Текст книги "Баймер"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

ГЛАВА 12

Сегодня я успел на автобус, но, когда после пересадок вышел на своей остановке, луна снова посмотрела на меня с холодным неодобрением, как на загулявшего донжуана. Звезд почти не видно, это ж московское небо, но город залит светом: яркие фонари, горящие окна домов, рекламные вывески, широкие лучи множества автомобилей…

На углу группа ребят, двое с бутылками пива. Третий все старается обнять за плечи девчонку, она лениво сбрасывает. Парень заметил меня, что-то сказал. Девчонка повернула голову в мою сторону, я узнал Тину, соседку по подъезду.

Она заулыбалась, а парень, воспользовавшись моментом, утвердил руку на обнаженном плечике.

– Привет, Андрий, – сказала она очень женственным голосом. – Уж на тебя бы не подумала…

– Чего? – спросил я.

– Что ты вот так можешь…

– Чего? – не понял я. – Если ты про баб-с, то я бы остался и на ночь. Но некоторым приходится еще и работать, увы.

Парень сказал жизнерадостно:

– Тогда ты как раз кстати!.. У нас как раз послерабочий разврат!

Тина засмеялась:

– Брешет, брешет!.. Заткнись, фрикционер. Это ж Андрий, он компьютерный бог, он все знает и умеет, кроме развратничаний.

Парень хохотнул:

– От знаний еще никто не умирал, но рисковать не стоит. Тина, не надо делать удивленных движений руками и прочими нужными частями тела. Каждый человек имеет право на лево. Особенно в такой жаркий вечер! Верно?

Он обращался ко мне, я развел руками.

– Даже самая красивая девушка не может дать больше того, что у нее есть. А мне надо много.

Он сказал одобрительно:

– Извращенец! Когда мужчине плохо – он ищет женщину. Когда мужчине хорошо – он ищет еще одну. Правда, у нас одна Тина на всех… Но ведь лучше есть торт в компании, чем дерьмо в одиночку?

Тина сбросила его руку со своего обнаженного плечика.

– Размечтался!.. Андрий, ты домой? Пойдем, ты меня доведешь до подъезда.

Парень запротестовал:

– Тина, ты чего? У меня ж к тебе любовь с первого взбляда!.. Понимаешь, снятся людям неспроста эрогенные места.

Она отпихнулась, подошла ко мне, а ему бросила через плечо:

– Жизнь полна неожиданностей. В следующий раз ешь десерт первым.

Она ухватила меня под руку, парень горестно застонал, второй угрюмо предложил догнать нас и набить мне морду, но третий, с пивом, удержал, ночь только начинается, а все женщины одинаковы, только некоторые это почему-то скрывают.

Мы с Тиной соседи, она из третьего подъезда, я из четвертого, так что провожаю ее, так сказать, по пути, никуда идти не надо, но она так хихикала и терлась горячей, как вскипающее молоко, грудью о мой локоть, что у меня кровь от головы пошла вниз, а в черепе замелькали эротические картинки.

– А ты чего один? – поинтересовалась она.

– Да так… Один и один.

– Одиночество, – изрекла она, – прекрасная вещь. Но только если есть кому сказать, что одиночество – вещь прекрасная.

Мы подходили к ее подъезду, я придержал за руку.

– Может, зайдем ко мне?

Она посмотрела на меня почти с отвращением:

– Ты тоже из тех, кому ложись девка большая и маленькая? Моя мама говаривала, что бог дал мужчине две головы, но крови так мало, что думать ими можно только по очереди. Ты какой сейчас думаешь? Ладно, молчи… Несильно мил не будешь, а я хочу, чтобы хоть кто-то меня любил сильно и как в романах. От Игорька и Колюни ничего хорошего не жду, а вот ты еще темная лошадка. По бабам не ходишь, все с компом… Это правда, что ты компьютерный гений?

– В любом из нас спит гений, – буркнул я.

– И с каждым днем все крепче, – согласилась она. – Понимаешь, сложно совмещать неприятное с бесполезным! А то, что меня ждет у тебя в постели… Не обижайся, хорошо? Я, наверное, последняя на свете фригидная женщина. Если уж выполнять эти обязанности, то хотя бы за что-то, понимаешь? Или для кого-то. А просто потому, что тебе восхотелось погондурасить… нет, не стану. С другой стороны, я могу быть единственной в мире женой, которая не будет изменять мужу…

Я сказал саркастически:

– В мире слишком много причин для смерти, чтобы умирать еще и от скромности, да? Это вон наш Платоша женился на красивой, а оказалась умной. Но не всем же так везет! Обычно либо красавица, либо с головой в порядке. Конечно, жизнь вынуждает нас многие вещи делать добровольно, когда-то придется… но ты права, у меня сейчас перед глазами мельтешат только чипы, платы, акселераторы… Да еще программы.

Она опустила внимательный взгляд в район развилки моих джинсов. Брови приподнялись, в голосе прозвучал сарказм:

– Ну и кровоток у тебя! Так быстро литр крови туда, литр обратно… А ведь пять минут назад что-то другое мельтешило, верно? А лес такой загадочный, а слез такой задумчивый! Если хочешь жениться на умной, красивой и богатой – женись три раза!

Она мило улыбнулась мне и начала отступать к подъезду. Длинные узкие пальчики скользнули в сумку, в желтом свете из окон блеснули ключи.

– Каждый человек по-своему прав, – согласился я примирительно, – но по-моему – нет. Когда пройдет фригидность – позвони.

– Ты прелесть, Андрий, – ответила она тепло.

Домофон тоненько запищал, узнавая магнитный ключ, дверь открылась в черноту, словно Тина уходила в бездну космоса. Я двинулся к своему подъезду злой, никто не любит, когда ему отказывают вот так по харе. По обязанности она обещает делать все, а вот просто из-за того, что я такой замечательный, ни в какую. С другой стороны – в самом деле, кому-то хорошая жена попадется. А мне наверняка выпадет хитрая стерва…

Звонить в дверь я не стал, отец всегда ждет, не ложится, он всегда дожидается, чем раздражает и заставляет чувствовать себя виноватым. Когда я тихонько открыл дверь своим ключом, через переднюю видно было кресло спиной ко мне. Над спинкой торчит только затылок, седые волосы серебрятся, как покрытые инеем. На столике целая стопка альбомов, яркие обложки, но яркость не рекламы, а всяких дега и гоев.

– Чай на столе, – сказал он, не поворачивая головы. – Еще горячий!

– Чо глаза портишь, – сказал я. – Буковки какие-то, краски по бумаге наляпаны… Откуда знал, что буду раньше?

– Родители многое чуют…

Я, как хомяк в нору, унес бутерброд и чашку с чаем в свою комнату. Слышно было, как в своей комнате отец раздвигает диван, скрипнуло, а полоска света под дверью исчезла. Теперь успокоенный отец наконец заснет.

Ученье – свет, а неученье – чуть свет и уже на работу, это ко мне, а я ко всем моим недостаткам еще и сова, как говорят дикие люди доинтернетья. Что значит по их тотемным воззрениям, у меня лучше клеится работа ночью, чем днем. В пещерное время, дескать, когда еще не было ни Интернета, ни огня, нормальные сторожили днем, а мы – ночью, с того времени и повелось. Чуть свет – и на работу, что для совы так же радостно, как для меня нечаянный format complete.

Комп из-под стола хитро подмигнул зеленым огоньком. Безумное расточительство, на взгляд отца. Все равно как если бы он ушел на целый день, оставив включенным телевизор. Потому я выключаю монитор, для отца это и есть компьютер, а сам комп под столом продолжает бесшумно жужжать, обдуваемый двумя мощными кулерами.

Я включил монитор, все верно, мой компик наскачивал, апгрейдил, добавил, проследил, а в свободный промежуток еще и дефрагментировал оба харда. Плюс пополнил антивирусную библиотеку, но это уже по своей инициативе, следит за своим здоровьем ревниво, трус поганый, техногенный йог, плюй на все и береги хард энд софт…

Монитор засветился, я вошел в Интернет, краем глаза пробежал новости, но гормоны играют, ночь жаркая и душная, к тому же Тина раздразнила воображение, я сам не заметил, как влез на порносайт, на экране появились смеющиеся девушки, зазвучали звонкие щебечущие голоса, заигрывают, я пообщался малость, погнал в ванную, увеличил размер до максимума, вступил в диалог, заставил долго мыться, а в таких играх занята только одна рука, другая свободна…

Оргазм наступил раньше, чем в прошлый раз: едва только пофлиртовал со смуглокожей блондинкой: тонкая в поясе, зад широкий, ноги длинные, все время шутит, ни в чем не отказывает, в то время как предыдущая сослалась на усталость, начала отбиваться…

Совсем как Тина, подумал я раздраженно, но с чувством победителя. Сходил в ванную, помыл ладони. В зеркале отразилось бледное интеллигентное лицо, за стеклами очков видны только все понимающие глаза.

Вернулся освеженный, в смысле – в черепе не мельтешат эротические картинки, влез в одну хитрую программку, надо проверить дикую идею насчет ускоренного программирования, только начал вникать в то, что сам написал три дня назад, как прозвенел звонок. Взгляд метнулся к часам – ого, эта такая же сова…

– Андрий, – послышался мягкий голос, – что-то ты совсем пропал…

– Привет, Зоя, – ответил я. – Как ты там?

Зоя не сова, просто знает немного наш быт, тусовалась однажды в нашей хакерской компании. Веселая, доброжелательная и отзывчивая девчонка. Она была раньше подружкой Вовки Чернова, школьного друга, но тот быстро женился, Зоя даже всплакнула, я ее тогда, помнится, утешал, гладил, потом мы очутились в постели. И вообще Зоя никогда не капризничала, шла навстречу желаниям, даже сама старалась их угадать и выполнить раньше. Если бы я, лох, не поторопился со стриппокером, стоило бы либо зайти к ней, она всего двумя этажами ниже, либо позвать ее…

– Извини, – сказал я с трудом, – завтра надо сдать срочную работу. Буду всю ночь сидеть…

Скорее всего, она подумала, что у меня кто-то уже сидит или лежит в постели, но… я вдруг с холодком ощутил, что мне совершенно безразлично, что Зоя подумает. И тем более что думает обо мне весь остальной мир, из которого я вырастаю куда быстрее, чем ребенок из коротких штанишек.

На третий день я все еще знакомился с особняком. Козаровский ходил по пятам, во все вникал, о каждом шаге приходилось ему докладывать подробно. Этот гад все схватывал на лету, говорят же, что в КГБ собралась самая что ни есть элита этих киллеров: и грамотные, и вежливые, когда надо, и быстро обучаемые, сообразительные, ай-кью не ниже доктора наук, мускулы всегда на уровне мастера спорта…

Конон охотно позволил заменить наблюдающие телекамеры на нового поколения: крохотные, незаметные, не больше пуговицы. Их можно упрятать где угодно, но картинку дают широкую, цветную, можно масштабировать при просмотре, тут же распечатывать или пересылать по емэйлу.

В поисках удобных точек я очутился в одной из комнат, где сперва решил, что нечаянно попал в алхимическую лабораторию. Огромное мрачное помещение, столы со старинной медной посудой, медные подносы со специальными ручками, будто нельзя взяться где угодно, различные купола из металла: темного, светлого, а также горы продуктов на столах. Все живо напомнило Средневековье рубенсов да веласкесов, те парни обожали рисовать эти богатые столы, где горы неочищенной рыбы рядом с гроздьями сочного винограда, медные кувшины и прочие очень неудобные в употреблении вещи.

Единственную похожую бутыль из стекла я видел, кажется, в музее, где юный Гёте искал философский камень, а все остальное медное, тяжелое, неудобное и к тому же наверняка стоит безумных денег. Вот за один тот медный кувшин, уже позеленевший от древности, можно купить навороченный комп. А то и не один.

Столы из темного дерева, все массивное, добротное. Фрукты, рыба и овощи в плетеных корзинах, а мясо на широком медном подносе, старинном-старинном, видно даже по нелепой форме, по оттопыренным ручкам в виде изогнутых драконов, где я разглядел как злобно оскаленные морды, так и когти на лапах, блестящую чешую, красные блестящие камешки в глазах этих крылатых тварей…

Емкости, для которых мои родители обычно приспосабливали трехлитровые стеклянные бутыли из-под маринованных помидоров или огурцов, здесь в виде деревянных бочонков разного размера. Наверное, это красиво и дорого, но хрен увидишь сквозь дерево, что сахар или гречка уже заканчиваются, надо бы купить вовремя, а то завтра придется пить кофе без сахара… хотя, может быть, тут такие уроды, что пьют?

Фужеры и рюмки из разноцветного стекла, с причудливыми узорами, нередко с золотыми полосками по ободку. Круто, конечно, но я, хоть и не брезгливый, все же предпочитаю простое стекло, чтобы видеть, что пью, а то так и толстую, жирную муху проглотишь вместо маслины.

На отдельном, широком и длинном, как лента эскалатора, столе горы яблок и груш. Да не просто свалены кучами, а горками в широких корзинах из прутьев, тоже сплетенных словно бы подневольными феодалами. Прутья легкие, пористые, в них наверняка живут червяки, но зато экологически чистые червяки, и когда яблоки червивые, то это точно экологически чисто: какой придурочный червяк станет есть нечистое?

Дверь с той стороны распахнулась. Вошла, пятясь, женщина, в руках держала огромную корзину. Она выглядела такой коровой, что за связь с ней могли судить, как за скотоложество, но, когда повернулась, оказалось, что это Нюрка – красномордая, веселая, с блестящими глазами.

Она опустила на стол корзину, полную винограда, посмотрела на меня, подбоченилась. Она вся налита свежим соком, как спелое-спелое яблочко, и я успел подумать, что каждая женщина достойна секса, но не каждая – дважды, а вот Нюрка так и вовсе настолько цветет… Если красная рожа – эмблема печали, то у Нюрки это просто огненный румянец, что озаряет весельем даже того, кто на нее смотрит. При взгляде на ее лицо почему-то казалось, что у нее кривые ноги, но я посмотрел на ее ноги… черт, что за ноги, будто у раздобревшей Лары Крофт, что засиделась перед экспедицией в Монголию.

– Ну чо? – спросила она с интересом. – Чо уставился?.. Уже раздел меня глазами, снова одел… а щас что делаешь?

Я развел руками.

– Ох, Нюрка, даже сказать не решаюсь. Я вот подключу этот дом к Интернету, походишь по сайтам, я дам адресок, сама увидишь…

Она заулыбалась.

– Я могу противостоять всему, кроме искушения… А этот загадочный Интернет… Ладно, договорились. Все, что скажешь! Трусики снимать?

– Не надо, – сказал я торопливо. – Я вегетарианец, предпочитаю на травке.

Она засмеялась громче.

– Я могу подстелить салатик. Или спаржу… Да ладно, я ж пошутила! Счастливые трусов не надевают, как сказал Пушкин. Ты забрел перекусить червячка? Тогда садись, в ногах правды нет. Правда, ее нет и выше. Словом, она где-то между… Чо удивился? Лучше иметь полную задницу, чем пустую голову. Как говорят, из двух зол выбирай меньшее, из двух жоп выбирай большую.

Она расхохоталась, чистые белоснежные зубы блестели как жемчуг, на щеках появились милые ямочки, а рот ее был красным, влажным, я даже успел увидеть глотку, но трусы рассмотреть не успел, да и нет их, если не врет…

– Сюда электроники не надо, – предупредила она строго. – Светлана Васильевна предпочитает все натуральное.

– И справляешься?

Она удивилась.

– А почему нет?

– Дык хотя бы мясорубку электрическую!

Она согнула руку в локте, бицепс вздулся настоящий, размером с гусиное яйцо. Глаза хитро смеялись.

– Пощупай!

– Не могу, – признался я. – Если я пощупаю твой бицепс, то пойду щупать дальше… А я программист, понимаешь? Мы хотя бы стараемся жить умом.

Она засмеялась.

– В твоем нежном возрасте воздержание вредно. Особенно в жаркие летние ночи. Да еще я тут всегда в мясо подбавляю перчика, аджички… Конон любит! Так что ты не очень борись, а то мы все знаем, откуда маньяки берутся!

ГЛАВА 13

В комнате для охраны томились Сергей и Гриць. В моем королевстве Затерянных Миров такие вот боты всегда играют в кости. Высокая каменная стена из массивных глыб, могучего вида бронзовые ворота, слышно, как на стенах перекрикиваются недремлющие стражи, в синем небе реют зеленые драконы и драконши, а этим ботам все по фигу: трясут стаканчик, выбрасывают на гладкие плиты из мрамора белые кубики из слоновой кости. Те выкатываются без всякой системы, игра не для ума, а так… не знаю даже, для чего.

– Привет, – сказал я. – Только стол не трясите. Компы – это не трактора.

Сергей отмахнулся.

– Да от этого… железа все равно никакого толку. Тут вообще какой-то прибацанный комп. Или поломанный.

Я поинтересовался:

– А что случилось?

– Да вот пишет, придурок: «вставьте дискету, вставьте дискету…».

– А ты вставлял?

Сергей удивился:

– А что, надо было?

А Гриць буркнул:

– Комп ему нужен, как же. А чего кухней пахнет?

– Люби ближнего, – сказал Сергей наставительно. – Но не попадайся! Ты бросай, бросай, хватит трясти…

Я развернул комп, снял с боков крышки. Сергей понаблюдал, как я роюсь внутри компа, к игре в кости уже потерял интерес, заметил с ленцой:

– Никогда не устаю смотреть на горящий огонь, текущую воду и работу, которую делают за тебя.

– Философ, – огрызнулся я. – Совесть у тебя есть? Хотя бы кофе сделал!

– На что мне совесть, – ответил Сергей, – у меня семья!.. Впрочем, совесть вообще-то есть, только вот угрызений нету… Словом, мы совесть бережем, потому и не пользуемся. Но кофе сделаю. Я сам люблю кофе на халяву. Или позвать Нюрку, пусть сделает?

Я испугался:

– Не-е-е-ет!

– Что, – сказал он понимающе, – уже познакомился? Слышь, Гриць, он только вошел на кухню, и сразу Нюрка доверчиво положила ему ноги на плечи… Да, Нюрка у нас – уникум. Никто никогда не видел ее помятой, а уж жмакали ее будь здоров! Даже я в первый же день того… познал в тени забора ее мозолистую грудь. Всегда веселая, всегда поет, щебечет, любит всех, ни на кого зла не держит. Все хочу выведать у Конона, из какого села ее привез. Когда тут совсем достанут, брошу все и поеду туда жить.

Я поинтересовался:

– Сергей, если ты был в каких-то особых группах… да еще офицером, то как ты оказался здесь? Простым охранником?

Сергей ухмыльнулся.

– Лучше пить водку маленькими стопочками, чем кидать дерьмо большою лопатою. А наш Конон говорит, что лучше плакать в лимузине, чем в переполненном автобусе. Я вижу, у тебя к офицерам отношение все еще… нормальное. Иначе бы ты не плюнул вот так в мою сторону.

– Плюнул?

– Ну да, – сказал он легким голосом, но я уловил злость. – Ты ведь считаешь, что я сейчас пошел на понижение, так ведь? Меня опустили, а то и сам опустился?

Я пробормотал вовнутрь компа:

– Да ладно тебе, не заводись. Я ведь тоже здесь.

– Тоже… Ладно уж. И что ты в этом компе видишь?

– С точки зрения геометрической прогрессии, – ответил я, – если посмотреть сверху, то снизу покажется, что сбоку в самом деле ничего не видно. Насчет Нюрки не беспокойся, меня голыми ногами не возьмешь.

– Ладно-ладно. Жизнь нужно прожить так, чтобы каждый ребенок мог сказать тебе: «папа!» Насчет Нюрки ты зря… Ее ноги, как погоны, – очень хорошо смотрятся на мужских плечах… Ты в самом деле заставишь этот комп работать? По-моему, он сдох окончательно.

– Если твой компьютер сдох, – сказал я серьезно, – значит, ты – великий лох. Автомобиль тоже кажется сдохшим, пока не повернешь ключ зажигания. Если я здесь приживусь, я вам поставлю на этот комп игрушки. А это будет покруче, чем кости.

Гриць опустил стаканчик, Сергей замер с открытым ртом.

– Я знаю, – сказал он, – что такое компьютерные игры. Видел… Но шеф не позволит. Мы здесь на работе. А Козаровский так и вовсе ненавидит все бесполезное. Нет, хлопец, ничего у тебя не получится. Игры у нас будут не раньше, чем русалка на шпагат сядет…

– Назвался гусем, – возразил Гриць, – спасай Рим!.. У тебя получится. Ты москвич?

– Москвич, – ответил я. – А ты?

Гриць почему-то угрюмо промолчал, зато Сергей сказал ехидно:

– Есть такой город – ASS-трахань…

Я сказал утешающе:

– Ничего, любви все полости покорны. Комп в порядке, просто диск зачем-то отформатили.

Гриць посмотрел на Сергея, сказал угрожающе:

– А тебе, любимый мной, лететь с одним крылом…

Процесс инсталляции Windows с полчаса да занимает, я перебирал в своем чемоданчике лазерные диски, Сергей и Гриць уже отложили алебарды и забросили осточертевшие кости, чесали языками, рассказывали о Кононе, Козаровском, обитателях особняка.

Помимо самого Конона и Светланы Васильевны, здесь живут четверо охранников, пятый – их шеф, Козаровский, в прошлом полковник КГБ, Нюрка, а еще здесь ежедневно двое приходящих: садовник и секретарша. Правда, садовник приходит через день, а секретарша вовсе в отпуске…

Сам Конон, оказывается, начинал простым слесарем на заводе, быстро дорос до бригадира, но потом его избрали секретарем заводской партийной организации, чуть позже вообще забрали в обком, дослужился до секретаря, но затем был переведен «на укрепление рядов» в оборонку.

Именно на оборонке я его и встретил. Потом эта перестройка, приватизация, ваучеризация, из которой Конон вышел крупным владельцем. Владельцем чего, я так и не понял, а Сергей и Гриць не уточнили, сами не знают, но слышали, что Конон имеет долю и в нефтяном бизнесе, и в водочном, а пара престижных ресторанов в центральной части города принадлежит ему.

Работает он здесь, в особняке. Правда, в Москве есть офис, даже не один, но, как все у нас водится, важные дела решаются в банях, на охотах, банкетах, за шашлычками на свежем воздухе. Так что, возможно, в тот первый день среди импозантных NPC были и менее приметные, но подлинные ЛПР…

Сегодня меня позвали обедать в нижний зал. Камин, к счастью, не полыхал, а за столом, кроме Конона, уже трудились Козаровский и Сергей. Конон кивнул мне на свободное место на дальнем конце стола, сам ел быстро, но как-то машинально, на лбу глубокие складки, а когда ложка заскребла по дну тарелки, в раздражении оглянулся:

– Где десерт?.. Вечно копается… Нет, Сергей, ты со своим пацифизмом не туда заехал! В любом племени, любом биологическом виде рыб, тараканов, птиц, людей – есть слабые и сильные. Всегда так было, на этом жизнь стоит, никуда не денешься… Но только у людей слабые не вымирают, а живут! Им даже помогают выжить. Даже совсем никчемных и всяких уродцев спасают! И как-то забывается, что эти уродцы занимают места здоровых… Однако же давайте смотреть правде в глаза: в роду человеческом правят все-таки сильные. Да не вздувай мускулы, не вздувай! Когда я говорю о сильных, я имею в виду сильных в своем биовиде. Для птиц сильные те, у кого крылья крепче, у рыб плавники, у людей – мозги.

Сергей с разочарованным видом уменьшился вместе со всем набором мускулов. Это было похоже на затормозивший МАЗ, что разом оседает на спустивших колесах. Я помалкивал, трудно что-то говорить, когда слышишь очевидное. Поддакивать так же глупо, как и возражать. Я только не понимал, из-за чего начался этот разговор, который я перехватил на середине.

– Когда-то, – продолжал Конон, – я помню, как орали при советской власти: вот, мол, как плохо, что все диктуют сверху! Мол, дали бы нашему директору этот завод в собственность, он бы ого-го как развернулся! И продукция была бы без брака, и нам бы платил в десять раз больше… Что, не говорили так?

Козаровский подтвердил:

– Говорили. Всюду. Везде.

– Так чего жаловаться сейчас на несправедливость приватизации? Ведь они же, инженеры и рабочие, весь, как говорится, сознательный советский народ предлагал отдать в собственность государственные заводы и фабрики! Вот так просто взять и отдать. Директору бани – баню, директору завода – завод, председателю колхоза – колхоз. А вместо этого им, убогим недоумкам… я имею в виду не директоров, а всю ту негодующую массу… им дали шанс поучаствовать в великом разделе! В самом деле, дали. Все получили эти ваучеры. Все! Ну и что? Кто был лохом при советской власти, тот остается лохом при нынешней. Энергичные снова все взяли себе – уже на законном основании! – а убогонькие все так же как в соплях с головы до ног – в воплях о несправедливости. А когда для них возможна та справедливость, которую они хотят? То есть лежать на печи, а им чтоб подносили калачи?

Козаровский сказал сочувствующе:

– Да что вы, Илья Юрьевич! Все всё понимают.

– Если бы, – вздохнул Конон. Он коротко взглянул на меня. – Если бы.

Мне почудилось, что Конон вроде бы оправдывается. Я не бог знает какая величина… вообще-то я себя считаю величиной, но не настаиваю, чтобы мою гениальность все сразу заметили и кланялись в ножки. Просто, похоже, Конона достали. Если бы он общался только с ворьем, тогда дело другое, а вот интеллигенция может воротить нос.

Сергей сказал серьезно:

– Да плюньте, шеф. Бабу с возу, кобылу в позу. У слабаков всегда другие виноваты в их слабости и соплераспускании. А сами сидят и ждут, как верно вы сказали, чтоб им все готовое на блюдечке. И рассуждают о падении нравов и забвении культуры! Но кто бы ни поднес им на этом блюдечке, все равно будет виноват… Не на таком блюдечке! Мало!.. Бумажки мятые!

Конон грустно улыбнулся:

– За годы советской власти инициативных людей повыбили. Истребили. Сперва, после Гражданской, – физически, а в эпоху Сталина и прочих генсеков – кого физически, кого в лагерь, а остальным просто перекрыли все дороги. Осталась только большая государственная система. Все население – на госбюджете. Частной инициативы – никакой… Так стоит ли удивляться, что когда началась перестройка, то первыми начали создавать фирмы как раз только писатели и преступники?

Я ощутил, что на этот раз надо вякнуть мне, иначе уже неприлично, и хотя рот еще забит куриным мясом – я вообще-то ем, как галактическая туманность поглощает туманность поменьше, – я все же промямлил:

– Почему именно они?

Конон тут же откликнулся так живо, что я понял, мой вопрос был необходим. А если бы не отреагировал, то… не знаю, наверное, был бы подозрительным элементом.

– Удивлен? Да потому, что только они решались протестовать против государственной системы. Каждый, правда, по-своему. Писатели выступали с трибуны и попадали в лагеря, преступники преступали молча… воровали, создавали подпольные фабрики, артели, браконьерничали, наконец, нарушая госмонополию. Это тебе сейчас чудно, а тогда на писателей смотрели как на потенциальных преступников. Даже на самых благонадежных из писателей так смотрели! Мол, сейчас он вроде бы свой, а завтра… Так и бывало, когда, казалось бы, обласканные верхушкой партии писатели вдруг взбрыкивали и начинали воевать против… Я не писатель, нет. Просто, когда я создал свою фирму, то половина из тех, с кем сотрудничал, были созданы писателями.

– А вторая половина? – спросил я и устыдился очевидности ответа.

Он усмехнулся, сказал:

– А знаешь, почему писатели оказались готовы? Потому что и при советской власти жили по законам рынка. Ведь не на зарплате, как весь народ, от министров до уборщиц. Пишет писатель роман полгода-год, ничего не получает, да еще и мысль страшная: продам или не продам рукопись? А потом, когда закончит, ходит по издательствам и предлагает свой товар!.. Отдает тому, кто заплатит больше. Понял? А потом получает денег хоть и кучу, но зато страшненькая для советского человека свобода: хошь – пропей сразу, хошь – распредели траты до конца следующей книги… Никто не указывает, не ограничивает, не заставляет. Словом, когда началась перестройка, нормальный человек, который привык получать гарантированную зарплату два раза в месяц, ни за что не решался сам открыть фирму или вообще начать свое дело. Я ж говорю, инициатива за несколько поколений была уничтожена на корню. Люди уже рождались винтиками гигантской госмашины. А вот писателям даже не пришлось перестраиваться.

Я кивнул.

– Как и преступникам. Да нет, у меня нет этого предубеждения к преступникам… если они, конечно, не чикатилы всякие. Я тоже преступник: дорогу перехожу в неположенном месте. Да и не все налоги, если честно…

Он засмеялся.

– Заплати налоги и спи спокойно… под могильной плитой! Правда, есть вариант оптимистичнее: заплати налоги и спи спокойно: на вокзале, в парке на лавочке, в подвале, на чердаках. Но мы не платим… или платим в меру и потому сами можем помогать обществу, направляя финансовые потоки в ту или другую сторону.

Нюрка наконец принесла десерт, дальше ели молча, но я чувствовал, что некая ниточка с Кононом стала крепче. Ему почему-то важно, чтобы я не просто подчинялся и выполнял, ведь жалованье высокое, я выполнять буду, но чтоб это не шло вразрез с моими моральными установками. Похоже, что он верит в наличие у меня каких-то установок.

Сергей перехватил мой взгляд, чуть-чуть кивнул ободряюще. Меня впустили, сказал он молча, еще на шажок в их мир.

Я запивал абрикосовым соком, натуральным, с мякотью, дома не позволяю себе такую дорогую роскошь, лучше сэкономить и подкупить оперативной памяти или поставить добавочный хард, поглядывал то на Конона, то на Сергея, стараясь избегать холодного взгляда Козаровского.

Как-то надо подступиться к некой щекотливой теме. Я, как адепт новой веры, инстинктивно стараюсь приобщить к ней всех, с кем сталкиваюсь. А здесь ну уж очень благоприятная почва…

Здесь, в этой… фирме, скажем так, я лишний раз убедился, что каждый скрывает свое отношение к играм. Разве что Козаровский не скрывает. Всем остальным играть нравится. Хочется. Почти каждый либо видел, как играют, либо читал, либо слышал, а то и сам у кого-нибудь из продвинутых друзей погонял мышкой или джойстиком машинку или дядю с гранатометом.

Однако здесь, как и вообще в обществе, отношение к играющим, как к умалишенным или недоразвитым. Хуже того, как к недоразвитым, которых застали в момент дефекации на оживленном перекрестке.

После обеда Козаровский ревниво остался с Кононом, Сергей ушел в караулку, а я отправился осматривать и тестировать все, что относится к электронике или в этом доме считается электроникой. Похоже, что этот Валёк просто-напросто заказал в какой-то фирме систему наблюдения «под ключ», ее привезли, установили, получили деньги, откозыряли и отбыли, очень довольные заработком.

Все верно, когда заказывают очень занятые люди, которые больше к этой системе не прикоснутся. Но когда есть специально выделенный для электроники человек, то все же компоненты лучше подбирать самому. И дешевле, и мощнее. Эти ребята, которые прибыли из фирмы, честно и добросовестно смонтировали типовуху. Хорошую, добротную и надежную типовуху. А камеры обзора установили в тех местах, где было удобно установить, чтобы не рвать штаны о колючки на клумбе, не измазаться птичьим дерьмом на крыше.

Я изложил все, что заметил, но старался не критиковать неведомого Валька, все-таки корпоративность существует. Конон выслушал внимательно. Его запавшие глаза всматривались в меня некоторое время, словно слова уже не интересовали, все ясно, а интересно только, как лежат мои извилины под черепной коробкой.

– Переделывай, как хочешь, – распорядился он. – Нет, никаких нападений не жду. Просто дача богатая, а ворья теперь много. Даже такого, что на трех мерсах и с автоматами… Потом покажешь, как и что работает.

Я собрался с духом, сказал стесненно: