Текст книги "САТАНИНСКОЕ ЗЕЛЬЕ (сборник)"

Автор книги: Юрий Петухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Он застонал. И рыжая разразилась ответным стоном-воплем, она, видно, приняла издаваемые им звуки за страсть любовную. Но Сергей стонал по иной причине – на него обрушилось в виде комка воспоминаний все: и костлявая рука, вцепившаяся в его горло, и зеленая трясущаяся мразь, и кровавое пятно на ослепительно белом снегу. Все слилось, завертелось огненным фейерверком, взорвалось. А в момент взрыва он испытал острую сладостную боль, изогнулся, насколько мог и почувствовал, как с него падает рыжая, падает куда-то вбок, всхлипывая и тяжело дыша.

– Хым! Хым! Хым! – горланил дикарь.

Но он оказался умнее, чем Сергей предполагал. Когда четвертая дикарочка уже набрасывалась на жертву, он ей задал такого тумака, что та полетела в противоположную сторону, сотрясая всеми своими немалыми прелестями.

Волосатый выдрал из связки на груди круглую бусину размером с грецкий орех и без тени деликатности, грязной лапищей пихнул бусину Сергею в рот. Тот попробовал выплюнуть угощение, но не тут-то было! Дикарь так зажал ему челюсть, что пришлось проглотить бусину целиком, не смакуя ее на вкус. Ладонь оторвалась от губ Сергея, взмыла вверх. А в ухо прослюнило:

– Надеюсь, теперь у нас появится несколько минут для непринужденной философской беседы?

Не было нужды оборачиваться – слюнил зеленый инопланетянин, его, похоже, не смущала обстановка, он был расположен к душевным беседам. Сергей заскрипел зубами. Но то, что ему пришлось услышать в следующую секунду, ошарашивало и наводило на мысль, что все это, несмотря на очевидность и реальность, все-таки самый натуральный бред!

А сказал зеленый вот что:

– Мы выяснили кой-какие обстоятельства, мнэ-э, связались с центром, запросили исходные… не хотим вас расстраивать, но вам не стоило лезть в это дело, не стоило!

– В какое? – на выдохе переспросил Сергей. – В какое дело?!

Зеленый замялся. Но немного погодя выдал:

– В это самое! Не валяйте дурака! Самое неприятное на всем белом свете, извините за ваше, земное выражение, которое ровным счетом ничего не передает, самое неприятное – это замкнутые циклы! Прямо не знаю, как вы будете выбираться!

– Куда! Откуда? – закричал Сергей. – Чего вы хотите от меня?!

Дикарь-здоровяк подошел к нему вплотную и двинул ногой в челюсть. Он явно не видел зеленых, а может, просто не замечал их, делал вид, что не замечает.

Сергей не почувствовал боли. Наоборот, к нему возвращались силы – наверное, начинала действовать чертова бусина, чем бы она ни была на самом деле.

– Живьем выбраться из замкнутого цикла удается очень немногим, – грустно прослюнил зеленый, – единицам! Да и те… – он оборвал фразу. Сергей понял, за молчанием таилось нечто более страшное, чем заостренная дубина-бревно над его головой. Но он не собирался верить на слово всякой расползающейся и расплывающейся зеленой мрази, будь она хоть инопланетная.

И потому спросил глухо:

– Какой еще цикл?

– Обыкновенный, – спокойно ответил зеленый, – самый обычный замкнутый цикл. На вашем языке иначе не передашь, хотя, разумеется, все значительно сложнее. Своими глупыми, непродуманными действиями вы замкнули несколько цепочек внешних структур Осевого пространства, ну и… чего теперь говорить – делишки ваши препаршивейшие! Любое нормальное существо, в каких бы пространственно-временных координатах оно ни обитало, как бы тупоумно ни было, но с вами поменяться местами – нет уж, не согласилось бы! Лучше вот эдаким волосатым дикарем, лучше бревном, что висит над вашим носом! Обрекать себя…

– Да заткнись ты! – выкрикнул Сергей. – Отпевать будешь, когда сдохну, понял?!

Зеленый умолк, обиженно засопел. А дикарь подошел ближе и еще разок двинул Сергею в челюсть ногой. Понятия о гуманизме здесь были еще те!

Сергей тихонько застонал. А зеленая гнусь, переливаясь и оставляя темные пятна на траве, поползла куда-то, скрылась из виду.

– Бым, бым, бым! – заладил свое дикарь. И ударил в бубен над самым ухом у Сергея. – Гум! Гум! Гум!

С подвываниями, криками и приплясыванием он трижды обошел пленника. Потом нагнулся, больно ущипнул за нос и снова указал корявым толстым пальцем на ползущий по жгуту огонек.

Сергей закрыл глаза – на него напала тоска, воистину – тоска смертная, от которой хоть в петлю, хоть под топор, хоть под вот эдакий колышек! Скорей бы уже!

Но похоже, его не торопились приканчивать.

– Твоя – хароший Дух! – произнес дикарь свирепо и как-то не по-людски, напомнив Сергею интонациями голоса известного врачевателя Кашпировского. – Моя – харошая шаман! Твоя и моя – Большое Камланье! Твоя и моя – кан… кым… консенсус! – последнее слово дикарь выдал лишь с третьей попытки, при том облился потом и покраснел от усердия.

У Сергея в висках заломило. Да, это бред! Конечно, бред! Это его расстроенное воображение чудит, это его свихнувшиеся мозги порождают чудовищ сна: и дикаря этого, и зеленого, и нахальных и сладострастных девиц! Но ничего – он проснется, обязательно проснется, весь, этот кошмар скоро закончится, надо лишь подождать, перетерпеть… у него уже бывали с перепоя кошмарные наваждения, пускай попроще, не такие жуткие, но бывали. И они всегда проходили, забывались… И этот кошмар пройдет!

– Не пройдет! – прослюнило в ухо. Но уже с другой стороны. – Это не бред, уважаемый, это все правда, явь.

– Изыди-и, – обессиленно прошептал Сергей. Слезы потекли по его щекам.

– Ну, а что толку, если я изыду, по вашему выражению, а?! – грустно спросил зеленый. – Что изменится? Неужто вы думаете, что тут же проснетесь на своем диванчике в своей комнатушке?!

– Бре-е-ед!!! – вырвалось у Сергея. Откуда этот тип мог знать про диван, про комнатушку? Нет! Это все порождение его воспаленного мозга! Откуда дикарь может знать слово «консенсус», которое и на родном-то языке звучит дико, нелепо и гнусно, откуда?!

– А оттуда же, – прослюнил зеленый, обдавая Сергея такой вонью, что хоть нос зажимай. – Оттуда же, из вашего мозга. Дикарь выковыривает у вас словечко за словечком, он хоть и глуп, хоть и туп, но владеет телепатическими приемами… Ох, как ему тяжко приходится, вспотел весь, да-а, нелегко с вами общаться, милейший, нелегко, в вашей, извините за выражение, башке столько всякого мусора понабито, что… впрочем у вас будет возможность убедиться, что все происходящее – реальность! Вы угадываете желание этого волосатика?!

– Нет, – испуганно ответил Сергей.

– Хорошо вам! – заверил его зеленый и исчез.

А дикарь нагнулся над Сергеем, грубо ухватил его за нижнюю челюсть, открыл рот, запустил в него сразу несколько пальцев. Пальцы эти были неимоверно грязны и солоны на вкус – Сергея начало уже выворачивать, но то, что последовало, разом переменило реакцию его организма на поведение дикаря. Теперь и Сергей понял, что к чему. Дикарь, вцепившись пальцами в зуб верхней челюсти, принялся его медленно, но уверенно раскачивать. Он сопел, кряхтел и не обращал ни малейшего внимания на обезумевшую от боли жертву.

От такой пытки у Сергея волосы встали дыбом, глаза начали вылазить из орбит. Боль была адская. Он орал, хотел орать, но весь рот был забит этими наглыми грязными пальцами. Челюсть горела, голова раскалывалась…

– Дым! Дым! Дым! – прогремело в ухо.

И дикарь подпрыгнул вверх. Заголосил, задирая бороду к небесам. Потряс в воздусях вырванным зубом-клыком. И не медля, приспособил его в связку бус – воткнул в черный смоляной шарик. Воткнул так, что зуб Сергеев торчал вверх острым корнем. Украшение, видно, очень обрадовало дикаря. Он подхватил свой бубен и пустился в пляс.

А Сергей лежал и мысленно благодарил судьбу, Бога, всех, кто был причастен к его спасению. Он остался жив! Но надолго ли?! Огонек медленно полз по жгуту. Полз и полз! И ничем его нельзя было остановить! Хоть бы ветер подул, ураганом, вихрем! Хоть бы дождь пошел! Нет, небо было ясным, солнечным. Ничто не предвещало непогоды.

Сергей проглотил скопившуюся во рту кровь. И сунул язык в дырку – она была огромна! Да, это не бред, это самая настоящая реальность, прав зеленый гад!

– Бым! Бым! Бым! Гам! Гам! Гам!

Дикарь-телепат умчался. А Сергей вдруг захохотал – в голос, не стесняясь своего безумного, истерического смеха. Он хохотал минут пять без передыху, как заведенный. Смолк внезапно, словно ему в рот вставили заглушку. Снова сунул язык в дыру – и ему показалось, что он дотянулся аж до внутреннего свода черепа где-то в районе затылка. Да-а. Сергей выдохнул. И вдруг почувствовал, что не прочь пообщаться с одной из девиц-дикарок. Желание пришло сразу, неожиданно, это было удивительно и странно. И желание это исполнилось моментально. Сергей и сам не заметил, как на нем оказалась черненькая грудастая дикарочка – казалось, она сконденсировалась из воздуха. Но тут же принялась за дело: она вобрала его плоть в себя столь искусно и страстно, что Сергей позабыл про все на свете, про нависающую смерть, про всякие там замкнутые циклы и прочую чушь!

Он наслаждался. Он плыл по волнам сладострастного мерно покачивающегося моря, и море захлестывало его, затягивало в свои изнуряющие дивные пучины, заставляло подчиняться своим отливам и приливам, набегающим особенно жгучим девятым валам. Это была сказка! А под самый конец девица умудрилась проскользнуть под острием бревна и припала к его груди своими тугими тяжелыми грудями-шарами, придавила к земле, впилась губами в губы. При этом она так сдавила его бедра ногами, что Сергей застонал – чувство наслаждения было столь остро и мучительно-прекрасно, что ему показалось, будто огромное острое бревно сорвалось и пронзило его тело. Черненькая застонала вместе с ним, и их стоны слились.

Чуть позже в этот совместный звук влился восторженный вопль дикаря. Он прозвучал извне, словно бы из совсем другого мира. И вернул Сергея к реальности.

Черненькая медленно и томно отползла в сторонку. Огонек подбирался к хлипкому узлу на самом верху сооружения. Сколько ему еще ползти – минуту, три? Сергей видел, что дикарь-телепат совершенно позабыл про бревно, про трут, про огонек. И он стал мысленно призывать его: «Ну взгляни наверх, чертова рожа! Ведь угробишь же! Ну-у?!»

Дикарь был увлечен ритуальной пляской. А на Сергея уже взгромождалась следующая девица, маленькая и худенькая, с разлетающимися по сторонам грудями и испуганым взором. Она пристраивалась как-то неумело, осторожно, словно боялась поверженного Духа. Тело ее трепетало, руки подрагивали… И все это до того распалило Сергея, что он чуть не выдрал колышки из земли.

Когда они слились, на лице дикарки появилась гримаса боли, а сама она дернулась вверх, пытаясь приподняться над ним. Не получилось! Тяжелая рука волосатого придавила худенькую к Сергею. И тот сам, несмотря на неудобное положение, на боль в пояснице, принялся раскачивать почти бестелесую, невесомую всадницу – только колыхались в такт его движениям ее полные разбегающиеся груди.

Дикарь хохотал, бил в бубен. Сергей изнемогал, но не желал прекращать изнурительной любовной скачки, вожделение захлестнуло его. Захлестнуло настолько, что когда по телу пробежала обжигающая волна, он рванулся, выдрал из земли колышки, проскользнул под бревном, уперся ладонями в колышущиеся груди, свел их, сдавил, опрокинул худенькую, навалился на нее всем телом, впился губами в нежное тоненькое горло… и совсем потерял разум!

Он даже не заметил, как сорвалось с креплений исполинское бревно, как оно с шумом вонзилось в землю, качнулось и застыло. Только почва содрогнулась, загудела. Но Сергей и этого не заметил, потому что его самого трясло, било, выламывало.

Прочухался он, когда внезапно взлетел в воздух. Взлетел вверх ногами, соскользнув с худенькой дикарки и ударившись головой о бревно. Лишь позже он понял, что произошло – огромный и бесноватый шаман, ухватившись одной рукой за обе щиколотки, поднял его как какого-нибудь зайчонка, суслика! Поднял, да и держал так!

– Бым, бым, бым! Дум, дум, дум!!! – вопил он на всю округу. А у Сергея над головой покачивалась зеленая непонятная травянистая земля. И торчало в этой земле совершенно безвредное и нисколечко не страшное бревно, торчало, как торчит из земли самый заурядный кол или же столб.

Хум потряс Бледным Духом, вздевая его еще выше. Издал победный клич. Нет, не зря он развешивал жен по Священному Дубу, не зря! Не понапрасну колошматил тупых и упрямых богов! Теперь у его дочерей будут сыновья, да не простые, а оттуда принесенные, из Преисподней! Теперь никто не сможет оспорить его права волхва! Никто не позарится на наследство старого шамана!

– А-а-а-ууууу!!! – взвыл он от избытка чувств.

И пошел к лесной хижине, волоча Духа за ноги. Дорога была неровная, усеянная камнями, ветками, сучьями, корнями, торчавшими из-под земли. И потому Бледный Дух все время кричал, ругался, стонал. Но Хум не верил Духу, он вообще не верил, что эти духи могут испытывать все то же самое, что и обычные люди, нет, притворяется, вывернуться хочет, ускользнуть в свою Преисподню. Но только мудрого и тертого Хума не проведешь! Его не обдуришь как мальчишку!

Теперь для закрепления успеха оставалось одно – запереть хитрого Духа в хижине вместе с дочерьми, запереть на десять, а то и двадцать лун. И тогда уж они сами возьмут из него все, что нужно. Ох и хитер же Бледный Дух, хитер! Но и Хум не дурак!

Хижина была просторной. На полу валялись связки плодов и охапки длинных и широких, ободранных с облезлого дерева листьев. В такой хижине можно жить и любить. Хум привязал Духа к большому столбу. Выкопал из тайника в углу кусок сушеного мяса, сунул его в рот Духу – кто знает, может, и духов надо подкармливать на всякий случай?! Хум не хотел рисковать. Тем более, что Дух был хлипким и на самом деле уж каким-то чересчур бледным.

Дочери пришли сами. И глаза у них при виде привязанного Духа разгорались. Хум мог гордиться девчонками – такие своего не упустят!

И все же он их выгнал пинками наружу. Потом сходил за тыквенным жбаном, в котором хранил настойку кореньев любви. Жбан отнес в хижину. Дух был на вид слабеньким, не внушал он доверия Хуму. Вся надежда была на коренья, недаром же сам Хум их выкапывал три полнолуния кряду в Чертовом лесу, что за три восхода ходьбы отсюда.

Сергею надо было бы радоваться, что избежал лютой и дурацкой смерти. Но он не радовался. И был прав. То, что его ожидало, могло превратиться в смерть еще более лютую. Уж лучше бы его проткнуло насквозь!

До захода солнца его не трогали. А потом началось… Все смешалось, все спуталось, это был какой-то сладостно-кошмарный ад! В темноте было трудно сосчитать девиц, Сергею казалось, что их не пять, а десять, сто, тысяча! Весь мир состоял из их блестящих во мраке глаз, из их горячих животов, грудей, бедер, ног, рук, влажных губ… Они поили его какой-то дрянью, вонючей и горькой, и набрасывались снова, терзали, мяли, высасывали, мучили ласками и были дьявольски ненасытны.

Его оставили в покое лишь с восходом солнца, когда слабенькие лучи стали пробиваться меж плохо подогнанных друг к другу жердей. Девицы ушли усталые и довольные, почти уползли.

А вместе с одним из лучиков в хижину пробрался зеленый гнусавец. Он прополз под пологом, закрывавшем входную дыру, прополз зеленой мерзкой жижистой лужицей. Сергей не видал прежде живых луж. Но теперь его ничто не удивляло. И когда из гнуси и мрази высунулся на стебле мутный глаз, он лишь вздохнул тяжело и отвернулся.

– Я вам не помешаю? – поинтересовался зеленый.

Сергей скривился.

– Они вам наверное доставили некоторое беспокойство? – не дождавшись ответа, вопросил зеленый.

– Это вы верно выразились, – проворчал Сергей, – именно – некоторое. Чего надо?

– Нам всегда нужно лишь одно. Мы собираем информацию о разных мирах и их представителях, вот и все! Зря вы сердитесь, наш интерес к вам чисто научный!

Сергея передернуло. Он и так чувствовал себя не в своей тарелке, а теперь предстояло еще выступать в роли подопытного кролика. Ну, мерзавцы, ну негодяи!

От нахлынувшего раздражения перед глазами его замелькало что-то непонятное, набежали видения, сумбурные и бестолковые, как бы наслаивающиеся на явь, высветились чьи-то рожи, хари, лапы, когти, зубы… И среди них выделилось вдруг и застыло на мгновение противное какое-то лицо с крохотным пенсне на носу, узкими усиками и бородкой клинышком, с выпученными черными глазками и змеящейся улыбкой. Глазки сверкнули на Сергея… и все пропало, будто и не было.

– Уф-ф! – тяжело выдохнул он.

– Не волнуйтесь, – прогнусавил зеленый, – обычный обратный всплеск плюс интерференционные процессы.

– Понятно, – сказал Сергей, хотя он ни черта не понял. – Вы вот что – раз уж такой умник, так говорите, как выбраться отсюда! А с процессами потом разберемся. Не хрена тут теоретизировать!

Зеленый полностью вытянулся из своей клейкой лужицы, задрожал, затрясся. Длиннющий холодный палец уперся в живот Сергея. И тому стало сначало зябко, потом и его затрясло будто в ознобе, так, словно ударил мороз, руки и ноги совсем закоченели. Но Сергей не понимал, что же происходит, не мог связать одного с другим, ему показалось, что все это последствия пылких и страстных утех.

Зеленый убрал палец. И сказал скушным голосом:

– Я могу вытянуть из вас всю энергию, ясно? – Он помедлил, вздохнул. – Но я не стану этого делать… пока не стану. Вы понимаете?

– Плевать я хотел на вас на всех! – ответил Сергей.

Зеленый не рассердился, наоборот, обрадовался.

– Это прекрасно, – заявил он, приблизившись вплотную, – просто прекрасно, что вы усекли основное – нас много! Очень много! А вот вы, уважаемый, один. И все ваши так далеко отсюда, что и представить невозможно! Да и какие они ваши, сброд какой-то!

– Но-но! – возмутился Сергей. Ему стало обидно за землян. – Без оскорблений!

– Пардон! – самым пошлым образом извинился зеленый. – Но это все так.

– Откуда вам знать! Вы со мной-то повстречались всего полдня назад!

– Вы запамятовали, милейший, я ведь не просто болтал с вами, я вас изучал. И теперь все мы знаем о вас гораздо больше, чем вы сами, ясно?! Подпространственная корпускула, в которой заключено биозерно, именуемое вами земной цивилизацией, располагается в такой глухомани, почтенный, что может заинтересовать лишь узких специалистов, да и то навряд ли. Это ж уму не представимо – какая глушь, какая дичь! Вы меня простите, я стараюсь подбирать выражения помягче. Другие бы с вами и разговаривать не стали, о чем можно говорить с засохшей былинкой, которую ветром гонит через пустыню, а?

– Ладно уж, так и былинка?! – вяло возмутился Сергей. У него разболелась десна, та самая, из которой дикарь вырвал клык, и где сейчас была такая дырища, куда можно весь язык запихнуть. Боль была слабенькой, ноющей, очень неприятной. Но приходилось сдерживать себя во всех отношениях. И потому он пролебезил по-лакейски: – Ладно, вам виднее, может, и былинка, может, и глухомань. Но посочувствуйте былинке, проявите милосердие, хоть намекните – куда бежать, как выбираться?!

– Вы все же изрядно тупы! – прогундосил зеленый, выпяливая мутные глазища на Сергея. – Уже давно пора было сообразить, что убежать вы можете в любую минуту! Но смысл?! Какой во всем этом смысл, милейший, если вы уже самим роком обречены на замкнутый цикл?! Или я до этого неясно выражался?

– Яснее некуда! – согласился Сергей. Ему все опротивело. И он захотел спать.

Но в этот миг полог приподнялся, и в хижину вползла черненькая, грудастая дикарочка. Она обожгла пленника таким неистово-вожделенным взглядом, что тот чуть было чувств не лишился. Растопырив руки, выставив вперед груди словно стволы боевых орудий, она медленно пошла на Сергея. Дыхание ее было тяжело и страстно.

Но мрак хижины сыграл злую шутку. Дикарка натолкнулась на зеленого, заключила его в свои объятия – по-первобытному цепко и хватко, с любовной жадностью, даже с алчностью… Всего секунды ей хватило, чтобы разобраться, что к чему. А зеленому той же секунды хватило, чтобы влиться в лужу и мгновенно вытечь через щель из хижины. Но через эту секунду мрак распорол такой дикий вопль, будто черненькую дикарочку принялся насиловать саблезубый тигр! У Сергея сразу же заложило уши. От страха и неожиданности он зажмурился.

А когда осторожно приоткрыл глаза, в хижине никого не было. Он облегченно вздохнул. Случайность спасла его. Надолго ли?

Перебарывая сон, он заставил себя сосредоточиться. Ведь надо же разобраться, понять – где он, что с ним?! Иначе нельзя, иначе с ума можно спятить! Измерения какие-то, биозерна, корпускулы… Непонятно. Но ладно, допустим, он в ином измерении, допустим! Или в прошлом? Нет! Никаких дикарей-телепатов в земном прошлом не было, чушь это! Там было все по-другому! На какой-то иной планете? Тоже нет! Когда он мог перенестись? И на какое расстояние? Нет, это все следует отмести! Он в другом измерении, где-то совсем неподалеку от своей земной квартирки, совсем рядом – в обычном пространственном понимании. Это уже ближе! А в другом измерении могут быть и первобытные дикари, и инопланетяне, и прочая дрянь! Вроде бы сходится. У Сергея голова разламывалась и ныл зуб. Не мог он сосредоточиться, и все тут! А почему собственно – не на другой планете?! Откуда такая уверенность?! Да и в прошлом могло быть всякое, наверняка Землю посещали инопланетяне, а как же?! И дикари разные бывали, это ж от природы, наверное, а может, и какое-то тайное позабытое с веками знание. Все может быть! Вари, башка, соображай! Отметай лишнее, ненужное… этот, как его, дедуктивный метод, тот самый, шерлок-холмсовский! Ну! Сергей сразу отмел предположение, что все это похмельный бред или кошмарный сон – у него была возможность убедиться в реальности происходящего. Больше он испытывать себя на прочность не желал. Хватит! Но другого отмести и отбросить с уверенностью он не мог. Дело застопоривалось. И выхода, лазеечки не было видно.

Ко всем неприятностям прибавилась тянущая, сосущая боль в паху и животе – измученные, исстрадавшиеся железы давали знать о себе, напоминали, что им нужна передышка, что всему мера должна быть. Ах, если бы меру устанавливал сам Сергей! При одной лишь мысли о дикарочках он вздрагивал, ухайдакают его любвеобильные дивы! Бежать, только бежать! Иного выхода нет… Что-то такое говорил зеленый, надо вспомнить… Сергей напрягся. Ага, тот говорил, что убежать он сможет в любую минуту? Враки! Каким образом?! Все наврал, гнида зеленая! Если б мог смотать удочки, так еще бы из-под бревнышка деру дал, а как же! Нет, хватит, надо спокойнее! Сергей набрал побольше воздуха в грудь, затаил дыхание.

И явился его мысленному взору белый сугроб с кровавым пятном поверху. И от оцепенения свело скулы. И дошло до него, что начало там.

– Не-ет! – завопил он. – Не на-адо-о!!!

Приоткрылся полог, и в хижину ударил дневной свет. Но Сергей не увидал его, какая-то нечеловеческая, сверхъестественная сила выдрала его из пут, отбросила к сырому проваливающемуся настилу крыши, а потом ударила оземь.

Но не земля, не трава, не сено, не охапки листьев приняли безвольное тело, нет, он упал в липкую ледяную грязь. Упал и тут же вскочил на ноги. В кромешной тьме ничего нельзя было разобрать, лишь мелькали желтые огоньки, висели в небе какие-то дурацкие нити, горел где-то вдали тусклый и опять-таки желтый прямоугольник.

Сергей бежал сломя голову, не разбирая дороги, не соображая, куда бежит. Его вели инстинкты – темные, непонятные, оберегающие тело своей властью, без помощи разума. И только когда Сергей в безумном беге ворвался в подворотню, ударился голым плечем о кирпичную стену, он понял: желтый прямоугольник – это окошко полуночника, огоньки – далекие фонари, а нити – троллейбусные провода. И сам он – возле собственного дома.

Он рванул еще сильнее. Взбежал вверх по лестнице, грудью, руками, головой ударил в дверь… та поддалась, она не была запертой. И он упал в прихожей. Упал, сотрясаясь, заходясь в рыданиях, смешанных с полубезумным смехом, всхлипами, судорожными аханьями, накатившей нервической икотой. Он был грязен, гол, мокр. На полу, прямо под ним растекалось сырое темное пятно. Но он был дома. Он был спасен!

Минут сорок он лежал в прихожей, приходил в себя. Потом запер дверь, побрел в ванную, включил горячий душ. Тело отошло почти сразу, через несколько секунд после того, как его коснулись упругие струи. Сергей стоял под душем, ковырялся языком в дыре и заклинал сам себя: «Бред! Бред!! Бред!!!»

Еще через полчаса он устал. Горячая вода размягчила тело, лишила его гибкости, способности к сопротивлению. Сергей не выключал душ. Он лишь сделал его немного попрохладнее. И уселся на дно ванной.

Пора было выходить. Но Сергей не мог себя заставить сделать самого простого движения – протянуть руку, повернуть кран. Ему было страшно. Все могло привидиться, померещиться. Все! Спьяну он вполне мог выбраться на улицу голым, может, он вышел нормально, одетым, а там добавил, раздавил еще пузырек, а то и два – и его понесло, понесло, потом его раздели, ограбили, бросили в снег, в грязь… И зуб выбили! Или он сам его выбил, упал – и выбил! Сергей опять засунул язык в дыру. Нет, так не выбьешь! Так просто нельзя выбить, чтоб с корнями, чтоб… Сумашествие какое-то! Хотя почему бы и нет? Всякое бывает. Вот с ним и случилось эдакое, что и не объяснить. Чему удивляться-то?! Да после этого напитка само– убийц, после наркотически-отравляющего «солнцедара» всего ждать можно было! А ведь он высосал целую бутыль… Эх! Вот эта бутыль и пугала Сергея, воспоминание о ней удерживало его в ванной, не давая выйти. Выйдешь – а она там, на столе. И сфера! И все прочее!

Сергей крутанул кран. Встал. Перешагнул через край ванны. Набросил на себя махровый вытертый халат, дотоле тряпкой болтавшийся на вешалке. Прикрыл дверь.

Бутыль стояла на столе.

А где ж ей еще стоять, подумалось Сергею, только здесь! Смелее! Он сделал шаг вперед, потом еще. Приподнял посудину. Он не хотел верить в происходящее, разум не желал признавать нереального, бредового. Зато рука его словно почувствовала тяжесть посудины и потому не дрогнула даже, подняла ее – бутыль была полна!

Сергей замер. Его мышцы напряглись настолько, что казалось вот-вот затрещат, захрустят кости. Оцепенение кончилось вспышкой ярости.

– Мать вашу… – заорал он истошно, – чтоб вам всем… Вон! Вон!! Сгиньте!!!

Рука с такой силой швырнула бутыль в окно, что та пушечным ядром пробила двойные стекла, оставляя в них рваный неровный след, и канула во мрак ночи.

Сергей бросился на пол и принялся колотить кулаками по паркету. Он бился в истерике, рвал на себе халат, в кровь разбил нос. Он не мог заставить себя поверить, что это правда, он не хотел верить!

– Вы напрасно это, – раздалось из-под потолка гнусавым голосом зеленого. – Бесполезная затея, милейший. Учтите простую вещь, это же и ребенок должен понимать, вы вступили в связь с таким миром, почтенный, которому нет дела до ваших нервов. Впрочем, как знаете!

Сергей поглядел на потолок. Там никого не было. Он встал, В целехоньких оконных стеклах отражался свет люстры да и она сама. Бутыль стояла на столе. Полная, нераспечатанная.

– Ну и хрен с вами! – пробормотал он невнятно.

Повалился на диван. И тут же заснул.

Ему ничего не снилось в эту ночь. Его просто бросило в черный провал сна, а потом подняло наверх. Ничего в промежутке не было. Открыв глаза, Сергей увидал, что уже светло. Мелькнула мыслишка – опять опоздал на работу. Ничего, не привыкать.

Он еле поднялся. Умылся кое-как. Выпил припасенную еще третьего дня бутылку кефира. Есть не хотелось. Он все помнил. Но прежних страхов почему-то не было. Была лишь разбитость, боль в десне, боль в животе, боль в паху и тоска.

Ноги дрожали и голова кружилась. Но он выбрался из дому. Прошел через несколько дворов, к дальним помойкам, тем, что располагались возле пустырей. Вытащил из сумки бутыль. И без раздумий шарахнул ее об асфальт – черная мерзость расползлась мазутным пятном, прожгла легкий ледок. Осколки рассыпались. Но Сергей для надежности разворошил их носком ботинка, самые крупные расшвырял.

– Во-о! С утрева глушут до беспамяти! – проворчало сзади старушечьим голосом. – Ироды проклятущие! Сталина на вас нету!

Сергей хотел было напомнить бабке, что именно Сталин-то и отменил сухой закон в России, что ежели и «глушат», так с его легкой руки… но все было бесполезно, наверняка у бабки в голове свой мир, свои порядки, своя история – и не переделать их, нет.

Он подхватил снежку в пригоршню, протер виски. Полегчало.

Надо было идти на работу.

Стая растрепанных, явно кем-то вспугнутых ворон пронеслась над головой с оглушительным истошным карканьем, Улетела. Но тут же вернулась, словно ее и с другой стороны шуганули. Сергей взмахнул рукой – и чуть не сшиб на лету ближнюю. Поднялся дикий галдеж. Вся эта черная пернатая туча разом бросилась к земле. Сергей дернулся, поднял руки. Но его испуг был напрасным. Воронье пало на мазутно-солнцедарную лужу, принялось долбать клювами по асфальту – да так, что сотня отбойных молотков могла бы позавидовать им. Сергей отпрянул к мусорному баку, присел на корточки. Ему было плохо. Его начало выворачивать – измученный желудок изверг все, проглоченное за последние сутки: и тормозуху, и кефир, и все наспех умятые булочки да бутерброды, точнее, то, что от них осталось. Потом пошла зелено-желтая желчь, противная, гнусная, напоминавшая о живой, самодвищущейся лужице. А вороны, пробив слой асфальта своими клювами, ринулись в образовавшуюся воронку, пропали в ней – лишь эхо доносило приглушенное злобное карканье. Из провала пошел пар.

– Опять авария, едрит их! – проворчала любопытная старушка. – Трубу прорвало!

Сергей проморгался, утер выступившие слезы. Да, это просто прорвало трубу. Он взглянул вверх – в сером безнадежно-мрачном небе кружилась черная стая, никуда она не проваливалась, обычное голодное воронье, перепутавшее в Москве все времена года, озверевшее, окончательно повыбившее из столицы и пригородов прочую пернатую живность, сожравшее всех голубей и воробьев, добивающее бродячих кошек и собак, приглядывающееся к двуногим. Сергей знал, что расплодившиеся и обнаглевшие твари обожрали до костей десятка с три забулдыг, валявшихся в полном бесчувствии, забили трех или четырех старушек «божьих одуванчиков» и утащили не меньше дюжины грудничков прямо из колясок – обо всем этом писали газеты. Но управы на воронье не было – видно, пришло его время, видно, на смену одним обитателям городов приходили другие, более приспособленные, жестокие. И это был естественный отбор, в котором выживали сильные, со слабыми не церемонились.

Старушка стояла и грозила воронью сучковатой палкой, она была готова защищать себя. В ее сухоньком, измочаленном жизнью тельце было столько напора и яростных первобытных сил, столько уверенности в своем праве на жизнь, что Сергею стало стыдно. Он приподнялся, отряхнулся, снова протер снегом виски. Нет, он еще повоюет! Ранехонько он себя хоронить собрался! Он всем им покажет, сучарам поганым, тварям подлым, кем бы они ни были на самом деле, хоть инопланетными исследователями, хоть хмырями подзаборными, хоть самими дьяволами с сатаною! Они еще поспорят, поборются! Сергей резко развернулся и твердым уверенным шагом, преодолевая наваливающуюся слабость, пошел к троллейбусной остановке. Старушка повернула к нему голову, молча кивнула. И перекрестила его в спину.