Текст книги "Горячее лето 42-го(СИ)"

Автор книги: Юрий Алтухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Голос его слегка дрожал от ненависти к врагу, ноздри раздувались и в глазах сверкали злые искры. Начштаба, в одной руке держа перьевую ручку, второй, вовремя подхватив подпрыгнувшую чернильницу, озабоченно и тревожно смотрел на разъяренного политработника.

– Василий Степанович! Я прекрасно понимаю ваши чувства, полностью их разделяю и поддерживаю, но не могли бы вы вести себя чуточку поспокойнее?

Старший политрук Семёнов обиженно засопел и, опустив глаза, еле слышно буркнул " – извините, Федор Михалыч", и снова уткнулся в газету. Кем был в батальоне Иван Ильич по должности, в этот раз нам узнать не удалось, разглядел лишь капитанскую "шпалу" в петлице.

– Да, Василий, хорошо бы оно, того. Разгромить и раздолбать супостата в пух и прах, но для этого, нам всем без исключения, придется хорошенько поработать, – Иван Ильич кивнул Лукину и добавил, обращаясь уже к нему, – я ненадолго, минут через двадцать буду.

– Хорошо, – сказал начштаба, продолжая что-то быстро писать, – только не задерживайся. Комбат вот-вот придет, нужно с тобой кое-какие вопросы утрясти.

Наверху, у блиндажа, послышался какой-то шум и через секунду, откинув брезентовый полог закрывавший вход, в помещение вошел майор Харин. За ним старший лейтенант и боец, в довольно новой гимнастерке (в смысле не выгоревшей добела, и это наводило на мысль о том, что он не часто бывает на свежем воздухе, а скорее всего писарь штабной, или вроде того). В руках у этого товарища находился набитый чем-то до невероятных размеров кожаный, желтого цвета портфель без ручки. Харин и пришедший с ним командир поздоровались с Лукиным, и присели за стол. Старший лейтенант сказал политруку:

– Василий Степанович! Мы потесним вас немного?

– Да, пожалуйста! – невозмутимо спокойным голосом отозвался Семенов и пересел на нары.

– Белов! – позвал старший лейтенант бойца пришедшего с ним и указал на освободившееся место. Боец, ничуть не смущаясь, ловким, привычным движением, извлек из портфеля толстую, в клеенчатой обложке тетрадь, карандаш и, заняв место за столом, приготовился писать, внимательно глядя на своего начальника. " Точно. Это начальник "Госстраха" с писарем своим по наши души пожаловали, – подумал я, – не иначе сейчас пытать начнут: кто, откуда и куда, а заодно, мимоходом, поведают – сколько нам за это будет. Ладно, как говорится: Бог не выдаст, свинья не съест!".

Комбат встал со своего места и несколько раз неспешно прошелся перед нами, погруженный, мне так показалось, в свои какие-то мысли. Затем улыбнулся, хлопнул в ладоши и громко сказал:

– Ну-с, приступим!

– Ты чего радостный такой, Александр Иванович? – спросил его Лукин, оторвавшись от своей работы.

– Посыльный из полка прибыл, пакет вот, передал. Посмотри, вот, поинтересуйся, думаю, и ты обрадуешься, – бодро провозгласил комбат и передал начальнику штаба пакет.

Открыв конверт и достав донесение, Лукин пробежал глазами содержание и тоже улыбнулся:

– Ну вот, давно бы так! А то – "давай-давай!", а чем давать-то? – и сунул пакет в свою командирскую сумку.

– Товарищ майор! Неужели Гитлер скоропостижно скончался? – решил пошутить Витька.

– Нет, к сожалению, жив пока, собака! – по-прежнему, находясь в отличном расположении духа, ответил комбат, – хотя, со временем, и до него дело дойдет! Я просто уверен в этом. Вот здесь, немного разберемся с этим сбродом, а там, думаю и до Гитлера дело дойдет! Этот пакет, в принципе, и вас касается, между прочим, – он кивнул в сторону начштаба, прятавшего документы в свои "закрома", – но об этом, поговорим позже. Давайте, сначала, с вами разберемся. Разрешите представить – старший лейтенант Страхов Михаил Митрофанович, он из Особого отдела. Слышали, наверное, что это за отдел? Мы, сейчас, с вами побеседуем немного, затем, товарищ Страхов задаст вам несколько вопросов. Расскажете, как на духу, кто вы, откуда, как оказались здесь. В общем, все рассказывайте, без утайки. Ясно?

– Ясно, товарищ майор! – ответили мы хором, и я принялся излагать нашу версию событий.

Харин, во время рассказа, прохаживался по землянке как маятник, и, казалось, абсолютно не слушает, о чем я говорю. "Что-то он нервный какой-то к обеду стал, с утра получше выглядел. Хотя, у него забот, похоже, выше крыши, есть о чем задуматься и, поменяться с ним местами, я бы не хотел ни за какие коврижки. Но, в общем, настроение у него было приподнятое, он думал о чем-то, размышлял о чем-то важном. С другой стороны – он комбат, у него должность такая, думать всю дорогу. Как врага победить, не числом, а уменьем, по возможности личный состав сохранить и, самому, желательно, в живых остаться.

В отличие от Харина, "особист" сидел ровно, спокойно разглядывал нас и, внимательно слушал. Время от времени, он перебивал мой сбивчивый рассказ, задавал уточняющие вопросы, переспрашивал, особенно интересовался тем, как мы сумели перебраться на эту сторону Дона. Что да как там было, на той стороне. Голос спокойный, а глаза такие добрые, взгляд внимательный, как бы говорящий: " – давай, давай, ври дальше, только не завирайся! Все равно я тебя, голубчик, на чистую воду выведу!". Писарь его, Белов, строчил весьма быстро, дело свое знал туго, видимо и до войны с этим был связан. Профессионал, однако! Только иногда, не успевая, просил повторить, когда я, ускоряя речь, сбивчиво рассказывал о наших приключениях. Когда дошел до нашей переправы через Дон, и высадке на этот берег, я попробовал призвать в свидетели политрука, ведь он все это видел собственными глазами, (я так думал). Особист повернулся к Семенову и спросил:

– Все так и было, Василий Степанович?

– Ну, не совсем так, – оторвался от газеты старший политрук, – когда я встретился с ними в лесу, их Сидорчук вел в расположение, абсолютно голых, ну и еще там бойцы были.

– Пусть объяснительные напишут, – сказал "особист", – чтобы, значит, документально подтверждалось, где, при каких обстоятельствах боец Сидорчук повстречался с этими товарищами. А то, понимаешь, вылезли из реки трое, голышом, ни документов при себе, понимаешь, ни чего. Вас, таких ухарей, тут каждый день знаете, сколько передо мной проходит?

– Сколько? – это Коля решил узнать у Страхова количество голозадых товарищей, с которыми тот имеет дело, в течение обычного рабочего дня.

– Много! – ничуть не смутившись, продолжал свою речь "особист" – и днем и ночью, понимаешь, пачками плывут с того берега всякие..., – он сделал паузу, подбирая верное слово, – всякие личности непонятные. И пойди, разберись, кто свой, а кто чужой. А кто не просто чужой, а засланный, с определенными целями! – тут он поднял вверх указательный палец и многозначительно посмотрел на нас, – побросали, понимаешь личное оружие, технику, снаряжение и так далее. Документов опять же, нет никаких, удостоверяющих личность. А если, допустим, ты, – и он показал пальцем прямо на Коляна, от чего брат нервно заерзал на лавке, – если ты, честный советский человек, тем более, боец Красной Армии, то и выходить из окружения, или из другого, какого, серьезного положения, ты должен с оружием, удостоверением личности, желательно, ну и, организованно, наконец. Бегай тут, по берегу, собирай таких вот, голозадых и выясняй, кто ты есть такой, на самом деле – честный советский человек, или дезертир. А может и того хуже, может ты диверсант немецкий! Это же ведь понимать надо! Со шпионами у нас разговор короткий – по закону военного времени, и никаких гвоздей! – тут "страшный лейтенант" с чувством рубанул ребром ладони по столу, Лукин еле успел подхватить чернильницу.

Он, аж взмок, бедолага, от напряжения, стараясь на нас жуть нагнать. Да и фамилия у него подходящая – в самый раз для такой работы. Только, мне кажется, он не такой суровый, каким хочет показаться нам. С другой стороны – он, в данной ситуации, является для нас Властью, именно с большой буквы В, и нам нужно его очень внимательно слушать и не перечить, ни в коем случае. Ведь от его решения, не в последней степени, зависит наша дальнейшая судьба. Как решит, так и будет. Спорить все равно бесполезно.

– Хватит на них жуть нагонять, Михаил! Я думаю, все здесь ясно, – прервал его "лекцию" Харин и, обернувшись к нам, сказал, – вы, ребята, пока свободны. Подождите наверху немного, нужны будете – позовем. Нам тут посовещаться нужно.

Мы поднялись и вышли из блиндажа. Часовой, все так же, ходил взад и вперед, не далеко от входа, и, время от времени заинтересованно посматривал в нашу сторону. Минут через пять, мимо нас, в штаб батальона прошел тот самый капитан, который спал на нарах, когда нас привел Зиновьев. Ждать пришлось недолго, минут двадцать. По истечении которых, из блиндажа выглянул Белов и позвал нас:

– Эй, голозадые! Заходите!

– Значится так, товарищи призывники! Тут такое дело. К нам прибыло пополнение со станции Себряково, почти рота, так что, отправляйтесь на хутор Глубокий, там найдете старшего лейтенанта Журбина. Он поведет команду, собранную из уже проверенных окруженцев, на хутор Выселки, там будет формироваться учебная рота. Журбин назначен командиром этой роты, и вы поступаете в его распоряжение. Пройдете обучение, примете присягу, затем, скорее всего, вернетесь в наш полк, а конкретно, в наш батальон. Вот вам записка сопроводительная, – начштаба протянул листок бумаги сержанту Зиновьеву, – доставишь, сдашь с рук на руки. Вернешься, доложишь. Ясно?

– Ясно, товарищ капитан! – бодро отозвался сержант.

Да. Вот и решилась наша судьба. Если до этого момента, в этом времени, мы были обычными советскими гражданами, то теперь, после присяги, мы станем просто бойцами РККА. И, в случае чего, ордена и медали, а так же трибунал и штрафная рота, не говоря уже о пулях, минах и прочих бомбах и снарядах, обеспечены нам на все сто процентов. Про стойкое перенесение всех трудностей и лишений армейской службы мы уже где-то слышали, так что этого нам объяснять не нужно. В конце концов, куда нам деваться в этом времени, тем более, когда война идет, а возраст у нас не детсадовский? Отцовская родня где-то под Воронежем, дед Алексей, бабушка Анна и наши дяди и тети, старшему из которых, моему крестному Ивану, пошел лишь тринадцатый год. Отцу нашему идет пятый месяц, он родился в марте 1942-го. Мать наша, правда, здесь недалеко, на станции Себряково, но ей два года исполнится в августе. Станцию немцы бомбят беспощадно, так как через нее, по железной дороге идут войска и техника на Сталинград, да и сюда тоже. Поэтому бабушка Александра, забрав маленькую Антонину (нашу мать), переехала за десять километров от станции, в соседнее село Сидоры, к своей матери Анастасии. Да и то, мама рассказывала потом, через много лет после войны, как при авианалетах, немцы бомбили и станцию, и Сидорам доставалось тоже, баба Настя сгребала в охапку маленькую Тоню и, они мчались без оглядки в ближайший лес, там прятались и ждали, когда немцы улетят. Сидоры бомбили, я думаю потому, что через них пролегала дорога на Камышин, откуда, вероятно шли войска к фронту, а от нас транспортировали большое количество раненых, вот эти-то колонны немцы и пытались бомбить в чистом поле. Муж бабы Шуры, Тимофей, где-то тут, недалеко должен находиться. Он служит в 20-й мотострелковой бригаде, 13-го танкового корпуса. Должность – шофер, но где он в данный момент времени – неизвестно и, как его можно разыскать тоже непонятно. А главное – зачем? Явиться и огорошить человека – здравствуй, дед! Мы внуки твои, из далекого будущего! А дальше что? Скорее всего, в дурдом упекут, и вся недолга. А нам это нужно? Нет уж, мы тут осмотримся, для начала и, если повезет нам остаться в живых, потом придумаем, что и как делать дальше. Вот у Витьки, родня вообще неизвестно где, можно сказать – круглый сирота он в этом мире бушующем. Так что, нужно держаться вместе, желательно, а там, поживем – увидим.

Напоследок, начштаба вызвал старшего лейтенанта-разведчика и, попросил нас показать на карте, где мы обнаружили Свистунова и спрятали катушку телефонного провода. С того берега на связь так никто и не вышел. Пока я объяснял разведчику, где брат с Витькой нарвались на немцев, снаружи раздался крик " – Воздух!", потом послышался гул авиационных моторов и, свист летящих к земле бомб. А потом, так грохнуло, что через щели в потолке, на головы нам посыпался песок. Раз, да еще раз, да еще и еще! Фу, ты пропасть, какая! Этак мы и до присяги не дотянем! Послышались пулеметные очереди, затем зенитки ударили. Дух! Дух! Дух! Дух! Дух! И еще! И еще! В общем, эта какофония продолжалась минут десять, затем взрывы прекратились, а чуть погодя, умолкли и зенитчики. Попали они по немцам или нет?

Комбат, тут же, сразу после налета, послал дежурного проверить наличие потерь и разрушений. Связист, примостившийся в углу, проверял связь с подразделениями, ответили не все и он послал своего белобрысого напарника устранять повреждения. Тот, не долго думая, повесил через плечо карабин, захватил катушку провода и кирзовую сумку с инструментом, мухой вылетел из блиндажа.

Зиновьев похлопал меня по спине и сказал, с усмешкой:

– Ну, чего присел как заяц! Небось, коленки трясутся, с непривычки?

– Да, есть маленько! Нас, позавчера в степи, так приложило, до сих пор отойти не можем, аж в ушах звенит!

Николай с Витькой тоже были какие-то притихшие, видимо, до них только сейчас стало доходить, куда мы попали.

– Ну? Пошли, что-ли? – спросил сержант.

– Пойдемте, пожалуй, – ответил я.

Ребята вскочили со скамейки, и мы дружно попрощались с комбатом, а Лукин, оторвавшись на минуту от своих дел, хитро подмигнул и "благословил" нас в дорогу:

– Счастливо добраться! Надеюсь, еще увидимся!

– Спасибо, товарищ капитан! – хором ответили мы.

Не скажу точно отчего, но в этот самый момент, у меня появилось чувство, что разлука наша будет не долгой и, мы действительно скоро встретимся вновь. Мы топали за бравым сержантом Зиновьевым в неизвестное наше военное будущее, а я все никак не мог отделаться от этого чувства, что расстаемся мы с батальоном не навсегда.

Глава 3

– Товарищ сержант! А далеко нам еще топать? – это Витя интересуется, любопытный, просто ужас какой-то. Вот уже полчаса шагаем мы по лесной дороге и конца нашему путешествию, пока не предвидится.

Хорошо хоть идем налегке, ни вещмешков, ни оружия, ни шинелей. Даже, самой необходимой солдату вещи – обыкновенной саперной лопатки и той нет. Хотя, с другой стороны – нет худа без добра, как известно – живому человеку угодить, весьма трудное дело. Практически невозможное и это, к сожалению, факт.

– Да не очень. Через час, думаю, на месте будем, – нехотя пробурчал наш проводник. – Шире шаг!

По дороге нам в основном, попадались небольшие группы людей в военной форме, с оружием. Они проходили мимо нас строем, в сторону расположения батальона.

На Витьку "напал говорун". В блиндаже, когда нам особист лекции о бдительности читал, он все больше помалкивал и поддакивал в нужных местах. А тут, на тебе, разговорился! Как бы чего лишнего не сболтнул, ненароком.

– Товарищ сержант, а товарищ сержант! А правда, что здесь шпионов немецких полным полно?

– Каких еще шпионов? – сержант удивленно уставился на Витьку своими зелеными глазами, – откуда им тут взяться? Чего выдумываешь?

– Как это откуда? Ничего я не выдумываю, война же все-таки идет. И вообще...

– Чего вообще?

– Вот нам товарищ старший лейтенант из особого отдела говорил, что враг не дремлет и все такое.

– Какое такое? Окруженцы это да, каждый день стараются пробиться к своим, на этот берег, значит. А насчет шпионов это ты, брат, хватил! Книжек приключенческих в детстве много читал, что ли? Хм! Шпионы! Ну, там разведка еще, я понимаю, а про шпионов, ты брат лучше не придумывай и даже вслух не поминай. Настоящие диверсанты, друг ты мой, такая пакость! Лучше с ними не сходиться на узкой дорожке.

Я, брат, на них нагляделся, в сорок первом, когда на границе служил. Да и потом, когда от границы до сих пор дошагали, тоже встречаться приходилось. Так что, ну их к лешему твоих шпионов, нам тут и без них есть чем заняться.

– Так вы пограничник, товарищ сержант! А я подумал, что вы при штабе посыльным состоите. Вон, товарищ майор вас посылает везде с поручениями. Не скучно вам при штабе-то?

Зиновьев аж поперхнулся, услышав такую Витькину гипотезу и, остановившись как вкопанный, суровым голосом сообщил, глядя прямо в глаза нашего товарища:

– Сам ты посыльный! Да будет тебе известно – я, заместитель командира взвода пешей разведки. Ясно тебе? И немного "сбавив обороты", продолжил: – и хватит "выкать"! "Вы", да "вы", только и слыхать! Тоже мне, благородный, какой выискался!

Я постарался незаметно ткнуть Витьку локтем в бок, чтобы он заткнул фонтан своего неисчерпаемого красноречия и, обращаясь к сержанту, сказал:

– Товарищ сержант, вы...э-э-э, то есть ты, не обижайся на друга нашего. Так-то он парень неплохой, но после контузии, стал каким-то странным, прямо не узнаю его. То сидит, как сыч молчит, слово из него не вытянешь, то вдруг болтать начинает без остановки, не переслушаешь.

Витька надулся и засопел от обиды:

– Откуда я знал? Я думал, что он просто посыльный при штабе!

– Ну вот, ты опять за свое! Помолчи хоть чуток, Витя, а то ты замучил уже сержанта своей любознательностью.

Тут, нашу милую беседу, прервал мой братан:

– И охота вам спорить, в такую жару! Андрюха, меня тут нужда прижала, не по-детски. Чего делать-то? А? – и скорчил жалобную рожу.

– Большая или малая? – спросил я.

– Большая, – еще жалобней протянул Колян и уставился на Зиновьева. – Что делать, товарищ сержант?

– Что делать, что делать? Вон, в кусты беги скорей. Да пошустрей там, а то мне еще назад топать. Итак, всю ночь, по вашей милости, не спал. Не дают покоя, ни днем, ни ночью! – недовольно пробурчал наш провожатый. – Ну, чего застыл, как статуя? Быстрей давай! Время пошло!

Брат рванул к ближайшим кустам, но, не добежав до них, развернулся и поскакал обратно.

– Ты чего? Перехотел что-ли? – сержант начинал терять терпение. Это угадывалось по его суровому голосу.

– Товарищ сержант! А бумажечки нет у вас случайно, ну или там, газетки какой-нибудь ненужной?

– Какой бумажечки? Бумагу еще на тебя переводить! А лопухи на что? Десять минут тебе хватит? А мы перекурим пока и, обращаясь к нам, с Витькой, предложил, – закуривай, ребята!

Колян умчался в кусты. Зиновьев достал из кармана гимнастерки кисет и газету. Оторвал клочок газеты себе, мне и даже Витьку пытался угостить табачком, но тот замахал руками и вежливо так отказался – мол, некурящий я, спасибо большое.

Пришлось пояснить:

– Он у нас некурящий. Спортсмен-разрядник! Нормы ГТО все сдал, только на хорошо и отлично. Все правильно Витек, дыши лучше свежим воздухом. И тебе хорошо и нам приятно!

Скрутив папироску, сержант достал из кармана зажигалку – блестящую, никелированную, скорее всего трофейную. Мы с ним прикурили и присели под дубом, в холодке.

– Ты откуда родом, – я постарался затеять разговор, – а то все по фамилии, да по званию. Неудобно как-то.

Зиновьев посмотрел на меня, не спеша затянулся, выпустил дым и сказал:

– Родом я из Саратова, а зовут меня Михаил Евдокимович. До армии переехал в Камышин. Слышали, наверное, есть такой город на Волге.

– Слышали, а как же, даже побывать довелось раза два. Правда проездом, – поспешил сообщить Зиновьеву неугомонный Витька и, не зная, что сказать дальше, замолчал. Сержант затянулся еще раз и продолжил свой рассказ:

– Учился в техникуме, подрабатывал грузчиком в речном порту. Потом в армию забрали. Служил в погранвойсках на западной границе, служба нравилась. После службы решил остаться на сверхсрочную. Потом – война. Ну а дальше, сами знаете что было.

И видимо, что-то вспомнив, замолчал, задумавшись о чем-то своём. Молчали и мы с Витькой, а что тут скажешь? Молчал Михаил недолго. Докурив, затушил окурок и стал крутить головой по сторонам, раздраженно задавая вопросы самому себе:

– Что-то долго он там возится. Канат проглотил, что-ли? – и посмотрел на меня так, как будто я был в курсе, что же такое особенное сумел проглотить Николай.

– Сейчас мы поторопим его, Михаил Евдокимович, – заверил я сержанта. Быстренько потушил о каблук сапога "козью ножку". Встал и направился к тем кустам, где по моим расчетам скрылся братец Коля.

Зайдя в кусты, я уж было хотел окликнуть "засранца", чтобы не навалил еще больше с перепугу, как вдруг, увидел его, вполне себе в штанах. Стоял он на коленях, спиной ко мне, и осторожно раздвигая кусты руками, что-то внимательно высматривал.

Немного озадаченный его позой и занятием, я решил "подколоть" брата и уж было, почти открыл рот, как Колян быстро повернулся ко мне, приложил палец к губам и прошипел:

– Тихо ты! Пригнись! Да тише, тебе говорят! Иди сюда, Андрюха, глянь, чего творится!

Ничего не понимая подхожу, присаживаюсь рядом на корточки и внимательно смотрю через кусты туда, куда Николай показывает пальцем. Вижу такую картину – группа бойцов Красной Армии (судя по форме), расположилась как будто на привал, после длительного перехода. Ну, отдыхают люди, ничего странного не наблюдаю. Присмотревшись, замечаю среди них командира (по крайней мере, он один из них в фуражке). От нас они, метрах в ста пятидесяти, разговаривают видимо тихо, поэтому голосов почти не слышно. Трое уселись под здоровенным дубом, прямо как мы, давеча, с сержантом и перекуривают себе спокойно. Сидят мирно, никого не трогают. Ничего криминального я, лично, в этой "картине Репина", не узрел. Поэтому, повернувшись к брату, тоже прошептал, в целях конспирации, конечно:

– Ну и что? Ты дела свои поделал? Не видишь что-ли, отдыхают люди, тем более командир у них свой есть, значит и нефиг к ним лезть. Пошли, давай, хорош тут по кустам шариться. Там сержант наш нервничает очень, ему еще нас пристроить надо, а потом еще назад тащиться, по такой жаре. Пошли, Колян!

– Да погоди, ты! – брат схватил меня за локоть и зашептал прямо в ухо, – Андрюха! Это немцы! Я тебе точно говорю, натуральные фашисты!

Я посмотрел на него с сочувствием:

– Коля! Ты что, на солнышке перегрелся? Я все понимаю – ночь была колготная, жара и все такое, но разуй глаза – где ты тут немцев увидал? Это же наши бойцы!

Теперь пришла очередь брата, смотреть на меня с сочувствием:

– Да какие наши! Слушай, брат, я не перегрелся и с мозгами у меня все в полном порядке! Короче. Я пришел, дела свои быстро сделал, только штаны натягивать стал, слышу – голоса какие-то. Ну, я гляжу, эти "наши" несут носилки. На них, похоже, раненый лежал. Положили они его в холодке, а этот "командир", подозвал к себе тех, что носилки принесли. Переговорил с ними, потом нож из сапога достает и этого, на носилках которого – бац! И готово!

– Чего – бац? Чего готово?

– Чего, чего! Зарезал он его! Вот чего!

– Как зарезал?

– Натурально так, насмерть! Он его прикончил – так понятно?

– Да ничего мне не понятно! Ты чего, Колян, плетешь?

– Да ничего я не плету! Не тормози, Андрюха! Ты сам прикинь – наши раненых не добивали. А этот хворый или раненый, для них, похоже, обузой был. Вот они его и кокнули! Диверсанты это немецкие. Теперь понял, что к чему?

Тут я стал соображать потихоньку. Вижу – брат, как будто, в себе. Излагает вполне логично. Перевожу взгляд на "шпионов" и вижу – те трое перекурили уже. Двое берут саперные лопатки и начинают, в темпе вальса, копать могилку для безвременно почившего товарища. А третий подошел к "командиру" и завязал оживленную дискуссию. Похоже, они о чем-то спорили между собой.

Ну, дела! Час от часу не легче! Этого нам только сейчас и не хватало для полного счастья! Говорю брату:

– Коля! Дуй пулей к сержанту, расскажи ему о том, что ты здесь наблюдал. И это. Если из наших бойцов кого-нибудь увидите, всех сюда заворачивайте. Надо брать этих "наших", пока не смылись и доставить куда следует. Там разберутся – кто есть кто на самом деле.

– Ага! Ясно! Ты пока посмотри за ними, я мигом! – прошептал брат и рванул с низкого старта.

Елки зеленые! Приключения продолжаются! Ладно, что-нибудь придумаем. Ведь безвыходных положений не бывает. Наверное. Чем там, кстати, "шпионы" занимаются?

Двое копали могилу, и я бы не сказал, что очень уж усердно. Еще один и "командир" уселись под деревом, в холодке, развернули карту и видимо, решали – куда двинуть дальше.

Так. Что мы имеем? Их четверо и ребята они довольно крепкие, не "окруженцы", видно невооруженным взглядом. Если, эти товарищи и правда "шпионы", то подготовлены они, скорее всего, хорошо.

Гораздо лучше нас. Имею в виду стрельбу и рукопашный бой. Хотя мы тоже, не лыком шиты, тоже кое-что знаем и умеем. Когда прижмет, конечно. Но, до диверсантов из Абвера, нам далеко. Очень.

Но не будем падать духом, пока еще абсолютно ничего не ясно. Понапридумывали тут себе ужасов и сидим в кустах, трясемся. А мысли снова обращаются к "шпионской теме": " – Попробуй, возьми их голыми руками, наверняка сопротивляться будут. Интересно, как у них с оружием? Ножи, скорее всего, у всех есть. У "командира" – револьвер или пистолет, по крайней мере, кобура на боку присутствует. Вряд ли он ее просто для красоты носит. Так как на войне, человеку остаться без оружия – все равно, что голым очутиться на пасеке. Не комфортно как-то себя чувствуешь, честное слово. Ладно. Шутки в сторону.

Тот, который сидел с "командиром" встал и, что-то сказал той парочке, что занимались земляными работами. После чего, они явно ускорились. Рядом с ними, к дереву, были прислонены два карабина, а возле "командира", под другим дубом, лежали на земле несколько вещмешков и три автомата. ППШ или ППД? Хотя, какая разница. Вооружены они явно лучше нас. Это факт. А еще у них, наверняка и гранаты имеются. Как же их брать-то, голыми руками?

Что мы имеем? У Зиновьева ППШ и кобура на поясе – скорее всего Наган. Ну и "сидор" на плече висел. Что у него там – пара банок тушенки? Так консервами мы их вряд ли напугаем. Хорошо, если бы какое-нибудь подразделение проходило мимо, тогда бы мы их точно не упустили. Если начнется заваруха, с двумя стволами против четырех, шансов у нас мало. Хотя, лишний шум им ни к чему, это только нам на руку.

С другой стороны – зачем они нам сдались? Идут себе куда-то, ну и пусть идут, может они и не шпионы никакие, а вполне себе нормальные советские граждане. Только вот зачем они с раненым так поступили не красиво?

Ладно, чего голову ломать, сейчас подойдет сержант, он во всем разберется. Все-таки Зиновьев должен лучше нас соображать в здешних реалиях.

В школьные годы, читал я книгу Владимира Богомолова " В августе 44-го". Там рассказывалось о работе фронтовых контрразведчиков, которые занимались розыском и захватом группы особо опасных диверсантов. Книга мне очень понравилась. Впоследствии, я не один раз перечитывал ее с огромным интересом. Особенно, в самом конце книги, было увлекательное описание захвата вражеской разведгруппы, со стрельбой по-македонски и "экстренное потрошение" пойманного радиста. Очень хотелось быть хоть немного похожим на наших разведчиков. Быть таким же умным, ловким и сильным, как главные герои – капитан Алехин, старший лейтенант Таманцев и лейтенант Блинов. Но это книга, а в данном, конкретном случае, как поступить? Что делать?

Может "на испуг" их взять? Сказать, что они окружены, предложить сдаться. Наверняка они запсихуют, начнут по сторонам оглядываться, за каждым кустом им будет мерещиться враг и тогда наша задача, хоть немного, но облегчится. И на точности стрельбы этот фактор, тоже должен сказаться. А что? Возможно, такая военная хитрость сработает.

Но тут, ход моих мыслей прервали брат и сержант, которые согнувшись, подбежали ко мне и присели рядом, переводя дыхание. У Зиновьева в одной руке был автомат, в другой – вещмешок.

– Ну, что тут у вас?

– Вот, товарищ сержант, совещаются они, решают по карте, в какую сторону дальше рвануть. Сейчас убиенного прикопают и двинут отсюда куда подальше.

– Ну и дела, – не то удивился, не то огорчился Михаил, положил на землю "сидор", вытер пот со лба и озадаченно поскреб в затылке, – везет вам на приключения, ребята! На них форма бойцов НКВД, но судя по тому, что они сделали с раненым своим товарищем, скорее всего, это переодетые враги. И упускать нам их, никак нельзя. Нужно что-то срочно придумать, а иначе они скроются. Ищи потом, ветра в поле.

– Вы на дороге никого не встретили? – спросил я брата, – Хорошо бы какая-нибудь часть мимо проходила. Коля! А где Витек?

– На дороге – шаром покати, а Витька поскакал назад в батальон, за помощью. Он же у нас спортсмен-разрядник, блин! Так стартанул, аж пыль столбом! Как думаешь, Андрюха, за час обернется?

– Ты знаешь, как он бегает, сам же с ним, не один раз бегал вместе. Так чего спрашиваешь? Прикинь – мы отошли, примерно, километра на три. Туда пятнадцать-двадцать минут. Там, пока разберутся, что к чему – то да сё, минут десять. И оттуда, с полчаса, я думаю. Да. Где-то за час должны управиться.

– Я ему записку написал, а то еще подумают, что панику поднимает и все такое, – Зиновьев внимательно следил за теми, кто находился на поляне и одновременно, тихо разговаривал с нами, – начштаба мой почерк знает отлично, а там должен был подойти наш комвзвода, лейтенант Александров. Он сегодня, как раз, дежурный по батальону. Хорошо бы друг ваш, к нему сразу попал. Уж он бы, все организовал как надо, без проволочки.

– Это все хорошо, – сказал я, – а вот что мы будем делать, если они, товарищи эти из НКВД, сгребутся и ходу? А?

Помолчав немного, сержант, не спуская глаз с "диверсантов", начал размышлять вслух:

– Для начала, понаблюдаем за ними, а там будет видно, что делать дальше. В любом случае, действовать станем по обстоятельствам. Если они здесь задержатся на час-полтора – хорошо, может, подмоги дождемся. Хотя, думаю, навряд ли. После того, как они труп припрячут, смысла им тут надолго оставаться нет. Скорее всего, рванут куда подальше, но это зависит от того, какое у них задание. Если где-то по близости, то уйдут в сторону, затаятся, отдохнут, как следует и будут думать, как делишки свои темные провернуть. А если у них не здесь задание то, судя по форме, у них и документы, наверняка не подкопаешься. Уйдут куда им нужно, могут даже не прятаться. В наглую пойдут, как пить дать.

– Это да, – согласился я, – не просто так же они тут отираются. И заметь, Михаил, у каждого вещмешок, причем набитый под завязку. Обычным разведчикам лишний груз таскать, вроде бы ни к чему, не пряники же у них там, ясное дело. Думаю, кроме боеприпасов и еды, тащат они рацию и взрывчатку. И путь их лежит куда-то дальше. Есть значит, у них цель, которую нужно уничтожить. Сами посудите – для чего тогда, весь этот маскарад нужно было устраивать? Или другой вариант. Будут выяснять расположение наших штабов, складов, места сосредоточения наших войск, а затем, по-радио, наводить авиацию. Или передавать координаты, для артиллерии дальнобойной. Как-то так, я думаю. Если конечно, у них на уме, похуже чего не задумано.