Текст книги "Великая Октябрьская"

Автор книги: Юрий Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

В этих условиях открытое столкновение было бы на пользу контрреволюции. Поэтому большевики стремились удержать массы от выступления. Но это оказалось невозможным.

В 1-м пулеметном полку, который начал выступление, с утра 3 июля побывали 23 агитатора от большевистской военной организации. Солдаты успокаивались на время, но затем снова раздавались призывы к выступлению. Во второй половине дня туда отправился В. И. Невский с несколькими другими лучшими большевистскими ораторами. Но, несмотря ни на что, полк с оружием в руках вышел на улицы.

Так же обстояли дела и на Путиловском заводе. Во второй половине дня на митинге, где собралось до 25 тыс. человек, рабочие требовали немедленного выступления. Попытки большевиков, среди которых был и Г. К. Орджоникидзе, удержать рабочих не увенчались успехом. Колонна путиловцев направилась к Таврическому дворцу.

У особняка балерины Кшесинской, где помещался ЦК большевистской партии, перед солдатами выступали М. И. Калинин, Я. М. Свердлов, Н. И. Подвойский. Обращаясь к пулеметчикам, они призывали их воздержаться от выступления. Но и здесь никакие убеждения не подействовали.

Солдаты кричали, лязгая затворами: «Теперь не время разговоров. Теперь надо дело делать!»

Такое же настроение царило повсюду среди солдат и рабочих. Народная лавина нарастала. «К 11 часам вечера выяснилось, – писал Я, М. Свердлов, – что удержать ни войска, ни рабочих нет возможности»^{37}. Ввиду этого Центральный Комитет решил возглавить движение. Партия ставила своей задачей повести массы, придать демонстрации мирный и организованный характер.

К утру 4 июля среди рабочих и солдат появилось отпечатанное специальной листовкой воззвание Центрального Комитета большевиков. В нем говорилось: «Вчера революционный гарнизон Петрограда и рабочие выступили, чтобы провозгласить этот лозунг: «Вся власть Совету!»; это движение, вспыхнувшее в полках и на заводах, мы зовем превратить в мирное, организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда»^{38}.

Сотни тысяч демонстрантов потянулись к Таврическому дворцу. В Петроград прибыли 10 тыс. революционных моряков Кронштадта, 500 тыс. рабочих, солдат, матросов приняли участие в демонстрации. Спокойно и уверенно колонны шествовали по городу.

Но правительство не хотело мирного исхода. Оно стремилось расправиться с трудящимися. Как цинично сказал помощник военного министра Якубович, «пришла пора вскрыть петроградский нарыв», В полном единстве с генералами действовали эсеро-меньшевистские лидеры. Весь день 3 июля в Петрограде концентрировались контрреволюционные отряды. На Дворцовую площадь прибыли юнкера и казаки. К городу подтягивались вызванные с фронта кавалерийские дивизии, казачьи полки.

И вот мирное шествие толпы было нарушено выстрелами. На углу Садовой и Невского проспекта, на Сенной площади, Литейном проспекте, у Инженерного замка по демонстрантам стреляли из винтовок и пулеметов, в колонны летели бомбы и гранаты. По различным данным, число убитых и раненых 3–4 июля составило от 400 до 700 человек.

Рабочие и солдаты пытались дать отпор. В разных местах вспыхивали схватки. Две сотни казаков в конном строю атаковали солдат 1-го пехотного полка на углу Шпалерной и Литейного. На улицах появились баррикады. Но силы были неравными. К вечеру правительство двинуло против демонстрантов регулярные войска. К Таврическому дворцу подошли бронемашины из Михайловского манежа. Из Павловска прибыла гвардейская конная артиллерия.

Соотношение сил оказалось не в пользу революции. Нельзя было принимать бой при таких невыгодных условиях. Центральный Комитет партии вечером 4 июля призвал к завершению выступления, организованному прекращению демонстрации.

Контрреволюция спешила закрепить достигнутый успех. Еще не смолкли стоны раненых на петроградских мостовых, как начались контрреволюционные погромы, террор против большевиков. 5 июля столица была объявлена на военном положении.

Английский посол в Петрограде Джордж Бьюкенен и военный атташе посольства генерал Нокс в июльские дни передали министру иностранных дел Терещенко «предложения» о мерах, необходимых для «борьбы с революцией». Они требовали восстановить смертную казнь для солдат, разоружить рабочих и революционные воинские части, наказать «агитаторов», организовать военную цензуру с правом конфисковывать революционные газеты и т. п.

Временное правительство охотно и послушно следовало этим «советам».

5 июля – разгром редакции газеты «Правда».

7 июля – постановление о расформировании частей Петроградского гарнизона, принимавших участие в июльской демонстрации.

8 июля – разгром помещения Союза металлистов; приказ о роспуске Центрального комитета Балтийского флота (Центробалта), распоряжение об аресте «зачинщиков волнений» в Кронштадте.

9 июля – нападение на районные комитеты большевиков в Петрограде.

12 июля – введение смертной казни на фронте.

Такова лишь малая часть хроники действий контрреволюции сразу после июльской демонстрации.

Петроград первой половины июля. Тревожные, напряженные, горькие дни. Разоружаются рабочие дружины. Идут массовые погромы, обыски, аресты. На Шпалерной улице схвачен и убит рабочий – большевик Иван Авксентьевич Воинов, распространявший «Листок «Правды⁴⁴». В город прибывают все новые воинские части, вызванные с фронта: 14-я кавалерийская дивизия, бригада 45-й пехотной дивизии, 5-й броневой дивизион, 1-й самокатный батальон… Светлой июльской ночью к Петропавловской крепости, занятой кронштадтцами и пулеметчиками, движется правительственный отряд – пехотинцы, артиллерия, бронемашины. Утром 6 июля к ним присоединяются самокатчики. Стремясь избежать кровопролития, матросы и пулеметчики сдают оружие и оставляют крепость.

На Дворцовой площади, окруженной верными правительству войсками, производится разоружение революционных частей (1-й пулеметный полк был разоружен 9 июля).

Многие зарубежные буржуазные авторы выражают сожаление, что Временное правительство в июльские дни проявило «мягкость» и «нерешительность». Правительством «очень мало было сделано для того, чтобы подавить внутреннего врага» (Д. Футмэн); «умеренные лидеры пе хотели использовать полицейские методы против большевиков» (А. Джейнос).

Временное правительство и эсеро-меньшевистские лидеры не заслужили этих упреков. Они сделали все возможное для того, чтобы подавить истинных представителей трудящихся масс. И не их вина, что подавить большевиков так и не удалось.

Особенно гнусными были попытки Временного правительства арестовать В. И. Ленина, осуществить над вождем революции физическую расправу.

7 июля правительство опубликовало постановление об аресте и привлечении к суду В. И. Ленина и ряда других большевиков. Под улюлюканье контрреволюционной печати, развернувшей неистовую клеветническую кампанию против Ленина и большевистской партии, ищейки правительства ринулись на поиски Ленина.

О злодейских замыслах контрреволюции с необычайным цинизмом рассказывал генерал Половцев, один из главных руководителей июльской расправы, командовавший тогда войсками Петроградского военного округа. Он писал: «Офицер, отправляющийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде или в разобранном… Отвечаю, с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу».

Юнкера искали Ленина в редакции «Правды», совершили налет на квартиру Елизаровых, учинив там обыск и погром. Эти усилия были напрасны. Партия надежно укрыла своего вождя в глубоком подполье.

Несколько дней Ленин работал нелегально в Петрограде, а 9 июля выехал за город, в район Сестрорецка. Поздним вечером Ленин, сбривший усы и бороду, в невзрачном пальто и серой кепке, прибыл на вокзал. В сопровождении сестрорецкого рабочего большевика Николая Александровича Емельянова Ленин приехал на станцию Разлив, где у Емельянова был небольшой дом.

В нескольких километрах от станции, за озером, в лесочке и ныне стоит шалаш из веток, покрытый сеном. Рядом – строгий гранитный памятник. На памятнике высечена надпись: «На месте, где в июле и августе 1917 г. в шалаше из ветвей скрывался от преследования буржуазии вождь мирового Октября и писал свою книгу «Государство и революция», – на память об этом поставили мы шалаш из гранита. Рабочие города Ленина. 1927 г.»

В этом месте, к которому не зарастает ныне народная тропа, Владимир Ильич Ленин провел почти месяц. Здесь, в «зеленом кабинете», Ленин работал, изучая прессу и другие материалы. Он определил новую тактику партии в изменившейся обстановке, разработал ряд важнейших вопросов марксистской теории, изложенных в книге «Государство и революция». Ленин поддерживал тесную связь с Центральным Комитетом, к нему приезжали из Питера боевые соратники. «Иногда наш шалаш напоминал штаб», – вспоминает И. А. Емельянов.

В дальнейшем, с приближением осени, Ленин перебрался в Финляндию, где пробыл до октября.

Июльские дни стали переломным этапом в развитии революции. Двоевластие окончилось. Вся власть сосредоточилась в руках контрреволюционного Временного правительства. Та власть, которая находилась в руках Советов, оказалась упущенной ими. Безвластное прикрытие, бесправный придаток Временного правительства – вот что стали представлять собой возглавляемые меньшевиками и эсерами Советы после июльских дней^[6].

«Перелом 4 июля, – писал Ленин, – именно в том и состоит, что после пего объективное положение круто изменилось. Колеблющееся состояние власти прекратилось, власть перешла в решающем месте в руки контрреволюции»^{39}.

В этих условиях лозунг «Вся власть Советам!» становился бесцельным и был временно снят. В создавшейся обстановке он мог затормозить революционную мобилизацию масс, породить иллюзию, будто все еще возможен мирный переход власти к Советам. Разумеется, снятие данного лозунга не отрицало значения Советов вообще. Речь шла о конкретной ситуации лета 1917 г., когда Советы из-за действий эсеро-меньшевиков потеряли возможность мирным путем взять власть в свои руки. Последующая большевизация Советов через несколько недель снова поставила этот лозунг в порядок дня.

Правительство, вставшее на путь насилия над народом, сосредоточившее в своих руках всю власть, уже нельзя было отстранить мирным путем. Следовательно, мирный период революции закончился.

Передовые отряды пролетариата оказались вынужденными отступить. Но они отступили в порядке, не поддавшись на провокации буржуазии, стремившейся разбить и обескровить силы рабочего класса. Они готовились к новым боям.

Июльские события явились суровым уроком для масс. Они наглядно и убедительно показали истинную классовую природу Временного правительства.

Расстреляв мирную демонстрацию, правительство расстреляло многие иллюзии масс. Народ отчетливо увидел и лицо соглашателей – эсеров и меньшевиков, вставших в один ряд с генералом-карателем Половцевым.

Каким путем будет развиваться революция в новых условиях? Какие формы примет борьба пролетариата за власть? Какую линию должна проводить партия, ведя массы к победе социалистической революции?

Все эти вопросы встали перед партией после июльских событий, когда закончился период двоевластия, когда государственная власть полностью сосредоточилась в руках буржуазии.

В. И. Ленин глубоко и всесторонне проанализировал обстановку. Его тезисы «Политическое положение», статьи «Три кризиса», «К лозунгам», брошюра «Уроки революции» и другие работы наметили и обосновали новую тактику партии.

В те дни состоялся VI съезд партии, который собрал около 270 лучших представителей коммунистов России.

В Петрограде, на Выборгской стороне, где начались заседания съезда (позже из-за опасности преследований со стороны правительства заседания были перенесены за Нарвскую заставу), встретились бойцы ленинской гвардии, гордость и цвет революции.

Для их характеристики достаточно привести один факт. На съезде среди делегатов была распространена анкета Центрального Комитета. Имелся в анкете и вопрос о репрессиях. И что же выяснилось? Из 171 делегата, заполнившего анкету, 150 человек подвергались ранее аресту за революционную деятельность, многие – свыше пяти раз. В среднем на каждого приходилось по три-четыре ареста, более чем по полтора года тюремного заключения. Подавляющее их большинство вступило в партию до 1917 г.

С 26 июля по 3 августа делегаты обсуждали коренные вопросы революции. Ленинские работы легли в основу решений съезда, помогли делегатам правильно сориентироваться в обстановке.

И. П. Флеровский рассказывал: «Я отлично помню, какое огромное впечатление на членов съезда произвела ленинская брошюра «К лозунгам», доставленная из Кронштадта на съезд… Все делегаты получили экземпляр брошюры и жадно приникли к ее страницам…

Какие тезисы, обычно излагаемые сухим лапидарным стилем, могли сравниться с ленинской статьей, в которой железная диалектическая логика сочеталась с революционной страстностью гениального вождя!»^{40} Съезд обсудил вопросы, касавшиеся стратегии и тактики партии. Обсуждались политический, организационный и финансовый отчеты Центрального Комитета, доклады по текущему моменту; рассматривались (на четырех заседаниях) сообщения о деятельности партийных организаций на местах; были приняты новый Устав партии и решения по ряду других вопросов.

Съезд дал ясную оценку положению в стране, определил задачи партии в сложившихся условиях.

Революция растет. Революция идет вперед. Террор буржуазии не может остановить ее неуклонную поступь, констатировал съезд. «Работают подземные силы истории. В самых глубинах народных масс назревает глухое недовольство. Крестьянам нужна земля, рабочим нужен хлеб, и тем и другим нужен мир»^{41}.

Победа социалистической революции неизбежна. Но «мирное развитие и безболезненный переход власти к Советам стали невозможны»^{42}. Назрела необходимость насильственного свержения господства империалистической буржуазии. Курс на вооруженное восстание лег отныне в основу деятельности партии. Это не означало призыва к немедленному восстанию. Для этого еще не было необходимых условий. Готовиться к восстанию, приближать его час, собирать силы, быть во всеоружии, когда наступит решающее время, – так определила свою линию партия.

240 тыс. коммунистов – ко дню съезда ряды партии выросли втрое со времени Апрельской конференции, – вооруженные решениями съезда, с новой энергией продолжали работать в массах, ковали победу революции. И летел по всей стране пламенный призыв манифеста съезда коммунистов: «Готовьтесь же к новым битвам, наши боевые товарищи! Стойко, мужественно и спокойно, не поддаваясь на провокацию, копите силы, стройтесь в боевые колонны! Под знамя партии, пролетарии и солдаты! Под наше знамя, угнетенные деревни!»^{43}.

Разгром генеральского заговора

История сохранила одну весьма примечательную фотографию. В густой толпе нарядных мужчин и женщин, щеголеватых военных группа офицеров несет на руках узкоплечего генерала. На сухом скуластом лице генерала застыла улыбка. Кругом возбужденные лица, букеты цветов. Офицеры отдают честь. На Александровском вокзале в Москве буржуазия восторженно встречает своего кумира – генерала Л. Г. Корнилова.

Михаил Шолохов так пишет об этой встрече: «К Корнилову тянулись десятки рук. Какая-то полная растрепанная дама семенила сбоку от него, стараясь прижаться губами к рукаву светло-зеленого мундира. У выхода под оглушительный грохот приветственных криков Корнилова подняли на руки, понесли»^{44}.

Почему удостоился таких почестей этот еще недавно мало кому известный генерал? Почему его имя не сходило со страниц буржуазной печати? Какую роль играл он в быстро сменявших друг друга событиях? Ответ прост. Дело в том, что российская и иностранная буржуазия сочла Корнилова подходящей фигурой на роль главного душителя революции, на пост военного диктатора. В июле-августе в стране созрел крупный контрреволюционный заговор с целью установления неприкрытой контрреволюционной диктатуры. Буржуазия считала, что июльские дни не принесли ей полной победы. Хотя власть и сосредоточилась в руках Временного правительства, революционные силы не удалось разгромить. Временное правительство, по мнению буржуазии, было не способно остановить неминуемое поступательное движение революции. «Нужна сильная рука», – в один голос твердили генералы, финансовые воротилы, промышленные тузы. «До тех пор, пока Россия не получит диктатора, облеченного широкой властью… до тех пор порядка в России не будет», – откровенно заявлял махровый реакционер Пуришкевич.

«Нужна сильная рука», – «советовали» представители Англии, Франции, США, все более и более беззастенчиво вмешивавшиеся в дела российской революции.

Выбор пал на Корнилова, неоднократно заявлявшего о своей решимости не останавливаться ни перед чем для «восстановления порядка».

Л. Г. Корнилов, 47-летний генерал, сын отставного казачьего офицера, в начале войны командовал пехотной дивизией. Попав в 1915 г. в плен к австрийцам, бежал оттуда и был назначен командиром армейского корпуса» Командуя с марта 1917 г. Петроградским военным округом, он говорил о «неизбежности жесткой расчистки Петрограда», а в апреле ратовал за то, чтобы разогнать демонстрации вооруженной рукой. Отстраненный под давлением масс от командования округом, Корнилов возглавил сначала 8-ю армию, а затем весь Юго-Западный фронт, получив звание генерала от инфантерии, В июльские дни он провел массовые репрессии против революционно настроенных солдат.

Назначенный 20 июля верховным главнокомандующим, Корнилов начал непосредственную подготовку к мятежу. План заговора состоял в том, чтобы двинуть на Петроград специально отобранные контрреволюционные части, поднять мятеж в городе и, захватив столицу, организовать расправу с революционными силами.

В заговоре вместе с Корниловым и генеральной верхушкой руководящую роль играло руководство кадетской партии. На заседании своего ЦК лидеры партии, всегда кичившиеся приверженностью к гуманности, демократии, либерализму, откровенно говорили о необхо-мости «кровопускания». «Дело идет к расстрелу, так как слова бессильны», – сказал А. И. Шингарев. А П. Н. Милюков заявил о «неизбежности хирургической операции».

Заодно с корниловцами действовал и министр-председатель Временного правительства А. Ф. Керенский^[7]. Сам Керенский подчеркивал не без гордости, что существо требований Корнилова было «вовсе не Америкой, им открытой, а являлось только своеобразной формулировкой тех мер, которые уже отчасти проводились, отчасти проектировались Временным правительством».

Непосредственно причастны к заговору были дипломатические и военные представители Антанты. Как передавал корреспондент французской газеты «Фигаро» Ренэ Маршан, после выступления Корнилова на московском Государственном совещании (13 августа) «британский генерал, официально представлявший английскую миссию, воскликнул: «Вот диктатор!»».

Английский посол Бьюкенен записал в своем дневнике: «Все мои симпатии были на стороне Корнилова». Кроме симпатий, на стороне Корнилова были и английские броневики, управлявшиеся английскими офицерами. Эти броневики вместе с корниловцами наступали на Петроград. Об этом факте рассказал, в частности, американский полковник Раймонд Робинс, находившийся в России в качестве представителя Красного Креста, подтверждая свой абсолютно определенный вывод: «Союзные представители участвовали в этой авантюре»^{45}.

25 августа Корнилов потребовал объявить Петроград на военном положении и передать всю власть, военную и гражданскую, верховному главнокомандующему, т. е. ему. В ночь на 27 августа он выпустил Манифест к русскому народу, объявив, что берет власть в свои руки. В качестве реальной и грозной силы, подкреплявшей эти требования, на Петроград был двинут конный корпус генерала А. М. Крымова.

В истории контрреволюции имя этого кавалерийского генерала мелькало несколько раз – ненадолго и бесславно, но зловеще. Еще до Февраля Гучков наметил его в качестве одной из главных действующих фигур для организации дворцового переворота с целью предотвращения революции. После свержения самодержавия, в середине марта Гучков вызвал Крымова в столицу советоваться, как укрепить Временное правительство. Тот был настроен решительно – брался «в два дня расчистить Петроград одной дивизией, конечно не без кровопролития». Эту лихую генеральскую идею тогда признали нереальной.

Оказавшись затем в Киеве, Крымов создал в гарнизоне тайные организации для захвата города в момент выступления контрреволюции. Ему было поручено сформировать отдельную армию из специально отобранных Ставкой контрреволюционных частей. И наконец, Крымов – во главе ударной мятежной силы, на самом острие копья, нацеленного на столицу.

Дивизии конного корпуса двинулись к Петрограду. Уверенный в успехе, Крымов составил приказы начальникам своих дивизий. Он предписывал им занять конкретные районы города, разоружить рабочих и все войска (кроме юнкерских училищ) и «силой оружия усмирить все попытки к беспорядкам и всякое неповиновение».

Опасность была велика. Но в те дни с новой силой сказалось революционное настроение масс, проявились их энергия и инициатива. Стало ясно, что контрреволюция не имеет массовой поддержки. Народ твердо и решительно сказал «нет» генеральской авантюре, дружно и смело поднялся против новой угрозы. Борьбу трудящихся против Корнилова возглавила партия большевиков. Центральный Комитет обратился с воззванием к народу. «Торжество Корнилова – гибель воли, потеря земли, торжество и всевластие помещика над крестьянином, капиталиста – над рабочим, генерала – над солдатом», – говорилось в воззвании.

ЦК призывал рабочих и солдат доказать, что не Корнилов задавит революцию, а революция подавит любую попытку буржуазной контрреволюции.

Экстренное заседание Петроградского комитета партии под председательством С. В. Косиора по докладу А. С. Бубнова наметило конкретные меры по борьбе с корниловщиной. Я. М. Свердлов провел совещание представителей большевистских ячеек большинства запасных полков столицы. Был составлен план обороны города и подавления мятежа. Военная организация ЦК РСДРП (б) развернула огромную работу по мобилизации революционных воинских частей и вооружению рабочих.

Трудовой Петроград всколыхнулся. Шло спешное формирование и обучение новых красногвардейских отрядов. 8 тыс. путиловцев, выступив навстречу врагу, заняли позиции под Пулковом. Полк пехоты и пять броневиков направил против корниловцев Выборгский Совет.

В казармах, так же как и на заводах, шли митинги. Солдаты принимали постановления об отправке их полков против Корнилова. «Кронштадтский гарнизон готов стать на защиту революции», сообщал в Петроград Кронштадтский Совет.

Под Петроградом рыли окопы, на позиции направлялась артиллерия. В устье Невы бросили якоря миноносцы, прибывшие из Гельсингфорса и Ревеля. В самом Петрограде революционные отряды взяли под охрану важнейшие здания, матросские патрули несли круглосуточное дежурство на улицах.

«Сведения из районов и полков в один голос говорят о том, что рабочие мобилизуют силы, солдаты стоят под ружьем. Очевидно, рабочие предпочитают говорить с врагами по-вражески.

Иначе и не может быть: с врагом бьются, а не совещаются.

Заговор продолжается – готовьтесь к отпору!» – писала газета «Рабочий», выходившая вместо закрытой «Правды».

До 60 тыс. красногвардейцев, солдат и матросов выступили на защиту Петрограда.

По призыву большевиков железнодорожники на путях к Петрограду снимали рельсы, забивали пути порожними составами, угоняли паровозы.

Замысел Корнилова не ограничивался использованием одного III конного корпуса. Он приказал двинуть на Петроград ряд дивизий с Западного и Юго-Западного фронтов, с Дона, из Финляндии.

Однако повсеместно на фронте корниловцы получили решительный отпор. Солдаты арестовывали офицеров-корниловцев. Армейские комитеты на фронте, осудив корниловщину, устанавливали контроль над штабами, формировали сводные отряды для борьбы с мятежом.

По инициативе большевиков были созданы Военно-революционный комитет Западного фронта и штаб революционных войск Минского района во главе с М. В. Фрунзе. Были взяты под контроль штабы фронта и армий, телеграф, такие узловые станции, как Гомель, Орша, Жлобин. Эти действия отрезали Ставку от Крымова и Юго-Западного фронта.

Сразу после начала мятежа Керенский, поняв безнадежность задуманной авантюры и опасаясь за свою собственную судьбу, порвал с Корниловым, встав в позу «защитника революции». Правительство вкупе с меньшевиками и эсерами было не способно принять действенные меры против корниловцев, но не могло и помешать боевой энергии масс. Борьба с мятежом осуществлялась революционным народом во главе с большевиками.

В новой обстановке партия, направив основной удар против корниловцев, не прекращала борьбы против Временного правительства, разоблачая его как фактического пособника мятежных генералов, вскрывая его контрреволюционную сущность.

«Мы будем воевать, мы воюем с Корниловым, – писал В. И. Ленин, – как и войска Керенского, но мы не поддерживаем Керенского, а разоблачаем его слабость»^{46}.

…Последние дни августа. Эшелоны с конными дивизиями III корпуса продолжают двигаться к Петрограду.

28 августа головной эшелон Особой туземной дивизии, миновав станцию Дно, прибыл к Вырице. Эшелоны 1-й Донской казачьей дивизии подошли к Луге. Уссурийская дивизия приближалась к Нарве – Ямбургу. Днем 29 августа генерал Крымов определил маршруты, по которым всем трем кавалерийским дивизиям предстояло идти на Петроград. Приблизившись к городу, они должны были в конном строю наступать к Нарвской, Московской и Невской заставам.

Планам обычно полагается опережать жизнь. В данном случае жизнь стремительно опередила намерения Крымова. Его войска застряли в тупиках железнодорожных станций. В полках появились большевистские агитаторы. К казакам прибывали делегации Советов, воинских частей, представители заводов, железнодорожников. Узнавая правду о замыслах Корнилова, казаки арестовывали контрреволюционных офицеров, отказывались продолжать марш на Петроград. Начальникам дивизий пришлось отдать приказы о приостановке дальнейшего продвижения эшелонов.

События развертывались быстро. Меньше чем за неделю мятеж был полностью подавлен. Казавшаяся грозной военная сила, шедшая на Петроград, рассеялась. Генерал Крымов, оставшийся без войск, оказавшийся под угрозой ареста, не нашел другого выхода, как покончить с собой. Этот револьверный выстрел поставил точку в краткой, но важной главе истории борьбы революции с контрреволюцией^[8].

Внутренняя и внешняя контрреволюция горько сетовала по поводу провала мятежа. Американский посол в Петрограде Фрэнсис 30 августа телеграфировал в Вашингтон о «глубоком разочаровании в связи с неудачей Корнилова».

Разочарование было вполне обоснованным. Корниловским мятежом контрреволюция хотела сделать решающий шаг к своему полному торжеству. Но получилось иначе: шаг вперед сделала революция. Активизировались и укрепились Советы, доказавшие свою жизнеспособность и силу. Вырос авторитет большевиков, снова и снова показавших себя опытными и дальновидными руководителями масс, решительными и отважными борцами с врагами революционной России.

Вперед,

к вооруженному восстанию

Приближалась осень. Уже полгода прошло с тех пор, как победила Февральская революция. Но положение народа становилось все хуже. Экономическая разруха усиливалась. Непрерывно падало промышленное производство: валовая продукция промышленности в 1917 г. сократилась более чем на треть. После Февральской революции было закрыто почти 800 предприятий. Покупательная стоимость рубля осенью 1917 г. снизилась в 10 раз по сравнению с 1913 г. Страну наводняли обесценившиеся бумажные деньги. В ход пошли выпущенные правительством новые купюры, которые в народе презрительно назывались «керенками». Темпы денежной эмиссии неуклонно росли, но печатный станок не спасал положения, и министр финансов Н. В. Некрасов сетовал: государственный «кошелек пуст… в нем лежат лишь неоплаченные векселя…». В полное расстройство пришел транспорт. Надвигался голод. В городах и рабочих поселках у продовольственных лавок с ночи выстраивались длинные очереди: не хватало хлеба, сахара и других продуктов.

В сентябре план заготовки зерна был выполнен только на 31 %, в октябре – на 19 %. В октябре 1917 г. зерна было заготовлено почти вдвое меньше, чем в октябре 1916 г.

Даже министр продовольствия Временного правительства С. Н. Прокопович не мог не признать: «Если в среднем на всем протяжении армии имеется фуража, скажем, на один или два дня, то в отдельных местах для отдельных воинских частей, несомненно, уже наступил голод… Хуже обстоит положение с вопросом о прокормлении городского населения».

По-прежнему продолжалась война. «Неужели мы должны провести еще одну зиму в окопах?» – спрашивали солдаты.

Рабочие и крестьяне в серых шинелях все яснее понимали бессмысленность войны, которая велась во имя интересов помещиков и капиталистов. Фронтовики наизусть знали едкое стихотворение Демьяна Бедного, опубликованное в начале августа и быстро получившее широкую известность:

Нам в бой идти приказано:

«За землю станьте честно!»

За землю! Чью? Не сказано.

Помещичью, известно!

Нам в бой идти приказано:

«Да здравствует свобода!»

Свобода! Чья? Не сказано.

А только – не народа.

Нам в бой идти приказано —

«Союзных ради наций».

А главное не сказано:

Чьих ради ассигнаций?

Кому война – заплатушки,

Кому – мильон прибытку.

Доколе ж нам, ребятушки,

Терпеть лихую пытку?

Для ведения войны правительство брало новые займы у своих «союзников» – империалистов Англии, Франции, США. Государственный долг России достиг колоссальной суммы – 60 млрд руб. 16 млрд, из них составлял долг иностранному капиталу. Эти займы все больше закабаляли страну, грозили ей полной потерей независимости.

Представители иностранных монополий разъезжали по России, приглядывались, как лучше прибрать к своим рукам ее богатства. Особенно нагло вели себя американские империалисты, наживавшиеся на войне, накопившие огромные суммы.

Дипломатическая миссия США во главе с бывшим государственным секретарем Э. Рутом бесцеремонно, как приказчиков, вызывала в американское посольство для беседы министров Временного правительства. Другая американская миссия во главе с инженером Дж. Стивенсом с такой же бесцеремонностью стремилась установить контроль над железнодорожным транспортом. «Вам будет предоставлен полный контроль во Владивостоке, – писал Стивенсу американский посол Фрэнсис, – и я надеюсь, что этот контроль будет распространен на всем протяжении Сибирской железной дороги».