Текст книги "Башня-2"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 21

Шоссе мягко стелилось под колеса. Когда вырулили на Окружную, стрелка спидометра дрожала на ста двадцати, но Юлии казалось, что стоят на месте: справа и слева, как и впереди, все двигались на одной скорости, разве что изредка проносился какой-либо лихач. Идеально ровное шоссе создавало иллюзию, что машина вертит колесами на месте.

– Чудесно, – прошептала Юлия. – Поверишь ли, я никогда не ездила в таких машинах.

Олег покосился удивленно:

– Разве? С такой фигурой…

– При чем тут фигура? – спросила она враждебно.

– Ну, всякий остановится и предложит подвезти, куда скажешь.

– Но я не ко всякому сяду, – отрезала она.

Настроение чуть испортилось. Неужели он считает, что она, с ее идеальной фигурой и длинными ногами… а также высокой грудью и длинными роскошными локонами… и красивыми глазами, естественно, готова сесть в любую богатую тачку? Правда, сейчас она – восточная женщина, богатая, надменная и красивая… по-своему, но внутри у нее по-прежнему трясется испуганный зайчик, дергает носиком и закрывает глаза белыми пушистыми лапками.

По дороге к аэропорту их несколько раз обгоняли, но Олег вел машину ровно и спокойно, играя зажиточного, но расчетливого автовладельца. Он тоже был жгуче-черный, смуглый, со всеми признаками потомка славного хана Узбека, который пока еще не пойман ни на чем незаконном…

Юлия про себя твердила, что она – Зарифа Садыкова, что по всем вопросам лучше обращаться к мужу, вот он, рядом, он не любит, когда она раскрывает рот, а она лучше помолчит в тряпочку, господин инспектор.

В аэропорту слегка удивились, что они без багажа, но Олег сказал гордо:

– Настоящие джигиты не возят за собой тряпки!.. Все, что моим женщинам нужно, я покупаю на месте!

Он свысока оглядел работников аэропорта, которые не в состоянии купить женам лишнюю пару колготок. Те помрачнели и отвернулись. Юлия поняла, что сейчас можно пронести хоть гранатомет, если бы в нем возникла нужда.

Ко входу подали два автобуса. В один ринулись толпой, Юлия сделала движение тоже со всеми, ведь мест может не хватить, в аэропорту это сплошь и рядом, последние пассажиры остаются ждать следующего рейса, а то еще вдруг какой депутат вздумает навестить избирателей, тут же кого-то из пассажиров попрут. Понятно, задних…

Олег придержал за руку:

– Дура ты, Зарифа!.. Для людей – вон тот автобус.

Он говорил громко и нагло, его тут же перестали замечать. Сейчас он мог бы расстегнуть ширинку, ходить с высунутым языком, все взгляды упорно скользили мимо, из опасения, что этот чучмек начнет навязывать свое общество им, приличным людям.

В автобус погрузилось всего двенадцать человек. К самолету подали два трапа. В то время как на том, что ближе к хвосту, народ толпился и лез вперед, отпихивая друг друга и оттаптывая ноги, здесь все вышли чинно, уступали один другому дорогу, не спешили. Только у некоторых в руках были чемоданы, у остальных при себе кейсы, ноутбуки, у женщин – крохотные сумочки.

Когда Юлия поднялась по трапу, она с благоговением поняла, что это и есть тот самый сказочный первый класс, о котором слышала только краем уха. В салоне всего двенадцать кресел. Не по три в ряд, а по два. Между креслами просторно, можно встать и выйти, не беспокоя соседа. Для обеда – не откидная дощечка на спинке кресла впереди, а настоящий столик для каждого!

Едва уселись, милая стюардесса сладким голоском поприветствовала уважаемых пассажиров на борту их лайнера, объявила правила, когда и как курить, а Юлия украдкой оглядывала крохотный салон, солидных пассажиров, всего две женщины, если не считать ее, обе одеты строго и настолько элегантно, что Юлия ощутила острое желание вышвырнуть обеих из самолета. Не сейчас, а когда поднимутся повыше.

Олег шепнул:

– Отдыхай. Я сейчас вернусь.

– В туалет? – прошептала она.

– Ну вот, – ответил он громким шепотом, – опять ты за свое!.. Не занимаются этим стюардессы. Пока в полете, понятно. Некогда им, дура! Понятно?

За их спинами чуть слышно хмыкнуло. Юлия сделала злое подозрительное лицо, а когда Олег поднялся и пошел по широкому проходу, просверлила ему спину злым взглядом.

Стюардесса вскрикнула:

– Куда вы? Пока самолет не взлетел, передвигаться запрещено…

– Живот, – прохрипел Олег. Он прижал обе ладони к животу. – Наверное, что-то съел…

Как она и ожидала, он не свернул к туалету, в первом классе есть свой… надо обязательно посмотреть, как буржуи живут… а отвел в сторону занавес, разделяющий первый класс и… остальных, исчез.

Юлия замерла, продолжая сохранять злое и вместе с тем обиженное лицо восточной женщины, которую муж золотом осыпает, но свое внимание распределяет по доступным московским бесстыдницам.

По ту сторону прохода изящная молодая женщина выдвинула столик, подняла с пола и поставила, раскрыв, ноутбук. По тому, как профессионально улыбнулась своему спутнику, Юлия поняла, что это и есть одна из тех секретарш на выезд, самых высокооплачиваемых профессионалок, что сопровождают бизнесменов в далекие поездки. Ее подруги рассказывали о таких с жаром, в котором осуждение перемешивалось с жгучей завистью. Такие, по слухам, в самом деле умеют печатать, стенографировать, сервировать столы, даже служат переводчицами, а не только приводят в норму гормональный тонус нанимателя и его друзей.

По проходу шелестнули шаги. Не поворачиваясь, она уже чувствовала, что подходит Олег. Он плюхнулся рядом, угрюмый, раздосадованный.

– Что, – сказала она негромко, но так, чтобы услышали, – не повезло?

– Замолчи, – буркнул он.

– Постыдился бы, – сказала она горячим шепотом.

– Замолчи, дура! – рыкнул он, но в его голосе она ощутила поощрение.

– У тебя взрослые дети! – сказала она уже громче. – А ты этих бесстыжих бегаешь щупать!

Он схватил полотенце с ее колен, вскочил и пошел обратно по проходу. Обернувшись, она видела, как он вытирает им потное раскрасневшееся лицо.

Вернулся, полотенце в руке скомкано, Юлия насторожилась, заметно, что в полотенце что-то еще… Когда Олег тяжело опустился в кресло, с облегчением поняла, что никто не заметил ничего уже потому, что старались не смотреть на развязного среднеазиата, от которого пахнет чесноком.

Он опустил полотенце между их креслами, тут же выдернул, бросил ей на колени. Юлия наклонилась к его уху:

– Что-то случилось?

– Все в порядке, – буркнул он.

Закрыл глаза, рука его коснулась ручки рядом. Кресло плавно изменило наклон. Губы надулись, как у обиженного ребенка, он начал размеренно посапывать, но тут же всхрапнул, дико посмотрел по сторонам.

По ту сторону прохода в кресле с удобствами расположился румяный и жизнерадостный толстяк средних лет. Он вытер платком лоб, сразу же заказал стюардессе холодный боржоми, на Олега взглянул веселыми живыми глазами:

– Не спится? Я тоже не могу спать в самолетах. Летаю чуть не каждую неделю, а вот спать не привык. Вы с Востока?.. Мы сейчас поворачиваемся лицом к Востоку!.. Очень!.. Я помощник сенатора штата Мичиган… лоббист, ха-ха, хотя лоб у меня как лоб… Вы бизнесмен, да?

Олег кивнул:

– Да. Скот, рудники.

– О, и рудники? – удивился толстяк. От его взгляда не укрылись ни «Ролекс» Олега, ни серьги с бриллиантами Юлии. – Это похвально, похвально!.. Медь?

– Никель, – сообщил Олег.

– Вам повезло, – сообщил толстяк уважительно. – Никель сейчас идет в цене. Меня зовут Майкл Айвэноф, я сейчас как раз занимаюсь Востоком… Это же просто замечательно, что ваш жизненный уклад наконец-то вошел в орбиту цивилизованного мира! Если бы не те банды талибов и ваххабитов…

Олег сказал обидчиво:

– Почему же банды? Это люди идеи.

– О! – воскликнул экспрессивно Майкл, он явно копировал юсовцев с итальянцев. – Я не хотел вас обидеть!.. Это люди идеи, но какой идеи!.. Это все разрушительно!.. Это бесчеловечно!

– Почему? – удивился Олег.

Юлия посматривала с тревогой, Олег почему-то завелся, это неосторожно, но Олег в ее сторону не смотрел, на толчки в бок внимания не обращал.

Майкл в ужасе распахнул чистые невинные глаза. Румянец распространился по всему лицу, окрасив даже лоб.

– Как вы можете такое говорить?.. Как вы можете говорить такие ужасные вещи?.. Ведь эти талибы… они ведь уничтожают все права человека!.. Все его неотъемлемые и незыблемые права! Они снова ввергают человека в оковы ритуалов…

Олег слушал краем уха, одновременно стараясь держать в сфере внимания как весь салон, так и чересчур улыбающуюся стюардессу, всех разношерстных пассажиров, которых запомнил и увидел так, как только один он мог видеть, а по реву моторов он уже мог бы с точностью сказать, сколько какой проработал, когда делали профилактику, какие детали заменили, а какие служат с первого же дня.

Голос соседа слегка истончился, как у галла, затем обрел звучный оттенок меди, словно говорил римский оратор. Перед глазами чуть поплыло. В боку ощущались медленные тяжелые толчки. Боль постепенно затихала, но опухоль, как он чувствовал, разрослась, захватила нижнюю часть грудной клетки. Он чувствовал, как тонкие нити снизу только что коснулись сердца, поползли по его плотной оболочке. Их подбрасывает при каждом толчке сердца, но эти нити ползут, ищут, где внедриться, ищут зацепки… вот какой-то усик сумел прикрепиться, выделил разъедающую жидкость или просто проколол тугую оболочку, тут же вся толстая нить… скорее трубка, по которой перекачивается черт знает что, начала очень медленно вползать в сердце…

Он знал, что сидит с сумрачным выражением на своей восточной физиономии, но в сознании произошел болезненный сдвиг, лицо жизнерадостного Майкла расплылось, как воск на солнце, на его месте возникло лицо жизнерадостного Маркония, старого друга, сенатора Римской империи, в доме которого он часто останавливался.

«Как вы можете об этом говорить? – звенел в его ушах возмущенный голос. – Ведь это же… Это же полуживотные!.. Они даже говорить не умеют связно!.. Подумать только, они отрицают все наши демократические свободы, завоеванные с таким трудом… Все неотъемлемые и незыблемые права квиритов!.. Они ввергают свободного человека во власть нелепых ритуалов! Они выступают против храмовой проституции, а ведь только мы, римские юристы, создали все условия, дабы за всеми слоями общества были признаны равные права. Даже гомосексуалисты могут быть сенаторами, уже не скрывая своих пристрастий!.. А наши оргии, которым так ужасаются варвары, – разве не следствие свобод? Богатства, если хотите?.. Да, мы решаемся высвободить на время эти животные начала, что таятся в каждом человеке, насытить их, чтобы снова стать человеком чистым и готовым к творчеству, созиданию, – это разве не разумно?»

Он тогда, помнится, сидел у очага и дрожал, переживая такой же шок после заживления тяжелых ран от коротких римских мечей, кивал рассеянно, соглашался, а Марконий распалялся: «А посмотрите, что предлагают взамен эти ужасные христиане, так они себя называют!.. Уничтожить вавилонскую блудницу – в своем косноязычии так именуют цивилизованный Рим, столицу юристов, поэтов, логиков, инженеров! – запретить женщинам доступ к искусству, науке, высшим должностям. Мол, их обязанность – сидеть дома и рожать, рожать, рожать, сведя их роль только к… я даже не подберу слово! Они запрещают, подумать только, изображать богов!»

Вопль был таким неистовым, что Олег откликнулся сквозь думы:

– Да-да, запрещают.

– Даже своего бога, он у них один, – продолжал звенеть голос, и Олег некоторое время не мог понять, принадлежит он Марконию или же этому Майклу, – им нельзя ни в благородном мраморе, ни в дереве, ни в изящных фресках, так как… ха-ха… он у них не имеет образа!.. Незримый, бесплотный, всеобъемлющий, всемогущий… Ну что это, скажите, за бог? Если мы со своими богами не очень-то считаемся, а ведь они… ха-ха… по словам поэтов, частенько посещают наших граждан, особенно женщин в соку… то как можно всерьез принимать такого бога?

– Бунтари, – пробурчал Олег, потому что надо было что-то сказать, слишком долго молчать невежливо. – Бунтари.

– Ха-ха!.. И с этой нелепостью они думают распространить свою веру? Когда запрещают рисовать людей, даже животных? Дескать, только растения или простые узоры. Я видел по телевизору, как их шариатские патрули врываются в дома, ломают игрушки, статуэтки, рвут картины мастеров!.. А женщины? Вы видели, во что превращаются женщины, когда туда приходят талибы? Зато мы вот только-только подготовили к рассмотрению в сенате закон, чтобы в летнее время женщинам… пока только женщинам!.. разрешалось ходить обнаженными. Сперва законопроект протолкнем в северных штатах, там народ спокойнее… да и то сперва только с обнаженной грудью… а уж потом… ха-ха!.. полностью. Разве это не ваша исламская мечта о джанне, где каждого мужчину ждут готовые на все услуги гурии? А затем можно будет разрешить совокупляться в общественных местах – вот что значат наши свободы, раскрепощение, освобождение от оков старой нравственности! Разве народ, простой народ, не пойдет за нами?

Занавес колыхнулся, показался богато уставленный столик на колесиках. Улыбающаяся во весь рот стюардесса катила осторожно, на всех этажах громоздились горы тарелок с по-ресторанному сервированными блюдами. На нижних теснились бутылки с праздничными наклейками. Форменная одежда расстегнута по случаю жары, и когда девушка наклонялась, можно было рассмотреть не только белые молочные железы, но даже розовые соски. Юлия с неприязнью подумала, что, когда покатит столик в салон для простого люда, улыбка станет поуже, а пуговички застегнет, застегнет…

Майкл умолк на полуслове, его рука умело цапнула с нижней полки бутылку кагора. Девушка с милой улыбкой поставила ему на столик завтрак, с поощрительной улыбкой замечая, как глаза лоббиста выпучиваются, словно у рака, вознамерившегося через вырез ее блузки рассмотреть и форму ее лобка. Вот эта, подумала Юлия разозленно, готова сразу же воспользоваться свободами нового закона: не только ходить обнаженной, но и вовсе… это… в общественных местах. Не со всеми, конечно, а только вот с такими, кто летает первым классом.

Ее собственное место было у окна, она все время поглядывала на ровное снежное поле далеко внизу и никак не могла поверить, что это те самые облака, которые с земли кажутся недоступными. Точно так же, мелькнула мысль, трудно поверить, что не Солнце встает на востоке из-за края Земли, а планета… всего лишь планета с бешеной скоростью несется…

Плечи зябко передернулись, она поспешно отогнала неприятную мысль, свернула ей шею, затоптала, растерла в пыль и стряхнула с ладоней. В салоне самолета спокойно, надежно, гораздо спокойнее и надежнее, чем в гигантском туристическом автобусе. Даже спокойнее, чем если бы этот автобус стоял на месте.

Страх медленно уходил из тела, мышцы расслабились, она почти начала ощущать удовольствие от комфорта, как самолет уже начал снижаться. Едва стюардесса объявила, что самолет заходит на посадку, Олег проснулся, огляделся дикими глазами:

– Что, уже?.. Велик Аллах, какие гурии меня встречали в джанне!

– Бесстыдник, – сказала Юлия с достоинством.

Через окно видно было, как подают трапы. Обычный придержали, а второй, понаряднее и шире, подогнали к выходу пассажиров первого класса. Дверь распахнулась, Юлия отшатнулась, словно перед ней распахнули заслонку доменной печи. Воздух обжигал кожу, а когда она начала спускаться по трапу, видела, что весь необъятный аэродром залит беспощадными солнечными лучами, юркнуть в тень некуда, а отполированные до зеркального блеска бетонные плиты отражают солнце.

Глава 22

Она соступила с последней ступеньки, щурилась так, что нос собрался в гармошку: солнце не только жгло голову и плечи, но даже снизу острыми лучиками кололо глаза под приопущенными веками.

Когда уже сидели в автобусе с открытым верхом, Юлия заметила, как с параллельного трапа, по которому выходит народ попроще, в их сторону бросали злобные и одновременно удивленные взгляды какие-то бородатые мужчины.

На огромной стоянке возле аэропорта Олег спокойно подошел к одному элегантному автомобилю, открыл дверцу своим ключом, распахнул перед Юлией:

– Садись!

Когда он вырулил на широкую дорогу, где автомашин было совсем мало, она прошептала:

– А как насчет кражи автомобилей?

– Сурово, – ответил он.

– А тебя это не пугает? Здесь наверняка построже, чем в Москве!

– Намного, – согласился он. – Потому здесь почти не воруют.

– А у тебя даже отмычки наготове!

Он удивился:

– Какие отмычки? Я тебе что, уголовник? Это ключ. И автомобиль это мой.

– Как? – не поняла она. – Как?

– Да так. Позвонил, его подогнали и поставили здесь. Сейчас мы едем в порт. Там нас ждет катер. Мой катер!

– Здорово, – прошептала она. – Круто все-таки, гады, живете. А нам из-за вас, чертовых шпионов, зарплату по три месяца задерживают!

– Круто, – согласился он. – Только недолго.

Она смерила его взглядом:

– С этим можно поспорить… Хотя, наверное, и не всем так везет. Кстати, что там было? В самолете.

Он сказал небрежно:

– Террористы.

– Что?

– Трое идиотов решили угнать самолет, – объяснил он. – У одного был пистолет, я его и забрал, у другого – что-то вроде взрывчатки. Третий вообще только с кулаками. Правда, хорошими… Я их заметил еще при посадке. Волновались слишком. Ума не приложу, как ухитрились пронести оружие? Не иначе кто-то из служащих посодействовал. Словом, пистолет я забрал…

– Как? – удивилась она. – Никто ничего не заметил?

– Меня старались не замечать, – усмехнулся он. – Как дыхну чесноком, так прямо шеи сворачивают, только бы не видеть… Уронил я ему на грудь полотенце, сам вытащил пистолет, в том же полотенце и взял, завернутым. А ему на ухо шепнул, чтобы сидел и не рыпался. Мол, у группы, что летит в этом же самолете, задание поважнее, чтобы дать им сорвать. Ну, он даже в туалет боялся после этого выйти.

Юлия посмотрела в зеркальце заднего вида. Позади двигался огромный красивый грузовик. Из высокой трубы попыхивал сизый дымок.

– Надо бы сообщить в полицию, – сказала она серьезно.

Он отмахнулся:

– Нам эти мелочи важны?

– Конечно, – удивилась она. – Они ж преступники!

– Да ладно тебе, – буркнул он. – Неужели все женщины такие мелочные? На вот, потри харю.

– Ты сама вежливость!

– Я такой, – сказал он довольно. – Поверишь ли, два дня правила этикета учил, хотя любую математическую формулу запоминаю за пару секунд!

Жидкость пахла отвратительно, но в зеркальце с каждым взмахом появлялось ее настоящее лицо. Когда провела по зубам, золото исчезло, фальшивые нашлепки растворились, зубы снова встали ровным рядком, жемчужно-белые, просто великолепные.

– А как с носом?

Вместо ответа он срулил на обочину. Юлия задержала дыхание, однако Олег действовал как хирург, умело и спокойно. Нос принял прежнюю форму, пластмассовую распорку Олег выбросил в окно, содрал нашлепки на скулах, сам провел остро пахнущей жидкостью по ее лицу, потрогал подбородок:

– Да, линия Гедимингов… Слушай, я бы тебя не назвал уродиной. Правда, вот эти бородавки…

– Мотор остынет, – напомнила она сухо.

Однако он сперва почистил лицо и себе. Она невольно залюбовалась, когда из широкоскулого азиата появился нордический красавец, белокурый, с белыми бровями, холеный и надменный. Пока он ехал, она поглядывала на свое преобразившееся лицо, растягивала губы в улыбке, чтобы снова и снова убедиться в белизне зубов.

– Там в бардачке твой паспорт, – сказал он. – Нас вряд ли кто остановит, но на всякий случай посмотри, запомни свое новое имя.

В бардачке оказался целый ворох пластмассовых карточек на ее новое имя. От прав на управление автомобилями, вертолетами и самолетами, а также катерами и яхтами до множества кредитных карточек с серебряными и золотыми полосками.

– Стефания Алонза, – произнесла она вслух. – Это что же, я – гречанка?

– Курдка, – обронил он. – А среди курдов будешь баскиней. Или ирландкой, неважно. Держись, здесь поворот.

Тормоза взвизгнули. Машину занесло, всего на миллиметр не ударилась бортом о бетонный столб, но выровнялась и понеслась с той же скоростью по направлению к пирсу.

– А кто ты? – поинтересовалась она.

– Здесь Греция? – ответил он. – Значит, я – грек.

– А в Ирландии?

– Ирландец, ессно, – ответил он.

Она наморщила лобик, поискала, чем уесть, предложила:

– А скажи что-нибудь… по-хеттски?

– По-хеттски? – удивился Олег. – Почему по-хеттски?

– Ну, просто так.

Он пожал плечами:

– Я жил среди хеттов, но почему должен помнить их язык?.. Ага, понимаю… А ты помнишь все телефоны школьных подруг, с которыми раньше лялякала часами?

Она наморщила лоб, подвигала кожей на лбу, рассмеялась:

– Сдаюсь!.. Действительно, забыла. А прошло каких-то несколько лет…

Дорога пошла вниз, открылся захватывающий вид на широченную бухту. Настолько синюю, чистую, радостную, что Юлия заверещала от восторга. А Олег поглядывал на молодую женщину искоса. Случайно ли о мечах или что-то чувствует? Ведь для женщин головной мозг не главное, зато у спинного та-а-акие возможности…

На причале он с полнейшим равнодушием поставил машину на стоянку. Юлия подумала, что больше за этой машиной он не придет. Что по чужому паспорту и что эти гады меняют их чаще, чем она колготки. Все-таки шпионы входят в ту же категорию, что и фотомодели, манекенщицы, поп-звезды, – жизнь их коротка, зато какая!

Был прилив, волны почти заливали пирс. Ее каблучки стучали по мокрым бетонным плитам, на их стук оборачивались, но никто не задавал вопросов. Лишь в одном месте Олег кому-то помахал, Юлия оглянулась, но никого не увидела, кроме будки охранника и нацеленного в их сторону объектива портативной камеры слежения.

Вдоль ровного бетонного берега стояли красавцы катера, яхты, настоящие корабли. Олег, естественно, провел ее к самому крупному, что напоминал обводами лебедя, случайно затесавшегося в стаю гусей.

– Ты же сказал «катер», – поймала она его на слове.

– А это что? – удивился он.

– Это… не катер!

– А на что похоже?

– Не знаю, – ответила она неуверенно. – Катер – это что-то маленькое…

Он засмеялся. Она не услышала, как заработал мотор, но ее вжало в мягкое сиденье и не отпускало долгую пару минут. Все это время катер набирал скорость, наконец поднялся над волнами и полетел, едва задевая днищем гребешки волн.

Море было чистое и свободное. Иногда она видела пенистый след за промчавшимся катером или скутером… море не стесняет размерами корабли, как городские улицы накладывают ограничения на габариты автомобилей, и сколько она ни глазела по сторонам, не увидела двух одинаковых по оснастке или по размерам.

Осмелев, она провела пальцами по приборной доске. Множество циферблатов, все на электронике, чувствуется дружеская поддержка компьютеров, что следят за двигателями, осадкой, расходом топлива, локаторами прощупывают путь впереди и заранее меняют курс, чтобы не столкнуться с чем-то крупнее комара. Хотя какие комары над морем, здесь такой гнуси не встретишь…

– Что ты ищешь? – поинтересовался он.

– Бардачок, – ответила она. – Новый паспорт. Новые водительские права. Может быть, даже парик… Хорошо бы на этот раз пепельного цвета.

– Перебьешься, – ответил он. – А вот в вертолете…

Она подозрительно посмотрела на его чересчур серьезное лицо:

– Шутишь?

– А что, получилось? – удивился он.

На той стороне бухты начал вырастать берег. От сверкающего золотого песка она снова ощутила восторг, хотя темные очки пришлось все же надеть. Олег заложил крутой вираж, понесся к самому кончику мыса.

Там вырисовывалась слегка приподнятая над морем широкая белоснежная площадка. То, что показалось присевшими передохнуть перед дальним полетом белыми утками, оказалось стаей сверкающих, как алебастр, вертолетов. Теперь она рассмотрела и ажурные винты, и элегантно обтекаемые кабины, и огромные лобовые окна. Вертолеты выглядели празднично, настоящие прогулочные, похожие на хрупкие елочные игрушки, совсем не те бронированные чудища, которые в новостях с ревом проносятся над горными террористами и осыпают их бомбами.

Трепеща, она ждала, пока Олег заглушил катер и пришвартовал, затем, как послушная овечка, бежала следом, влезла в кабину, где оказалось уютнее, чем в салоне первого класса, о котором будет с восторгом рассказывать подругам… Если доживет, конечно.

Пальцы Олега быстро пробежали по кнопкам и тумблерам.

– Ты что, – спросила она недоверчиво, – и летать умеешь?

– Так и ты умеешь, – удивился он. – Посмотри в свои права! Даже самолет водишь…

Она со страхом смотрела на его пальцы. Тумблеры под его руками посылали сигналы, передавали команды. В недрах машины едва слышно заработали механизмы, над кабиной начал раскручиваться огромный винт. Лопасти шелестели громко, но плавно и уверенно.

Потом пол качнулся, вертолет сдунуло с площадки. Юлия сжалась в комок, под днищем замелькали волны. Окно настолько громадное, что чувствовала себя в хрупком стеклянном колпаке, к тому же настолько чистом, что вроде бы его и нет, открыта всему, а это вот несется так стремительно, что и не вертолет вовсе…

Олег как почувствовал ее страх, переключил что-то, вертолет слегка задрал нос, Юлию вжало в спинку кресла. Но страх разросся, ибо теперь карабкались в небо. Она молчала, сцепив зубы, наконец пол принял горизонтальное положение. Она рискнула посмотреть вниз.

Ровная поверхность голубовато-зеленой воды с мелкими волнами. Два крохотных паруса яхт, за ними белые пенистые следы, далекий горизонт, а сам вертолет двигается со скоростью улитки!

Олег указал на вырастающий на горизонте зеленый островок:

– Вот наша конечная цель.

– Уже? – вырвалось у Юлии.

– Что, понравилось?

– До сумасшествия, – призналась она.

Вместо страха пришло ликование, росло, хотелось завизжать от восторга. Чистое синее небо, но не знойное, а ласковое и нежное, чистое море, словно по нему все еще ходят корабли аргонавтов, а не танкеры с сотнями тысяч тонн нефти…

Страшновато стало, когда Олег бросил вертолет в крутой вираж, снизился, но, когда вертолет завис точно над белым кругом, сердце запрыгало в ликовании. Снизу легонько стукнуло, в тот же миг гул моторов стал быстро затихать.

Олег сбросил шлем, одним движением освободил ее от ремней. Глаза смеялись.

– В самом деле ничего не случилось? Если что, не стесняйся.

– На что намекаешь?

– На рекламу памперсов.

К вертолету спешили двое мужчин в синих комбинезонах. Олег выпрыгнул, протянул руки к Юлии. Она с готовностью ринулась в его объятия. Он прижал ее лишь на миг, в следующее мгновение каблучки коснулись бетонной площадки.

– Привет, Шарль, – сказал Олег. – Привет, Морис! Что-то у тебя брюхо стало еще больше… Заправьте бак, а так все в порядке, осматривать не надо.

Юлия заметила, какие любопытные взгляды бросают на нее эти механики. Похоже, что ее шпион не так уж и часто возит сюда баб. Во всяком случае, она бы почувствовала по их взглядам, жестам, выражению лиц. Если Олег сразу может определить, кому можно доверять, а кому нет, то она тоже кое-что может с первого же взгляда. Как он говорил, благодаря спинному мозгу…

От вертолетной площадки по направлению к дворцу неспешно повела уложенная цветными плитами тропинка. Не по прямой, как проложил бы московский архитектор, а затейливо огибала клумбы, искусственные… или естественные скалы, а посредине между сверкающим дворцом и площадкой гордо заблистал синевой роскошный бассейн.

Она спросила смятенно:

– Не слишком ли? Море рядом…

Он оглянулся по сторонам:

– Ты о чем?

– О бассейне, понятно.

– Бассейне? Каком бассейне?.. А-а-а, не знаю… Не задумывался. Наверное, так в проекте. Для престижа. А вообще, в бассейне проще менять температуру, чем в море…

– А ты и в море пробовал? – спросила она ядовито.

– В здешнем? – ответил он рассеянно, с начисто отсутствующим чувством юмора. – Зачем?.. Это в северном пришлось… Чтоб Гренландию…

Он умолк, навстречу по дорожке спешил высокий красивый господин, такими Юлия представляла себе министров королевы Англии. Он остановился в трех шагах, учтиво поклонился. Юлия заметила, как он бросил на нее быстрый оценивающий взгляд еще издали. Рот растягивался в широкой улыбке.

– Приветствую вас, мой господин!.. Давно не заглядывали в свои владения…

– Дела, дела, – ответил Олег благодушно. – Зато для вас настало время отдыха. Здесь все в порядке?

– Да, господин. А бассейн только что почистили заново, наполнили свежей водой.

– Отлично, – сказал Олег. – Тогда бери всю команду… и отдохни пару недель на островке побольше! Или на материке.

Управляющий снова поклонился, на этот раз строго посредине, разделяя поклон между хозяином и… интересно, подумала Юлия сердито, кем он меня представляет? Нет, наверное, все-таки часто Олег привозил сюда дорогих шлюх! Подумать только, эти чертовы бабы нежились в волнах этого моря, возлежали на шезлонге, позволяли обнимать себя этим могучим рукам… а за это им, стервам, еще и платили? Наверняка столько, сколько она не зарабатывает и за месяц!

Да что там месяц, подумала она смятенно, когда поднимались по широким ступенькам из белоснежного мрамора, хорошо, если за год, а не за всю ее жизнь!