Текст книги "В дебрях Даль-Гея (худ. М. Ромадин)"

Автор книги: Юрий Тупицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 8

Выбравшись на автостраду, Снегин увеличил скорость и, когда начал обгонять основной поток автомашин, включил программно-контрольную аппаратуру. Каждая машина, как живое существо, имеет свой, индивидуальный, неповторимый характер: у неё специфический спектр шумов, вибраций, теплового и магнитного поля. На контрольном участке автострады аппаратура анализировала и запоминала характеристики всех машин, следующих сходным маршрутом. Когда этот контрольный участок был пройден, Снегин на ближайшем пункте разъезда съехал с автострады и принялся бессистемно петлять по улицам на относительно небольшой скорости. Не прошло и пяти минут, как на индикатор поступила выходная информация. Снегин усмехнулся: за ним шла не одна машина, а две. Одна на дистанции, предусмотренной соглашением, другая гораздо дальше, следуя за Снегиным по спрямлённому формализованному маршруту. «Вот и цена слова президента. Впрочем, вполне возможно, что это лишь излишнее усердие полиции, которая решила обезопасить себя от возможных случайностей и сюрпризов».

Посчитав подготовительный этап законченным, Снегин минут сорок медленно разъезжал по городу, с любопытством разглядывая толпы народа на площадях, неожиданно тихие, уютные набережные залива. Однако в результате этого на первый взгляд бесцельного блуждания, за четверть часа до встречи он оказался там, где и было нужно, – в парковом районе. Покрутившись немного, он ввёл в аппаратуру исходные данные и включил программу «лабиринт». По этой программе в соответствии с координатами машины Снегина, преследующих машин и планом проезжих городских улиц аппаратура выбирала маршрут максимальной сложности и выдавала данные прямо на рулевое управление. Поэтому, нажав исполнительную кнопку, Снегин бросил руль, откинулся на спинку дивана и принялся внимательно следить за показаниями индикатора. Машина между тем начала петлять по проспектам, улицам и переулкам паркового района, где планировка была особенно запутанной и неопределённой. Прошла минута, другая, третья, а сопровождающие машины цепко держались за Снегиным. Похоже, что ими управляли специалисты самой высокой квалификации. Снегин переключил аппаратуру на максимально форсированный режим. В этом была известная доля риска, но времени для экспериментов уже не было, приходилось действовать наверняка. Машина стремительно шла по прямой, минуя попадавшиеся переулки, и вдруг свернула так круто, что Снегина с размаху бросило плечом за левый борт, потом ещё безжалостнее – вправо.

Застонал двигатель, выходя на предельные обороты, тело вдавило в сиденье, скорость начала расти с головокружительной быстротой. Ра-а-а… – взвыла сирена, распугивая людей, случайно оказавшихся на проезжей части; машина вильнула, впритирку объезжая кого-то из замешкавшихся. И вдруг резкое, до дрожи и раскачивания корпуса, торможение, крутой вираж, бешеный рывок куда-то в темноту, в тоннель, мелькание близких стен, торможение, поворот… Ра-а-а… Испуганная тень возле самого бокового стекла – и новый рывок машины. Когда Снегину уже начало казаться, что эта гонка на пределе, возможно, никогда не кончится, машина плавно сбросила скорость, а на индикаторе вспыхнул сигнал «Задание выполнено». Снегин вздохнул, отстегнул пояс безопасности, вытер платком влажный лоб и лишь после этого взялся за руль.

Отрыв от преследователей был полным, их машины даже вышли из зоны действия контрольной аппаратуры. Снегин знал, что с помощью стационарных постов его рано или поздно обнаружат, но он знал также, что случится это не так уж скоро: в парковом районе сеть постов имела минимальную плотность. По кратчайшему пути Снегин вывел машину к гигантской гостинице «Золотое небо», но на площадь выезжать не стал, а свернул в ближайший переулок и сбросил скорость. Метров через десять он догнал худощавого высокого прохожего. Машина остановилась, задняя дверца распахнулась, ещё мгновение – человек ввалился на задний диван, и машина тронулась с места, набирая ход.

Снегин включил автоуправление, задал какой-то маршрут, затемнил остекление и, повернув кресло, оказался лицом к лицу с Алексеем.

Некоторое время они, улыбаясь, смотрели друг на друга, потом Кронин вздохнул.

– Может быть, это и банально, Всеволод, но только на чужбине постигаешь цену дружбе. Я имею в виду не открытый космос, не неосвоенные планеты, а именно чужбину – чужие улицы, чужие дома, чужие обычаи и нравы.

– Понимаю, – кивнул Снегин. – А теперь выкладывай.

Он, не перебивая, выслушал рассказ товарища и резюмировал:

– Что ж, грубых ошибок ты не сделал, а управлять случайностями мы пока не научились. Содеянного не воротишь, а поэтому примем его как должное.

– Всеволод, – серьёзно сказал Кронин, – ты никогда не был глупым человеком. Но теперь в тебе просматривается зрелый муж и философ.

– Думаешь задобрить меня комплиментами? Ничего из этого не выйдет. Говори откровенно, почему ты умолчал о Кайне при подготовке?

Кронин некоторое время собирался с мыслями.

– Как тебе сказать?.. Мне как-то не верилось, что она была на самом деле, понимаешь? Будто я познакомился с ней по книге или фильму. Мне и в голову не приходило, что я могу встретиться с ней в Даль-Гее. Разве можно надеяться увидеть Василису Прекрасную или Хозяйку Медной Горы?

– Да, – согласился Снегин, – такая встреча похожа на чудо. Что Кайна узнала от тебя?

Кронин склонил голову набок.

– А почему ты решил, что она что-то такое узнала?

– Представь, я немного знаю твой характер.

– Ты уверен в этом? Впрочем, на этот раз ты не ошибся, кое-что мне пришлось рассказать. Разумеется, я не стал называть имена или излагать план операции.

– Спасибо и на этом, – усмехнулся Снегин.

– Пожалуйста, – невозмутимо ответил Алексей. – Но как-то объяснить своё появление в городе мне, конечно, пришлось. Я сказал, что прибыл в Даль-Гей как представитель фирмы «Нун». Мы-де заинтересованы в её операциях, а фирма из-за лихорадки осталась без нужных людей.

– Не так уж скверно, – одобрил Снегин. – И это все, что знает Кайна?

– Пожалуй. И ещё, что «Торнадо» стоит в эллингах стигмийской базы – карантин. – Кронин помолчал, присматриваясь к Снегину, и тихо добавил: – Всеволод, ты можешь быть спокоен, Кайна вполне порядочный человек, ей можно верить.

– Это по каким меркам порядочный – по земным или по далийским?

– По общечеловеческим. Я доверяю Кайне так же, как тебе или Ивану.

– Обязывающее заявление. Но что ты знаешь о ней?

– Я боюсь утверждать наверняка, – задумчиво проговорил Кронин, – но, по-моему, Кайна занимает в Даль-Гее какое-то особое положение.

– Любая красивая женщина находится на особом положении. Даже у нас, на Земле. Что же говорить о Даль-Гее?

Кронин замотал головой:

– Нет, не то. Ты ведь знаешь, я не очень наблюдателен. И, не бросайся все это в глаза, я бы ничего не заметил. Представь себе, подходим к стоянке автомашин, уйма народу, я ещё подумал, как мы пробираться будем? – Кронин пожал плечами. А прошли так, словно и не было никого. Кайна ни слова не сказала, не поблагодарила, даже шаг не замедлила. Толпа молча расступилась, и мы прошли по образовавшемуся коридора как раскалённый нож сквозь масло.

– Популярность известной певицы? – предположил Снегин.

– Нет, там автографы, приставания, приветственные оклики, а тут ничего похожего – всеобщее молчаливое почтение. Но расспрашивать её я, разумеется, не стал.

Снегин неодобрительно покосился на него.

– А стоило.

– Это неловко.

– Как многое нам неловко! – сказал Всеволод с досадой. А если нужно для дела?

Алексей, нахмурившись, промолчал.

– Ладно, не будем ссориться по пустякам. Что за обстановка у Кайны, как она живёт?

Кронин оживился.

– Не квартира, а дворец! Серьёзно, посмотрел бы ты на её хоромы. Мне и в голову не приходило, что один человек может жить сразу в дюжине комнат. Я не один раз терял ориентировку в этой огромной квартире и блуждал там самым натуральным образом, как в дремучем лесу. И все удивлялся, что там не поставлены указатели на манер тех, которые ставятся на площадях у выходов на улочки и переулки.

Снегин, слушавший его с интересом, недоуменно пробормотал:

– Далийцы вовсе не склонны разбрасываться жилой площадью. В том числе и для певиц, даже знаменитых. Тут что-то явно не то.

– Я же говорю!

– Хорошо, оставайся пока у Кайны Стан. Но об Иване ни слова. Все заботы о нем я с тебя снимаю.

– Так я и думал, – вздохнул Кронин, – хотя, на мой взгляд, это перестраховка.

– Перестраховка! А если квартира Кайны – ловушка?

– Это невозможно.

– А если Кайна и сама не знает об этом?

Кронин не нашёлся что возразить.

– Вот то-то и оно, – сказал Снегин. – Но делать нечего. Раз уж Кайна оказалась посвящённой в твои дела и ей кое-что доступно в этом мире, поговори с ней о Хаасене. Может быть, она поможет выйти на него.

Кронин взглянул на него с откровенным удивлением.

– Ты предлагаешь познакомить Кайну Стан с операцией?

– Ни в коем случае! Просто ты обеспокоен судьбой товарища. Разве это не естественно?

– Что-то я тебя не пойму, Всеволод, – задумчиво проговорил инженер. – Не шарахаешься ли ты от чрезмерной осторожности к необоснованному риску?

– Обстановка сильно усложнилась, Алексей. С освобождением Тура надо максимально поторопиться… Сам знаешь, иногда не рискнуть…

– Сейчас рискуешь ты один, Иван связи с тобой не будет. К тому же ведь ты уверен в Кайне!

Внимательно разглядывая товарища, Алексей ответил про себя, что тот явно чем-то взволнован.

– Что ещё случилось, Всеволод? – спросил он. – Поверь, я спрашиваю не из праздного любопытства, а для того, чтобы знать, до какой грани риска разумно доходить.

Снегин кивнул:

– От Хаасена получено письмо.

– От Хаасена?!

– Он написал и отправил его ещё до похищения. Наверное, почувствовал за собой слишком уж плотную слежку и решил подстраховаться. Зашёл в какое-нибудь кафе, бар, бюро, написал и бросил в почтовый ящик. Письмо короткое, всего на одной страничке, и написано в явной спешке… Тур, конечно, знал, что если он пошлёт письмо прямо в консульство, то его наверняка перехватят. Поэтому и направил его своему далийскому другу Альгибу Хинглу. Это одарённый физик, возглавляющий группу по освоению производства нейтрида. Далийцы всячески поощряли его контакты с Туром. А они занимались не столько физикой, сколько чуть ли не до драки спорили по вопросам мироздания. Хингл лично доставил нам конверт Хаасена.

Алексей невольно улыбнулся, представив себе дискуссии Тура и Хингла. Ему ведь и самому приходилось спорить с Хаасеном.

– И что же было в письме?

Снегин с присущей ему чёткостью и лаконизмом передал содержание письма.

– Не может быть! – вырвалось у Кронина.

– Может, – жёстко сказал Снегин. – Теперь ты достаточно хорошо знаешь далийцев. Может!

На лбу инженера пролегла упрямая складка.

– Я глубоко уважаю Тура и как человека, и как специалиста, – медленно заговорил он. – И все-таки его сообщение настолько чрезвычайно, что следует поставить вопрос: насколько мы можем доверять его сведениям. И проверить их по другим каналам.

– Подготовка не прошла для тебя даром, – одобрил Всеволод. – Разумеется, мы и ставили и проверили. – Снегин покачал головой. – Мы не вправе отмахнуться от сообщения Хаасена. Легкомысленное благодушие ничем не лучше ложной подозрительности. Речь идёт о благополучии человечества, о жизнях миллионов людей.

Наступило тягостное молчание. Наконец инженер поднял глаза.

– Ты прав, Всеволод. В такой ситуации мы просто обязаны быть бдительными.

Глава 9

Зал гленд-холла был до отказа набит самой разношёрстной публикой, а в глубине одной из дорогих лож, так, что их совсем не было видно из зала, сидели Алексей Кронин и Кайна Стан, разделённые небольшим столиком со скромным ужином. После того как было просмотрено несколько номеров из обширнейшей программы, Кайна спросила:

– Как вам здесь нравится, Алексей? – И, встретив откровенно недоуменный взгляд Кронина, засмеялась: – Нет-нет, я не о том, что происходит на арене. Я спрашиваю о самом помещении.

Кронин внимательно, несколько скептически огляделся и пожал плечами.

– Пожалуй, больше всего похоже на цирк.

– Цирк?

– Цирк. Я не знаю, как это называется по-далийски. В цирке такая же круглая арена и сиденья амфитеатром.

– Теперь припоминаю. – Кайна опиралась подбородком на руку. – В цирках выступают ваши любители-спортсмены, правда? Гимнасты, жонглёры, акробаты и много-много других.

– Верно. И ещё там проводятся состязания любителей борьбы и ближнего боя.

– Я помню, – вздохнула Кайна, – но здесь ведь совсем другое.

Кронин усмехнулся:

– Да, здесь другое…

Арена гленд-холла была устлана удивительным ковром. Этот ковёр был и произведением искусства, и настоящим чудом науки и техники. Он мог принимать все цвета радуги и их самые причудливые и пёстрые сочетания. Он мог менять свою структуру, становясь то твёрдым, как доска, то упругим, как спортивный мат, то таким мягким и пушистым, что ноги актёров утопали в нем по щиколотку.

На этом ковре разыгрывались бесконечно однообразные по своей сути миниатюры, несмотря на разнообразие деталей и антуража. Под аккомпанемент оркестра со вставными вокальными, танцевальными и спортивными номерами на арене демонстрировался откровенный вульгарный стриптиз. Однако гленд-холл считался вполне благопристойным заведением и даже выступал как покровитель чистых искусств. Очень популярным было такое действо: во время любовной сцены появлялся соперник или соперница одного из партнёров, и тогда между противниками происходили настоящие спортивные схватки по тому или иному виду борьбы. Особенно выигрышным считался такой финал: томная девица активно вмешивалась в схватку, повергала наземь, а точнее сказать, на ковёр обоих мужчин и, поставив одному из них ножку на грудь или на спину, в зависимости от его позы, презрительно заявляла, что она, настоящая женщина, не желает иметь дело с такими хлюпиками. Зрители громко смеялись, выкрикивали двусмысленности, не переходя, впрочем, известных рамок – за этим весьма бдительно следили несколько дюжих контролёров в униформе. Так что, по существу, гленд-холл лишь отдалённо напоминал собою традиционный цирк, скорее это была причудливая помесь цирка, ресторана и театра миниатюр со стриптизом, этакое типичное далийское варьете.

Кронину было скучно, к тому же у него из головы не выходил последний разговор со Снегиным и письмо Тура Хаасена.

– Потерпите, Алексей, – склонилась к нему Кайна, – в этой бочке дёгтя будут и свои ложки мёда.

– Да уж потерплю. Хотя если бы я знал заранее, что мёд и дёготь будут перемешаны в таких пропорциях, я бы уж как-нибудь постарался обойтись и без гленд-холла.

– Искусство требует жертв, так, кажется, говорят у вас? лукаво заметила Кайна. – Что поделаешь, в Даль-Гее нет таких серьёзных организаций, как ваши консерватории и филармонии, жемчужины нашего искусства рассыпаны среди таких вот представлений.

– Скажите, – после некоторого колебания спросил Кронин, что интересного произошло в Даль-Гее за последние дни?

– А вы разве не слушаете сообщений и не читаете прессу?

– Да как вам сказать, пресса говорит далеко не обо всем, что случается в жизни.

Кайна испытующе взглянула на него, и ему показалось, что она собирается сказать ему что-то важное. Но она лишь положила длинные прохладные пальцы на его руку и вполголоса посоветовала:

– Посмотрите внимательнее этот скетч.

– А это мёд или дёготь? – улыбнулся Кронин.

Кайна задумалась.

– Пожалуй, и то и другое. Но вы все-таки посмотрите.

Алексей послушался её совета, но чем дальше смотрел, тем больше убеждался, что это все-таки дёготь.

В спальню к молоденькой девушке попадал обезьяноподобный грабитель. На диво сложенная девушка, почему-то почивавшая в купальном костюме, с удивительной ловкостью ускользала от пытающегося её схватить громилы. Это была своеобразная акробатико-театральная сценка, не лишённая профессионального мастерства и изящества, но не более того. Кончилось все так, как и должно было кончиться в благопристойном гленд-холле. Грабитель споткнулся, упал, запутался руками и ногами в ножках стула и никак не мог освободиться. Причём это неожиданное пленение, вызвавшее гомерический хохот зала, выглядело совершенно натуральным.

Когда незадачливого громилу унесли с арены вместе со стулом, девушка легко и непринуждённо исполнила стремительный танец освобождения, радости и счастья – нечто среднее между условными па классического балета и фигурами акробатики. Все было сделано на одном дыхании, чётко и безупречно.

Закончив своё упражнение-танец высоченным сальто, девушка убежала за кулисы, а притихший было зал заревел и загрохотал. Кронин, забывшись, чуть не захлопал, по земному обычаю, в ладоши, но вовремя удержался. А зал все неистовствовал.

– Знаете, – сказал Кронин, поворачиваясь к Кайне, когда артисты скрылись за портьерой и арену стали готовить к следующему номеру, – мне показалось, что они любят друг друга.

– Это правда, – ответила молодая женщина, – но как вы догадались об этом?

– Да это ясно из их заключительных выходов.

Кайна в сомнении покачала головой:

– Об этом вовсе нелегко догадаться. Настоящая любовь встречается редко даже среди пар, которые подходят друг другу, а ведь эти почти несовместимы.

– Как несовместимы? – не понял Алексей.

– Он урод, а она – красавица.

– А они не муж и жена?

Кайна медленно повернула к нему голову, удивлённо спросила:

– Муж и жена?

Теперь и Кронин непонимающе смотрел на неё, потом спохватился:

– Простите, совсем забыл, – голос его звучал виновато, что у вас в Даль-Гее нет семьи: ни жён, ни мужей и даже детей нет.

– Семьи у нас нет, это правда, но дети… – Кайна чуть улыбнулась, – дети у нас есть, как же иначе? Только воспитывают их не родители, а государство. Никакие родители не могут дать детям такого воспитания, какое даёт им государство. Ну, а если кто-нибудь уж очень любит детей, он может работать с ними учителем или воспитателем. Он может посвятить им всю свою жизнь. – И, помолчав, добавила: – По-моему, и на Земле дети нередко воспитываются отдельно от родителей. Особенно, – она осторожно прикоснулась к руке Кронина, – у вас, космонавтов.

– Да, – согласился Алексей, – но это временно. Ещё несколько решительных шагов в технике, и наши космокорабли обретут абсолютную надёжность. И тогда мы будем странствовать по Галактике не и одиночку, а семьи вместе с детьми.

– Что-то не пойму. Вы о чем?

– О разном, и о семье тоже.

– О семье?

– Да, и о семье. Двое – на всю жизнь. Что вы смеётесь. Любовь приходит и уходит, а они не вольны в этом. Двое узнают друг друга все больше и больше. Не совсем приятные слабости, не совсем мелкие недостатки, много такого, о чем не говорятся вслух. А жить все равно надо вместе. Наверное, это очень трудно, и нужно много терпеть.

– Есть разные люди, Кайна.

– Да?

– Как и птицы, – улыбнулся Алексей. – Вот на Земле – есть красивые большие птицы – лебеди. Они живут парами. Одна пара на всю жизнь. И если лебёдушка гибнет, то лебедь взлетает высоко в небо, а потом складывает крылья…

– Не надо, Алексей. Я знаю эту красивую сказку.

– Это не сказка.

– Разве дело в этом? Когда я первый раз увидела этих волшебных птиц и услышала об их странной верности, я заплакала. А я не люблю плакать, Алексей. – Она взглянула на него грустными глазами. И предложила: – Давайте лучше послушаем. – Кайна все успевала: и говорить и следить за ареной. – Это настоящий артист.

Артист, о котором сказала Кайна, оказался музыкантом, играющим на триоле – старинном далийском инструменте, чем-то напоминавшем земную флейту или рожок. Это был настоящий виртуоз. Он играл на триоде неожиданные и прекрасные мелодии, полные журчания, звона и свиста, похожие на пение птиц. Он играл высоко под куполом холла, раскачиваясь на трапеции, то в стойке на голове, балансируя раскинутыми в стороны ногами, то повисая на одной руке на двадцатиметровой высоте. Он играл вдохновенно, но у Алексея временами перехватывало дыхание: музыкант был не молод, и чувствовалось, как ему трудно и страшно. Кронин опустил глаза и молча сидел, отрешившись от окружающего. Рука Кайны легла на его руку.

– Я хочу спросить, знаете ли вы, что недавно загадочно исчез ваш консул, Тур Хаасен?

Кронин помрачнел.

– Знаю.

– А ведь открыто об этом не сообщили.

Алексей согласно кивнул и пояснил:

– Тур Хаасен – один из моих друзей, поэтому консульство уведомило меня о случившемся.

Кайна недоверчиво посмотрела на него.

– Он ваш друг?

– Да, и довольно близкий.

– Это очень странно, – отведя глаза в сторону, проговорила она.

– Почему?

Кайна отрицательно покачала головой:

– Я не могу сказать вам этого.

– Но почему? – искренне удивился Кронин.

– Наверное, у каждой цивилизации есть свои тайны, Алексей, – мягко сказала она. – Не личные, а всеобщие. Отдельные люди не вправе ими распоряжаться. Не могу и я.

– Но у нас нет тайн! Мы ничего от вас не скрываем.

– Они есть, просто вы не подозреваете об их существовании. Разве обо всем вы говорите вслух? И разве не храните вы в глубокой тайне некоторые свои личные желания? – Молодая женщина, точно извиняясь, прикоснулась к его руке. – Чтобы полностью раскрыться друг перед другом, надо стать близкими друзьями. А разве можно сказать это о далийцах и землянах?

– Если бы вы сделали хоть несколько шагов навстречу, многое бы изменилось.

Кайна вздохнула:

– Иногда один совсем маленький шаг – лишний. За ним последует падение в пропасть. Поверьте, Алексей, чрезмерная откровенность далеко не всегда способствует взаимопониманию.

– А скрытность тем более.

Она покачала головой.

– Скрытность – это как одежда. Некоторым она совсем не обязательна, а другим необходима.

И все-таки Кронин чувствовал, что Кайне очень хочется рассказать ему о той, пока ещё непонятной, таинственной для землян стороне далийской жизни, которая нет-нет да и проглядывала за внешним благополучием города-государства. В то же время он отчётливо видел, что Кайну почему-то пугает возможность такой откровенности, и она изо всех сил старается оттянуть её.

– Вы мне не верите? – спросила молодая женщина.

– Не верю – не то слово.

Она наклонилась к нему.

– Представьте, Алексей, что судьба привела вас не в Даль-Гей, а в Древний Рим. Не удивляйтесь, во время гастролей я познакомилась с историей Земли. Так вот, вы попали в Древний Рим, в великий город юристов, учёных, поэтов и архитекторов. Вы любуетесь храмами, дворцами, дорогами, мостами, фонтанами. И вдруг будто пелена спадает с ваших глаз: вы узнаете, что все это совершенство создано буквально на крови и на костях других людей – рабов, которых и за людей не считают. Вы узнаете о бесчеловечном гладиаторстве, об оргиях развращённой, пресыщенной аристократии! – На бледных щеках Кайны проступил румянец. – Ведь вы возненавидели бы римлян! Особенно после того, как узнали бы, что им нравится их образ жизни. Но разве они виноваты в том, что не знали ничего лучшего, что именно их выбрала слепая эволюция своими жертвами. И разве далёкое будущее не вспомнит о них не только с отвращением, но и с пониманием?

Кайна замолчала. Молчал и Кронин, поражённый её необычной горячностью.

– Кайна… – начал было он.

Молодая женщина остановила его лёгким жестом. И уже обычным спокойным тоном сказала:

– Не относитесь серьёзно к моим словам. Я иногда бросаюсь в дебри философских рассуждений, а это вовсе не моя стихия. – Она заглянула Алексею в глаза. – Так и быть, я помогу вам отыскать Хаасена. Только будьте осторожны. И не вините меня, если встреча с ним доставит вам не только радость, но и горе.

– Вы говорите загадками.

– Что поделаешь? – вздохнула она. – Жизнь наша – сплошная загадка от начала и до конца.

– И разве это не прекрасно? – улыбнулся Алексей.