Текст книги "И был вечер, и было утро (СИ)"

Автор книги: Юрий Безрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

  Вадим, криво усмехнувшись, вышел в прихожую, неторопливо оделся там и, довольно улыбнувшись себе в зеркало, ушел, резко хлопнув дверью. В комнате на некоторое время повисла тишина.

  4

  – Вечерок выдался,– натужно улыбнулся Рогов после ухода Вадима.– Сначала Марта ушла, теперь Вадим. Не знаю, что и думать. Вы мне так всех друзей распугаете.

  – Простите,– извинилась перед ним Рита.– Я понимаю, нехорошо вышло. Но поверьте, я совсем не хотела этого. Мне, наверное, тоже лучше уйти – из-за меня всегда одни неприятности. Я пойду, пойду...

  Её, казалось, невозможно было переубедить, но Роману совсем не хотелось именно сейчас оставаться одному. Он готов был пойти на что угодно, лишь бы этого не случилось.

  – Постойте, постойте,– сказал он.– Куда вы сейчас пойдете? Думаете, они ушли? Они ведь могут быть еще там, вы же знаете.

  – Мне уже всё равно,– словно смирилась со всем Рита.– И потом, ваша подруга сказала, что никого подозрительного во дворе не видела. И ваш друг подтвердил это. Два против одного. Яснее ясного.

  – Перестаньте, вы просто не знаете, что делать. Марта и Вадим могли и не заметить, не увидеть, в конце концов. Ваши преследователи где-нибудь укрылись, им тоже лишние свидетели ни к чему. Или вы думаете, что они оставили вас в покое?

  Рита посмотрела в глаза Рогова, словно пытаясь в них еще раз прочесть все сказанное им, и по ее взгляду он вдруг понял, что она совсем не воспринимает смысла, что смысл всего доходит до нее постепенно, капля за каплей, откуда-то из далекого, уснувшего сознания. И лишь когда Рита, наконец, осознала, о чем он говорил, ее взгляд вернулся, и она произнесла:

  – Не думаю,– как бы доказывая то, что за этот час ни мир, ни состояние его для нее не изменились, и атмосфера страха непомерной массой все еще нависает над ее головой.– Но я и так доставила вам столько хлопот. От вас ушел ваш лучший друг, ваша подруга...

  – А, – Вадим? По большому счету, как вы поняли, своим другом я его никогда и не считал. Как всякий эгоцентрист, он вспоминает о тебе только тогда, когда ему это нужно. Вот сегодня, посмотрите, он же пришел ко мне похвастаться своим очередным успехом. У него что-то там получилось, что-то удалось, и он как штык у меня на пороге. Обычно даже не звонит. Так, иногда, когда накатит лирическое настроение. А Марта... Марта просто не в духе. Остынет и вернется, как возвращалась уже не раз. Бог с ней.

  Роману было нелегко высказать это, но все равно рано или поздно в жизни наступает момент, когда происходящее нужно хоть как-то объяснить себе. Объяснить, чтобы мир вокруг не разрушался дальше. Гармония окружающего нас мира напрямую зависит от гармонии в нашей душе. Рита невольно нарушила гармонию его упорядоченного существования, поэтому в первую очередь считала себя виновником всего, случившегося сегодня с Романом. Она увидела, как пошатнулся его мир, как заскрипели старые опоры, и теперь пыталась остановить его падение, но сделать это она могла, только уйдя отсюда, только убив себя, к чему еще совсем не была готова.

  – Вы её любите?– спросила Рита, почувствовав, что теперь Рогов нуждается в её поддержке.

  – Не знаю,– ответил рассеянно он.– Я как-то не задумывался над этим.

  – Но, может, мне всё-таки уйти? Моё неожиданное вторжение и долгое присутствие здесь ничего хорошего вам не приносят.

  – Ах, оставьте!– даже не хотел спорить с ней Рогов.– Мне иногда кажется, что у меня в жизни никогда и не было ничего хорошего. А друзья, настоящие друзья, как я думаю, бывают только в молодости и при удаче. Сгустятся над вами тучи, и вы увидите, сколько надежных друзей останется с вами. Как правило, один или два, а то и не одного. Но оставим это. Я никак не пойму, куда вы так рветесь? Подождите еще немного. До утра, скорее всего, они ждать не будут. Оставайтесь, места хватит.

  Рита смущенно пожала плечами:

  – Неудобно как-то. Я вам, конечно, очень благодарна и еще раз прошу меня за всё извинить, но все-таки...

  – Чепуха! Какие неудобства? Считайте, что я вас пригласил в гости. Как добрую давнюю приятельницу. Что в этом такого, разве не имею права? Раздевайтесь.

  Рогов помог ей скинуть полушубок, Рита стянула сапоги, и они прошли в гостиную.

  – Присаживайтесь на диван,– предложил ей сесть Роман.– Вам надо расслабиться, прийти в себя, вы всё принимаете чересчур серьезно. А тут, может быть, ничего такого страшного и нет. Через день, два, поверьте, вы забудете об этом злополучном вечере, как о каком-то кошмарном сне. Сколько раз бывало в жизни: мрачнее, кажется, дня нет, а утром проснешься, взглянешь на случившееся по-новому, и откуда ни возьмись – прорежется свет, яркий-яркий, и ваше сердце затеплится снова. Только не отчаивайтесь, отчаяние убивает волю к жизни.

  Роман замолчал. Рита посмотрела на его озаренное каким-то тихим светом лицо и улыбнулась:

  – Такое ощущение, будто мы встретились с вами, чтобы успокаивать один одного. То вы меня утешаете, то я вас.

  – Вы находите?– несколько удивленный спросил Роман.– Со стороны, наверное, действительно смешно. Я не слишком переусердствовал? Ментор с меня, надо сказать, никудышный. Да и кого я чему могу научить? Сам по жизни бреду вперевалочку – то на темную сторону меня поведет, то на свет выгонит. Стоит ли вообще кого поучать?

  Роман почувствовал, что ему стало легче, Рита словно успокаивала его. Такой душевной легкости он не ощущал даже с Мартой. Не удивительно ли?

  – А почему бы нам не выпить? Вадим после себя оставил почти полную бутылку коньяка. Знает, чем порадовать друга. В коньяках он разбирается. Не желаете? Отменный коньяк.

  Роман наполнил стоящие на столике бокалы, один из них протянул девушке, а потом будто спохватился:

  – А я, собственно говоря, даже не знаю, как вас зовут.

  Девушка улыбнулась: в который раз сегодня она уже представлялась.

  – Рита. Меня зовут Ритой.

  – Не хочу показаться банальным, но ваше имя мне нравится.

  – Это комплимент?– Она, очевидно, привыкла к комплиментам.

  – Как хотите,– сказал Роман. Мрачная атмосфера как будто начала рассеиваться.

  – Тогда спасибо.

  Рита взяла из рук Рогова свой бокал.

  – А меня зовут Романом.

  – Роговым,– сказала она.

  – Роговым. Так меня называет Марта. Знаете, есть такой тип женщин, которые своих избранников во всех кругах величают по фамилии. Даже наедине. У них это отчего-то очень легко получается. Даже в приятельских беседах они говорят не иначе, как: «А вот и мой Рогов»,– если хотят похвалиться (причем, хвалят, как правило, исключительно себя), или: «Этот Рогов...»,– если представляют его в неприглядном свете (но тогда уж только его). И на удивление, мы все это терпеливо сносим.

  Рита улыбнулась:

  – А вы еще и юморист.

  – Жизнь, увы, научает,– развел руками Рогов,– а юмор помогает выжить и глядеть на окружающие вещи проще. Вы не находите? Ваше здоровье.

  Рогов залпом выпил свой бокал.

  – Хороший коньяк. Закусывайте, закусывайте, не стесняйтесь,– предложил он ей бутерброды и стал закусывать сам.– Итак, вас зовут Рита, вы молодая симпатичная девушка, у вас интересная и захватывающая жизнь, полная опасностей и приключений.

  – Скажете тоже,– улыбнулась Рита,– какие приключения. Всё, как у всех: детский сад, школа... Рассказывать нечего.

  – Тогда не нужно. Я тоже не люблю, когда меня расспрашивают о моей жизни. Да, собственно, оглянешься назад, посмотришь внимательно, а остановиться не на чем. То ли попали в какую-то мышиную эпоху, то ли еще не можем понять, в какую эру живем: как-то всё лихорадочно, суетливо, ничего, кажется, яркого, примечательного в жизни. Где-то кто-то живет интересной, разнообразной жизнью – незабываемые встречи с удивительными людьми, поездки, путешествия,– а здесь одна серость, одна тишь да гладь, но божьей благодатью и не пахнет. А у вас, наверное, жизнь увлекательная, за день всякого хватает.

  – Не знаю. Я как-то не задумывалась над этим. Но если признаться честно, и не хочу задумываться.

  – Вот-вот, в этом вся современная молодежь: она ни над чем не задумывается.

  Рита вопросительно посмотрела на него:

  – Вы упрекаете меня?

  – Упаси Бог, просто констатирую факты.

  Но Рита была не согласна с таким утверждением.

  – Что тут плохого?– насела она на Романа.– По крайней мере, это помогает избегать всяческих стрессов.

  – С этим можно поспорить,– сказал Роман.– В наш безумный век скоростей и равнодушия стрессов не удается избежать никому. И разве ваша ситуация тому не пример? Разве ваше нынешнее положение не стресс? Даже я, человек, который, кажется, разуверился во всем и забился от всех, как вы говорите, в своей норе и то не избегаю их. А вообще-то я понимаю вас: вы просто плывете по течению жизни и редко задумываетесь, к какому берегу вас прибьет. По сути, я и сам обыкновенный фаталист и этим, скорее всего, и объясняется то, что я не бросился вдогонку Марте и не остановил Вадима. Судьба сама расставит все акценты.

  – Но здесь я с вами не согласна. По-вашему, вообще ничему нельзя противиться, сложить руки на груди и ждать неизвестно чего? Я так не могу и жить так не буду.

  – Я вас не переубеждаю. «Каждому свое», как говорили древние.

  – А потом современники повесили над воротами Бухенвальда.

  Рита глянула на Рогова с вызовом. Роман пошел на попятную:

  – О, вам и эта сторона истории знакома. Я думал, молодежи вообще нет дела до прошлого.

  – Кому-то, может, и нет.

  – Тогда я склоняю перед вами голову. Выходит, не все так запущено, как мне казалось. В этом свете предлагаю оставить наш пустой разговор. Признаться честно, я ужасно проголодался. Да и вы, наверное, не прочь перекусить. Как на это смотрите? У меня давно готов ужин. С этими нервотрепками я совсем позабыл про него. Сейчас принесу.

  – Вам помочь?

  – Нет, нет, спасибо. На кухне я справляюсь сам. Холостяцкая, знаете ли, привычка.

  Рогов оставил девушку одну и пошел доставать из духовки жаркое, которое еще парило и ароматно пахло специями. Рогов разложил жаркое по тарелкам, бросил сверху несколько веточек петрушки и понес в гостиную.

  Рита с любопытством рассматривала комнату.

  В свое время Рогов позаботился о том, чтобы его жилище было как можно скромнее обставлено, поэтому здесь, в гостиной, он поместил лишь диван-кровать, пару кресел, журнальный столик перед ними и телевизор на подставке. Одну стену, правда, у него занимали книжные полки, на остальных же висели репродукции: одна – с веткой сливы и сидящим на ней соловьем на фоне заснеженной Фудзиямы в типично восточном стиле, другая – отлично выполненная копия картины Поля Дельво «Адское одиночество», изображающая в стремлении своем убежать из тени на свет, из прошлого в будущее застывший образ вечно юной девы с огромной тоской во всем облике, и даже в усталом, ослабевающем порыве выброшенной вперед правой руки.

  Рита стояла у этой репродукции и смотрела на нее, не отрываясь.

  «Какие глаза»,– хотел было сказать Рогов о картине, но осекся: взгляд Риты, казалось, пронизывал ее насквозь, и по выражению лица девушки он вдруг понял, что сейчас, в данный момент, она испытывала ту же безысходность, ту же тоску, которую так зримо передал в своем сюрреалистическом откровении Дельво. Рита будто перенеслась в тот миг, в то состояние, в ту безысходность и породнилась с нею.

  «Как много у них общего»,– в который раз подумалось вдруг Рогову, но он поспешил отвлечь Риту от созерцания. Ему показалось, что если девушка так и дальше будет смотреть на картину, она просто сойдет с ума. Рогов нарочно громко поставил тарелки на столик и застучал вилкой о стекло бутылки.

  – Э-э-й, девочка, оторвись, не то ты просверлишь мою картину насквозь.

  Рита как после наваждения отвела взгляд от картины и тяжело вздохнула.

  – Жуткая картина. Она навевает столько мыслей. Я словно сама перенеслась в тот позабытый город. Сколько там тоски и одиночества, сколько печали. У него все картины такие?

  – Почти все. Город брошенных женщин, город ожидающих женщин. Правильно ты уловила: город тоски и одиночества.

  – Я будто только что вернулась оттуда,– сказала Рита и поникла. Рогов с грустью посмотрел на нее и понял, что девушка еще не пришла в себя. Видно, сегодняшний вечер вымотал ее вконец.

  – Ты это брось,– не выдержал он.– Так нельзя. Выкинь всё к черту из головы. Распустила, понимаешь, нюни. Все образуется, надо только сильно верить и сильно этого хотеть. Давай, выпей!– налил ей бокал.– Поешь! Без всяких формальностей.

  Рогов почувствовал, что и сам с этими нервотрепками сильно проголодался. Он пригласил Риту к столику. Она опустилась в кресло, немного выпила, но к еде почти не прикоснулась. Ковырялась в своей тарелке неохотно, как сонная. Рогов же набросился на жаркое с аппетитом. Он всегда жадно ел, когда нервничал.

  – Знаете,– сказала чуть погодя Рита,– я вроде немного успокоилась, как будто забылась, а вот посмотрела ваши картины и на меня снова накатило. Я же вам не сказала: я пыталась выброситься из машины, когда они меня везли. И я бы выбросилась, правда, выбросилась бы, вы мне верите?

  Рита пристально посмотрела на Рогова. Он не отвернулся.

  – Верю. Конечно, верю тебе, Рита.

  Она сама потом отвернула свое залившееся краской лицо. Видно было, что ей неприятно говорить обо всем происшедшем с нею.

  – Они хотели меня унизить. Они хотели... Знаете, что они хотели?

  Этого Рогов знать не хотел. Он совсем не жаждал копаться во всей грязи, это только нарушило бы привычный спокойный ход его жизни, а он пока не желал ничего менять, поэтому как можно мягче остановил её:

  – Не надо, Рита, не надо. Не хочу ничего даже слышать об этом.

  Но Рита восприняла всё иначе:

  – Вот, вы меня понимаете, вы всё понимаете. Я была бы очень счастлива, если бы все меня так понимали...

  – Это невозможно, Рита.– Сердце Рогова билось по-прежнему ровно.– Меня ведь тоже многие не понимают. Хотя бы Марта, или Вадим, или... Впрочем, вы их совсем не знаете. Каждый из нас ищет понимания. Вот раз со мной еще в юности случилась забавная история. Снимал я как-то у одной старушки комнату. Всё вроде ладно, мирно, но потом решил перебраться на другую квартиру, поближе к работе, и уходил, когда она оказалась в санатории. Попрощался с её мужем, расплатился за всё, передал ей привет и оставил на всякий случай телефон своего нового обиталища. Так она, вернувшись из санатория, так на меня обиделась, что я съехал, не дождавшись её возвращения, что немедленно позвонила моей новой хозяйке и пожаловалась на меня, что я-де, мол, такой-сякой и никогда её не понимал. И я до сих пор себя спрашиваю: а должен ли я был вообще её понимать?

  – Да, забавная старушка,– сказала Рита.

  – Веселая попалась,– согласился с ней Рогов.– Наверное, я запал ей в душу. Но ты ешь, ешь, а то совсем остынет. Чем же тебя развеселить? Включить телевизор или магнитофон, может, музыка тебя отвлечет?

  – Вряд ли,– сказала Рита,– мне сегодня что-то не до музыки. Но вы, если хотите, включайте.

  – Да я, собственно, хотел только тебя успокоить, отвлечь от мрачных мыслей, а то ты всё думаешь, думаешь.

  – Ни о чем я больше не думаю. Признаться честно, я уже и не знаю, что думать.

  – Нечего думать,– произнес с энтузиазмом Рогов,– надо жизнь принимать такой, как она есть!

  Но Рита не поддержала его.

  – Вам просто говорить: «жизнь, как она есть». А какая она есть, вы можете сказать? Да и что такое жизнь? Когда над тобой на тонком волоске висит дамоклов меч, жизнь перестает быть жизнью, превращаясь в сплошное каждодневное ожидание. Ожидание конца. И всё вокруг тогда теряет всякий смысл, потому что ты наверняка знаешь лишь одно, что впереди у тебя конец. Твоя судьба как на ладони, ясно и определенно. Волосок обрывается, меч падает, а ты ни вправо, ни влево. Финита ля комедия. «The and». Разве не так?

  Рита вопросительно посмотрела на Рогова. Рогов сказал:

  – Я, конечно, не знаю всего, что случилось с тобой. Какой такой дамоклов меч висит над твоей головой, но мне кажется, ты слишком сгущаешь краски. Согласен, в жизни бывают мрачные моменты, бывают минуты такого горького отчаяния, что готов даже в петлю лезть. Однако глядишь вдруг, и изменится что-то. Неизвестно как, неизвестно кто протянет тебе руку, и станет на душе светлее, и вчерашнее подавленное состояние покажется таким пустяшным, таким нелепым и даже удивительным, что станет смешно: чего же я тогда хандрил, из-за чего расстраивался. И у тебя, поверь мне, всё пройдет, и ты потом если и будешь вспоминать об этом, то только как о дурном сне. Так что не переживай сильно и забудь всё поскорее.

  – Я бы хотела,– пожала плечами Рита,– очень бы хотела, но у меня ничего не получается.

  – Получится, обязательно получится, ты только выбрось всё из головы и увидишь, тебе станет легче.

  Тут неожиданно раздался звонок в дверь. Оба насторожились. Кто там еще? Рита не знала, что и думать. Рогов тоже заволновался. Но ему-то никак нельзя расслабляться, он мужчина.

  Рогов поднялся, попытался успокоить Риту, так как звонок прозвучал снова.

  – Сиди, я сам подойду к двери,– сказал он ей.– Даже если это и «они», вломиться сюда им не удастся: двери у меня надежные, телефон не отключен, в крайнем случае вызовем милицию.

  Но из-за двери до них донесся громкий голос Марты:

  – Рогов, Рогов, открывай. Я тебе бандитов привела! Они стояли у подъезда, совсем околели. Открывай, даже если твоя пассия еще не ушла, их надо покормить. Умрут с голоду.

  Рогов, чуть успокоившись, сказал Рите:

  – Это Марта, я открою. Будет неудобно, если мы никак не отреагируем.

  Но Рита снова стала испуганно умолять его не открывать:

  – А если там действительно они?

  – Глупости,– сказал Рогов,– никакие бандиты не решились бы действовать при людях. Если они, разумеется, с головой.

  Но Рита настаивала на своем:

  – Не открывайте, пожалуйста, они же совсем сумасшедшие.

  – И всё же вряд ли пришли с Мартой. Марта сама боится всякой нечисти.

  – Рогов, ты долго будешь держать нас на лестничной площадке?– снова из-за двери раздался нетерпеливый голос Марты.– Открывай, наконец, мы изрядно проголодались.

  – Я открою,– Рогов ушел открывать дверь, а Рита осталась на месте.

  5

  – Это снова, как ты понял, я,– заплетающимся языком с трудом выговорила Марта. Она была пьяна. Едва Рогов приоткрыл дверь, она тут же переступила порог и, пытаясь выдавить из себя улыбку, скривила губы.– Но я не одна,– сказала она Рогову.– Представь, мне вдруг стало скучно и одиноко, а рядом парк, еще не ночь, я встретила приличных женщин, и мы сразу нашли общий язык. Одиночество, знаешь ли, сближает, притягивает друг к другу. Ты, главное, не удивляйся, они прелестные девчата, простые и общительные, не то, что некоторые,– кивнула Марта на Риту, заметив её в другой комнате.– У них даже есть свой шарм, свое очарование. Впрочем, сейчас вы сами в этом убедитесь.

  Марта обернулась, широко распахнула дверь и громко позвала:

  – Девочки! Девочки-голубушки, заходите!

  «Девочки» словно только и ждали команды. Не долго думая, они вынырнули в отворе и привели Рогова в шок. Неопределенного возраста, в мятых нечистых одеждах, навеселе, как и Марта, они больше напоминали бомжих, чем «прелестных девчат».

  – Девчонки, это мой Рогов,– представила им Марта Рогова,– Рогов,– это девочки.

  «Девочки» слащаво улыбнулись безвольными улыбками. Одна из них даже попыталась изобразить нечто вроде реверанса, но пошатнулась и ткнулась плечом в притолоку.

  – Боже, Рогов, что за прелесть,– искренне умилилась «девочками» Марта. Но Рогов с трудом нашел слова:

  – Марта, Марта, ты...

  Он решительно взял её за предплечье и, оттащив в сторону, спросил, не повышая голоса:

  – Ты кого привела сюда, Марта? Это же... Это же... с улицы! Разве ты не видишь? Пускай они немедленно уберутся отсюда. Слышишь, немедленно!

  Роман повернулся к незваным гостьям и, указав пальцем на дверь, уже громче произнес:

  – Вы – немедленно вон. Во-он!

  Женщины, еще не понимая полностью, что происходит, невинно пожали плечами и развернулись, чтобы уйти, но Марта настигла их строгим окриком властной особы:

  – Куда пошли? Стоять! Я сказала: стоять!

  Женщины замерли на месте как вкопанные. Марта переключилась на Рогова, ей было что сказать:

  – Если на то пошло, Рогов,– возмущенно произнесла она,– то давай сначала разберемся, кто здесь с улицы! Разве эта фифочка не с улицы?

  Рогов несколько стушевался, чувствуя за собой вину. Ему неприятно все происходящее. Но и Марта не совсем права, поэтому он одернул её:

  – Я попрошу тебя, Марта, не выражаться. Здесь совсем другой случай. Девушка нуждается в помощи, я говорил тебе, что тут непонятного?

  – Кажется, всё понятно,– не сдавалась Марта.– Как я сразу не сообразила?

  – Тогда пусть эти дамочки уйдут. И немедленно!

  – Стоять! Я еще не разрешала уходить,– снова остановила своих новоиспеченных приятельниц Марта. Они подчинились ей беспрекословно. Марта перебросила на Рогова:

  – И не ори так, пожалуйста, Рогов, на моих подруг. Ты не имеешь права. Видишь, они перепугались насмерть!

  – С каких это пор они стали твоими подругами?– спросил её с сарказмом Рогов.

  – С тех пор, как я раскрыла им душу. И вот я спрашиваю тебя, Рогов, утверждающий, что эта девица нуждается в помощи: почему ты не можешь допустить, что и мои подруги нуждаются в защите? У тебя нет ни капли жалости к этим униженным и оскорбленным. Да ты посмотри, сколько в них благородства, сколько открытости, доброты, достоинства... Я готова прямо разрыдаться, глядя на них. И тебе нисколько не жалко их?

  – Нисколько,– ответил Рогов.

  Марта сникла. Кажется, она разочаровалась в нем.

  – Ты стал таким толстокожим, Рогов, я прямо тебя не узнаю. Ты даже настоящим бедствующим не протянешь руки помощи, даже кусок хлеба пожалеешь. Просто уму непостижимо во что ты, Рогов, превратился. Я узнаю тебя с трудом. Прошло не более часа, как я оставила тебя,– и вот результат. Да ты взгляни на них: благородные дамы со вчерашнего дня крошки во рту не держали. Я, кстати сказать, тоже ужасно проголодалась. Ты сегодня ничего не готовил, Рогов? Ты так замечательно готовишь. Я разве тебе это не говорила? Говорила? Вот, видишь, говорила. Я не такая неблагодарная, как ты. Я умею ценить то, что еще не утратило своего лоска. Вот только ценишь ли ты меня по-настоящему, Рогов, вот в чем вопрос. Но вряд ли на него у тебя найдется ответ.

  – Марта, давай сейчас не будем говорить о ценностях,– произнес Рогов, давая понять, что ему не хочется даже упоминать об этом при посторонних.

  – Полностью с тобой согласна, давай не будем, потому что я безумно хочу есть. Не поверишь, я сейчас готова проглотить целого быка. Подайте мне быка!

  Марта прошла мимо Рогова в гостиную и подошла к столу. Рогов пустил всё на самотек и машинально последовал за Мартой. Приведенные ею женщины остались покинутыми в прихожей.

  – О, вы и выпивали?– Марта с показной брезгливостью взяла бутылку и поднесла ближе к глазам.– Коньяк. Пятизвездочный. Прелестно. Давно ты его не покупал.

  – Я его не покупал,– сказал Рогов.– Его принес Вадим.

  – Как, и он был здесь?

  – Был.

  – И всё это видел?– обвела Марта вокруг рукою.– И что сказал?

  – Он задержался ненадолго.

  – Я его понимаю: не выдержал,– с издевкой произнесла Марта.– Этого никто не выдержит. Смотреть на подобный разврат просто отвратительно.

  – Марта, не юродствуй,– одернул её Рогов, но безрезультатно, Марта скривилась от его слов, как от лимона.

  – Перестань, Рогов, тебе совсем не подходит роль ментора, лучше налей мне, я хочу выпить. Где твоя рюмка? Вот эта? Хотя нет, дай мне другую, чистую, ты наверняка осквернил свои губы поцелуями этой шалавы.

  Рита возмущенно вспыхнула:

  – Знаете что! Это уж слишком. Вы не смеете меня оскорблять!

  Рогов, боясь непредсказуемости, попытался утихомирить обеих:

  – Рита, прошу вас, успокойтесь. Марта, как тебе не стыдно?

  – Стыдно? Фи!– залпом выпила свой коньяк Марта.– Это тебе должно быть стыдно, Рогов.– И снова наполнила рюмку.

  – Тебе, наверное, хватит, Марта. Ты совсем опьянеешь.

  – Я опьянею? Чепуха! Вы же не опьянели, хотя выдули почти бутылку. А коньяк, надо сказать, отменный. Так,– посмотрела на стол,– я гляжу, вы уже начали трапезничать. Без нас. Мы вам помешали. Ну, не обижайтесь, не обижайтесь так сильно: сегодня все кому-то мешают.

  Марта подошла к выходу из гостиной и позвала своих новых подруг:

  – А вы долго там будете слюной исходить? Ну-ка живо за стол! Надеюсь, ты не будешь возражать?– бросила мимоходом Рогову, вытаскивая из серванта тарелки.– Сегодня на ужин у Рогова жаркое. Не бойтесь, не отравитесь: это блюдо он готовит отменно, просто пальчики оближешь. Где только научился? Молчит. Видите, скрытный какой? Он всегда такой. Я вот тоже, сколько с ним знакома, так и не узнала, где он научился так восхитительно готовить.

  Марта открыла один из ящичков серванта, достала вилки, раздала «подругам».

  – Ну, вы ешьте, родные, ешьте, и я с вами заодно. Еще грамм по «надцать»?

  Такой беспардонности не вынесла даже Рита. Невозмутимость Рогова её поразила.

  – Боже, Роман,– сказала она,– как вы всё это выносите? Это же просто возмутительно!

  – Позвольте, позвольте: «возмутительно»,– не согласилась с нею Марта, тщательно прожевывая мясо.– Что возмутительно? Я пришла к своему близкому другу, ужинаю,– это возмутительно? Невыносимо? Ничуть. Невыносимее, скорее всего, ваше присутствие.

  – Но вы же привели сюда еще этих, с улицы!

  – Ха, девчонки, видали, как она бесится?– бросила с усмешкой Марта своим новым знакомым и тут же возвратилась к Рите: – Да, они с улицы. Да, они не совсем по моде одеты, но у них, по крайней мере, есть чувство собственного достоинства. Правда, девочки?

  Женщины при упоминании о них оставили сразу свою трапезу, выпрямились, как барыни, и согласно кивнули головой.

  – А у вас, милочка,– продолжила Марта,– собственное достоинство, как видно, напрочь отсутствует, раз вы пытаетесь выдавать себя за приличную даму. На самом деле вы ведь тоже оттуда. Как вы удачно выразились: с улицы. Правда, надо признать честно, у них достаточно благородства принять то, что есть и не рыдать на плече у чужого мужика

  – Стоп, стоп, стоп, девушки, остановитесь,– снова вмешался в их перепалку Рогов.– Давайте всё-таки не будем переходить на лица. И потом, Марта, Рита в какой-то степени и права: незачем было приводить сюда этих... Этих женщин.

  – Почему же? Ты, значит, можешь знакомиться с уличными девками, а я не могу?

  – Марта, тут совершенно другой случай!

  – Какой другой, какой другой? Случай, как случай: я шла мимо парка, увидела милых дам, познакомилась с ними, пригласила в гости к своему лучшему другу,– не имею права?

  – Имеешь, Марта, имеешь. Только не надо было все-таки приводить их сюда. Ты совсем перегибаешь палку.

  Марта с негодованием прошила Рогова взглядом.

  – Давай, Рогов, не будем углубляться в то, кто и как перегибает палку.

  Марта настроена была еще дружелюбно. Обожгла и забыла, снова переключилась на подруг:

  – А почему бы нам еще не выпить? Девочки, где ваши рюмки?

  Налила. Рогов опять попытался удержать её:

  – Марта, тебе хватит пить, ты совсем пьяна.

  – Ничуть. Я просто в хорошем настроении и... Я хочу танцевать!

  – Марта!– чего-чего, а этого Рогов от неё не ожидал.

  – Не мешай, Рогов, включи лучше радио. Нет, дай я сама.

  Марат стала крутить регулятор каналов до тех пор, пока не наткнулась на понравившуюся ей мелодию.

  – Вот, вот, чудесно! Девочки, присоединяйтесь,– позвала она к себе своих женщин, и сама уже начала танцевать. Женщины с удовольствием присоединились к ней. Рогов недоумевающе смотрел на все происходящее. Приглашенные женщины покачивались томно и неторопливо, хотя мелодия звучала совсем не лирическая. Марта танцевала резво и сурово, как будто кому-то что-то хотела доказать.

  – Ух, как я люблю танцевать, как люблю танцевать!– почти выкрикивала она.– Музыка меня опьяняет больше, чем вино. Почему ты меня, Рогов никогда не водил на танцы? Всё дома, да дома. Тоска. Умереть можно. Ну-ка, девочки, дайте жару, пусть здесь всё ходуном заходит!

  Заплясали живее, и когда музыка кончилась, разбрелись кто куда. Марта устало опустила руки.

  – Уф, совсем плохой стала. Раньше, помнится, никто на улице переплясать не мог. А всё нервы. А нервные клетки, как известно, не восстанавливаются.

  – Теперь, говорят, восстанавливаются,– не удержалась, чтобы не уколоть её Рита.

  – Правда?– будто и не слыша издевки девушки, спросила Марта.– Вот так и живи: то одно говорят, то другое. То ешь мясо. То не ешь. То ешь масло, а то вредно. А вы ешьте, ешьте,– подтолкнула Марта своих женщин к столику с едой, – не слушайте никого. Когда вас еще так примут? Спасибо мистеру Случаю. Спасибо Риточке. Низкий ей поклон. Если бы не она, ходить бы вам сегодня, бедные мои, голодными, а нам слепыми. А так вы насытились, а мы прозрели, открыли, наконец, глаза пошире, увидели, что есть вокруг белый свет, и что он прекрасен. Ух,– вздохнула она тяжело,– запыхалась. Хочу выпить. Рогов, у тебя коньяк кончился? А что есть еще? Не будешь же ты мне лгать, что ждал меня и ничего не приготовил из спиртного?

  – Тебе, по-моему, достаточно, Марта.

  – Может, и достаточно. Может, ты и прав. А я, наверное, просто устала. Такое ощущение, будто у меня за спиной были крылья, огромные белые крылья, но их неожиданно обрезали. Я еще машу, машу этими обрезками, пытаюсь, как дура, взлететь, а всё напрасно, только одну пыль вокруг поднимаю. Знаешь, это ведь по большому счету тоскливо очень, тошно. А когда мне сильно тошно, я пою. Вроде споешь – и ничего, душу на струны нанижешь – и легче.

  Марта неожиданно затянула песню. Душевно, с придыханием. Голос ее оказался бархатным, приятным. Рогов никогда и не слышал, как она поет. Женщины со второй половины куплета подхватили:

   "То не ветер ветку клонит,

   Не дубравушка шумит,

   То моё, моё сердечко стонет,

   Как осенний лист дрожит".

  Спев первый куплет, Марта неожиданно умолкла. Затихли и женщины. На несколько секунд в комнате воцарилась непривычная тишина. Марта сама же её и прервала.

  – Эх,– сказала,– хорошо. Душа трепещет. Сила! Откуда только она в музыке берется? Никто не знает. А я так думаю, что музыка от Бога, и музыка есть сам Бог!

  Её душевные излияния нарушили прерывистые аплодисменты Риты:

  – Браво! Как патетично!– сказала она с издевкой, на которую только способна беззащитная женщина.– Вы прямо выдавили у публики слезу. Я и сама готова разрыдаться.

  – Да где уж вам, вы только ищете сочувствия у других, а сами его проявить, как мне кажется, совсем не способны. Да что у нас всё в миноре, да в миноре. Свеженького ничего нет? Люська!– обратилась она к одной из женщин, ну-ка расскажи нам что-нибудь новенькое! Рассказывать она такая мастерица!