Текст книги "И был вечер, и было утро (СИ)"

Автор книги: Юрий Безрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

  – Это на самом деле девушка.

  – Какая девушка, что ты несешь?

  – Понимаешь,– Рогов стал подыскивать точные слова, чтобы лишний раз не вывести из себя Марту, но находил их с трудом. Язык его то и дело заплетался:

  – Я сидел тут, ждал тебя. Вдруг – звонок, потом стук в дверь,– и вот, врывается ко мне девушка, самая обыкновенная девушка, и просит о помощи.

  – Помощи?

  – Да, помощи. За ней гонятся. Вернее, гнались. И они еще, должно быть, там, внизу, упорно поджидают её.

  – Но я не видела никого!

  – Быть может, заметив тебя, они спрятались где-нибудь, затаились.

  – Чепуха!– возмущенно бросила Марта.– Девушка... Какая-то шарлатанка! Знаешь, сколько их сейчас развелось? Наводчица какая-нибудь, небось. Сегодня осмотрится у тебя, а завтра ее дружки в твое отсутствие вычистят квартиру. Она ничего не расспрашивала о тебе? Не выпытывала? Знаешь, сколько сейчас аферистов развелось. Где она, покажи, я хочу взглянуть на нее!

  Марта резко поднялась, одернула блузку и решительно направилась в спальню. Там остановилась на пороге и несколько секунд пристально смотрела на незваную гостью Рогова. Та поднялась с постели, на которой сидела, и тоже прямо посмотрела на Марту. Вся поза её и мимика выражали такую мольбу, что любой давно бы сжалился над невинной девушкой. Любой, только не Марта. В лице Марты мир приобрел холодную и рассудительную женщину.

  – Значит, это вы та девушка?– с ехидцей после непродолжительной паузы спросила Марта.– Так-так.

  Девушка замялась.

  – Простите, если я вам помешала. Я не думала, что всё так нелепо получится. Мне, право слово, очень неловко.

  – Не извиняйтесь, милочка: Рогов все мне рассказал. По крайней мере, попытался.

  Марта бросила на Рогова короткий недовольный взгляд и снова вперилась в девушку:

  – Его рассказ, правда, показался мне несколько невразумительным и запутанным, но основное, как мне кажется, я поняла. Вы – жертва собственной наивности, кто-то хочет вас лишить за это жизни, и вы в данный момент скрываетесь от них у Рогова. В спальне. Оригинально!

  Последнее Марта произносит громче, надавливая, где возможно, на "р".

  – Хотя где ему остается вас скрывать? Не в шкафу же: слишком тривиально.

  Повышение Мартой голоса и её акцентирование звонкого "р" ничего хорошего не предвещало. Рогов решил поскорее загасить костер, который еще не успел как следует разгореться.

  – Марта, я прошу тебя!– но это оказалось бесполезным: Марту невозможно было остановить.

  – Погоди, Рогов! Мне всё это начинает нравиться. Обожаю пикантные ситуации. А здесь к тому же всё так туманно и загадочно, что я в полном замешательстве. Быть может, вы, милочка, проясните нам всё происходящее, ведь, насколько я близко знаю Рогова, он на женщин и взгляда не кинет, потому что ему всегда некогда, он вечно занят, потому что, по его утверждению, всем сердцем предан единственной особи женского пола – литературе! И вдруг я застаю в его спальне девушку!

  – Марта, прекрати нести околесицу!– Рогов попытался снова унять ее, но, видно, напрасно: она была неудержима.

  – Подожди, Рогов, не перебивай меня, пожалуйста, не видишь разве, с кем я разговариваю. И потом,– какая околесица, я просто хочу прояснить ситуацию.

  Она опять повернулась к девушке.

  – Итак, вы объяснитесь нам, наконец? Рогов ведь тоже ничего толком не понял из всего вами сказанного: что за история приключилась с вами, как вы оказались здесь, кто вы вообще такая?

  Девушка замешалась, сказала:

  – Я объясню. Я всё объясню. Я уже говорила о причине моего появления тут. Но я не думала, что все так нелепо получится, и совсем не хотела, поверьте, помешать вашей встрече. Я очень прошу меня извинить. Но и вы поймите меня правильно: в данный момент мне просто некуда деться.

  – Некуда?– вспыхнула Марта.

  – Я не совсем точно выразилась, простите. Я уйду, непременно уйду, но, если можно, попозже. Чуть позже. Эти люди, эти ужасные люди... – Она заплакала и оборвалась.

  – Вот только нюней нам здесь и не хватало.– Марта органически не переносила сентиментальности.– Слезы – уход от ответа. Не ту роль вы себе выбрали, милочка: уж больно приторны ваши слезы, и вряд ли ими можно кого-нибудь разжалобить. Я бы еще поверила в них час назад, но я поднималась сюда и, клянусь честью, пусть язык мой отсохнет, не встретила по дороге ни одного подозрительного типа. А уж у меня на них, поверьте, глаз наметан.

  – Но я не лгу! Не лгу! Не знаю, как вам доказать это!

  – А доказывать ничего и не надо. Лжете вы или нет, не имеет никакого значения. Мне отчего-то кажется, что вы самая обыкновенная аферистка, каких развелось сейчас хоть пруд пруди. Только вот не пойму никак, что вам от Рогова-то понадобилось?

  – Марта!– одернул ее Рогов еще раз, но по кислому выражению ее лица и ослабившимся плечам понял, что она совсем потеряла интерес к девушке и больше ее не затронет.

  Марта повернулась к Рогову и сказала:

  – Выйдем на минутку, Рогов, мне нужно тебя кое о чем спросить.

  Они прошли в кухню. Рогов зажег свет, Марта прикурила, прислонилась к подоконнику и испытывающе посмотрела на Рогова.

  Ему ничего более не оставалось, как только упрекнуть её в несправедливости по отношению к девушке.

  – Не стоило тебе так огульно оскорблять незнакомого человека. Кто бы он ни был. Может, она не лжет, и ее действительно преследуют.

  Марта совсем не это хотела услышать. Замечание Рогова задело её.

  – Ох, ох, ох,– заохала она,– заступничек какой нашелся. А я, может, и не оскорбляла её еще, просто попыталась разобраться, за кого она себя выдает. Мы же её совсем не знаем. Кто она такая? Откуда? Ты ее знаешь, Рогов? Знаком с ней?

  – Нет, впервые вижу,– попытался увернуться от этого разговора Рогов, несмотря на то, что на самом деле видел эту девушку впервые. Ему были неприятны и сами вопросы, и пристальный взгляд, которым Марта желала его испепелить.

  Рогов даже начинал сожалеть, что открыл этой девчонке дверь. В его жизнь неожиданно ворвалась какая-то сумятица, а он в последнее время все чаще мечтал о покое.

  Но Марта не сдавалась.

  – Вот: впервые видишь, а защищаешь, как будто знаком с нею всю жизнь. Узнаю тебя, Рогов. Ради иллюзорной романтики ты готов на всё. Но я же не иллюзия, я – реальность! И я спрашиваю тебя, Рогов: как долго она тут задержится?

  – Не знаю, Марта. Ты же понимаешь, ее хотят убить.

  – Ее – убить?!– с сарказмом произнесла Марта и замельтешила перед ним.– Не смеши меня, Рогов. Ты только посмотри на нее, посмотри внимательнее: она сама кого хочешь убьет! Какие глаза, отнюдь не ангельские! Хотя тебе нравятся такие, нравятся ведь, Рогов?

  – Марта, ты выходишь за рамки приличия.

  – Приличия? О каком приличии здесь может идти речь? А все это представление, весь этот цирк – не верх неприличия? Понавыдумывают себе несуществующий мир и тянутся к нему всю жизнь. Но я не такая, Рогов. Я реалистка. Я живу одним днем и не собираюсь из-за кого-то ломать себе шею.

  Рогов не стал ее разубеждать. В чем-то она была и права, но в чем-то ее уязвленное самолюбие лилось через край. Они говорили сейчас на разных языках, но говорили и говорили, так что Рогов не мог даже сосредоточиться и обдумать все происшедшее. Да и вряд ли смог, не зная, в сущности, ничего: кто эта девушка и за что он ее так выгораживает перед Мартой, почему защищает.

  В принципе, он мог бы сию же минуту выставить ее за дверь, помириться с Мартой, и его жизнь потекла бы дальше точно так же безмятежно, уверенно и определенно, как и прежде. Только вот что-то в нем никак не уступало, противилось этому логическому выводу. Но что, на этот вопрос Рогов так же не мог ответить, как не мог ответить и на десятки других, вереницей проносящихся в его голове.

  Сейчас Рогов чувствовал, что сильно устал, что все ему начинает надоедать, что ему просто жизненно необходимо как-то остановить этот словесный поток Марты, не то у него совсем развалится голова и вылезут мозги.

  – Чего же ты хочешь, Марта?– уже с отчаянием в голосе произнес он.

  – Чего я хочу? Чего хочу? Хочу,– задержалась она напротив,– чтобы эта фифочка убралась отсюда. И немедленно!

  – Это невозможно.

  – Почему?– не сдавалась Марта.

  – Потому что ей угрожает опасность.

  Рогов был непоколебим. Где он взял эту силу? Но Марта использовала запрещенный прием. Она пристально посмотрела на него и спросила:

  – Позволь, Рогов, а нам, нашим отношениям опасность не угрожает? Ты хоть поставил себя на мое место? Забавная картина, однако, получается. Я что-то лопочу, лопочу, выдумываю, оправдываюсь, а ты весь такой правильный, приличный, несокрушимый! Но почему, Рогов? Быть может, всё дело во мне? Быть может, я в чем-то не права? Скажи мне, я понятливая, я всё приму, но ты молчишь и сам не знаешь, что сказать. Неужели эта расфуфыренная гага так просто обвела тебя вокруг пальца, Рогов? Ты ведь вроде давно не мальчик? Убей меня бог, я ничего не понимаю. А может, просто-напросто не хочу ничего этого понимать. Не хочу и всё!

  – Но Марта!

  – Погоди, Рогов, погоди, я с тобой совершенно запуталась. Ты можешь хоть раз в жизни быть со мной откровенным до конца? Вот как на духу, сейчас же ответь, Рогов: ты любишь меня или нет?

  Рогов глянул на нее, в ее остановившиеся глаза и тут же отвел взгляд: до чего банальным и избитым показалось ему сейчас это слово «люблю». Мы любим поесть, любим поспать, просто любим. Любим, любим, любим,– до заезженности! И почему этот подленький глагол хочет влезть буквально во все, где ему изначально нет места? Почему даже состояние влюбленности, единственное неописуемое колебание нашей тонкой души, мы передаем именно этим «заезженным» глаголом? Почему для этого поистине душевного состояния в нашем языке нет более однозначного и неповторимого слова, чтобы оно было ни на что не похоже и чтоб его невозможно было просто так, без всякой на то надобности употреблять?

  – Молчишь?– с оттенком презрения прервала размышления Рогова Марта.– Я так и думала. Ты, Рогов, самый обыкновенный эгоист, и тебе совершенно наплевать на всё: на меня, на мои чувства к тебе, на людей, которые тебя окружают, и даже на эту потаскушку. Ты же и ее недолго будешь терпеть. Она скоро тебе надоест, потому что в том, твоем мире, всякая инородность упорно выталкивается вон.

  Рогову становился неприятен этот разговор, он попытался прервать его, сказав:

  – Марта, прекрати!– но только подлил масла в огонь.

  Марта вспыхнула:

  – «Прекрати, прекрати»... Надоели стоны Марты? Вам приятнее квохтанье кур? «Ей угрожает опасность... Она не может уйти...» Очарован сладким пеньем? Ну почему, Рогов?!

  Двумя руками Марта схватила Рогова за ворот рубахи и затеребила его, давая понять, что это «почему» относится не к их разговору в частности, а вообще, ко всему сущему, как риторическое гамлетовское «быть или не быть».

  Но и на этот вопрос Рогов не мог дать Марте ясного и определенного ответа: для него вдруг не только сегодняшний вечер, но и вся прошедшая жизнь показались окутанными густым, непроницаемым туманом.

  «Чего ты от меня требуешь, Марта,– думал он,– если я даже сам от себя сейчас не волен ничего потребовать, ибо в данный момент так же плохо себя понимаю, как и ты меня».

  – Молчишь?– меж тем продолжала пытать его Марта.– Как всегда. (Ухмыляется какой-то загадочной, «себе на уме» улыбкой.) Ты и в жизни, и в постели такой молчун.

  Это было слишком. Запрещенный прием. Рогов вспылил:

  – Марта! Это переходит всякие границы! Прекрати, как тебе не стыдно!

  Марта ухмыльнулась, подняла руки.

  – Прекращаю, Рогов, прекращаю. Не волнуйся, дорогой, с сегодняшнего дня я всё прекращаю. Я оставляю тебя, Рогов. Да, ухожу. Подай мне, пожалуйста, если тебе не трудно, в последний раз пальто. Хотя нет, не надо, я ведь женщина самостоятельная. Вполне. Справлюсь сама.

  Она пошла в прихожую, судорожно обулась, с трудом, злясь, застегнула на сапогах «молнию», потом так же торопливо всунула руки в рукава пальто.

  Рогов предпринял еще одну отчаянную попытку удержать её:

  – Марта, не глупи! Это не повод, чтобы устраивать тут сцены ревности.

  – Вот именно,– выпрямившись, Марта замерла на мгновение, чтобы отдышаться.– Ты совершенно прав, мой дорогой. С меня хватит. Я и так дошла до того, что начала ревновать тебя к книгам, мне еще не хватало ревности к какой-то уличной девке.

  – Марта, остановись, не скатывайся до пошлостей.

  – До пошлостей?– возмутилась она.– О какой пошлости идет речь? А разве всё происходящее здесь, и твоя роль во всем этом – не пошлость? У-у! Не хочу и говорить об этом. Прощай, не провожай меня, не надо.

  Она плотнее укуталась в пушистый песцовый воротник, решительно крутанула ручку замка, а увидев застывшую в дверях спальни девушку, бросила едко:

  – А что вашим киллерам передать, мадемуазель? Пусть подождут? Ладно, передам. Всего хорошего,– сказала и выскочила за дверь.

  Рогов почувствовал себя скверно. Ему показалось, что сейчас, именно сейчас, когда ушла Марта, произошел очередной скачок в его жизни, и что будет за ним – светлая полоса или темная,– он не смел и догадываться.

  Да и сердце ни о чем не говорило. Оно только нервно трепыхалось в груди, как подбитая птица, глухо отдаваясь в мозгу и разгоняя всякие мысли.

  3

  – Какая женщина,– прервала размышления Рогова девушка.– Крутая. Она всегда такая? Налетела, как тайфун, вскружила всё и унеслась.

  – Марта?– переспросил Рогов, слегка повернув к девушке голову.– Она немного не в себе. Я же говорил вам, ваш визит ей не понравится. Да и кому бы он понравился? Не знаю, что теперь будет. Да и вы тоже хороши: нет бы, действительно, внятно объяснить ей, что с вами случилось, а то стояли только да мямлили: простите, извините... Конечно, она взвилась. Мало того, что застала вас тут, так вы еще своим молчанием разворошили угли.

  – Но и вы всё время отмалчивались. Почему сразу не убедили её в том, что я не ваша знакомая? Она же разговаривала со мной, как с соперницей, вы же видели и не остановили её. Вам хотелось, чтобы она поиздевалась надо мной?

  – Ну, знаете, это слишком.– Рогов был вне себя от такой наглости.– Долго же вы молчали. Наконец прорвало. Теперь я вижу ясно, что вы за штучка! Теперь точно знаю, что вас преследуют и хотят убить. Я бы и сам вас, наверное, убил за ваш острый язык и норов!

  – Значит, вы не лучше их! Такой же!

  – Я их просто начинаю понимать. Они, наверное, не такие уж и плохие парни.

  – Как вы можете!– с отчаянием бросила Рогову девушка. Этот человек совсем не понимал её и не хотел понять. Еще несколько минут назад он защищал её даже перед своей женщиной, даже на грани разрыва, отчего теперь так быстро переменился? Что произошло?

  Девушка не находила слов. Обстановка неудержимо накалялась. Ей бы взять и уйти, вырваться из этой нелепой ситуации, но где гарантия, что внизу её никто не поджидает?

  И снова звонок в дверь разорвал атмосферу накалившихся эмоций.

  – Кто там еще, черт возьми!– раздраженно выпалил Рогов.

  – Не открывайте!– девушка не знала, что делать.

  – Ну уж нет, непременно открою: ваши штучки мне до чертиков надоели.

  – Не открывайте, умоляю вас,– как и раньше испуганно задрожал её голос. Но Рогову хотелось как можно скорее положить всему конец.

  – Открою, это, может, вернулась Марта. Несмотря на все, она мне еще не безразлична.

  Но голос из-за двери разубедил его в собственных предположениях.

  – Роман, это я, Вадим,– раздалось вслед за звонком.– Спишь, что ли?

  Рогов открыл. У порога на самом деле стоял Вадим, его старый приятель еще со студенческой скамьи с полиэтиленовым пакетом в руках. В последнее время они стали видеться реже, но раньше хоть раз в две недели, но встречались в кафе и болтали о всякой всячине, наслаждаясь обществом друг друга.

  – Вадим?– удивленно спросил Рогов.– Какими судьбами?

  – Шел мимо, гляжу: огонек.

  Вадим вошел в квартиру Рогова и сразу же заметил в гостиной незнакомую девушку.

  – О! Да ты тут не один? Пардон-с, не вовремя.

  – Да нет, проходи, проходи, это совсем не то, о чем ты думаешь.

  – А я, собственно, ни о чем и не думаю,– сказал Вадим, оценочным взглядом окидывая девушку.– А как же Марта, ты с нею давно того? Или это так, легкий адюльтерчик?

  – Никакой не адюльтерчик,– поспешил разочаровать своего гостя Рогов.– Мы с нею едва знакомы, я увидел её только сегодня, не выдумывай. Кстати, ты ничего подозрительного возле подъезда не заметил?

  – Возле подъезда? Не заметил. А что я должен был заметить?– не спуская любопытного взгляда с девушки, рассеянно спросил Вадим.

  – Ну, каких-нибудь подозрительных типов.

  – Каких типов? Скоро ночь на дворе. Все подозрительные типы в такую пору либо пьют пиво в барах, либо в сауне и с бабой,– захихикал своей удачной, как ему кажется, шутке Вадим.

  – Я тебя серьезно спрашиваю, а ты гаерничаешь. Не видел никого подозрительного внизу?

  – Не видел, не видел. Что ты пристал ко мне? «Серьезно»... Что ты сегодня такой серьезный, Роман? Тебе серьезность не к лицу. Давай лучше расслабимся, выпьем коньячку за встречу. Я что, зря пришел? Тащи рюмки, не трави душу,– Вадим выудил из полиэтиленового пакета бутылку коньяка.

  – С каких это пор у тебя завелся коньяк?– спросил его не без удивления Рогов.

  – Вчера провернул одно шикарное дельце. Получил, можно сказать, дивиденды.

  – Я тоже получил, только ниже пояса.

  – От Марты?

  – От неё. Сегодня она, как всегда, вечером пришла ко мне, а у меня – пожалуйста!

  – Во-на! А я-то думаю, чего ты такой счастливый. По тебе, правда, совсем не скажешь, что Марта тебя застала с другой: на тебе ни царапины, ни синяка, а я-то Марту знаю – она так просто ничего не спустит.

  – Тут совершенно другой случай,– попытался оправдаться Рогов.– Эта девушка просила моей защиты.

  – Ух ты, вот бы она меня попросила, я бы её даже грудью прикрыл.

  Рогову было не до шуток.

  – Я серьезно. Она прямо-таки ворвалась ко мне. За ней, оказывается, гнались.

  – Я бы тоже за такой погнался.

  – Но она утверждает, что её хотят убить, и убийцы, якобы, здесь, внизу, дожидаются, пока она выйдет.

  – Любопытно. Это она тебе всё рассказала?

  Рогов кивнул головой.

  – Ох и баба!– восхищенно сказал Вадим.– Обожаю авантюристок! Ты разрешишь пообщаться с ней? Не приревнуешь?

  – Пожалуйста, я с ней пообщался предостаточно.

  Рогов с Вадимом вошли в гостиную. Вадим подошел к девушке в ореоле неприкрытого любопытства.

  – Здравствуйте, милая девушка, здравствуйте, красавица!

  – Здравствуйте,– холодно ответила ему девушка.

  – Разрешите с вами познакомиться. Меня зовут Вадимом. А вас?

  – Ритой.

  – Рита. Красивое имя.

  – Спасибо,– так же холодно поблагодарила его Рита, несмотря на воодушевление Вадима и его желание рассыпать комплименты. Но Вадим не обратил внимания на её холодный тон, он его даже завел. Нет ничего приятнее поиграть с ретивой кошечкой в кошки-мышки и в конце концов добиться её расположения своей уверенностью в себе. Эта тактика редко когда подводила Вадима. Ею он предпочел воспользоваться и теперь. Он сознательно немного затянул паузу и, не скрывая своего интереса к девушке, чуть позже произнес:

  – Как мило вы произносите это «спасибо». Я вами очарован. Мне тут Роман Сергеевич сказал, что вы нуждаетесь в защите. Может, я на что сгожусь? Я парень крепкий, непробиваемый. В детстве немного увлекался боксом. Глядите, какие у меня стальные кулаки, посмотрите!

  Вадим сжал руки в кулаки и протянул их Рите. Рита недоуменно посмотрела на Вадима:

  – Вы идиот или прикидываетесь?

  Настал черед удивлению Вадима. Он не был готов к такому повороту. Счет явно складывался не в его пользу. Он переспросил Риту:

  – Что? Я не понял?

  – Я говорю: вы идиот или только прикидываетесь им?

  Девушка не шутила, и это мигом сбило с Вадима спесь.

  – Ну, это вы зря, душенька. Я к вам, можно сказать, всей душой, а вы мне резко – на! – под дых. Но я скажу вам, мне это по нраву. Крутая женщина! Отчаянная, спасу нет. Везет тебе, Рогов, на лихих девчат. Марта, что Анка-пулеметчица: всех из «максима» перекокошит, и эта не промах.

  – Не «эта», а Рита,– не сдавалась девушка.– И вообще, вы пришли, как я поняла, к Рогову, вот с Роговым и общайтесь.

  Вадим с восторгом повернулся к другу, но в голосе его уже не присутствовала прежняя игривость.

  – Ну, горяча, горяча штучка! Вулкан. Ты не находишь, Рогов? Бес, а не девка! Я прямо завидую тебе: чем ты их только берешь? Колись.

  – Ничем я их не беру, не преувеличивай. Девушка невольно оказалась здесь и скоро уйдет.

  – Уйдет? Сомневаюсь,– слегка покачал головой Вадим.– Ты её так просто отпустишь? Мне отчего-то кажется, что вы разыгрываете меня. Оба. Чтобы я вас не сдал Марте. Верно? Но я сдаюсь, верю вам и предлагаю всем выпить, зная, что шутка удалась. Ну что ты стоишь истуканом, Рогов, тащи сюда скорее рюмки и закуску. Я что к тебе, по-твоему, напрасно пожаловал?

  Рогов ушел на кухню, Вадим посмотрел на Риту с лукавым прищуром:

  – Слушай, крошка,– вдруг резко перешел он на «ты»,– брось ломаться, я же тебя насквозь вижу: ты не того полета птица, чтобы виться возле Рогова. Не пойму даже, что тебя привело к нему. Он же нудный, скучный, весь какой-то заплесневелый, типичный интеллигентишка из прошлого века. А ты – огонь, а не девка, кровь с молоком, ты – будущее. Оставь его, поедем со мной, закатим в какой-нибудь шикарный бар, возьмем шампанского, фруктов, шоколада,– это же твоя стихия, меня не проведешь, я чувствую!

  – Может, вы ошибаетесь?– Рита по-прежнему была с ним на дистанции.

  – Э нет, насчет этого никогда. На такие вещи у меня нюх. Ты не из этой породы, не из того теста, что Рогов. Не знаю, как ты тут оказалась, и что тебя связывает с Роговым, но уверен, через час тебе станет с ним скучно. Рогов поедом ест самого себя, а в наше время это давно не популярно и совсем, совсем неинтересно, понимаешь? Сейчас настало другое время: время людей деловых, предприимчивых, хватких; если хочешь, немного циничных, таких, которые не вытаскивают свои кишки наружу и не копаются в собственных мозгах. Настало время действия, напора, бездумного и беспощадного «вперед», и ты, как я вижу, дитя этого времени.

  – И вы тоже относите себя к таким людям?

  – Разве по мне этого не видно? Не далее как вчера я провернул одну удачную сделку, сегодня её отмечаю.

  – Зачем тогда вам Рогов?

  Вадим, казалось, ждал этого вопроса.

  – Рогов? Он мой старый студенческий товарищ. Мы с ним сидели за одной партой, вместе, как говорится, грызли гранит науки и не один пуд соли съели.

  – И вы его после этого так порочите?

  Казалось, эту девушку ни в чем нельзя было переубедить.

  – Ты насчет интеллигентности? Так это ж очевидно. Он и сам об этом прекрасно знает.

  – Но вы же его ни капли не уважаете, не цените даже как человека, а смеете называть своим близким другом. Интересная у вас получается дружба.

  – Ну, это ты зря,– не хотел мириться с проигрышем Вадим.– Я никогда не скрывал своего благосклонного отношения к Рогову и всегда говорил ему в глаза всё, что о нем думаю.

  – И даже о том, что вы сейчас сказали мне?

  – А-а!– прищурившись и помахивая указательным пальцем, произнес Вадим.– Поймала? Поймала?– С его лица не сходила ехидная улыбка.– Говорю ли я ему? Конечно, говорю. Говорю, а то как же.

  – Тогда его нужно благодарить за то, что ваша дружба еще на чем-то держится,– сказала Рита.– Только мне кажется, что это не дружба вовсе.

  – Что же, по-твоему?– вошедший неожиданно в комнату Рогов будто прибавил Вадиму сил. Он снова насел на Риту:

  – Что же ты замолчала, продолжай!

  Рогов удивился, что они так быстро перешли на «ты».

  – Вы уже нашли общий язык?

  – Пока только пытаемся. Говорили о тебе.

  – Обо мне?

  – Именно.– Вадим снова обрел прежнее присутствие духа.– Я удивился, как вы, такие разные по натуре люди смогли сойтись.

  – Но я же говорил тебе,– сказал Рогов,– мы едва знакомы. Вернее сказать, совсем незнакомы.

  – Но твоя гостья утверждает, что успела тебя узнать предостаточно, и её мнение, оказывается, совсем не совпадает с моим.

  – Было бы удивительно,– сказал Рогова, опуская поднос с закуской на столик,– если бы ваши взгляды совпали: вы такие разные.

  – Вот и я ей о том же талдычу. Она видит в тебе спасителя человечества, защитника всех униженных и оскорбленных.

  Рогов улыбнулся:

  – Ну, на эту роль, как мне кажется, я совсем не подхожу.

  – И я ей о том же,– торжествовал Вадим, но Рита возмутилась:

  – Как вам не стыдно! Вы же всё лжете. Я совсем ничего такого не говорила. Даже не думала. Хотя чему удивляться: у таких, как вы, никогда ни стыда, ни совести не было. А вы еще пытаетесь говорить о дружбе. Какой же вы друг, если в глаза говорите одно, а за глаза другое?

  Вадим бросил на неё испепеляющий взгляд:

  – Вот тут, предположим, девочка, ты ошибаешься. Я ничего не сказал такого, чего бы не говорил самому Роману. И ему об этом прекрасно известно. Мало того, я могу повториться и снова сказать, что Роман Рогов принадлежит к тому типу интеллигенции, которая сама себя ест. Поедом. Представьте себе Прометея, пожирающего собственную печень. Вот это, собственно говоря, и есть наш Роман. Эдакий мазохиствующий интеллигент, наслаждающийся своим мазохизмом. Страдалец, упивающийся собственным страданием. Это у большей части нашей отмирающей интеллигенции в крови. И он об этом, повторюсь, прекрасно знает, ничего нового я ему не открыл, по сути. Правда, Роман?

  Рита вспыхнула:

  – Да где ж тут правда? Какая правда? Почему же вы молчите, Роман? Вас же явно оскорбляют. Оскорбляют и унижают. Как вы это терпите?

  – А он у нас из терпеливых,– сказал Вадим, предвкушая победу.– Как говорится, Бог терпел и нам велел. В наше время неандертальство, конечно, но именно за это неандертальство я его и люблю. А, не хочу об этом больше говорить. Идемте лучше к столу, выпьем за Романа и его открытую всем земным ветрам душу.

  Вадим взял бутылку и стал разливать спиртное по бокалам.

  – Я с вами пить не буду: вы мне противны,– не сдавалась Рита.

  – Как знаете,– пожал он снисходительно плечами и протянул наполненный коньяком бокал Роману.– Давай, Роман, за тебя.

  Однако Рогов оказался солидарен с Ритой.

  – Я тоже пить не буду.

  – Ну вот, подарочек,– удивился Вадим.– За себя и не будешь?

  – С тобой не буду.

  – Что так?– насторожился Вадим.

  – Да вот так, Вадим,– сказал вполне серьезно Рогов.– Давно тебе хотел сказать, да как-то не решался. И может быть, если бы не этот случай, не эта девушка, так, возможно, никогда бы и не решился.

  Рогов ненадолго умолк, как бы подыскивая наиболее точные слова, но, видно, они давно уже были найдены, только всё еще хранились в памяти.

  – Я всегда считал тебя своим другом. Близким другом. Прощал тебе всё: твой эгоцентризм, твою беспардонность,– многое прощал, многое пропускал мимо ушей и гнал из сердца, чтобы только не очернить нашей дружбы, не запятнать её. Но ты не замечал этого никогда (или не хотел замечать), и значит, никогда по-настоящему другом мне не был, и понять меня никогда не мог.

  Роману было тяжело произносить эти слова, но, видно, они давно накипели.

  Вадим недовольно торопил его:

  – Интересно, интересно, продолжай.

  – А тут и продолжать нечего,– произнес с сожалением Роман.– В моем понятии настоящий друг тот, который всегда, без утайки, открыто скажет тебе, в какое дерьмо ты превращаешься. И я тебе скажу со всей откровенностью: ты, Вадим, превращаешься в полное дерьмо.

  Роман замолчал, и комната на несколько секунд наполнилась тишиной. Вадиму не верилось, что он такое услышал от Романа. Он всегда считал, что между ними нормальные дружеские отношения. Сколько он знает его, тот ни разу даже не заикнулся о чем бы то ни было плохом в их дружбе. Но вот, оказывается, так только казалось.

  Вадим из одной руки переложил бокал в другую, хмыкнул задумчиво, потом сказал:

  – Вот так пришел пообщаться к другу, старому другу, другу, с которым съел не один пуд соли... Впрочем, об этом я уже, кажется, говорил. Значит, в твоем представлении я полное дерьмо?

  – Становишься им.

  – Замечательно. Спасибо, что предупредил, а то я бы потом вовек не отмылся. Что-нибудь еще?– в упор с вызовом уставился на Романа Вадим.

  – Разве этого недостаточно?– Роман не отвернул взгляда.

  – По мне так чересчур. Ваши прозрения просто потрясают. Спасибо огромное, что ты открыл мне глаза. До этого я слепо бродил в жутких потемках. Не замечал ничего и не слышал. Чудесно. Но раз мы так уж разговорились, так разоткровенничались, позволь тогда и мне, Роман, кое-что о тебе сказать.

  Вадим не спешил. Ему хотелось, как можно больнее ранить непредвиденно взбунтовавшегося друга.

  – Ты ведь тоже далеко не идеал, хотя и пытаешься им казаться, жить, как говорится, по святому писанию, по совести. Только насмотрелись мы на такую жизнь. Сейчас другие времена, другие нравы, пора бы уже понять это. Если ударили тебя по левой щеке, бей правой. Прижимают к обочине, врежь в бок! Сейчас нельзя давать себя топтать, потому что затопчут насмерть. Сейчас все одиночки, волки, потому и доверять никому нельзя: съедят или подставят. Так лучше съем я, чем съедят меня. А ты всё в интеллигентишку играешь, всё хочешь казаться правильным, только правила-то эти надуманы. И всё надумано: и чувства наши, и эмоции. Теперь холодный расчет. Муж – жена, любовник – любовница, начальник – подчиненный. Соседи, друзья, знакомые,– всё, всё по расчету, а иначе в наше время не выживешь или будешь жить, как бирюк: загнанный, голодный и никому не нужный, обладай ты хоть тысячью талантов и беспредельным сердцем.

  Вадим даже стал задыхаться от подобной вспышки:

  – Зачем далеко ходить? Вот тебе наглядный пример моих слов (показывает на Риту): новое поколение. Живут, как хотят, знают, чего хотят. Они не рассуждают и не рассусоливают, идут и берут, и никогда ни в чем не сомневаются. А ты всё жуешь и жуешь свою интеллигентскую жвачку, всё носишься и носишься со своими бледными эмоциями и, как крот, копаешься в самом себе до умопомрачения. Но только никому это сейчас не нужно. И мне не нужно, и ей тоже. Пора бы давно спуститься на землю, Рогов, а не витать, как жаворонок, в облаках. Как говорится, будь попроще, и люди к тебе потянутся. Так я кумекаю. Хотя, живи, как знаешь. У каждого должны быть свои мозги.

  Он смолк, опрокинул содержимое своего бокала в рот, потом сказал:

  – Чувствую, мне больше с вами делать нечего, самокопатели. Скучно. И Марта, наверное, поэтому ушла, не выдержала скуки. И правильно сделала – лучше поздно, чем никогда. Прощайте, страдальцы. Меня от вас просто тошнит.