Текст книги "КГБ играет в шахматы"

Автор книги: Юрий Фельштинский

Соавторы: Владимир Попов,Борис Гулько,Виктор Корчной
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Ранним июньским утром 1978 года в квартире, где скрывался Игорь, раздался звонок в дверь. Представившись сотрудниками милиции, проверяющими паспортный режим, в квартиру вошла группа захвата, возглавляемая Запольских. Однако в квартире Корчной обнаружен не был. Для уточнения ситуации Запольских, выйдя на лестничную площадку, по рации связался со своими подчиненными, дежурившими в составе бригады наружного наблюдения у подъезда дома, и получил подтверждение, что из квартиры никто не выходил. Вернувшись в квартиру, он стал проводить дополнительный осмотр и, забравшись в коридоре на антресоли под потолком, нашел того, кого спецслужбы и милиция разыскивали более двух лет – Игоря Корчного. Теперь у КГБ появился заложник, столь необходимый для давления на Корчного в матче с Карповым.

До начала матча оставалось несколько месяцев. Арест Игоря Корчного и его осуждение были лишь частью общего плана. В 1976 году по рекомендации КГБ и ЦК КПСС Госкомспорт наложил запрет на участие советских шахматистов в международных турнирах, в которых играл Корчной. В газете «Советский спорт», читателями которой в СССР были десятки миллионов человек, регулярно стали появляться статьи, в которых Виктор Корчной и Петра Лееврик представали в самом плохом свете. Большинство подобных статей по заданию КГБ писались заведующим международным отделом газеты Семеном Близнюком, завербованным 3-м отделением 11-го отдела Пятого управления КГБ под псевдонимом Львов.

Справка

Близнюк Семен Григорьевич– журналист, заведующий международным отделом редакции газеты «Советский спорт». Завербован куратором от КГБ этой газеты и Федерации спортивных журналистов СССР офицером 3-го отделения 11 – го отдела Пятого управления КГБ Поповым Владимиром Константиновичем. Использовался широко, чему способствовала занимаемая им должность. Он направлялся на изучение интересовавших КГБ иностранцев, советских журналистов, спортсменов. Присутствовал на матчах Корчной – Карпов. Курировавшим его офицером КГБ преимущественно был офицер 3-го отделения Пятого управления КГБ Пищенко Владимир Михайлович. Псевдоним Львов.

Близнюк (Львов) командировался также на матчи претендентов на звание чемпиона мира по шахматам в филиппинском городе Багио в 1978 году и в итальянский Мирано в 1981 году. Результатом этих командировок были публикации, якобы изобличавшие Корчного и его команду во всякого рода провокациях по отношению к Анатолию Карпову.

Вторил ему другой агент того же подразделения КГБ Александр Рошаль, публиковавший и в своем журнале, и в других ведущих советских изданиях статьи, направленные против Корчного. Для укрепления команды Карпова Рошаль по настоянию КГБ был назначен пресс-атташе советского гроссмейстера, что давало Рошалю возможность пребывать за границей на всем протяжении матча и получать дополнительные командировочные деньги и гонорары за эксклюзивные репортажи о ходе матча.

Во время шахматного матча 1978 года в Багио сражения проходили не только за шахматной доской. Прикрепленный к Карпову сотрудник 3-го отделения Пятого управления КГБ Пищенко, владеющий испанским, по заданию руководства КГБ наладил неформальные тесные отношения с вице-президентом Международной шахматной федерации (ФИДЕ) Кампоманесом. Через Пищенко доверительные отношения с Кампоманесом установил и Карпов. Тогда же КГБ стал «разрабатывать» Кампоманеса как «кандидата на вербовку». Ахиллесова пята вскоре была найдена: вице-президент ФИДЕ мечтал стать президентом. В обмен на обещание подержать его кандидатуру при голосовании в ФИДЕ силами СССР и всего социалистического блока Кампоманес согласился стать агентом КГБ и проводником советской шахматной политики и интересов Карпова. По существу к Кампоманесу был применен метод, который был уже отработан на президенте Международного олимпийского комитета испанце Хуане Антонио Самаранче, завербованном 3-м отделом Второго Главного управления КГБ. Завербованному Самаранчу голосами СССР и других социалистических стран была обещана должность президента МОК.

Справка

Самаранч Хуан Антонио —президент Международного Олимпийского комитета (МОК). Избран президентом МОК в 1980 г. в Москве. До избрания был послом Испании в СССР. Завербован офицером 3-го отдела Второго Главного управления КГБ (отдел вел разработку посольства Испании в Москве). Основа вербовки: незаконный вывоз из СССР предметов антиквариата, что являлось по советским законам уголовно наказуемым деянием. Став агентом КГБ, Самаранч получил поддержку СССР и соцблока при голосовании для избрания его на пост президента МОК.

Но вернемся в Багио. Находившиеся в составе советской делегации офицеры КГБ, сотрудники оперативно-технического управления (ОТУ), ежедневно контролировали состояние здоровья Карпова, беря многочисленные анализы и постоянно проверяя потребляемую Карповым пищу; осуществляли слуховой контроль за помещениями, занимаемыми советской делегацией. Специально выделенный сотрудник Восьмого Главного управления КГБ (шифрование и дешифрование текстов) осуществлял регулярную шифрованную связь с Центром. В этих регулярных шифровках сообщалось не только об обстановке на матче. Главной их составляющей была информация о шахматных позициях и запросы рекомендаций ведущих советских гроссмейстеров для реализации их Карповым в отложенной партии.

По сути дела в Москве в интересах Карпова работали два штаба. Один из них действовал в 11-м отделе Пятого управления КГБ, куда поступала вся оперативная информация о ходе матча. Другой располагался в Госкомспорте СССР. Усилиями КГБ и Госкомспорта большая часть ведущих советских гроссмейстеров были привлечены в качестве консультантов Карпова. Их рекомендации незамедлительно шифротелеграммами поступали в оперативную группу КГБ, действовавшую в составе команды Карпова в Багио.

В состав команды Карпова был также включен психолог Зухарь, основным местом работы которого был Центр подготовки советских космонавтов. Помимо оказания психологической помощи Карпову во время матча, Зухарь должен был посредством парапсихологического воздействия негативно влиять на психику Корчного. В СССР Зухарь был признанным специалистом в этой области. На матче он неизменно занимал первое место в ряду зрителей и не покидал его до окончания игрового дня.

Общими усилиями у «врага советской страны» Корчного для ставленника КПСС и КГБ Анатолия Карпова победа была вырвана. Он стал чемпионом мира. Но эта победа должна была явиться лишь прологом к последующим завоеваниям на ниве шахмат любимцем генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брєжнєва. Для обеспечения будущих побед Карпова внимательно отслеживались успехи его потенциальных противников. Главный конкурент был определен легко: в Баку рос и мужал гениальный шахматист Гарри Каспаров, первым тренером которого был Александр Никитин.

Справка

Никитин Александр Сергеевич– первый тренер Каспарова. Завербован в 1980 г. заместителем начальника 5-го отдела КГБ Азербайджанской ССР подполковником Литвиновым Виктором Петровичем.

Даже не специалистам в области шахмат был очевиден выдающийся талант Каспарова. Талантливый, экспансивный и непредсказуемый, он внушал советскому руководству серьезные опасения, тем более что по происхождению, как было известно в руководящих кругах, он был наполовину евреем, наполовину армянином. Надежным такой человек казаться не мог. Карпов был русским.

Прежде всего Москва предписала Баку для контроля Каспарова прикрепить к нему офицера КГБ, который бы сопровождал Каспарова во время всех зарубежных поездок. Таким прикрепленным к Каспарову офицером стал заместитель начальника 5-го отдела КГБ Азербайджанской ССР подполковник Виктор Литвинов, в прошлом телохранитель первого секретаря ЦК компартии Азербайджана Гейдара Алиева.

Мастер спорта по современному пятиборью, высокий и широкоплечий, с густой шевелюрой вьющихся волос, красавец-мужчина Литвинов был заметным человеком в Баку. Выбор его был не случаен. Глава республики Алиев внимательно наблюдал за успехами бакинского самородка Каспарова и со своей стороны всячески содействовал созданию для него благоприятных условий. Алиев хорошо знал Литвинова, знал его уравновешенный характер и умение строить отношения с людьми.

Литвинов в полной мере оправдал доверие Алиева. На долгое время он стал как бы членом семьи Гарри Каспарова, искренне заботясь о нем и его матери, очень много значившей в жизни шахматиста.

Литвинов оказался в сложном положении. Он входил в команду Каспарова, но систематически, особенно перед поездками Каспаров за границу, выезжал в Москву за подробным инструктажем. По возвращении с турниров Литвинов обязан был задерживаться в Москве на несколько дней для составления в КГБ подробнейших отчетов о поездках, включающих описание поведения Каспарова, его контактов, взаимоотношений членов его команды и даже о влиянии на него его матери, решавшей многие организационные вопросы в команде своего сына. Но главная проблема заключалась в другом. Для Литвинова все более очевидным становилось откровенно отрицательное отношение к Каспарову со стороны его московских коллег по КГБ.

Курировавший в КГБ шахматы капитан Кулешов с Литвиновым был знаком со времен совместного участия в чемпионатах СССР по современному пятиборью: оба были мастерами спорта. Дружны они не были, слишком разные были люди. Встретившись вновь как сотрудники КГБ, подружиться они тем более не могли. Литвинов, будучи ровесником Кулешова, уже занимал заметный пост в КГБ Азербайджана, к тому же имел привилегию по сопровождению Каспарова в заграничные поездки. Ничего этого у невзрачного Кулешова не было. Так у Кулешова, привыкшего ненавидеть успешных в жизни людей, появился очередной враг – Литвинов. И появилась новая цель: стать вместо Литвинова прикрепленным к Каспарову офицером КГБ.

В Москве эта идея пришлась по вкусу. По указанию московских коллег, в частности заместителя начальника 11-го отдела Пятого управления КГБ майора И. В. Перфильева, Литвинов познакомил Кулешова с Каспаровым и его матерью. Но чем больше Кулешов пытался сблизиться с семьей Каспаровых, тем очевидней становились Каспаровым преимущества Литвинова. Проект по замене Литвинова пришлось отменить.

В 1981 году предстоял очередной матч на звание чемпиона мира по шахматам между Анатолием Карповым и Виктором Корчным. В КГБ внимательно изучались связи Корчного среди советских гроссмейстеров, могущих оказать ему помощь в подготовке к матчу. Потенциальным помощником и союзником Корчного, по мнению КГБ, мог стать молодой московский гроссмейстер Борис Гулько, отказавшийся подписать коллективное письмо против Корчного и вместе с женой подавший заявление на выезд в Израиль.

В КГБ заявление четы Гулько об эмиграции произвело эффект разорвавшейся бомбы. Руководство советских шахмат было уверено, что в случае выезда за границу Гулько сможет стать тренером Корчного в его подготовке к матчу с Карповым и во время самого матча. Об этом в своих интервью неоднократно заявлял сам Корчной. Положение (для КГБ) усугублялось еще и тем, что жена Бориса Гулько Анна Ахшарумова тоже была сильнейшей шахматисткой и в 1976 году стала победительницей женского открытого чемпионата СССР, в котором принимали участие чемпионка мира Нона Гаприндашвили и будущая чемпионка мира Майя Чибурданидзе. Выдающиеся успехи Ахшарумовой давали веские основания предполагать, что ее выезд из СССР на постоянное место жительство в любую страну мира создаст реальную угрозу доминированию советских шахматисток в мире, так как она имеет все шансы стать очередной чемпионкой мира. Именно так считал экс-чемпион мира Михаил Ботвинник, полагавший, что с отъездом Ахшарумовой СССР может потерять шахматную корону.

Наиболее озабоченным в данной ситуации был Анатолий Карпов. Формально агентурную связь с Карповым (Раулем) осуществлял Пищенко. Но основную работу и с Карповым, и с его помощниками, ближайшим из которых были два Алика, как их называли в шахматной среде – Александр Бах и Александр Рошаль, – проводил непосредственный начальник Пищенко Тарасов.

Справка

Бах Александр Григорьевич– завербован в 1979 г. начальником 3-го отделения 11 – го отдела Пятого управления КГБ полковником Тарасовым Борисом Васильевичем.

Именно Бах, вхожий в круг Гулько, по указанию Тарасова настойчиво предлагал Гулько отказаться от планов выезда на постоянное жительство за границу, взамен суля различные блага, прежде всего возможность участия в престижных зарубежных турнирах. Однако Гулько на уговоры не поддался.

Техническую работу по ведению разработки Гулько было поручено вести Кулешову. Но так как у Кулешова опыта такой работы не было, разработку фактически осуществлял Тарасов. После изменения кадрового состава 11-го отдела к этой деятельности подключился также новый заместитель начальника отдела майора Перфильева. Именно Перфильевым (в присутствии Кулешова) был завербован новый начальник управления шахмат Крогиусс, сменивший на этом посту Батуринского. Крогиусс избрал себе псевдоним Эндшпиль, под которым сотрудничал с КГБ – ФСК – ФСБ до момента своего выезда в США на постоянное место жительства. В США эмигрировал и его верный помощник гроссмейстер Гуфельд, также завербованный в свое время Перфильевым и Кулешовым как агент КГБ.

По канонам КГБ вербовка агента, совершаемая двумя оперативными работниками (независимо от их должностного положения), засчитывалась обоим. Для Перфильева, тогда занимавшего в чине майора должность заместителя начальника отдела, новые вербовки важны не были. Новичку Кулешову новые вербовки шли в зачет. Со временем неграмотный работник КГБ, не умевший написать простейший оперативный документ (за него их писал Тарасов или коллеги Кулешова), дорос до должности оперативного уполномоченного и звания подполковника.

Неудовлетворенный результатом разработки Гулько, который никак не отказывался от идеи эмиграции из СССР, в дело вмешался куратор 11-го отдела Пятого управления КГБ генерал-майор Абрамов. Он решил лично воздействовать на упрямца.

Во времена, когда во главе КГБ стоял Андропов, в работе органов госбезопасности широкое применение нашла так называемая профилактика. Заключалась она в следующем. В процессе агентурно-оперативной деятельности КГБ накапливалась информация о проведении отдельными лицами или группой лиц деятельности, могущей нанести определенной вред политической системе СССР. На начальной стадии такой деятельности некоторых лиц, представлявших для КГБ определенный интерес, вызывали для проведения официальной беседы в целях разъяснения противоправности их действий. Считалось, что подобными разъяснительными беседами можно было уменьшить число потенциальных диссидентов в стране. В случае если профилактика не давала результатов, КГБ выносил официальное предостережение, после которого, как правило, следовал арест и суд.

Намерение Гулько эмигрировать не подпадало под категорию деяний, требовавших профилактической беседы. Но от подчиненных заместителя начальника Пятого управления КГБ генерала Абрамова зависело выполнение указания генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева и председателя КГБ члена Политбюро ЦК КПСС Адропова. С учетом этих обстоятельств и в целях более решительного воздействия на Гулько Абрамов решил провести профилактическую беседу лично. А чтобы Гулько было пострашнее, Абрамов пригласил его на беседу в свой кабинет на Лубянке.

Приглашение для беседы в помещение КГБ рассматривалось как важная часть профилактики. Подобные беседы могли проводиться офицерами КГБ в различных точках: в местах учебы, работы, в партийных и общественных организациях. Считалось, что сам факт приглашения на беседу в КГБ оказывает на профилак-тируемого мощное психологическое воздействие. Советские люди хорошо помнили времена, когда с таких бесед просто не возвращались, и приглашенные прямо с беседы на много лет отправлялись в тюрьмы и лагеря. Некоторых после таких бесед просто расстреливали. Разумеется, это было при Сталине. Но психологический расчет КГБ как раз и строился на том, что почти в каждой советской семье были репрессированные в сталинские годы родственники. И уверенности в том, что после беседы тебя отпустят, никогда не было.

Чем известней был вызываемый, тем старше по чину был беседующий с ним офицер КГБ. С известной эстрадной певицей Аллой Пугачевой и ее мужем кинорежиссером Стефановичем профилактическую беседу проводил сам генерал-лейтенант Бобков. С Гулько эту беседу провел Абрамов. В назначенный день и час в подъезде № 5 дома № 1/3 по Фуркасовскому переулку, фасадом выходящим на площадь Дзержинского, гроссмейстера Гулько встретил верный подручный генерала Абрамова майор Лавров. Преодолев четыре высокие ступеньки и пройдя проверку документов, которой занимались стоящие в подъезде прапорщики, Гулько и Лавров поднялись на медленно идущем лифте на последний девятый этаж здания. На этом этаже непосредственно перед лифтом располагался кабинет Бобкова, а в самом конце длинного коридора, уходящего направо от лифта, – кабинет Абрамова. Были там и другие служебные кабинеты 1-го и 9-го отделов Пятого управления.

Угловой кабинет Абрамова был просторным. Генерал восседал за массивным столом из красного дерева, спиной к огромным до потолка окнам, из которых открывался великолепный вид на московский Кремль. Картина эта у человека, впервые оказавшегося в его кабинете, безусловно, должна была вызвать душевный трепет. Было очевидно – человек, сидящий в таком кабинете вершит человеческие судьбы.

Генерал Абрамов поднимался по служебной лестнице с самой ее нижней ступеньки. В годы войны рыл окопы на подступах к Москве. В боевых действиях не участвовал, но, став генералом, сумел получить удостоверение участника Отечественной войны. После рытья окопов был принят на службу в комендантский взвод Управления НКВД по Москве и Московской области. Во время прохождения службы был комсомольским активистом, избирался секретарем комитета комсомола Управления, что положительно сказалось на его карьере. С первых дней службы уяснил два важных постулата: безоглядно служить КПСС и никогда не перечить своим начальникам.

В 1960—70-е годы его имя было уже хорошо известно в среде московской интеллигенции. Тех, кто рисковал критически относиться к советской власти и роли компартии, Абрамов безжалостно карал. Те, кто участвовал в акциях правозащитников на Пушкинской площади Москвы, вряд ли забудут имя организатора разгонов мирных демонстраций и арестов их участников. Им был ставший к тому времени полковником Абрамов.

Усердие его было замечено. Из территориального органа, которым являлось Управление по Москве и Московской области, Абрамов был переведен в центральный аппарат КГБ на должность начальника 1-го отдела недавно созданного Пятого управления, призванного бороться с «идеологическими диверсиями противника».

В 1968 году Абрамовым и его подручными были арестованы, а затем преданы суду шесть отважных молодых людей, не побоявшихся выйти на Красную площадь с протестом против ввода советских войск в Чехословакию. Спустя год на весь мир прогремело уголовное дело двух советских писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского, вина которых заключалась в издании своих произведений за пределами СССР. В 1972 году на свежем воздухе в Москве художники-неформалы, непризнанные правительством, провели несанкционированную, т. е. не разрешенную правительством, выставку своих картин. Выставка получила название «бульдозерная», так как ее участников разгоняли гусеничными бульдозерами, превратившими художественные полотна, выставленные на земле, в щепки и лохмотья. Вслед за бульдозерами шли поливочные машины, нещадно поливавшие участников выставки и посетителей водой. Это была настоящая акция устрашения, наглядно демонстрирующая, что те, кто охраняет существующую в стране власть, не остановятся в деле ее защиты ни перед чем. Руководил этой операцией полковник Абрамов.

Известного диссидента Владимира Буковского, позже обмененного на генерального секретаря чилийской компартии Луиса Корвалана, также арестовывал Абрамов. Травлю писателей Владимира Войновича и Георгия Владимова, Василия Аксенова и Анатолия Гладилина, приведшую к их эмиграции из СССР, тоже организовывал Абрамов, ставший со временем и генералом, и заместителем начальника, а затем начальником Пятого управления КГБ. Именно с этим человеком предстояло теперь встретиться для разговора гроссмейстеру Борису Гулько.

Имевший богатый опыт ломки людей и человеческих судеб, генерал Абрамов меньше всего ожидал потерпеть поражение в деле Гулько. Строптивый шахматист стоял на своем: хочу уехать. И переубедить его Абрамов был не в состоянии. В первый и, наверное, в последний раз генерал Абрамов устыдился своего звания и, отпуская Гулько, сказал ему, что при необходимости тот может связаться с ним, позвонив по служебному телефону Лубянки и попросив «полковника Абрамова». Неудобно было генералу Абрамову демонстрировать, на каком уровне решалась судьба гроссмейстера Гулько и кем была проиграна партия.

Учитывая отрицательный результат беседы, Абрамов дал команду «прессовать» Гулько по всем направлениям. Абрамов знал, что довольно часто противники системы, столкнувшись с ее жесточайшим «прессингом», ломались и просили о пощаде. Давление на Гулько началось со всех сторон. Руководители советских шахмат разного уровня попеременно вели беседы с ним и его женой Ахшарумовой, кто угрозами, кто посулами пытаясь склонить к изменению решения о выезде из СССР. По приказу КГБ чету Гулько лишили стипендий (так назывались ежемесячные гарантированные выплаты ведущим советским спортсменам), их фамилии исчезли из числа участников внутрисоюзных турниров. Вместе с недавно родившимся ребенком Гулько остались практически без средств к существованию.

Однако советскому правительству не везло. В 1979 году еще один советский шахматист – Лев Альбурт – попросил политического убежища в США, когда находился в составе советской команды на международном турнире в ФРГ. Выпускать Гулько сейчас – значило открыть зеленую улицу эмиграции всем советским гроссмейстерам. А этого власти опасались не меньше чем проигрыша Карпова в матче с Корчным. Гулько и его жене мстили теперь еще и за Альбурта.

Приближалась Московская олимпиада 1980 года. Руководство Советского Союза было весьма озабочено ситуацией, складывающейся вокруг предстоящих игр за рубежом и внутри страны. Советская армия только что вошла в Афганистан. Президент Картер объявил бойкот Олимпийских игр. Советская внешняя политика подверглась критике во всем мире. Жестокое преследование инакомыслящих и отказ евреям, желающим эмигрировать из СССР, стали основной причиной критики внутренней политики советского правительства мировым сообществом и политическими лидерами демократических стран.

Особое внимание критики советской системы обращали на использование советским правительством в карательных целях психиатрии. Авторами этой идеи были председатель КГБ Андропов и начальник Пятого управления Бобков. План состоял в том, чтобы таким образом уменьшить количество осужденных политических заключенных. Претворяя в жизнь указания Андропова, Бобков распорядился либо помещать диссидентов в психиатрические лечебницы специального типа, либо привлекать арестованных по политическим статьям к уголовной ответственности за уголовные преступления.

Охрану психиатрических лечебниц специального типа осуществляли военнослужащие Министерства внутренних дел, что обеспечивало жесткий режим пребывания находящихся в нем пациентов. Строго ограничивался контакт пациентов с внешним миром. По предписанию врачей пациентам насильственно определяли курс лечения. Попадавшим туда людям быстро становилось понятно, что психбольницы в СССР были страшнее тюрьмы. Заключенный, отбывавший срок в местах лишения свободы, отбывал его по решению суда и определенное количество лет. Правозащитники, помещенные в психбольницы, находились там не по решению суда, срок пребывания в больницах не был определен и ограничен, а прав у таких «больных» вообще никогда не было.

Тех же, кого привлекали к ответственности за политические преступления по уголовным статьям, еще на стадии предварительного следствия, как правило, содержали в следственных изоляторах вместе с уголовниками, которые при попустительстве тюремной администрации чинили свою расправу над подследственными из числа правозащитников.

Но что же было делать в преддверии Олимпиады с упрямой семьей Гулько? Как избежать общения Гулько с иностранцами или открытых его протестов во время Московской олимпиады? Не сажать же шахматистов в сумасшедший дом за желание уехать из Советского

Союза! Полковнику Тарасову в голову пришло несколько умных мыслей. Сначала Карпов (Рауль) через знакомых Гулько гроссмейстеров Сосонко и Разуваева довел до него информацию о том, что вопрос о его выезде, возможно, будет решен положительно. Это было намеренной дезинформацией. Смысл ее заключался в том, что Гулько накануне олимпиады в течение какого-то времени не будет участвовать в протестах отказников. Так как полной уверенности в бездеятельности Гулько не было, Тарасов решил отправить Гулько подальше от Москвы в почетную временную ссылку. От агентуры из числа видных шахматистов Тарасову было известно о дружеских отношениях между Гулько и талантливым тренером гроссмейстером Дворецким, чьей подопечной была одна из сильнейших грузинских шахматисток Нана Александрия. Вместе с тренером она как раз должна была в эти дни готовиться к турниру на спортивной базе Госкомспорта СССР «Эшеры», расположенной на территории Абхазии. Спортбаза эта имела статус олимпийской и лучшего места для «ссылки» Гулько трудно было придумать.

В 1977 году по указанию КГБ все спортивные базы, получившие статус олимпийских, были взяты под оперативный контроль органами госбезопасности. На них производилась массовая вербовка агентуры среди обслуживающего персонала и велась работа с агентурой в сборных командах СССР по различным видам спорта. Агенты полковника Тарасова Алики (Бах и Рошаль) убедили ничего не подозревавшего Дворецкого в том, что его другу Гулько было бы полезнее всего отдохнуть от всех проблем в «Эшерах», одновременно участвуя в тренировке Александрии. Дворецкий пригласил Гулько в «Эшеры», и Гулько приглашение принял.

Для контроля Гулько были использованы оперативные возможности КГБ Абхазской АССР. Номер, в котором проживали супруги Гулько, заранее был оборудован средствами слухового контроля. Кроме того, в «Эшеры» были отправлены два агента КГБ: агент 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ, сотрудник управления медико-биологического обеспечения Госкомспорта, выезжавший в качестве врача в составе шахматных команд СССР за границу и знавший Гулько лично, и Батуринский. Уже в «Эшерах» КГБ предпринял попытку завербовать еще одного агента – самого Дворецкого. Тот отказался, и за это на год был лишен «по оперативным соображениям» права выезда за границу.

Операция завершилась успешно. Во время олимпийских игр в Москве акций протеста со стороны семьи Гулько не последовало. Олимпиада в Москве закончилась без происшествий. Из-за оккупации Афганистана и неучастия в играх многих ведущих спортсменов ряда стран, бойкотировавших Олимпиаду, эти соревнования стали триумфом советской команды, получившей 80 золотых медалей. Мало кто знал в СССР и за его пределами, как именно завоевывались эти медали. В антидопинговом центре Московской олимпиады допинговые пробы советских спортсменов менялись на идеально чистые. Для обеспечения судейства в пользу советской сборной на подкуп иностранных судей по секретному решению ЦК КПСС Госкомспорту СССР была выделена значительная сумма в американских долларах. Активно использовались валютные средства КГБ на ценные подарки, которые через агентуру КГБ дарились в этих же целях иностранным судьям.

По завершении Московской олимпиады многие сотрудники КГБ были награждены различными правительственными и ведомственными наградами. Тарасов был награжден медалью «За доблестный труд». Кулешов был повышен в должности и вскоре стал майором. Была определена следующая веха борьбы на шахматном фронте: весной 1981 года должен был состояться тщательно планируемый в КГБ матч между Карповым и Корчным на звание чемпиона мира.

В преддверии матча Карпов дважды встречался с Андроповым в его кабинете в здании на Лубянской площади. К весне в КГБ был разработан план агентурно-оперативных мероприятий по оперативному обеспечению матча, в котором было предусмотрено участие оперативных сил и средств целого ряда подразделений центрального аппарата КГБ: ПГУ, Оперативно-технического управления, Пятого управления, Восьмого Главного управления (шифрование и дешифрование). Данным планом для Пятого управления, в частности, предусматривалась дальнейшая нейтрализация действий предполагаемого помощника Корчного гроссмейстера Гулько. И тут Гулько повезло второй раз (после отдыха на базе в Абхазии). Он получил от Госкомспорта СССР новую квартиру.

Для наблюдения и превентивных действий в отношении разрабатываемого Гулько необходим был слуховой контроль. Для этого необходимо было оборудовать его квартиру прослушивающей аппаратурой. Установка подобной техники по адресу, где Гулько проживал с родителями, было затруднительно, так как кто-то из членов многочисленной семьи Гулько все время находился дома, прежде всего отец Гулько, инвалид войны.

Чтобы решить эту проблему, Перфильев убедил Госкомспорт СССР выделить Гулько и его жене новую квартиру в районе новостройки Строгино. Такую квартиру можно было заблаговременно оборудовать прослушивающей аппаратурой и всегда быть в курсе планов Гулько и Ахшарумовой.

По терминологии госбезопасности установка слухового контроля за помещением называлась мероприятием «Т», на чекистском сленге «Татьяна». В обычных условиях результат звукового перехвата поступал на специальный передатчик, скрытно монтируемый на чердачных или подвальных подсобных помещениях жилого дома, откуда в кодированном виде перехваченная информация поступала на контрольный пункт 12-го отдела КГБ, где она расшифровывалась и записывалась на специальную магнитную ленту. После этого следовала обработка информации операторами 12-го отдела, которые ее распечатывали на пишущей машинке и придавали информации читабельный вид. Дом, в котором располагалась подобранная для Гулько квартира, не был телефонизирован, как и весь микрорайон, где находился новый жилой дом. Это создавало определенные трудности для технического персонала 12-го отдела КГБ, который устанавливал и затем использовал средства слухового контроля и передачи перехваченной информации.