Текст книги "Великая Октябрьская"

Автор книги: Юрий Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Под руководством фабзавкомов на заводах проводился рабочий контроль над производством и распределением, наймом и увольнением. Рабочий контроль был введен на казенных и некоторых частнокапиталистических предприятиях Петрограда и Москвы, Урала и Донбасса.

На заводских дворах, пустырях, в тихих переулках можно было слышать слова команды, видеть построенные повзводно группы людей в штатской одежде с винтовками и пистолетами. Шло систематическое обучение отрядов Красной гвардии.

Рабочий класс взял в свои руки оружие. Он учился владеть им, готовясь к решительным схваткам.

В ряды Красной гвардии (на местах она также называлась Рабочей гвардией, рабочей или пролетарской милицей) вставали наиболее стойкие и мужественные представители пролетариата.

Выборгский районный Совет Петрограда опубликовал проект Устава Рабочей гвардии. В нем говорилось:

«Цели: 1. Рабочая гвардия ставит своей задачей:

а) отстаивание с оружием в руках всех завоеваний рабочего класса;

б) охранение жизни, безопасности и имущества всех граждан, без различия пола, возраста и национальности.

Состав: 2. Членом Рабочей гвардии может быть всякий рабочий, работница, состоящие членами социалистической партии или профессионального союза, по рекомендации или выбору общего собрания или мастерской»^{26}. К лету 1917 г. Красная гвардия существовала в большинстве промышленных центров страны.

Москва, завод Михельсона. Отряд Красной гвардии превышает 400 человек. Рабочие в цехах по ночам изготовляют бомбы.

Москва, завод «Поставщик». Замоскворецкий район. В красногвардейском отряде 80 человек.

Петроград, заводы «Старый Лесснер», «Новый Лесснер». В рядах красногвардейцев 500 человек.

Петроград, заводы «Новый Парвиайнен», «Эриксон», «Айваз». До тысячи рабочих вступили в Красную гвардию.

Нижний Новгород. На всех 16 заводах Канавина с 30 тыс. рабочих созданы отряды рабочей милиции.

Орехово-Зуево. Штаб боевых рабочих дружин наладил топографическую работу по изучению города на случай уличных боев. У солдат расположенного неподалеку полка дружинники достали 300 винтовок и 60 тыс. боевых патронов.

Эти сообщения – малая часть огромного числа фактов, свидетельствовавших о том, что Красная гвардия – вооруженная сила пролетариата – существует, растет и крепнет, готовится к боям за победу революции. Дружины Красной гвардии, созданные весной и летом 1917 г., стали надежным ядром тех отрядов, которые осенью с оружием в руках свергали старую власть. На Украине, например, к лету 1917 г. насчитывалось 6,5 тыс. красногвардейцев. А в Октябрьские дни численность Красной гвардии Украины возросла до 30 тыс. человек.

Так по всей России пришли в движение широчайшие народные массы. Революция нарастала повсюду – на фронте и в тылу, в фабрично-заводских центрах и глухих деревнях, в столице и на дальних окраинах. Страна бурлила весенним половодьем.

Казалось, этот разбушевавшийся поток несется неведомо в каком направлении, клокочет и разливается в разные стороны и нет в нем никакого определяющего, направляющего течения. Но у революционного народа была цель, направление и руководство.

Эту цель указала народу Коммунистическая партия, она вела массы вперед, осуществляла руководство, своей титанической работой сплачивала воедино все потоки революции.

За несколько недель после падения царизма численность большевистской партии увеличилась вдвое, превысив к концу апреля 100 тыс. человек, и продолжала быстро расти. Сильная своей сплоченностью и организованностью, вооруженная живой и развивающейся теорией марксизма-ленинизма, беззаветно преданная делу коммунизма, партия была направляющей и организующей силой революции.

Ядро партии составляли революционеры-подпольщики, на протяжении многих лет героически боровшиеся с царизмом, сражавшиеся на баррикадах пятого года, те, кто вел массы на свержение самодержавия в Февральские дни.

Ряды партии, вобравшие цвет народа, непрерывно пополнялись передовыми рабочими, солдатами, лучшими представителями беднейшего крестьянства и интеллигенции.

Это от их имени вдохновенно писал В. Маяковский:

Велели нам

идти

под красный флаг

года труда

и дни недоеданий.

Мы открывали

Маркса

каждый том,

как в доме

собственном

мы открываем ставни,

но и без чтения

мы разбирались в том,

в каком идти,

в каком сражаться стане.

Среди руководящих работников партии были замечательные революционеры, прошедшие ленинскую школу.

Кто не слышал имени «рыцаря революции» Феликса Эдмундовича Дзержинского? Всю свою революционную страсть, недюжинные способности он до конца отдал делу освобождения трудящихся.

Одним из крупнейших деятелей партии был Яков Михайлович Свердлов, которого В. И. Ленин называл пролетарским вождем, больше всего сделавшим для организации победы рабочего класса.

Рабочие Питера хорошо знали невысокого человека с небольшой бородкой клинышком, с внимательным взглядом из-под очков в стальной оправе. Михаил Иванович Калинин, тверской крестьянин, ставший рабочим и профессиональным революционером, активный участник Февральского восстания, всегда находился в гуще народа.

Андрею Сергеевичу Бубнову исполнилось в 1917 г. 34 года. Но он был уже «старым» коммунистом с 14-летним партийным стажем. Эти годы он отдал партийной работе в Иваново-Вознесенске (Иванове), Москве, Нижнем Новгороде (Горьком), Петербурге, Самаре (Куйбышеве) и других городах.

После Февральской революции все более заметную роль в руководстве партией играл Иосиф Виссарионович Сталин.

Неутомимыми борцами за ленинскую линию были сын донецкого железнодорожника луганский рабочий член РСДРП с 1903 г. Климент Ефремович Ворошилов; пламенный оратор, человек кипучей энергии Сергей Миронович Киров; любимец солдат, прапорщик, ставший после Октября первым советским Верховным главнокомандующим, Николай Васильевич Крыленко; блестящий организатор Валериан Владимирович Куйбышев; герой первой русской революции, дважды приговаривавшийся царскими властями к смертной казни, Михаил Васильевич Фрунзе.

В архивах царской полиции сохранились фотографии молодого революционера с красивым тонким лицом, обрамленным пышной, вьющейся шевелюрой. По этапам и тюрьмам пронес Григорий Константинович Орджоникидзе (Серго) свою веру в победу социализма, закалив в борьбе волю большевика.

Среди видных деятелей партии были бесстрашные революционерки Александра Михайловна Коллонтай, Надежда Константиновна Крупская, Розалия Самойловна Землячка, Елена Дмитриевна Стасова и др.

Страстный трибун, любимец рабочих Закавказья Степан Георгиевич Шаумян; рабочий-металлист, член IV Государственной думы Григорий Иванович Петровский; рабочий-токарь Станислав Викентьевич Косиор; всесторонне одаренный человек, обладавший редкостной эрудицией, Анатолий Васильевич Луначарский; блестящий публицист Михаил Степанович Ольминский; видный литератор, историк и экономист Иван Иванович Скворцов-Степанов; старейшие члены партии Петр Гермогенович Смидович и Емельян Михайлович Ярославский – это лишь небольшая часть замечательной когорты руководителей Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), командиров ленинской большевистской гвардии, представителей различных народов России.

Они ковали победу под руководством величайшего деятеля всех времен и народов, гениального стратега социалистической революции, мудрого теоретика марксизма, вождя угнетенных Владимира Ильича Ленина. Ни одна страна мира не имела такой блистательной плеяды выдающихся представителей эпохи – глубоких мыслителей, великолепных организаторов, дерзновенно смелых и дальновидных людей. Они отдали свой талант делу революции, а революция создала небывалые возможности для полного раскрытия их способностей. В силе восходящего класса – пролетариата – они черпали свою силу, уверенность в будущем.

Американский журналист, свидетель Октября Альберт Рис Вильямс, возвратившись в США, говорил в феврале 1919 г.: «Основные характерные черты большевистской интеллигенции – это ее неиссякаемая вера в народ, в то, что освобождение рабочего класса может прийти только от самого рабочего класса, а не от какой-то схемы, созданной в чьем-то воображении».

Видные деятели были и в рядах враждебного лагеря. Неправильно представлять всех противников революции людьми бездарными, тупыми.

Но они защищали обреченное дело, вставали на службу классам отживавшим, уходившим с исторической сцены. Классовый эгоизм лишил их возможности глубоко оценить создавшееся в России положение, понять социальную сущность происходивших событий, определить перспективы и пути исторического развития страны. Только тот, кто пошел в одном строю с народом, революцией, оказался на уровне требований истории. Те же, кто попытался встать на пути революции, были сметены с дороги ее грозной лавиной.

Революционное движение нарастало. В него включались новые миллионы трудящихся. Широчайшие народные массы поднимались на борьбу за свое освобождение. Это была подлинно народная революция, небывалая по своему размаху и глубине. Ничто не могло остановить ее могучего потока.

Буржуазные фальсификаторы не устают твердить о том, что социалистическая революция в России явилась якобы делом небольшой кучки заговорщиков-коммунистов. Нет ничего более далекого от правды! Да, коммунисты были во главе масс и организующей силой революции. Но коммунисты вели за собой народ, потому что шли вместе с ним, выражали его волю, их мощь была в мощи народа.

По своему характеру Коммунистическая партия в корне отличалась от всех других партий. Это обстоятельство подметил Альберт Рис Вильямс, который говорил о большевиках в уже упоминавшемся выступлении: «Неправильно утверждать, будто это политическая партия, пользующаяся доверием народа и понимающая народ. Она – часть класса трудящихся. Она – авангард передовых рабочих России».

В это время на политической арене выступало много партий. Интересы финансово-промышленной буржуазии защищала так называемая конституционно-демократическая партия (кадеты). Кадеты пользовались влиянием среди верхушки буржуазной интеллигенции, части учащейся молодежи и офицерства. Среди кадетских лидеров выделялись профессор истории П. Н. Милюков, врач А. И. Шингарев, глава первого состава Временного правительства князь Г. Е. Львов. Еще правее кадетов стояли октябристы, выражавшие интересы обуржуазившихся помещиков и крупной буржуазии. Лидером октябристов был крупный московский промышленник А. И. Гучков. И кадеты и октябристы выступали за продолжение войны с Германией, боролись против 8-часового рабочего дня и передачи крестьянам помещичьих земель. Первоначально немалую популярность приобрели мелкобуржуазные партии – эсеры (социалисты-революционеры)^[4] и социал-демократы меньшевики^[5]. Они не скупясь раздавали народу обещания, выступали в роли народных защитников. Но каждый день революции приносил новые доказательства их подлинной сущности, разоблачал их антинародные позиции.

Все действия меньшевиков и эсеров определялись тем, что они считали невозможным осуществление в России социалистической революции. Раз революция может быть только буржуазной, значит, и власть должна быть только буржуазной и необходимо соглашение с буржуазией. «Власть, идущая на смену царизму, должна быть только буржуазной», – говорил Н. Н. Суханов, считавшийся тогда одним из самых левых меньшевиков. Западный историк У. Моссе не без иронии назвал меньшевиков и эсеров «революционерами без желания». Отсюда и место эсеро-меньшевиков в новой расстановке политических сил, которую предельно четко определил В. И. Ленин: «Кадеты заняли место монархии, – писал он. – Церетели и Черновы заняли место кадетов. Пролетарская демократия заняла место действительно революционной демократии»^{27}.

По мере развития событий происходило как бы отчуждение эсеров и меньшевиков от масс, от революции.

Красивые слова, посулы буржуазных и мелкобуржуазных «демократов» уже не производили на трудящихся такого впечатления, как в первые дни революции. Рабочие, солдаты, крестьяне все больше убеждались в том, что слова соглашателей противоречат их делам, что обещаниям нельзя верить. Вот один из примеров. В мае 1917 г. меньшевики и эсеры решили провести митинг на крупнейшем предприятии Петрограда – Путилов-ском заводе. Еще недавно они пользовались известным влиянием среди части рабочих. Но это влияние изо дня в день падало. И вот 12 мая на завод прибыли «тузы» соглашателей – эсеры Чернов и Авксентьев, меньшевики Грибков и Вайсберг.

Свыше 25 тыс. рабочих собрались во дворе у прокатных мастерских, сидели на крышах, вагонах и платформах, стоявших на железнодорожных путях, проходивших мимо трибуны.

Выступил глава партии эсеров В. М. Чернов, только что ставший министром земледелия во Временном правительстве. Он критиковал большевиков, говорил о свободе, мире, но дальше общих фраз и неопределенных обещаний не шел.

Чернов стал упрекать рабочих за «чрезмерные» требования к правительству. «Чем больше оно заботится о вас, тем больше требований вы к нему предъявляете!» – восклицал он, сравнивая рабочих с жадной старухой из «Сказки о рыбаке и рыбке».

«Чернова сперва слушали внимательно, – рассказывается в «Истории Путиловского завода». – Но постепенно у слушателей стало накипать раздражение. От оратора ждали ясных ответов на вопросы о земле, о войне, а он вертелся все вокруг да около, отделываясь пустыми речами. Путиловцы не могли уже сдержаться. Прорывались выкрики:

– Когда землю крестьянам дадите?

– Долой войну!

Все более резкие реплики неслись отовсюду, сливаясь в один гул.

Молодежь затянула бесконечную песню: «День пройдет, настанет вечер, а за ним наступит ночь. Ночь пройдет, настанет утро, а за ним наступит день. День пройдет…»^{28}

Чернов был вынужден с позором ретироваться. Такая же участь постигла и других соглашателей. Видному эсеру, председателю Исполкома Совета крестьянских депутатов Авксентьеву рабочие не дали говорить.

Но вот на трибуне В. И. Ленин. Его выступление встретили с огромным энтузиазмом. Владимир Ильич говорил просто и конкретно о том, что волновало и было понятно каждому рабочему. Ленин говорил о практических путях решения наболевших вопросов, и всем становилось ясно, что избавления не принесет никто – его можно добиться только своими руками. Вождь призывал к решительной борьбе за мир, хлеб, рабочий контроль. Выход один – добиваться перехода власти в руки Советов, самим решать свою судьбу.

И потому такой шквал приветствий и аплодисментов, криков одобрения и поддержки пронесся по заводскому двору.

– Мы напишем на нашем знамени: «Ленин», «Да здравствует Ленин!» – заявляли рабочие, выступавшие вслед за вождем.

После митинга многие путиловцы, еще состоявшие в рядах эсеров и меньшевиков, подали заявления о выходе из этих партий.

Старик рабочий Д. Белоусов заявил эсерам: «Ленин меня просветил. Вы, стало быть, меня, старика, обманом вовлекли. Вы народ обманываете – уйду от вас».

Жизнь, действительность сурово и неумолимо приводили массы к пониманию истинных целей буржуазных и мелкобуржуазных партий. Революция шла вперед вопреки усилиям соглашателей, оставляя их за бортом истории.

Символичным в этом отношении является пример, приводимый К. Паустовским.

В Москве, с балкона дома, где ныне находится Моссовет, выступал французский социалист Альбер Тома. Его горячие призывы к войне до победного конца вызвали неодобрение слушателей, главным образом солдат и жителей московских окраин… В толпе послышался гул, раздались крики: «Позор!», «Долой!». На смену Тома вышел бельгийский социалист Вандервельде. Толпа стала быстро редеть. Вандервельде говорил о том же, что и Тома. Он взывал к верности «священному военному союзу».

«Со стороны Страстного монастыря донеслась музыка. Она все усиливалась, гремела:

Вышли мы все из народа,

Дети семьи трудовой,

Братский союз и свобода —

Вот наш девиз боевой!

По Тверской приближались колонны рабочих с Пресни. Кумачовые полотнища плыли мимо Вандервельде: «Мир хижинам, война дворцам!», «Вся власть Советам!», «Долой войну!».

Вандервельде еще несколько минут пошевелил губами, потом сложил листки со своими записями и медленно ушел, опираясь вместо трости на туго свернутый зонтик в шелковом чехле.

Из рабочих колонн его не заметили. Колонны пели:

Все то, чем держатся тропы, —

Дело рабочей руки.

Сами набьем мы патроны,

К ружьям привинтим штыки!»^{29}

«Есть такая партия!»

В старой России, как известно, календарь расходился на 13 дней с календарем, принятым в других странах и действующим ныне. 18 апреля соответствовало, таким образом, 1 мая. В этот день рабочие и солдаты отмечали свой праздник, проводили демонстрации под лозунгами мира и свободы. Но в этот самый день министр иностранных дел Временного правительства лидер кадетской партии П. Н. Милюков подписал ноту, излагавшую правительственную позицию по вопросу о войне. «Продолжать мировую войну до решительной победы» – таково было содержание этого документа.

«Война до победы» – так говорили царь и его министры. «Война до победы» – так заявил министр Временного правительства. Английский посол в России Джордж Бьюкенен мог быть доволен: Временное правительство твердо стояло на стороне англо-франко-американских интересов.

Демьян Бедный язвительно писал в те дни:

В чем сказалась перемена

Нам со строем новым —

В дружбе сэра Бьюкенена

С сэром Милюковым.

Когда рабочие и солдаты узнали о ноте Милюкова, их возмущению не было предела. Политика правительства, до этого маскировавшаяся туманными, неопределенными фразами, предстала перед народом во всей своей неприглядной наготе.

Как отмечал В. И. Ленин, массы «были удивлены, возмущены, исполнены негодования. Они почувствовали— они не поняли еще этого вполне ясно, но они почувствовали, что они оказались обмануты»^{30}.

Утром 20 апреля из казарм выступили солдаты Финляндского полка. Они несли плакат с надписью: «Долой захватную политику!» К ним присоединились другие части Петроградского гарнизона. Собравшись у Мариинского дворца, где заседало Временное правительство, демонстранты потребовали немедленной отставки Милюкова.

На следующий день демонстрации продолжались. До 100 тыс. рабочих и солдат вышли на улицы столицы с лозунгами: «Долой войну!», «Вся власть Советам!».

Массовые митинги и демонстрации проходили 21 и 22 апреля в Москве. Рабочие и солдаты запрудили Тверскую улицу (ныне улица Горького). Перед зданием Совета состоялся грандиозный митинг. Многотысячные толпы собрались также на ближайших площадях – Театральной (ныне площадь Свердлова) и Воскресенской (ныне площадь Революции). Всюду звучали горячие речи, раздавались призывы покончить с войной, передать всю власть Советам. «Москва 21 апреля была неузнаваема, – сообщал корреспондент «Правды». – Она бурлила в котле политических страстей, она горячо старалась выработать свое отношение к развивающимся событиям… В этот день настроение Москвы напоминало кипящий Петроград».

Громкое эхо апрельских событий разнеслось по многим промышленным центрам страны. Иваново-Вознесенск и Харьков, Нижний Новгород и Ревель (Таллин) стали свидетелями революционных выступлений.

Бурно выражали свое возмущение солдаты на фронте. Солдаты 436-го Новоладожского полка (Северный фронт) на митинге 22 апреля не только осудили внешнюю политику Временного правительства, но и предложили Петроградскому Совету не идти ни на какие уступки буржуазии, обещая, если понадобится, «помочь штыками».

Массовый митинг на Юго-Западном фронте от имени 30 тыс. солдат потребовал «приступить к скорейшим мирным переговорам, дабы долее не лились потоки крови»^{31}.

Это был апрельский кризис – первый политический кризис после Февральской революции. Широкие массы выразили свое недовольство политикой Временного правительства. Правда, значительная часть солдат, требуя отставки Милюкова, не понимала, что дело не в той или другой личности, а в классовой природе правительства.

Барственная фигура Милюкова – вождя либеральной буржуазии, за свои статьи и речи о захвате черноморских проливов получившего прозвище «Милюков-Дарданельский», – вызывала особую ненависть солдатских масс. Они полагали, что уход его с политической арены может привести к изменению правительственной политики. Разумеется, это было чистейшей иллюзией.

Петроградский Совет имел полную возможность взять всю власть в свои руки. Но соглашательское руководство Совета отказалось от этого. Меньшевистско-эсеровские вожди поспешили на помощь буржуазной власти. Они послали своих представителей в правительство, чтобы поддержать его.

Правительство было реорганизовано. Оно стало коалиционным. Среди министров наряду с премьером помещиком Львовым появились меньшевики и эсеры. Но эти перемены ничего не меняли. Ушли Милюков и Гучков, но политика правительства осталась прежней. Министры-социалисты проводили линию министров-капиталистов.

Эсеры и меньшевики пытались изобразить свое вхождение в правительство как благо для революции. «Не должно быть никаких опасений за действия министров-социалистов!» – восклицал на заседании Петроградского Совета эсер А. Р. Гоц. «Не в плен к буржуазии идут они, а занимать новую позицию выдвинутых вперед окопов революции». На деле новые министры Чернов и Церетели, Скобелев и Пешехонов, не говоря уже о Керенском, и ранее входившем в состав правительства, были призваны укрепить окопы контрреволюции.

Эсеры и меньшевики вошли в открытую коалицию с буржуазными партиями. Россией стал управлять, по выражению В. И. Ленина, «блок двух блоков, союз двух союзов», т. е. «блок эсеров с меньшевиками и блок этого блока с кадетами, которые в блоке со всеми, стоящими правее их, политическими партиями»^{32}.

«Причины кризиса не устранены, и повторение подобных кризисов неизбежно», – указывал Центральный Комитет партии большевиков в резолюции, написанной В. И. Лениным^{33}.

Не прошло и двух месяцев, как разразился новый, еще более мощный и грозный политический кризис.

18 июня в Петрограде состоялась грандиозная демонстрация рабочих и солдат. В ней приняло участие около 500 тыс. человек. Полмиллиона! Такого еще не видела революционная столица революционной России. В этот воскресный день людские потоки, казавшиеся нескончаемыми, текли с утра до четырех часов пополудни к Марсову полю.

Меньшевики и эсеры приложили немало усилий, чтобы демонстрация прошла под лозунгами доверия Временному правительству. Они считали и надеялись, что массы еще верят их обещаниям и пойдут за ними.

Но народ решил иначе. Над бесконечными колоннами демонстрантов, стекавшимися к центру со всех концов города, реяли знамена с большевистскими лозунгами. Это была, по словам Ленина, «мерная поступь рабочих и солдатских батальонов»^{34}.

«Вся власть Советам!» – говорили знамена, говорили плакаты. «Вся власть Советам!»– говорили сотни тысяч рабочих. «Вся власть Советам!» – говорили солдаты.

«Контроль над производством!», «Долой министров-капиталистов!» – вот что сказал народ, рабочие и солдаты, которые пошли за большевиками», – так писала газета «Солдатская правда» о демонстрации 18 июня.

Даже меньшевистская «Новая жизнь» признавала: «Воскресная демонстрация обнаружила полное торжество «большевиков» в среде петроградского пролетариата и гарнизона». А «Известия» – официальный орган Петроградского Совета —20 июня 1917 г. констатировали, что большевистские лозунги преобладали, что рабочие и солдаты со «злостью рвали то там, то здесь знамена с лозунгами доверия Временному правительству».

И опять, как в апреле, трудящиеся Питера были поддержаны революционными выступлениями в Москве, Киеве, Твери, Минске, Воронеже, Томске и многих других городах. В Риге в демонстрации участвовали 50–60 тыс. человек. Демонстранты несли лозунги: «Долой 10 министров-капиталистов!», «Мир между народами!», «Мир без аннексий и контрибуций!», «Немедленное перемирие!».

Временное правительство, не имевшее массовой опоры, вновь оказалось перед лицом серьезнейшего кризиса.

«Политический кризис, по признанию самих эсеров и меньшевиков вечером 18 июня, разразился бы наверное, если бы его не перерезало наступление на фронте», – писал В. И. Ленин^{35}.

Да, в день демонстрации 18 июня, когда народ требовал мира, на Юго-Западном фронте заговорили пушки. Русская армия после двухдневной артиллерийской подготовки перешла в наступление. Сотни батальонов двинулись по украинским полям на позиции австро-германских войск.

На организации этого наступления давно и упорно настаивали представители Антанты. Цель этих «верных союзников» России была проста: отвлечь к русскому фронту возможно большее количество германских дивизий, ценой русской крови облегчить победу над Германией.

Российскую контрреволюцию не волновали новые жертвы и страдания народа. Она рассматривала наступление как беспроигрышную лотерею: если на фронте будет достигнут успех, то под гром победных литавр легче обрушиться на революционные силы, выступавшие против войны. Если же наступление провалится, то это легко использовать как предлог для разгрома большевиков, обвинив их в разложении армии.

«Едва ли можно сомневаться, – писала 20 июня кадетская «Речь», – что наступление нанесет внутреннему врагу – большевикам – не менее тяжелый удар, чем внешнему врагу».

Плохо подготовленное, неумело организованное, проходившее вопреки желанию солдат, наступление окончилось неудачей. С большими потерями русские войска, вначале продвинувшиеся вперед, были вынуждены отступить под контрударами противника.

Все факты говорили о том, что революционное движение в стране растет, массы решительно требуют коренных перемен в политике и экономике. Их можно было осуществить только путем перехода всей власти в руки Советов.

Однако меньшевики и эсеры вели курс на подчинение Советов Временному правительству. Почти весь июнь в Петрограде шли заседания I Всероссийского съезда Советов. Свыше тысячи делегатов представляли Советы рабочих, солдат и крестьян страны. Никакая сила не могла бы помешать съезду взять власть в свои руки. Но на съезде верховодили меньшевики и эсеры: им принадлежало большинство среди делегатов. Они, возглавляя в то время Советы, фактически их обезглавили.

«Переход всей власти к Советам рабочих и солдатских депутатов в переживаемый период русской революции значительно ослабил бы ее силы, преждевременно оттолкнув от нее элементы, способные еще ей служить, и грозил бы крушением революции» – так витиевато говорилось в эсеро-меньшевистской резолюции, принятой съездом.

На съезде отчетливо и громко прозвучал голос большевиков. Они заявили о необходимости передачи всей власти Советам, о том, что партия большевиков готова принять на себя ответственность за судьбы страны.

4 июня на заседании съезда Советов шло обсуждение вопроса о власти. Докладчик – один из лидеров бундовцев и меньшевиков, Михаил Либер, – обосновывал позицию эсеро-меньшевистского блока, доказывал «невозможность» взятия власти Советами и «необходимость» коалиционного правительства. Вслед за Либером на трибуну поднялся Ираклий Церетели – новоиспеченный меньшевистский министр почт и телеграфа во Временном правительстве. Он повторял доводы о неподготовленности России к социализму. Коалиция с буржуазией необходима также и потому, утверждал Церетели, что в России отсутствует партия, которая была бы готова взять на себя бремя власти: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: «Дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место». Такой партии в России нет».

В переполненном зале огромного здания Кадетского корпуса на Васильевском острове, где проходил съезд, было тихо. И вдруг тишину прорезал громкий голос. Стенограмма съезда зафиксировала только одно слово реплики, раздавшейся в ответ на слова: «Такой партии в России нет» – «Есть!». Это слово бросил из глубины зала вождь большевистской партии Ленин.

Выступив затем с трибуны, он изложил предельно ясно и четко программу спасения страны. Советам нельзя идти назад, стоять на месте – можно идти только вперед. Советы могут взять власть, обуздать капиталистов, развернуть действенную борьбу с разрухой, борьбу за демократический мир. Отвечая Церетели, Ленин сказал: «Он говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «есть!» Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается…»^{36}

Этот эпизод недаром стал хрестоматийным, вошел во все учебники. В нем, как в капле воды, отразилось коренное различие между дряблой, пропитанной духом неверия в революцию, прислужничества перед буржуазией позицией эсеро-меньшевиков и динамичной, смелой, решительной, подлинно революционной линией большевиков-ленинцев.

Между тем напряжение нарастало. Лавину народного возмущения нельзя было втиснуть в придуманные эсеро-меньшевиками рамки, отвлечь новыми пышными декларациями и обещаниями, игрой в парламентские учреждения. Неустойчивое равновесие сил, воплотившееся в двоевластии, не могло продолжаться долго. Новый взрыв становился неизбежным.

Новый этап

3 июля с утра казармы 1-го пулеметного полка гудели, как потревоженный улей. Заседания ротных комитетов сменились непрерывным многочасовым митингом. Солдаты требовали немедленного вооруженного выступления против Временного правительства.

В прокуренном бараке, где происходил митинг, возбужденные ораторы сменяли друг друга, за громкими возгласами одобрения следовал глухой ропот, крики: «Долой!» Под вечер пулеметчики густой толпой повалили из ворот. Погрузить пулеметы на автомобили, построиться было делом нескольких минут.

Над рядами взметнулись плакаты: «Да погибнет буржуазия от наших пулеметов!», «Долой войну!», «Долой десять министров-капиталистов!», «Помни, капитализм, булат и пулемет уничтожат тебя!». Заиграл полковой оркестр, более 5 тыс. солдат всех трех батальонов двинулись к центру города.

Улицы Петрограда стали заполняться демонстрантами. За пулеметчиками вышли Московский, Гренадерский полки и другие воинские части. Появились броневики с развевавшимися красными знаменами. Вслед за солдатами к Таврическому дворцу, где находился Совет, двинулись десятки тысяч рабочих. Стихийное выступление масс началось. Движение вышло из берегов.

Большевистская партия считала преждевременным вооруженное выступление против правительства. Для этого не созрели необходимые условия. В большинстве городов и губерний России широкие массы еще не освободились из плена оборонческих, соглашательских иллюзий. Они не поддержали бы революционную столицу. Фронтовые части и большинство тыловых гарнизонов, боровшиеся за мир и уже потерявшие доверие к Временному правительству, еще верили своим комитетам, где преобладали эсеры и меньшевики.