Текст книги "Под кодовым названием «Эдельвейс»"

Автор книги: Юрий Ячейкин

Соавторы: Петр Поплавский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Но кто был убит?

– Ах, так! Ты же не знаешь… Убили заместителя коменданта, обер – лейтенанта Фридриха Вильгельма

Мюллера. К слову, найден его дневник еще с тех времен, когда он был только лейтенантом и служил в карательном подразделении. Если понадобится для книги, считай дневник покойного Мюллера своей собственностью.

– Ну и наследство…

– Веревка висельника спасает другого от петли. Так берешь дневник?

– Надо сначала глянуть – я не покупаю наугад, – усмехнулся Шеер, беря довольно толстую тетрадь с плотной обложкой из узорчатой искусственной кожи. На первой странице красовалась каллиграфическая надпись «Дневник лейтенанта Ф. Мюллера. ГФП[16]. 1942 год». – Ну, полистаем. – Он развернул дневник на первой попавшейся странице и начал читать вслух: – «9 марта. Мне приснился кошмарный сон, и я проснулся в третьем часу ночи. Причиной сновиденья были 30 под–ростков – шпионов, которых я расстрелял недавно. И как геройски умеет умирать эта большевистская молодежь! Что это такое? Любовь к Отчизне, к коммунизму, которая растворена у них в плоти и крови?»

– Фанатики! – презрительно бросил Хейниш, – Тупые фанатики, равнодушные даже к смерти! Животное отсутствие воображения.

«Некоторые из них, – читал дальше Шеер, – особенно девушки, несмотря на пытки, не пролили ни одной слезинки, не хныкали и во время расстрела. Это же доблесть! Они разделись догола, как им было приказано (одежду надо продать целой), легли на живот и получили по пуле в затылок. Один подросток требовал даже пулю в сердце…»

– Беру, – сказал Шеер. – Судя только по этому отрывку, дневник Мюллера – документ поразительной силы! Заурядный человек не смог бы такое описывать спокойно.

– Мюллеру из–за этой работки докучали ночные кошмары, – с кислой миной сказал Хейниш. – Потому, наверное, и пил, не помня себя. Но кто об этом знал? Вот и допился до того, что подстерегла пуля.

– Что, опять Михальский? – сделал круглые глаза Шеер.

– Да нет, русский разведчик… Но ты обо всем узнаешь из дела! К тому же и мое время исчерпано… Надеюсь, Адольф, ты не забыл про сегодняшнюю скромную вечеринку и про сюрприз, ожидающий тебя?

Глава семнадцатая. «ГОСПОДИ! СПАСИ МНЕ СЫНА МОЕГО…»

Когда гауптман Шеер вернулся от Хейниша домой, на улице уже стемнело. Но на Северном Кавказе темнота не показатель времени: солнце прячется за горы и почти сразу же вспыхивают звезды. Сумерки длятся недолго. Поэтому, не глядя на часы, Шеер неторопливо стал наводить лоск, готовясь к вечеринке. Судя по всему, соберется занятная компания, паноптикум эсэсовско – абверовской элиты…

Но вдруг он увидел сдвинутый с места в комоде несессер с принадлежностями для бритья и нарушенную цветовую гамму выглаженных и аккуратно сложенных носовых платков. Он сложил их в семицветной последовательности радуги, чтобы легче было запомнить, и вот пожалуйста, желтый и зеленый цвета поменялись местами. Ситуация была не из шуточных.

– Ганс! – позвал Шеер. – Ты в комнате убирал?

– Когда же, господин гауптман? – ответил вопросом Лютке.

«Обыск… Шарили в мое отсутствие… Кто? Абвер или СД? О каком сюрпризе болтал Хейниш? Еще один пистолет в карман…»

Выбрившись и растерев лицо одеколоном, Шеер, помолодевший, свежий, вышел к машине. Лютке прогревал мотор.

– Куда, господин гауптман?

– В казино, Ганс!

По дороге машину несколько раз останавливали, проверяли документы. Чем ближе к казино, тем больше патрулей комендатуры и жандармерии.

– Хейниш усилил охрану, – отметил Шеер.

– Служба безопасности заботится о собственной безопасности, – Лютке весело усмехнулся. – Боятся, гады, собственных сборищ, не раз взлетали на воздух.

– Лишние разговоры, Ганс. Кроме того, не рано ли забыл, что ты заика? Не расслабляйся, даже когда со мной наедине.

– Слушаюсь, господин гауптман!

Он лихо остановил машину возле входа в казино, ловко открыл гауптману дверцу, вытянувшись.

И все–таки Шеер опоздал. Из зала долетали звуки аккордеона и писклявый голос певички, лепетавший о любви солдата фюрера. «Айн фюрер» – «айн золь–дат» – «айне нахт…».[17] Адольф Шеер, чтобы не привлекать излишнего внимания, проскользнул вдоль стены под прикрытием декоративных пальм к столику. Многие из присутствующих успели подвыпить. На эстраде изгибались полуголые танцовщицы. Певичка, накрашенная как манекен, слащаво клонилась к герою вечеринки – самому Хейнишу, который красовался в новом серебряном шитье оберштурмбанфюрера на великолепно подогнанном мундире.

«Будет оргия. Непременно. Певичка законтрактована Хейнишем. Танцовщиц на всех не хватит. Кавалеры перессорятся. Без мордобоя не обойтись… Это точно!»

Чья–то рука легла на его плечо. Шеер оглянулся. Это был Вилли Майер, странно бледный, даже веснушки потемнели на его лице. Хотя, впрочем, на подвыпившего он не походил.

– Идемте, господин гауптман. Я укажу ваше место.

– Мне необходимо засвидетельствовать свое уважение господину оберштурмбанфюреру.

– Стоит ли ему сейчас мешать? – Майер бросил взгляд на Хейниша, который встал из–за стола, согнулся и припал губами к обнаженной руке певички, – Разве вы не видите, господин Хейниш очень занят – закусывает только что употребленную песенку.

– А вы остроумный человек, Вилли!

– Досадный недостаток, который приносит лишние хлопоты.

– Почему?

– Шутки далеко не все понимают, хотя каждый считает себя непревзойденным шутником.

– А вы какого мнения о себе?

– Скверного.

– Почему же? В шутке сказывается своеобразие ума.

– Разум… Кому он нужен? И в каких пределах?

– Откуда этот минор, Вилли?

– Просто паршивое настроение… Я заказал отдельный столик для вас обоих и позаботился о цветах… Фрейлейн Бергер ждет вас, господин гауптман.

– О, Вилли, – растроганно сказал Шеер, пораженный этим меланхолическим признанием. – Я даже не предполагал…

– Не надо, Адольф, – остановил его и в самом деле неуместную сейчас благодарность Майер. – Все хорошо! Я даже рад, что фрейлейн вскоре покинет этот бедлам. В Берлине ей будет лучше… Надеюсь, у вас серьезные намерения?

– Самые серьезные! Клянусь целым миром! – горячо заверил Шеер.

– Вот и ваш столик.

– Рад видеть вас, фрейлейн Кристина! Эти чудесные розы вам очень к лицу.

– Все хлопоты господина Майера. Не знаю даже, как отблагодарить нашего милого Вилли – он проявил исключительную заботу. – Кристина тоже задумчиво поглядывала на торжественно молчаливого унтерштурм–фюрера, потом тихо добавила: – С самого начала…

– Только лично о вас, – уточнил Вилли. – Я не люблю преувеличений… Вы позволите осушить с вами бокал?

– О, Вилли, неужели вы оставите нас?

– Я решительно поддерживаю фрейлейн, – сказал Шеер, наливая в высокие бокалы шампанского. – Прошу вас, Вилли, будьте нашим гостем хотя бы и в этом балагане!

Вилли усмехнулся и поднял бокал:

– Если так – остаюсь! – Он осушил бокал одним глотком, – Но для этого я вынужден оставить вас на несколько минут.

– Вилли, мы с нетерпением ждем вас, – повторил Шеер, и на этот раз он не кривил душой.

Он сел рядом с Кристиной, поднял бокал, нежно заглянул в ее синие глаза.

– Я так редко вижу тебя, Кристина! Все заботы и беспокойство… А тут еще – арест Михальского…

– Для меня тот арест – полная неожиданность. Я ничего не знала о нем, – сказала Кристина и с горечью добавила: – Я в неведении… Представляешь, Адольф, как все немцы…

– Успокойтесь, фрейлейн, – заставил себя улыбнуться Шеер. – Я радуюсь, что из восточной фольксдой–че ты успешно превращаешься в типичную рейхсдой–че. – Он провел взглядом по залу, разглядывая всех, кто сидел за столиками, остановившись на центральном – Хейниша. – Приятели шефа – кто они?

Кристина ответила, не сводя с него глаз, потягивая небольшими глотками искристое, янтарное шампанское.

– Ну, майора Штюбе ты знаешь… Слева от шефа – руководитель абверкоманды Арнольд, прибыл из Ставрополя… Рядом с ним – барон Шилинг.

– Чем занимается?

– Руководит строительством оборонных сооружений в нашем расположении.

– Что же его связывает с Хейнишем?

– Не знаю. Какие–то частные дела…

– Кто еще там?

– Справа, если можно так сказать, местные – политический руководитель абвергруппы–203 «Бергманн» обер – лейтенант Теодор Оберлендер, твой «коллега» по истории… За ним рядом – два оберштурмбанфюрера СС Клебер и Летх, руководители зондеркоманды–12А…

– Что за команда?

– Копия, созданная по образцу и подобию зондер–команды–10А. Между ними состоялось разделение: десятая уничтожает советских людей в Краснодарском крае, Адыгее и Чечено – Ингушетии, а двенадцатая – на остальной оккупированной территории Северного Кавказа. Штаб находится в Пятигорске, филиал – в Ставрополе, оперативные отряды – в Кисловодске и Саль–ске. Хейниш на них чуть не молится… Все они убивают, грабят…

– Майер – тоже?

– Вот он не принимал участия ни в одной карательной акции.

– Действительно, заставляет призадуматься… Чего же он хочет?

– Кажется, изо всех сил тащит меня из эсэсовского болота…

К столику вернулся Вилли. С ним были Штюбе, Кеслер и еще какой–то плотный, приземистый, крепко скроенный с распаренным малиновым лицом майор.

– Извините, фрейлейн, – обратился к Кристине Майер, – ваша красота опасна как огонь, на который

1Г.8

слетаются мотыльки, чтобы сгореть. Но ничего, служба безопасности в моем лице сохранит крылышки наших друзей неповрежденными. Наш дорогой чревоугодник Кеслер ограничится закусками и самым примитивным шнапсом – шампанское не подходит к его любимым сосискам с тушеной капустой. Наш друг майор Штюбе изысканно будет млеть, растроганный собственными комплиментами. А наш меднолицый ас из люфтваффе майор Густав Готтфрид от всего этого будет искренне хохотать и пить все, что попадет под руку. И начнет из вашего бокала, фрейлейн!

Густав Готтфрид действительно захохотал, с удивлением глядя на бокал, который вдруг обнаружил в своей руке.

– Неужели это в самом деле ваш бокал, очаровательная фрейлейн? – зашелся он радостным смехом. – Нет, я таки законченный болван. Или, может быть, предметы живут собственной жизнью? Особенно бокалы, которые сами – буквально сами! – прыгают мне в руки! Что вы скажете на это, фрейлейн?

– Скажу, что с вами не соскучишься, господин майор.

– О, ваша правда! Гоните меня от вашего стола сразу…

– Господин Готтфрид, – вмешался в разговор Шеер, – если речь идет только о напитках…

– Только об алкогольной метафизике, уверяю вас…

– Тогда о чем речь? Напитков хватит!

– А вы кто? Наследник миллионера?

– По крайней мере, собираюсь сколотить на этой войне состояние. А если подвернется миллион, то разве я похож на идиота, который отказывается?

Майор был в ударе.

– Женщина – всегда самая большая тайна! – восторженно рокотал он. – Господин гауптман, я бы упрятал ее от жадных глаз в роскошнейший и тишайший сейф!.. Кстати, вы не тот Шеер, который славит исключительно танки?

– Тот самый!

– Ну что за вкус! Какое однообразие! Танки и танки… Какого дьявола вы ни разу не обмолвились и словом про гордость нации – воздушных рыцарей, валькирий победы, оседлавших самолеты?

– Гениальная мысль, господин майор! Перед справедливой и разумной критикой склоняю голову…

– Лучше берите в руки авторучку. От слов – к мысли, от замысла – к делу! Вот вам девиз воздушных асов и ротационных машин… И я приглашаю вас, господин Шеер, к моим мужественным, крылатым рыцарям, чтобы вы собственными глазами увидели, как они делают из самолетов русских погребальные костры! Пылающий самолет – воистину слепящий метеор, вещающий смерть человека. За каждый сбитый самолет русских мои асы рисуют на фюзеляже готический крест. Боже мой, иногда даже пронимает ужас и страшно становится, как погляжу… Кресты, кресты, цепочки крестов, одинаковых как людские судьбы, как сожженные в летающих мертвецких человеческие жизни…

– О, господин майор, вам бы тоже взяться за перо. Вы мыслите образно, эпически… Но почему вам, когда вы смотрите на крестоносные самолеты, на знаки триумфа, делается не по себе? Почему?

– На некоторых самолетах столько крестов, что они, простите, напоминают лютеранский погост!

– Кстати, все ли ваши так называемые «погосты» возвращаются?

Майор Готтфрид сразу омрачился, процедил глухо и неохотно:

– Всякое бывает… Случается, что и русские разрисовывают фюзеляжи своих самолетов…

– Тоже кладбищенским орнаментом?

– Нет, звездным… Они считают, что звезда точнее символизирует победу, нежели крест, словно на каком–то надгробье…

– Интересная мысль, позвольте, я запишу…

– О, господи, записывайте, если хочется! А сколько асов уже сложили головы! Однако, господин Шеер, надеюсь, вы не бросаете своих слов на ветер?

– Кажется, нет…

– Тогда в следующий раз езжайте прямо к нам, на аэродром. Я вас лично приглашаю. А майора Густава Готтфрида все на земле и в воздухе знают! Согласны?

– Согласен, майор! – ответил вслух, а про себя подумал: «А что, если воспользоваться самолетом?» – Но для того, чтобы достаточно написать про ваших асов, необходимо самому прочувствовать сладкое ощущение полета и воздушной победы. Иначе… На одном взлете моего творческого воображения, боюсь, ничего не выйдет.

– Так в чем дело? – не отступал Готтфрид, – Я охотно предоставлю вам такую возможность!

– Это было бы великолепно, – восторженно сказал Шеер. – Я сделал бы потрясающие снимки, которые, надеюсь, возвеличили бы успехи немецких асов на Северном Кавказе.

– Так считайте, что мы обо всем договорились! Ха, чтоб самолеты да не затмили танки… А кто же первыми идут в бой! Мы, асы…

За столом Хейниша, который ни у кого не пропадал из поля зрения, поднялся с бокалом в руке оберст Арнольд, и это сразу привлекло общее, уже неприкрытое внимание. Равнение на центр – словно по команде. Оркестр замолк. Наступила тишина.

– Господа! – раскатисто загремел оберст, – Я предлагаю поднять бокалы в честь фюрера!

Все как один высоко подняли бокалы и рюмки.

Шеер заметил, что Хейниш позвал его взмахом руки к себе, указывая на свободный стул, оставленный майором Штюбе.

«От перемены мест слагаемых частей сумма иногда меняется», – мысленно перефразировал арифметическую аксиому Шеер, уступая свой стул майору Штюбе.

– Извините, господа, – сказал он, – господин обер–штурмбанфюрер приглашает меня к себе. Поскольку он предлагает место господина майора, я вам, герр Штюбе, предлагаю свое.

– Перемена явно в мою пользу, – довольно заметил Штюбе. – Вы будете сидеть со скучными оберстами, а я с обер – чародейкой!

– Служба безопасности гарантирует…

– Уже слышали, Вилли, придумайте что–нибудь новое!

Когда Шеер подошел к столу Хейниша, все присутствующие внимательно слушали высказывание абверовского «историка» в звании обер – лейтенанта. Хейниш, чтобы не помешать, вероятно, интересному рассказу, коротким жестом предложил гауптману сесть. Издали Оберлендер выглядел молодо, вблизи оказывалось, что ему далеко за сорок. Об этом свидетельствовало все – поредевшие, зализанные назад волосы, мешки под глазами, две резкие удлиненные линии, будто глубоко вырезанные ножом, возле рта.

Очевидно, Шеер подоспел к концу его высказываний, потому что Оберлендер, разговаривавший высоким, неприятным голосом, ссылался на свои же, вероятно, ранее высказанные мысли. На Шеера он лишь коротко глянул невыразительными глазами и больше не обращал на него внимания. У него была выработана академическая манера разговаривать. И гауптману было дико слышать наукообразное обоснование массовых фашистских злодеяний, которые одевались в академическую мантию мягких формулировок и топили в научной терминологии прямые призывы к убийству, террору, грабежу и насилию.

– В доказательство только что сказанного, – чеканил, словно с университетской кафедры, политический руководитель карательного батальона «Бергманн», – сошлюсь на изданный в этом году в Лейпциге сборник исследований ведущих специалистов по вопросам Востока, который вышел под названием «Германский остфоршунг. Последствия и задачи со времен первой мировой войны».

– Позвольте ваш бокал, герр профессор, – услужливо предложил оберст.

«Герр профессор» позволил.

– Дорогой Адольф, – наклонился к Шееру немного опьяневший, но, как и всегда, владевший собой Хейниш, – я пригласил тебя, чтобы выпить с тобой рюмочку непревзойденного греческого коньяка «Метакса»…

«Корпус Фельми – из Греции», – автоматически отметил Шеер.

– …поскольку ты успел сегодня вторым поздравить меня.

– Вторым? А кто же тот проныра, что меня опередил?

– Майер.

– А, Вилли! Тогда понятно. Ведь он получает почту. Но согласитесь, господин оберштурмбанфюрер, я не пользовался почтой, которая сама плывет в руки. Так что…

– Так что ты все–таки претендуешь на первенство! – рассмеялся Хейниш, – Что же, достойная мужская черта… За что выпьем?

– За победу! – сказал Шеер.

«Неужели, – подумал, – это и есть обещанный сюрприз? Что–то не похоже…»

– Что ж, Адольф, фрейлейн Бергер, наверное, по тебе уже соскучилась. Не хочу быть разлучником молодых…

«Нет, это не «сюрприз», так, минутный каприз, желание порисоваться перед друзьями «собственным», «своим», «домашним» ученым. Назло заносчивому «круглому оберу»…»

– Искренне благодарен вам, господин Хейниш, за ваше подлинно отцовское внимание…

– Ну – ну, не преувеличивай… Отец есть отец! Подделка никогда не пройдет! Пусть лучше нас, Адольф, породнит служение рейху…

Когда гауптман возвратился к своему столику, там уже царила пьяная неразбериха. Появился еще один неизвестный белочубый повеса, который пьяно дремал за столом, время от времени тараща бессмысленные глаза и, будто норовистый конь, дергая головой. Офицеры – все без исключения – поснимали кители и небрежно побросали их на вешалку, которую кто–то притащил из гардероба к столу. Понятное дело, шел фривольный разговор, на который пьющих толкает само присутствие дамы. Любой. А уж тем более – красивой. Человека низкого полета тянет в таких случаях на скабрезные анекдоты, где фигурируют парочка, измена. Роль «теоретика» взял на себя майор Штюбе и цинично верховодил старой, как мир, темой:

– Женщина – удивительное существо рода человеческого, извечная секс – бомба с полярными эмоциональными запалами. Бикфордов шнур к ним в руках у мужчины. А что она ценит в нем? Его агрессивные потуги и одновременно – ог диво! – бытовую беспомощность. Женщину надо хватать, крепко сгрести в объятия, сделать ей больно, но в то же время томно поскулить на свою горькую судьбу, на духовное одиночество, на житейскую беззащитность, отсутствие женской ласки и тепла, утопить ее в своем отчаянье, печали и тоске…

– Короче говоря, мужчине наперед следует тонко смоделировать нужные ему эмоции у женщины, вызвать их из небытия, взбудоражить, если они спят, а потом – разумно и четко дирижировать ими.

– А на самом деле потащить в постель, – куражился воздушный ас.

– Фу, Густав! Это на вас не похоже, – укорила его Кристина.

– А что? Я перегнул палку? – насупился меднолицый выпивоха. – Разве Штюбе не об этом же треплется? Эти шпионы дурят людям головы даже в застолье и ведут агентурную работу в постели шлюхи… А я – солдат! Мне плевать на словесные ошметки, в которые одеваются голые короли. Я говорю о явлениях, прямо называя их так, как они заслуживают, обнажая суть из–под словесного утиля.

– Прекрасная вещь – солдатская прямота! – вмешался в разговор Шеер, предупреждая возможную, но нежелательную ссору. – Но на нее имеет право только целомудренный рыцарь без страха и упрека.

– А может, я – потомок тех рыцарей? И единственное, в чем могу позволить упрекнуть себя, это лишней рюмкой? Но ее я тоже опрокидываю без всякого страха! Выпьем, Адольф!

– Э, нет! – возразил Штюбе. – Он не в форме…

– То есть как? – искренне изумился Густав, – Он же, собственно, еще и не пил!

– Я не об этом. Наша застольная форма – белая рубашка и галстук. Забыли? Долой погоны! За столом службы нет, и все в одном звании – камрады. А Шеер? Он же до сих пор – гауптман!

– И правда, забыл, – пробурчал Густав. – Снимай, Адольф, к дьяволу свой китель и бери рюмку…

– Поможем господину корреспонденту, – громко объявил следователь Кеслер и бодро начал расстегивать на кителе Шеера пуговицы.

– Кеслер, поменяйте профессию, – посоветовал Шеер, – из вас вышла бы прекрасная гувернантка.

– Кеслер в юбке? – загоготал Густав, – А что? С виду вышла бы типичная шлюха из портового бирха–уза!

Но Кеслер не обращал внимания на едкие замечания. Он деловито делал свое, упрямый как осел. Стянул с Шеера китель и швырнул его через стол, прямо в лицо майору Штюбе:

– Вот вам, защитнику кутежного равенства!

Штюбе не обиделся.

– Порядок есть порядок! – произнес поучительно. Потом, пошатываясь, поднялся и небрежно повесил китель на вешалку. За стол уже не сел. – Ваше место, господин историк, – и шатко поплелся к столу Хейниша.

Там он пьяно плюхнулся на стул и наугад тыкал вилкой в маринованные грибочки, совершенно трезво прошептав оберштурмбанфюреру:

– Так и есть, как я предвидел: шифр у него в воротнике. Я сам прощупал бумажную полоску.

– Весьма любопытно, – скептически промямлил Хейниш. – Но откуда вам известно, что это в самом деле шифр?

– А что ему еще прятать в воротнике? Обыск в квартире не дал никаких результатов…

– А вы на них надеялись?

– Почему бы и нет? Так что, если мое допущение верно…

– Что ж, жду вас в кабинете владельца казино. Поглядим вместе, что это за бумажка. Разведчик должен принимать во внимание только неоспоримые факты, а не допущения и голословные утверждения. Я пошел. А вы меня сопровождайте…

Кеслер искоса приметил, как Хейниш и Штюбе пошли к выходу, и тронул за плечо дремавшего выпивоху:

– Гауптман, вам плохо? Ну же, Зайбель, проснитесь!

Гауптман вытаращил глаза и не к месту пробормотал:

– Мне плохо… Где тут туалет?..

– Найдем, Зайбель, найдем, – ласково, словно кот, мурлыкал Кеслер, крепко беря гауптмана под мышки.

– Отдайте мне мои штаны! – решительно потребовал Зайбель.

Развеселый ас Густав радостно загоготал:

– Отдадим, парень, сейчас отдадим…

Адольф Шеер проследил весь этот, казалось бы, незначительный эпизод: и как Штюбе шептался с Хей–нишем, и мгновенный косой взгляд Кеслера, когда они пошли из зала, и то, как Кеслер небрежно накинул на плечи гауптмана Зайбеля его – Шеера – китель (конечно, «спутал» в суматохе, они же одинаковы), и как насилу поволок на выход действительно упившегося Зайбеля. Видно, этот гауптман был случайной фигурой в шитой белыми нитками, с неуклюжей режиссурой игре, и его накачали по самую макушку заранее. Ну что же, для волнения нет никаких оснований: прихватили настоящий, шитый в Берлине китель настоящего военного корреспондента Адольфа Шеера. В карманах – ничего лишнего.

– Наконец, Кеслер! – недовольно встретил следователя Хейниш. – Вас только за смертью посылать…

– Этот Зайбель пьян, словно бочка, и так же тяжел, – оправдывался, отдуваясь, Кеслер.

– Ну ладно! Давайте мундир.

Кеслер свалил гауптмана Зайбеля прямо на ковер, что устилал пол кабинета отсутствующего сейчас хозяина казино, и молча подал китель Шеера майору Штюбе.

– Мой багаж… не подлежит таможенному налогообложению! – прохрипел Зайбель, свернулся на полу клубочком и мгновенно уснул.

– Тьфу ты, вонючая свинья! – в сердцах выругался Кеслер. – Будь моя воля, заставил бы этого подонка чистить солдатские сортиры…

– Не болтайте лишнего, Кеслер, – оборвал его Хейниш и предупредил: – А вы, Штюбе, режьте воротник аккуратно. По шву!

– Не волнуйтесь, господин оберштурмбанфюрер, – Майор с ловкостью пользовался безопасным лезвием. – Все будет хорошо… Ага, вот он! Прошу, господин Хейниш, – и он протянул узенькую бумажную полоску.

– Так я и знал! Вы глупец, Штюбе! – провозгласил Хейниш, когда прочел написанное и вслух процитировал: – «Господи! Спаси мне сына моего, сохрани ему жизнь на войне. Молюсь об этом. Патриция». Это писано рукой матери Шеера! Слышите, Штюбе? Ее собственной рукой! Я знаю ее почерк. Вот это и есть ваша «последняя и однозначная» проверка? Боже мой, это ж с какими болванами мне приходится общаться? За что ты караешь меня, о господи, работой в балагане полоумных? Кеслер, приведите мундир господина Шеера в образцовый порядок! Материнскую записку зашейте! И чтобы Адольф ничего не заметил… Отвечаете головой.

– Слушаюсь, господин оберштурмбанфюрер!

– Ну, Штюбе, вместе вышли, вместе и вернемся. А корреспондента оставьте в покое. Если еще хоть раз услышу какую–нибудь глупость… Слышите, Штюбе! И немедленно прекратите дальнейшую акцию!

А в зале аккордеон наигрывал фокстроты. На подмостках все изгибались вспотевшие, полураздетые красотки с накрашенными лицами. Офицеры посылали им воздушные поцелуи, а те, что сидели поближе, пытались и пошлепать…

Кристина танцевала с самим господином оберстом Арнольдом.

– Шеер, – хрипло зашептал совершенно опьяневший Густав, – как, на твой вкус, вот та цыпочка с полненьким задком, а? Как погляжу, голова идет кругом…

И тут за спиной воздушного аса прозвучал насмешливый голос:

– Напрасно ищете совета, господин… не знаю, как вас… Этого человека девочки никогда не интересовали, и понимает он в них, как осел в апельсинах.

Густав оглянулся. Позади стоял здоровенный лейтенант с нахальной, глумливой рожей. Он презрительно смотрел на Шеера.

– Что, не узнаешь камрада?

«Кто он? – лихорадочно думал Калина, мгновенно перебирая в памяти все детали разговоров с пленным историком. – Шеер ничего не говорил об этом здоровяке… Узнать или нет? Немного выдержки и ожидания… Пусть раскроется первым… Хотя бы какой–нибудь намек…»

– А ты здорово изменился. Если бы не имя, ни за что бы не узнал…

Шеер не отвечал. Густав Готтфрид, не зная, что предпринять, бросал на них обоих настороженные взгляды. Майер не шевельнулся, словно ничего и не случилось. И это заметил Шеер. Значит…

– Что ж ты молчишь? Считал, погиб Альфред в концлагере? Это же по твоему доносу, мерзавец, бедного Альфреда вытурили из университета и крушили ребра в гестапо. А бедняга Альфред, – перевоспитанный Альфред – вот я! Как и ты – в форме офицера вермахта!

– Послушайте, господин… не знаю, как вас там? – не утерпел Густав. – А не пошли бы вы к чертям?

– Только с Адольфом! – вызывающе возразил здоровяк. – Я этого негодяя потащу хоть в пекло!

– Хорошо, Альфред, ты прав, – неожиданно согласился Шеер. – Нам следует с тобой немного потолковать…

Он поднялся из–за стола. «Альфред» ликовал, глядя на еко расстроенное и явно растерянное лицо.

И тут Шеер нанес ему молниеносный удар в солнечное сплетение. «Альфред» вытаращился от неожиданности и, хватая ртом воздух, стал оседать на пол.

Словно ниоткуда возникли над ним оберштурмбанфюрер Хейниш и майор Штюбе.

– Уберите этого пьяницу! – рявкнул Хейниш. – Штюбе, я о чем вас предупреждал?

– Но, господин оберштурмбанфюрер, мое отсутствие… Мы вместе…

– Ну, хорошо! Инцидент исчерпан! А господин Шеер, по всему видно, в университете не только рылся в старинных, пропыленных фолиантах… Молодец!

«Альфреда» уже тащили за ноги на выход…

– Господа, у меня сюрприз! – взял слово Хейниш. – Пользуясь случаем, хочу сообщить всем! И вам, Штюбе, тоже не мешает послушать… Господа! За решительные и смелые действия в стычке с партизанами наш дорогой берлинский гость, еще вчера гражданский историк Адольф Шеер награжден боевой медалью! Поздравления господину Шееру!

– А что? – рявкнул вновь повеселевший ас Густав. – Да я бы ему за этот молодецкий мордобой дал и вторую медаль! Прозит, Адольф! Бери рюмку…

– Дорогой Адольф! – любезно сказал Хейниш. – Чтобы ты знал, твой китель у Кеслера. Этот болван с пьяных глаз надел его на гауптмана Зайбеля.

– Не замарали? – заволновался Шеер.