Текст книги "На Темной Стороне"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Слава нахмурился, вспоминая, потом просиял, хлопнул себя по лбу:

– Ну да, слышал как-то! Когда-то мы у него сидели, а какой-то жлоб звонил снизу в домофон. Дима тогда еще сказал, что его личный швейцарский сейф еще и разговаривает, только деньги сам печатать отказывается. А что… ты думаешь, что-то связано с этим домофоном?

Филипп выцедил последние капли, черные как деготь, опрокинул и посмотрел на лениво расползающуюся жижу. Фигура получилась похожей на осьминога, даже на кальмара, если считать опрокинутую чашку за панцирь.

– Нам будет удача, – определил он и поднялся. – Пойдем?

Уже на лестнице Слава спросил:

– А если бы фигура получилась другой?

– Все равно удача, – упрямо сообщил Филипп. – У меня хоть черный кот, хоть поп, хоть баба с ведрами – все одно удача. Других толкований я не знаю.

Глава 15

На крыльцо взбежали по-хозяйски, но впервые Филипп не стал тыкать пальцем в коробочку замка домофона. Слава задержал дыхание, когда Филипп приложил магнитный ключ, вдруг почудилось, что ничего не получится, но коротко пикнуло, Филипп рывком открыл тяжелую металлическую дверь.

Лифт без задержек поднял на этаж Дмитрия. Чувство тревоги усилилось, в коридоре непривычно тихо.

Филипп долго тыкал ключ в скважину, оказалось – не той стороной, наконец оба вошли, постояли в прихожей, осматриваясь, прислушиваясь, стараясь уловить угрозу, пусть даже давно миновавшую.

На кухне мерно капала вода. Филипп наконец бочком продвинулся вперед, прошелся по обеим комнатам, наклонялся и принюхивался, ничего не трогал, словно в комнате лежал труп и рискованно было стереть чужие отпечатки или оставить свои.

Слава крикнул из прихожей:

– Что-нибудь есть?

– Следов борьбы нет.

– Что же, он ушел сам и не вернулся?

– Похоже на то.

Слава выругался:

– Сволочи!

Филипп вернулся, Слава отступил и смотрел, как тот снял трубку, без усилий содрал кожух домофона, под ним оказалось нечто похожее на калькулятор. Слава присвистнул, а Филипп начал медленно тыкать в цифры пальцем, время от времени останавливаясь и двигая складками на лбу: не всяк в наше время помнит день рождения матери.

Наконец он остановился, в глазах был вопрос. Слава поглядывал обеспокоенно, но услышал только, как далеко внизу за окном сработала автомобильная сигнализация. Филипп вздохнул, лицо сразу постарело, осунулось. Его пальцы воткнули кожух домофона на место, повесили трубку.

И в этот момент рядом едва слышно скрипнуло. За обоями словно бы что-то шелохнулось. Слава замер, его палец тянулся к стене. Филипп, уже о чем-то догадываясь, резко выбросил вперед руку. Пальцы пробили бумагу. В темноте смутно белели стопки нарезанной бумаги.

Рука Филиппа вернулась на свет. Оба уставились во все глаза. На ладони лежала толстая пачка долларов, аккуратно перехваченная аптечной резинкой. Слава выдохнул:

– Ну, механик… Ну, хитроумный…

Филипп сказал с тоской:

– Но что это?

Он снова запустил руку в тайник, пошарил, отвернув лицо. Дыра зияла отвратительная и страшная, как будто в стену попал небольшой снаряд. Тайник небольшой, да большой и не выдолбить в такой стене, однако пять пачек, которые вытащил в конце концов Филипп до последней бумажки, занимали в нем не больше трети.

– Он знал, – сказал Филипп сурово. – Он знал, что не вернется. И послание зашифровал так, чтобы его не мог понять передающий записку…

Их взгляды встретились на денежных знаках проклятой Империи. Собранные по тысяче и перетянутые резинками, они были сгруппированы еще по десять таких пачек и выглядели аккуратными столбиками нарезанной бумаги. Филипп напоминал себе, что это двести пятьдесят тысяч, за которые можно купить приличную двухкомнатную квартиру в Москве или особняк в центре какого-нибудь Парижа, но сердце не стукнуло чаще и дыхание не участилось.

Слава облизнул пересохшие губы:

– Что будем делать?

– Похоже, эти деньги он передает нам, – сказал Филипп медленно.

– Да это ясно, – ответил Слава тоскливо. – Как распорядимся?

– Можно по-русски, – ответил Филипп с горькой насмешкой, – на половину купить водки, на другую половину – закуски… нет, это не по-русски, на закуску хватит рукав понюхать… а можно поступить иначе… Мы ведь новые русские?

Слава кивнул:

– Самые новые.

Он уже видел перед собой ласковое Средиземное море, пальмы, яркое солнце на безоблачном синем небе, красивых женщин в бикини и без, слышал веселый беззаботный смех людей, которые не считают деньги.

– Мы самые новые, – повторил Филипп. – Самые новые.

Он всегда любил возиться с оружием. У себя на даче, если можно назвать дачей полуразвалившуюся хибарку на проклятых шести сотках, у него была своя крохотная мастерская, где вручную доводил стандартные патроны до нужного ему состояния.

Зажав пулю в тиски, аккуратно высверливал углубления, смысл которых не понять не только профану, но даже добросовестному портяночнику, который отслужил свои два года честно и добросовестно. Наносил по периметру кольца, одни пули оставлял пустотелыми, другие заполнял когда свинцом, когда ртутью… Порох отмерял по крупинкам. И хотя заказ можно было выполнить без всех этих ухищрений, но ему нравилось выполнять красиво, с эффектами, как, например, когда он застрелил главу москворецких прямо на роскошной даче в окружении телохранителей, множества гостей по случаю дня рождения главаря.

Сейчас он держал в руках знаменитый «винторез», или, как именуют, винтовку специальную снайперскую. Она состоит на вооружении только спецгрупп, так как это чудо современной техники весит всего два с половиной килограмма, емкость магазина двадцать патронов, прицельная дальность с оптическим прицелом – четыреста метров, а с ночным прицелом – триста. Снабжена глушителем, молниеносно разбирается на три части и укладывается в кейс. На полкилометра пробивает бронежилеты до четвертого класса, которые с легкостью выдерживают очереди из калашникова… Если бы ему такую чуть раньше, он заметнее проредил бы ряды московских бандитов. Да и не только московских. Сейчас же только по мишеням, по мишеням, стоя, с колена, лежа, с поворота, с кувырка, словно это не винтовка, а пистолет…

Но сердце дрогнуло, когда ему дали однозарядную снайперскую винтовку ОЦ-44. Калибр двенадцать и семь, вес – четырнадцать, а прицельная дальность – два с половиной километра. Дмитрий не поверил глазам, когда с двух километров просаживал насквозь любые бронекостюмы, включая и восьмой, последний, пробивал броневые листы бэтээров и прочей бронетехники.

– Черт! – вырвалось у него. – Еще бы чуть, и можно бить танки прямо в лоб! Это действительно винтовка…

Инструктор довольно оскалил зубы, спросил:

– Ты еще не бывал, как вижу, на пленэре.

– Не бывал, – ответил Дмитрий. – А что?

– Тогда тебя ждет сюрприз, – сказал инструктор. – И с винтовками – тоже. Мы ведь «Каскад»! Ты еще не видел все оружие «Каскада»!

Постепенно, урывками и огрызками он узнавал больше о спецподразделении, в котором сейчас проливал пот ведрами. Точная дата основания «Каскада» неизвестна, точно так же неизвестно, почему его так назвали. Во всяком случае, каскадеров в нынешнем виде, которые вместо актеров кувыркаются и прыгают через огонь, в те давние времена еще не существовало. Полагают, что все началось со знаменитой фразы Иосифа Виссарионовича: «Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы». И вот однажды в тиши кабинетов аналитических отделов «компетентных органов» родилась идея о создании спецгруппы, аналога которой не было во всем мире. Она должна была сочетать в себе почти все мыслимые спецификации спецслужб и часть немыслимых, например свободу действий и автономность принятия решений.

Что ж, в России часто создавалось то, до чего остальной мир не додумался. Как, к примеру, тихие русские интеллигенты создали и обосновали такое политическое течение, как терроризм. И сами же начали швырять бомбы в царей, градоначальников, подав пример всему миру.

На этот раз, творчески развивая идею вождя народов, была создана спецгруппа, сотрудники которой обучались владению оружием любого вида – от куска стекла до артиллерийской установки. Они учились проникать всюду – от штабов и командных пунктов до тюрем максимального режима изоляции и банковских подвалов. Они учились пользоваться всеми мыслимыми видами транспорта – от гужевого до реактивного. Их учили выживать в условиях дикой природы и трущобных районов. Они учились говорить на наиболее распространенных языках мира: английском, испанском, китайском и арабском. Они учились завоевывать уважение у врагов и доверие у пленных. Кандидатов собирали со всего СССР, задействовав для этого всю мощь структуры тотального наблюдения. Задача у группы была одна: определение ключевой фигуры или фигур в происходящих где-либо событиях и нейтрализация этой фигуры, фигур.

Созданная группа долгое время не была пущена в ход. Сталин испугался собственного изобретения. Отряд был расформирован, его учебная база перешла в ведение ГРУ. Однако через несколько лет о ней вспомнили. Вновь собранных курсантов по ускоренной программе подготовили к выполнению особых заданий за линией фронта. Ликвидация нескольких разведшкол абвера, физическое устранение английской спецгруппы коммандос, готовящих вывоз из Норвегии золотого запаса. Благополучный провал «заговора генералов» и, как следствие, казнь наиболее опасных для СССР военных и политических деятелей в Германии, в их числе адмирал Канарис, английский агент, вполне способный добиться организации сепаратных соглашений между верхушкой Третьего рейха и союзниками, талантливый разведчик, составивший меморандум, на основе которого была написана знаменитая речь Черчилля в Фултоне, знаменующая начало «холодной войны». Провал попытки покушения на Сталина в Тегеране, инспирирование казни Муссолини, предание гласности истории высадки союзников на Сицилии, кража архивов и материалов института Анненербе, не такая уж бесполезная вещь.

После смерти Сталина «Каскад» попал под каток «чисток», и наряду с многими профессионалами тайной войны, которые не умели «каяться» и «признавать ошибки», «каскадеры» оказались в опале.

Во время корейской войны, когда термин «геополитика» вновь стал звучать в коридорах власти, о «Каскаде» вспомнили. Подготовка бойцов стала проводиться с учетом возможного региона применения, в список учебных дисциплин прочно вошла этнология, создавались жестко территориально ориентированные группы. В обход 10-го управления Генштаба, традиционно занимающегося военной помощью потенциальным союзникам, «Каскад» стал напрямую вмешиваться в ход событий, корректируя их создаваемыми «многоходовками». В ход шли и прямые устранения, как в случае самоубийства Макнамары, и разоблачения через прессу – Уотергейтский скандал. Провоцировались вооруженные столкновения – Пак Чжон Хи и внутренние разборки – генерал Чомбе. Проводились операции по стимулированию выдвижения наиболее управляемых лидеров с одновременным устранением их конкурентов. Закреплялись лидеры движений с невозможностью их замены.

Одним из главных критериев отбора стал IQ, который у кандидата в «мальки» должен быть не ниже 150% от средней нормы, для кандидата в командный состав этот показатель должен быть не менее 250% от средней нормы. Обязательно для всех кандидатов высшее образование, желательно гражданский вуз и отменное здоровье. При этом обращали внимание на то, чтобы кандидат не был профессиональным спортсменом.

Дмитрий хмыкнул, вспоминая свои многочисленные стычки с мастерами спорта по боксу, каратэ, борьбе, не говоря уже о клоунских восточных единоборствах. Всегда повергал их с такой легкостью, что иной раз думал, что обыкновенный мальчишка из подворотни дал бы отпор круче… Увы, спортсмен ориентирован на имитацию ударов, приносящих очки, на выпендривание перед судьями и зрителями.

– Здесь не Олимпийские игры, – сказал он вслух. – Прижатый к стене имеет право бить насмерть.

Глава 16

Он несся на скоростном мотоцикле, перепрыгивал через канавы, упавшие деревья, а когда впереди блеснула гладь воды, прибавил газу и полетел над рекой, широкой, как тихий Днепр, до середины которого не всякая птица, а его двухколесный зверь смог, а потом наконец колеса коснулись воды, но скорость настолько сумасшедшая, что он так и несся по поверхности, погрузившись не больше чем на ладонь…

Грубый толчок заставил мгновенно вернуться в казарму:

– Эй, вставай!.. Люди, плюйте на него!.. Вчера спал, позавчера спал…. и сегодня снова начал спать, спячник!

Над ним высился гороподобный Тарас. Снизу он казался вовсе великаном, страшным и подпотолочным.

– Ты чо? – просипел Дмитрий спросонья.

– Дуй к полковнику.

– Черт, сейчас же ночь…

Тарас сказал быстро:

– Вообще-то можно не идти.

– Да? – спросил Дмитрий сонно. – Тогда я приду утром.

– Ура, – ответил довольно Тарас. – Тогда спи. На чем-нибудь другом постажируешься.

Он хлопнул его по плечу, Дмитрий свалился в постель. Тарас уже удалялся к выходу, весь настолько широкий, что задевал спинки кроватей по обе стороны. Неведомая сила вышвырнула Дмитрия из постели. Тарас на мгновение появился в светлом прямоугольнике освещенного коридора, слышно было, как хлопнула дверь, в казарме стало темно, как в церкви с погашенными огнями.

Тарас дошел до выхода из казармы, когда сзади послышался топот, словно его догонял молодой слон. Лицо Дмитрия, все еще припухшее от сна, было злым, как у химеры на соборе Парижской Богоматери.

– Ну и шуточки у тебя!

– А чо, – отозвался Тарас довольно, – спал бы… дело ж добровольное.

– Ну да, другому скажи. Опять пацанам пальцы ломать?

– Насчет пальцев… гм, наверное. Только на этот раз не пацанам, не пацанам. Это точно, не пацанам. Иди побрейся, приведи себя в порядок. Я соберу остальных.

Стараясь не будить спящих, Дмитрий поспешил в бытовку. Хотя «каскадники» спят как бревна, но любой шорох слышат даже в самом глубоком сне, уже убеждался…

Он зябко повел плечами, ноги понесли навстречу белому кафелю, как пушинку, воду открыл чуть-чуть, шумит, а сам с недоверием всматривался в засиженное мухами зеркало, висевшее над раковиной. Лицо вытянулось и загорело, делая его похожим на Хозе из оперы «Кармен», других жгучих испанцев он не знал. Густые черные волосы торчат, как у пьяного ежа, кончики уже закручиваются, из-за чего с детского сада звали Кудряшкой и Кудрявчиком. Черные как смоль брови, длинные и чуть поднятые на концах ресницы делали его похожим на красавца цыгана, и тем неожиданнее была пронзительная синева глаз.

Он начал намыливать лицо, пена на фоне темно-коричневого загара выглядела ослепительно белой, сказочной. Под блестящей кожей вздулись на миг и тут же растворились тугие желваки, а по всему телу точно так же вздувались и опадали, просыпаясь и встряхиваясь, тугие мышцы.

На тренировках его заставили, помимо пробежек со штангой на плечах, еще и выучить язык жестов, мимики, кучу секретных кодов, и если от тренировок в зале стонали все мышцы, то от усиленных занятий по мнемонике трещал череп, а мозги вылезали через уши. В зале его учили метать все, что попадалось под руку, а если уж мелочь вроде зубочистки, то ею должен был уметь как открывать любой замок, так и попадать в выключатель с трех шагов с такой силой, чтобы погасить свет.

Только сейчас заметил, что мышцы увеличились на треть, все тело стало еще жестче, словно вытопилась не только последняя капля жира – ее и не было, – но ушло и все мясо, а его место заняли тугие жилы, толстые и твердые.

Он вздрогнул от густого рева за спиной:

– Ну? Долго будешь прыщики рассматривать?

– Заканчиваю, заканчиваю, – сказал Дмитрий торопливо. – Уже все, закончил…

Ладони подхватили струю воды, а глазами следил за отражением в зеркале. Тарас остановился в картинной позе в дверях, перегородив ее целиком. Голая голова блестела, словно смазал маслом. Остроконечные уши торчали как пики, готовые повернуться в сторону врага.

Он, как понял Дмитрий из разговоров, прослужил в «Каскаде» не меньше десяти лет. Вернее, уже десять лет принимает участие в боевых операциях, а сколько вообще в спецназе и что делал раньше, никто не знал. Уже здесь обнаружилось, что этот здоровяк, помимо родного украинского и русского, говорит свободно на польском – странно бы, живя на Украине, не познакомиться с родственным польским, а затем уже с чешским и словацким. Английским овладел здесь, в спецназе, а потом еще и испанским. Говорят, собирался выучить японский, но смекнул вовремя, что за японца выдать себя будет трудно.

Что удивительно, уже в спецназе он сумел закончить программу универа и даже защитил кандидатскую. Для спецназовца он чересчур умен, даже среди «каскадеров», куда отбор велся не только по умению ломать кости.

– Все, – сообщил Дмитрий торопливо, – я готов.

– Это называется готов… – прорычал Тарас с сомнением. – Ладно…

Перед дверью Ермакова Тарас остановился, постучал. Ответа Дмитрий не услышал, но Тарас распахнул дверь, а когда Дмитрий переступил порог, закрыл дверь, оставшись в коридоре.

Полковник из глубокого кресла следил сразу за тремя экранами. Курсанты бегали, прыгали, кувыркались, одновременно стреляя или швыряя ножи. Внизу бежали, быстро сменяясь на электронном табло, цифры. Счет шел на сотые доли секунды, Дмитрий на ходу попытался вычленить из этих кувыркающихся фигурок себя, но из-за стола уже поднялся Ермаков, лицо внимательное, глаза смотрят пристально, но чувствуется, это и есть те редкие мгновения, когда полковник почти доволен.

– Не выспался? – спросил Ермаков понимающе. – День был тяжелый…

– Всего лишь тренировки, – ответил Дмитрий.

Ермаков бросил перед ним на стол листок:

– Здесь распечатка твоих результатов в стрельбе. Впечатляюще!

– Спасибо, – ответил Дмитрий осторожно.

– Стрелок из всех видов оружия, – сказал Ермаков тоном, по которому Дмитрий не понял, одобряет ли такую всеядность или осуждает, ибо мастерства достигают только при специализации из одного вида орудия. – По тарелочкам – девяносто восемь из ста, по бегущему зайцу – девяносто семь… гм… Примерно те же результаты в стрельбе на бегу, в прыжке, с поворота… У тебя что, глаза на затылке?..

Дмитрий смолчал, вопрос, скорее всего, риторический. Даже стандартная винтовка посылает пулю на четыре километра, причем на излете пуля может убить точно так же, как на первых метрах. Но на самом деле какие там четыре километра: любой эмвэдэшный снайпер работает на дистанции до двухсот метров, войсковой – до трехсот, лучшие из них работают на пятьсот метров. Основные трудности начинаются с семисот метров. Когда Дмитрий, тогда еще желторотый юнец, сидел со снайперской винтовкой в горах Афгана, он поражал пробирающихся тайными тропами моджахедов с восьмисот метров. Но там чистый горный воздух, что почти не мешает полету пули, там вовсе не обязательно попадать в голову или грудь: раненые становятся обузой, сковывают движение, замедляют караван и тем самым ставят под выстрелы уже весь отряд.

Уверенно пулю можно посылать разве что метров на сто, но дальше вступает в действие сопротивление воздуха, а вращение пули начинает уводить ее в сторону все ощутимее. И вот тут начинается странное вычленение из числа прекрасных стрелков в особый клан снайперов, у которых словно бы иначе устроены пальцы, уши, другая чувствительность подушечки на указательном пальце, крепче нервы или же, наоборот, тоньше, что позволяет улавливать какие-то мельчайшие знаки, помогающие послать пулю намного точнее. Это не считая обязательного умения вносить корректировки после каждого пристрелочного выстрела, правильно подбирать патроны…

Ермаков смотрел с легкой насмешливой улыбкой, словно читал все явные и тайные мысли ребенка.

– Да-да, патроны, – сказал он. – Ну, по крайней мере, от этой проблемы тебя освободим. Но не сейчас. Патроны создавались здесь. У нас своя лаборатория! Не бог весть какая, но все же…

– Что лаборатория, – ответил Дмитрий. – Нужна мастерская.

– Мастерская есть. И местные умельцы есть.

– Хоть за это спасибо, – пробормотал Дмитрий. После вчерашнего десятикилометрового кросса в полной выкладке все тело болело, словно побывало в камнедробилке. – Хоть что-то здесь будет сделано не моими руками…

Полковник улыбнулся:

– Кому-то надо и черную работу делать. Теперь считайте себя принцессой… или принцем, если хотите. А за принцем всегда ходят десятки слуг.

– Лучше уж князем, – ответил Дмитрий враждебно. Ему не нравилось, когда зарубежных принцев вспоминают чаще, чем местных князей. – Князем, которого снаряжают на бой. Кстати, мы так и будем всю жизнь бегать по холмам, постреливая по мишеням?

Глаза Ермакова посуровели:

– Анализы результатов показывают, что ты еще не достиг пика. Так что на серьезное дело еще рано. Однако…

Он остановился, в лице проступило нечто вроде нерешительности, что было настолько непривычно для Ермакова, всегда словно вырезанного из камня, что Дмитрий невольно выпрямился:

– У меня лучшие результаты в группе!

Ермаков смотрел на новичка с жадным интересом. То ли мутации после Чернобыля, то ли пятна на Солнце, но с каждым годом все больше людей с разными отклонениями как в психике, так и в чувствительности. Хотя, конечно, скорее всего, они всегда были, но раньше спецслужбы занимались не отдельными человеками, а массами, однако Ермакову на досуге больше нравилось думать о вмешательстве из космоса или других чудесных вещах, чем просто о более точной диагностике.

В его отряде был Терпигорев, который лучше кошки видит в темноте, Тищенко, который может перемножить хрен какое длинное число на такое чудовищное – на калькуляторе не помещается результат, а теперь еще этот, который умеет послать пулю с фантастической точностью на километр, но в то же время стреляет из снайперской винтовки с такой скоростью, будто бьет из автомата.

К тому же он только в Москве киллерствовал уже с десяток лет, еще больше ухлопал бандитов по своей воле, так что такое везение просто удивительно: киллеры долго живут только где-нибудь в Империи, где по одному заказу в год, а путь этого парня устлан трупами в три ряда! Это или везение, во что приятно верить, или же, что вернее, особое чутье на опасность, которое он проявил в первый же день на простейшем испытании…

А это, сказал он себе молча, для их работы важнее умения быстро и точно стрелять.

– Однако, – закончил он после долгой паузы, – завтра предстоит стрелять уже в людей. И более того…

Снова пауза, Дмитрий спросил:

– Что еще?

– Они будут стрелять в ответ, – закончил Ермаков жестко. – А стреляют они быстро и метко!

По неслышному сигналу дверь отворилась. Проем закрыла гигантская фигура Тараса.

– Забирать? – спросил он с профессиональным интересом мясника.

– Да, – ответил Ермаков. – Снаряди, объясни, проверить экипировку. Как только начнет светать – выступаете.

С востока быстро и грозно надвигались угольно-черные тучи. В недрах коротко блистало, слышался треск, словно ломались скалы из антрацита. Дмитрий вжимался в землю, злой и униженный, ибо над ним сияло яркое голубое небо, солнечные лучи просвечивают листву редкой рощицы насквозь.

Массивная дача генерала Шендеровского с этого пригорка видна отчетливо, хотя забор вынесен далеко, а на деревьях замаскированы телекамеры. Вообще-то датчики и телекамеры обитателя этой дачи… какая, к черту, дача, это особняк, крепость, по-старому именуемая дачей! – вынесены далеко в рощу и за нее, но эту полосу удалось преодолеть чисто. Все трое из группы просочились почти к забору незамеченными, не потревожив ни один датчик, не задев хитро запрятанной проволоки. Джип, за рулем которого на этот раз остался сам Ермаков, ждет их далеко за поворотом дороги, надежно укрытый от наблюдения небольшой рощицей.

Дача выглядит пустой: на широком дворе, где стол и дюжина резных стульев, пусто, сиротливо смотрятся огромный мангал, качели, беседка. Шторы и жалюзи на всех трех этажах опущены, что вроде бы понятно: готовы защититься от первых же лучей солнца, но приборы определили, что эти же шторы защищают от любых форм проникновения с помощью новейших лазерных считывателей с оконных стекол.

Он хмуро улыбнулся. Эти шторы выдержат очередь из крупнокалиберного автомата, не только какие-то там электроволны. А вон под крышей, искусно замаскированные, пулеметы с автоматическим наведением по лазерному лучу. Их не видно, но он еще до попадания в «Каскад» знакомился с новыми видами вооружения, это только дикарю непонятно, почему рядом с едва заметной телекамерой оставлено вроде бы пустое место. Правда, умело заклеено тонким пластиком под цвет кирпича. Едва только попадешь в зону действия датчика, лазерный луч отыщет почти сразу же, а там прямо из кирпича выплеснется струя стальных… или свинцовых пуль.

В ухе раздался свистящий шепот:

– У них здесь все натыкано жучками. Правда, мы с Валентином тоже расставили глушители, но не везде, не везде…

– Потише, – сказал Дмитрий одними губами.

– Чо?

– Твое «чо» слышно на даче, – ответил Дмитрий еще тише, но злее. – Ты готов?

– Я пошел, – ответил Тарас.

В ухе шелестнуло, а за полсотни шагов слева среди зелени наметилось движение, словно пронесся призрак. Дмитрий быстро перевел прицел на крышу дачи. Трубка лазерного прицела торопливо начала двигаться, уже поймав в прицел бегущего Валентина, это был он, ствол пулемета тоже пришел в движение. Дмитрий торопливо выстрелил, почти сразу же пулемет изрыгнул длинную очередь.

Фигура в маскировочном халате метнулась к двери. Дмитрию показалось, что пижон ухитрился даже посмотреть наверх, насколько далеко новичок сумел сбить прицел страшного зверя. Пули крупнокалиберного пулемета еще продолжали ссекать ветви на дальнем дереве, а Валентин моментально прикрепил взрывчатку к двери, ушел кувырком в темноту, циркач проклятый, силы тратит зазря…

Через секунду грохнул взрыв. Второй заряд разнес окно. Даже бронестекло, что выдерживает прямое попадание из гранатомета, пасует перед маленькой коробочкой взрывчатки, налепленной прямо на стекло.