Текст книги "Мертвая пехота"

Автор книги: Юрий Погуляй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Рэм Консворт
Утро пятого дня

Он открыл дверь, и из комнаты пахнуло едкой смесью пота, немытого тела и страха. Рэм Консворт тяжело вздохнул и на миг задержался на пороге. Хотелось немедленно вернуться домой, взять в руки книгу, какую-нибудь подобрее, с хорошим концом. Налить в большую кружку горячего отвара на привезенных с Ливня травах, сесть у окна в сад, в любимое продавленное кресло, и забыть обо всем, от самой империи Лодена до ноющей в районе затылка головы. Вообще, Рэм любил свою работу, но вот такие дурно пахнущие издержки ему не нравились.

Но, чего греха таить, подобную нелюбовь приходилось прятать за ширмой черных и не всегда веселых шуток. Например, он называл эту вонь – ароматом правды. И действительно считал, что пот, кровь, а иногда и моча – это предвестники человеческой свободы. Сигнал, что дознавателю удалось пробиться сквозь броню грехов и ширму самооправданий. Что ему удалось по-своему освободить душу пленника. Помочь ему сбросить оковы условности и посмотреть на себя другими глазами. Ну и, конечно же, самому в очередной раз пожалеть о выбранной работе.

Откуда-то донесся приглушенный стенами мужской вопль боли. Привычная музыка для недр Дома Раскаяния. Длинные, высокие коридоры с белыми стенами и галереями черных дверей. За которыми раскрывались самые потаенные секреты.

Работать сегодня не хотелось совершенно.

– Добрый день, Бэлла, – хорошо поставленным голосом поприветствовал он пленницу и захлопнул дверь, оборвав тягучий вой истязаемого. Ободряюще улыбнулся.

Рэм знал, что хорош собой. Высокий, стройный, плечистый, с аккуратной прической, правильными чертами лица и, как говаривали его многочисленные любовницы, волшебным, притягивающим взглядом. Сейчас его красота была особенно заметна. Теория контрастов.

На стуле скорчилась полненькая, остриженная наголо женщина в изорванном платье. Лицо ее посинело и заплыло от кровоподтеков. Руки были связаны за спиной, а вместо безымянного пальца на правой кисти уродливо чернел распухший обрубок. Бэлла Лакрун, семьдесят четыре года. Уже не молода, но и до спокойной старости еще далеко. Если, конечно, жить без греха и праведно.

За стулом пленницы стоял безмолвный Шестой в черном и просторном балахоне. Шестой нравился Рэму больше Пятого. Он был крепче и выносливее старой развалины, нашедшей, наконец, покой в армейском мемориале. А еще Шестой был старым знакомым Бэллы.

– Сегодня вы выглядите паршиво, моя дорогая Бэлла, – Рэм присел напротив нее, отметив кровавое пятно на полу, рядом со стулом пленницы. – Братья Кнута не слишком усердствовали? Они, знаете ли, меры не ведают. Я, конечно, пытаюсь держать их в узде, но…

Та лишь вздрогнула от звука его голоса, и Консворт понял, что беседа затянется. Откинувшись на спинку, он прикрыл глаза, собираясь с силами. Доставшееся ему дело уже порядком утомило. Скучное, нелепое, перекрученное интригами и высокомерной глупостью этих кретинов, крутящихся при дворе императора. Рэм считал, что нет ничего хуже подобных дел. Нет чести в том, чтобы распутывать паутину грязного белья, скопившегося в корзинах благородных домов. Уж дерьмом-то там перепачкана хорошо если половина.

– Дор Пахта, мой добрый мертвый друг, успокойте свою девушку.

Шестой покачнулся, шагнул к женщине, и та сдавлено вскрикнула, попыталась отстраниться от мертвеца. Из прорехи платья показалась дряблая, бледная грудь, и Рэма передернуло от омерзения. А ведь мертвому Алаю эта отвратительная «прелесть» нравилась. Хлесткий удар Шестого выбил из Бэллы лишь жалобный скулеж.

– Сегодня утром умерла ваша подружка Туна, – сообщил Консворт. – Она тоже упрямилась. Глупо, знаете ли. Кстати, она отчего-то считала, что невиновна. Представляете? Уверяла меня в этом. Но, увы, я как-то не поверил. То ли день сегодня такой, то ли давление скачет – но вот не убедила она меня. Грустно, не правда ли? – Рэм настроился на долгую и неприятную беседу, которую так не хотелось вести.

Вообще, эта троица нравилась ему не больше, чем опостылевшая работа. Мерзкая компания, он понял это, как только организовал за ними слежку. Типичное для аристократии дело: анонимка о заговоре, удачно пойманный на краже слуга Пахта, под пытками давший показания на своего хозяина и его товарок, и машина Дома Раскаяния мелет жерновами чужие жизни. И в этот раз Рэму не было их жалко. Это в добрых сказках рядом с принцами да королевами крутятся сплошь лучшие умы общества. На самом деле там пахнет хуже, чем в загаженной уборной. Уж Рэм-то знал…

Пока он наблюдал за троицей, то отметил, что они предпочитали держаться особняком. Юный аристократик из зачахшей ветви прежде великого дома и две его постельные дамочки, безродные и потому готовые на все ради шанса дотянуться до высшего света. Конечно, открыто никто не считал свиту Алая Пахта любовницами, но они бывали на людях только вместе, и тем порождали разные слухи. Однако Рэм прекрасно знал, кто из них кого трахал. Отчего ему было еще противнее смотреть на избитую коротышку. Вот она, лидер триумвирата. Вот, кто на самом деле верховодил влюбленным и потому глупым Пахтом, погибшим от пыток три дня назад и поднятым вчера в качестве помощника. И кто запудрил мозги юной и недалекой Туне, мнимо скончавшейся сегодня утром. Аристократик-то так ничего и не сказал, а вот его долговязая подружка во всем обвинила пухлую товарку. Задыхалась, плакала и твердила, что Бэлла все знает. Что это Бэлла сказала, что Бэлла подумала, что Бэлла решила.

Рэм ее пощадил. Хотя и мог сделать так, чтобы она исчезла в недрах Дома Раскаяния. Ведь и не такие люди пропадали за его высокими стенами. Говорят, что сам Руберт Халамер, один из братьев предыдущего императора, сгинул где-то здесь в одной из камер. Но, может быть, это опять слухи. Впрочем, Консворт готов был им поверить.

– Слезы не помогут. И не надо думать, что это меня трогает. Я многое видел, Бэлла, – отметил Рэм.

Он никогда не понимал таких маневров. Вызывать жалость у дознавателя так же бессмысленно, как молить о дожде на пустынных утесах Черномола, мертвой планеты храма Элементиум. Особенно, если дор дознаватель какое-то время следил за подозреваемыми лично. И уже видел их истинный мирок. Отметил, как они закапывали интригами людей, а потом долго и нудно доказывали друг другу, сидя в ресторане Верхнего квартала, почему же гадкий на первый взгляд поступок был на самом деле правильным. Расположившись за столом, среди пышных яств, они находили все новые и новые кирпичики оправданий и встраивали их в свою доказательную базу. Любой поступок можно облагородить. Любую низость превратить в единственно верное решение. И в этом у троицы не было равных. Они даже доходили до того, что считали, будто помогли жертве избавиться от разочарований в будущем. Научили ее чему-то. Стали благодетелями несчастного…

«Ведь правда, Бэллочка?»

«Конечно правда, моя умная Туночка, не так ли милый Алай?»

«Ну разумеется, моя дорогая…»

Тьфу!

Пренеприятнейшая молитва самооправдания и ничего более. Защита от угрызений совести. Внутренности их бережно загнившей вселенной. Им было не до мелких неурядиц вроде повесившегося по их вине дворянина из безвестного рода Уммортион, который не вынес продуманного ими позора. Они были уверены, что разоренный Радомес, купец с Нуслайта, потерял свой корабль и свою компанию, потому что не должен был привозить на Приму алкоголь. Потому что Бэлла считала вина наркотиком, убивающим разум человека. Потому что Радомес был плохим-преплохим, а она – хорошей-прехорошей. Ой, да ладно уже себя заводить! Все и так ясно: в силки Рэма Консворта попала тухлая рыба. И у него к ней была личная неприязнь.

– И Туна, и драгоценный Алай сдали вас, милая Бэлла, – покачал головой дознаватель. Перед ним сидела глава разбитого триумвирата, и ему даже приятно было видеть ее страдания. – Вы вообще друг друга стоили, скажу я вам, дорогуша. Я убежден, что вы есть часть всеобщей деградации империи, и клянусь вам, я буду рад выполоть вас, как сорняк. Но вернемся к делу. У вас есть еще шанс уцелеть, в отличие от ваших товарищей. Для этого достаточно рассказать мне, что за важный гость должен был прибыть на Приму неделю назад? Мне известно, что этот гость есть посланник от каких-то старых «друзей». И то, что этот «гость» может быть опасен для императора мне тоже известно. Ну, так мне сказала Туна, – соврал Рэм. – Хочу вас уверить, что его величество охраняют сейчас так надежно, что никто из ваших «гостей» и «посланников» к нему не доберется. Тем более, какая вам уже разница? Ваши друзья ушли…

Шестой опять пошатнулся. Женщина всхлипнула. А Рэма затошнило от запахов.

– Но если вы мне поможете… Я смогу избавить вас от общества братьев Кнута и могу попробовать убедить комиссию отнестись к вам со снисхождением. В противном же случае… – Консворт кивнул на Шестого и широко улыбнулся. – Вы будете работать на меня. Разумеется, после смерти! Страшной и мучительной смерти, моя дорогая. Вы же понимаете, что я не шучу? Как, кстати, ваш пальчик? Уже не так сильно болит?

Толстуха шмыгнула носом, бросила на него странный взгляд, и Рэм равнодушно отметил новую эмоцию. Ярость. Логичная реакция. Такие люди, как Бэлла, угроз не любят. Честно говоря, ее тело мало годилось для службы дознавателю: толку от него будет мало, и потому он не собирался поднимать его после смерти вздорной бабенки. Но припугнуть – это святое.

– Мне кажется, что вы жаждете что-то сказать мне, моя дорогая, – широко улыбнулся он. – Не сдерживайте себя, облегчите душу.

Ноздри Бэллы расширились, губы дрогнули в попытке оскалиться.

– У нас, по-моему, должны были выстроиться доверительные отношения… – Как же не хотелось работать. Тоскливая рутина.

– Мразь… – прошипела она. – Безродная мразь.

Рэм кивнул, подбадривая толстуху. Пусть говорит. Ярость – тоже хороший помощник делу дознавателя. Но сейчас ход за ним. Взболтать и немного подогреть.

– Ах да, я же забыл, вы же считаете, что родовитость передается половым путем. Что, совратив юного Алая, вы таким образом подняли свой статус и почти стали вровень с Пахтами. Тогда понимаю ваши эмоции. Но мне кажется, что сейчас ваш драгоценный Алай немного того… Мертвенький. И ваше благородство под большим сомнением. Или, пока вы вновь не разделите ложе с моим новым помощником, вы будете считать, что выше меня? Вы хотите этого?

Его давно не трогали обвинения в безродности. Да, вы, может быть, и Скорп; вы, может быть, и Нувал, но здесь, в стенах Дома Раскаяния, после обработки братьями Кнута – безродный дознаватель Консворт много выше вас, благородных. А привести свою угрозу и заставить мертвеца изнасиловать толстуху он мог. На стеночке в квартире Рэма, над рабочим столом висел сертификат, в красивой такой, серебристой рамочке. Официальная грамота о том, что «Рэм Консворт прослушал трехлетний курс в Терадском особом отделении храма Медикариума и имеет право применять свои знания для служения императору». А полученных знаний ему, дознавателю его величества, хватало для шуточек вроде той, что покачивалась за спиной Бэллы.

– Паршивый пес сумасшедшего императора, – отрывисто прошепелявила Бэлла. – Время расплаты близится, тупая подзаборная шавка!

– Вы смогли меня испугать, милая Бэлла, – развел руками Консворт. – Теоретически.

– Альянс не потерпит Стоика на троне. Альянс сделает свой ход!

– Вы связаны с Альянсом? – лениво ухватился за сомнительную ниточку Рэм.

Вряд ли кто-нибудь из псоглавых или хладнокровных ящеров стал бы путаться с подобной несуразностью, но… Мало ли… Император Стоик не самая приятная фигура для чужих. Наверняка многим из них пришлась бы по душе совсем другая задница на троне империи. Вот только это настолько на поверхности, что даже скучно.

– Вы с его представителями тоже… ммм… трахались? – с напускной наивностью предположил Рэм, хотя внутри у него защелкала привычная машинка вариаций. Что, если Бэлла не врет? Что, если она действительно знает нечто большее, и анонимка не была очередной попыткой насолить конкурентам при дворе?

Лицо толстухи перекосило от ярости, она даже дернулась на стуле и попыталась плюнуть в сторону дознавателя. Тут же среагировал ее бывший любовник: размашисто огрел Бэллу по лицу.

Сильная женщина. Многие после трех-четырех свиданий с Братством Кнута сходили с ума, превращались в хнычущую кучку дерьма и готовы были на все, лишь бы угодить дознавателю. Ведь тот мог оградить жертву от очередной встречи с угрюмыми жнецами боли.

– Вы…

В дверь даже не постучали. Она просто распахнулась от удара, и на пороге возник старший брат Кнута Славей Мад. Его вечно бледная физиономия сейчас была и вовсе бела, словно стены Дома Раскаяния. Нижняя губа коротышки нервно подрагивала, а на верхней блестела капелька пота. Толстыми пальцами брат Кнута мял на животе свою красную тунику.

– Рэм, тебя вызывает Бонз!

– Ты не видишь, что я занят?

– Очень важно, Рэм! – взмолился Славей. – У нас беда!

– Клянусь Лоденом, Мад, ты доиграешься с такими визитами, – покачал головой Консворт. Он ловко поднялся из-за стола и подмигнул Бэлле.

– Шестой, поиграй с ней немножко. Но осторожнее, мне еще нужно будет кое о чем с ней побеседовать. Наверное.

Мертвец пошевелился, сделав тяжелый шаг к пленнице. А Рэм, сделав страшный взгляд, уставился на испуганного Славея. Нельзя мешать работе дознавателя!

Когда за ними закрывалась черная дверь, из недр камеры раздался смачный шлепок. Алай послушно приступил к выполнению приказа хозяина. Щелкнул замок, и брат Кнута выпалил, дав при этом петуха:

– Взрыв, Рэм! Взрыв! Ее величество мертва! Бонз рвет и мечет. Требует тебя немедленно.

Рэм недоверчиво улыбнулся.

– Что?

– Все плохо, Рэм. Погиб наследник! Это убийство, я уверен! Это заговор! Да иди уже, Рэм!

– Так, стоп! – Консворт тряхнул товарища, чтобы тот пришел в себя. – Что случилось?

– Убит Ной Огар!

– Там весь двор перебили, что ли? – окрысился Рэм. – Вдох-выдох, Славей! Я ничего не понимаю.

– Там… ох… ой… Рэм, все плохо! Все плохо! Был взрыв в Верхних покоях. Бонз в ярости. Я так понял, что он считает, будто это дело рук твоих подозреваемых. Я никогда его не видел таким, Рэм. Рэм, что-то будет, клянусь. Что-то будет!

Горячий шепот Славея был чуждым звуком в ослепительно белом коридоре Дома. Далекие крики истязаемых Братством Кнута людей отошли на дальний план, стали ненавязчивым фоном.

– Я понял, Славей. Спасибо, – буркнул Рэм. И благодарность эта была искренней. Обычно дружбы между дознавателями и братьями Кнута не случалось, и отношения Славея и Консворта являлись в каком-то смысле большой редкостью.

Конечно, своего будущего (теоретически) сына Консворт никогда не собирался называть Славеем. Но зато он мог всегда рассчитывать на полезную информацию о делах Братства, а Мад, в свою очередь, частенько получал куски повкуснее, ведь ни для кого не секрет, что дознаватель сам набирает себе Братьев для ведения допроса. И может порекомендовать кого-то из них другим агентам его величества.

Правда, кроме этого, они иногда коротали вечерок за бутылочкой дорогого вина. Но такое случалось нечасто.

– Будь я тобой, Рэм, я бы сбежал, честно, – жалко скуксился Славей. – Ты там осторожнее, да?

– Можешь последить, чтобы мой мертвяк случайно не убил подозреваемую?

Славей засомневался. Видно было, что ему эта идея пришлась не по душе. Мертвецов брат Кнута не любил.

– Хорошо, – кисло сообщил он.

– Спасибо, друг, – хлопнул его по плечу Рэм и зашагал по длинному коридору в сторону лифта.

Кабинет Гатара Бонза, верховного дознавателя, находился на седьмом этаже Дома, в конце белоснежного коридора. Две сотни футов ковровой дорожки. Две сотни кровавых футов. Красный цвет – цвет Братства Кнута, хотя Рэму казалось, что белый пошел бы ему больше.

Два Рыцаря Гнева в тяжелой позолоченной броне и с массивными излучателями в руках остановили Консворта на выходе из лифтовой камеры. Один из них жестом загнал посетителя в сканер, второй уткнулся в показатели мониторов. Лица гвардейцев императора скрывали хищные забрала с узкими, сходящимися к вискам прорезями для глаз. Бесстрастные хранители покоя и порядка.

Наконец проверяющий качнул массивным крылатым шлемом, разрешая Рэму покинуть сканер. Рыцари расступились, пропуская Консворта на ковровую дорожку. Ступать по мягкому ворсу было приятно.

А еще здесь пахло черемухой и свежестью зимних гор. Последний аромат опять напомнил о доме, и Рэму пришлось усилием воли вернуться к делам насущным. Здесь ведь все не просто так. И эти чудесные благовония призваны на службу Верховному дознавателю, чтобы заставить посетителей забыть об осторожности. Размякнуть. Ослабить внутреннюю броню.

На седьмой этаж вхожи были немногие, и аудиенции с Гатаром могли означать как великое возвышение, так и последний крах. Однако Рэм бывал здесь частенько. Возможно, потому что считался одним из лучших дознавателей Дома. Ну, или причиной такой чести был его сгинувший отец. Старший Консворт в свое время дружил с Бонзом, и верховный дознаватель видел в молодом работнике образ давно пропавшего товарища.

За эту симпатию Рэма не любили на других этажах. Несмотря на то, что папочка пропал в Глубине вместе со «Стальным клыком» двадцать лет тому назад, еще до того как младший Консворт поступил на службу императору.

Отношения с отцом достойны отдельного рассказа, но вспоминать о них не хотелось. Были темы и поинтереснее.

Ох, а какой здесь хороший ковер! Хоть снимай сапоги да босиком гуляй! Нужно непременно купить себе такой же домой. Это, интересно, чьих станков дело? Похоже на производство Нуслайта, там вообще лучшие предметы роскоши делают…

Стоп! Опять отвлекся! Ближе к земле, Рэм, ближе к земле! Старик не обрадуется новостям. Думай лучше о том, как ему поведать, что у тебя в каморке сидит предполагаемый заговорщик, а ты не выбил из него ничего полезного за неделю. И, может быть, именно поэтому случилось то, что случилось.

Но кто знал, что за этой троицей может оказаться нечто большее, чем глупый треп? Да и, если честно, Консворт даже сейчас сомневался, что они как-то связаны с происшедшим.

Интересно, что все-таки стряслось? Славей несомненно был испуган, да и прежде никогда фантазией не отличался. А на такой розыгрыш у него не хватило бы еще и смелости. Больно опасная шутка, так говорить о наследнике и ее величестве. На седьмом этаже за такой юмор быстро спускают в темные подвалы, откуда выхода уже нет.

Рэм дошел до обсидиановой двери, у которой с энергетическими алебардами застыло еще два Рыцаря Гнева. Остановился, нервно провел ладонью по затылку, смущенно улыбнулся бесстрастным забралам и кашлянул.

Гатар Бонз стоял во главе Дома Раскаяния столько, сколько Рэм себя помнил. И еще лет пятьдесят до того момента, как Консворт, будучи молодым и горячим уроженцем снежного Солокера, выбрал путь дознавателя его величества. А за годы службы под началом старика он хорошо уяснил, что Дом это Бонз, а Бонз это Дом. Об этом не стоило забывать ни на секунду. Иначе можно было очутиться в знакомой камере, но уже по ту сторону стола. Несмотря на все родственные и дружеские связи пропавшего отца.

Фух…

Дверь со свистом скользнула вбок, и Гатар, сидящий во главе длинного стола, поднял взгляд на гостя. Лицо его закрывала металлическая пластина со зловещей решеткой респиратора поверх белых губ. Бледные, почти пустые глаза без ресниц и бровей смотрели равнодушно, как на пустое место. Но это ровным счетом ничего не значило. Внутри у него наверняка бушевал ураган. Жрецы Медикариума как могли поддерживали жизнь старика Бонза, превращая его в мыслящий труп. Тело уже почти не откликалось на импульсы мозга, но Гатар держался за бренность бытия скрюченными узловатыми пальцами и готов был на все, лишь бы встретить еще один рассвет.

Сколько ему лет, интересно? Среди дознавателей ходили слухи, что больше трех сотен. Что он еще служил при Аурусе, деде нынешнего императора Стоика и видел падение его младшего брата – Зарака Халамера.

Рэм вошел внутрь, чувствуя на коже потоки теплого воздуха. У Гатара в кабинете всегда было жарко. Старые кости не любят холода, даже если их несколько раз обработали магией молчаливые жрецы в белых одеждах. Дверь быстро вернулась на свое место, а настроение дознавателя ухнуло в темную пучину.

Пальчики уже была здесь. Проклятье!

Оставалось надеяться, что в ее обществе старик не станет буйствовать. Гатар питал к Пальчикам странную расположенность, вполне конкурирующую с отеческими чувствами к Рэму. Высокая, достаточно стройная (скорее всего, это был ее единственный плюс) женщина будто облагораживала верховного дознавателя, хотя была тупой, как боевой голем Элементиума, уродливой, как бывалый некропехотинец «Дыхания смерти» и при этом жестокой, как самый извращенный жрец Ксеноруса.

По крайней мере, так считал Рэм.

Адова канитель, вот как эти качества можно совместить в одном человеке? Тем более в женщине!

Последних в Братстве Кнута хватало, но мало кто из «прелестниц» забирался в иерархии палачей и дознавателей так высоко, как это сделала Пальчики. Бледная сероглазая аристократка прошла по карьерной лестнице с первой ступеньки и до последней. Она терпеливо убирала камеры, забрызганные кровью жертв; она безропотно мыла инструменты, брошенные братьями после пыток; она усердно потрошила изуродованных покойников и неделями корпела в угрюмых библиотеках Дома, набираясь теоретических знаний. Она была готова на все, лишь бы развивать свой талант и дальше. Похвальное устремление, конечно.

Пальчики недовольно поджала обкусанные губы, когда увидела Консворта, и он не преминул ответить ей презрительным взглядом. Долбаная извращенка. Нормальный Брат Кнута, добившись звания дознавателя, всегда отказывается от должности мастера заплечных дел. Но Пальчики до сих пор работала сама, получая, наверное, сказочное удовольствие от непосредственно процесса допроса. Ей наплевать на результат, ей просто нравится причинять людям боль!

По телу вдруг пробежала предательская волна жарких воспоминаний, и настроение ухудшилось еще больше.

– Дор Бонз, – почтительно склонил голову Рэм, чувствуя немую злость во взгляде Пальчиков. – Вызывали?

При свидетелях с Гатаром лучше говорить официально, иначе Верховный дознаватель может устроить показательную кару обнаглевшему служителю Дома.

– Садись, мальчик мой, – необычайно мощным и глубоким голосом приказал Бонз. Губ он при этом не разомкнул, да и взгляд его как был пустым и скучающим, таким и остался. Сдает старик, скоро отомрут все нервные окончания, и их окончательно заменят хитроумные и зачарованные механизмы Медикариума. А Верховный дознаватель Гатар Бонз станет либо трупом, либо киборгом. Но начало хорошее. Гатар приласкал своего любимчика перед глазами Пальчиков. Так что получай, стерва.

Консворт с видом победителя сел в мягкое кресло и устроился так, чтобы даже не видеть надменной дознавательницы. Задавать вопросы он не спешил, хотя ему и не терпелось. Но пусть старик говорит.

Тот не торопился. Очень медленно перевел бесцветный взгляд с Рэма на Пальчики, и на миг его тонкие и сухие губы тронула тень улыбки. Но лишь на миг.

– Полчаса назад погиб наследник Рэйард Третий. Вместе с ним также была убита Диан Великолепная, супруга его величества, – сухо сообщил он. – На месте уже работают наши дознаватели, но…

– Да что стряслось-то? – не выдержал Рэм, и немедленно поправился, услышав фырканье Пальчиков. – Как это случилось, дор Бонз?

– Заткнись, Консворт! Я еще не закончил, и не просил тебя встревать раньше, чем тому придет черед! – резко одернул его Верховный.

Консворта бросило в жар, по шее пробежались колючие лапки мурашек, и он затылком почувствовал довольную ухмылку садистки. Проклятье, один ноль в ее пользу! Впрочем, сейчас это не имеет значения. Новости Бонза дурно пахли. И были, прямо скажем, паршивые.

– Причина смерти – взрыв, – после минуты тяжелого молчания продолжил Гатар. – Уже известно, что бомбу подорвал охранник Ноя Огара. И, как вы сами понимаете, теперь даже самые опытные из Читающих не смогут добыть из его башки информацию. И еще одна неприятная новость… Старина Ной погиб вместе с императорской семьей.

Потеря Ноя – это сильный удар по империи Лодена. Огар был одним из старейших наместников. В нем еще жил дух той страны, которая выбралась из далеких глубин космоса и из потерянной и разбитой расы стала могучей силой, с которой был вынужден считаться даже Альянс.

Консворт вдруг отчетливо понял, что империя уже никогда не будет прежней. Что его обычная жизнь скоро изменится. И что ему совсем не хочется таких перемен. Стул вдруг перестал быть удобным, и Рэм пошевелился, меняя положение.

– Как себя чувствует Стоик? – с трогательной заботой спросила Пальчики.

Коварная сука. Она же притворяется доброй и хорошей. По-настоящему ей плевать на императора!

Левое веко Бонза чуть дернулось, и белесый глаз уставился на дознавательницу:

– Тот, кто восседает на Звездном Троне, обязан чувствовать себя хорошо. Иначе туда усядется тот, кто чувствует себя лучше. И если у тебя остаются сомнения, девочка моя, то я отвечу: Стоик чувствует себя хорошо. Он так же хорошо себя чувствовал, когда тридцать лет назад Песья лихорадка выкосила половину населения Примы вместе с его матерью и единоутробным братом Курцем Халамером. Он был не менее бодр и мудр, когда двадцать лет назад в астероидном поясе, на окраине системы Ливня, нашли искореженный корабль его дяди Шорса, а после блистал улыбкой, пока хоронили его кузенов: Локкари и Джея, оказавшихся вместе с семьями на злосчастной посудине. Сейчас, полагаю, он так же улыбчив и охоч до общения. Пока останки его семьи отскребывают от стенок Ноевских покоев. Глубина тебя поглоти, девочка моя, как он вообще может себя чувствовать после такого?!

Пальчики пристыжено опустила глаза и плотно сжала губы.

– Надеюсь, вы оба понимаете сложившуюся ситуацию? Мальчик мой? Девочка моя? Ветвь династии Халамеров заканчивается на Стоике. Более никого из древнего рода в живых не осталось. Хорошо если император найдет себе жену в ближайшее время и та понесет от него сына. А если нет? – продолжил Гатар. – Надо ли мне говорить, что многие хотят сесть на Звездный Трон, и теперь у них такой шанс появился?

– Если только этот шанс не был тщательно подготовлен, – проговорил Рэм.

Гибель кузенов Стоика, по его скромному мнению, достойна отдельного рассказа, и Консворт был убежден, что холодный космос видел настоящую и неприятную причину их смерти. Ни один дознаватель не поверит в такой «несчастный случай», в котором гибнет целая ветвь правящего дома. И кое-кто говорил, что за крушением корабля дяди Шорса видна могучая тень его властного племянничка.

– Верное направление мысли, мальчик мой, – заметно спокойнее проговорил Гатар.

– Что я должна сделать, дор Бонз? Какая моя задача? – спросила Пальчики.

– Ваша, моя дорогая, задача. Исключительно ваша. От меня потребовали лучших дознавателей на это дело. Я выбрал вас.

Никогда еще Рэм не был так близок к тому, чтобы подать в отставку. Хотелось немедленно встать и уйти. Работать с этой ненормальной и каждую секунду ждать в свой адрес какую-нибудь гадость? За что такое наказание?! Что-то внутри Рэма обрадовалось мимолетному желанию сбежать. Попыталось его поддержать, но тут же утихло под тяжелым ударом мысли о шикарной зарплате дознавателя. И о том, что он никогда себе не простит, если его «заброшенное» дело приведет империю к чему-нибудь… Эдакому…

Например, к гражданской войне.

– Но… – изумленно возмутилась Пальчики. – Дор Бонз!..

«Наша радость не знает границ, Гатар!» – подумал про себя Рэм. Работать надо с задором, а не с ненавистью. Вот удружил, так удружил долбаный старикан!

– Ваши личные конфликты это ваши личные проблемы, – белесые глаза уставились на Консворта. – Работе и служению империи они мешать не должны. Вам это ясно.

Это он спросил или утвердил, интересно? Рэм очень не хотел поворачиваться к притихшей «коллеге». Утешало лишь то, что для девчонки эта новость тоже не из приятных.

– Отчитываться будете передо мною и наместником Нувалом. Дело возглавляет лично император, но его глаза и уши – старина Вэпс. Учтите, что перед ними я вас покрывать не стану. Так что все в ваших руках, мои дорогие, – равнодушно поведал Гатар Бонз.

– И еще…

Старик чуть пошевелился в кресле. Заколыхалась мешанина Медикариумовских трубок опутывающих его слабое тело. Гатар опустил взгляд на пульт управления, вмонтированный в стол, и дрожащей рукой нажал пару клавиш. С резким стуком открылась крышка справа от Верховного дознавателя.

– Я не выдавал Инсигний со времен падения Зарака… – пробормотал Гатар.

Голос передатчика остался таким же громким и четким, каким и был. В нем не было того сомнения, что царило сейчас на лице старика. Но вскоре все ушло на второй план. Верховный Дознаватель вытащил на белый свет два бирюзовых шара, размером чуть меньше двух дюймов в диаметре. Инсигнии. Знаки высшей власти. Вся империя обязана подчиняться требованиям обладателя Бирюзовой эмблемы. И теперь Рэм мог без опаски допрашивать всех, кто только покажется ему подозрительным.

Вплоть до императорской семьи. Впрочем, вряд ли кто позволит ему даже приблизиться к Стоику, несмотря на все волшебные шары.

Бонз что-то шепнул, и Инсигнии повисли над столом, а затем, поворачиваясь вокруг своей оси, медленно поплыли к дознавателям.

Рэм принял знак с почтением и затаенным дыханием. Инсигния приятно грела кожу, и, сжав ее в ладони, Консворт почувствовал, как ощутимо вибрирует скрывающаяся в шаре энергия.

– Спасибо за честь, дор Бонз. Я… Я обязуюсь…

Такой торжественный момент, а он оказался к нему не готов. Но, адова канитель, видишь, отец, чего я добился? Видишь, мертвый, безродный пень?!

– Могу ли я отказаться? – тихо произнесла Пальчики, но Консворт не позволил всколыхнувшейся злости поглотить новую радость. Пусть, сучка, изображает из себя гордую принцессу. Все равно бессмысленно.

– Нет, – подтвердил его теорию Катар и нажал еще одну клавишу на пульте:

– Свободны. Оба. На выходе вас ждет человек Нувала. И держите меня в курсе.

Дверь распахнулась, и Рэм первым поднялся из-за стола. У него за спиной словно распахнулись крылья. Мир казался светлым и радостным местом, а тело легким, как пушинка. Какое доверие, адова канитель! Он – владелец Инсигнии!

Волшебный шар Рэм с сожалением положил в карман штанов. Это чудо так не хотелось прятать!

– Консворт? – встретил его в коридоре крепкий военный в синей форме внутренней службы безопасности. – Мое имя Излом Раберс. Я хотел бы приступить к делу неза…

– Мне нужно знать все об этом охраннике, – сходу перебил его Рэм. У него было хорошее настроение, но на лице солдата поселилась такая презрительная усмешка, что хотелось загнать ее Излому в глотку. И смотреть в угасающие глаза с мягкой ироничной улыбкой. Консворт с трудом отогнал прочь соблазнительный образ. – Я про того, кто выпустил себе мозги. Мне нужно все: от его привычек до реестра болезней его родителей. Контакты, поездки, счета, элементы съемки. У вас же есть съемка из покоев Огара?