Текст книги "Гестапо. Террор без границ"
Автор книги: Юрий Бем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 5
Система учета политических противников и создание концлагерей
Чтобы расправляться с реальными или потенциальными противниками, гестапо должно было иметь о них подробные сведения и документировать их в определенной форме. Уже в Веймарской республике использовались картотеки, в которые заносились данные на подозреваемых людей. Преимущества такой системы были очевидны: в любое время могла быть получена необходимая информация. Для гестапо же это имело особое значение. Картотека становилась все обширнее благодаря широко поставленному учету всего немецкого населения. Любые сведения о заинтересованных лицах должны были немедленно извлекаться из картотеки и оказываться на столе гестаповского чиновника. Это требовало постоянной модернизации системы. Сначала использовались старые картотеки политической полиции «земель», позже их значительно расширили, введя в систему.
Стержнем ее была персональная картотека. В соответствующий формуляр заносились анкетные данные, сведения о политической благонадежности, распоряжения о прекращении или продолжении наблюдений. Прежние результаты слежки также заносились на карточки с датой и отметкой, позволявшей получить быстрый доступ к документам. В дальнейшем такие карточки стали дополняться персональной картотекой на людей, арест которых проводился в качестве «меры пресечения». Особо выделялись «враги государства», кроме того, заводились так называемые «А-карты», предусматривавшие заключение данного лица в случае войны, а также особые картотеки на чиновников и евреев. По мере надобности они извлекались из общего каталога.
Заводились также карточки на бывших служащих политической или криминальной полиции. Особо регистрировались работавшие в принудительной форме евреи, иностранные рабочие, высокопоставленные персоны, журналисты. Существовали специальные картотеки с данными на церковнослужителей, масонов, эмигрантов и политических агитаторов. Список всегда мог быть дополнен. Характер картотек варьировался в зависимости от обстоятельств.
Все эти картотеки имели еще дублирующие, скомбинированные по алфавитному принципу, так называемые персональные картотеки. В указе от марта 1934 года гестапо требовало, чтобы эти картотеки отражали полную картину политического прошлого и политических связей того или иного лица и позволяли сразу же создавать впечатление о его благонадежности.
Региональные картотеки политической полиции время от времени передавались в гестапо. А в последующем оно потребовало от РСХА и «стапо-отделов» отправлять наиболее важные персональные картотеки в Берлин, где их регистрировали в центральном архиве.
Здание гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, 8
Главная картотека гестапо к началу 1939 года имела до двух миллионов персональных карточек и около 600 000 анкет. Для учета такого количества материала необходимо было не менее сотни сотрудников.
До начала войны сбор сведений велся главным образом на политических противников из КПГ и СДПГ, вне зависимости от того, продолжали ли они активно работать или вышли из партии.
5 февраля 1936 года Гейдрих отдал распоряжение прусскому государственному полицейскому аппарату и политической полиции завести картотеку на всех врагов государства, которых «в случае войны должны репрессировать в порядке профилактики». Кто считался врагом государства – оставалось, разумеется, неясным. Под это определение мог попасть любой человек или же тот, кого необходимо было считать таковым. Гейдрих арестовывал вообще всех «тех, от которых следовало ожидать неповиновения в изменившейся политической обстановке, и тех, чья деятельность вызывала подозрение в саботаже, содействии вражеской агентуре или вообще ненадежных». Текст распоряжения гласил: «Не следует сомневаться, стоит ли заносить в картотеку того или иного регионального служащего. Важен результат». Распоряжения Гейдриха различные региональные служебные инстанции понимали по-разному. Так, под понятие «врагов государства» в Пруссии относили огромное количество потенциальных противников и тщательно их регистрировали. Тайная полиция задержала свыше 46 000 подозреваемых – таковы были требования гестапо; и это при том, что вместимость концлагерей была далеко не достаточной.
Главную картотеку заполнили только к началу 1937 года, но на этом сотрудники гестапо не остановились. На основании доносов и тотальной слежки она постоянно пополнялась, в том числе «А-картами». Летом 1938 года Гейдрих ввел новые критерии по отношению к трем категориям нижних военных чинов. По первой группе (A1) регистрацию проходили «враги государства и лица, уклонявшиеся от всеобщей мобилизации». Арест тем не менее распространялся прежде всего на тех, кого можно было отправить на войну, да и то в том случае, если эта группа не охватывала слишком широкий круг людей. Ко второй группе (A2) относили тех, кто подпадал под всеобщую мобилизацию. Их надо было держать под постоянным контролем. И, наконец, в третью группу (A3) вошли те, «кто на день мобилизации отсутствовал в государстве». В обязательном порядке заносили в картотеку лиц, представлявших собой «опасный потенциал», за которыми следовало особенно тщательно наблюдать или даже арестовывать.
Телетайпная комната в центральном управлении гестапо
В местных учреждениях гестапо с 1938 года также стали создавать новые картотеки. Как и персональные, копии карт А1 и А2 отправлялись в центральное гестапо, чтобы пополнять там имперскую унифицированную картотеку. О перемещении находившихся под наблюдением лиц следовало сообщать компетентным «стапо-отделам» по новому месту жительства. Количество потенциальных арестантов сокращалось само собой, так как многие из них просто не выдерживали транспортировки и условий жизни в концентрационных лагерях. Однако и в этом случае у национал-социалистов было готовое решение: по распоряжению Вернера Беста лица, арестованные на юге и юго-западе Германии, направлялись в концлагерь Бухенвальд, а на северо-западе и в центре Германии – в Заксенхаузен. На востоке Пруссии создавались новые концлагеря, транспортировку заключенных осуществляли инспектора полиции безопасности в отдельных военных округах.
Своими главными политическими противниками национал-социалисты считали представителей рабочего движения и его организации, а также антифашистов и левых.
Решающим средством в системе подавления потенциальных оппонентов для национал-социалистов стали концентрационные лагеря.
Чтобы понять, как хитроумно и коварно функционировала эта система, рассмотрим сначала, как возникла идея построения подобных учреждений, которые впоследствии гестапо широко использовало в своих преступных целях.
В течение первых месяцев нацистского господства уже были созданы камеры для пыток, которые размещались в подвалах, казармах и помещениях СА. До конца 1933 года их почти все ликвидировали. Кроме того, национал-социалисты направляли оппозиционеров в так называемые многочисленные «предварительные» лагеря, которые были сначала существенной составной частью террора. В 1933 – 1934 годах было создано более 70 лагерей для политических противников. Наряду с этим существовало около 30 мест заключения, которые предусматривались для «арестов в качестве меры пресечения», а также 60 тюрем гестапо, СА и СС. Сначала лагеря централизованно создавались новым имперским правительством, и эта инициатива не шла от местного нацистского руководства, которое осуществляло различные программы и мероприятия в соответствии со сложившимися условиями в своих землях. Но «предварительные лагеря» частично обозначались уже как концентрационные, хотя и имели различную структуру.
К первому типу относились лагеря, созданные на национальной почве государственными верховными органами власти (полицией, политической полицией и Министерством внутренних дел), управление которыми подчинялось гражданскому начальнику лагеря. Тогда как охрана СА и СС рассматривалась как «вспомогательная полиция», которая была подчинена своему начальнику лагеря, назначенному из их рядов. Имелись лагеря и другой структуры, подобной той, что создавалась в Пруссии. Это были Зонненбург, Лихтенбург, Бранденбург, Эстервеген I и II, Боргермоор и Нейструм и, кроме того, лагерь Саксенбург в Саксонии.
Второй тип лагерей создавался региональными или местными органами власти. Они, правда, охранялись также СА, однако при надзоре полиции. Здесь держали арестантов преимущественно только несколько недель. В Пруссии это были Браувайлер, Бенхингхаузен, Моринген, Глюкштадт, а в Бадене – лагерь Крислау дер Фалль.
Третий тип образовывался без государственного надзора региональными руководителями национал-социалистских организаций с целью защиты своих личных интересов. Он был совершенно произвольным. По инициативе полиции или местных властей такие лагеря были образованы в Бреслау, Keмне, Штеттине и Эвтине с соответствующими индивидуальными структурами.
Четвертый тип лагерей создавали СА и СС. Они считались партийными, в них набиралась охрана из состава местной и региональной полиции. Заключенные там содержались несколько дней или несколько недель. К таким лагерям можно причислить, например, Ораниенбург. Позднее они попали под государственный контроль [15]15
Drobisch KlausWieland Gьnter. System der NS-Konzentrationlager 1933 – 1939. Berlin 1933.
[Закрыть].
Первый такой «предварительный лагерь» был закрыт в марте 1934 года. Рудольф Дильс убедил Геринга в том, что такие лагеря должны войти в ведение государства. Тем не менее они, непосредственно после взятия Гитлером власти, и начали гонение на политическую оппозицию. А с принятием «Закона о защите народа и государства» вместо реорганизованных «предварительных» начали возникать регулярные государственные лагеря. Считалось, что единая система лагерей на территории страны даст больший эффект. К этому времени значительно укрепилась позиция СА, недисциплинированные боевики которой перестали подчиняться НСДАП.
Средства могли быть различными, но цель оставалась одна: ликвидация оппозиции. Это достигалось непосредственными и косвенными репрессиями. В самих лагерях усиливался террор против политических противников: физическое и психологическое давление, лишение свободы и выталкивание из прежней личной и общественной жизни, постоянные истязания, ужасающие условия жизни, разрушение личности и индивидуальности. Косвенная форма террора состояла в постоянной угрозе заключения в концлагеря. Страх перед лагерем усиливался осознанно. Ему предшествовали постоянно растущие репрессии против членов организованного рабочего движения во всех частях страны и публикации в прессе материалов о концентрационных лагерях. Так, 21 марта 1933 года можно было прочитать сообщение о концлагере Дахау. Это дало свой эффект. Сознавая открытую угрозу попасть в концлагеря, мало кто решался сочувствовать оппозиции и тем более участвовать в ее движении.
Гиммлер, в центре, и Гесс ( справа) рассматривают модель расширенного концлагеря Дахау. 1936 г.
Два основных направления устройства концлагерей вышли на передний план: прусская и баварская модель. В Пруссии к марту 1933 года уже не хватало места для новой волны арестованных. Прусское Министерство внутренних дел совместно с политической полицией планировало организовать в Эмсланде новый лагерь. Причем было установлено своеобразное разделение труда: Министерство внутренних дел отвечало за организацию и управление лагерем, а полиция и гестапо давали указания о заключении и освобождении арестантов. В пределах лагеря имелось, правда, гражданское управление в лице начальника лагеря, но охранные отряды СС подчинялись только коменданту СС, а он часто посылал гражданского директора куда подальше. В 1933 году потерпела неудачу идея создать в Пруссии централизованный концлагерь из-за невозможности раздела компетенций. Прусский начальник полиции Курт Далюге стремился расширить число охранников СС и свести к нулю позицию начальника лагеря. В то же время шеф гестапо Рудольф Дильс выражал недовольство недостаточно эффективным контролем над концентрационными лагерями.
Баварская модель, которая должна была победить в будущем, предполагала организацию близ Мюнхена концентрационного лагеря, имя которого оказалось тесно связанным с национал-социалистским репрессивным аппаратом. Это был знаменитый лагерь Дахау.
Уже 20 марта 1933 года по приказу Гиммлера, тогда начальника мюнхенской полиции, был создан концлагерь, для охраны которого откомандировали сотню мюнхенских полицейских. Впоследствии они были заменены командой политической полиции. Ко 2 апреля они постепенно заменялись эсэсовцами, считавшимися «вспомогательной полицией» и подчинявшимися непосредственно Гиммлеру. Занимая ответственный государственный пост, он был намного авторитетнее местных аппаратчиков. Они вынуждены были подчиняться ему, поскольку Гиммлер занимал пост имперского шефа СС.
Как-то дело дошло до убийства первым комендантом СС нескольких арестантов. Это дело получило общественную огласку. Однако Гиммлер при поддержке шефа СА Рема сумел его закрыть, что и одобрил сам Гитлер. Рём, как руководитель СА и одновременно имперский министр без портфеля, приложил всю свою энергию на создание лагерей. Он придерживался также мнения, что «арест как мера пресечения» должен входить в компетенцию политической полиции, а не юристов. Судебных инстанций это не касалось, не их дело было заниматься политическими противниками нацистов.
Гиммлер назначил нового коменданта Дахау, бригадефюрера СС Теодора Эйке, который был обязан подчиняться имперскому руководителю СС при решении вопросов, касавшихся «особых случаев» нарушения дисциплины и установления штрафных порядков в лагере для пленных. Эйке создал точные служебные инструкции для охранников лагеря: при нарушении дисциплины заключенными к ним применялись драконовские методы. Он установил в концлагере беспрецедентный террор. Солдатам охраны предписывалось относиться к арестованным со всей строгостью.
И они с удовольствием использовали такие возможности, так как придраться к заключенным и наказать их за нарушение инструкции не представляло трудностей. Для арестантов установили суровые правила поведения в лагере. А в случае несправедливого наказания их никто не мог защищать. В действительности эта «инструкция» давала возможность охранникам творить произвол. Сущность системы концлагерей сводилась к тому, чтобы довести до совершенства садистское отношение к сотням заключенных. Бесчисленные свидетельства о жестких порядках в концлагерях вновь и вновь это подтверждают.
Организационная структура лагеря Дахау стала, так сказать, прототипом других концлагерей. Он был разделен на три категории: комендатура, два охранных отряда «вспомогательной полиции» и так называемое «политическое отделение». Комендант Эйке, как член СС, подчинялся рейхсфюреру СС Гиммлеру и занимался организацией лагеря, управлением и медицинским обслуживанием. Он отвечал также за охрану заключенных. Гиммлеру подчинялась «вспомогательная полиция». Политический отдел в конечном итоге входил в ведение Гейдриха как руководителя баварской политической полиции. Он же отвечал за экзекуции, аресты, проведение допросов и освобождение заключенных. Здесь сказалась двойственность структуры: при выполнении этих функций Гейдрих подчинялся Гиммлеру не как рейхсфюреру СС, а в качестве политического референта при Министерстве внутренних дел и командира политической полиции в Баварии.
Позднее, с разделением политической полиции, ей были предоставлены права контролировать поступление заключенных в концлагеря. Возможности осуществления «арестов в качестве меры пресечения» стали со временем особенно реальными. Однако уже появлялись тенденции искать новые средства для выполнения этой задачи. На деле же пока все решала политическая полиция, а затем – гестапо. Никто не мог точно определить, виновен арестованный или нет, а если виновен, то сколько времени он должен находиться в концлагере. Отрегулированная юридическая процедура для перепроверки вины заключенных была исключена.
Утренняя поверка в концлагере Заксенхаузен
Система концентрационных лагерей делала возможным бесцеремонное обращение с потенциальными врагами национал-социалистов. Речь шла не о простом «разгосударствлении», которое проходило бы на основе проблем финансирования, а о государственном мероприятии национал-социалистов. Треугольник власти Гиммлера: СС – концентрационные лагеря – гестапо начинал свои карательные действия в Баварии и с 1934 года получил свое продолжение в остальных лагерях, построенных по образцу Дахау.
Глава 6
Доносители, шпионы и осведомители гестапо
Защита общества от антигосударственных и антинародных проявлений перемежалась в гестапо с постановками второстепенных проблем. Ставилась, например, задача: как добиться надежной и действенной информации? Вокруг Тайной государственной полиции постоянно создавались различные мифы. С одной стороны, гестапо пропагандировали как открытый орган, готовый поставлять неофициальную информацию. С другой стороны, его считали организацией, где было полно шпионов и за каждым сотрудником велась слежка с помощью микрофонов и других средств разведки.
Однако это не всегда соответствовало реальности: число оплачиваемых информаторов из персонала не было столь значительным. Возможности их оказались ограниченными. И в то же время проведение карательных мероприятий против «вражеских группировок» осуществлялось на деле. Хотя в гестапо были убеждены в деловых качествах имевшихся в его составе хороших специалистов для борьбы «с врагами», однако их было недостаточно для охраны германской «народной общности». Из-за нехватки квалифицированного персонала гестапо вынуждено было апеллировать к отдельным «друзьям народа». Гейдрих требовал, чтобы «они контролировали и доносили обо всем, что происходило рядом с ними». Однако такой план не всегда осуществлялся из-за того, что гестапо было не в состоянии вычислить всех идеологических противников из сообщений огромной массы доносителей: соседей, друзей и коллег. Впрочем, акты юстиции, НСДАП и гестапо позволяли арестовывать подозреваемых без тщательной проверки. Привратники, соседи или сотрудники, не стесняясь, строчили доносы, причем, вероятнее всего, не по идеологическим соображениям, так как они сами не были национал-социалистами, а из чувства страха. Доносы и уведомления направлялись либо непосредственно в Тайную государственную полицию, либо в широко разветвленные подразделения НСДАП, которые передавали эту информацию дальше по инстанции. Наряду с национал-социалистским мировоззрением такое поведение доносчиков мотивировалось страхом в обстановке террора, хотя обиды, социальная зависть или акты возмездия играли также не последнюю роль. Возникшие такого рода отношения между людьми стали инструментом отмщения за свои личные или профессиональные обиды, а также объяснялись желанием навредить коммерческим конкурентам. Предпосылки для этого были созданы общественным климатом, который объявил утратившими силу существовавшие до сих пор нормы общественного поведения и заменил их чистой идеологией.
«Стапо-отделы» жаловались на перегруженность работой из-за огромного числа подобных доносов, которые большей частью основывались на предположениях, а не на фактах. Были особенно часты случаи, когда никаких «антигосударственных» проявлений в поведении лиц, на которых они писались, не было выявлено. Однако органы власти почти никогда не вдавались в подробности. Хотя ошибочные обвинения теоретически и преследовались по закону, тем не менее на практике это случалось крайне редко. Число доносов росло и со временем приобрело такие размеры, что гестапо и НСДАП были вынуждены в газетных статьях предостеречь доносчиков от излишнего усердия; за этим стояло также опасение, что подрыв необходимых доверительных отношений парализовал бы в конечном итоге государственный аппарат. Это не означало, однако, что доносительство перестало поощряться. Рудольф Гесс, например, в своем заявлении от 18 апреля 1934 года в категорической форме ему отдавал должное.
Наблюдения служащих гестапо имели весьма незначительный результат по сравнению с участием «друзей народа». Особенно велико было число доносов в Австрии после аншлюса в 1938 году. Сообщали, однако, большей частью не о проявлении политического сопротивления, а почти всегда о «непатриотичном поведении», отказов от гитлеровского приветствия или о лояльном отношении к евреям и «врагам народа». Сообщения о нарушении расовых законов стали поступать в августе 1935 года, а с опубликованием Нюрнбергских антисемитских законов немецкое население стало совершенно открыто доносить на евреев.
Одна дама, член НСДАП, написала на мать донос, обозвав ее «социалистической свиньей». Полицейский сказал: «Вы оказались в сложной ситуации. Мать могут арестовать». Позднее та действительно получила вызов из гестапо.
Выдавали также тех, кто помогал арестованным знакомым, собирая деньги. Мария Луиза Шульце-Ян, которая собирала такие средства, в том числе и для семей группы сопротивления «Белая роза», казненных по процессу Курта Хубера, была арестована гестапо. Позднее Луиза вспоминала о том климате всеобщего запугивания, в котором жили люди: «Если двое прохожих рассказывали друг другу на улице политический анекдот, то они смотрели сначала направо, а затем налево, не идет ли кто-либо за ними. Тот, кто мог это услышать, определенно выдал бы их. Как ни печально, но это стало общей немецкой практикой» [16]16
Интервью с Марией Луизой Шульце-Ян от 28 июля 2004 г. на территории концлагеря Дахау (Интервью с жертвами гестапо даны по кн.:GutermuthNetzbandt. Указ. соч.)
[Закрыть].
Таким образом, у гестапо повсюду были глаза и уши. Это позволяло вести контроль за вполне законопослушными гражданами. В него не все верили, но он существовал вполне реально. Национал-социалистская Германия стала обществом, где все следили за всеми. Добровольные доносы населения были одним из важнейших источников информации гестапо.
Однако гестапо использовало доносительство не только для сбора сведений о населении, настроенном оппозиционно. Не пренебрегало оно этими методами и в борьбе против высших чинов военной иерархии. Наиболее характерный случай подобного рода деятельности Тайной государственной полиции – так называемое дело Бломберга и Фрича.
В 1933 году командование немецкими вооруженными силами было сосредоточено в руках военного министра генерала фон Бломберга, главнокомандующего армией генерала фон Фрича и начальника Генерального штаба Бека. Все они были генералами старого образца, их уважала и ценила армия. Гитлер не любил армейских генералов. Он не выносил обсуждения своих приказов и всегда боялся, что военные могут начать заговор против нацистского режима (в чем, впрочем, впоследствии и не ошибся). Бломберг был против войны с Советским Союзом, считая, что армия к этому пока не подготовлена. Его позиция не нравилась Гитлеру, который уже вынашивал планы по поводу захвата советской территории. Гестапо получило задание дискредитировать Бломберга и немедленно приступило к нему.
12 января 1938 года Бломберг женился на некой Еве Грун. Свидетелями на бракосочетании были Гитлер и Геринг. Уже немолодой фельдмаршал был вдовцом и имел взрослых дочерей. Новобрачная же происходила из весьма небогатой семьи, что импонировало общественному мнению. Но менее чем через неделю после свадьбы стали ходить слухи и поступать доносы о том, что Ева Грун – проститутка низкого пошиба. Прошлое Евы было действительно довольно бурным. Случайно одна из фотографий молодоженов попала в руки начальника берлинской полиции. Затем удалось обнаружить порнографические фотографии, на которых Ева позировала в свои девятнадцать лет. Сравнение снимков показало, что жена Бломберга и проститутка с обнаруженной в архиве фотографии – одно и то же лицо. Геринг постарался доложить об этом фюреру, и тот решил, что брак должен быть немедленно расторгнут. Однако фельдмаршал уже привязался к молоденькой супруге и отказался, согласившись по совету Геринга немедленно уехать с женой за границу. В конце января Бломберг и Грун отбыли на Капри. Теперь для Геринга путь был свободен, и он уже видел себя военным министром.
Вернер фон Бломберг с женой
Однако был еще главнокомандующий армией фон Фрич, и Геринг немедленно начал готовить новую провокацию. Гестапо освободило из тюрьмы известного шантажиста Ганса Шмидта, специализировавшегося на том, что он выслеживал высокопоставленных гомосексуалистов, которые откупались от него крупными суммами денег. Шмидт немедленно рассказал о своих клиентах. Среди них оказался некто фон Фрич, которого он засек на вокзале с гомосексуалистом, хорошо известным полиции нравов. Шмидт отправился за ними и стал вымогать деньги, заставляя, в частности, фон Фрича снимать их со счетов в банке. Гестапо немедленно ухватилось за такую возможность. В январе 1938 года досье этого дела оказалось в руках Гейдриха, и он быстренько вытащил его из архива. Гитлер вызвал к себе Фрича, устроив ему очную ставку со Шмидтом, который подтвердил личность генерала. Несмотря на протесты главнокомандующего и уверения в том, что он не имеет к этому случаю никакого отношения, Фрича уволили по состоянию здоровья. Через некоторое время выяснилось, что дело попросту сфабриковали, но было уже поздно – Фрич оказался скомпрометированным.
Информационная служба гестапо включала в себя и систему шпионажа, хотя по сравнению с доносами менее значительную. В число шпионов входило три категории служащих: «С» (доверенные люди или связные), «П» (поручители), «И» (информаторы и осведомители). В то время как шпионы категории «С» частично оплачивались и нанимались местными учреждениями, лица из категории «П» использовались только при случае и оплачивались в зависимости от проделанной работы. Информаторы из категории «И» вообще предоставляли неоплаченные сообщения о настроениях в обществе. Шпионы категории «П» действовали под псевдонимами и были зарегистрированы, но их число не было так велико, как остальных служащих, осведомителей гестапо, так что речь шла не об особенно большом аппарате. Тайная государственная полиция располагала людьми «П» в партийных организациях КПГ и СДПГ, церквях и иногда даже в еврейских общинах. Вместо того чтобы использовать скрытых шпионов за рубежом, гестапо часто привлекало коллаборационистов, которые ориентировались в соответствующей среде и пользовались там доверием. Их деятельность, за небольшим исключением, зачастую оканчивалась провалом, так как они, как правило, демаскировали себя после того, как только проходила одна или две волны арестов.
Гестапо нуждалось в новых шпионах; они были необходимы для подавления рабочего движения. Одни оппозиционеры выявлялись ими и арестовывались или попадали в концлагеря по принципу «ареста как меры пресечения», другие предпочитали бегство рискованному сопротивлению. Находились и такие люди, которые добровольно становились осведомителями гестапо, так как рассчитывали на денежное вознаграждение и извлечение определенных преимуществ лично себе. В результате они меняли свои убеждения и всю жизнь посвящали национал-социализму.
Гестапо стало создавать также и систему службы безопасности. Примерно с 3000 штатных сотрудников и 30 000 осведомителей СД рассчитывала обходиться и без помощи полиции, держа под контролем настроения в обществе, собирая слухи и расследуя происшествия, связанные с проявлением инакомыслия. Однако сообщения информаторов из СД тайная полиция использовала редко. И, наконец, НСДАП с ее сотнями тысяч тюрем и мест предварительного заключения также располагала мелкоячеистой и сильно разветвленной сетью охранников, которые передавали сведения высшим партийным органам и гестапо.
Расцвет доносительства и шпионажа достиг своего апогея после начала Второй мировой войны, когда нацисты аннексировали Австрию, Чехословакию и Польшу. Во всех этих странах нашлось довольно много предателей, готовых из личных и финансовых соображений доносить гестапо о своих родственниках, друзьях, сослуживцах и соседях.
Народ Германии и оккупированных ею стран пребывал в постоянном страхе, так как за каждым из них в любое время могли прийти агенты гестапо и отправить их в тюрьмы или лагеря из-за случайно оброненного резкого слова или рассказанного кому-либо невинного анекдота.
