Текст книги "40 градусов в тени"

Автор книги: Юрий Гинзбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Немного подумав, он сказал:

– Продать машину, конечно, можно, но, во-первых, получите гроши, а во-вторых, это может занять много времени. Вот что я вам советую: поскольку здесь самый дешевый бензин во всей Турции, заправьте на все ваши деньги бак и канистры здесь на юге, и вам хватит до Афин, но сначала заезжайте в Анкару и получите греческую визу, и оттуда двигайте в Афины – там решите, что делать. А сейчас я приглашаю вас переночевать в моем доме, это километров двадцать отсюда.

Профессор принял приглашение с благодарностью и последовал за «Опелем». По дороге они заехали на одну бензозаправку, владелец которой был бывшим учеником турка.

Мехмет оживленно поговорил с хозяином и жестом пригласил Игоря подъезжать к заправочному шлангу:

– Он дает скидку.

Турок жил один в небольшом каменном доме. Он объяснил:

– Жена умерла в прошлом году, два сына разъехались – один в Германии, один в Измире.

На следующее утро наши пилигримы двинулись в Анкару. Доехали за два дня – дороги тогда были не очень, а вот с ночевкой путникам повезло. Вечером они заехали на придорожную бензозаправку подкачать колеса. Хозяин, услышав разговор профессора с Яном, обратился к ним на весьма приличном русском языке. Он оказался болгарским турком, два года назад переехавшим в Турцию.

Коммент-эр: 3 июня 1989 года София открыла границу, поощряя эмиграцию турок, а 21 августа Турция эту границу закрыла. За всего 78 дней из Болгарии в Турцию перешли 312 тысяч этнических турок, включая и нового знакомого Игоря.

Как почти любой немолодой болгарин, русский он знал хорошо и пригласил путников переночевать у него в доме, который находился тут же на территории бензоколонки. Профессор поностальгировал с турком, которого звали Осман, за бутылкой «Плиски» и прекрасными бараньими шашлыками до утра и сел за руль совершенно разбитым и невыспавшимся.

Анкара находится на высоте около 900 метров над уровнем моря на степном безлюдном нагорье. Она состоит из двух частей, разделенных железной дорогой: старой Анкары, сохраняющей черты старинной планировки с узкими улицами и небольшими домами, и новой – с широкими проспектами, библиотеками, музеями, магазинами и гостиницами. В 1990 году население Анкары составляло два с половиной миллиона.

Вечером Игорь с Яном отправились искать здание греческого посольства в Анкаре. Попасть в посольство не было никакой надежды: во-первых, время было уже нерабочее, а во-вторых, было воскресенье. Дело осложнялось еще и тем, что назавтра, 28 октября, был праздник – День Республики и все учреждения не работали. Улицы были довольно пустынными, и, увидев высокого человека в кожаной куртке с мрачным выражением лица, целеустремленно шагающего по тротуару, профессор выскочил из машины, догнал его и обратился к нему по-английски с просьбой показать путь в греческое посольство.

Человек нисколько не удивился и на хорошем английском пригласил Игоря следовать за ним:

– Я как раз туда иду.

Ян сел за руль и тихонько поехал за профессором и его спутником. Через пять минут они уже были у посольства. Игорь всплакнул в жилетку высокому прохожему:

– Завтра они не работают!

– Кто вам сказал? Очень даже работают! – бросил высокий.

– Как, завтра ведь праздник? – удивился профессор.

– Я сказал, что работают, я знаю, что говорю, – грубо прикрикнул на него высокий и, не прощаясь, зашагал в сторону посольского здания.

«Чего только не бывает на белом свете», – говаривал старый сказочник Андерсен, и с ним никак нельзя было не согласиться.

На следующее утро путники оставили машину с Юнгом на въезде в город, влились в праздничную демонстрацию турецких трудящихся и бодро зашагали к центру в колонне какого-то анкарского учреждения. Через пять минут симпатичная турчанка попросила Яна нести портрет Ататюрка, под которым парочка, сбежав из колонны (советский опыт сказывался), дошагала до посольства.

Охранник на входе, ознакомившись с документами, отправил их к консулу. В коридоре посольства не было ни души. Дальше всё было по Андерсену: консулом оказался вчерашний грубый высокий мужчина.

Сегодня он был любезнее и даже улыбался:

– Я же говорил, а вы мне не верили – мы не празднуем их праздники.

И тут профессор сообразил, что это делается в пику туркам, с которыми у греков после Кипрского конфликта были весьма натянутые отношения.

– Так… значит, едете в Израиль, а зачем вам Греция? – вопросил консул.

– Так паром до Хайфы идет из Пирея, – ответствовал профессор.

– Понятно, ну а тогда скажите мне, друзья, а что вы делали вообще в Турции, почему не поехали прямо в Афины из Болгарии?

– Хотели воспользоваться редким случаем и заодно посмотреть Турцию, – объяснил профессор.

Консул хитро прищурился:

– А не хотели ли вы махнуть отсюда на Кипр?

Профессор вспомнил Штирлица и твердо сказал:

– Обижаете, господин консул. Что же мы, порядков не знаем, да и паспорта у нас чистые…

– Ладно, платите тридцать долларов…

Консул шлепнул печати в паспорта Яна и профессора и пошутил:

– Ну, хотя вашему доберману виза в Грецию не нужна, учтите, за его ветеринарное состояние на границе придется отвечать серьезно, у нас с этим строго!

Наша пара стремглав выскочила из посольства и побежала к Юнгу – он сидел один в машине добрые полдня и всякое могло случиться. Юнг был в порядке. Денег уже практически не было, и профессор решил попросить помощи в израильском посольстве. Путники опять переночевали в машине и на следующий день отправились на улицу Махатмы Ганди, где находилось посольство. Возле здания ходили два турецких автоматчика, и стоило только притормозить – они сразу схватились за автоматы:

– Проезжайте, тут стоять нельзя.

Припарковавшись в сторонке, Игорь пешком направился к посольству. Турки проверили документы, обратив особое внимание на израильскую визу, и пропустили его во двор. Посольство выглядело вымершим, следов какой-либо жизнедеятельности просто не было. Профессор долго звонил в дверь, пока по радиосвязи откликнулся мужской голос на английском языке. После подробных объяснений дверь приоткрылась, и профессор оказался в замкнутом коридоре без окон на улицу, мебели и людей. В коридоре можно было рассмотреть амбразуру, прикрытую железной крышкой с прорезью, и две железные двери. Уже другой голос по радио принялся его снова опрашивать, причем вопросы были те же самые; тогда Игорь еще не знал, что это излюбленная практика израильских спецслужб – по пять раз спрашивать одно и то же и смотреть, не собьется ли допрашиваемый. После опроса голос приказал профессору просунуть документы в щель в крышке амбразуры, которая тут же открылась и закрылась. Документы изучались минут двадцать, после чего открылась амбразура, и профессор увидел небольшую комнатку, в которой сидела пожилая, очень ухоженная дама с серебряными буклями. Ясное дело – она задала те же вопросы, что и предыдущие «застенные» голоса, а в финале спросила:

– Так вы зачем, собственно, явились?

Профессор протянул даме руку с перевернутой вверх ладонью и сказал:

– Помогите будущим землякам чем можете.

Ответ дамы Игорь перевел потом Яну очень кратко:

– Пошел вон!

Амбразура закрылась, а входная дверь открылась, можно было вдохнуть свежий, некондиционированный воздух и взглянуть на белый свет. Так состоялось первое знакомство со славными представителями исторической родины.

– Поедем-ка, Ян, теперь в посольство «послеисторической» родины – российское, – сказал профессор и нажал акселератор.

Российское посольство занимает огромную территорию с периметром в квартал в центре Анкары, еще подаренную Ленину Ататюрком, и представляет целый комплекс зданий. Игорь свободно прошел на территорию, предъявив только советский паспорт охраннику у ворот. Консул принял его моментально – это был совершенно молодой человек, может быть лет двадцати восьми, который проявил живейший интерес к рассказу профессора о его приключениях. Он рассказал профессору, что большинство зарубежных советских посольств, включая турецкое, поддержали ГКЧП и после подавления путча в них были назначены новые послы и другие сотрудники. Наш консул лично работал второй месяц.

– Ну что же вы, ребята! Выбрали свободный мир, а ситуацию на Кипре глубоко не изучили, вот и понесли наказание. Ну чем я вам могу помочь – сами понимаете, только добрым словом. Единственно, что я вам обещаю, так это позвонить в российское посольство в Афинах, рассказать о вас и попросить чем-нибудь помочь. Но я там никого не знаю, – сказал консул и протянул Игорю новенькую визитку.

Как говорится, результат был тот же, что в израильском ведомстве, но ощущения совсем другие – тут наши путники были как бы свои.

Дорога из Анкары в Стамбул заняла один день. Первого октября наши путешественники снова оказались на стамбульском мосту, и Ян сказал отцу:

– А ты говорил, что я больше мост не увижу.

Игорь посадил Яна за руль, с тем чтобы самому насладиться видом Босфора, открывающимся с моста. До Афин из Стамбула ехали три дня, сделав остановку в изумительном по красоте городе Салоники. В Салониках успешно продали соседу по кемпингу маленький телевизор «Шарп», который был у наших путников в машине, – вырученных денег должно было хватить на питание до Афин. Питались исключительно бананами (цена их в это время в Турции и Греции была приближена к нулю) и очень вкусными и недорогими белыми булочками. Пили родниковую воду.

Дорога шла в основном по горному берегу сначала Мраморного, а потом Эгейского моря, и виды открывались сказочные. Особенно поразил цвет воды в Мраморном море – это тот редкий случай, когда название полностью отражает содержание. Утром 4 октября, в пятницу, были в Афинах. Количество бензина в баках и денег в карманах было близко к нулю. По дороге профессор выносил идею: обратиться за помощью в «Сохнут» – все-таки именно эта организация способствует эмиграции евреев в Израиль. Пока доехали до площади Омония (что в переводе означает площадь Согласия), являющейся одной из двух центральных площадей Афин, было уже два часа дня. Припарковаться никакой возможности не было. Игорь оставил Яна за рулем, попросил его ошиваться где-нибудь поблизости и периодически подъезжать к подъеду мрачного и обшарпанного шестиэтажного здания, где находился «Сохнут». Швейцар в подъезде сказал:

– Опоздали, все ушли, их теперь два дня не будет – завтра они отдыхают как евреи, а послезавтра как греки, так что приходите в понедельник.

Надо было искать ночлег, пока не стемнело. Путешественники покинули центр Афин и медленно двигались вдоль периферийных улиц в надежде найти какое-нибудь пристанище – прямо на улице оставаться не хотелось. И вдруг они увидели район строящихся вилл и индивидуальных домов. Они въехали туда и нашли недостроенную открытую виллу. К их великому удивлению, из крана в ванной текла вода, а в гостиной стоял телефон. Профессор поднял трубку и услышал гудок – телефон работал – нет, прав все-таки был сказочник Андерсен! Профессор набрал код Израиля и номер телефона их родственников в Цфате, где жила жена с матерью. Их потеряли. С кипрских времен связи не было. Профессор попросил жену оплатить в Израиле проезд на пароме до Хайфы и обещал по получении билетов связаться.

Последствия звонка не заставили себя долго ждать: зазвучала сирена, и возле виллы появилась машина греческой полиции. После изучения документов полицейские пригласили нашу парочку следовать за ними. Их привезли в полицейский участок, который занимал два маленьких здания, обнесенных высокой оградой. Автомобили въехали за ограду, и пленников повели в один из домиков.

Там старший из полицейских сказал:

– Командир уже уехал домой, разбираться с вами некому, будете сидеть у нас до понедельника!

Пленников отвели в соседний домик, который был чем-то вроде малогабаритной тюрьмы, снабдили старыми байковыми одеялами и подушками и показали титан с заварным чайником.

– Ворота будут заперты, в конторе постоянно будет дежурный, с собакой можете выходить во двор, – сказал старший и удалился.

«Вот и ночлег нашелся, да еще какой надежный…» – подумал профессор и с удовольствием вытянул ноги на первом этаже двухэтажных нар.

Путники провели два спокойных дня в уютной и гостеприимной греческой тюрьме. В субботу и воскресенье дежурный, которому они дали остаток денег, приносил им постоянно хот-доги из соседней лавочки, которая работала, видимо, все выходные. Сахар-рафинад и чай были, как сказал Ян, за счет заведения.

В понедельник утром явился начальник участка, который тут же вызвал профессора на допрос. Начальник немного говорил по-английски, он изучил документы путников, внимательно посмотрел визитку профессора и спросил:

– Почему вы, почтенный человек, заместитель директора, доктор и профессор, бродяжничаете, а не идете ночевать в отель?

Профессор молча вывернул перед ним карманы.

– Вообще-то, вас полагается оштрафовать за бродяжничество и незаконный телефонный звонок, но, учитывая все обстоятельства, я вас отпускаю.

Он объяснил, как проехать к площади Омония, и дал команду открыть ворота.

Профессор обобщил отношение к ним и, видимо, ко всем евреям в Турции и Греции. В Турции, когда путники говорили, что они евреи и едут в Израиль, отношение было самое теплое и дружеское, у турок-мусульман постоянно сквозило желание помочь и сделать им что-то приятное. У греков-христиан базовое настроение было повсеместно совсем другое: холодно-бюрократический подход проявлялся во всем. Потом уже профессор прочел, что из всех жителей ЕС греки являются обладателями самых негативных взглядов в отношении евреев. Профессор подумал, что греки не могут простить евреям то, что они сопротивлялись изменениям Иудеи в сторону принятия греческой культуры и что греки были побеждены Маккавеями[7]7
  Маккавеи – род иудейских царей и верховных жрецов, названный так по прозвищу Иуды Маккавея, вождя победоносного восстания против власти сирийцев. Сирия была одним из государств – наследников великой державы Александра Македонского. В ней говорили на греческом языке и чтили греческих богов. Сирийские владыки отличались жестоким упорством в насаждении греческого языка и языческого культа в землях, подчиненных им.


[Закрыть]. Кроме того, веселым грекам трудно было поверить, что можно исправить мир путем соблюдения 613 заповедей…

Благополучно добравшись до Омония и даже умудрившись припарковаться в районе площади, профессор отправился в «Сохнут», занимающий этаж в подъезде данного здания. Процедура проникновения вовнутрь помещения несколько напоминала анкарскую – посольскую: переговоры через железную дверь с двумя дамами по очереди, затем впуск в прихожую. Однако сохнутовские дамы были много любезнее анкарских посольских служащих. С интересом выслушав эпопею, они дружно кивнули на молодого лохматого человека, молча сидевшего в прихожей на стуле:

– Он как раз сегодня отплывает в Хайфу на пароме с машиной.

Коллега оказался кишиневцем, следующим в Хайфу на «девятке». Он проехал из Молдавии в Румынию, оттуда в Болгарию и из Болгарии в Грецию. Двери из комнаты были открыты, и молодой человек хорошо слышал переговоры профессора с сохнутовцами.

В результате переговоров было принято такое решение: оплатить путешественникам билеты от Афин до Хайфы без стоимости перевозки машины, поскольку «Ауди» является явно выраженной «немкой», и снабдить их съестными припасами на дорогу. Следующий паром ожидался через четыре дня. Прокорм путешественников в Афинах в ожидании парома в функции «Сохнута» не входил. Профессор также получил разрешение на звонок и сообщил жене, что «покупать нам билеты не надо, а необходимо только оплатить провоз машины». Платеж за билеты был произведен «Сохнутом» незамедлительно, и надо было прощаться.

Лохматый кишиневец закончил свои дела и сделал громогласное заявление:

– Я делаю вам королевский подарок: поехали со мной в порт, я погружу на паром свою машину, а вам уступлю свою стоянку, причем недалеко от причала хайфского парома.

Истинный масштаб подарка профессор оценил несколько позже! Кишиневец сел с путешественниками в «Ауди» и проследовал в порт. Там у стенки стоял десяток легковых автомобилей, причем некоторые из них были покрыты толстым слоем пыли, то есть стояли давно. Запрещающих знаков нигде не было видно.

Кишиневец отогнал свою «девятку», и профессор поставил свою машину на освободившееся место. До отплытия машину трогать было нельзя, поскольку место тут же было бы занято. На прощание благодетель дал путешественникам хороший совет:

– Завтра приходит теплоход с советскими туристами, в порту и его окрестностях будет большой торговый день. Хотите что-нибудь купить-продать – приготовьтесь сделать это завтра, но смотрите в оба – здесь такие жулики…

Коммерческая ревизия «Ауди» дала следующие результаты: японский фотоаппарат-«мыльница», переносная магнитола «Шарп», всё новое, купленное перед самым отъездом, великолепный немецкий набор слесарных инструментов «Бош» – подарок коллег к пятидесятилетию, почти новая нерповая фуражка и противотуманные фары «Бош», снятые с «Ауди».

Коммент-эр: надо отметить интересную черту советской экономики конца 1980-х и начала 1990-х годов. Дела в финансово-денежной системе шли плохо, и все предприятия испытывали серьезную нехватку денежных средств. В практику входит старый способ – обмен товара на товар, который именовался бартером. Товар достается без расходования денег, следовательно, их можно пустить на другие цели. Челябинская область была насыщена предприятиями, которые получали по бартеру дефицитные импортные товары ведущих фирм-производителей (телевизоры, холодильники, стиральные машины, видеокамеры и т. п.) и продавали их своим сотрудникам по себестоимости. Многие из этих сотрудников тут же несли эти товары в комиссионные магазины или на товарные рынки и продавали их в 3–5 раз дороже. Одними из главных покупателей этих товаров были евреи и немцы, собиравшиеся эмигрировать.

Один из аспектов ценности подарка кишиневца – место для стоянки машины в порту – наши путешественники оценили уже на следующее утро: у них была возможность хранить продаваемые товары в машине и брать их по мере надобности. Они влились в ряды советских туристов, бойко торгующих биноклями, фотоаппаратами «Зенит», часами и прочими предметами советского ширпотреба, и довольно быстро реализовали все свои запасы: фуражку и фары продали соотечественникам, а остальное – местным покупателям. Особенный спрос был на хромированные слесарные инструменты. Профессор занимался взаиморасчетами, а Ян с рычащим на поводке Юнгом осуществляли охранное прикрытие негоциантов от потенциальных мошенников. К полудню профессор сказал:

– Не знаю, как господин Ельцин, а мы свою продовольственную программу уже выполнили.

Поскольку машину сдвигать с места было нельзя, наши пилигримы пешком отправились сначала в ближайший ресторанчик, а потом с канистрой в руках – на ближайшую бензоколонку. Вернувшись, профессор с сыном немного расчистили от вещей задний отсек салона, так, чтобы появилась возможность наклонить спинки передних сидений для ночного сна. Первую ночь за последнюю неделю они спали спокойно, несмотря на лай Юнга в адрес невероятно больших крыс, спокойно гуляющих вокруг машины. Выпускать собаку на улицу Игорь боялся, потому что десяток таких крыс могли загрызть не только добермана, но запросто тигра или льва.

Оставшиеся свободные три дня путешественники посвятили экскурсиям по Афинам, благо они находились в сердце Греции, страны-колыбели европейской цивилизации. Конечно, предпочтение отдавалось местам, где платить за экскурсии не требовалось и куда можно было дойти из порта пешком. Прежде всего они посетили Акрополь, считающийся визитной карточкой Афин, и осмотрели Парфенон – храм, построенный в честь богини Афины, покровительницы столицы Греции. Парфенон поразил путешественников своими масштабами и оригинальной продуманной компоновкой колонн. Посмотрели они также театр Диониса, где увидели остатки последних рядов амфитеатра, вмещающего семнадцать тысяч зрителей, что в античные времена составляло половину жителей города. Посетили также древнегреческий Эрехтейон, считающийся одним из главных храмов древних Афин. По преданию, храм построен на месте спора между Афиной и Посейдоном за власть над Аттикой. Поднялись на холм Филопаппу, откуда открывается роскошная панорама всего города. Очень интересным оказался древний афинский район Плака, с узкими улочками и хорошо сохранившимися старинными домами (не античными, конечно, а XVI–XVIII веков), первые этажи которых были заполнены уютными кафе. Сильное впечатление произвел Панафинейский стадион, построенный в IV веке до нашей эры и отреставрированный в конце XIX века. По преданию, весь этот огромный стадион был построен из белого мрамора.

На четвертый день должен был отплывать паром в Хайфу, путешественники сдвинулись со своей исторической стоянки и поехали в «Сохнут» за обещанной корзиной продовольственной помощи. Ян поднялся в помещение и вернулся с очаровательной молоденькой девушкой, которой было поручено снабдить путников продовольствием. Девушка уютно устроилась у Яна на коленях и скомандовала ехать в дешевый супермаркет, где у «Сохнута» был открыт счет. Профессор с Яном пошли наполнять тележку, а девушка осталась беседовать с кассиром у входа. Когда наши путешественники подошли к кассе, девушка начала выбрасывать из тележки ветчины, колбасы, паштеты и прочие вкусности, заявив, что «Сохнут» не оплачивает приличным евреям некошерные продукты. Профессор потерял дар речи от удивления и в шоковом состоянии отправился к витринам. На этот раз девушка сопровождала Игоря и руководила отбором: отобрали сыр, творог, молоко, хлеб… Профессор показал на собачьи консервы… девушка согласилась. На этом сохнутовка покинула путников, и они отправились обратно в порт. Там уже стояла небольшая очередь из машин на паром и очередь пеших пассажиров.

Рослый мужчина с каким-то значком на иврите, прикрепленным к лацкану пиджака, вяло осматривал автомобили, среди которых путешественники заметили две «девятки» с советскими номерами. Прочитав все документы и посмотрев паспорта путешественников, мужчина явно оживился: крупные контрабандисты и международные аферисты явно шли к нему в руки.

– Вы оставляли свою машину в Турции и Греции многократно в разных местах, – обрадовался он, – и вам могли подложить в нее мину.

Профессор счел за благо не спорить:

– Вполне! Но, кажется, не подложили…

Рослый мужчина, предвидя серьезную работу, назвал свое имя и представился функционером израильской спецслужбы в Греции, правда, не сказав, какой именно службы. Начал он с колес и шин, особенно интересуясь запасными колесами (у наших путников их было два). С помощью передвижного гидродомкрата он проверил одинаковость выбега колес и постучал по шинам небольшим молотком с длинной ручкой. Затем он придирчиво осмотрел переднюю часть салона, а также багажник. За дорогу профессор с Яном настолько насобачились вытаскивать вещи из машины и складывать их обратно, что вполне могли сниматься в учебном фильме для начинающих таможенников. Но тут случился казус: израильский комиссар Мегрэ не заметил темно-коричневого Юнга, мирно спавшего в заднем отсеке салона, и открыл заднюю дверь. Тут он и познакомился с реакцией доберманов… Юнг громогласно гавкнул и бросился на детектива. Израильский детектив продемонстрировал реакцию не хуже добермановской и вовремя захлопнул дверь. Отдышавшись, он сказал:

– Ладно, вы ребята неплохие, задний отсек разгружать не будем, поезжайте.

Профессор сел за руль и потихоньку двинулся к аппарели, ведущей в трюм. Когда он уже был первым на въезд, дорогу перегородил изящный молодой человек в костюме и галстуке, который на прекрасном английском предложил профессору выйти из машины. Он представился главой израильских спецслужб в Греции и сказал, что хочет переговорить. Полчаса профессор излагал молодому человеку их одиссею, ничего не утаив, кроме поездки на Кипр. Беседа удовлетворила обоих, и поступила команда к пограничнику поднять шлагбаум. При этом молодой человек с пафосом сказал:

– Поезжайте, у израильских спецслужб к вам претензий нет.

На что профессор с не меньшим пафосом ответил:

– И у нас нет претензий к израильским спецслужбам!

Джентльмены раскланялись, и профессор въехал в трюм.

Путь до Хайфы занимал со стоянкой в Лимасоле на Кипре около четырех дней, и надо было устраивать корабельный быт. У наших путешественников были самые дешевые палубные билеты, что означало отсутствие у них кают и пребывание в большом загоне на палубе, оборудованном скамейками, столами и навесом. Загон также был оборудован парой туалетов и парой умывальников.

Публика на палубе была презанятной: отличались престарелый профессор из Кембриджа с супругой, пятеро молодых новозеландских мотоциклистов, совершающих кругосветное путешествие, две семьи из Молдавии, ехавшие на ПМЖ в Израиль на автомобилях, стайка немецких студенток, путешествующих по Ближнему Востоку, и десяток семей советских евреев (преимущественно из Молдавии и Одессы с окрестностями), избравших «греческий» маршрут эмиграции в Израиль.

Путники принесли из машины маленькие подушки с одеялами, поролоновые матрасики и устроились спать на скамейках, благо было уже довольно поздно. Матросы отдали швартовы, и плавание началось. К вечеру следующего дня паром причалил на Кипре в Лимасоле. После причаливания капитан по радио призвал пассажиров к вниманию и сказал, что паром дальше не поплывет, поскольку объявлена всеобщая забастовка греческих моряков. Поднялся страшный гвалт на разнообразных языках, и капитана неминуемо ожидал суд Линча. Профессор решил вмешаться, он поднялся к капитану в рубку, и тот ему сообщил, что сам мало что знает и по мере выяснения обстоятельств будет пассажиров информировать. Выход на берег всем разрешается. Профессор медленно пересказал разговор с капитаном на русском и английском, и гвалт прекратился. Всё было замечательно, плохо было то, что кошерные продукты могли кончиться быстрее, чем время штатного плавания.

Однако, как говорится в русских народных сказках, утро вечера мудренее.

И точно. Утром искушенные одесско-кишиневские евреи отправились продавать лимасольцам бинокли, фотоаппараты и прочие дары земли советской. Трап на паром охранялся солдатами ООН, которые запрещали выносить с корабля больше одного предмета каждого наименования, и, следовательно, возникала необходимость ходить за каждым, например за биноклем, снова и снова по мере реализации предыдущего. А расстояние было довольно большое, а солнце днем припекало. Вторая проблема состояла в том, что вышеуказанные евреи ни одного языка, кроме русского и нередко идиша, не знали, что затрудняло их переговоры с аборигенами. Первичный маркетинг, сделанный профессором с Яном, показал, что есть спрос, во-первых, на «транспортные» услуги, а во-вторых, на посреднический сервис по переводу. К обеду новоявленная фирма «Игорь и сын» уже заработала. В день набегало чаевых фунтов пять – а кипрский фунт дороже английского. Кроме того, поддержка пришла из неожиданного источника: у одного из молдаван «девятка» была оборудована прицепом, где находилось килограмм двести копченой свиной грудинки. Владелец в Молдавии имел кооператив по копчению мяса и надеялся облагодетельствовать подобным продуктом светское население Израиля. Он поделился своими опасениями с профессором, что задержка на Кипре плюс довольно жаркая погода могут плохо сказаться на качестве грудинки. Профессор посоветовал ему начать продавать продукт уже на Кипре – по крайней мере, тут нет кашрута… Сказано – сделано. Взяв с собой образцы продукции, профессор с молдаванином обошли штук пятнадцать закусочных, кафе и ресторанов, и многие хозяева пожелали приобрести грудинку. Ян с профессором с помощью молдаванина и его жены перетащили на берег в несколько приемов килограммов сто грудинки и в награду получили неограниченный доступ к остатку этого продукта на борту парома.

Очень беспокоила ситуация с Юнгом. Чтобы вывести его с судна на берег, требовалась справка от ООНовского ветеринара, ветеринар требовал за справку восемьдесят долларов – таких денег у наших путешественников не было. Профессор пошел к капитану и честно рассказал ему о проблеме.

– Ладно, – ответил капитан, – выгуливайте его по ночам на палубе, а я скажу ребятам, чтобы не ворчали.

Надо сказать, что капитан свое обещание выполнил, и греческие матросы аккуратно убирали по утрам следы ночных выгулов Юнга. Другое дело, что во время отсутствия путников на судне собака вынуждена была сидеть в машине в трюме, где было очень жарко и душно. Ян постоянно старался гулять днем с Юнгом на поводке по палубе.

Интересную сюрреалистическую картину можно было наблюдать по вечерам на палубе. Дело в том, что большинство пассажиров ужинали за палубными столами и после этого мыли посуду в маленьких умывальниках с густой решеткой на сливе. Проблема была с твердыми объедками. Ян решал эту проблему просто: он давал Юнгу облизать тарелку и только потом мыл ее в умывальнике. Первым додумался кембриджский профессор, он подошел к путникам и на высоком английском попросил разрешения дать собаке облизать его тарелку и тарелку жены. Ян разрешил, но только с условием, что давать тарелку Юнгу будет он. Вскоре к Юнгу выстроилась очередь с тарелками в руках… При тусклом свете корабельных светильников и темной кипрской ночи это была сцена, достойная какого-нибудь фильма Феллини.

Так прожили три с половиной дня, после чего благополучно отплыли в Хайфу. Плыли еще три дня. В Хайфе, проделав минимальные таможенно-бюрократические процедуры – главные были перенесены на более позднее время, когда машина должна была регистрироваться, путешественники съехали по пандусу на берег, где их встречала жена профессора и, соответственно, мама Яна. В руках у нее была забавная телеграмма на русском языке: «Профессор Гольд с сыном и доберманом прибывает в Хайфу завтра днем». Была середина ноября 1991-го, и начиналась новая жизнь на исторической родине.