Текст книги "Мегамир"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ГЛАВА 7

Мазохин в своем кабинете ковырялся в распотрошенных внутренностях компьютера. Был он в маске, перчатках поверх комбинезона, но дело, судя по проклятиям, уперлось, как осел Ходжи Насреддина посреди дороги. Крохотные детальки плясали в воздухе, слипались, намагничивались, стреляли голубыми искрами.

Енисеев невольно посмотрел на администратора с уважением: не с бумагами, а с электроникой, которую Енисеев не знал и которой всегда опасался.

– Вениамин Вениаминович, прошу вашей санкции на создание отдельной группы. О целях, методах, как я полагаю, вы знаете лучше меня. Все, как мне кажется, знают лучше меня.

– Зачем? – коротко бросил Мазохин.

Маска скрывала его лицо, голос прозвучал глухо.

– Положение на Станции тревожное. Требуются немедленные меры.

Мазохин поднял голову, сдвинул маску. Глаза его блеснули бешенством.

– Выбирайте выражения, Евногтий Владимирович.

– Я выбираю выражения, Вениамин Вениаминович.

– Еще раз говорю, выбирайте выражения! Мы недолго работаем здесь, но уже имеем высокие правительственные награды. За доблестный и самоотверженный труд! Наши сотрудники уже отмечены орденами и медалями. Некоторые трижды, четырежды! Вы не смеете бросать тень…

– Смею, – ответил Енисеев. Ему стало трудно дышать, злые спазмы перехватили горло. – Люди гибнут! В мирное время гибнут. Не надо про ордена и медали, цену им знаем. Слишком много развелось героев и лауреатов, а страна сидит на голодном пайке.

Мазохин вскинулся, лицо у него стало как у памятника.

Енисеев повысил голос:

– За гибель людей отвечать придется. Но давайте не фехтовать лозунгами, я тоже могу при случае… Не люблю, но могу… Год-два назад вы бы раздавили меня, но в данный момент сила за моей спиной. Это не радует, я не люблю силу. Обещаю не применять. Без особой нужды не применять.

Они сцепили взгляды в схватке. Енисеев собирался отвести глаза, стало неудобно, словно в детские перегляделки играют, но Мазохин уронил взгляд первым. Голос его стал тише:

– Вы опасно бросаете тень…

– Давайте о деле, – прервал Енисеев. Добить бы, но это у Мазохина на лбу написано крупными кумачовыми буквами насчет того, как поступить с врагом, который не сдается… Да и с тем, который сдается, тоже, только он не Мазохин, к сожалению. И к счастью тоже. – Я формирую группу из трех человек. Намечаю план работы. А вы экипируете нас. Давайте думать о работе!

Он торопливо повернулся, вышел крупными шагами. Его трясло. Сказать бы, все сказать этому… Нет, руки сами тянутся к воротнику комбинезона. Скажут, рукоприкладство. До чего же проще с пауками, богомолами, скорпионами…

Дмитрия и Сашу он отыскал на складе оружия. Саша уже была увешана, как опереточный киногерой перед штурмом базы мятежников, но с готовностью продолжала принимать от Дмитрия жуткого вида ножи, стилеты, гранаты с парализующим газом. К гарпунному ружью Енисеева добавили нитемет, выбрасывающий вместо пуль струйки мгновенно застывающего клея. На местном жаргоне его звали плевако, а также – бластером.

– Это еще безопасно, – утешил Дмитрий. – Полигон очищен и переочищен! Здесь только трава, крохотный ручеек, два десятка деревьев, пять пней. Крупняки вроде зайцев или мышей через ограду не проберутся. Даже от жаб и ящериц очистили…

– Гуляем по вытоптанному солдатскими ботинками участку?

– Енисеев, ты же знаешь, как это, безопасно или нет! Едва трава наросла, откуда и взялись эти жучки, паучки! Даже муравьи кишмя кишат. Ты сам видел. Сколько их всяких. Хотя и не было замечено перехода через охраняемую границу. Кое-кто уже потерял за потерю бдительности нашивки.

– Сейчас тебе муравьи пойдут строем! Достаточно было залететь одной молодой самке…

– Залететь? Это в каком же смысле…

– Дмитрий…

– А, все понял. Да ты уже как-то говорил, повторяешься.

– А откуда я знаю, что тебе запало, а что нет?

Единственная дверь, что вела наружу, выделялась как размерами, так и странным ароматом. Хотя ветер от мощных стерилизаторов гулял по всему кольцевому коридору, от двери все же пахло грозой и опасностью.

Енисеев чувствовал, как сердце стукнуло сильнее, пошло качать кровь чаще. Горячая волна ударила в голову, мышцы напряглись, готовые для схватки. Супердесантница стояла рядом, сурово всматривалась в толстую стену металла, словно видела сквозь нее опасную дальнюю стену серо-зеленого тумана. На Саше были плотные шорты с широким поясом-патронташем, короткая маечка из тончайших нитей паутины, что все равно выглядела грубоватой. Эта майка открывала живот, а грудь крест-накрест перекрещивали черные ремни. Из-за плеч высовывались широкие стволы. Вряд ли она так же хорошо знала разницу между голой и одетой, как вооруженной и безоружной.

Дмитрий потыкал пальцем в кнопки на пульте. Массивная дверь, похожая на шлюз в подводной лодке, дрогнула и распахнулась. Енисееву показалось, что распахнулась с неприличной легкостью.

Из стерильного мира они вывалились в мир жаркий, полный запахов, звуков. Горячий воздух сразу подхватил, пытался оторвать от земли. Невесомое тело при каждом шаге взмывало, словно передвигались по Луне. Трое землепроходцев, на взгляд Енисеева, чересчур увешаны оружием, а Саша вообще выглядит шагающим арсеналом.

Дмитрий с беспокойством посматривал по сторонам:

– За каждым листом кто-нибудь обязательно шевелится…

– На листьях тоже, – в тон ему ответил Енисеев. – И под листьями. И под землей.

– Не перегибаем ли? За это время привык к защитной шкуре. Теперь кажусь себе голым…

– Чтобы выровнять, – отрезал Енисеев, – надо перегнуть. В другую сторону!

Дмитрий положил на землю три плотно упакованных пакета. Саша раздвинула шире ноги, повела стволом, держа на прицеле дальние гигантские деревья, где в зеленом тумане жутко скрипело, трещало хитином, скрежетало жвалами. Енисеев с неловкостью топтался на месте, чувствуя, что у него и кожа белая, как у протея, и ноги кривые, как у печенега, и мускулы, как у полиомиелитика.

Дмитрий, не тратя времени, быстро распаковал пакеты. Саша придвинулась ближе, ствол ее бластера быстро переходил с цели на цель. Дмитрий так же сноровисто сунул руки в лямки на пакете, распрямился. За спиной с сухим шелестом взвились два огромных крыла, почти прозрачные, с едва заметной сетью жилок.

– Зрите, смертные, – буркнул он горделиво.

Енисеев на всякий случай отступил. Дмитрий с силой прыгнул вверх, на высоте его крылья распахнулись, как у лермонтовского Демона. Саша восхищенно вскрикнула. Дмитрий красиво завис, растопырив крылья, а когда сделал несколько взмахов, его понесло по широкому кругу.

Плотный воздух пошел волнами. Енисеев видел, как под ударами легких крыльев перепуганные насмерть микробы бросились врассыпную. Саша поворачивалась на месте, ноги ухитрялись оставаться на ширине плеч, короткий ствол нитемета на согнутой руке дергался, перепрыгивая с цели на цель.

Дмитрий сделал пижонскую восьмерку, упал на все четыре перед Енисеевым. Крылья застыли неподвижно. Судя по его довольному виду, десантник даже не запыхался.

– Ясно? – поинтересовался он.

– Абсолютно, – заверил его Енисеев. – Кроме пустяка, как летать?

– Сейчас попробуешь. У нас с Сашкой худшие крылья на Станции. У остальных с аэродинамикой в порядке. Как по струночке летают!

– Как по струночке… Надеюсь, у меня тоже крылья… похуже? Эх, придурки. Вас обоих спас этот вихляющий непредсказуемый полет. Птицы почти не ловят бабочек, даже не пытаются, зато с легкостью хватают пчел, стрекоз, комаров, мошек! У вас лучшая тактика полета, если смотреть с точки зрения инженера по технике безопасности.

Дмитрий молча помог ему вдеть руки в лямки. Лицо его стало угрюмым, из груди вырвался горький вздох. Енисеев подпрыгнул, отчаянно замахал руками. Крылья затрещали, его бросило вперед. Одна глыба помчалась наперерез, Енисеев протаранил ее головой, в глазах вспыхнули даже не искры, взорвалась сверхновая во всем блеске.

Дмитрий бегом догнал слетевшее крыло, его уносило ветром, ободряюще крикнул:

– Ты – гигант! У меня с первой попытки тоже не получился… тройной иммельман с петлей. Давай, сейчас полетишь, как дятел или страус.

Енисеев не знал, как летает дятел, смолчал. Удивляло, что не чувствует страха, в то время как раньше даже в салоне комфортабельного самолета иногда чувствовал приступы подленького ужаса: воображение услужливо рисовало, как все будут падать, если самолет вдруг рассыплется.

В воздухе сумел удержаться с четвертой попытки. Его качало, переворачивало, земля устремлялась навстречу, но для маленьких существ время течет по-иному: он успевал реагировать, переворачивался, взмывал, подобно курице отчаянно хлопая крыльями. Шестое чувство быстро присмотрелось и начало указывать на цветные вязкие струи, восходящие потоки, кожей чувствовал разреженность холодного воздуха.

Дмитрий и Саша держались рядом, сопровождая его, как истребители в свое время прикрывали тяжело груженный бомбовоз с «Энолой Грей» на борту. Им приходилось уворачиваться от его беспорядочных рывков, но все же старательно прикрывали: Дмитрий сверху – от стрекоз и шершней, Саша держалась под Енисеевым, привлекая к себе голодное внимание затаившихся на верхушках растений хищников. Когда Енисеев наконец сообразил их роли, он поспешно поднялся выше, заорал:

– Саша, от земли подальше!

– Что? – не расслышала Саша.

– Снайперы достанут! Снайперы!

– Кто такие?

– Потом…

Снайперами, вспоминал он лихорадочно, могут быть паучки, выбрасывающие липкие нити, палочники с их дальнобойными струйками парализующего газа, всевозможные жуки-стрелки, прыгунчики… Но и выше, в зону охоты стрекоз, тоже нельзя. Только по нейтральной полоске земли, то бишь воздуха! Тянется на разной высоте, надо бы составить карту, так как соблюдение границ зоны очень важно, за нарушение можешь потерять не только нашивки…

– Уже держусь! – прокричал он. – Летим к месту, где погиб Измашкин!

– Тогда держись за мной, – крикнул Дмитрий.

– Я прикрываю сзади, – донесся звонкий голос Саши.

Земля внизу скользила, как будто они неслись над нею на скоростном самолете. Енисеев успевал видеть россыпи кристаллов, ползающих жуков, быстрых муравьев, затем пронеслись над зеленым лесом растений, все листья усеяны тлями, жуками, гусеницами… Он часто-часто взмахивал крыльями, его бросало вверх-вниз, в то время как амплитуда этих прыжков у Дмитрия и Саши была поскромнее.

Внезапно Дмитрий начал резко набирать высоту, внизу оранжевый песок расплылся в сплошной оранжевый поток, сверкающий туман. Енисеев и Саша послушно повторили маневр ведущего. Через несколько секунд он без предупреждения вошел в пологое пике. Внизу показалось поднятое на высоту исполинское круглое поле размером со стадион, только не вытянутое, а словно очерченное циркулем. Это походило на гору со срезанной алмазной пилой бога вершиной.

Енисееву с высоты показалось, что они идут к гигантской мишени. Кольца от центра расходились ровные, четкие. Срез мегадерева показывал, что на погоду пенять нечего, у кого есть корни, тот и прокормится. Неурожай – дело рук лодырей, у природы нет плохой погоды.

Саша приземлилась точно в яблочко, тут же повела по сторонам настороженным взглядом, а вместе со взглядом – стволом бластера. Енисееву она показалась живой радиолокационной станцией, нацеленной следить за чужими самолетами, выныривают те из-за облаков или из-за низкого горизонта.

Дмитрий опустился на самый край. Это походило так, словно он встал в двух шагах от бездонной пропасти. Земля оказалась так далеко, что видно было только оранжевый блеск с редкими зелеными пятнами. Енисеев послушно брякнулся между десантниками. Руки от непривычных усилий ныли, а разогрелся так, что страшно подумать о комбинезоне – был бы как яйцо всмятку, сварившись в собственном соку.

На огромном пространстве пня – безмолвие. В сторонке бесшумно пронесся марсианский шестиножник бегунка, в щелочке виден блеск крупных шаров росы на ажурных нитях. Молодой паучок затаился в расщелине, глаза блестят хищно, но такой маломощный, даже Енисеев геройски выбрался бы из его сетей.

Под ногами на пределе слышимости вибрировало. Личинка дровосека медленно двигалась через толщу дерева, прогрызая новую линию собственного метрополитена. Вибрация выдавала работу мощных челюстей, шуршание опилок, даже царапанье крохотных ножек… На краю пня затаились под кусочками коры крохотнейшие ярко-красные клещики, не крупнее ногтя.

Через все необозримое плато, с трудом переползая препятствия, медленно двигалась личинка златоглазки, похожая на нищенку-старьевщицу, обвешанная высохшими грязноватыми шкурками тлей. Правда, личинка размером была с танк Первой мировой да еще и с прицепом. Нежная, тонкошкурая, мгновенно теряющая воду в сухом воздухе, она приспособилась восполнять потерю влаги, пожирая тлей сотнями. Шкурами укрывалась, умело склеивая их, делая сперва защитный комбинезон вроде тех, которые велит носить Мазохин, а затем и вовсе превращая его в танковую броню, под которой влажному воздуху уже деться некуда.

Саша резко развернулась, поймав Енисеева в прицел:

– Именно здесь Измашкина схватил муравей.

Енисеев осторожно отодвинулся, чувствуя себя неуютно перед дулом бластера.

– Что за муравей? Сколько члеников в сяжках? Были шипы на головогруди?

– Не рассмотрели, – ответила Саша виновато. Она опустила бластер. – Таких мы раньше не видели.

Дмитрий подошел, сказал, морщась:

– Все было как удар молнии. Мы еще не знали таких скоростей. Не успели охнуть…

Енисеев пошел по широкому кругу. Из-под ног тянуло сыростью и холодом. Пень мертвого мегадерева все еще поднимал мощными корнями ледяную воду из земных глубин, разбухал, сбрасывал с поверхности среза. Растопыренные за спиной крылья раскачивали, цепляясь за воздух, упирались. Благо штиль, иначе занесло бы так, что и бесстрашная Саша вкупе с не менее бесстрашным следопытом Дмитрием не отыскали бы.

– Может быть, сложить их? – предложил он, намучившись. – Это очень долго?

– Быстрее, чем укладывать парашют, – сообщил Дмитрий, как будто Енисеев с точностью до секунд знал, сколько укладывать парашют.

– Риск, – ответила Саша строго. – Вдруг появится опять?

Дмитрий лег на краю деревянного обрыва, свесившись почти до половины, вдруг взвизгнул:

– Муравей!.. Гигант! Тот самый!

ГЛАВА 8

Саша одним взмахом подбросила Енисеева в воздух. Он захлопал крыльями, мир перевернулся, стал удаляться, а перед глазами была только туманная синь. Наконец пришел в себя, выровнял полет. Саша парила внизу в хищной позе, словно величественный горный орел над соплеменными вершинами чертополоха. Крохотная фигурка тоже была внизу. Дмитрий так и остался на краю пня, наблюдая за движением многочисленного зверья внизу.

Енисеев начал снижаться, с этой высоты только стрекоза – куда там горному орлу! – с ее изумительными гляделками рассмотрит мелочи, а он только видит расплывающийся оранжево-зеленый туман, откуда идут странно знакомые запахи.

Он опустился еще ниже, туман исчез, а внизу среди глыб, сухостоя, мокрых пятен от падающей росы неспешно бежал ксеркс. Черно-красный, огромный, уверенный в собственной мощи. Опаснейший хищник, как сказано в учебнике мирмеколога, один из крупнейших в Европе муравьев.

Когда Енисеев, сложив крылья, прошел мимо парящей Саши, она вскрикнула:

– Ты падаешь!

– Снижаюсь, – возразил Енисеев.

Она догнала его, облетела по кругу его нелепую трепыхающуюся фигуру:

– Помочь? Ты все-таки падаешь.

– Иду на посадку, – успел ответить Енисеев.

Он упал на горячие камни, поспешно сбросил крылья. Огромный ксеркс был в полусотне шагов, его шестиугольная голова тут же повернулась в его сторону. Сяжки качнулись, щупая запах.

Енисеев шагнул вперед. Ксеркс рванулся вперед, как оживший бронетранспортер. Жвалы раздвинулись так, словно вместе с Енисеевым изготовился схватить пару слонов. Енисеев рухнул, подогнув ноги и прижав кулаки к груди.

Над ним появились шипастые колонны лап. Небо заслонило нависшее над ним огромное, как самолет, туловище. Голова ксеркса пошла вниз, Енисеев увидел десятки собственных отражений в фасеточных глазах.

Толстые коленчатые сяжки коснулись Енисеева. Дрогнул и задвигался одиннадцатый членик – различитель чужих запахов. Головной ганглий еще не дал ответ, но левая антенна уже толкнула в спину. Мелькнули Дмитрий и Саша. По голой спине пробежали жесткие, словно ерши для чистки бутылок, членики сяжка. Енисеев поспешно прикрыл лицо ладонями.

Ксеркс задумчиво просканировал воздух. Его крупные глаза до мельчайших подробностей видели кузнечика на дальнем стебле, к нему неслышно подкрадывался толстенький богомол. Можно бы сделать рывок, но у них глаза тоже отросли не зря… Кузнечик прыгнет и улетит, а богомол, хотя и не отрастил крыльев, перемахнет на другой стебель – задние лапы уже вздуваются от мускулов, изготовился…

Енисеев лежал лицом вверх, прижатый к земле огромной когтистой лапой. Перед глазами блестело надраенным металлом ярко-красное с черными полосками брюхо, сверкали фаланги, шипы, заусеницы, наросты.

Наконец ксеркс соступил, задел правой задней, Енисеев перекувырнулся от пинка, но остался лежать в той же внутриутробной позе. Муравей резво понесся к роскошному будяку. Енисеев увидел, как стремительно удаляется красный зад, неторопливо поднялся, помахал обеими руками:

– Эгей!..

Дмитрий подбежал первым, лицо его было серым как пепел, а руки тряслись:

– Впервые… еще чуть, я бы нарушил… Енисеев, не устраивай больше такого!

– Какого? – удивился Енисеев. Он с сожалением оглянулся вслед убежавшему красавцу. – Э-э-э… не общаться?

– Такого! – выкрикнул Дмитрий ему в лицо. – Даже если это неопасно. Хотя я не представляю, чтоб это было неопасно! По крайней мере, не делай у нас с Сашкой на глазах. Я уже дергаюсь! С тобой так растреплешь нервы, что в какие там космонавты – шофером автобуса не возьмут! Сашку вон чуть заикой не сделал…

Саша смотрела исподлобья. Вид у нее был угрюмый, рассерженный.

Енисеев развел руками:

– Клянусь, неопасно. Автобус тоже убьет, крутни руль не в ту сторону. И телевизор на тот свет отправит, если полезешь менять плату, не выдернув шнур… Мясорубка отхватит палец, а газовая плита удушит семью… Дома мы в большей опасности, но живем! Здесь просто рай.

Саша принесла крылья Енисеева, резко повернула его к себе спиной. Енисеев послушно вставил руки в лямки. Дмитрий сказал свирепо:

– Но ты же мог предупредить!

– Сказали бы, что спятил. Да и некогда было.

– И сейчас скажу!

– Муравьи не убивают без разбора. Видел, я стал в чемоданчик? Так называется поза подчинения. Стать в чемоданчик.

Дмитрий фыркнул, но в глазах появилось сомнение:

– Так просто? Тараканы давно научились бы, они смышленые. Моя теща с ними всю жизнь воюет, да только одни у нее поражения… Ксерксы давно бы померли с голодухи.

– Добычу ритуальное подчинение не спасет, но мы – не добыча. Скорее соперники. Конкуренты. Либо драться, либо в чемоданчик.

Саша поправила пояс с гранатами, возразила:

– Слабый волк утихомиривает сильного, подставляя ему горло. Но чтобы так додумались муравьи?

Крылья волочились за Енисеевым, не желали стоять торчком. Он сказал с досадой:

– Саша, у вас одни крайности. Опасные крайности. То высшая цивилизация, то даже рефлексов нет!

Дмитрий спросил мрачно:

– Измашкин погиб зря?

– Не знаю. Но переносить сюда представления из Большого Мира опасно. Муравьи и другие насекомые – это не железные тигры, не бронированные носороги… Это совсем другой мир. Измашкин, возможно, тоже решил, что ксеркс – это тигр величиной со слона. Либо бежать, либо принимать бой.

Дмитрий стискивал челюсти, желваки играли под темной от загара кожей. Голос его был злой и недоверчивый:

– А можно, оказывается, в чемоданчик?

– Не только, – сказал Енисеев педантично. – Мы не становились в чемоданчик, когда два года назад ходили по муравейнику. Можно быть на равных. Можно быть вообще невидимками…

– Как это??

– Это сложнее, потом поясню.

Саша бросила на них негодующий взгляд. Краем глаза Енисеев видел, как она взмахнула крыльями, бесшумно оторвалась от земли. Дмитрий сказал раздумчиво:

– Если запросить пардону, то не тронет?

– А что, гордость десантника не позволяет?

– Вообще-то не нравится, – ответил Дмитрий. Плечи его шевельнулись, под загорелой кожей вздулись тугие мускулы. – А кому бы понравилось?

– Тогда считай это военной хитростью.

Дмитрий долго думал, голос его был нерешительным:

– Хитрим перед врагом, а мурашей что-то не хочется зачислять во враги. Простые, хорошие парни… Совсем как я. Наверное, здесь такая форма козырять старшим по званию. Да-да, именно такова видимая форма субординации!

– В яблочко, – согласился Енисеев.

– Извини, но такую дикую идею я должен проверить. В конце концов, это я испытатель, а не ты.

Он рванулся вверх, как почтовый голубь, шумно и часто хлопая крыльями. Енисеев заспешил следом, но Дмитрий уже ушел в сторону, а потом и вовсе неким образом вошел в пике. Енисеев попробовал собезьянничать, но Дмитрий, а за ним и Саша умело использовали щели между потоками, зато Енисеев зависал, его подбрасывало теплыми потоками, кружило, несло в сторону.

Наконец он с трудом опустился, упал возле Дмитрия на широком, как танцплощадка, мясистом листе, покрытом редкими толстыми волосками. Саша с неразлучным бластером сидела на самом краю, чуть покачивалась вместе с листом. Вокруг нее блестели капли сока размером с дыню. В одной барахталась нежная мушка с большими глазами и крылышками феи.

Саша указала стволом бластера вниз. По сверкающим глыбам иноходью бежал ксеркс, а под углом к нему семенил желтый мирмик. Мирмик рыскал по сторонам, ксеркс двигался как линкор, явно держа курс на далекий кормоучасток.

Вдруг сяжки ксеркса шелохнулись, он тут же сделал молниеносный рывок, налетел на мирмика. Тот, как показалось Енисееву, ахнул в панике и рухнул на булыжники, быстро подобрав шесть лап к пузу.

Гигант высился над скорчившимся мирмиком, как портовый кран под стареньким грузовичком. Доспехи блестели, лапы выглядели как деревья, между которыми заблудился ребенок. Сяжки достали мирмика, перекатили. Мирмик вскочил, его маленькие жвалы раздвинулись. Заблестела оранжевая капелька.

Ксеркс повернул голову, осмотрел подношение. Енисееву показалось, что гигант усмехнулся. Еще раз коснувшись усиками мирмика, неспешно двинулся дальше.

Булыжники отлетели в обе стороны.

Мирмик вскочил, проводил страшного гиганта обалделым взглядом, ощупал себя сяжками. Капелька еды, которую предлагал ксерксу, снова втянулась вовнутрь. Еще дрожа, пугливо почистил сяжки, юркнул в сторону от ксерксовой дороги.

– Бедный муравей, – сказал Дмитрий с глубоким пониманием. – В лесу ксеркс, дома теща… Ладно, что мордоворот даже конфету не отобрал.

– Еду предлагает младший старшему, – пояснил Енисеев.

– Та же субординация?

– Везде свой порядок, – ответил Енисеев уклончиво.

– Ладно, настала моя очередь. Пролетарию нечего терять. У хохла только чуб да душа…

Стряхнув крылья, он без разбега прыгнул вниз. Саша подобрала его крылья, легла рядом с Енисеевым у края. Обеими руками цеплялись за волоски, ибо под ветерком лист величественно заходил вверх-вниз.

Фигура Дмитрия быстро уменьшалась, наконец он распластался на камнях. Ксеркс отпрыгнул: Дмитрий упал прямо перед ним. Затем ксеркс рассерженно метнулся вперед. Огромные жвалы молниеносно сомкнулись на теле Дмитрия.

Саша вскрикнула, бросилась головой вперед. Енисеев замешкался только на мгновение. Потоком теплого воздуха их отшвырнуло, Сашу дважды перебросило через голову, Енисеев плашмя упал на сухой лист, распугав клещей. Подхватившись, бросились к далекому ксерксу, под которым лежал Дмитрий.

Ксеркс приподнял Дмитрия, его жвалы разомкнулись. Дмитрий упал, остался на земле, не двигался. Ксеркс переступил через него, его глаза уже шарили по зеленому лесу, сяжки ходили широкими кругами. О странном существе, судя по всему, уже забыл. Перенаселено, всех не упомнить. Ходют тут всякие, разные, бессяжечные…

Дмитрий приподнялся, тоже проводил ксеркса ошалелыми глазами, помахал рукой:

– Да жив я, жив!

– Цел? – закричала Саша на бегу. Бластер в ее руке смотрел вслед ксерксу.

– Не совсем… но жив. А что ребра малость… так кто мне их не мял?

Он поднялся, ощупал себя, страдальчески перекашивая рожу. Саша бросила гневный взгляд, исчезла, словно призрак, вернулась уже нагруженная тремя парами крыльев, Енисеев сказал с великим облегчением:

– Слава богу… Но тебе рисковать не стоило.

– Ну да, все тебе, – ответил Дмитрий с сарказмом. – Ты у нас будешь герой, а нам дырки от бублика?

Саша швырнула крылья на землю. Голос ее дрожал от негодования:

– Дима! Ну тебя к сороконожкам с твоими этологическими штучками! Без них еще вопрос, погибнешь ли, а с ними…

Дмитрий обезоруживающе улыбнулся Енисееву:

– Ты прав. С этими мордоворотами общаться можно. Простые, бесхитростные парни.

Он помог Енисееву нацепить крылья. Саша вдруг спросила с подозрением:

– А что ты ему говорил? Я видела, у тебя губы шлепали… Молитву читал?

Дмитрий в смущении пожал плечами. Крылья качнулись, заставив его ступить несколько петушиных шажков:

– Заметила? Могла бы смолчать. Просто струхнул, признаюсь. Не помню, что и как, только вроде бы дважды назвал его «товарищ генерал», раз «ваше сиятельство» и три раза «Аверьян Аверьянович»…

Саша подпрыгнула, сверху пахнули частые мелкие воздушные волны. Уже с неба донесся ее звонкий голос:

– Похож на Морозова?

– Как две капли, – ответил Дмитрий с чувством.

Полет был странным и нереальным, словно он во сне полулетел-полуплыл над поверхностью неведомой планеты. Внизу струился оранжево-зеленый туман, а когда вслед за Дмитрием Енисеев опускался чуть ниже, вместо тумана резко бежит золотой песок, мелькают зеленые и пожухлые деревья-растения, на листьях звери, на песке – звери, а в самом воздухе что-то вжикает, завихряя потоки так, что крутит в воздуховоротах, как в смерче…

Не скоро впереди начала вырастать темная гора, в которой Енисеев не сразу узнал трухлявый пень с отвалившейся корой. На подлете к пню воздух изменился, в нем ясно чувствовался сильный запах гнили, разложения. Повсюду плавают, как в теплой воде, крохотные шарики, от размеров с горошину до футбольного мяча. Если полетать немного, не садясь, то можно по ароматам составить таблицу всех, кто живет в пне…

При посадке едва не угодил в мрачный колодец. Стенки цилиндрические, ровные, сам колодец вертикально уходил в сырую темноту. Снизу поднимались запахи плесени и гнили. Такие же колодцы темнели и дальше, похожие на шахты для запуска баллистических ракет.

Дмитрий исчез. В двух десятках шагов высился мрачный гребень, похожий на спину вымершего ящера: пень, не допилив, сломали неведомые гиганты, теперь бодрый голос Дмитрия доносился из-за этой деревянной стены.

Саша в длинном прыжке вскочила на вершину гребня, пригнулась между острыми иглами-пиками в хищной позе, быстро разворачиваясь, как пулемет на турели, в ожидании нападения хищных полчищ.

С порывом ветра через гребень перевалил тяжелый хриплый голос:

– Енисеев, ходи сюда… Вот на этом месте последний раз видели Никиту Кольцова.