Текст книги "Мины вчера, сегодня, завтра"

Автор книги: Юрий Веремеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Однако оба этих изобретения использовали только русские моряки. Упомянем о малоизвестных фактах: в 1854 году для зашиты Кронштадта от англо-французского флота на подступах к нему было выставлено 444 морских мин Нобеля (с пиротехническими взрывателями) и 165 мин Якоби (с электрическими взрывателями). Весной 1855 года в районе Кронштадта было выставлено 947 мин Нобеля и 309 мин Якоби. Итого 1865 мин. Во время ведения разведки два английских фрегата 20 июня 1855 года подорвались на минах Нобеля, причем один из них подорвался дважды. Малый заряд (всего лишь 10 фунтов черного пороха) позволил им обойтись небольшими повреждениями. Зато психологический эффект оказался настолько сильным, что больше ни один вражеский корабль до конца войны не посмел приблизиться к Кронштадту.

Кроме того, мины были выставлены и на Черном море – в устье Дуная, Днепровско-Бугском лимане, в районе Керчи. Всего на обоих театрах военных действий русские выставили около 3 тысяч морских мин.

В 1859 году техническое бюро военного министерства США разработало, под руководством генерал-майора Генри Халлека, проект выпрыгивающей мины, приводимой в действие с пункта управления.

В период Гражданской войны между Северными и Южными штатами в 1861—65 гг. минное оружие нашло широкое применение, хотя в основном путем импровизаций. Притом использование мин носило вынужденный либо случайный характер: к ним прибегали тогда, когда не находили иного способа остановить противника. Но результаты часто были замечательные.

Так, во время кампании 1862 года при обороне Йор-ктауна (в штате Вирджиния) солдаты-конфедераты генерала Габриеля Райнса (Gabriel J. Rains), собрав несколько десятков неразорвавшихся пушечных бомб и гранат, превратили их в импровизированные противопехотные мины перед редутом № 4. Потеряв на этих минах до двух рот, 50-й Нью-Йоркский пехотный полк был вынужден отступить.

Райне, руководивший отходом войск конфедератов из Йорктауна, установил на дорогах позади своих частей несколько десятков изобретенных им мин. Это сорвало преследование отступавших и позволило конфедератам без потерь дойти до Ричмонда.

К концу войны конфедераты выставили вокруг городов Ричмонд, Чарлстон, Мобайл, Саванна, Уилмингтон несколько тысяч мин, которые с полным правом можно назвать противопехотными. Широко применяли мины войска генералов Роберта Ли и Джеймса Стюарта.

Чаще всего применялся способ подрыв мин с помощью шнуров, пропитанных селитрой и натертых пороховой мякотью, но иногда применяли также нажимной или натяжной способ взрывания.

Один из типов мин южан представлял собой несколько измененную 24-фунтовую (183-мм) пушечную бомбу, снаряженную порохом (иногда с металлическими осколками), а вместо ударной или запальной трубки в нее был ввинчен простейший терочный взрыватель нажимного действия.

Надежность таких мин оставляла желать много лучшего, тем не менее они сыграли определенную роль в войне. Известно, что в 1862 году генерал северян Джордж Мак-Клеллан, а в 1864 генерал северян Уильям Шерман заставляли пленных солдат армии конфедератов обезвреживать полевые заграждения из таких мин.

Генерала Райнса отстранил от командования войсками его начальник генерал Джеймс Лонгстрит (James Longstreet), считавший минное оружие варварским и недостойным, и послал руководить обороной второстепенного направления.

Зимой 1862/63 гг. Райне после ряда неудачных попыток, в ходе которых он потерял два пальца правой руки, изобрел воспламенительное устройство, состоявшее из трубочки, заполненной смесью бертолетовой соли, сульфида сурьмы и битого стекла.

Под трубочкой находился медный капсюль, соединенный с коротким воспламенительным шнуром. При давлении на трубочку с силой около трех килограммов смесь воспламенялась и взрывала капсюль. От него загорался воспламенительный шнур, а от шнура – заряд мины.

Мина Райнса, с нажимным взрывателем, сделанная из 24-фунтовой бомбы

Таким образом, генерала Габриэля Райнса можно считать изобретателем минного терочного взрывателя нажимного действия. Впрочем, следует отметить, что в Европе подобные разработки велись раньше, нежели в Америке, но в то время они не были востребованы европейскими армиями.

Мины времен Гражданской войны в США: слева – 24-фунтовая мина с взрывателем Райнса; в центре и справа – фугасы, взрываемые электрическим способом

В это же время нашли применение мины, которые значительно позже стали называть противотранспортными. Такие мины солдаты генерала Райнса применяли против конницы и артиллерии войск генерала Шермана на дорогах в штате Миссиссипи и к Аугусте, а солдаты генерала Уилера – на дорогах к городам Саванна и Пототаглио.

В этой же войне появились и мины-ловушки. Так, миной, замаскированной под кусок угля, был взорван штабной пароход генерала северян Батлера, потоплены пароходы «Chenango» и «Sultana». Известны мины, оформленные в виде поленьев дров.

Конфедераты успешно применили мины нажимного действия на железной дороге. Известны как минимум два случая, когда в результате подрыва на таких минах потерпели крушения груженые поезда северян в штате Теннесси.

Чтобы противодействовать минам на железной дороге, инженеры армии северян создали первый в истории минный трал (flatcar). Он медленно двигался перед локомотивом и взрывал любые мины.

Несмотря на все это, в 50-е и 60-е годы XIX века сухопутные мины продолжали оставаться импровизациями. Их создавали кустарным способом отдельные умельцы. Ни одна армия мира не проявляла интереса к полевому минному оружию выше уровня отдельных дивизий.

* * *

Вполне возможно, что причиной такому положению вещей являлся черный порох. Хотя он исправно служил военному делу уже более пяти веков, его взрывные характеристики были невысоки.

Например, снаряды с черным порохом периода Гражданской войны в США при взрыве давали от двух до пяти осколков. Ядро, выпущенное из пушки, при столкновении с целью наносило ущерб в большей степени за счет своей кинетической энергии (скорость, умноженная на массу), а взрывной эффект играл второстепенную роль. Это же самое ядро, используемое в качестве мины, поражало только осколками, кинетическая энергия отсутствовала, а фугасные и бризантные качества пороха невелики [5]5
  Бризантность (от француз, brisant – дробящий), это способность ВВ производить при взрыве разрушение окружающей среды за счет резкого удара продуктов взрыва.


[Закрыть].

Кроме того, черный порох очень боится сырости и при малейшем нарушении герметичности укупорки он отсыревает, теряя свои взрывные свойства.

Первым, кто открыл новые взрывчатые вещества, хотя и не подозревал об этом до самой смерти, был химик-француз Бракконо. Он в 1832 году попробовал обработать крахмал и волокна древесины азотной кислотой. В результате Бракконо получил вещество, которое назвал ксилоидин, но не додумался испытать его в качестве взрывчатки.

Опыты Бракконо повторил французский химик Пелуз, обработавший кислотой еще и бумагу. Однако и Пелуз не догадался ткнуть в полученное вещество горящей спичкой. А ведь это. была нитроклетчатка!

Наконец, в 1846 году немец Шенбен создал пироксилин, увеличив количество азотной кислоты при обработке хлопка. Однако пироксилин в чистом виде оказался опасным в применении. Долгое время попытки изготовить из него порох оказывались безуспешными. Поведение пироксилина было непредсказуемым. Он то вел себя отлично, то вдруг разрывал ствол.

В том же 1846 году произошло еще одно знаменательное событие в истории взрывчатых веществ. Итальянец Асканио Собреро из Турина получил нитроглицерин. К сожалению, по чувствительности к внешним механическим воздействиям он уступает разве лишь гремучей ртути. Если пироксилин постепенно удалось обуздать, то нитроглицерин продолжал оставаться дьяволом. Покорителем джинна, не побоявшимся выпустить его из бутылки, стал шведский химик Альфред Нобель (1833–1896).

Нобель догадался, что чувствительность нитроглицерина можно понизить, смешав его с инертными веществами. Главное, чтобы они были пористые и впитывали нитроглицерин. Он видел и другой существенный недостаток нитроглицерина – неудобство жидкой взрывчатки. Поэтому решил применять нитроглицерин в смеси с сыпучими или пористыми веществами. Идеальным материалом для смешения с нитроглицерином оказался кизельгур, рыхлая светло-коричневая порода.

7 мая 1867 года «динамит, или взрывчатый порошок Нобеля» был запатентован в Англии, затем в Швеции, России, Германии и других странах.

Динамит – бризантная (дробящая), а не метательная взрывчатка, и потому не мог заменить порох в пушках. Но для снаряжения снарядов и мин, он не знал себе равных. Снаряды периода франко-прусской войны, снаряженные динамитом, при взрыве давали уже не 2–5, а 20–30 осколков. А главное, он не боялся влаги, как черный порох.

Следом за динамитом были разработаны и внедрены в подрывное дело взрывчатые вещества на основе аммиачной селитры. Хотя саму аммиачную селитру открыли еще во времена Великой французской революции, смешать ее с торфяной пылью или с другими горючими добавками догадались только в 1867 году шведские химики Ульсон и Норрбин. Впрочем, для минного дела ВВ на основе аммиачной селитры мало подходят из-за того, что они теряют свои взрывчатые свойства при влажности всего в 2–3 %, а также при длительном хранении – вследствие слеживаемости.

Начиная с 1885 года, французский ученый П. А. Фавье на основе аммиачной селитры создал целый ряд различных ВВ, названных им аммонитами и динамонами.

В 1873 году немецкий изобретатель Шпренгель придумал способ взрывания (с помощью детонатора) взрывчатого вещества, открытого еще в 1771 году в качестве красителя (!) – пикриновой кислоты (или тринитрофенола). Это яркий пример того, как легко ошибиться, предполагая вероятное время создания того или иного средства (машины, механизма) лишь на том основании, что все исходные данные для него к тому времени уже имелись. Ведь о взрывчатых свойствах пикриновой кислоты знал еще в XVIII веке великий химик Антуан Лавуазье (1743–1794).

В период 1890—1900-х годов пикриновую кислоту стали производить в разных странах мира под разными названиями: «лиддит» (в Англии), «мелинит» (во Франции и России), «пертит» (в Италии), «шимоза» (в Японии) и так далее.

Но к тому времени у пикриновой кислоты уже появился сильный соперник, довольно быстро потеснивший ее позиции в военном деле. Этим соперником оказался тринитротолуол. Тринитротолуол впервые получил немецкий химик Вильбранд еще в 1863 году, но лишь в начале XX века он нашел применение в качестве взрывчатого вещества.

Работы по его освоению связаны с именем немецкого инженера химической промышленности Г. Каста. Именно Каст в 1905 году получил первые 100 тонн новой взрывчатки. Как водится, ее засекретили и выпускали под нейтральным названием «тротил». Но уже в следующем году тайну тротила расшифровал русский офицер-артиллерист, капитан В. И. Рдултовский. Благодаря его энергичным усилиям новую взрывчатку вскоре стали производить и в России.

Кстати говоря, в 1891 году в Англии разработали бездымный порох марки «кордит», представляющий собой смесь нитроглицерина, пироксилина и минерального пластификатора-замедлителя. Он произвел настоящую революцию в военном деле и повсеместно применяется до сих пор.

Итак, уже в 1860—80 годы минное оружие могло стать мощным средством вооруженной борьбы на полях сражений. Все компоненты, необходимые для такого поворота событий имелись. Но произошло это гораздо позже, только во время Второй мировой войны. А до тех пор минным оружием по прежнему пренебрегали, прибегая к нему лишь в отдельных случаях. Например, в США после окончания Гражданской войны, несмотря на то, что мины доказали свою эффективность, от них отказались. Мины официально появились на вооружении армии США только в 1941 году!

Пожалуй, только англичане по достоинству оценили этот старый и одновременно новый вид оружия. Хотя и они считали мины варварским оружием, недостойным «истинных джентльменов», все же сочли возможным принять на вооружение своей армии для войн с цивилизованными странами управляемые фугасы, а для «стран, населенных дикарями» – полевые мины нажимного и натяжного действия.

«Мины – превосходная вещь для обороны в будущем. Мы прикрыли ими свои гарнизоны и места работ, и они причинили много вреда дикарям», писал английский генерал Гордон своему другу после боевых действий в Судане в 1884 году. А командующий английскими войсками Кингскоут (Kingscote) в Судане отметил: «для обычных целей привод мин должен быть электрическим, но в войне против диких наций были очень полезны механические мины».

Британский музей инженерных войск в Чатеме экспонирует много мин времен Суданской кампании. Мины нажимного действия, это тяжелые устройства, приводимые в действие механизмами по типу винтовочного затвора, с грубо изготовленной деревянной коробкой, содержащей детонатор и шашку пироксилина. Пироксилин в Англии был принят на вооружение в качестве штатного взрывчатого вещества в начале 1880-х годов.

Еще раньше, в 1879 году, англичане широко использовали нажимные, натяжные и управляемые мины во время войны против зулусов в Африке, прикрывая такими минами группы рабочих, строивших дороги.

Русско-турецкая война 1877—78 гг. началась с форсирования Дуная. Для успешного осуществления этой операции требовалось нейтрализовать турецкую флотилию, которая могла огнем своих орудий сорвать переправу. Полевая артиллерия русской армии не смогла бы остановить бронированные турецкие мониторы и канонерские лодки. И тогда русские военные инженеры прибегли к помощи мин.

В 1876 году немецкий инженер Герц изобрел якорную мину, снаряжаемую пироксилином. Особенно интересным в этой мине было ее приведение в действие. Заряд пироксилина взрывался от электрического детонатора. Но традиционная гальваническая батарея отсутствовала. Вместо нее имелись три сухие угольно-цинковые батарейки, помещенные под тремя свинцовыми колпачками, возвышавшимися над корпусом мины. В колпачках находились стеклянные ампулы с серной кислотой.

Когда свинцовый колпачок при столкновении с корпусом корабля сминался, ампула разбивалась и электролит попадал в батарею. Последняя мгновенно вырабатывала ток, который и взрывал детонатор.

Интересно Герц решил проблему предохранения мины от случайного преждевременного взрыва. Электропровод, ведущий к детонатору, в одном месте разделяли два пружинных контакта, между которыми был вставлен кусочек сахара. Даже если до попадания мины в воду произошло бы разрушение ампулы, мина могла взорваться лишь после того, как растворится сахар и контакты замкнут боевую цепь.

В октябре 1876 года управляющий Морским министерством вице-адмирал С. С. Лесовский приказал заказать в Германии 200 мин Герца, а уже в ноябре начальник штаба Дунайской армии запросил у Петербурга еще не менее 150 мин, т. к. «мины Герца совершенно закрыли туркам возможность приблизиться к мостам на пушечный выстрел».

Для прикрытия переправ на Дунае от кораблей турецкой речной флотилии, русские заранее заминировали устье реки Серет. Это сразу исключило возможность прохода турецких кораблей к железнодорожному мосту через реку Серет у станции Барбош.

Якорная ударная мина конструкции Герца образца 1876 г.

1 – гальваноударные свинцовые колпаки; 2 – железный корпус; 3 – пироксилиовый заряд; 4 – запальное устройство; 5 – соединительные проводники запала; 6 – рым для минрепа;7 – соляной разъединитель цепи запала

К 5 мая 1877 года (примерно за три месяца) была заминирована нижняя часть Мачинского рукава Дуная. Всего на тот момент были установлены 242 гальванические и 173 ударные морские мины Якоби и Герца.

В результате участок Дуная между румынскими городами Браилов и Рени полностью оказался вне зоны действий турецкой флотилии.

Хотя мины были морскими, установкой их в Дунае занимались армейские минеры. За время подготовки к войне и в ходе военных действий они выставили 860 мин Герца, полностью обеспечив защиту мостов. В конечном счете, удалось заблокировать корабли турецкой речной флотилии в районе крепостей Силистрия, Рущук, Никополь и Видин.

Так появился новый вид мин для сухопутных войск, для борьбы против плавучих средств. Однако этот подвиг дунайских минеров был совершенно забыт на общем фоне победоносной Балканской войны. Ведь они не штурмовали Плевну, не обороняли Шипкинский перевал, хотя без минеров не было бы ни Плевны, ни Шипки, ни свободной независимой Болгарии.

Однако на сухопутном фронте во время войны 1877—78 гг. по-прежнему мины были импровизированные и снаряжались порохом. Так, при обороне Шипкинского перевала русские минеры широко применяли пороховые камнеметные фугасы. Например, 9 августа 1877 года первую атаку войск Сулейман-паши на перевал русские отбили исключительно взрывами таких фугасов. Ни артиллерии, ни пехоте не пришлось даже стрелять.

Пехота по достоинству оценила успех мин и на протяжении всей войны прикрывала ими свои позиции, особенно с флангов, а перед фронтом сочетала с заграждениями из тогдашней новинки – колючей проволоки. Спустя 37 лет об этом опыте вспомнили в окопах по обе стороны линии фронта в Европе. А пока что война была успешно завершена, опыт минирования забыт, изобретенные умельцами мины остались не у дел, их промышленное изготовление никто не организовал.

Конец XIX – начало XX века был ознаменован широким применением мин все теми же англичанами в период англо-бурской войны. Британцы весьма успешно прикрывали минами от нападений бурских диверсионных отрядов (коммандо) линии телеграфной связи и железных дорог.

После установки мин для защиты железной дороги Блумфонтейн – Крюгер лейтенант Маегроув из корпуса королевских инженеров отметил:

«Хотя линия повреждалась восемь дней подряд до установки мин, с этим мы больше никогда не сталкивались… после первого же подрыва бура на мине. Дополнительно мины были установлены /по дорогам/ в почти каждой водопропускной трубе и дали хороший моральный эффект, т. к. после того, как это было сделано, буры никогда не пытались уничтожать их».

Часть 2
Начало XX века

Итак, наступил XX век. Казалось бы, что имеются все необходимые условия для бурного развития минного оружия. Созданы мощные взрывчатые вещества, есть апробированные средства взрывания, накоплен практический опыт минных действий, даже разработаны основы минной тактики.

Но к тому времени выдающегося развития достигла артиллерия. Осколочные снаряды, начиненные бризантной взрывчаткой, обладали огромной разрушительной силой. Так, 75-мм осколочный снаряд полевого орудия давал при взрыве до 1000 осколков, поражавших в радиусе до 35 метров. Дальность стрельбы полевых орудий достигла 7–8 километров, а тяжелых дальнобойных 18–20 км. Ближние подступы к позициям заливали своим огнем пулеметы, изобретенные в 1882 году.

На таком фоне мины выглядели достаточно примитивно. Можно было предположить, что как оружие они уходят в прошлое.

Вообще, в начале XX века можно достаточно отчетливо выделить две тенденции в использовании мин. Первая связана с тезисом, что к минам прибегают лишь тогда, когда все иные средства исчерпаны и не дали желаемого результата. То есть, мины становятся последней соломинкой, за которую цепляется утопающий. Вторая тенденция частично связана с первой: мины, это оружие более слабой стороны (не обязательно слабой в масштабах всей войны, скорее, более слабой стороны на конкретном участке в конкретное время). Обе тенденции проистекали, вероятно, из самого характера минного оружия, имеющего оборонительный принцип применения.

В 1900 году во время восстания ихэтуаней («боксеров») в Китае англичане применяли мины для прикрытия подступов к железным дорогам, использовавшимся войсками интервентов, подавлявших это восстание.

Мины в русско-японской войне

Самые масштабные боевые действия в первом десятилетии XX века развернулись в ходе русско-японской войны 1904—05 гг. на территории Китая (в Маньчжурии и на Квантунском полуострове). В тот период во всей русской армии имелось 13 минных рот, причем все они были приписаны к крепостям, поскольку использование мин полевыми войсками не планировалось. Мины (преимущественно в виде фугасов) традиционно полагали одним из средств обороны крепостей.

Но к этому времени минно-подрывное дело перестало быть задачей только минных рот. В значительной мере решение таких же задач возлагалось и на саперные подразделения. Во всяком случае, подрывные работы вели и минеры, и саперы.

О применении мин в полевых сражениях русско-японской войны сведений немного. Известно, что в период позиционной борьбы на реке Шахэ (ноябрь 1904 – февраль 1905 гг.) обе стороны вели подкопы и контрподкопы под позиции друг друга, взрывая в них мощные заряды взрывчатки. Так, в полосе обороны одной из русских дивизий на участке от железнодорожного моста через Шахэ до деревни Линшипу активная подземноминная борьба шла полтора месяца, с переменным успехом.

Когда в июле 1904 года русские войска стали готовить к обороне Ляоянские передовые позиции, то наряду с устройством невзрывных заграждений (волчьих ям, прополочных заграждений) они довольно широко использовали камнеметные фугасы, а также управляемые фугасы и мины в современном понимании (тогда их называли автоматическими или самовзрывными минами). Известно, например, что 17 августа 1904 года под Ляояном одновременным подрывом восьми камнеметных фугасов удалось рассеять батальон японской пехоты.

* * *

Мины нашли широкое применение в боях за Порт-Артур. Минную войну в этой приморской крепости можно разделить на два вида: подземную и наземную.

Подземная минная борьба началась после второго штурма крепости японцами 19–24 сентября 1904, который, как и первый, закончился неудачей, а японская армия понесла тяжелые потери. Система русской обороны основывалась на долговременных сооружениях в виде фортов, редутов, люнетов и батарей.

Инициаторами подземной минной борьбы явились японцы, рассчитывавшие с помощью мин разрушить русские укрепления. Следует отметить, что им сопутствовал успех. По сравнению с русскими минерами, действия японцев были более целеустремленными, настойчивыми и квалифицированными.

Русские начинали свои контрминные действия, как правило, с опозданием, работы вели вяло. Им недоставало как квалифицированных специалистов в этой области, так и соответствующего снаряжения (маркшейдерского инструмента, бурового и вентиляционного оборудования, электроосветительных станций). Не хватало даже элементарного шанцевого инструмента (лопат, кирок, ломов, пил, топоров), а имеющийся инструмент был крайне низкого качества.

Квантунская крепостная саперная рота насчитывала 420 человек, но среди них не было квалифицированных минеров-солдат и унтер-офицеров. При строительстве крепости вопросам заблаговременной подготовки контрминных мероприятий (прокладке контрминных галерей, созданию запасов взрывчатки, оборудования и инструмента) не было уделено никакого внимания. Впрочем, вряд ли возможно было это сделать, поскольку из 15 миллионов рублей, нужных для строительства всех крепостных сооружений, предусмотренных проектом, запланировали израсходовать только 9 миллионов, а выделили чуть больше 4 миллионов.

С началом осады все поставки материальных средств в Порт-Артур прекратились, тогда как японцы могли оперативно получать все необходимое для осады, в том числе для подземно-минной войны.

В конце сентября 1904 года японские минеры начали вести минную галерею в направлении русского форта II, самого мощного крепостного сооружения Порт-Артура, игравшего ключевую роль в обороне. Увидев, что японцы после неудачного второго штурма начали постепенно подводить к этому форту линии траншей (т. н. параллели) начальник инженеров крепости полковник А. А. Григоренко и участковый инженер подполковник С. А. Рашевский поняли, что японцы неизбежно начнут и прокладку минной галереи. Они решили повести навстречу японцам две контрминные галереи. Однако разведать места прокладки японских галерей и их направление не удалось, поэтому поручик минной роты Рейнбот был вынужден вести контрминные галереи наугад, в наиболее перспективных направлениях.

1 октября началась прокладка первой контрминной галереи. Низкая квалификация русских минеров привела к тому, что галерея пошла вверх и уже через 21,3 фута (6,5 м) вышла на поверхность. После этого работы стали вести таким образом, чтобы галерея заведомо постоянно углублялась. Понимая, что при таких условиях контрминная галерея может вообще не дать результатов, русское командование пыталось сорвать японские минные работы, атакуя пехотой предполагаемые места начала японских подземных галерей.

Примечание автора

Как видим, недооценку значения минного оружия пытались компенсировать кровью пехоты.

Так, в ночь на 7 октября 1904 года ночную вылазку совершил отряд в 47 человек. Группа из этого отряда под командованием зауряд-прапорщика Марченко обнаружила одну японскую галерею и смогла уничтожить вход в нее с частью галереи. Эта вылазка помогла определить точное направление японских минных работ, после чего прокладка контрминной галереи была ускорена.

10 октября в контрминной галерее стали прослушиваться звуки работы японских минеров. Японцы тоже обнаружили русские работы. К 13 октября галереи сблизились до 12 метров. Вечером того же дня на совещании в форту № II (присутствовали комендант крепости генерал К. Н. Смирнов, генерал Р. И. Кондратенко, начальник инженеров крепости полковник А. А. Григоренко, командир 5-го стрелкового полка полковник Третьяков, начальник инженеров участка подполковник С. А. Рашевский, комендант форта капитан Рязанов, командир минной роты поручик Рейнбот и прапорщик Берг) было решено заложить и взорвать контрмину.

Начальник фугасной команды поручик Дебогорий-Мокриевич заложил взрывной заряд в 120 кг пороха. В качестве средств воспламенения были использованы один платиновый электрозапал и пять искровых запалов Дрейера. Для их инициирования использовались подрывная машинка фирмы Клаксон и магнитный индуктор.

В 11 часов утра 14 октября служба прослушивания сообщила, что японцы продолжают земляные работы. Это свидетельствовало о том, что решение о закладке контрмины было преждевременным. Следовало продолжить прокладку контрминной галереи с тем, чтобы отвести место взрыва контрмины как можно дальше от форта. Однако генерал Смирнов принял решение о немедленном взрыве. В 12.15 был произведен взрыв, обрушивший японскую галерею. При взрыве якобы погибли 28 японских саперов. Цифра эта взята с потолка, т. к. никто не производил там раскопок и не считал убитых японцев.

Однако русским взрыв этой контрмины вместо успеха принес только проблемы. Взрыв произошел в непосредственной близости от форта, чего никто из русских специалистов не предполагал. В результате грунт осел и обнажилась стенка одного из капониров форта. Это позволило японцам убедиться в том, что их расчеты верны. Они немедленно повели минную галерею под основание капонира. Русские по неясным причинам бездействовали.

Через несколько дней японские саперы подвели минную галерею под капонир и взорвали две мины. В результате в полу капонира образовалась пробоина диаметром более метра. Захватив капонир, японцы закрепились в непосредственной близости от форта.

Спустя неделю русские саперы обнаружили, что японцы ведут минную галерею в направлении контрэскарпной стенки. Тогда они начали прокладку второй контрминной галереи.

23 октября русские взорвали контрмину, разрушив часть японской галереи. Однако и в этом случае повторилась та же история: обнажилась часть бетонной стенки контрэскарпной галереи. Это вновь помогло японцам уточнить направление своих минных действий.

К 30 октября они довели свою мину до тыловой части стенки контрэскарпной галереи. В середине дня они взорвали в ней заряд динамита и получили доступ в подземные сооружения форта.

Ночью 31 октября японцы смогли проникнуть в ров форта и забросать ручными бомбами через амбразуры казематы №№ 3 и 4. Отчаянными контратаками и огнем малокалиберных пушек русским удалось приостановить продвижение японцев по сооружениям форта. Тогда японцы стали прокладывать минную галерею вдоль основания наружной стены форта с явным намерением взорвать ее.

Русские саперы повели контрминную галерею и 17 ноября взорвали контрмину. Вновь неудача! Взрыв разрушил часть углового каземата. Японцы сквозь пролом немедленно ворвались внутрь бетонной галереи напольного вала. В руках защитников форта осталась только галерея правого фланка форта. Большая часть форта была потеряна. В последующие дни японцы последовательно взрывали из галереи сооружения форта и выдавливали обороняющихся за его пределы.

15 декабря в результате попадания японского 275-мм снаряда в группу офицеров на форту II в момент награждения отличившихся защитников форта погибли генерал Кондратенко и инженер-подполковник Рашевский. Это событие окончательно подорвало у русских веру в возможность успешной контрминной борьбы. 18 декабря после того, как японцы взорвали очередную подземную мину и разрушили еще часть сооружений форта, генерал Фок приказал оставить форт.

При обороне форта № III русские успешно использовали морские гальваноударные мины, скатывая их по желобам на атакующих японцев. В ответ осаждающие повели минные галереи под форт № III и 28 декабря взорвали заряд массой 6100 кг. Взорвали не вполне удачно: камни и земля, поднятые взрывом накрыли японский штурмовой отряд, приготовившийся воспользоваться результатом взрыва. Однако сооружения форта были сильно разрушены. Удержать его уже не представлялось возможным, и русская пехота оставила форт № III.

Одновременно с работами у форта № III японцы вели подземные мины под укрепление № 3. Русские саперы, понимая, что падение укрепления № 3 лишит устойчивости всю оборону восточного фланга, начали активные контрминные работы. 20 декабря они взорвали контрмину, разрушив несколько неоконченных японских минных галерей.

Однако и здесь русских ожидала неудача. Взрыв контрмины обнажил бетонную стенку укрепления. Это позволило японцам продолжить работы; вскоре они взорвали очередную мину массой 2,2 тонны динамита, разрушив часть укрепления. В сочетании с огнем тяжелых осадных орудий (калибра 275 мм) это позволило японцам захватить укрепление № 3.

Линия фортов была прорвана, защитникам крепости пришлось отойти к главной ограде крепости – Китайской стенке. Удержаться там они не смогли и 2 января 1905 года крепость капитулировала.

Таким образом, успешная для японцев подземноминная война во многом предопределила падение оборонительной линии русских и всей крепости. Можно полагать, что если бы контрминные действия русские вели надлежащим образом, то осада крепости затянулась бы еще на 5–6 месяцев и Порт-Артур устоял, поскольку Япония к тому времени уже в значительной мере исчерпала свои финансово-экономические возможности к ведению войны.