим уставам. От таких беженцев нашим предкам и их соседям, как правило, приходилось спасаться в лесах, – именно там при участии лесных племен и выплавлялся сплав будущей нации, обогащавшийся с каждой новой переселенческой волной. Тем не менее еще раз заметим себе, что в начале этого процесса не было ни русских, ни немцев, ни римлян, а были роды и племена Великих Цивилизаций Севера, Тибета, Алтая, а также случайно уцелевшие во времена потопа прайты людей, выжившие на Урале, на Приволжской и Среднерусской возвышенностях. Вполне возможно, что от этих, так сказать, аборигенов и первопереселенцев – ариев и берет свое начало почвенническая составляющая будущей русской нации.

По различным «легендам и мифам», «песням» и всевозможным «гимнам» читатель может составить для себя слащаво героизированное представление о прошлом своего народа. Да, приятно щекочут самолюбие современного обывателя сказки о Гераклах и Прометеях, Зенах и Кенонах, Святогорах и Богатырках, об их справедливости, честности и героизме. Увы, в жизни все было прозаичнее. Наших пращуров больше волновали не возвышенные чувства, а земные проблемы: пища, тепло, безопасность рода. Ведь именно вокруг этих ценностей выстраивались человеческие отношения, складывались определенные стереотипы восприятия себя и окружающих, формулировались правила поведения, появлялись обычаи, выковывался характер народа. Скажем, у тех, кто проживал скученно и на ограниченной территории со скудными запасами пищи, мог развиться характер хищника, добывающего пропитание разбоем. Кочевники-скотоводы, целиком зависевшие от наличия и состояния пастбищ, на протяжении тысячелетий проявляли неимоверное стремление к безраздельному владению степями, что порождало безудержную жестокость по отношению к изгоняемым с таких земель племенам. Собиратели съедобных корешков и пожиратели лягушек могли дойти до каннибализма, но рыболовы и охотники в подавляющем большинстве вряд ли были способны на большее, чем кража добычи из чужой ловушки. Абсолютно новый уровень межплеменных, межличностных отношений складывался у земледельцев. Осев на земле, они как бы заявляли о своих долговременных притязаниях на конкретную территорию, признавая в то же время права другого земледельческого племени на соседние участки земли. Уже никто не мог безнаказанно беспредельничать. Между такими племенами чаще всего складывались отношения вооруженного нейтралитета или союзнические отношения.

Все эти стадии, от собирания корешков до земледелия, от психологии полудикарей до вершин селекционного творчества прошли и наши пращуры. Нельзя исключать, что и они не избежали каннибализма. Однако, как ни странно, ни в русских сказках, ни в исторических хрониках наших более цивилизованных соседей, ни в известных археологических раскопках не найти следов, подтверждающих это (не считая Бабы-яги, любившей покататься на человеческих косточках. Хотя этот сказочный персонаж не просто Злодейка в ступе, она реинкарнация Ясуни, женской ипостаси Дажбога, нашего прапрадеда. Значит, было что-то...).

Итак, в условиях широких просторов и сурового климата, постоянного состояния войны с нескончаемыми потоками кочевников, частых скитаний по лесам и болотам, сложного и многоэлементного этногенеза к концу I тысячелетия образовалось несколько русско-славянских племенных союзов с отличным от других народов общественным сознанием, а также психологией и характером. Отличным потому, что те, другие, и путь прошли другой, отличный от русско-славянского.

Человек пришел в мир беспомощным. Его судьба зависела от сил природы и стихийных бедствий, законы которых ему были неведомы, а потому им обожествляемых. Он поклонялся солнцу и луне, земле и воде, зверю и птице. Но в процессе эволюции люди, состоявшиеся как homo sapiens, начинают понимать, что и от них кое-что зависит. Избавляясь от страха перед силами природы, человек начинает обожествлять души умерших предков, а прародителя возводит в ранг Всевышнего, которому, по мере продвижения человеческого сознания к макрокосму, приписывается и создание Вселенной. Виртуальные боги, созданные по образу и подобию человека, а не реальные дуб или камень, становятся их покровителями – они могут защитить, накормить, научить, а также заставить человека избавиться от зла в себе. Так появились у прарусичей «Законы Сварога». Основным требованием этих законов было: «убегать от кривды и следовать правде». (Не отсюда ли и дохристианское православие – правду славить?) Второй по значимости закон: почитание Рода небесного (Бога Небесного, Великой Матери и Всех порожденных Ими) и своего рода (рода отцов и дедов).

Создавая богов по образу и подобию своему (формулируя догматы веры, обряды и правила поведения), люди тем самым стремятся быть достойными их, похожими на них. В этой связи особую ценность для исследуемого вопроса представляет собой образ прародителя славяно-русов, которым является:

– Дажбог, прошедший путь богатыря и поединщика, способный на равных побороться с самим Перуном, на себе испытавший коварное окаменение и трехсотлетнее ледяное заточение, плотские соблазны богини Смерти, пекло преисподней и распятие на Алатырской священной горе;

– Дажбог, расколовший Яйцо со смертью Кощея-Чернобога и одновременно (по незнанию) нарушивший целостность Вселенной и равновесие между жизнью и смертью, на восстановление которых Родитель Всевышний был вынужден наслать на Землю Вселенский потоп;

– Дажбог, самовозродившийся, самоочистившийся и духовно слившийся с Духом Всевышнего, возродивший Мир после потопа, разделивший Явь от Нави (жизнь от смерти) и ставший Богом Прави и Яви (правды и жизни);

– Дажбог, родивший Коляду, ниспосланного на Землю в качестве гонителя демонов, карающего лика Всевышнего, а также призванного возвратить свет древних Ведических Знаний;

– Дажбог, родивший Ария, а через него давший внукам своим «Законы Сварога»;

– Дажбог, ставший для внуков своих символом Весны и Лета, символом жизни, богом Света, их покровителем и покровителем всего, что их питало: зерна, меда, скота.

В этих превращениях Дажбога мы видим, как изменялся духовный мир и сознание прарусичей. Совершенствуется, прогрессирует человечество – совершенствуется и его вероисповедание, деградирует человечество – жди новых идолов и новых жертвоприношений.

А теперь о власти. Удивительно, но после победы так называемой демократии и свержения идолов марксизма-ленинизма кое-кто всерьез поверил, что законы исторического развития общества отменены так же, как и партийно-комсомольские собрания, что уровень развития производительных сил никак не влияет на производственные отношения, а последние никак не связаны с формой власти и отправлением властных функций, что поведение вождей, князей, королей по отношению к своим подданным и соседним народам зависит лишь от их личных качеств. Исходя из этой ложной посылки, авторы новомодных исторических школ и излагают свои фантазии, забыв напрочь все, чему их когда-то учили в школе... общеобразовательной.

В этой связи совсем не лишним будет напомнить этим реформаторам, что в те давние времена, на заре Христианской эры, наши предки уже знали железо как орудие труда и орудие убийства. К тому времени они уже «десятки веков водили свои стада по степи». Им был знаком труд земледельца и гончара, ткача и кузнеца. В те времена было еще много свободных земель, лесов, болот, где бы они могли укрыться от врагов, а потому вопрос о сильной централизованной власти не был вопросом жизни и смерти. Проблемы выживания, проблемы пищи и тепла они решали, опираясь на испытанный тысячелетиями род, вне которого наши предки (а они знали об этом благодаря многочисленным примерам) были обречены либо на смерть, либо на одичание. Семьи тогда еще толком не знали, да и не могла она постоять за себя, а племя, т. е. объединение родов, связанных единой историей, языком, богами, выступало на арену лишь для решения масштабных задач (отпор пришельцам, исход на новые земли, строительство оборонных сооружений, святилищ...), а потом вся общественная жизнь вновь сосредоточивалась в родах. Власть в родах не была абсолютной. Род возглавлял либо его основатель – родоначальник, либо его наследники. Все жизненно важные решения, касающиеся распрей и междоусобиц, принимались сообща, хотя избежать дробления рода не удавалось. По мере увеличения самого рода вероятность разногласий также увеличивалась, в результате происходил естественный процесс «отпочкования» – кто-то из братьев забирал своих жен, детей, единомышленников и селился неподалеку, становясь в свою очередь родоначальником боковой ветви прежнего рода. Старейшину рода могли сместить, но для этого требовалось общее решение его братьев и близких родственников – мужчин. Вождя племени избирали старейшины родов, они же и снимали его с «должности».

А вот что повествует Велесова книга об устройстве власти в долетописные времена: «Роды управлялись отцами-родичами» (дощечка 5А), «каждый (член рода. – Ю. Ф.) мог слово сказать» (д. 3Б), и слово весомое, ибо «что решено на вече, так и будет, что не решено – не будет» (д. 2А). После прихода русичей на Карпаты (VII век до Р.Х.) «князья и воеводы (стали. – Ю. Ф.) отцами людей» (д. 6А). Стали не по собственному хотению, а «избирались... вечем» (д. 25), причем избирались не для проформы, а чтобы «власть их заботилась о нас» (д. 24В), чтобы «те юношей вели в сечу суровую» (д. 7А), а поэтому люди должны были подчинить свои личные интересы интересам рода-племени, «князей слушаться и воевать за землю нашу, как они говорят...» (д. 8з). Впрочем, князья служили не даром: «дань им даем и будем давать до конца» (д. 29). Ну а если что не так, «если люди не хотели их» – князей (д. 25), то князья, «отрешенные на вече, становились простыми мужами и землю пахали» (д. 37Б).

Из всего этого следует, что предки наши накануне призвания варягов не вели «зверьский образ» жизни, как о том говорил предубежденный летописец-монах, что они знали силу рода, силу князя, силу веча. Знали они и великих вождей – Ария, Словена, Руса, и великих князей – Кия, Белояра, Бравлина, Мезенмира, появлявшихся в судьбоносные времена для племен, населявших Восточную Европу.

Ну а что же государственность? Увы, государственные институты в долетописной Руси появлялись, как и князья, в случае большой беды, в случае войны, когда нужно было объединять роды и племена для отпора очередному агрессору. В мирные же времена наши предки предпочитали жить по своим деревенькам и городкам, занимаясь повседневными делами в режиме натурального хозяйства и редко общаясь между собой. Объясняется это и большими пространствами, разделяющими поселения, и этническим разнообразием – ведь на просторах от Волги до Днепра, от Балтийского до Черного моря, как мы уже говорили, жило множество племен, ведущих свою родословную от разных прародителей, которые передали им свою культуру, свои, отличные от других, обычаи, обрядность, диалекты. Каждое племя имело собственную «элементную базу» этногенеза. У кривичей и дреговичей преобладали угро-финские корни, у словен и руси – балтские и венедские, у северян преобладали савиры, у вятичей и радимичей – западные славяне, у хорват и тиверцев – скифы, сарматы. Разнились и их боги. Так, если в пантеон днепровских славян входили Перун, Хърс, Дажбог, Стрибог, Съмаргл и Макошь, то у западных славян наиболее почитаемыми были Световит, Прове, Радегаст, Белбог, Родомысл, Златая мать. Согласно Велесовой книге, днепровскому Перуну приносили дары, от земли произраставшие, а прибалтийскому Перкунасу – рыбу, животных и даже страшную человеческую жертву. Помимо главных богов, у славянских племен были и более мелкие божки: поморы поклонялись богу Морскому, скотоводы – Велесу, охотники – Зеване, селяне – Могоши, Мерцане, Сьва. Почитались и полудухи: лешие, водяные, русалки, домовые. Все это свидетельствует о том, что вряд ли такое разношерстное население Восточно-Европейской равнины могло составлять единый народ, стремящийся к созданию единого государства. Центробежные силы преобладали над центростремительными, о чем открыто и с горечью говорит автор Велесовой книги: «...так стала между русами распря и усобица... Вспомним о том, как при отце Ории один был род славян, а по отце (после его смерти. – Ю. Ф.) три сына его разделили натрое. И так стало с Русколанью и венедами, что разделились надвое. То же – с борусами, что надвое разделились. Тогда скоро будет у нас и десять племен! ...Оглендя сказал, что можно делиться до бесконечности? Та Борусь единая что-то может, а не десять!..»

И тем не менее в истории восточных славян есть немало примеров массового героизма в критические периоды их жизни, когда над родами нависала смертельная опасность. В эти моменты действовали законы военного времени и строго соблюдалась воинская дисциплина. «Старые родичи говорили и приняли клятву на верность и держали ее аж до смерти. И мы должны умереть, а Русь вызволить. Говорю, если кто не желает идти в бой, а бежит в дом свой, то поймаем его за уды и отдадим его грекам, как вола, работать. Кара его будет тяжкой, а род его извергнем, а жена не оплачет его. Имя его забудется» (В.К., д. 32).

Но стоило русичам отбиться, справить тризну по погибшим, порадоваться за оставшихся в живых, стоило им окунуться в повседневные дела своих родов, как тут же активизировались центробежные силы. Князья, стремившиеся сохранить за собой власть, сделать эту власть наследственной и тем самым укрепить начала государственности, не поддерживались старейшинами родов, которым был мил патриархальный, неагрессивный уклад.

А разве плохо, что человек стремится жить своим родом, не затрагивая интересов ближних соседей, не объединяется с ближними с целью захвата охотничьих угодий, пастбищ и домов дальних соседей? Разве плохо, что род миролюбив и не завистлив, что он довольствуется тем, что Бог послал? И стоит ли восхвалять стремление народа к паразитическому существованию за чужой счет, будь то умыкание, набеги или интервенция? А ведь для этого что требуется? Алчный характер, предмет вожделения и внутренняя организация для реализации подобных планов.

Что нужно, чтобы безнаказанно обидеть одинокого путника? Группа людей хотя бы из двух-трех человек. А чтобы ограбить торговый караван? Можно обойтись шайкой из нескольких десятков человек. Изгнать род с пастбища способно племя. А вот если появится желание заставить аборигенов поработать на себя – потребуется государство. И чем больше невольников, тем мощнее оно должно быть. Выходит, приоритет в государствообразовании принадлежит не мирным и демократичным народам, а алчным, агрессивным и тоталитарным. Интересно, не правда ли? Стоит ли спорить по поводу того, кто кого совратил с пути Правды, кто кого научил обижать беззащитного, кто кого повел на «мокрое дело»? Вся предшествующая история русичей с их особенностями климатического и географического существования готовила их не к набегам, а к защите того, что они имели.

Но жизнь не стояла на месте. Народонаселение евразийского материка росло, земель катастрофически не хватало. В свои права вступали волчьи законы. И если русичи не нуждались в чужой земле, то их земля ох как привлекала соседей. Как говорят на Востоке: «Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе». Восточные славяне (русичи) не спешили в международную политику, но международная политика сама пришла на их территории и предъявила ультиматум: «Если вы не начнете играть самостоятельную роль, то дело будет сделано без вас, но с использованием ресурсов вашего народонаселения, ваших торговых путей, ваших природных богатств». Временам отсидки в лесах и болотах приходил конец. Враг уже не просто стучался в двери, а ломился в дом и творил беззаконие. С VIII века поляне, северяне, радимичи и вятичи оказались под властью хазар. Обложив население данью, хазары захватили Киев и новые торговые пути «из варяг в греки» и «из варяг в хазары». С севера же в качестве альтернативного претендента на роль хозяев Русской земли надвигались изгнанные из Западной Европы варяги, искавшие средства к существованию. Таким образом, родоплеменная Русь оказалась в тисках между двумя более агрессивными, а следовательно, и более организованными силами: хазарами и варягами.

Вот и получалось, что южные племена русичей «осваивали» государственность по-хазарски, а северные – по-варяжски, хотя и в том и в другом случае это был неприкрытый грабеж.

Однако, справедливости ради, следует отметить, что в IХ веке не одна Русь переживала кризис родоплеменных отношений и подобные «родовые муки». Вся Европа, все более-менее крупные племенные союзы были «беременны государственностью».

Раздел империи Каролингов в 843 году привел к созданию Франции, Западно-Франкского и Восточно-Франкского королевств. Но не стоит обольщаться: королевства эти не были едиными и состояли из множества княжеств, боровшихся между собой за главенство. Те же хваленые германские племена обрели единый язык лишь в ХVI веке, а централизованное государство – еще спустя три столетия. До этого они представляли собой чуть ли не триста самостоятельных государств. Англия, пережившая в первом тысячелетии серию нашествий, лишь с приходом Вильгельма Завоевателя (1066 г.) смогла создать сильную королевскую власть. Причем и в Англии, и во Франции, и в Германии, и даже в Испании, где государственность появилась несколько раньше, к власти пришли не аборигены, а пришельцы, завоеватели. Так что Русь, даже если и признать варяжскую теорию происхождения государства, в IX веке мало чем отличалась от кичащейся своей самодостаточностью Европы, – пpocто в Европе немного раньше обнаружился дефицит жизненного пространства и евразийцы вынуждены были чуть быстрее вооружиться для борьбы за «место под солнцем».

Аналогичные процессы происходили и на Севере: в начале IX века в Дании под руководством Годфреда – одного из племенных вождей, в конце того же века в Норвегии во времена правления «короля племени» Харальда Косматого, в X веке – в Швеции. О Финляндии умолчим, потому что свое государство она получила в XX веке из рук Советской власти.

Мы говорили о Западной и Северной Европе, находившейся под юрисдикцией Папы Римского, исповедовавшего принцип насильственного насаждения учения Христа. Иначе вела себя Восточная церковь. Свое влияние на соседние славянские народы она тоже распространяла через религию, но не наскоком, не «огнем и мечом», а исподволь: переводом Священного Писания на славянские языки, воспитанием в духе Православия «национальных кадров» (Кирилл и Мефодий), которым было проще вести миссионерскую деятельность среди своих соотечественников. В результате и Болгария, и Моравия приняли крещение в 862 году или около этого. Небезынтересна судьба и польских (ляшских) племен, обретших свою великокняжескую династию Пястов двумя годами раньше. Так что Русь напрасно пытаются выставить такой дремучей и отсталой. Разница в десять-двадцать лет при решении вопросов государственного самоопределения и государственного строительства – срок мизерный, следовательно, стесняться, а тем более посыпать голову пеплом в приступе самоуничижения нам вряд ли стоит.