Текст книги "Вася-капиталист"

Автор книги: Юрий Третьяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Потом они обернулись к Васе, чтобы увидеть, какое впечатление произвел этот кнут на него.

Вася встал и пошел в подъезд, где находилась Сережкина квартира, чем необыкновенно заинтересовал Андрейку с Андрюшкой (они даже маски сняли) и Хозяина медведя, который тронулся было в путь, но опять остановился. Все стали с нетерпением ожидать дальнейших событий.

Дверь Васе открыл сам Сережка и отступил испуганно, видно предчувствуя, что от такого посещения ничего для него хорошего не произойдет.

– Что нужно? – грубо спросил он.

– Кнут зашел посмотреть! – ответил Вася. – Где он у тебя, ну-ка?

И хотел войти в комнату, но Сережка, растопырив руки, загородил ему дорогу:

– Нечего его смотреть! Я его не всякому показываю! Он еще не готов! Вот когда будет готов, все увидите!

Вася молча толкнул его в грудь и шагнул в комнату, а Сережка цеплялся за Васин рукав, со слезами вскрикивая:

– Не ходи! Туда нельзя! Там собака! Собака же там, говорю! Громадная собака сидит! Кусучая! Ма-а-ме ска-а-ажу!

Никакой собаки в комнате Вася не обнаружил, а кнут небрежно валялся возле балконной двери. Вася, не обращая внимания на Сережкины крики, поднял его, рассмотрел: страшное оружие оказалось свитым из разных тряпочек и веревочек и таким легким, что не только ударить им, а и размахнуться как следует было нельзя! Сережка, увидев, что тайна кнута все равно раскрыта, моментально перестал голосить и лить слезы.

Вася повесил кнут на руку кольцами, как лассо, показал Сережке кулак и вышел.

Во дворе он кинул его помиравшим от любопытства малышам:

– Нате вам ваш кнут!

Андрейка и Андрюшка, рассмотрев кнут и убедившись в бессовестном обмане, схватили его и куда-то понесли, скорее всего показывать Алхимику, чтобы тот успокоился и больше не волновался. Хозяин медведя отправился в больницу, и порядок во дворе, благодаря Васе, был восстановлен.

А сам Вася опять скромно сел на скамейку.

Пусть Толик убедится, что Вася, несмотря ни на какие конфликты и разногласия, не покладая рук продолжает выполнять по мере сил свои тяжелые обязанности и не ожидает ни почестей, ни наград!..

Окно в Толиковой квартире было раскрыто, там время от времени мелькали чьи-то головы, только не разобрать чьи. Может быть, оттуда исподтишка подсматривали за Васей, и он принялся оглядывать двор, ища, что бы еще совершить полезного.

Вот во дворе появилась Маринкина мать с велосипедом и Маринкой. С ней вышла ее соседка тетя Оля, которая везла в коляске младенца, такого маленького, что во дворе никто даже не знал, как его зовут.

– Вася, – сказала Маринкина мать, – посмотри, пожалуйста, за Маринкой, хорошо?

Вася согласился и поманил пальцем Маринку, которая хоть и с недоверием на него посматривала, но все-таки медленно, по шажку, пошла.

– И за моей колясочкой, Вася, посмотри! – сказала тетя Оля. – Я ее вот тут поставлю, я – в магазин, скоро вернусь!

– Давайте-давайте! – радушно восклицал Вася, косясь на Толиково окно. – Чего там! Не стесняйтесь!

Тетя Оля пошла в магазин, а Маринкина мать села на велосипед и укатила неизвестно куда. Конечно, лучше бы наоборот: Васе махнуть куда-нибудь на велосипеде, а Маринкина мать пусть сама смотрит за своей Маринкой, но ничего не поделаешь… Да и хлопот особенных не было. Маринка, привычная к разным нянькам, присела на корточки, достала из кармана какие-то черепки и начала раскладывать их на асфальте, тихонько сама с собой разговаривая. А безымянный младенец и вовсе не подавал никаких признаков жизни. Заглянув в коляску, Вася увидел, что он увлечен крайне трудным делом. У него были пастилка, вафля и конфета, и он поставил себе целью забрать все это сразу в руки. А так как своими крошечными пальчиками он мог взять только по одному предмету, то его положение было весьма затруднительным: зажмет в руки конфету и пастилку – вафля остается, схватит вафлю – конфета не захвачена! Судя по его сосредоточенному виду, он не собирался отступаться от этого занятия, пока не достигнет своей цели.

– У, жадюга! – сказал ему Вася и, чтобы выполнить поручение самым наилучшим образом, все внимание обратил на Маринку.

– Куд-да?! – орал он не хуже пастуха, которого видел летом в деревне. – Куд-да тебя понесло?! А ну – назад! Не подходи к луже! На землю не садись! Не ход-дить туда! Брось! Брось! Это – грязное!

Крики его разносились по всему двору и наверняка были слышны в кукольной больнице.

Маринка сперва послушно пыталась выполнять все эти команды, семеня на своих коротеньких ножках то в одну, то в другую сторону, но, вконец задерганная, надулась, отвернулась от Васи и, кажется, готовилась заплакать. Пришлось придумывать, чем бы ее развеселить.

Опять во двор выскочили Андрейка с Андрюшкой. Свои «кенгуровые» маски они переменили на «лошадиные», волокли за собой маленькую тележку на четырех колесиках, дико ржали: «Иго-го-го-го!»– и выделывали ногами всяческие выкрутасы.

– Маринка, хочешь покататься? – спросил Вася.

Маринка, все еще не глядя на Васю, быстро-быстро закивала.

– Эй, вы! Покатайте Маринку!

«Лошади», сделав круг по двору, подкатили свою тележку к Васе, Вася усадил туда Маринку, боязливо вцепившуюся в края, крикнул: «Давай!», «лошади» рванулись с места и поскакали так быстро, что колеса у тележки не поспевали вертеться. Они чуть не задавили Алхимика, который с веселым и независимым видом, неся безвредный кнут, шел на службу в кукольную больницу. Вот через него и можно передать бутылочные деньги! Но только Вася собрался его окликнуть, «лошади» так круто свернули за угол, что Маринка выпала из тележки, а «лошади» этого даже не заметили, уносясь во весь опор – с ржанием, грохотом тележки и топотом сандалий.

Вася подбежал к Маринке, она ничуть не пострадала и спокойно сидела на земле, поглядывая по сторонам, поднял ее, начал отряхивать, но тут увидел, что к оставленному младенцу уже подбирается с неизвестными целями какой-то чужой мальчишка. Вася погнался за ним с воплями:

– Я т-тебе дам! Ты чего подкрадываешься?

Но мальчишка улизнул, а пока Вася за ним гнался, Алхимик тоже ушел, но зато вернулись Андрейка с Андрюшкой. Они озирались, ища потерянную Маринку и панически крича:

– Маринка потерялась!

Увидев, что Маринка цела и невредима, они сразу успокоились, только Андрюшка выразил недовольство таким Маринкиным поведением:

– Прямо полоумная какая-то девчонка… То она в кино забывается, то теряется из тележки…

Андрейка добавил:

– Любит теряться!..

– Знаешь что, Андрейка? – неожиданно для себя сказал Вася. – Пойди сейчас к Толику, скажи: Вася хочет денег дать на больницу, когда приносить? Понял? Повтори!

– Понял. Когда, значит, приносить деньги, верно?

– Верно! Андрюшка пока в это время еще Маринку покатает!

Андрейка как был в маске, так и побежал выполнять Васино задание, Андрюшка опять посадил безропотную Маринку в тележку и медленно повез, поминутно оборачиваясь и спрашивая:

– Ты тут? А то я тебя знаю! Опять потеряться хочешь?

Андрюшка вернулся быстро, сильно чем-то смущенный.

– Ну, что?

– Да… не хочет!.. Они там с Алхимиком устраивают такую…

– А что он сказал?

– Да… говорит… не нужны! И еще… он тебя обозвал одним словом…

– Каким?

– Да… Я и говорить не хочу… а то еще обидишься…

– Говори, не бойся!

– Да на букву «к»…

Никакого подходящего обидного слова на букву «к» Вася припомнить не мог, и Андрюшка пришел ему на помощь:

– Ка…

– Ну?

– Пи…

– Дальше…

– Та…

– Лист! – радостно догадался Андрейка и тут же сделал в сторону такой громадный прыжок, что ему позавидовал бы любой настоящий кенгуру. За такую дерзость он рассчитывал заработать самое малое – по затылку, но, к его удивлению, Вася продолжал стоять, беспомощно опустив руки…

Даже таким сорванцам, как Андрейка с Андрюшкой, доступно чувство жалости, и Андрейка сказал:

– Вася, знаешь что? Кенгуру – ладно: они не могут ничего чистить, так?

– Так…

– И лошади не могут. А обезьяны? А обезьяны – могут! Это самое их любимое удовольствие! У нас и обезьянские маски есть! Наденем мы их, да и сотрем со стенок, что там эта мелкота накарябала!

– Ну, валяйте… – сказал Вася и, оставив Маринку с младенцем под присмотром Андрейки и Андрюшки, пошел домой, лег на диван и стал думать. Если все, что думал, записать, то получилась бы

Трогательная повесть о потерянном друге

…По головокружительной дороге, среди неприступных гор и дремучих лесов мчался отряд таинственных всадников. Все они сидели на быстрых, как ветер, и белых, как снег, арабских скакунах. Длинные бурки свисали с их могучих плеч, а на головах красовались мохнатые папахи. Про оружие и говорить нечего: с ног до головы они были увешаны острыми саблями и кинжалами в сверкающей серебряной оправе, меткими пистолетами и особыми винтовками, которые могли стрелять бесчисленное число раз. Их суровые мужественные лица были покрыты почетными шрамами, полученными в яростных битвах с врагами. Впереди на самом красивом и умном коне ехал их командир, который, несмотря на свой совсем еще юный возраст, успел покрыть себя неувядаемой славой, благодаря отваге и непобедимости. На его суровом лице застыла мрачная улыбка, а твердая рука крепко сжимала рукоятку старинной булатной сабли. Старые рубаки больше всего на свете любили и уважали своего командира. Звали его Васей.

Но что это? Где-то раздались отчаянные крики, оглушительные выстрелы и взрывы. Командир сразу догадался, что кого-то окружили враги.

– Шашки к бою! Вперед! В атаку! – громовым голосом воскликнул он и выхватил саблю, сверкавшую, как молния. Как вихрь, обрушился отряд на ничего не ожидавшего врага. Пули сыпались, как град. Редели ряды Васиных бойцов (правда, они были настолько закалены и опытны в боях, что до смерти никто не был убит, а раненные вскоре выздоровели), но и враги с душераздирающими стонами, как подкошенные, валились на землю. Впереди всех бесстрашно рубился юный командир. Каждого врага он разрубал надвое. Скоро остатки врагов обратились в паническое бегство.

– Враг разгромлен! Можете выходить! – закричал командир, потрясая окровавленной саблей.

Из полуразрушенной крепости вышел какой-то человек. Командир сразу узнал его. Это был один его старый друг, с которым они когда-то поссорились из-за пустяка и с тех пор не виделись много лет. Его закопченное пороховым дымом лицо выражало радость от чудесного спасения и в то же время грусть, оттого что много лет назад он так несправедливо обидел друга. Теперь он сразу осознал свою ошибку и мечтал помириться, но командир таинственных всадников, не вымолвив ни слова, пришпорил коня и вместе со своим отрядом скрылся в ночном мраке…

Друг, который теперь уже не обижался, принялся разыскивать своего спасителя, чтобы выразить ему свое сожаление по поводу ссоры, происшедшей по его вине. На это ушло много времени, а найти Васю никак не удавалось.

Но враг не дремал! Неисчислимая армия под предводительством злобного и коварного преподавателя математики Михаила Васильевича окружила и уничтожила доблестный отряд. Покрытый ужасными ранами, истекающий кровью, командир был схвачен и приведен на допрос к самому Михаилу Васильевичу. Ехидно пряча глаза под своими толстыми очками, тот начал задавать всякие каверзные вопросы, на которые был известный мастер, и отпускать издевательские замечания, имевшие целью унизить Васю и выставить его дураком… Он также интересовался местопребыванием одного бывшего Васиного друга… Но Вася гордо молчал, устремив взор в беспредельную даль…

– Расстрелять его! – злобно прошипел Михаил Васильевич.

Раздался залп, и герой упал, сраженный сразу двадцатью пулями.

Подоспевший на выручку друг склонился над бездыханным телом и услышал предсмертные слова, произнесенные холодеющими губами:

– А Толику передайте… что я на него не обижаюсь… хоть он и неправ… – и он скончался на руках безутешно рыдающего друга…

Впрочем, он в конце концов все-таки остался в живых и совершил еще много подвигов, прежде чем они окончательно помирились, и все стало хорошо!

Глава девятая

содержит рассказ о событии, радостном и редком для описываемых мест, о заманчивой сделке, в которую Вася намеревался вложить целый капитал, и о безвыходном положении одного неудачливого дельца

Радостная весть взволновала всех маленьких обитателей города: приехал передвижной зверинец, и в городском парке строят для зверей клетки и обносят их забором (где в это время находятся сами звери, было никому не известно). Туманные слухи об этом ходили и раньше, но знающие люди считали их маловероятными.

Сейчас со всех улиц в парк потянулись толпы паломников в возрасте от двух лет и старше. Они проводили там все свободное (а многие и несвободное) время, ревниво наблюдая, как движется работа. Особенно пронырливым и счастливым удалось втереться в помощники: помогая таскать бревна, доски, всякие загадочные предметы, они располагали самыми полными и достоверными сведениями обо всем, что касалось зверинца, получая их непосредственно от самих рабочих.

Остальным приходилось довольствоваться разными сплетнями и предположениями. Ребятишки бродили вокруг забора, который был уже готов и увешан красочными изображениями разных зверей, заглядывали в щели и вели нескончаемые споры.

Толик целый день крепился, потом не вытерпел и, приклеив к своей двери плакат: «Больница временно закрыта на ремонт», тоже отправился в парк.

Вася увидел его в середине толпы, занятой азартным спором о том, как можно прокормить моржа, если его вдруг привезут: будет ли он есть здешнюю рыбу – пескарей, плотвичек, щурят; и откуда ее столько возьмут в мелководной речке; и сколько понадобится рыболовов, чтобы наловить столько рыбы: а если он неречную рыбу есть не захочет, откуда ему будут привозить морскую и на чем; может быть, на самолете прямо с Ледовитого океана?

Тут же шатались в сопровождении своего раба, еще более одичалого и несчастного, Фунтик и Семафор.

Вася тотчас подошел к ним и очень долго дружески жал им руки, потихоньку поглядывая – видит ли Толик? Пусть не думает, что он у Васи один на целом свете, и другие найдутся, еще получше! Толик увидел и так удивился, что вытаращил глаза, прямо как Марсианин или вон тот козел, который нарисован на заборе! И – хорошо! Пусть знает!

– Хотим вот раба своего в зверинец сдать… – сказал Семафор. – Годится, как думаешь? Будет называться – экспонат…

Раб кисло улыбнулся, показывая, что понимает шутки.

– Только не знаем, хи-хи-хи, к каким зверям его лучше посадить! – подхватил Фунтик. – Если, например, к орангутангам, то…

Дальнейшему веселью помешал какой-то верзила – вылитый Семафор, только постарше. Он появился из-за горы досок и поманил Семафора рукой. Сначала они вдвоем о чем-то посовещались, потом подозвали Фунтика, пошептались еще, и все трое подошли к Васе. Раб тем временем приблизился к толпе любителей зверей и жадно вслушивался в их разговоры.

– У тебя дома есть деньги? – деловито спросил Семафор.

– Какие деньги? – от неожиданности Вася даже отступил на шаг.

– Обыкновенные, хи-хи-хи… – веселился Фунтик. – Бумажные или серебряные… хи-хи… всякие!..

– А если есть – что?

– Сколько?

– А тебе зачем?

– Да тут одно дело наклевывается, – объяснил Семафор, показывая пальцем на верзилу. – Вот этот малый, он – родня директору зверинца!

Верзила слегка кивнул, подтверждая свое исключительное положение, и дружелюбно улыбнулся, сощурив глаза в узенькие щелочки, как у кота.

– А он тебе не брат? – спросил Вася. – Очень уж вы похожи…

– Кабы брат… – с сожалением вздохнул Семафор. – Тогда совсем другое дело было б… В том-то и горе, что не брат… А на меня много народу похоже… Прямо даже удивительно, сколько есть людей, на меня похожих… Есть даже в книжке напечатаны… Наверно, я какой-нибудь особенный!.. Так, Фунтик?

– Железно! – ответил Фунтик.

Стараясь перевести разговор на что-нибудь другое, Вася спросил у родни директора зверинца:

– Много привезут разных зверей?

Верзила немного подумал и ответил:

– Порядочно их привезут…

– Каких?

– Да так… разных…

– Львы будут?

– Львы? Львы – это само собой…

– А тигры?

– Тигры? Ну и тигры, конечно… Чем они хуже…

– А обезьяны будут?..

– Будет и обезьянка… небольшая такая…

– Какой породы?

Верзила опять задумался:

– Забыл ее правильное название… Черноватенькая такая… С рыжиной… Зад, само собой, красный… Ну, змеи там еще, попугаи… Много кой-чего! Да я этих зверей и за зверей-то не считаю… У меня, если хочешь знать, у самого дома попугаев этих прямо масса живет!..

– Какие?..

– Разные… Красноватенькие есть… зеленоватенькие… много всяких! Ругаются по-всякому! Как начнут чесать, хоть уши затыкай! Даже дворник удивляется, а между прочим, в царское время – в солдатах служил… во!

– По-русски? – спросил Фунтик. – А как? Повтори…

Верзила повторил, как ругаются попугаи.

– Прямо так и говорят?

– А что им? Их не оштрафуют, не посадят – не человек! Вот им житуха!

Семафор и Фунтик захихикали, а верзила закатил глаза и вздохнул:

– Даже не знаю, где научились… Наверно, за границей их нарочно обучают, чтоб нас обругивать через посредство попугаев…

– А еще что-нибудь говорят? – очень заинтересовался Вася.

– Да много кой-чего… Почти все! Скажешь им: «Привет!». Они: «Привет! Где был?» Ну, скажешь, к примеру: «В кино был». Они: «Ну, как там?» – «Нормально!» А они: «Ну порядок…»

– Врешь!..

– А мне что врать? – пожал плечами верзила. – Не хочешь – не верь! Между прочим, кой-кто песни умеет петь…

– Песни! Какие?

– Да… разные. Ну… «Ямайка»… еще там… не полностью, конечно… Так… отдельные куплеты…

– Вот бы послушать! – вздохнул Вася.

– А мы о чем тебе толкуем! – быстро вмешался Фунтик. – Ты думаешь, мы зачем про деньги спрашивали? Он вот одного продает!

– Решил продать… – подтвердил верзила.

– А сами вы почему не покупаете?

– А нам он не нужен, – сказал Семафор.

– Да и денег нет, – добавил Фунтик. – А то купили б: его можно даже за деньги показывать!.. Каждому интересно послушать, как попугай ругается! Кто хочет, плати гривенник и слушай хоть полдня? Знаешь такой анекдот: висел у одной барыни в комнате попугай, и приходят эту комнату красить маляры…

Анекдот о попугае и малярах окончательно доконал Васю, и он неуверенно спросил:

– А сколько стоит?..

– Пятиалтынный… – небрежно сказал верзила.

– Пятнадцать рублей, – тотчас перевел Фунтик это выражение с языка коммерсантов на язык обыкновенных людей.

– Это только по случаю, – сказал верзила. – А так он полторы сотни стоит в Москве… Спроси хоть у кого!

– Столько я не наберу…

– А сколько у тебя есть? – живо спросил Фунтик.

– Да около десяти…

– А у матери не можешь… – Фунтик показал двумя пальцами, будто что-то вытягивает из кармана.

– У нее нету… Она и так мало зарабатывает…

– Ладно! – решил за верзилу Семафор. – Остальное он подождет! Подождешь ведь?..

Верзила оказался человеком сговорчивым:

– А чего не подождать?.. Парень он вроде свой… Да, я забыл еще сказать: это не попугай, а попугаиха… Нанесет она тебе к лету яиц, выведутся попугаята, продашь их и разочтешься… Значит, сладились?

– Сладились… А когда?

– Приходи завтра к открытию зверинца и деньги приноси – пойдем за попугаем.

– А он в клетке?

– Все – законно! Об этом тебе не стоит беспокоиться! Ну, я пошел!..

И верзила опять скрылся за досками, будто его и не было…

Прибежал чем-то необыкновенно взволнованный Раб.

– Ты это чего? – вздрогнул Фунтик. – Тревога какая?..

– Там… у одного… – захлебывался Раб, тыча пальцем куда-то за спину. – Вон он стоит… Белая мышь… В банке он ее принес!.. Да по руке прямо так и ползает!.. До того интересно: сама белая-белая, а глаза красные-красные! Усишками шевелит-шевелит!..

Раб, быстро двигая верхней губой, с большим умением показал, как шевелит усишками мышь, и вдруг заявил:

– Надо ее отнять!

– А что?.. – размышлял Семафор. – Можно отнять… Зачем она ему? Все равно у него кто-нибудь другой ее отнимет… Лучше уж мы! Это – который малый? В желтом картузике? На вид не очень здоровый… Но на всякий случай надо сделать разминку…

Семафор подтянул рукава, плюнул в ладони, крепко потер их и начал, вытянув руки перед собой, сжимать и разжимать кулаки. Потом он совал руками вперед – то одной, то другой, одновременно ухитряясь подпрыгивать. Потом сделал вид, что хватает воображаемого противника за волосы и пригибает к земле. При этом он так свирепо взглядывал на Раба, что тот съежился, вероятно опасаясь, как бы Семафор для пробы не проделал этого с ним самим.

А Фунтик в это время предавался приятным воспоминаниям:

– Разминка! Вот у меня однажды была разминка так разминка! Двое меня за одно дело давно ловили – хи-хи-хи-хи! – с год, а то и более! Ну, я – не давался! Только раз иду себе, хи-хи, забылся, вдруг они из ворот выскакивают: «Вот он! Хватай!» Я – тягу! Они – за мной! Я – от них! Хи-хи-хи-хи-хи!.. Вот была потеха! Сначала они меня гнали до бойни, потом повернули к оврагу, через овраг – до лесополосы, а там они меня потеряли! Уж я потом смеялся, смеялся!..

Закончив разминку, Семафор долго смотрел в сторону мальчишки в желтом картузике и наконец сказал:

– Надо меня хорошенько разозлить… Пока я как следует не разозлюсь, не могу мышей отнимать… Душа у меня добрая… Злите меня!

– Как?

– Ну, дразнитесь, обзывайте по-всякому… Я приду в ярость, и тогда – держись! Раб, давай!

Ни Раб, ни Вася сразу не могли придумать ничего такого, чем можно разозлить Семафора: как нарочно, ничего в голову не приходило…

– Большой, а без гармошки! – сказал Семафору Вася.

Тот задумчиво пожевал губами, будто пробуя эту старую дразнилку на вкус:

– Мало… Давай еще что-нибудь…

– Да он уже уходит! – вскрикнул Раб.

– Тогда, Васек, ты беги! – решительно сказал Семафор. – Как он свернет на пустую аллею, выхватывай банку и жми сюда! В случае чего мы тебя поддержим! А может, боишься?

– Почему – боюсь? – обиделся Вася: каждому обидно, если его заподозрят в трусости, да еще такие ребята, как Фунтик и Семафор, которые просто так, из дружеских чувств, помогают ему по дешевке попугая приобрести…

Вася догнал ничего не подозревавшего мальчишку в желтом картузе, выхватил у него сзади банку с мышью и помчался назад. Оглянувшись, он увидел, что и убегал-то зря: мальчишка этот оказался мямлей, за Васей гнаться и не подумал, стоял, как мокрая курица, и глазами хлопал…

Компаньоны выглядывали навстречу ему из кустов, куда уже успели спрятаться.

– Ну, как? – спросил Семафор.

– Готово! – ответил довольный раскрасневшийся Вася, победно поднимая банку. – Вот она!

– Сильно сопротивлялся? – спросил Фунтик.

– Да порядочно… – приврал Вася и получил от Семафора заслуженную похвалу:

– Молодец! Ты парень законный! Дай-ка глянуть!

И, поставив банку на землю, все уткнулись в нее, разглядывая суетившуюся мышь.

– Интересно, сколько такая мышь может стоить?.. – вкрадчиво спросил Раб.

– Ты сначала долг отдай, а потом спрашивай! – охладил его Фунтик.

– Отдам… – угрюмо пробормотал Раб. – Отдам, и тогда эту мышь куплю!..

– Давай, спеши! – сказал Семафор. – А то я ее своему коту отдам на закуску, охота поглядеть: будет он белую мышь рубать или нет?..

– Жирно будет – твоего облезлого кота белыми мышами кормить! – сказал Фунтик.

– Облезлого? Это у тебя – облезлый! А мой кот – сибирский!

– Сиби-ирский? Вот так сибирский – задохлик!

– Это ты – задохлик!

Тут Фунтик пихнул Семафора кулаком в живот и побежал через газон, а Семафор – за ним. С полдороги он вернулся, зачем-то схватил банку с мышью, и уж тогда они, не очень спеша, побежали, – Фунтик впереди, а Семафор следом, – и скрылись.

– Больше не вернутся… – знающе сказал Раб и с ненавистью добавил: – Захапали мыша!..

Конечно, по-справедливому, мышь должна принадлежать Васе, но он не станет спорить: что такое мышь, хоть бы и белая, по сравнению с говорящим попугаем!' Вот увидит Толик, какой этот попугай разноцветный, крючконосый, да услышит его разговор, сразу про все забудет! Уж Толик что угодно перенесет, такой он упрямый, но чтоб попугай на него не подействовал – этого не может быть, ни в коем случае!

Вася с Рабом пошли домой. Раб опять что-то шептал про себя и загибал пальцы, наконец спросил:

– Много еще до Первого мая?

– А зачем тебе?

– Должны же мне на Первое мая сколько-нибудь подарить: и бабушка, и две замужние сестры, и та сестра, которая…

– А сколько тебе в день рождения подарили?

Раб с отвращением махнул рукой:

– Да ну их… Говорят: ты и так плохо учишься!.. А когда мне хорошо учиться с этими долгами?.. Подарили глобус, а на что он мне?.. А остальные подарки – все съестные… Какой от них толк?.. Съел, и нет…

Он опять замолчал, размышляя о своих запутанных делах, но постепенно угрюмость с его лица исчезла, и наконец он заявил:

– Ничего! Будет и на нашей улице праздник!

С неизвестной радости он запустил щепкой в кошку, переходившую дорогу, а когда какая-то тетя укоризненно заметила:

– Ты что же это делаешь?.. Аи, как нехорошо… Небось уж во втором классе?.. – он беспечно ответил:

– А я не перешел.

И запрыгал на одной ножке.

Через некоторое время он, ни к кому не обращаясь, задумчиво сказал:

– Я назову ее – Мышильдой…