Текст книги "40 градусов в тени"

Автор книги: Юрий Гинзбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Положение серьезное, на работу Митрофанов долго не выйдет, честно говоря, я думаю, не выйдет никогда. Будем лечить, звоните, приезжайте.

В машине на обратном пути все молчали.

Через день директор вызвал Игоря:

– Нет вариантов, ты самый грамотный в части унификации трансмиссий, тема эта под министерским контролем, на тебя возлагается руководство и вся ответственность по выполнению этой тематики. Это согласовано с руководством головного института. Кроме того, мы посоветовались с двумя московскими заместителями директора и приняли решение назначить тебя начальником лаборатории, пока временно исполняющим обязанности, а там посмотрим.

Так волею судьбы в двадцать пять лет Игорь стал начальником лаборатории с окладом аж сто шестьдесят рублей в месяц. В процессе дальнейших работ по трансмиссиям профессору пришлось побывать неоднократно и поработать с КБ большинства советских заводов, производящих военные и гражданские самоходные машины. В процессе поездок он представлял главным конструкторам типоразмерный ряд унифицированных и типизированных коробок, разработанный у них в институте, и пытался уговорить заводские КБ пойти на компромиссы. Подвижки были минимальными. Спустя год профессор оформил все материалы в большой отчет и выступил с докладом на совете в головном институте. Совет никакого решения не принял, а председатель – первый заместитель директора по научно-экспериментальной работе – в полушутку сказал: «Что ж, мы сделали что могли, пусть этот отчет немым укором лежит на столе у трех министров!» (Машины делались в различных министерствах.)

После совета Игорь пошел ко второму заместителю директора их института Григорию Григорьевичу Караваеву, который курировал их филиал. Это был почти двухметровый гигант килограмм на сто двадцать, который, несмотря на добродушный и простоватый вид, отличался тонким умом и глубокими знаниями политико-технической столичной кухни.

– Игорь, я понимаю твои чувства, полтора-два года тяжелой работы, ты тянул всё после ухода Митрофанова – я знаю – и всё псу под хвост. Но, поверь мне, сделать ничего нельзя, я зондировал вопрос в промышленном отделе ЦК – всё глухо. Чем я могу сейчас тебе помочь?

– Григорий Григорьевич! Я хочу сменить амплуа, в трансмиссиях мне делать нечего, теперь, вы поверьте мне, мы настолько отстали от американцев, что трансмиссионщикам надо только знать английский язык, а остальное всё приложится. Я хочу заниматься машинами в целом.

– Ну, у вас в филиале такого подразделения нет, отдельную лабораторию я тебе не обещаю, а вот группу в лаборатории Краснова (эта лаборатория занималась общими вопросами по оптимальному составу парков машин) человек в пять ты получишь. Зарплату мы тебе сохраним. А кого ставить на трансмиссию?

– Я вам рекомендую Должика, он сегодня у нас наиболее подходящая кандидатура. Правда, он пока работает на ЧТЗ, но я его перетащу – беру обязательство.

С одной стороны, Игорю было жалко потерянного времени на работы по унификации трансмиссий, а с другой стороны, он ознакомился почти со всеми советскими релевантными заводами, побывал во многих городах СССР и, главное, приобрел множество полезных знакомств и связей, что в тогдашних советских условиях имело большую ценность. Кроме того, «он и людей посмотрел, и себя показал», как говорилось в народе. Советская, в принципе неработоспособная хозяйственная система во многом держалась на профессиональных людях, обладающих высокой сознательностью и связанных между собой неформальными связями.

В июне 1967 года разразилась Шестидневная арабо-израильская война (с 5 по 10 июня). Она была одной из самых коротких войн в мировой истории, но оказала существенное влияние на историю XX века. О ней написаны сотни книг, статей и академических трактатов, и поэтому остановимся только на аспектах, в той или иной мере оказавших влияние на жизнь простых профессиональных евреев в СССР. Меньше чем за неделю израильская армия разгромила армии Египта, Иордании и Сирии. Такого не ожидал никто. К Израилю отошел Иерусалим, западный берег реки Иордан, Синайский полуостров и Голанские высоты. Потери арабов составили больше 15 тысяч убитыми, еще десятки тысяч были ранены, а шесть тысяч (в том числе 21 генерал) пленены, плюс тотальная потеря вооружений. Израильтяне потеряли около восьмисот человек убитыми и трех тысяч ранеными. Число военных трофеев тоже было огромным: сто танков в полной исправности и с неизрасходованным боекомплектом и около двухсот – с незначительными повреждениями. Игорь еще застал эти отремонтированные и усовершенствованные машины в составе ЦАХАЛа после эмиграции в Израиль. Одно было ясно советским евреям: именно СССР был реальным вдохновителем этой войны. Его целью было установление руками арабов выгодного СССР порядка на Ближнем Востоке. Огромные средства, затраченные СССР на вооружение арабских стран и обучение их военных кадров пропали зря. Арабские армии были вооружены советским оружием, обучены советскими инструкторами, воевали по советским тактическим схемам, однако Шестидневная война совсем не протекала по планам советских стратегов. Всем было очевидно, что поражение арабских армий было в некоторой степени поражением Советского Союза. А для советских людей мощь страны оценивалась военными победами. Военная же победа была на стороне Израиля. Пришло понимание, что арабские армии, несмотря на численное превосходство и огромную военно-техническую помощь, не в состоянии победить израильскую армию, что подрывает авторитет СССР. Теперь кубинцев и вьетнамцев считали хорошими воинами и союзниками, а арабские солдаты и офицеры появлялись исключительно как герои анекдотов.

Отношение к евреям со стороны простых советских граждан сильно изменилось. Более того, сами евреи стали смотреть на себя по-другому, они ощутили собственное достоинство и обрели некую гордость за свое еврейство. Антиеврейские анекдоты уступили место проеврейским анекдотам, появившимся в огромном количестве. Причем эти анекдоты рассказывали в открытую, никто особенно не прятался. Однажды Игорь с одним коллегой, тоже евреем, прилетел в Москву на одно важное совещание, и они первыми зашли в зал заседания в головном институте. Через какое-то время Игорь услышал, как их генеральный директор, подходя к дверям, спросил ученого секретаря:

– А Гольд уже прилетел?

На что секретарь ответил:

– Не волнуйтесь, они уже здесь!

Все окружающие понимающе засмеялись. Дело было в том, что в то время был очень популярен анекдот о том, как в милицию привели двух хулиганов, затеявших драку с евреями на улице. В объяснении они написали: «Я и Вася выпили с утра по стакану и слышим по радио, что началась арабо-израильская война. Мы врезали еще по двести грамм и слышим, что евреи уже на Синайском полуострове, мы закусили, выпили еще по двести, выходим на улицу проветриться, смотрим, а они уже здесь!»

Народ также уже слабо реагировал на крики официальной пропаганды об израильской агрессии, израильской военщине и пр. Сравнение А. Н. Косыгиным действий израильских военных с действиями Вермахта в начале Отечественной войны, сделанное на сессии ООН в июле 1967-го, особого успеха в народе не имело. Все отлично видели разницу в ситуации.

Совсем другая реакция была у советских властей. В одностороннем порядке были прерваны дипломатические отношения с Израилем. Началось постепенное вытеснение евреев из государственных учреждений, таких, например, как МИД, МВД, Академия наук и пр. В НИИ и КБ, связанных с разработкой военной продукции, начали внедрять принцип трех «не»: не увольнять, не принимать и не повышать. Впервые о трех «не» Игорь услышал в Москве от мужа двоюродной сестры Даны, который много лет работал в КБ Королева.

На вопрос Игоря:

– Как дела?

Он ответил:

– По третьему «не».

В вузах ужесточился контроль за приемом евреев на престижные и военные специальности. Начали появляться в прессе разоблачительные статейки. Конечно, и по сей день не найдены ни в каких архивах документальные подтверждения о тенденции к зажиму евреев, но живущим в то время в СССР тенденция была достаточно очевидна. Таким образом, Шестидневная война отрицательно влияла в течение двадцати лет на карьеру профессиональных советских евреев, абитуриентов, соискателей степеней и приличных должностей в системе и др. В этот момент резко усилился процесс отъезда евреев из СССР. В июне 1968 года министр иностранных дел Андрей Громыко и глава КГБ Юрий Андропов подали в ЦК записку с предложением разрешить советским евреям эмигрировать, в результате чего разрешался выезд полутора тысяч в год пожилых граждан без высшего и специального образования.

Практически профессор никак вышеописанной тенденции на себе лично не ощущал, а вот к изучению чисто военно-технических аспектов Шестидневной войны некоторым образом был причастен. Опыт Шестидневной войны в очередной раз доказал, что даже самая современная техника с плохо обученным и немотивированным персоналом не в силах побеждать армию с устаревшим вооружением, но квалифицированными кадрами. Это касалось как ВВС, так и бронетанковых частей. Арабские летчики, вооруженные вполне современными самолетами, не владели искусством современного воздушного боя и не умели эффективно взаимодействовать со своими ПВО и друг с другом. Арабские танкисты, оснащенные вполне современными советскими танками Т-54 и Т-55, проигрывали по уровню боевой подготовки израильтянам, имеющим не самые лучшие и не самые современные машины. Боеспособность арабских войск была крайне низкой. В танковых сражениях Шестидневной войны участвовало около двух с половиной тысяч танков с обеих сторон. Конечно, часть из них были устаревшими, но много было и современных машин. К началу войны Египет и Сирия имели на вооружении несколько сотен новейших танков Т-55. Их нарезная пушка могла эффективно поражать большинство западных танков, а низкий контур обеспечивал высокую неуязвимость на пересеченной местности. Кроме того, в составе арабских армий находились тяжелые танки ИС-3, плавающие танки ПТ-76 и усовершенствованные «тридцатьчетверки».

Израильские бронетанковые силы включали в себя британские, американские и французские танки времен Второй мировой войны: «Центурион», «Паттон», АМХ-13. Весьма эффективными были танки М-51 Super Sherman со 105-миллиметровым орудием, двигателем Cummins VT8—460 и автоматической трансмиссией (израильская модернизация американского танка «Шерман»). Если увидеть живьем «Шерман» профессору довелось в СССР после войны Судного дня, то остальную технику он уже с интересом рассматривал в танковом музее в Латруне по прибытии в Израиль.

Победа в Шестидневной войне послужила мощнейшим импульсом для разговоров о ЦАХАЛе в преувеличенно возвышенных тонах и провозглашения ее чуть ли не сильнейшей армией мира. Эти преувеличения сыграли вредную роль во время арабо-израильской войны, получившей название «война Судного дня». Тогда в первые сутки боевых действий Египтом и Сирией было достигнуто серьезное преимущество перед израильскими войсками. Главнокомандующий ВВС Египта, выпускник Фрунзенского авиационного училища Хосни Мубарак (будущий президент) под прикрытием систем ПВО за первые семьдесят два часа войны уничтожил свыше ста израильских самолетов. В начале октября на суше была прорвана линия Бар-Лева и путь на Тель-Авив оказался фактически открытым для египетских войск. День для нападения выбрали, конечно, преднамеренно: 6 октября – важнейший религиозный праздник Йом-Кипур (Судный день), который положено проводить в посте и молитвах.

Прославленная израильская разведка не сумела вскрыть приготовлений арабов под покровом учений и вместе с военным руководством уверяла правительство, что Египет и Сирия абсолютно не готовы к войне и даже мобилизацию резервистов проводить не следует. В результате Израиль едва не оказался разгромленным. Потери израильтян в войне Судного дня составили 2656 человек. Более 10 тысяч раненых. С арабской стороны погибли около четырех тысяч сирийцев, 15 тысяч египтян. Дальнейший ход войны нет смысла описывать, поскольку он широко освещен во множестве произведений разного жанра. Дальше всё было как обычно: окружение арабских армий, тысячи пленных, горы трофейного оружия, истерические призывы арабов остановить «израильских агрессоров», угрозы Советского Союза и т. п. Разгром арабов был полным. Израильские войска находились в сорока километрах от Дамаска и в ста километрах от Каира, имея возможность взять обе столицы. От полной катастрофы Египет и Сирию спасло только активное вмешательство СССР. Война Судного дня стала наиболее масштабной в послевоенной истории. С обеих сторон в войне участвовало в общей сложности более 1,4 миллиона солдат и офицеров, более 5300 танков, свыше 7000 БТР и БМП, около 2700 орудий, более 900 самолетов и 140 вертолетов. В Союзе советские евреи не успели испугаться, а завзятые антисемиты порадоваться. Перелом в войне произошел буквально на третьи сутки. В Союзе мало кто верил советским СМИ, и многие в то время сидели ночами у своих «Спидол», пытаясь выудить крохи информации в треске мощных «глушилок». Из вражеских голосов и обмена информацией с коллегами Игорь узнал, как был возмущен Л. И. Брежнев поражением арабов. Якобы он кричал Громыко (впоследствии оказалось, что это была чистая правда): «Мы столько лет предлагали им разумный путь. Нет, они хотели повоевать! Пожалуйста, мы дали им технику, новейшую – какой во Вьетнаме не было. Они имели двойное превосходство в танках и авиации, тройное – в артиллерии, а в противовоздушных и противотанковых средствах – абсолютное. И что? Их опять раздолбали. И опять они драпали. И опять вопят, чтобы мы их спасли. Нет! Мы за них воевать не станем».

Игорь цифрами, конечно, не владел, но о массированных поставках наземной техники и массовой посылке в Египет и Сирию советских военных специалистов хорошо знал. Потом стало известно, что Египет за промежуток между войнами получил от СССР 1260 танков Т-54/55, 400 танков Т-62, 750 бронетранспортеров БТР-50 и ОТ-62, 150 новейших боевых машин пехоты БМП-1, сотню бронированных разведывательных машин БРДМ. Сирия получила также немало. Вся боевая подготовка велась советскими инструкторами. В период между войнами 1968 и 1973 годов главным поставщиком вооружений Израилю были США. Парк ударных бронированных машин Израиля включал в себя 150 новейших американских танков М60А1, 450 американских бронетранспортеров и командно-штабных машин М577 на базе бронетранспортера МПЗ, около 200 бронетранспортеров МПЗ, около сотни трофейных советских бронетранспортеров БТР-50П и их чехословацких версий ОТ-62 «Топаз», 1850 танков («Шерман», М-48, «Центурион», АМХ) и несколько сотен советских танков Т-54/55 и ПТ-76. При этом трофейная бронетехника модернизировалась в Израиле: так, например, на танки Т-54/55 ставили пушки L7, американские пулеметы, заменили дизели и коробки передач. Таким образом, танковый парк ЦАХАЛ, помимо современной американской техники, во многом состоял из устаревших, модернизированных своими силами модификаций английских и французских танков и БТР, а также из трофеев советского производства.

Во время войны Израиль, конечно, опирался на могучую руку США. Президент Никсон приказал в экстренном порядке немедленно восполнить все технические потери израильтян, причем поставлять самые лучшие образцы вооружений. «Необходимо спасти Израиль, чего бы это ни стоило», – сказал он Киссинджеру.

Начиная с 14 октября, в течение 32 дней американская транспортная авиация совершила 567 рейсов в Израиль, доставив в общей сложности 22 300 тонн военных грузов.

Несмотря на победу, в Израиле о войне Судного дня вспоминают с оттенком скорби из-за высокой цены, заплаченной народом и армией. Ну а в арабском мире, наоборот, несмотря на очевидное поражение, в это время празднуют победу над Израилем. В отличие от Шестидневной войны, война Судного дня в Союзе не вызвала ажиотажа ни среди народа, ни у советских властей. В народе поражение арабов восприняли как закономерность и решили, что еще один эксперимент ничего не решает. В связи с тяжелым положением в стране со снабжением продовольствием и промтоварами, бросовые затраты на вооружение и обучение арабских армий вызывали у граждан глухое неудовольствие. Властям было уж очень трудно говорить об израильской агрессии, поскольку почти всем было понятно, кто на кого напал. Поэтому ничего нового вдобавок к реакции после Шестидневной войны не появилось. Во внешней политике война Судного дня привела к разрыву отношений между СССР и Египтом, и переориентировавшийся на США Садат склонился к подписанию мирного соглашения с Израилем, договоренность о котором была достигнута на саммите в Кэмп-Дэвиде в 1978 году. А вот для израильтян эта война стала холодным душем, остудившим эйфорию в обществе после Шестидневной войны. Поскольку раздувание собственной значимости и пренебрежение мощью врагов или конкурентов является неотъемлемой чертой израильтян, такой урок был очень полезным, хотя за него пришлось заплатить высокую цену.

Караваев, впрочем, как и Игорь, свое обещание выполнил, и, вернувшись в Челябинск, профессор приступил к работе в новой лаборатории. Прежде всего, он решил начать с выработки концепции своей будущей кандидатской диссертации. В ту пору у советского человека, вставшего на стезю науки в любой сфере, не было другого пути обеспечить себе мало-мальски приличное материальное положение и продвижение по службе, кроме как защитить диссертацию. Штатное расписание любого научно-конструкторского учреждения было общегосударственным и четко определяло зарплату «остепененных» работников, занимающих ту или иную должность. Она была почти в два раза выше зарплаты работника без степени. Тему диссертации Игорь уже «выносил», но теперь надо было обзавестись авторитетным руководителем. В качестве такого он наметил Михаила Федоровича Балжи, который заведовал кафедрой колесных и гусеничных машин и был деканом автотракторного факультета ЧПИ. Надо было думать, как к нему «подъехать». Он был очень известный человек, бывший главный конструктор ЧТЗ по танкам, автор проекта тяжелых танков ИС-3 и Т-10, лауреат многочисленных премий и т. д. и т. п. И аспиранты у него были только из очной аспирантуры ЧПИ.

Тут произошло одно событие, оказавшее значительное влияние на профессора как человека и профессионала. Его отец работал с одной женщиной на кафедре теплотехники и термодинамики ЧПИ, брат этой женщины, Владимир Иосифович Барановский, был главным конструктором Брянского автомобильного завода (БАЗ). Он был выходцем с ЧТЗ, где стоял во главе разработки унифицированных трактора Т-140 и артиллерийского тягача АТ-С. Затем производство тракторов было передано в Брянск, а тягачей – на Курганский машиностроительный завод.

Владимир Иосифович почему-то решил вернуться в Челябинск, где он планировал занять должность заместителя директора института, в котором работал Игорь. Естественным было его желание получить как можно больше информации об институте из неофициальных источников, и он попросил сестру узнать, не собирается ли профессор в Брянск.

Как-то в одном из сборников «Физики шутят» профессор прочел такую шутку: «Что такое наука? Наука – это удовлетворение собственного любопытства за государственный счет».

Так вот, прелесть и одновременно слабость советской системы состояла в том, что в этой шутке была огромная доля правды. То, что это не привело к очень быстрому коллапсу системы, а, наоборот, во многом способствовало успехам советской науки и техники, объяснялось исключительно высокой сознательностью, патриотизмом, порядочностью и квалификацией большинства советских ученых и инженеров.

Профессор выписал командировку и полетел в Брянск, тем более что у него накопились кое-какие дела на тамошнем заводе. Барановский оказался сероглазым, совершенно седым плотным мужчиной среднего роста лет пятидесяти. Его биография была весьма интересна. В 1929 году советское правительство приняло постановление о строительстве тракторного завода на Урале. В качестве прототипа первого трактора был выбран американский трактор Caterpillar-60. Для проектирования завода наряду с советскими проектировщиками были привлечены американские специалисты, прибывшие в Челябинск. Проект начинался с приобретения трактора «Катерпиллер-60», который разобрали на части. С использованием этих деталей разрабатывались чертежи советского трактора, и планировалась закупка зарубежного оборудования для его изготовления. Поскольку в работе было занято много специалистов, а трактор был куплен в единственном числе, детали поместили на стеллажи в специальную «железную» библиотеку, которая функционировала как обычная библиотека. Можно было зайти и получить любую деталь. Заведовал этой библиотекой инженер из фирмы «Катерпиллер», а так как детали были тяжелые, то снимал их со стеллажей и относил «абонентам» российский юноша. Владимир Иосифович и был этим юношей. 15 мая 1933 года первый гусеничный трактор «Сталинец-60» вышел из ворот сборочного цеха. Поскольку американец русский язык не знал, а абоненты не знали английского, то Владимир Иосифович волей-неволей осваивал английский и за два года худо-бедно заговорил. Потом он окончил техникум, далее институт и стал одним из ведущих конструкторов завода.

Барановский оказался очень умным, толковым и эрудированным человеком, и Игорь почему-то сразу понял, что они будут единомышленниками и друзьями, несмотря на разницу в возрасте. Так оно и случилось. Через два месяца Барановский приступил к работе на новом месте. Его сразу же многие невзлюбили. Начальство – потому что он был беспартийным, говорил то, что думал, в глаза и не придерживался стереотипов ни в человеческих отношениях, ни в технике. А подчиненные – потому что он был слишком знающим и разбирался в каждом вопросе досконально, не веря на слово, что многим не нравилось. «Персональным» антисемитам, использующим государственный антисемитизм для конкуренции со своими высококвалифицированными коллегами-евреями, не нравилось его исключительно лояльное отношение к евреям. Барановский прекрасно знал Балжи еще с довоенных времен и предложил Игорю поехать к тому на встречу. Сказано – сделано: Балжи принял их и согласился взять Игоря в заочную аспирантуру. Отец Балжи был грек, и от него тот унаследовал бурный темперамент, с которым Игорь тут же познакомился. Дело в том, что сам Балжи был адептом механических бесступенчатых трансмиссий, а Игорь собирался делать диссертацию по машине с гидравлическим трансформатором. В ходе беседы у них возникла дискуссия: Балжи вскочил с места, обежал огромный письменный стол и закричал: «Если ты такой умный, иди на мое место»…

Но он быстро отходил, и беседа через минуту вернулась в рабочее русло.

Игорь начал работать над диссертацией, которая содержала весьма развитую математическую часть. И тут опять помог случай. У них в институте работал один еврей по имени Феликс Ефимович Водяной. Он был весьма примечательный человек, обладающий тем, с чем профессор познакомился только в Израиле – «хуцпой», наглостью по-израильски (конечно, этого слова тогда ни Игорь, ни кто-либо из его окружающих не знали). По понятным причинам, одни специально в шутку, а другие по неточному знанию называли его «Феликс Эдмундович» (так звали Дзержинского).

Когда Феликс проходил без очереди куда-либо, где стояла большая очередь, то народ, который бы растерзал обычного человека, так поступающего, тихо расступался и пропускал его вперед в полной уверенности, что тот имеет законное право так делать. Однажды профессор летел с Феликсом в полупустом самолете. Пассажиров по радио попросили занять места в первом салоне во избежание нарушения центровочного графика самолета. Феликс не обратил на это ни малейшего внимания и потащил профессора в хвостовой салон, где он почему-то любил сидеть. Подошла стюардесса и попросила путников пересесть, привычно бубня что-то про центровочный график.

На что Феликс сказал ей:

– Мы пересядем, если вы покажете нам этот график.

Стюардесса была потрясена больше, чем вавилонский царь Валтасар, увидевший во время пира огненные слова, начертанные на стене: «Мене, текел, фарес» («Взвешен, измерен и признан недостойным»). Состояние стюардессы полностью соответствовало состоянию несчастного царя, описанному пророком Даниилом: «Тогда царь изменился в лице своем; мысли его смутили его, связи чресл его ослабели, и колени его стали биться одно о другое».

Через пять минут она привела одного из членов экипажа, которому Феликс повторил то же условие. Может быть, такой график и существовал где-нибудь в КБ Туполева или Ильюшина, но на борту самолетов его никто отродясь не видел. Моторы уже ревели, вызывать милицию из-за такого пустяка экипажу не было смысла, пилот махнул рукой и ушел в кабину. Цель была достигнута – Игорь и Феликс летели в хвосте.

Феликс был альпинистом, и у него был приятель – математик из Москвы Володя Шаинский, с которым Феликс познакомил Игоря. Эта дружба сохранилась на многие годы, включая израильский период жизни. Володя охотно помог профессору с математической составляющей.

Группа, которую возглавлял профессор, проводила и курировала лабораторные испытания машин. Испытания всех типов наземных машин делились на два вида. Первый – так называемые эксплуатационные испытания, которые заключались в том, что несколько опытных машин эксплуатируются в типичных условиях, а испытатели только фиксируют и анализируют все виды отказов и поломок. Второй – так называемые лабораторные испытания, для которых выделяется, как правило, одна опытная машина, изучаемая на предмет определения всех ее параметров: действительных размеров, мощности, скорости, производительности, проходимости и т. п. Подобные исследования проводятся, как правило, на специальных полигонах, имеющих необходимое оборудование и приборы для таких исследований. Институт профессора имел такой полигон в восьмидесяти километрах от Челябинска, в районе старинного промышленного уральского городка Чебаркуль и одноименного озера. Однако в некоторых случаях эти исследования делаются прямо у изготовителя или на местах проведения эксплуатационных испытаний.

Институт, как и все подобные учреждения, был построен по «агрегатному» принципу: подразделения двигателей, трансмиссий, ходовой части и т. д., а вот изучение машины в целом было сферой деятельности профессора. Поэтому на входе в помещение группы профессора висел один из тезисов Норберта Винера[12]12
  Норберт Винер (1894–1964) – великий американский ученый, математик и философ, считающийся «отцом кибернетики» и теории искусственного интеллекта.


[Закрыть]: «Оптимизация частей не означает оптимизацию целого».

С середины и до конца 1970-х Игорь часто бывал на Алтае в Рубцовске, где находился тракторный завод, производящий тракторы, лесозаготовительные и трелевочные машины, а также машиностроительный завод, на котором изготовлялась вездеходная гусеничная техника военного и гражданского назначения. Рубцовск был богом забытым местом в предалтайских степях, на берегу реки Алей (глубиной по колено) недалеко от границы с Казахстаном (сорок километров). Он был в те времена на втором месте в СССР после Норильска по концентрации крупных промышленных предприятий. Климат там преотвратительный – сухая жара с пылью летом и пронзительные холодные ветра зимой. История становления города весьма примечательна: в начале войны эшелоны с оборудованием Харьковского тракторного завода и Одесского завода сельскохозяйственного машиностроения шли на восток, и одновременно с этим происходил поиск места для их размещения. Перед войной в городе было развернуто строительство зерноскладов и сахарного завода. Наличие этих строений позволило разместить там огромное количество эвакуируемого оборудования и немедленно начать производство. Было жаль, что эшелоны не дошли до горного Алтая (Бийск, Горно-Алтайск) с великолепным климатом, лесами, речками и Телецким озером. Но у войны своя философия…

Игорь принимал самое активное участие в разработке на тракторном заводе небольшого промышленного трактора, унифицированного с уже производимым там сельскохозяйственным трактором. Он близко сдружился с тамошними двумя украинцами – начальником бюро трансмиссий и заместителем главного конструктора по новым разработкам, а также был в отличных отношениях с главным конструктором, тоже украинцем. Вообще, на огромной территории примерно от Новосибирска до Тихого океана был повышенный процент украинцев, предки которых переселились сюда в столыпинские времена.

Поскольку Игорь часто бывал в Рубцовске, а место это весьма примечательное с точки зрения посещающей его публики, то ему пришлось там познакомиться с разными интересными людьми. Так, однажды жарким летним днем профессор отправился со своим соседом по гостиничному номеру – «толкачом»[13]13
  Толкачи – на сленге советского времени снабженцы предприятий, действующие полуформальными методами, поскольку предприятия не всегда могли официально закупить необходимое сырье и комплектующие и продать произведенный продукт.


[Закрыть] из Саратова – на пляж речки Алей. На пляже его сосед замялся и пригласил расположиться в кустах на небольшом острове на середине реки, поросшем густыми кустами. Максимальная глубина реки была по пояс, и соседи легко переправились на остров, закатив брюки. Когда сосед остался в плавках, Игорь ахнул: от пяток до шеи тот был покрыт татуировкой. И чего там только не было! На лопатках были изображены двое мужчин, распиливающих бревно в козлах между лопатками. Когда сосед шевелил лопатками, мужчины пилили бревно. Дальше – больше: на попе находились два кочегара с лопатами, которые при шевелении ягодицами бросали уголь в надлежащее отверстие. Руки и ноги были покрыты разнообразными картинками и надписями поменьше.

– Слушай, дорогой, Третьяковскую галерею можно закрывать!

– Вы смеетесь, а я нигде не могу раздеться – народ собирается. А перед внуками как неудобно…

– Да как вас так угораздило?

– Война… штрафбат.

Другой примечательный случай произошел с Игорем, когда он в самолете, летевшем из Новосибирска в Рубцовск, познакомился с молодой красивой женщиной – инженером-металловедом. Всё бы ничего, но когда по прилете на место пассажиры встали, оказалось, что Игорь не достает этой даме даже до плеча. Дальше они жили в одной гостинице, вместе ходили на завод, вместе завтракали и ужинали в ресторане… и слегка забавляли окрестную публику. Второй такой случай был у Игоря спустя много лет, когда в Скопье один его македонский коллега поручил своей жене – бывшей американской модели сербского происхождения – опекать Игоря на Балканах.

Заводчане должны были отправить один опытный трактор в Челябинск на лабораторные испытания. Профессор договорился с ними, что после испытаний трактор останется у него и будет переоборудован для проведения экспериментальной части его диссертации. Эксплуатационные испытания проводились в Казахстане, где машины работали в районе высокогорного стадиона «Медео».