Текст книги "Самые веселые завийральные истории"

Автор книги: Юрий Вийра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Мальчик, который не верил в Деда Мороза

Один мальчик заявил родителям:

– Я не верю в Деда Мороза! Все это сказки для малявок!

– А кто тебе подарки приносит к Новому году?

– Вы покупаете.

Папа развел руками:

– Ну, если ты считаешь нас такими богатыми…

Под Новый год мама осторожно спросила мальчика:

– Как ты относишься к тому, если мы с папой найдем тебе братика в капусте?

Мальчик рассмеялся:

– Ха-ха-ха, братика в капусте! И не рассказывайте сказок, что детей приносят аисты – я уже не маленький.

Мама вздохнула:

– А я собиралась зайти в овощной – вдруг найду…

– В Бармалея ты тоже не веришь? – поинтересовался папа.

– Конечно! У нас в классе никто в такую ерунду не верит.

В дверь позвонили.

– Я открою, – сказал мальчик. – Это Саша, мой друг.

Мальчик ошибся. Это был Бармалей. Он запихнул мальчика в мешок и утащил к себе в пещеру. Обмотал его веревками и посадил в угол.

– Ты в меня не веришь, да? – спрашивает.

– Не верю, – отвечает упрямый мальчик.

– А во сне я могу тебе присниться?

Мальчик пожал плечами:

– Ну, присниться может все что угодно.

– Тогда сиди здесь и смотри меня во сне, – съехидничал Бармалей. – А я пойду Деда Мороза грабить – он тут поблизости скоро проезжать будет.

Засунул по пистолету за пояс, усы длинные подкрутил и ушел.

Сидит мальчик и размышляет: «Что же это получается?! Бармалея нет, а он есть. Деда Мороза нет, а его сейчас Бармалей грабит. Никакой логики!»

Скоро вернулся Бармалей, тяжелый мешок приволок. Вытер со лба пот и пожаловался:

– Только один мешок с саней удалось стянуть. Олени у него сильные. Как дернули – я даже упал.

Вывалил из мешка свертки, коробки и давай конфеты да печенье за обе щеки уплетать. А в мешке-то! Ботинки с роликовыми коньками, ласты, маски для подводного плавания… Даже телевизор с разными видеоприставками.

Уселся Бармалей перед телевизором, играет, кнопками щелкает, от восторга визжит, по-пиратски ругается: «Якорь тебе в глотку!» На ногах роликовые коньки, на глазах маска, рот до ушей в шоколаде.

«Если бы я был девчонкой, я бы заплакал, – думает мальчик. – Папа с мамой дома блаженствуют, салат оливье едят, Старый год провожают, а я тут в темном подземелье прозябаю!»

Насчет темного подземелья он преувеличивал. В пещере было достаточно светло, чтобы мальчик мог разглядеть: вдоль стен сидят белые скелеты, ржавыми кандалами прикованные.

– Кто это такие? – спросил мальчик.

– Эти? – Бармалей скользнул взглядом по скелетам. – Тоже в меня не верили, и разбойниками оказались никудышными, только мешали. Не отпускать же их – про пещеру проболтаются кому не надо.

Сказал и снова уткнулся в телевизор.

Мальчик чуть «мама» не закричал.

Вдруг в углу пещеры зашевелилась земля, и показалась голова папы:

– Тшш! Мы с мамой подземный ход прорыли.

Развязали сына и поползли втроем по ходу. Бармалей тоже было сунулся, но пролезть не смог – много сладкого съел.

Ползут, пыхтят, земля им за шиворот сыплется. Мальчик спрашивает:

– Дед Мороз приходил?

– Конечно. Подарки под елкой оставил.

– А ты, мама, в овощной не заходила, в капусте не искала?

Родители закашлялись:

– Не успела. Сегодня магазины пораньше закрылись… И, понимаешь, здесь нужна особая капуста. Продавщица говорила, что такую еще не скоро привезут.

– А как братика назовем? – спросил мальчик.

– Арсений. Сеня, – предложил папа.

Заболтались под землей и чуть не опоздали. Прибежали домой, включили телевизор, а там уже Красную площадь показывают – сейчас куранты заиграют…

С тех пор мальчик, перед тем как открыть дверь, всегда спрашивает, кто там.

Лестница

Жили-были дед и баба, и был у них сосед. Однажды захотелось соседу на мир посмотреть и себя показать. Сколотил он длинную-предлинную лестницу. Забрался на нее – стоит, головой вертит.

Посмотрел в одну сторону – козы на лугу бодаются.

Поглядел в другую – плывет по морю ракетный крейсер «Варяг». На капитанском мостике – капитан с биноклем. Увидел капитан соседа – рукой ему помахал.

Сосед замахал в ответ обеими руками, выпустил лестницу и полетел вниз. Через секунду с палубы «Варяга» поднялся сверхзвуковой истребитель «Миг». В кабине «Мига» сидел самый лучший летчик военно-воздушных сил. Не успел сосед докричать «мама», как самолет оказался около лестницы. Летчик подхватил соседа и втащил в кабину. Через минуту, сделав круг, сверхбыстрый «Миг» вернулся на корабль.

– Зачем залезли на лестницу? – спросил капитан у соседа.

– Хотел мир посмотреть и себя показать.

– Видите эту мачту? – капитан указал на одну из мачт корабля.

– Да.

– А бочку на самом верху мачты видите?

Сосед задрал голову:

– Да.

– Это будет вашим наблюдательным пунктом. Покажется по курсу земля – кричите: «Земля». Заметите дельфинов – кричите: «Дельфины». Замаячат на горизонте айсберги – кричите: «Айсберги». Вынырнет из воды спрут – кричите: «Спрут». Ясно?

Что же тут неясного?! Забрался сосед в бочку и сразу завопил:

– Спрут!

Рядом с кораблем вынырнул гигантский спрут.

Матросы мгновенно разбежались по каютам, капитан укрылся на капитанском мостике, сосед в бочке затаился, один боцман на палубе остался.

Что может сделать какой-то спрут с современным военным кораблем? Да ничего! Только погнул немного пушки, сломал грот-мачту и наследил на палубе – заляпал ее тиной и морской травой.

Встал боцман перед осьминогом и спросил сердито:

– Что это за безобразие?! Мы же утром всю палубу отдраили!

А на груди у всех боцманов висит дудка. Надул боцман щеки и дунул что есть силы в свою боцманскую дудку.

Спрут от свиста глаза зажмурил и уши щупальцами заткнул.

А боцман «Варяга» был чемпионом флота по завязыванию морских узлов. Недолго думая, схватил он спрута за щупальцы и связал их попарно. Был осьминог восьминогим – стал четвероногим. И эти ноги связал попарно – стал спрут двуногим. Мы-то привычны на двух ногах стоять, а спруты – нет. Закачался спрут и свалился за борт – только круги по воде пошли.

Выглянул сосед из бочки и закричал:

– Дельфины!

Матросы сразу из кают повыскакивали, у борта столпились, а дельфины среди волн резвятся, друг через друга перепрыгивают, как в цирке.

Два месяца провел сосед на мачте и ни одного айсберга так и не увидел – корабль плыл в южных широтах, – зато «земля» кричал почти каждый божий день.

Из Черного моря «Варяг» проследовал в Средиземное, оттуда – через Гибралтар в Атлантику, и так далее. И везде – на деревянном причале острова Пасхи и на гранитной набережной Санкт-Петербурга, на пляжах Бразилии и в порту Нью-Йорка – стояли толпы людей и показывали на него пальцем:

– Эй, смотрите, куда залез!

Сбылось желание соседа: он и мир посмотрел и себя показал. Что тут скажешь: везет же некоторым!

Пашка-гитарист

Жили-были дед и баба. Бабка была рукастой – любое дело у нее в руках спорилось. А дед – головастый: подходящей кепки для него было не сыскать, все малы, еле макушку прикрывают. Если бы не бабка – ходить бы деду с непокрытой головой. Накупит бабка кепок, распорет по швам и скроит из них одну. Получалось лучше фабричной.

Когда дед в армии служил, пришлось ему все лето ходить без головного убора – пока не сшили на заказ пилотку и фуражку. Шел он как-то раз мимо штаба полка. Видит – сидят на крылечке шифровальщики, сидят и стонут, взад и вперед раскачиваются, а головы у бедняг забинтованы.

Дед сразу смекнул, в чем дело: ломали они головы над заковыристой шифровкой – и сломали, а шифр так и не разгадали. Попросил дед у забинтованных:

– Покажите шифровку.

Они показали.

Дед посмотрел и сразу прочитал. Вот какой он был головастый!

Жили дед и баба – не тужили. Однажды завалило избу по самую трубу снегом, так дед всю зиму на гитаре играл и песни пел, а бабка под его музыку кружева из белых ниток плела. Весной поехали на ярмарку, продали кружева и на вырученные деньги купили деду электрогитару. Выйдет дед во двор, ударит по струнам – вся деревня вприсядку пойдет.

А старый инструмент дед отдал завмаговскому сынку Пашке. Тот себе из магазинной тары самолет сделал и дедовскую внучку Машу с утра до вечера по небу катал.

Стал Пашка учиться на гитаре играть.

Привяжет руль к дверце кабины, чтобы самолет прямо летел – это он называл «включить автопилот», ноты перед собой положит и струнами тренькает. А Маша ему с заднего сиденья нужную ноту пальчиком показывала. Однажды так заучились, что аж до Парижа долетели. Маша глаза от нот подняла и завизжала:

– Лево руля!

Паша руль крутанул и пронесся рядом с Эйфелевой башней.

Народ на башне ахнул:

– А-а!

Французы слова недоговаривают, ленятся: вместо «Париж» говорят «Пари», вместо «ах» – «а».

Пашке в ответ закричал:

– Бэ-э!

Потом закрепил руль, чтобы самолет по кругу шел, и стал вокруг башни летать и без всяких нот на гитаре плясовую наяривать. А Маша в самолете ногами топала и платочком махала:

– «Эх, барыня-сударыня!»

Народ на башне не удержался и тоже пустился в пляс – башня аж задрожала.

Испугался инженер Эйфель: «Вдруг моя башня рухнет!»

Не рухнула – до сих пор стоит. А Пашка домой прилетел – и к деду:

– Я научился играть!

Дед не поверил и попросил сыграть.

Пашка заиграл плясовую.

Дед послушал чуток и сбегал за электрогитарой.

Стали они вместе играть.

И доигрались – перезвон струн долетел до ракетного крейсера «Варяг», бороздившего воды Черного моря. На палубе «Варяга» шла репетиция корабельного духового оркестра. Моряки подхватили мелодию. Скоро к ним присоединился английский крейсер «Глазго» со своим оркестром – на палубе выстроились сто шотландцев с волынками. Следом примчался крейсер «Сарагоса». Его палубу заполнили приплясывающие янки с губными гармошками и банджо.

На каждом корабле было по дирижеру. Они усердно махали палочками – да невпопад. Не ладилась игра у моряков: то трубач с «Варяга» не вовремя протрубит, то волынщик ни к селу ни к городу проволынит или американцы расшалятся – не поймешь, что исполняют, то ли русскую плясовую, то ли рок-н-ролл.

Тогда поднялся из глубин Черного моря огромный восьминогий спрут.

Отобрал у дирижеров их палочки и сам задирижировал. Игра сразу пошла на лад.

Концерт был на весь мир.

А кто первый начал? Пашка. Каков молодец!

Тут и сказке конец.

Пашка и лысый

Жили-были дед и баба, и был у них сосед по имени Сидор, а у Сидора была коза, и эта коза каждый день от Сидора удирала. Привяжет он козу на лугу или в овраге, а она поднатужится и колышек выдернет или веревку перекусит. Полдня Сидор козу ищет, а потом полдня ее укоряет, зачем она георгины на клумбе перед магазином схрумкала.

Однажды вел Сидор козу на выпас и встретил участкового. Тот сидел на дороге на корточках и что-то на земле разглядывал. Присел Сидор рядом и тоже на дорогу уставился.

– Что видишь? – спросил участковый.

– Фантик от ириски «Кис-кис» валяется.

– А это? – участковый показал пальцем.

– След человеческий, – Сидор почесал в затылке. – Большой след: размер сорок четвертый – сорок пятый.

– Сорок пятый, – уточнил участковый. – Это Лысый.

Сидор с уважением поглядел на участкового и поинтересовался, как по отпечатку ботинка можно узнать, что человек лысый.

– Никак, – ответил участковый. – Лысый – кличка разбойника. Он лыс, как колено, и носит обувь сорок пятого размера.

– А почему фантик валяется? – Сидор пихнул фантик ногой.

– Потому, – участковый сунул руку в карман и достал горсть ирисок «Кис-кис». – Угощайся.

Тем временем Сидорова коза перегрызла веревку и удрала в неизвестном направлении.

Первым делом Сидор поспешил к магазину, авось она опять на клумбе георгинами питается.

Козы не было, а на ступеньках магазина сидел пятиклассник Пашка и кормил хлебом воробьев.

– Козу не видал? – спросил Сидор.

Пашка тяжело вздохнул и мотнул головой:

– Сегодня не видел.

– Подвинься, – Сидор уселся рядом. Поглядел на скачущих воробьев и сказал: – Хорошо им, да? Никаких забот: козу пасти не надо…

Пашка не согласился:

– У них свои трудности. Ночью были заморозки. Воробьи до сих пор согреться не могут – видите, какие взъерошенные.

– Тоже правильно, – согласился Сидор. – А ты почему вздыхаешь?

– Как же мне не вздыхать?! Отец запретил к самолету подходить, пока я двойку по математике не исправлю.

А у Пашки был самолет. Он его из магазинной тары сделал и с утра до вечера летал над деревней.

Сидор вздохнул:

– Жаль. Я на тебя надеялся. На самолете мы бы ее быстро нашли.

– Можно и на своих двоих, – Пашка встал. – Пошли.

Они разошлись в разные стороны.

Шел Пашка, шел и вышел на околицу. Видит – сидит на дороге еж.

Взял его Пашка в руки и стал разглядывать. Еж был колючий и тощий: кожа да кости. Пожалел Пашка зверя, в кепку положил:

– Отнесу домой, отпою молоком, червей дождевых в огороде накопаю, – Паша любил животных и знал, чем их кормить.

Идет дальше, кепку с ежом к груди прижимает. Видит – спит на дороге собака редкой породы: морда, как у медведя, а язык синий – точно чернил напилась.

Пашка наморщил лоб:

– Как же эта порода называется? Я про нее в книжке читал…

Вспомнил: чау-чау! Городская собака. Наверно, дачники бросили или потерялась.

Погладил собаку по голове, за ушами у нее почесал – пес даже глазом не повел: спит как убитый.

Потрогал Пашка собачий бок – а там все ребра пересчитать можно.

– Откормлю! – решил Пашка и взвалил чау-чау на руки. Пристроил сверху кепку с ежом и зашагал дальше.

Вдруг из кустов выскочил лысый разбойник в обуви сорок пятого размера, кинжалами да саблями увешан, как елка новогодняя.

– Спасибо за подарочки, – говорит Лысый и усмехается. – Я давно о такой кепке мечтал.

Схватил кепку с ежом и на лысину напялил.

– А шкуру медвежью я в своей разбойничьей пещере на стену повешу. Для уюта.

Отобрал у Пашки спящего пса и на плечо себе вроде ковра положил.

– А теперь, мальчик, кру-угом и шагом марш отсюда!

Открыл было Пашка рот, чтобы сказать про ежа и чау-чау, но не успел.

Тесно стало ежу в кепке, забарахтался, когтями лысину скребет, иголками колет.

Завизжал разбойник и собаку разбудил. Лежит она у разбойничка на плече, зевает, потягивается, синий язык из пасти свесила.

Завизжал Лысый пуще прежнего. Не знал он, что бывают собаки с синими языками, и решил, что она бешеная. Зато знал разбойник, что покушенным сорок уколов от бешенства делают, а он с детства уколов боялся, от врачей под кровать прятался.

Смахнул Лысый с головы кепку, собаку с плеча скинул – и бежать. С тех пор его в здешних краях больше не видели.

А еж с собакой у Пашки прижились. Пса он назвал Кешей, а еж отзывался на свист. Выйдет Пашка вечером в огород, свистнет – еж тут как тут: из лопухов выбежит, в ноги уткнется. Пашка ему брюшко чешет и приговаривает:

– Молодец! Молодец!

Тут и сказке конец.

Алевтина-разлучница

Жили-были дед и баба, и была у них внучка Маша, симпатичная пятиклассница с зелеными глазами. Маша дружила со своим одноклассником Пашей, завмаговским сынком. Этот Паша год назад сделал из магазинной тары настоящий самолет и с утра до вечера возил Машу по небу.

Однажды Маша прибежала к Паше, а того дома нет и самолета во дворе не видать. Походила Маша туда-сюда и пошла восвояси. А вечером к ней заглянула Алевтина из шестого «А» и похвасталась, что Паша ее пять часов на самолете катал.

На другой день Маша встретилась с Пашей в школе и спросила:

– Полетаем сегодня, а?

Паша замотал головой:

– Извини, не могу. Я Алевтине обещал.

А на большой перемене Паша с Алевтиной гуляли по коридору под ручку. От такой картины Маша чуть не расплакалась.

По дороге домой она сочинила частушку:

 
Нету парня и не надо.
И без парня можно жить.
Крокодила в зоопарке
Тоже можно полюбить.
 

Назавтра Паша с Алевтиной снова ходили вместе, и Маша спела им частушку. Паша покраснел и хотел что-то сказать Маше, но Алевтина потянула его за рукав и усмехнулась:

– Да ну ее! Как можно любить крокодила?! Он же ее съест.

– А вот и не съест, – сказала Маша. – Спорим?

Ударили по рукам. Спорили на два эскимо.

В субботу Маша встала чуть свет, испекла сто пирожков с мясом и пошла в зоопарк к крокодилу.

Крокодил плавал в пруду, над водой виднелись его глаза и ноздри.

Села Маша на скамейку, положила рядом пакет с угощением и рассказала крокодилу про Пашу и Алевтину, а под конец частушку спела.

Вдруг слышит – сзади кто-то кашлянул. Оглянулась – стоят за скамейкой девяносто девять матросов с крейсера «Варяг», а с ними боцман: усы до пояса, на груди дудка.

– Девочка, с чем у тебя пирожки? – спросил боцман.

– С мясом.

Боцман облизнулся:

– Не угостишь?

Маша растерялась:

– Понимаете, я их для крокодила приготовила…

– Обойдется. Его только что кормили. А мы год вдали от родных берегов были – вкус домашних вкусностей забыли.

Развернула Маша пакет – каждому по пирожку досталось.

Поели моряки и стали в один голос Машу уговаривать, чтоб она к ним на «Варяг» коком шла работать.

А Паша с Алевтиной тоже в зоопарке были и к пруду подошли. Увидала Алевтина столько моряков в парадной форме и сразу про Пашу забыла: у него кепка обыкновенная и самолет самодельный, из фанерных ящиков; у матросов бескозырки с ленточками и крейсер стальной, с заклепками – на таком за тридевять земель уплыть можно. Выпустила Алевтина Пашину руку и с морячков глаз не сводит.

А Пашка к Маше бросился и попросил жалобно:

– Маш, не иди в коки. У кого я буду по математике списывать и кого мне до конца жизни на самолете катать?!

Маша сразу его простила и в птичник повела, на розовых фламинго смотреть.

Купил боцман два эскимо и отдал Алевтине со словами:

– Проиграла Машенька пари – не смогла крокодила полюбить.

Потом скомандовал матросам:

– Кру-угом! На корабль шаго-ом арш!

Осталась Алевтина одна-одинешенька. Кругом парочки гуляют, мальчишки в крокодила печеньем бросаются. Кусает Алевтина сразу два эскимо, а мороженое тает, на босоножки капает. Так ей и надо, разлучнице!

Черная линейка и белая линейка

Одной девочке мама сто раз говорила:

– Не трогай на шкафу черную линейку!

Девочка не трогала.

Шли годы.

Когда девочке исполнилось восемь лет, она решила:

– Теперь я большая – маму можно не слушаться.

Девочка достала со шкафа черную линейку и стала ее разглядывать:

– Линейка как линейка – ничего особенного: пятьдесят сантиметров, цена пять рублей…

Вдруг девочка заметила, что кончики ее пальцев стали чернеть. Через минуту пальцы совсем почернели, только ногти остались розовыми. Потом они тоже почернели. Девочка бросилась к зеркалу и вскрикнула – она вся была черная. Девочка застучала от страха черными зубами, заморгала черными глазами, черные губы жалобно пролепетали:

– Ма-ма!

Когда мама вернулась домой, у девочки в комнате было темно. Мама включила свет и сразу все поняла:

– Линейку трогала, да?! Марш в ванну!

Целый час она отмывала дочь, истратив весь запас шампуня и туалетного мыла, а потом папа не меньше часа оттирал ванну всякими чистящими средствами.

Утром девочка проспала и опоздала на первый урок. Она вошла в класс и честно рассказала, почему они вчера поздно легли спать и поэтому утром никто не услышал будильника. Ребята ей не поверили и засмеялись. Некоторые даже под парты от смеха залезли.

Учительница всех успокоила. Она кивнула девочке:

– Я тебе верю. Садись.

На перемене учительница подозвала девочку и показала ей фотографию какой-то негритянки в юбочке из пальмовых листьев:

– Узнаешь?

– Нет, – девочка замотала головой.

– Это я в детстве, – сказала учительница. – У нас в хижине на шкафу тоже лежала линейка. Только не черная, а белая. Мама меня предупреждала: «Даже не прикасайся к линейке!» Я не послушалась и стала совсем белой. Пришлось переехать из Африки в Саратов. Там я закончила пединститут и поступила работать в школу.

Девочка ее пожалела:

– Может, вам тоже надо помыться?

Учительница усмехнулась:

– Думаешь, я не моюсь? Только белее делаюсь! И совсем не загораю, могу хоть целый день пролежать на солнце. И все время хочется петь или танцевать. Эх, Африка!

Учительница достала из портфеля маленький барабан – тамтам – застучала по нему своими тонкими белыми пальцами и затянула африканскую народную песню:

 
Надо маму слушаться,
Нгана нгуно мо!
Надо папу слушаться,
Нгана нгуно по!
 

Хик-Пятый причал

Жил некогда в Сиднее муравьед по прозвищу Хик-Пятый причал. Он на пятом причале на погрузке-разгрузке подрабатывал. И ночевал тут, на причале. Из вещей у него было: будильник без стрелок да рваное одеяло.

Зато каких только невероятных историй про него не рассказывали. Не рассказывали, например, такую.

Наступила зима. Повалил снег. Ударил первый трескучий морозец. Полопались у муравьев в погребице банки с зелеными ананасами. Пришла к муравьям стрекоза и взмолилась: «Дайте поесть. Умираю с голода».

Спросили муравьи: «Чем ты летом занималась, почему корм на зиму не запасала?» Она ответила: «Некогда было: песни пела». Засмеялись муравьи и говорят: «Если летом пела, зимой попляши». Упала стрекоза на землю и умерла от голода. Еще громче засмеялись муравьи. Так хохотали, что разбудили глуховатого муравьеда. Пришел Хик-Пятый причал и съел всех муравьев до единого. Прожевал последнего и сказал:

– Не брючный ремень красит муравьеда, а его одеяло.

Или такую историю не рассказывали.

Один дед-абориген сажал яблоню. Выкопал ямку, поставил саженец, присыпал землицей, полил водицей. Стоит, делом своих рук любуется.

– Дедушка, поиграй со мной, – просит внучок.

Отвечает дед:

– Некогда, внучок. Видишь, яблоню посадил. Пройдут годы – вырастет она большая-пребольшая. Каждую осень ты будешь собирать с нее мешок яблок, вкусных-превкусных.

Отдохнул дед и стал сажать грушу. Выкопал ямку, поставил саженец, присыпал землицей, полил водицей. Стоит, любуется.

– Дедушка, ну поиграй со мной, пожалуйста!

– Некогда, внучок. Видишь, грушу посадил. Пройдут годы – вырастет она большая-пребольшая. Каждую осень ты будешь собирать с нее два мешка груш, сочных-пресочных.

Отдохнул и стал сажать абрикос. Выкопал ямку, поставил саженец, присыпал землицей, полил водицей. Стоит, любуется.

– Ну, дедушка, пожалуйста, поиграй со мной!

Погладил дед внучонка по голове и ласково сказал:

– Некогда, внучок. Видишь, абрикос посадил. Прой…

Не договорил дед-абориген – упал на сырую землю. Ох-ох-ох!

Однажды в студеную зимнюю пору сумчатые зайцы обглодали кору на яблоне, и деревце замерзло, а весной сумчатые мыши погрызли корни у груши. Абрикос же оказался не абрикосом, а баобабом.

По сей день зеленеет на окраине Сиднея столетний баобаб-великан. Птицы вьют гнезда в его густой кроне, сумчатые белки скачут, запасаясь на зиму баобабовыми желудями и орехами; сумчатые медведи коала висят вниз головой; жучки и паучки ползают по извилинам толстой коры – и все каждодневно славят деда-садовода.

А внучок, у которого на уме были одни лишь игры да забавы, – о нем жучки и паучки даже не вспоминают.

Муравьед Хик-Пятый причал любил сидеть по субботам в тени баобаба, трясти у уха будильником без стрелок и говорить:

– Все хорошо, что хорошо.