Текст книги "Месть Аскольда"

Автор книги: Юрий Торубаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 21

После отъезда князя Ярослава Всеволодовича из Батыевой ставки хан несколько дней пребывал в приподнятом настроении: сломил-таки он этого уруса. Заставил склонить до земли гордую голову!

Хан часто теперь вспоминал картину, когда рослый урус пал перед ним на колени и стоял так, пока он, хан, не насладился его покорным видом и не приказал ему подняться. За безропотную покорность наградил он князя великим чином. Пусть знают урусы, чего хочет от них хан. Теперь он, хан, будет владеть урусской землей именно через таких вот покорных его воле князей. Но он будет за ними следить. А при малейших признаках измены – лишать жизни. И велит щедро награждать тех, кто будет доносить ему о тайных сговорах покоренных князей. Они будут грызть глотку друг другу, а хан будет править всеми их дурацкими княжествами.

Да разве от таких мыслей не поднимется настроение?! На радостях хан даже соизволил заявиться в Эндерун, чем привел старшую жену в трепет. Дородная, с живыми горящими глазами, женщина встретила своего повелителя с дрожью во всем теле.

Отдохнув, после обеда хан вновь стал принимать разных посланцев. Очень долго говорил с папским легатом. Римлянин охотно рассказывал ему всякие интересные истории. Поведал о рождении и расцвете Рима. О людях, которые обеспечивали ему величие: Гнее Помпее, Марке Крассе, о походах и гибели Цезаря. На что намекал легат, хан мог только догадываться. Особенно нравилось слушать хану о походах Александра Македонского, который достиг рек Оксы и Яксарты. Эх, не был там Батый. Но проходили те места кони джихангира. Как переплетаются судьбы! Оказывается, почти через тысячу лет другой ан-Насир провел по тем местам свое войско!..

– Великий хан, – слышится вкрадчивый голос легата, – ты уже вписал в книгу истории свое имя. Оно стоит рядом с именами других великих полководцев. Непокорная, горделивая и своенравная Русь лежит у твоих ног.

– Не вся еще, не вся, – перебил хан, очнувшись от своих дум.

– Ты сделал великое дело – сокрушил ее оплот. Посчитай сам, сколько ты уже покорил княжеств и сколько осталось. Разве последние смогут устоять перед твоим победоносным войском? Твоя империя будет простираться от Варяжского моря до Понта Эвксинского. Надо просто удержать их в повиновении.

Хан мысленно улыбнулся. Он хорошо знает, какие средства придется для этого пустить в ход, но решил поиграть с чужеземцем:

– Как это сделать?

– У нас есть способ заставить коварных урусов почитать своего повелителя, – живо откликнулся легат.

– Каким же образом? – спросил хан, хотя догадался уже, о чем пойдет речь.

Римлянин уже не раз пытался внушить ему свои мысли. Хан не может не признать, что тому удалось достичь кое-какого успеха. Это он, хан, в беседе с урусским князем Ярославом посоветовал последнему прислушаться к словам папского посланца. Ему доносили, что тот часто встречался с урусским князем. До чего же они, интересно, в конце концов договорились? Батый вопросительно смотрит на легата.

– Великий хан, только переход урусов в истинную веру, молитва и поддержка папы позволят держать этот народ в узде…

– Тебе удалось обратить в свою веру урусов? – на лоснящемся лице Батыя появилась улыбка.

– Да, Великий повелитель. После ваших рекомендаций урус правильно понял наши предложения. Он стоит на пути спасения.

«Хитрый урус! – насторожился хан. – Он перед всеми склоняет голову! Передо мной – чтобы получить власть, перед этим гадким римлянином – чтобы не навлечь на себя чей-то гнев… Что он за человек? Тому ли я доверил власть над этой таинственной землей? Не ударит ли он рано или поздно в спину?»

– За кого будет молиться твой папа, если мои воины пойдут по следам Цезаря? – прямо спросил Батый.

Легат понял, что имеет в виду монгол. Душа его содрогнулась, но он смиренно ответил:

– Папа будет молиться, чтобы Всевышний просветил Великого повелителя и тот направил свои усилия на укрепление и торжество веры, которая принесет ему истинное избавление.

Взгляд Батыя подозрителен, не предвещает ничего хорошего. Легат почувствовал, как по спине побежали мурашки: «Неужели я сказал что-то не так?»

«Боится, – догадался хозяин, – не хочет, чтобы мои воины шли к далекой и сказочной Британии». – Это его развеселило. – «Боится, значит, чувствует силу!»

Есть она у него, есть. Совершив такой поход, он взлетит выше, чем сам Джихангир. И пусть Великий хан Угедей умрет от злости. Он, Батый, тоже будет Великим по праву, которое получит, покорив этот высокомерный, гордый Запад. Они там слишком уж кичатся своими успехами. Что ж, посмотрим. Только сильный может быть гордым. Он поднимется выше Цезаря. Он будет велик, как Александр!

Хороший выдался сегодня вечер. Он благодарен этому римлянину. Короткие сильные пальцы хана ткнулись в ларец. Он достал крупную жемчужину и бросил легату. Тот понял, что пора откланяться.

На следующий день легата к Батыю не пригласили. Хан принимал урусского князя Глеба, брата Александра Всеволодовича Бельзского. Перед очами ан-Насира предстал моложавый стройный человек. Сопровождавший его монгол оповестил, не поднимая головы, что урус достойно прошел все положенные случаю обряды: ходил вокруг куста, кланялся солнцу, луне, земле, предкам ханским и их божествам. Теперь он вправе стоять перед очами Повелителя Вселенной. Хан легко кивнул, князь пал ниц и оставался в таком положении, пока тот не повелел ему подняться. Князь обернулся, и слуги, поняв его взгляд, стали подавать подарки, которые Глеб привез для хана. Низко, по татарскому обычаю, склонив голову, он преподнес ему золотую цепь, пояс золотой на червоном шелку с жемчугами, серебряное блюдо с серебряным кубком. Все это сложенное кучкой богатство он накрыл объяринным золотой нитью кожухом.

Хан остался доволен. Князь на коленях подполз ближе:

– Выслушай, о Повелитель!

– Говори! – тон хана был доброжелателен.

– Прибыл я, о великий, поведать тебе, всемогущему властелину, о бедах своих и несчастьях. Только ты один, ясное солнце наше, можешь рассудить нас и, сотворив правду, свершить богоугодное дело.

Князь замолчал. Лоб его уперся в основание пирамиды, над которой возвышалось золотое кресло повелителя. Хан подал знак, и двое воинов подняли князя и подвели к стоящему поодаль креслу, куда и усадили. Голова князя оказалась вровень с загнутыми носками ханских сапог.

– Слушаю тебя.

– Великий, – начал Глеб, – нет нам покоя от злобного и коварного князя Галицкого Даниила. Из-за его крамолы скудеет земля наша. На ней не сеют, не стучат топоры. Слышно лишь карканье воронья. Приди, хан, рассуди по справедливости. Накажи вражину за слезы матерей и женушек наших. Еще, скажу тебе, хан, носит в себе Даниил мысль лютую. Думает поднять на тебя, спасителя нашего, князей. Говорит им слова черные: «Нечего бояться хана. Возьмем пример с козельчан. Мал городок, да как достойно встретил ворога!»

– Врешь! – Батый вдруг съежился.

– Вот те крест, – князь быстро перекрестился. – Собирался он ехать до князя польского. Да тот, видать, отказал. Боюсь, как бы не перекинулся на Ярослава Владимирского.

У хана заходили желваки, но он быстро взял себя в руки.

– Ладно… Что еще у тебя?

– Брат мой Алексашка…

Князь замолчал. Глаза хана пронзительно смотрят на уруса, словно читая по лицу то, что таится в душе.

– Ты хочешь сказать, что и твой брат обижает тебя, творит неправду?

– Да, – Глеб постарался говорить жалобно, – он нарушил отцов завет. Забрал к себе земли. Да править ими не может. Людишки разбегаются. Чем думает дань платить, не ведаю. Не дай погибнуть землице нашей! Восстанови отцовскую волю. Верой и правдой буду служить тебе! Не хотел говорить. Брат он мне все же. Но как бы недоброе дело не замыслил и он. Что-то слишком мирно стал жить с Даниилкой, – князь замолчал, исподлобья поглядывая на хана.

Но лицо владыки вдруг окаменело. Ничего не прочитать. Глеб поднялся и стал пятиться, склонив до земли голову. Но хан приказал его вернуть. Наградив князя, отпустил его с миром.

Не успела исчезнуть стройная фигура уруса, как Батыем овладела ярость. Он покажет этому Даниилу! Ишь, князей против него поднять захотел! Злым городом, как куском жареного мяса, манит. Перед глазами повелителя возник вдруг старик с белой окладистой бородой…

«Урус урусу рознь. Молодой князь ползает передо мной на коленях, а тот старик предпочел смерть. Старик, ах ты, старик!..»

Хан поднялся и, оттолкнув воина, поспешившего ему на помощь, сбежал по ступенькам. Пнув в сердцах вазу, попавшуюся на пути, Батый заходил взад-вперед.

«Даниил! Хочет поднять князей! Хорош же будет Ярослав, давший мне клятву на верность, если ее нарушит…»

* * *

А тем временем Ярослав, перебравшись на правый берег Итиля, торопил своих людей. В минуты, когда уставшие кони требовали отдыха, князя можно было видеть крепко задумавшимся. И если бы кто-то смог проникнуть в его мысли, увидел бы, что они бегут в родную сторонушку. Проносятся над погорелым городом, останавливаются перед алтарем, за которым молится отец Симеон. Старик поворачивает к Ярославу усталое от забот лицо, но тверд и испытующ взгляд его выцветших глаз.

«Как понял меня этот хитрый римлянин? Неужели и впрямь подумал, что я могу изменить свою веру? Надо же, и до самого Батыя добрался… Но никогда не сможет папский слуга добраться до русской души. Это только на вид мы кажемся доверчивыми и покладистыми. Но все лишь ради того, чтобы выжил русский народ, набрался сил. Вот тогда тряхнет он, да так тряхнет!.. Вот во имя чего приходится склонять голову перед этим паршивым Батыем, вести двусмысленные разговоры с людишками, злые языки которых могут причинить ущерб совсем другим задумкам… Нет, не радуйся, подлый римлянин, не сломил ты моего духа. Прими меня, отец Симеон, и прости, что дал легату повод заподозрить меня в вероотступничестве. Прости и за то, что выполнил Батыеву прихоть…»

Воин подвел князю отдохнувшего коня. Пора в путь-дорогу.

Поднялся князь, вскочил в седло и помчался к своему Владимиру, откуда уже слышится стук топоров. Он радует сердце князя. Живи, Русь! Живи в веках! Ликует сердце Ярослава.

* * *

Зато у Великого Монгола забилось оно вдруг в тревоге. Не может Батый успокоиться после разговора с князем Глебом. Зачем напомнил он о старике воеводе? Теперь тот так и стоит перед глазами. Никого не принимает Батый. Вхож к нему только Чет, старый ханский слуга. На цыпочках вошел, молча забрал нетронутую еду, чтобы принести новую.

Ханша встревожилась не на шутку. Кого она только не подсылала к мужу: и царевичей, и друга его Менгу, и дервишей… Любил хан иногда послушать их длинные, тягучие песни. Но на этот раз и дервишей встречало мрачное молчание повелителя. И уходили от него все с тяжелым сердцем. Тогда ханша решила испробовать последнее средство.

Субудай-багатур, сбросив меховик, подставил свое обвисшее, в складках тело ласковым лучам солнца. Он сидел на пригорке и наблюдал, как молодой жеребец обхаживает кобылицу. Вдруг конский топот прервал его занятие. То был гонец великой ханши. Она слезно просила, чтобы багатур как можно скорее прибыл в столицу. Субудай, порасспросив гонца, понял, в чем дело. Он давно знал, что за ним приедут, и был готов к этому.

Он вошел к хану молча. Долго кряхтел, прежде чем опуститься на шкуры рядом с повелителем. Тот не выдержал и повернулся к багатуру. Глаз того горел пламенем. Что в нем? Осуждение повелителя? Но молчит Субудай. Не по себе хану. Слава Всевышнему, зашевелился полководец. Поднялся багатур, подал одежду повелителю. И тот, подчинившись неведомой силе, тоже встал.

Они скакали долго, пока, наконец, вдали не показалось какое-то странное видение. На тонкие колышки, воткнутые в землю в два ряда, были надеты круглые белые сосуды, напоминая чьи-то головы. Субудай вытащил из ножен саблю и подал хану. Тот торопливо схватил ее, будто именно в ней было его спасение. Потом хан долго носился меж колышками, рубя направо и налево. Глиняные черепки летели во все стороны. А он все скакал и скакал. Пот заливал лицо, рука устала держать саблю. Но он ни разу не промахнулся. Сохранились в нем еще сила, ловкость и умение.

– Нет, старик, нет… не боюсь я тебя! Вот тебе, вот!..

Когда к усталому хану подъехал Субудай, тот, воткнув саблю в землю, заключил своего полководца в крепкие объятия. Его лицо, с которого еще катился пот, сияло от радости. Улыбался ему и багатур. Он понял: теперь поход состоится.

Глава 22

Маргарита фон Зальц проснулась в хорошем настроении. Еще с вечера она договорилась со своим братом Рудольфом о совместной конной прогулке. Погода, судя по тому, как ласково через узкое стрельчатое окно улыбалось солнце, стояла великолепная.

Мысли понесли девушку в изумрудные поля, разрисованные цветными узорами. Ей представилось, как ее конь, несясь бешеным галопом, подминает под себя эту красоту. Вдруг с нею поравнялся некий всадник. Но это оказался совсем не Рудольф. У всадника было открытое мужественное лицо, на котором сияла печать благородства и достоинства. Маргарите вдруг захотелось, чтобы он, как и в прошлый раз, заключил ее в свои объятия. И никто ей больше не нужен. Лишь он один. Что же заставило его тогда столь поспешно покинуть ристалище? Если б он знал, как заныло тогда ее сердце. Она готова была броситься следом. И только взгляд тысяч надменных, завистливых глаз погасил ее порыв. Но она до сих пор корит себя, что не сделала этого. Позови он Маргариту, и она помчится за ним куда угодно. Ее не остановят ни осуждающий взгляд дяди, ни насмешки презренного Отто Балка. Она понимает, что его насмешки вызваны совсем другим. Он любит ее, как может любить жестокий, бессердечный воин. Она видит, как он страдает, платя ей за свои душевные мучения постоянными насмешками и пылающим от обиды взором. Она знает, что он способен убить любого, кто посмеет притязать на ее руку. Да, Отто богат. Как говорит дядя, для нее он стал бы весьма достойной партией. А многие кульмские красавицы благородных кровей вообще спят и видят, как бы заловить этого отважного рыцаря в свои сети. Но Балк питает полное безразличие к другим женщинам. Зато стоило Маргарите всего лишь милостиво посмотреть в его сторону, как он весь преображался. Куда девались его напускные суровость и неприступность! От его насмешливости не оставалось и следа. Но нет… Не лежит ее сердце к Отто.

Образ доблестного русича все больше и больше завоевывал сердце девушки. Она понимала несбыточность своего желания, но ничего не могла с собой поделать. Вот и предстоящая прогулка с братом вновь воскресила в ее сердце воспоминание о смелом и благородном русском, которому она, благодаря его мужественному поступку, обязана своей жизнью. Может, как говорит ее брат, она просто все преувеличивает?..

Маргарита уносилась от Рудольфа, заливаясь счастливым смехом. Он так и не смог догнать ее. Их лошади поравнялись лишь тогда, когда девушка почувствовала, что ее конь выбивается из сил.

– Ты зачем так рискуешь? – были первые слова брата, когда он догнал ее. – Рядом же нет Аскольда!

О Господи, лучше бы он не упоминал его имени! Маргарита вдруг разом поникла, словно увядший без полива цветок. Ее лицо, разгоряченное быстрой ездой и сияющее торжеством от маленькой победы над братом, стало внезапно таким, будто девушку угостили перебродившим квасом.

– Ты все еще не можешь забыть его? – спросил Рудольф удивленно. – Глупая, прошло столько времени! Он уже забыл и тебя, и всех нас. Наверное, давно женился. Если, конечно, жив.

– Что значит – «если жив»? – испугалась Маргарита.

– Разве ты не знаешь? Мне дядя рассказал, что его город захвачен татарами.

После этих слов в голове бедной девушки вспыхнул каскад всевозможных картинок-предположений.

Вот она увидела Аскольда распростертым на земле и истекающим кровью, из последних сил зовущим кого-нибудь на помощь. А вот уже его, плененного, ведут татары. Израненное, кровоточащее тело Аскольда опутано веревками. Он мучается от боли. Сухие губы просят воды. И еще… шепчут ее имя. Надо его спасать!

Маргарита внезапно развернула коня и, нахлестывая плеткой, понеслась к замку…

Но не только ее сердце страдало. Далеко на севере, на противоположном берегу бурлящего моря, в новом стокгольмском замке не находил себе места Биргер аф Бьельбо. Племянница магистра не выходила из головы. И с каждым днем завоевывала в его сердце все больше и больше места. Стыдно даже признаться, что его, ярла, отца и семьянина, вдруг покорила какая-то далекая, пусть и прекрасная немка. Разве Швеция обеднела прекрасными женщинами?

Первое время Биргер старался избавиться от этого наваждения. И был даже момент, когда ему показалось, что он сумел с ним справиться. Проведение активной подготовки восточного похода целиком и полностью поглотило его существо. Но это только так казалось. Он воображал, как, став победителем, торжественно и смиренно сложит свою победу к ногам прекрасной Маргариты.

Как она была нужна ему! Он торопил людей, сам падал с ног от усталости. А образ Маргариты все больше закреплялся в сознании. Однажды Биргер не выдержал и вызвал к себе шкипера.

– Отвезешь письмо Великому магистру Герману фон Зальцу. Передашь лично в руки. А это, – он подал дорогую шкатулку, – мой подарок его племяннице.

– В это время, ярл, море опасно, – заметил шкипер.

– Я удвою плату, – заверил Биргер.

Магистр, прочитав письмо, понял, что ярл жаждет немедленного похода и его ждать не собирается. Холодное сердце магистра порадовала лишь приписка ярла, где тот смиренно просил вручить его скромный подарок племяннице. Магистр открыл шкатулку и ахнул. Его взору предстал целый набор украшений: ожерелья, браслеты, серьги… Это было целое состояние. «Но ведь без задней мысли такие подарки не делают», – резонно рассудил магистр и усмехнулся:

– Воистину пути Господни неисповедимы. Кто бы мог подумать?!

Союз с ярлом делал орден всемогущим, открывал дорогу в Свейские земли. Сам Бог давал в руки счастье. Оставалось убедить в этом племянницу. Тут Герман трудностей не предвидел.

Магистр поднял колокольчик и приказал служке позвать Маргариту. Но та явилась к нему сама.

«Да, она действительно прекрасна!» – отметил про себя улыбающийся магистр.

Фон Зальц не мог не обратить внимания, что девушка направлялась к нему стремительной и отчасти нервной походкой. «Не иначе, что-то стряслось», – подумал он. И не ошибся.

– Скажи, дядя, это правда, что татары взяли город, в котором жил русский воевода? – взволнованно спросила Маргарита.

Магистр поднял на нее недоуменные глаза:

– Во всех русских городах, захваченных татарами, есть воеводы.

– Я спрашиваю про того, который был твоим гостем в прошлом году.

– А, так ты о Сече, – догадался Зальц. – Да, город действительно взят. А что?

Магистр уже уловил в голосе племянницы тревожные нотки, и это его насторожило. Он никак не мог понять, чем вызвано подобное ее поведение, поэтому испытующе посмотрел на племянницу. Маргарита смутилась, но, собравшись с духом, выпалила:

– У того воеводы был сын. Что с ним?

– Увы, мне ничего не известно об их судьбе, – пожал плечами дядя.

– Но как же так? – с жаром воскликнула племянница. – Он же спас жизнь Рудольфу и мне! Почему мы забыли об этом? Почему мы такие неблагодарные люди? Дядя, умоляю тебя, окажи ему помощь. Надо послать людей…

– Бог с тобой, Маргарита! Куда я должен посылать людей? В татарское пекло? Да ты хоть понимаешь, что говоришь? Послать на верную смерть своих доблестных рыцарей и – за кого?! За какого-то русского, который, по правде сказать, не умеет даже достойно вести себя в обществе! Безусловно, я благодарен ему за все, что он сделал для меня и для ордена. Но я оказал ему такую честь, что любой немец может лишь мечтать об этом. И что же получил в ответ? И разве не задета твоя гордость?

– Дядя, ты поступаешь несправедливо, – упрямо наклонила голову Маргарита. – Вспомни, что говорится в Библии, на страже которой ты стоишь. Почему ты бросаешь в беде ближнего? Кстати, своего рыцаря. Разве ты забыл, что сам посвятил его?

Магистр не успел ответить. В зал вбежал Рудольф.

– Вот ты где, а я ищу тебя повсюду. Что с тобой стряслось, почему ты бросила меня?

– Она просит, – ответил за девушку дядя, – чтобы я послал своих рыцарей спасать… кажется, его зовут…

– Аскольд! – подсказал племянник.

– Я знаю, – магистр не любил, когда его перебивали.

– Но ведь город давно взят, – неуверенно произнес Рудольф.

– Я тоже хочу ей это объяснить. Выбрось из головы этого человека, Маргарита. Посмотри лучше, какой подарок прислал тебе Биргер аф Бьельбо, – и магистр открыл шкатулку.

Рудольф, заглянув, ахнул:

– Сестра, отруби мне руки, но, кажется, у тебя появился очередной поклонник. Он достоин, клянусь, твоего внимания.

Маргарита в ответ развернулась и со слезами на глазах выбежала из зала. Магистр с племянником переглянулись.

– Пойди успокой глупышку, – в сердцах сказал фон Зальц. – Ведь пока никто не ведет речи о замужестве. Ярл, насколько мне известно, женат. Святость брачных уз неприкосновенна. Да простит Господь нам тяжкие грехи наши. Хотя, если бы Бог соединил их узами супружества, я был бы не против…

– Дядя, но ты же сам говоришь, что ярл женат!

Магистр провел по своему сухому лицу тонкими пальцами:

– Господь соединяет, Господь и разъединяет. Если бы Ему было угодно призвать… О, прости, Господи, тогда…

Он замолчал. Но племяннику и без слов все стало ясно.

– Ступай и напомни ей, что женская краса, как цветущая яблоня, быстро облетает. Если сегодня у нее есть выбор, то завтра, возможно, почтет за счастье, если на нее обратит внимание какой-нибудь дударь. Думать о том русском – преступление. В свое время я проявил слабость и позволил ему быть одним из претендентов на благосклонность Маргариты. Но он, дурья голова, предпочел свой занавоженный городок. Так пусть же в нем и сгниет!.. Ступай!

Рудольф нашел Маргариту в ее комнате. Она стояла у окна и задумчиво смотрела куда-то вдаль.

– Сестра, – он обнял ее за плечи, – Аскольд мне тоже дорог, поверь. Но пойми и другое: наши пути разошлись. Он там, мы здесь. Идти туда означает идти на смерть. Ты хочешь моей смерти? Чего молчишь? Хочешь?

– Конечно, нет, – ответила она упавшим голосом.

– Тогда почему ты требуешь, чтобы мы рисковали собой?

– Да потому, что он спас нам с тобой когда-то жизнь! А мы, зная, что он в беде, ничего не делаем, чтобы оказать ему помощь, – по лицу девушки потекли слезы.

– Успокойся, сестра. Если бы я знал, какая ему требуется помощь, я бы не задумываясь оказал ее, поверь. Но куда идти? В Козельск? Мы слишком поздно узнали, что сотворили с городом татары. Где же искать Аскольда?.. Поэтому успокойся, дорогая моя сестрица. Иди к дяде, он очень расстроен твоим поступком. И возьми, кстати, подарок ярла.

– Мне не нужны никакие подарки, – резко повернулась Маргарита к брату. – И убирайтесь от меня все! Если у вас ожесточились сердца, то у меня – нет.

– Я тебя не узнаю. Ты всегда была мудра и объективна, а сегодня… Что с тобой случилось? Сестренка, я бы очень тобой гордился, если б ты стала женой ярла. Ты ведь знаешь: он – повелитель целой страны. Ты стала бы королевой! Ваше величество, полмира у ваших ног, – последние слова Рудольф произнес с пафосом, шутливо перед сестрой раскланявшись. – А ты знаешь, что такое Швеция? Я специально расспрашивал купцов. Там есть такие замечательные города, как Бирка, Лунда, Сигтун… А какие там церкви! А новый город Стокгольм, который строит ярл! Говорят, там спасался когда-то один русский князь… А какая там музыка! Рожки, луры, колокольцы… А что есть у твоего Аскольда?

– И ты еще смеешься?! – Маргарита посмотрела на брата так, что улыбка с его лица мгновенно сбежала. – У твоего ярла наверняка есть дочь. Вот и женись на ней. А меня оставь в покое. Трус!