Текст книги "Самые веселые завийральные истории"
Автор книги: Юрий Вийра
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Папа, мама и восточный чародей
Мой папа витает в облаках. Так мама говорит. Да, папа летает в небе, но в облаках мы витали всего один разок.
Папа научился летать раньше, чем говорить. Однажды его мама зашла в детскую, а он парил над колыбелью. Как и почему младенец поднялся в воздух – неизвестно. Может, мокрый был, замерз… С тех пор папа летает везде где можно. И меня с собой берет. Это очень удобно. Например, если хочется на другой берег, а моста поблизости нет.
И еще мы летаем на ковре-самолете. Моя мама – восточная принцесса, и ковер ей подарил на свадьбу один восточный чародей. Папа пришил металлические колечки и повесил ковер над диваном. Этот ковер большой и страшно тяжелый, и мы им редко пользуемся. Например, когда переезжаем на дачу. Папа залезает на стремянку, снимает ковер со стены, расставляет на нем чемоданы, рюкзаки, мой велосипед, коробку с игрушками и вылетает в окно. А мы с мамой и Кешей, нашим псом, едем на такси.
«Волга» мчится, конечно, быстрее ковра-самолета, но папа всегда успевает раньше: такси кружит по городу, застревает в пробках, останавливается перед красным светофором, а он летит себе над Москвой-рекой прямо до самой дачи. А там ковер лежит все лето, и я на нем кувыркаюсь и скачу как сумасшедшая.
Мама сама колдовать не умеет, зато всегда может вызвать восточного чародея: пошепчет в ладошку – и он тут как тут. Летом дважды его вызывала. Хотела поджарить картошку, нарезала кружочками и вдруг обнаружила, что нет масла, ни сливочного, ни подсолнечного. Дело было вечером. Магазины закрыты. Пришлось вызвать чародея. Масло он принес, но кокосовое, из кокосовых орехов – сливочное и подсолнечное достать на Востоке очень трудно, даже чародею. Но картошка получилась вкусная, пальчики оближешь. Теперь жарим только на кокосовом. В другой раз чародея позвали, когда мама проспала. В одиннадцать часов должна была выступать на совещании в университете, а проснулась в десять. Она чуть до потолка не подскочила, когда посмотрела на часы. Чародей быстренько слетал на Воробьевы горы, принес оттуда университет, держа двумя пальцами за шпиль, и поставил на лугу перед дачей. Так что мама успела и меня причесать, и кофе спокойно попить, и не опоздала. После совещания ученые и студенты бросились в Москву-реку купаться. А потом чародей вернул их вместе с университетом обратно на старое место. Больше она не просыпала, хотя на работе и просили: ну проспи еще разок, так хочется искупаться.
Мама – восточная принцесса. Папа витает в облаках. А я – обыкновенная маленькая девочка. Я даже буквы еще не все знаю. И цифры путаю. И очень грущу и даже могу заболеть, когда родители уезжают надолго в Санкт-Петербург.
Однажды вечером на даче папа спросил, кем я хочу стать, когда вырасту: актрисой, археологом или доктором. Сам он в это время летал по веранде, тыкаясь в окна, как рыба в стенки аквариума.
Я сказала, что никем – просто тетенькой.
– Правильно, доченька, дзинь-дзинь…
Мама кружилась в танце, позвякивая браслетами. Она была прекрасна! На голове золотой обруч с бахромой из жемчуга, на руках и ногах браслеты из серебряных колокольчиков.
– Правильно, доченька, дзинь-дзинь, – повторила она и посмотрела на папу, сидящего на потолке вниз головой. – Пусть в нашей семье будет хоть один нормальный человек, дзинь-дзинь!
Дедушкины валенки
Недавно мне исполнилось шесть лет. Однажды папа пришел и говорит:
– Я был в соседней школе…
Мама заволновалась:
– И что?!
– Школа хорошая, со второго класса немецкий язык. Желающих поступить много, а первых классов всего два. Поэтому берут самых подготовленных, кто умеет читать, писать и считать…
– А чему их тогда будут в школе учить? – спросил дедушка и швырнул с печки валенком.
Дедушка у нас сиднем сидит на печи, отращивает бороду, стрижет ее и делает из бороды валенки. Там у него этих валенок целый склад. Время от времени он ими бросается, говорит, что это развивает глазомер. Я бросаю ему обратно.
– Машу не примут! – сказала мама и схватилась за сердце.
– Пусть только не примут, – сказал дедушка и прицелился с печки черным валенком.
– А что значит: уметь читать, писать и считать? – спросила мама, вытряхивая в рюмку сердечные капли.
– Я там встретил одну мамашу. Ее дочь в прошлом году не приняли: не могла разделить семь на два и не прочла сорок слов за минуту.
– Семь на два?! Сколько это? – Мама стала считать.
Мы с папой ей помогали. У всех получилось разное. Тогда дедушка швырнул с печки три с половиной валенка и еще три с половиной валенка. Мы их сложили. Получилось семь целых валенок. Мама облегченно вздохнула. Она достала свой старый букварь, положила перед собой часы и заставила всех читать. Я прочитала за минуту рассказ про девочку Иру: «У И-ры растут как-тусы…» Папа прочитал за минуту два рассказа, мама – три, а дедушка – полбукваря. Мама заплакала.
Я спросила:
– Тебе Иру жалко?
– Какую Иру? – Мама всхлипнула.
– Из букваря. «Ира тронула кактус и уколола руку. У Иры ранка».
– Нет, мне тебя жалко. Дедушку в школу примут, а тебя нет.
– Примут как миленькую! – сказал дедушка и подкинул валенок в руках.
– Еще про реки спрашивали, – сказал папа. – Какие знает реки.
– Какие ты знаешь реки? – спросила у меня мама.
– Москву-реку, – ответила я сразу и замолчала.
– А в Санкт-Петербурге какая река? – спросила мама.
– Нева.
– Правильно, – мама погладила меня по голове. – А какая самая великая русская река? Так еще называется машина у Славы, нашего соседа…
– Пикап, – сказала я неуверенно.
Дедушка от смеха чуть с печки не свалился:
– Великая русская река Пикап! – Он загорланил: – «Волга-Волга, мать родная…» – и устроил целый салют из валенок…
А в школу меня все равно приняли. Там директор женщина. Она увидела мои валенки – я пришла на собеседование в валенках – и спросила:
– Откуда у тебя, Машенька, такие распрекрасные валенки?
Я сказала:
– Дедушка свалял.
– А мне он такие может свалять? – спросила директор.
– Конечно. У вас тридцать шестой размер, да?
Она похвалила мой глазомер и записала в первый «Б» класс.
Бедная Лиза
Два раза в неделю мы ходим заниматься к логопеду. Это такой доктор, который учит правильно говорить. Если вы, например, заикаетесь или не выговариваете букву «р». Там я познакомилась с девочкой Лизой, которая до сих пор не говорит, хотя ей уже три года и три месяца.
Пришли мы с папой к Екатерине Юрьевне – так зовут логопеда, – а они сидят в кабинете, Лиза и ее мама с накрашенными глазами.
Екатерина Юрьевна сказала нам:
– Заходите, я сейчас освобожусь.
И спрашивает у Лизы:
– У тебя есть подруги?
– Нет, – отвечает Лизина мама. – Лиза любит играть одна.
– А кукла любимая у тебя есть? – спрашивает Екатерина Юрьевна у Лизы.
– У Лизы много кукол и все любимые, – отвечает Лизина мама.
Екатерина Юрьевна заметила, что мы с Лизой смотрим друг на друга, и сказала:
– Девочки, вы можете пойти пока в соседний кабинет и поиграть.
А там у них много игрушек и детских книжек. Мы стали играть в магазин. Я была продавщицей, а Лиза покупала игрушки и книжки. У нас даже был обеденный перерыв, и один раз я закрыла магазин и повесила табличку: «Ушла по-маленькому».
Я спросила у нее:
– Ты почему сюда ходишь?
– Я совсем не говорю, – сказала Лиза.
– Как не говоришь?! Ты же сейчас говоришь?!
– Сейчас – да, а дома – нет. Мама за меня все время говорит. Спрашивает: «Хочешь конфету?» И сама же отвечает: «Конечно, хочешь – это твоя любимая…» А ты зачем сюда ходишь?
– Я не выговариваю букву «р».
Лиза удивилась:
– Нормальное «р».
Я замялась:
– Понимаешь… здесь, у поликлиники, ларек со сладостями. Папа всегда что-нибудь покупает. И Екатерина Юрьевна всегда так радуется, когда у меня «р» получается, и «кисулей» называет.
Тут открылась дверь, и Екатерина Юрьевна позвала нас к себе:
– Не скучали? Хорошо поиграли?
– Хорошо, конечно, – ответила Лизина мама. – Лиза любит играть с детьми.
– Нолмально, – сказала я и подумала: «Бедная Лиза».
Собеседование
В понедельник я ходила в школу на собеседование – это такой экзамен для поступления в первый класс. Пришла, а там все наши ребята: Вася, Саша, Ваня, Кирилл. У подоконников стоят, причесанные, в белых рубашках. И родители нарядные. Мама спросила, что на собеседовании делают.
– Просят прочесть какое-нибудь стихотворение… – сказала Васина мама.
– А я знаю наизусть всю сказку Пушкина про царя Салтана! – Вася запрыгал на одной ноге. – «Три девицы под окном пряли поздно вечерком!..»
– Вася, успокойся, – сказала Васина мама. – Еще дают почитать букварь.
– Букварь – это для малявок! – Вася запрыгал на другой ноге. – Я сейчас «Трех мушкетеров» читаю!
– Вася, успокойся. Еще задачу задают: разложить семь яблок на две тарелки…
– Ха! Проще простого! – Вася запрыгал на двух ногах. – Я уже давно всю таблицу умножения выучил: семью семь – сорок девять, семью восемь – пятьдесят шесть…
Тут из класса вышла моя подруга Лиза и тихо сказала:
– Следующий.
Я вошла. Там за столом сидели две учительницы. Они посмотрели мои документы и сказали скучным голосом:
– Рассказывай.
– Что?
– Стихотворение.
– Какое?
– Любое.
Я вздохнула:
– Не знаю.
Учительницы переглянулись:
– Не знаешь ни одного стихотворения?!
Я замотала головой и еще раз вздохнула.
– НАУЧИМ! – сказали учительницы хором.
– А читать ты умеешь? Почитай с этого места.
Я прочитала в букваре, запинаясь: «У И-ры рас-тут как-ту-сы».
– Что? Что?
– У Иры тут тузы, – неуверенно повторила я.
Учительницы рассмеялись:
– Какие тузы? Червовые или пиковые?
– Не знаю. Об этом, наверно, дальше написано.
– А ты что, играешь в карты?
– Да, с дедушкой… И ругаюсь.
– Ругаешься?! Как?
– Салага, дубина, болван.
– ОТУЧИМ!
Учительницы вывели меня из класса и объявили, что я принята.
Все стали поздравлять, а Вася даже ногой лягнул:
– Поздравляю. Что тебя спрашивали?
– Спросили, играю ли я в карты и какие знаю ругательства.
– И что ты сказала?
– Салага, дубина, болван. И что играю.
– Врешь?!
А я, правда, играю с дедушкой в карты. У него весь кабинет ими увешан, а на полках стоят кораллы, раковины, морские звезды и засушенные тропические рыбы, которые дедушка привез из экспедиций. Мы играем в Колумба, пересекаем по карте Атлантику или вместе с Чарлзом Дарвином на корабле «Бигль» бороздим воды Тихого океана. И ругаемся, как настоящие «морские волки», якорь тебе в глотку!
Мальчик и скелет
Один мальчик получил в школе по математике двойку. Испугавшись, что родители заругаются, он стер отметку в дневнике, а вместо нее поставил пятерку. Тут его замучила совесть. И мальчик побрел из дома куда глаза глядят.
Ноги сами привели его в сквер, где на газоне лежал большой черный камень. Мальчишка с детства любил это место. Он мог часами играть на камне, воображая, что это корабль, а он капитан: «Курс норд-вест! Полный вперед!»
Присел мальчик на камень и стал жаловаться на судьбу. Откуда ни возьмись появилась большая черная собака. Ухватила за штанину и потянула за собой. Мальчик покорно поплелся за ней. Они трижды обошли вокруг камня, и вдруг в камне открылась широкая щель со ступеньками, ведущими в подземелье. Мальчик помотал головой – может, ему мерещится?
Нет, собака зарычала и потащила его вниз. Они вошли в камень, и щель закрылась.
Ступени были покрыты толстым слоем пыли, а на стенах подземного хода потрескивали яркие смоляные факелы. Мальчик и собака спустились по лестнице и оказались перед железной дверью. Собака открыла дверь лапой и ввела мальчика в полутемный зал, освещенный тремя свечами.
Свечи горели в подсвечнике на столе, а за столом на стуле с высокой спинкой сидел рыцарь в латах. И хотя забрало шлема было опущено и руки рыцаря были в железных перчатках, мальчик почему-то сразу догадался, что в латах скелет.
На столе стоял скелет обезьянки с ошейником и цепочкой, конец которой был надет на палец рыцаря. За спиной рыцаря белел бесхвостый скелет лошади, покрытый красной, изъеденной молью попоной с тусклыми золотыми кистями.
– Добро пожаловать, двоечник, – сказал рыцарь скрипучим голосом. – Я тоже в свое время получил «пару» по математике и подделал оценку, за что чародей засадил меня в это подземелье. Я должен был просидеть здесь до тех пор, пока какой-нибудь лентяй из соседней школы не повторит мой поступок. Тогда я обрету свободу, а ученик займет мое место.
Рыцарь встал, позвякивая доспехами, и указал мальчику на стул…
Через несколько дней родители заметили, что с сыном что-то неладно: он внезапно вырос, похудел и полысел – словом, не мальчик, а скелет.
Утром мама подозвала его:
– Сынок, я тебя не узнаю. Что с тобой творится? И откуда у тебя эта костлявая лошадь и обезьянка?
Скелет испугался, что подмена раскрыта, и во всем признался.
– Где же мой сын? – вскрикнула мама.
– Там, в камне, – промямлил скелет.
– Веди меня немедленно к нему!
Мама вытащила мальчика из камня и отправила в школу исправлять двойку.
Скелет взмолился:
– Не хочу сидеть в камне! Сколько можно?!
Мама сжалилась над ним и тоже отправила в школу.
Теперь скелет служит учебным пособием. Учительница показывает на нем, где у человека какие кости. И в конце урока обязательно рассказывает ребятам историю этого скелета. Погрозит указкой и скажет:
– Это может случиться с каждым из вас. Не правда ли?
Скелет утвердительно пощелкивает челюстями: клац-клац.
Девочка и людоед
Одной девочке исполнилось шесть лет.
– Теперь ты большая, – сказал папа. – Осенью пойдешь в школу. Для этого тебе надо пройти медицинский осмотр. Вот тут у меня записано, у каких врачей мы должны побывать: хирург, логопед… Кстати, у тебя, по-моему, плохо «р» получается… Стоматолог, ортопед, психо-не-вро-лог, невро-па-то-лог. Сразу и не выговоришь. Начнем с хирурга.
Приехали в поликлинику. Пошли искать кабинет хирурга. А там – очередь, человек сто или даже двадцать пять.
Папа спросил:
– Кто последний?
Одна женщина говорит:
– Я. Но после меня еще трое занимали. У вас какой номер талона?
Папа удивился:
– Какого талона? Нет у меня никакого талона.
– Тогда вас сегодня не примут. Приходите через неделю, лучше – пораньше, часов в девять. В двенадцать хирург раздаст двадцать талонов на следующий четверг. Тут будет очередь, кто придет поздно, тому талонов не хватит.
– Значит, к врачу мы попадем только через две недели?
– Да. Если, конечно, к тому времени хирург не заболеет. Или ваша девочка не сляжет. Или, наконец, вы сами какую-нибудь заразу не подхватите. Сейчас столько эпидемий вокруг, апчхи! – Женщина громко чихнула.
В ответ зачихали и закашляли все двадцать пять мам, бабушек и детей. У одной девочки вдруг пожелтели глаза, у другой – лицо пошло красными пятнами. Один мальчик оскалился и укусил за ногу свою бабушку.
– Пап, пойдем отсюда, – попросила девочка.
Они вышли из поликлиники и пошли покупать мороженое. По дороге девочка сказала:
– Не хочу больше идти к этим врачам.
– А знаешь, что делают с детьми, которые не прошли медицинский осмотр? – задумчиво сказал папа.
– Их не уважают, сторонятся, да? – спросила девочка серьезно.
Папа рассмеялся:
– Почему ты так решила?! Нет, просто не примут в школу.
– И не надо! – сказала решительно девочка. – Буду жить на необитаемом острове в океане, есть каждый день бананы, ананасы, пить кокосовое молоко…
– Оно, между прочим, довольно противное, – заметил папа. – Я пробовал.
– Ничего, привыкну.
И девочка поселилась на необитаемом острове в океане. А там жил людоед. Он схватил ее и хотел съесть.
А девочка говорит:
– Не ешьте меня. Я не прошла медицинский осмотр. Вдруг у меня плоскостопие? Или глисты.
Людоед отпустил девочку.
– Вдруг я заразная: у меня желтуха, краснуха и чернуха?
Людоед даже отскочил.
Вскоре он покинул остров. Теперь он работает в школе учителем биологии. Особенно любит рассказывать детям про анатомию человека, про его внутренние органы: печень, сердце, легкие…
А девочка приехала в конце лета – и ее сразу, без всякого медицинского осмотра, приняли в школу. Еще бы: столько месяцев прожить на необитаемом острове в океане! Она была такая загорелая, такая сильная!
У нее только спросили: «Как у тебя со зрением?» Девочка усмехнулась, подняла копье из железного дерева – она пришла в школу с портфелем и копьем – и с другого конца класса пригвоздила к стене муху, жужжащую над головой учителя биологии. И подмигнула ему. Ясно, что по биологии пятерка ей будет обеспечена.
Мой папа «сова»
Папа мне рассказывал, что люди бывают «совами» и «жаворонками». «Совы» любят ночь, они поздно ложатся спать и поздно встают, а «жаворонки», наоборот, рано ложатся и рано встают. Я – «жаворонок», а папа – «сова». Поэтому он теперь, бедненький, мучается. Провожает меня утром в школу и спит на ходу. Так что еще неизвестно, кто кого провожает. Веду его за руку по тротуару и через улицы перевожу: погляжу в одну сторону, погляжу в другую и, если нет поблизости машин, тащу на другую сторону. За завтраком он читает мне про Малыша и Карлсона. Выпучит глаза – он научился спать с открытыми глазами – и вдруг ни с того ни с сего Карлсон превращается в какого-то Робинзона и начинает строить на крыше шалаш и охотиться на диких коз. Я говорю: «Папочка, ложись пораньше. Вот Вова из нашего класса ложится вместе с курами и встает с первыми петухами. Зубы чистит, гимнастику делает и даже успевает поиграть перед школой». Папа вздыхает: «Не могу. Не спится. Я же „сова“… Кстати, где твой Вова спит? Напросись-ка к нему в гости». Я напросилась и теперь Вову больше в пример не ставлю: он, оказывается, спит в курятнике, у него там своя жердочка есть.
Мне нравится идти с папой в школу. Вот сегодня. Вышли во двор, папа вдохнул воздух и говорит сквозь сон: «Дымом пахнуло; знать, деревня близко». Я его за руку дерг: «Папа, какая деревня – мы в центре Москвы живем!» Папа бормочет: «Тяжело? Дай рюкзачок понесу». Закинул меня вместо рюкзака к себе на плечи и пошел. К церкви на гору поднялся, дух перевел и спрашивает: «У тебя что, сегодня урок труда: весь пластилин захватила?» А я говорю нараспев: «Не сади-ись на пенек, не е-ешь пирожо-ок». Он один глаз приоткрыл, поглядел на рюкзак в руке и удивился: «Ты почему такая сине-красная?» Я не выдержала и рассмеялась: «Так это же рюкзак. Я на шее!» Папа спустил меня на землю и шагнул на мостовую. Сзади послышался отчаянный скрип тормозов. Из окна машины выглянул Алешкин папа – я его сразу узнала – и спросил: «Вас подвезти?» Алешка сидел на заднем сиденье и махал мне рукой. Папа открыл дверцу и сказал Алешкиному: «Подвиньтесь, пожалуйста». Алешкин папа подвинулся. Алешка открыл мне дверцу. Папы глянули на нас слипающимися от сна глазами и взмолились: «Ну еще пять минут! Времени достаточно», – ив секунду заснули, привалившись друг к другу.
Мы с Алешей поболтали:
– У тебя папа тоже «сова»? – спросила я.
– Ага.
– У вас сегодня тоже пять уроков? – Алешка учится в первом «А», я в первом «Б».
– Нет, четыре.
– Счастливые…
Через пять минут папы проснулись, поменялись местами, и еще через несколько минут мы подкатили к школе. Папа проводил меня до класса, а там уже Зинаида Ивановна сидела за своим учительским столом, и ребята вертели глобус с голубыми океанами. Я подумала: «Хорошо как!.. Только папы не хватает. Сидел бы в углу, на задней парте, и спал бы тихонько. Он бы никому не мешал».
Две музы
Моя мама – муза. Когда папа сочиняет свои сказки, она стоит у него за креслом и, бренча на арфе, напевает одну очень древнюю, довольно заунывную мелодию. От этой мелодии у папы волосы встают дыбом, и он печатает на компьютере как угорелый. Иногда мама откладывает арфу и, помахивая руками, как крылышками, поднимается в воздух – она из тех муз, которые умеют летать. Мама кружит по комнате и поет, а заодно вытирает тряпкой пыль со шкафов. Потом она заглядывает в люстру и восклицает: «Ой, сколько здесь засохших мух и комаров! То-то в комнате такой тусклый свет. Надо помыть люстру». Папа со вздохом отрывает руки от клавиатуры и начинает помогать маме: она откручивает и подает сверху стеклянные плафоны, он их моет и вытирает. Прикрутив последний плафон, мама отлетает в сторону и, щурясь от яркого света, радостно говорит: «Вот теперь другое дело! Сразу намного светлее стало, правда?»
Папа кивает: «Правда, правда». Он уже сидит за компьютером и с нетерпением ждет, когда муза снова займется делом.
Кроме нас, никто не знает, что мама муза. На работе она – археолог, научный сотрудник. Пока мама дома, у папы все идет хорошо: и сказки получаются одна веселее другой, и в редакциях их берут без разговоров и сразу печатают. Стоит маме уехать в командировку или в экспедицию – у него сразу наступает «черная полоса». С каждым днем сказки становятся все мрачнее и мрачнее. В редакциях удивляются: «Куда ваше веселье подевалось?!» Папа бурчит в ответ: «В Прагу улетело», – мама была в Праге на конференции. Папа ходит по комнате, как зверь в клетке. Рвет рукописи на мелкие клочки и швыряет их в мусоропровод. Как-то раз даже засорил мусоропровод своими бумагами. Я сказала папе: «Вылей туда ведро воды – так наша соседка поступает, когда у нее мусор не проваливается». Папа набрал в ванной полное ведро и с размаха плеснул в мусоропровод. И промахнулся. Как сейчас помню: стоит папа на лестничной площадке, вода с него ручьями стекает, а он пальцы загибает – считает, сколько дней осталось до маминого возвращения.
Так продолжалось до сегодняшнего дня.
Вернулась я из школы, а папа сидит перед компьютером, обхватив голову руками. Я его окликнула.
Он обернулся:
– Ой, я не слышал, как ты вошла. В школе все нормально?
– Нормально, только пить очень хочется. Последним уроком была физкультура. Мы играли с первым «А» в вышибалу.
– И кто выиграл?
– Мы, конечно. Я троих осалила.
– А что было на других уроках?
– На других? Сейчас вспомню… Ах да! По математике за контрольную четверка. За сочинение пять – пять. А у тебя как дела?
Папа кивнул на экран монитора – там не было ни строчки.
Я сказала:
– Ясно. От мамы есть какие-нибудь известия?
– Она звонила. Вернется в воскресенье утром. – Мама была в командировке в Воронеже.
Я подсчитала:
– Осталось всего три дня.
Папа вздохнул:
– Да. А мне к завтрашнему дню комикс нужно придумать.
– Комикс?! Это же ерунда. Может, я тебя смогу вдохновить? Сыграю на «половинке», спою. Только, чур, сначала попью…
У меня тоже есть арфа. Она в два раза меньше маминой и поэтому называется «половинкой». По воскресеньям мы с мамой запираемся в моей комнате. Сначала она помогает мне сделать уроки по немецкому, а потом учит играть на арфе.
Я выпила целых три стакана воды и, встав у папы за спиной, ударила по струнам и запела. Папа аж подскочил от неожиданности и, не долго думая, защелкал клавишами.
Через несколько минут я сдалась:
– Все! Дальше мы еще не учили.
Папа откинулся на спинку кресла:
– И не надо. Комикс готов.
– Ура, я муза! – От счастья я подпрыгнула… и взмыла под потолок.
Если не верите, потрогайте мою голову – вон какую шишку на макушке набила.