355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Алкин » Мат » Текст книги (страница 7)
Мат
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 01:20

Текст книги "Мат"


Автор книги: Юрий Алкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Когда такие разные вещи путают, ни к чему хорошему это не приводит. Например, начинают удивляться, почему человечество всегда ведет войны, вечно мечтая о мире. Как будто не понятно, что войны начинают не народы, а те, кто стоят у власти. А к власти, не важно, политической, финансовой, религиозной, – к истинной власти можно прийти, только обладая определенными талантами и мировоззрением. Но именно эти таланты и заставляют тех, кто к ней пришел, зариться на чужое добро. На котором уже настороженно сидит свой талант.

Вообще людям свойственно смешивать понятия, когда речь заходит о власти. Видимо, потому, что мало кто имеет о ней правильное представление. Тот же Бонапарт. Его сегодня упоминали чаще всех. Лидер, правитель… Нарицательное имя. Но разве он был повелителем? Разве он был тем, кем он всю жизнь хотел стать? Нет и еще раз нет. Был он гениальным завоевателем, мечтающим властвовать. Но не более того. При всей его гениальности талант власти ему не был дан. Он расстреливал врагов вместо того, чтобы расстреливать предававших его министров. Он оставлял сотни тысяч погибших на полях сражений – и позволял народу злословить о его личной жизни. Он наводил страх на королей, но не на своих подданных. Он завоевал почти всю Европу, но не смог удержать власть даже в своей стране. И вознесясь на Вандомскую колонну, он уже через пять лет оказался на крошечной скале посреди океана, где был оставлен умирать, черпая жалкое удовлетворение в воспоминаниях о славе. Интересно, хотя бы плывя на Святую Елену, он осознал, чего ему не хватало? Или он и там продолжал называть себя великим властителем? Неужели он даже под конец жизни не понял, что талант власти – это вовсе не умение воевать?

Впрочем, разве он был один такой? Его любимый герой Александр, разрушитель Рима, бич божий Атилла, опустошивший Европу лунатик – все они жадно рвались вперед, хапая все, что можно, и уничтожая все на своем пути. Но при этом ни один из них не умел распорядиться нажитым добром.

А были другие. Действующие неторопливо и продуманно. Начинающие войны, лишь зная, что они непременно победят. Не прощающие измену, не позволяющие вольнодумство, не поощряющие несанкционированную мысль. Наводящие Порядок на каждом клочке своей земли. Понимающие, что истинная власть – это не опасения в головах у соседей, а ужас в головах у подданных. Шаг за шагом создающие Систему – безупречно работающий механизм власти. Уничтожающие соперников и использованных слуг, не верящие никому и ни в кого, кроме себя, выращивающие поколения пропитанных Идеей, невероятно подозрительные и дальновидные. Прагматики до мозга костей. И, в отличие от рано сгоревших завоевателей, в отличие от потерявших на плахах головы королей, умершие от старости в своей постели, оплакиваемые миллионами. Выжившими при их правлении миллионами. Это были люди, умеющие создавать и поддерживать власть. Это были гении власти. И бонапарты с александрами имели с ними мало общего. Разве что желание быть великими и полнейшее презрение к человеческой жизни.

Построить империю – это не значит очертить на карте завоеванные земли. Истинные империи строятся в головах подданных и лишь затем – на картах. Не зря в некоторых языках слово «власть» обозначает и сам факт управления одного человека другим, и структуру управления. Только народ, обожженный истинной властью, идет на такие лингвистические игры. То, что англичане, не хлебавшие истинной власти со времен Средневековья, безмятежно называют power и authorities, русские, не мудрствуя лукаво, именуют одним и тем же словом. Власть хочет… Власть требует… Власть хочет больше власти… Общество, раз столкнувшееся с истинной властью, не делает больше различия между ней и тем, у кого она есть. И в этом – ее высший смысл.

Так что путать понятия чревато. Но Кларк это должен все отлично понимать. И все же, несмотря на показную шокирующую откровенность, он предпочел все запутать и, играя терминологией, смешать все вместе. Зачем? Затем, что очень тонко, очень незаметно, но он пытался запрограммировать наши действия на четыре дня вперед. И времени зря он не терял.

Что-то здесь совсем, совсем не так. О чем-то нам умолчали. О чем-то важном. Но о чем? Ведь если разорвать, стащить всю эту лидерскую мишуру, это будет обычное соревнование. Олимпиада. Съехались незнакомые люди, посоревновались, попрыгали, побегали, пошумели вечерами, определили самого шустрого и разъехались. То же самое. Если слово «лидер» заменить словом «приз», то все станет на свои места. Мы сражаемся за приз. За первое место. Вот и все. А то, что на призе кто-то коряво написал «лидер», должно лишь сбивать с толку. Ведь на самом деле то, что кого-то назначат этим самым лидером, ровным счетом ничего не значит. Это не более чем забавное соревнование, игра. Так? Так, да не совсем. Потому что победителей всегда определяют судьи. А здесь их нет. Вернее, есть – мы сами. И судим мы и судимы будем. Ничего хорошего из такого получиться не может.

А выиграть все же надо. Зачем? Чтобы вернуться домой с призом? Плевать на это. Я себе цену знаю и так. И эти наполеончики, которые меня сюда послали, знают. Иначе бы я здесь не был. Похвалят, не похвалят – мне как-то все равно. Приз здесь ни при чем. Но проиграть нельзя. Проиграть – это значит сказать: я признаю тебя своим лидером… Я добровольно отдаю тебе приз… Я подчиняюсь твоей воле… Мы оба хотели получить этот приз, но ты заставил меня отказаться от него… Нет. Этого я не допущу. Не могу допустить. Почему – не знаю, но знаю, что не могу.

Глава четвертая

Завтрак был превосходен. Превосходен он был, разумеется, не аккуратно разложенными на подносах аппетитными ватрушками, бубликами и печеньем. И не многочисленными видами тонко нарезанных сыров и ветчины, только и ожидавшим, чтобы их положили в тарелку. И даже не ароматным кофе, льющимся черной струей в изящные чашки.

Превосходна эта утренняя трапеза была атмосферой – той теплой шутливой атмосферой, которая иногда складывается между случайно собравшимися на несколько дней приятными, остроумными и зачастую семейными людьми. Над ними не тяготеет груз повседневных проблем, у них нет общего прошлого, запятнанного конфликтами и ссорами, у них нет общих знакомых, которые могут судачить и портить кровь. Не надо заботиться о том, кому что говоришь, не нужно думать, а не кроется ли корысть под внешне приятными фразами и участливыми вопросами. Здесь позволительны и раскованные шутки, и легкий флирт, и не особо продуманные комментарии – словом, все, что по большей части является рискованным предприятием для разумного человека в обычных условиях.

Ну как можно разрешить себе даже легчайший флирт, когда неподалеку ведет светскую беседу твоя законная половина? И скажите на милость, можно ли откровенно высказывать взгляды о своем начальстве сочувствующему человеку, если уже завтра эти взгляды могут быть переданы этому самому начальству, да еще с такими подробностями, о которых вы сами даже и не заикались? Что же касается изложения этих не совсем лояльных взглядов человеку, которому можно полностью доверять, а именно законной половине, то ничего хорошего из этого тоже обычно не выходит, потому что заканчивается этот задушевный разговор словами: «Он-то, конечно, мерзавец и дурак, но почему ты до сих пор на своем месте сидишь, а он тобой командует»? И ничего, кроме расстройства, подобные сентенции не приносят.

А иногда ведь так хочется поговорить откровенно с милым, приятным, а главное, понимающим собеседником. И тут оказывается, что ничего лучше подобной компании быть не может. Люди вокруг все как на подбор – твоего круга, каким бы он ни был, у них те же обстоятельства, те же сложности с откровенными высказываниями, те же желания. Они умны и приятны, и у них нет причин скрывать свой ум или преувеличивать свою приятность. Они ничего не хотят от тебя, и ты ничего не хочешь от них. Здесь торжествует общение – общение в чистом, первозданном виде, не обремененное двусмысленностями, опасениями и тайными целями. Слово ради слова, мысль ради мысли. Нет, лишь в таких случайных и в то же время неслучайных компаниях можно еще почувствовать, что это такое настоящее общение.

Такие мысли излагал Брендону и Кевину Росс, попутно запивая свои наблюдения кофе и поглощая невероятное количества сыра. Едва ступив в зал, он, правда, был чем-то озабочен и, пожалуй, даже расстроен. Но вскоре, стоя возле Алекса, он, видимо, привлек его внимание своим несколько хмурым видом и был немедленно ободрен. «Ты что это, Росс? – нависая над ним, радушно поинтересовался Алекс. – Загрустил?» Росс мгновенно сменил грусть на радость и сообщил, что он просто-напросто задумался. «Не о том, наверное, задумался, – дружески хлопнул его по плечу Алекс, – мы же тут совсем одни. Ни семьи, ни начальства. Расслабляться надо. А то хочешь, можем вечером еще раз в бильярд перекинуться?» И Росс расслабился, правда, от игры отказался по причине неравных сил. Теперь он весело болтал с Брендоном и Кевином, рассказывая о том, как удачно слова Алекса навели его на эти вполне очевидные мысли.

Вокруг стоял гомон, и было даже удивительно, как одиннадцать человек могут создавать такой шум. Людей, впрочем, было четырнадцать, но Кларк со своими ассистентами сидел, по своему обыкновению, в самом дальнем углу, маленькими глотками попивал кофе, лениво поглядывал в сторону сдвинутых столов и в разговорах не участвовал. Внимания на эту троицу никто не обращал – к ним уже привыкли, как к предметам обстановки. Будущие властелины корпораций веселились.

– Кто сегодня с утра шумел под окнами?

– Роберт, конечно. Опять на «моторке» гонял.

– Нет, не я.

– Тогда кто?

– Не знаю.

– Эй, кому по утрам не спится? Речи готовить мешаете.

– Крайнего ищешь?

– Вот именно. Кстати, нам действительно нужен крайний для лотереи. Кто хочет быть Фортуной?

– Вот ты и будь.

– Я не могу – нужна женщина.

– О, их у нас достаточно.

– Достаточно?!

– Конечно. Недостаток количества с лихвой компенсируется избытком качества.

– Алан, это самый тяжеловесный комплимент, который мне когда-либо приходилось слышать.

– Стеллочка, ты просто никогда не слышала по-настоящему изящных комплиментов. Твои обычные поклонники, очевидно, несколько косноязычны.

– Джоан, ты слышала? Он называет это изящным комплиментом.

– А мне нравится.

– Чем? Он говорит о нас, как о каких-то холодильниках. Качество, количество. Осталось проверить смету и отправить на склад.

– Стелла, по-моему, ты придираешься. Алан просто хотел сделать нам приятно. По-моему, у него это получилось.

– Алан, ну ты даешь!

– Крис, придержи язык.

– Да ладно тебе. После вчерашних-то разговоров…

– Вчерашние разговоры начал ты.

– Начала их, положим, Джоан. Так, не дерись, пожалуйста… Кстати, зря вы там остались сидеть. В бильярдной такое творилось.

– А что там было?

– Чудеса там были.

– Правда? Обожаю, когда профессионально играют. А кто с кем играл?

– Роб вот играл.

– Ах, Роб… Могла бы и догадаться.

– И Алекс играл отлично. Брендон. Майкл. Все играли.

– А чудеса кто творил?

– Кто-кто… Роб, конечно. Ну и Алекс.

– О, Алекс играл как настоящий лидер!

– Росс, а как играют настоящие лидеры?

– Это я как-то неудачно сказал. Ну, здорово, в общем, играл. Красиво.

Росс смущенно улыбнулся, быстро сунул в рот кусок сыра и повернулся обратно к Брендону.

– Ерунду какую-то несу. Совсем у меня мозги от этого лидерства пухнут.

– Да ладно тебе, – сказал Брендон. – Ничего ты такого не сказал. Я даже внимания не обратил.

Росс вздохнул.

– Думал, хоть здесь отдохну. Так нет – забивают голову. Правда, все-таки меньше устаешь, чем дома.

– Ты женат? – поинтересовался Брендон.

– А как же? – Росс мгновенно извлек из кармана бумажник.

При виде фотографии улыбающейся полной женщины и двух серьезно смотрящих в объектив мальчиков сидящий рядом Кевин вздохнул.

– Ты что? – спросил Брендон.

– Так, – махнул рукой Кевин. – Хорошая у тебя семья, – сказал он Россу.

И повторил со странной тоскливой ноткой:

– Хорошая.

– Спасибо, – Росс расплылся в улыбке. – Ребята у меня мировые.

– Да, – Кевин еще раз вздохнул. – Дети – это здорово.

Брендон исподлобья взглянул на него.

– Кевин, что-то не так?

– Все нормально, – Кевин улыбнулся, но улыбка у него вышла какая-то невеселая. – Я пойду еще кофе возьму. Кто-то еще будет? Нет? Сейчас вернусь.

– Проблемы у человека, – сказал Брендон, глядя ему вслед.

Росс кивнул, думая о чем-то своем.

– Ну что, – раздался бодрый голос Криса, – будем начинать? Пора жеребьевку проводить.

Жеребьевку организовали быстро. Одиннадцать бумажек с именами были положены в тарелку и тщательно перемешаны. Джоан, картинно закрыв глаза и отвернувшись, вытянула имя первого выступающего и передала клочок бумаги Крису.

– Алан! – громогласно объявил он, записывая имя на листе.

Алан привстал и раскланялся. Джоан извлекла следующую бумажку.

– Стелла!

Стелла изящно склонила голову.

– Пол!

– Ах, какая честь, – Пол прижал руки к груди, словно получающий премию лауреат. – Спасибо вам всем! Спасибо.

Джоан прыснула, затем снова горделиво вскинула голову и протянула руку к тарелке.

– Алекс!

– Не пиши.

Крис задержал руку в воздухе и вопросительно повернулся к Алексу.

– Я сегодня не выступаю, – пояснил тот.

– В чем дело? – весело удивился Крис. – Не хочешь говорить о своем прошлом?

– Нет, поговорил бы с удовольствием. Но я вчера с Робом договорился, что делать этого не буду.

– Не понял, – Крис стал серьезен. – Как это договорился? А Роб тоже не выступает?

Алекс отрицательно покачал головой.

– Роб выступает. Я – нет.

– С чего вдруг вы о таком стали договариваться?

– Очень просто, – Алекс развернулся к Роберту. – Роб предложил сыграть партию в бильярд на сегодняшнее выступление. Я согласился. Он выиграл. Я пропускаю ход.

Роберт коротко кивнул, подтверждая, что все сказанное правда. Брендон хотел что-то сказать и уже открыл было рот, но в последний момент передумал.

– Так, – сухо произнес Крис. – Это, конечно, никуда не годится. Если процессу не следовать, то скоро от него ничего не останется. Но если вам так хочется, – он пожал плечами, – делайте, как хотите. Давайте только в дальнейшем обойдемся без таких пари. А то скоро мы тут тотализатор откроем.

– А что, – обрадовался Пол. – Это идея. Я, например, на себя поставлю.

– И проиграешь, – сладко добавила Стелла.

– Эй! – Крис предупреждающе поднял руку. – Это уже совсем не по правилам.

– Почему? – удивилась Стелла.

– Потому что это слишком наминает личные нападки.

– Нападки? Какие нападки?

– Никаких нападок, – подтвердил Пол. – Красивой женщине можно позволить и не такое.

Стелла улыбнулась ему и, не давая Крису вставить слово, сказала:

– Это простая логика. Если человек ставит на себя, то, голосуя за него, я просто отдаю ему свои деньги и ничего не получаю взамен. Какой же мне в этом интерес? Я хочу голосовать за лидера, который заботится обо мне, а не о личной выгоде.

– Удачи тебе, – серьезно сказал Роберт. И под общий смех добавил: – Главное, на обычные выборы с такими принципами не ходи.

– Раз так, минуточку, – откликнулась Стелла.

– Мы вообще-то задерживаемся, – сказал Крис.

– За минуту ничего не случится. Я просто хочу прояснить один момент. Чтобы потом не возникало разногласий. А то мы вчера так долго говорили, говорили, а одну важную вещь, похоже, так и не сказали.

Крис еле слышно вздохнул.

– Ничего, – успокоила его Стелла, – это того стоит. Так вот, мы здесь все, конечно, заботимся только о своей выгоде…

– Зачем же так? – укоризненно спросил Кевин. Стелла наградила его коротким взглядом и повторила:

– Мы заботимся сейчас только о своей выгоде. Заботится о чем-либо еще в подобной ситуации было бы по меньшей мере наивно. Я это знаю, и вы это знаете. Каждый из нас хочет лишь одного – чтобы его избрали лидером. Это очевидно. Каждый проделал немалую работу для того, чтобы здесь оказаться. Каждый знает, насколько эта победа важна для будущей карьеры. Мы все готовы играть всерьез, лишь бы победить. Я, по крайней мере, готова. Но, – она подняла палец, – есть граница, которую я переходить не собираюсь. И никому переходить ее не советую.

– Не усложняй, пожалуйста, – попросил Брендон.

– Я упрощаю. Сложно будет, если мы с самого начала об этом не поговорим. Так вот, давайте не будем переходить эту границу. Не будем откровенно ставить только на себя.

– Ты не могла бы уточнить? – попросил Майкл.

Пожалуйста, – с лица Стеллы не сходила обаятельная улыбка, но тон ее оставался серьезным. – Мне все равно, насколько будут соблюдаться правила, которые мы вчера придумали. Если кому-то хочется использовать свои бильярдные навыки для того, чтобы уменьшить конкуренцию, меня это ничуть не волнует. Особенно если находится доброволец, который рад рискнуть. В конце концов, мне от этого только лучше. Мне безразлично, насколько правдивы будут сегодняшние выступления. Меня даже не будет волновать, если кто-то решит вместо рассказа о своем прошлом спеть песню или станцевать канкан. Как по мне, можно делать все что угодно, вплоть до того, чтобы пообещать каждому тысячу по возвращении. Но никто из нас не должен играть грязно. Давайте обойдемся без интриг, без закулисных махинаций, без попыток склонять на свою сторону людей по национальным или каким-либо другим признакам. (Пол фыркнул и Стелла, не останавливаясь, строго глянула на него.) Давайте играть чисто, как бы патетически это не звучало.

– Не совсем понимаю, к чему это все было сказано, – произнес Алекс, когда Стелла замолчала, и возникла несколько натянутая пауза. – Уверен, что все эти границы никто переходить и не собирается.

– Вот и отлично, – Стелла взглянула на Майкла и откинулась на спинку стула.

– Разве что Крис все-таки организует тотализатор, и Пол поставит на себя, – добавил Алан.

– А тысячу по возвращении я бы получил, – мечтательно сообщил Пол, возводя глаза к потолку. – Никто не хочет предложить? А жаль…

– Интересная точка зрения, – проговорил Крис, очевидно имея в виду сказанное Стеллой. – Весьма интересная. Продолжим жеребьевку?

– Мне кажется, Стелла затронула важный вопрос, – сказал Майкл. – У кого-нибудь есть возражения?

– О чем ты говоришь? – удивился Кевин. – Давайте еще договоримся не поджигать дом. Разумеется, мы все с этим согласны. Я согласен, по крайней мере.

– В самом деле, – сказал Крис, – все же в своем уме. Зачем нам тут интриги разводить? Их что, на работе не хватает?

Майкл повел глазами по лицам.

– Да. Похоже, что все согласны. Хорошо, раз так, давайте продолжать.

Крис укоризненно покачал головой.

– Вопрос, конечно, любопытный, но давайте больше не будем отвлекаться. А то мы так до следующего утра не закончим. Так, что у нас там? – он повернулся к доске. – Алекс, значит, не будет. Кто следующий?

Джоан с едва заметным недовольством покосилась на Стеллу и потянула клочок бумаги из тарелки.

– Брендон, – объявила она.

– О моем прошлом можно с уверенностью сказать только одно, – начал Алан, – оно ничем не примечательно. – Он с подкупающей улыбкой развел руки. – Это обычное прошлое обычного отличника. Я бы мог, конечно, рассказать вам, где я родился, чем занимались в то время мои родители, в каком возрасте меня отдали в детский сад, с кем я там дрался, а с кем дружил, как звали мою первую учительницу, какие предметы мне нравились больше всех и в какой город мы переехали, когда мне было двенадцать лет. Но думаю, что это только лишний раз подчеркнет заурядность моей биографии. Кроме того, я не помню, ни с кем я дрался в детском саду, ни как звали мою первую учительницу. Я помню, правда, что изрядно тосковал по своей последней учительнице, и, по-моему, она была не против развеять эту тоску, но рассказ об этом стал бы попыткой завоевать дешевую популярность. Поэтому я не стану утомлять вас рассказами обо всех этих заурядных событиях и взамен расскажу вам о нескольких эпизодах. Эпизоды эти имеют непосредственное отношение к теме нашего курса и в то же время не должны навевать сон. Пожалуй, – он на мгновение задумался, – я даже не буду соблюдать хронологическую последовательность…

«Хорошо излагает, – думала Стелла, глядя на стройную фигуру, как всегда одетую в светлых тонах, – ничего не скажешь, хорошо. Четко, ясно, обаятельно, остроумно с этой свежей улыбкой, которая кажется более естественной, чем заученная улыбка Криса. Казалось бы, именно ему рассказ о прошлом ничего хорошего не сулит. У всех вокруг должно быть гораздо больше рассказов в запасе. Ну что интересного может сказать такой мальчик по сравнению с Робом или Брендоном? А он взял да и начал с этой самоиронии, с удара по тому самому больному месту. Сам же и сказал: нечего мне рассказывать. А теперь берет и выворачивает это наизнанку: нечего-то, конечно, нечего, а все-таки я ничем не хуже вас буду, даже в этой не самой удачной ситуации. И будете вы у меня слушать, и переживать, и смеяться. И поймете вы, что я лидер хоть куда, несмотря на свой юный возраст, а может, именно благодаря ему. Только что-то он слишком часто смотрит на Джоан. Иногда даже кажется, что рассказывает он все именно ей. Это он зря. На это многие обратят внимание. Интересно, что на Джоан посматривает не он один. Пол что-то тоже зачастил. Смотрят они, конечно, все, но эти двое на порядок активнее чем вчера. С чего бы это?»

– …И вот вообразите себе эту картину, – говорил Алан. – Моя первая встреча с такими важными клиентами. Директор наш там, два-три больших начальника, еще какие-то шишки. Встречаемся мы все в каком-то сверхшикарном клубе и начинаем вести умные разговоры о совместном бизнесе. Их трое и мы все. Еще должен приехать наш вице-през, но пока он задерживается. Я, конечно, особо вперед не лезу, но, когда вижу подходящий момент, вставляю что-нибудь умное. Все идет как по маслу, клиенты довольны, директор доволен, шишки довольны, народу мои сообщения нравятся. Наконец, приезжает наш главный. Вот, думаю, здорово, как раз я почву подготовил, в разговоре место занял, сейчас при нем и блесну. Он заходит, все ему навстречу встают, здороваются, знакомятся. Наших он знает всех, кроме меня, из клиентов – ни одного. И вот пожимает он всем руки, выслушивает имена, себя, разумеется, называет каждый раз… очень приятно… очень приятно… – Алан стиснул воображаемую руку. – После очередного клиента здоровается со мной, выслушивает мое имя и точно так же говорит: «Очень приятно с вами познакомиться». И тут… – Алан на секунду замолчал, – не знаю почему, но меня осеняет дикая мысль: «Он меня принял за одного из них!» И, неизвестно зачем, я ему поспешно сообщаю, что я – работник нашей компании. Он на меня долго смотрит, что-то там себе в уме обдумывает и говорит: «Несмотря на этот факт, мне все равно очень приятно с вами познакомиться». И все до последнего хихикают.

Стелла вместе со всеми усмехнулась. Еще немного самоиронии. Смотрите, какой я простой и человечный, и в какие забавные ситуации мне приходилось попадать. Сильная вещь эта самоирония, если, конечно, не перестараться и не превратить себя в шута. Интересно, он знает, где надо провести черту?

Он знал. Еще одна история представила его в смешном виде и теперь уже заставила сидящих перед ним расхохотаться. А потом смешные истории плавно перешли в другие, где он уже не совершал промахи, а принимал решения и преодолевал препятствия. И решения эти были весьма нетривиальными, и ситуации, в которых он оказывался, были непростыми, а порой и этически сложными. И он брал на себя ответственность, и рисковал, и стоял горой за своих людей, и даже иногда навлекал на себя гнев начальства тем, что шел нехожеными путями. Он знал не только, где надо провести первую черту, но и где должна проходить следующая. И в какой-то момент эти драматические истории тоже прекратились, и на смену им пришли другие, в которых он совершал ошибки, но ошибки эти впоследствии чудесным образом оборачивались победами. Он знал многое, а что не знал, то чувствовал, и когда его речь завершилась, они все зааплодировали, хотя, спроси их час назад, возможно ли такое, они бы разве что усмехнулись в ответ. И он глянул еще раз на Джоан, и пошел к своему месту – стройный, ужасно юный и очень уверенный. А Джоан улыбнулась загадочной улыбкой, в которой, впрочем, он не нашел ничего загадочного.

А вот выступавшей за ним Стелле аплодисменты сорвать не удалось, хотя после Алана она на это рассчитывала. Вначале было все хорошо – и история о девочке, которую дергали за косички, и отдых в летнем лагере (тут опустила самые интересные подробности), и школьная история с прогулявшим занятия классом. Рассказ об увлечении айкидо даже вызвал бурное оживление, и ей показалось, что Роберт впервые взглянул на нее с интересом, когда она намеренно употребила несколько малоизвестных терминов. Но к середине речи что-то пошло не так. Только было наладившийся контакт с аудиторией начал стремительно тончать и минут через десять исчез вовсе. Стелла не могла понять, почему это произошло, но ясно видела, что участники курса слушают ее с холодным, вежливым вниманием – и без капли заинтересованности. Нет, разумеется, они не перестали приветливо улыбаться, – чего стоила одна улыбка Криса. Но улыбки эти были притворными – она видела это так же ясно, как если бы они глумливо смеялись.

Только выражение лица Брендона осталось тем же, да пристальный взгляд Роберта не изменился.

И от этого она лишь разозлилась. А разозлившись, она стала именно такой, какой показалась им после странно прозвучавшей фразы о зарвавшемся властолюбце, – жесткой, решительной и бескомпромиссной. Вызывающей в лучшем случае уважение, но никак не симпатию. Чертовой бабой. И вот такой чертовой бабой она проговорила остаток своего выступления, едва ли не свирепо улыбаясь и с трудом скрывая свое раздражение. Идя на место, она думала лишь об одном: «Теперь эти паршивцы за меня ни за что не проголосуют».

– Перерыв? – спросил Крис, глядя на часы. – Почти два часа подряд говорим уже. Рассказы, правда, отличные, я даже не ожидал, что так интересно будет. Ну, так что, через десять минут здесь?

– Как тебе здесь пока? – поинтересовалась Джоан.

– Неплохо, – отозвалась Стелла. – По крайней мере, не скучно. А тебе?

Джоан немного помедлила с ответом. Они были абсолютно одни в зале. Алекс куда-то ушел, как только начался перерыв, вслед за ним исчез Роберт, а остальных Крис с шутками-прибаутками увел на балкон «подышать воздухом». Стелла хотела было присоединиться к ним, но свежие воспоминания о фиаско заставили ее остаться в комнате. Теперь женщины, улыбаясь друг другу, беседовали за пустым столом. Было в них что-то, делавшее их похожими на двух настороженных кошек, готовых в любой момент отпрыгнуть друг от друга или пустить в ход когти.

– Тоже неплохо, – сказала, наконец, Джоан. – Правда, не совсем то, что я ожидала.

Стелла понимающе кивнула.

– Да. Интересный материал дают.

Обе замолчали.

– А то, что ты утром говорила… – осторожно нарушила молчание Джоан. – Ты что-то знаешь?

– О чем ты?

– Ты говорила что-то о честной игре, о линии, которую не надо переходить… Это просто на всякий случай?

– Ах, об этом… – Стелла слегка улыбнулась. – А мне показалось, ты была не очень довольна.

– Что ты, – удивилась Джоан. – Ничуть.

– А если честно?

Улыбка Джоан сошла на нет.

– Это и есть честно. – В ее голосе проскользнули едва заметные высокомерные нотки. – Не понимаю, почему ты в этом сомневаешься.

– Хорошо, – Стелла опять улыбнулась. – В таком случае, можешь считать, что я говорила на всякий случай.

– Почему можешь считать?

– Потому что это такой же честный ответ, как и твой. Нас тут всего две женщины, и, конечно же, мы поддерживаем друг друга без вранья и притворства. Пойдем ко всем?

Джоан вздохнула.

– Ладно. Предположим, я не очень была довольна твоим выступлением.

– Предположим, у меня есть кое-какая информация.

Стелла снова замолчала.

– Ну и что дальше?

– А что дальше? Мы обменялись любопытными предположениями. Есть еще о чем говорить?

– Я была недовольна, – хмуро сказала Джоан, – потому что мне казалось, что ты пытаешься нас всех перессорить.

– Моя информация может быть весьма интересна, – парировала Стелла.

– Но теперь я вижу, что ошибалась.

– Но, может быть, никакого интереса она и не представляет.

– Что еще ты ожидаешь от меня услышать? – сухо спросила Джоан.

– То, что от нас вчера хотел услышать Кларк. Правду.

– Я уже сказала правду.

– А я уже рассказала все, что мне известно, – Стелла поднялась, оправляя жакет.

– Хорошо, – голос Джоан стал откровенно неприязненным. – Мне не нравилось твое выступление, потому что оно отвлекало внимание от меня. Хотя я не понимаю, зачем тебе понадобилось, чтобы я это сказала.

Стелла вернулась на стул.

– Затем, что тут плетется достаточно интриг без нас. Как тебе Майкл?

– Хорош, – коротко ответила Джоан. – А что?

Стелла внимательно изучила свои аккуратные ногти.

– На тот случай, – она подняла голову, – если ты за него захочешь голосовать, есть интересная информация к размышлению.

На лице Джоан появилось настороженное выражение.

– Голосовать? Разве мы уже говорим о голосовании?

– Нет, что ты, – Стелла снова оглядела результаты своих маникюрных усилий и, очевидно, осталась довольна увиденным. – О голосовании говорить еще рано. Но некоторые вещи полезно знать.

– А подробнее?

– Подробнее: вчера, когда мы с тобой ушли, Майкл подождал, пока останется половина мужчин, и начал разливаться соловьем о своих отношениях с женой. По его выражению, он ее «регулярно ставил на место». Проще говоря, поколачивал. Полчаса он рассказывал о том, как женщинам надо «не давать распускаться», и том, как «они должны быть благодарны за то, что мы позволяем им сидеть у нас на шее за наш же счет». Жена, в конце концов, подала на развод, попыталась, как он выразился, «забрать все, что он заработал», но он с помощью хорошего адвоката снова поставил ее на место – теперь уже окончательно.

Джоан покачала головой.

– Надо же. Вот мерзавец. Но зачем он это все рассказывал? И в чем связь с голосованием?

– Связь простая – некоторым это очень даже понравилось. Милашка Крис, например, говорил, что с «этими стервами» только так и надо. И наш мужественный Роберт тоже был совсем не против. Только советовал быть поосторожнее с рукоприкладством, потому что в этой стране в суде можно доказать что угодно. На что Майкл сказал, что именно о том и речь. Короче, вчера вечером в баре образовалось крепкое мужское братство с Майклом в виде отца-основателя и души общества.

Джоан покосилась в сторону балкона, где Майкл как раз что-то обсуждал с Крисом.

– Никогда б не подумала, – сказала она. – Он совсем не таким кажется. Вот ведь погань… Подожди, – она недоверчиво взглянула на Стеллу. – А тебе-то это все откуда известно?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю